Текст книги "Знак Пути"

10.

Ливень не прекратился даже посреди ночи, тяжкие цепи вогнали витязей в раскисшую глину почти по щиколотки, усталые руки, казалось, оторвутся от плеч, шевельнуть ими не было ни желания, ни возможности. Кромешная тьма проглотила мир с потрохами, даже со стороны Олешья не мелькал несущий тепло огонек, все обрывалось у кончика носа: взгляд, слух, даже размякшие от усталости мысли.

Время остановилось. И хотя Боги по прежнему проворачивали его бесконечное колесо, ни мыслью, ни взглядом ни слухом нельзя было уловить изменения, даже обтекающий кожу ветер не менял ни направления, ни силы. Только этот ветер и говорил, что мир еще жив, не превратился в единую скальную глыбу.

Никто не знал, что рассвет уже полыхал на пол неба, но лохматые тучи оставили нежный свет далеко в вышине, не пустили обогреть и порадовать землю. Только когда полыхающий диск Ярила полностью выкатился из подземного мира, кромка туч на востоке слегка посветлела.

– Неужто светает? – опухшими от промозглой сырости губами произнес Ратибор. – Эй, други! Просыпайтесь! Светает, как есть!

– А что толку? – уныло вздохнул Волк. – Свет, тьма… Для нас сейчас все без разницы. Клятые цепи!

Но свет крепчал, наливал мир формой и цветом, добавил движенье, объем, направление. Река стала желтой от глины, шершавой от безмерного числа разом упавших дождевых капель. Она текла со спокойной уверенностью, берега чуть отпрянули в стороны, под натиском вздувшихся вод.

Только Сершхан не поддался общему унынию, и хотя запястья кровоточили содранной веригами кожей, глаза живо и цепко осматривались кругом.

– Поглядите! – не веря глазам воскликнул он. – Это мне от тяжкой ночи мерещится или действительно Днепр убавил свой бег, потек медленней?

Волк глянул уныло, мол чего орать зазря, но тут же изменился в лице.

– Ратиборушко! – не сдержался он. – Погляди что деется! У тебя глаз поострее нашего, что это может быть?

– Точно, река потекла медленней, того и гляди вспять воротится! – пригляделся стрелок. – Стала на месте! Ну и ну!

Днепр замер. И вдруг завертел бурунами, поднял со дна муть и притопшие бревна, словно две силы бились в глубине за право указать направление могучей реке. Но победила новая, невесть откуда взявшаяся, нарушив древнейший Покон – рекам течь сверху до низу, развернула бурные воды вспять.

Витязи взирали на диво раскрыв глаза, даже про тяжесть цепей позабыли на время, а вода дрогнула отчетливой рябью, забилась волнами и потоком хлынула на берег, окатив и без того насквозь промокших друзей.

– Батька водяной, от же зараза клятая! Чего ж это он разбуянился-то? – отплевываясь от тины взревел Ратибор. – Будешь забижать почем зря, я тебе бороду-то повыдергаю, чтоб тебя… Нашел над кем потешаться, над беспомощными, обессилившими смертными! Не соромно?

– Зря ты ругаешься! – рассмеялся Сершхан. – Мы же связаны! А коль и впрямь водяной вылезет? Задушит голыми руками, не поморщится!

– Да я его заплюю до смерти… Зараза… Теперь все волосы в тине!

Стрелок зло звякнул цепями, но новая волна снова накрыла его с головой, заставив фыркать и отплевываться пуще прежнего…

– Ну… – глаза его так и сверкнули. – Теперь держись! Тока дай от цепей высвободиться!

И тут река в миг обмелела, словно сквозь дно дыру прорубили. Коряжистое песчаное дно обнажилось, на нем заискрилась, забилась, рыбешка и крупные рыбины, в страхе защелкали клешнями бурые раки. Друзья изумленно взирали на представшее пред людскими очами подводное царство, но река не желала надолго открывать свои тайны, новая волна налетела с быстротой буйного ветра, залила, замутила, скрыв от глаз необычное зрелище, тяжкий грохот и рев взбитой пены шарахнули в уши.

В высоченном фонтане показалась огромная шипастая морда Кит-Рыбы, каждый шлепок мощного хвоста раскидывал воду на десятки шагов, дно то открывалось, то пряталось, словно играло в озорную игру. Чудище уткнулось в берег пластинчатым подбородком, тело нетерпеливо вздрагивало, похрустывая костяными пластинами, мясистые усы змеями струились в бурлящей воде. Река обтекала панцирный бок как огромный скалистый остров, бурлила, шумела пытаясь пробить запруженное русло. Губы морского зверя с влажным чмоком разверзлись и на умытый волнами берег вывалился, будто бочонок с обоза, мокрый Микулка с мешком в руке и огромным мечом за плечами. Кит-Рыба взревел, встрепенулся, и река поглотила дугой извернувшееся тело, на прощанье стыдливо мелькнув обнажившимся дном. Плакучие ивы потянули вслед за ним погруженные в воду ветви, словно навеки прощались с доселе не виданным чудом.

В еще вертевшихся бурунах показалась Певунья, изящная ручка махнула, будто кувшинка качнулась на глади воды.

– Вот ваш Микула, – ручейком засмеялась она. – Живой, невредимый, тока грязный маленько. Зато доставлен в срок. Али не так? Мне же пора в глубины морские, солнце – не моя звезда! Да и вода тут грязная, словно в болоте. Не забудь позвать, сладкоголосый витязь, когда будешь петь свои песни! Али еще для чего сгожусь. Не забывай про меня.

– Не забуду! – что есть сил выкрикнул Волк, натянув тяжелые цепи.

Морянка разогналась, выпрыгнула из воды всем телом, показав великолепное сияние чешуи и почти без брызг погрузилась в реку, зеленоватой тенью уйдя в глубину. Днепр успокоился, вернулся в прежнее русло, только струи дождя беспрерывно секли прозрачными хлыстами, но в своем безграничном величии он не замечал этой малости.

Микулка повалился на спину и без сил распластался на перемешанном с мокрой глиной песке, руки блаженно раскинулись, по лицу били крупные капли, смывая ночную усталость и липкие слюни чудовища. Он полежал немного, сощурившись от потоков воды, медленно поднялся и подхватив мешок подошел к торчащим в небо столбам.

– Исполать, други! – паренек не скрывал накатившейся радости. – До чего же я рад снова увидеть ваши противные морды! Только как вас угораздило голышом, да в чистое поле?

– Я те щас объясню… – с напускным гневом щикнул Ратибор. – Тока цепи сыми…

Друзья облегченно расхохотались, вериги вторили им глухим ржавым звоном.

Микулка выхватил меч, острие хищно вонзилось меж звеньев, но толстое, покрытое ржой железо не поддалось, грозя сломать великолепный клинок.

– Ээээ! Погоди! – остановил его Сршхан. – Эдак дело не сделаешь. Секи сами столбы, силенок хватит, коль не все на жену извел.

Молодой витязь примерился, рука крепче ухватила увесистую рукоять и столб дрогнул от могучих ударов, раскидав сухие щепы на два десятка шагов.

– Не зашиби тока! – втянул голову в плечи стрелок. – Эдаким чином скоро спасать будет некого!

Он едва увернулся от пролетевшего обломка, величиной с полруки, ругнулся запутанно и длинно, но все же получил в лоб отлетевшей щепой.

– Ты чо, нарочно метишься? – обиженно буркнул Ратибор.

Сершхан получал не меньше, но едва вздрагивал от особенно крупных обломков, а Волк весь трясся от каждого удара – его столб надрывно трещал, легко поддаваясь секущему булату.

Микулка колотил не переставая, спеша быстрее высвободить обмотанные вокруг дерева концы цепей, первым поддался столб Волка, а вскоре и Ратибор с Сершханом без сил повалились в размокшую грязь. Цепи тянули, вжимали в землю, не позволяя даже стоять, не то что двигаться.

– Освободились… – стоя на четвереньках пробурчал Ратибор. – Одно другого не легче. И что теперь?

– По любому надо сматываться. – пытаясь подняться с колен, молвил Сершхан. – До полдня нас тут быть не должно, а коль по чести, так за долго до полдня. А то останется довольствоваться одной радостью, что Змей цепями подавится, когда нас слопает.

– Он подавится… Жди! – сплюнул стрелок в жирное месиво под ногами.

– Микула, ты не мог захватить какой-нибудь молот, чтоб цепь расшибить? – устало вздохнул Волк. – Ну где теперь коваля сыщешь? Эх…

– У меня в избе только молота не хватало! Оленей что ли глушить? Как скажешь порой… Да не кисните! Будет вам и молот, и коваль… Насколько я понял, в город нам соваться не след?

– Верно. Понималка у тебя добре работает.

Ратибор шмыгнул носом и громогласно чихнул, аж грязь разлетелась рыжими брызгами.

– Тока если чего удумал, – закончил он. – Делай бодрее, а то я под дождем на ветру какую-то заразу уже подхватил. Больше всего на свете ненавижу холод, чтоб его… Если знаешь как идти, то двигаться надо вниз по реке. Хоть одна весь с кузницей должна ведь попасться!

– Никуда я один не пойду! – выдохнул Микулка, собираясь с силами.

Он закинул мешок за спину и руки, налитые дремавшей могучей силой, ухватили концы цепей. Плечи прогнулись под страшной тяжестью, но теперь друзья смогли встать, удивленно глядя как их соратник по щиколотку ушел в залитую водой землю.

– Чего рты раскрыли? – хрипло подогнал их молодой витязь. – Вперед! И чем быстрей, тем краше для всех.

– Очень радостно… – хмуро фыркнул стрелок, шатаясь на первых неверных шагах. – Как собак на привязи тащит. Кто бы мне такое сказал, я б ему в лицо плюнул не задумываясь.

– Тебя… могу… не тащить… – сквозь зубы выдавил из себя Микулка.

Жилы на его лбу вздулись так, словно под кожей проросли корни деревьев.

– Да ладно! – Ратибор понял, что ныне соратнику не до шуток. – Я уж перетерплю. Так, други?

Никто не ответил, каждый старался помочь пареньку хоть чем-то, взять на себя хоть часть непомерного груза.

Они шли вдоль берега, шатаясь, словно после хмельной гулянки, концы цепей оставляли в грязи глубокие рытвины. Земля совсем раскисла, босые ноги и Микулкины сапоги мокро чавкали, их приходилось с трудом выдергивать для каждого шага, скользкая глина то и дело роняла тихо ругавшихся витязей.

До полдня осталось совсем ничего, когда за пеленой дождевых струй мелькнули серые срубы деревенских избушек. Кое где в промокшее насквозь небо подымался белесый дымок, но большинство домов безжизненно зияло прорехами окон. Для близких к городам весей это обычно – люди стараются схорониться за городскими стенами от опасностей окружающей жизни, уходят из деревень и весей, оставляя немощных стариков и особенно работящих смельчаков. Те больше привыкли чувствовать себя хозяевами жизни – лучше смерть в поле, чем болезни и теснота за высокими стенами.

Микулка уже еле брел, ноги не разгибались от напряженной дрожи, казалось даже кости трещали, но он продолжал тянуть свою ношу, уводя друзей все дальше от смертельной опасности.

Меж домов ни души, доковыляв до ближайшего жилого домишки паренек уронил цепи, склизко шлепнувшие в размокшую грязь и постучал в оконную раму.

– Кому дома не сидится в такую-то непогодь? – удивленно скрипнул изнутри старушечий голос. – Али на постой собрались? Коль деньги есть, так я завсегда рада.

Зашуршал деревянный засов и дверь широко распахнулась, показав сгорбленную старушенцию, даже дома не расстававшуюся с узловатой клюкой. Тонкая лучина у печки едва освещала свой же держак, больше дымила, но старческим глазам много света не надобно – все одно ничего не видят, а так вроде не настолько уныло. Бабка с головы до ног оглядела Микулку, даже не приметив валявшихся в луже витязей.

– Исполать, путник! – шамкнула она беззубым ртом. – Чего тебе в наших краях надобно?

– Послушай, бабуль, есть у вас тут коваль? Деревня вроде не из последних…

– Как же не быть? Во-о-о-он за той избой. Агась, где дымок. Там наш коваль и живет. Добрый коваль, ухват мне починил задарма, а то попробуй руками горячий горшок из жару…

– Благодарствую, бабушка! – нетерпеливо поклонился Микулка. – Пойду я… Дело у меня есть.

– А на постой, значит, оставаться не будешь?

– Ну… Это как выйдет.

– Ну коль с деньгами, так приходи ко мне. – бабка дверь закрывать и не думала. – Погляди какова изба! Я те на печке место уступлю, мне, старой, много не надобно. А вот деньжат на прокорм требуется, руки уже не те. Хош, провожу тебя к ковалю?

– Нет, я уж сам.

Бабка оперлась на клюку и поглядывала из под платка выцветшими глазами, лицо ее навевало мысли о лисьей морде. Микулка понял, что ждать толку нету, любопытная бабулька со скуки так и будет стоять, дверь не закроет. Ну и пусть… Лишь бы крик не подняла, как увидит скованных витязей.

Паренек шагнул к друзьям и уныло вздохнул от тяжкой необходимости, цепи глухо звякнули, спина аж в дугу согнулась под жуткой тяжестью, ноги оскользнулись, но выдюжили, шагнули вперед, оставляя следы глубиной в полпяди. Бабка, узрев оковы, визжать не стала, лишь проводила жутковатую процессию долгим печальным взглядом, полным не то жалости, не то старческой безысходности. Уже отойдя шагов на десять, витязи услышали как хлопнула дверь, и снова только беспрерывный шум бьющего в грязь дождя, да еле слышное за домами звяканье.

Стук молота и отчетливый запах железной гари надежно указали дорогу, и как только друзья свернули на нужную улочку, сразу увидали то, что искали – коваль жил в длинной избе с огромным резным крыльцом. С одного края прямо к дому примыкала глинобитная кузня, широкая труба кургузо упиралась в низкое небо, отбрасывая вместе с дымом багряные отсветы. Микулка, дрожа от напряжения допер до порога и с облегчением ухнул цепями оземь, Волк от неожиданности оступился, шлепнулся на карачки у самого порога.

Сил постучаться ни у кого не хватало, все ловили воздух пересохшими губами, с наслаждением подставляя лица под хлеставшие струи дождя.

– Добрались… – Ратибор с улыбкой блаженства раскинул руки в огромной луже. Даже самая последняя свинья в жизни не получала от грязи такого удовольствия.

Никто не ответил, только Микулка болезненно отстукивал зубами частую дробь – сказалась непомерная усталость, лоб испотел нехорошей испариной. Но все же он поднялся с вымокшего крыльца и пару раз ухнул кулаком в плотно пригнанные дверные доски.

– Эй, хозяин… – запнулся, перевел дух и уже громче добавил. – Открывай заради Богов!

Дверь отперлась звонким лязгом стального запора и на пороге показалась совсем молодая женщина с непокрытой головой и по домашнему распущенными волосами, плотное льняное платье изящно обвил расшитый уличским узором поясок.

– Исполать! – опешил от неожиданности Микулка.

Он ожидал узреть пышнотелую бабенку, какие обычно бывают за ковалями, а тут такая красунья, аж дух перехватывает.

– Нам бы хозяина…

Женщина оглядела витязей, сверкавших исподним в рыжей грязи, ржавые цепи, дрожащего как осиновый лист паренька с огромным мечом за спиной.

– Беглые тати, что ли? – подозрительно спросила она. – Хотя нет… ТАКИМИ цепями татей не полонят.

Она испуганно глянула в небо, пытаясь узреть размытое тучами солнце и мигом рванулась внутрь, оставив дверь отворенной. Мерно стучавший в кузнице молот смолк, брякнув на излете последним ударом и вскоре сам хозяин перекрыл дверной проем могучей фигурой, черные глаза из под лохматых бровей сверкнули подозрительной неприязнью, огромные ручищи размазали сажу по холщовому фартуку.

– Чего надобно, спрашивать глупо… – буркнул наконец он. – С такими-то веригами на руках. Ага… Лучше кажите откуда утекли. Хотя цепи-то знакомые, неужто свою работу не признаю? Вот уж не думал, что кому-то удастся с такими сбежать… Ладно… Все ясно. Вот только не туда вы пришли, коль за помощью. Знаете почему я такие цепи ковал, отчего так старался, чтоб предназначенные Змею не утекли? А… Не ведаете. Невдомек вам, что Змей хоть за жертвой раз в год прилетает, а без жертвы не улетит. Куму-то в его пасти лезть все одно придется, а коль нет, так еще хуже. Три дня, ровно в полдень, будет прилетать он, пока не ухватит назначенных ему пленников. Али пленниц, это как повезет. Но если и на третий день не найдет в положенном месте жертву, спалит город дотла. А там народу тьма… Даже представить жутко. Так что вы геройство свое зря показали. Геройством было бы как раз остаться и принять смерть заместо других несчастных.

– Ну так пойди сам… – презрительно скривился Ратибор. – До полдня как раз успеешь.

– Разбежался! Мне еще жену кормить, может в скорости и дитенка, а вы все одно без всякого толку жизнью рискуете. По вам же за версту видать, что не трудовые вы люди. Бездельники. На чужом горе харч добываете, на войнах, на раздорах людских. Князья меж собой петухами бьются, а вы за того, кто больше заплатит. Видывал я таких, будьте спокойны!

Ратибор сел и глухо спросил, уставившись в землю:

– Не поможешь? Неужто тебе не в радость любую жизнь спасти? Одна, значит, достойна спасения, а другая нет?

– А как Покон говорит? – усмехнулся коваль. – Та жизнь ценнее, от которой больше проку для роду-племени. Али я напутал чего? От вас ведь одни страданья и боль, жены овдовевшие, да матери пережившие своих же сынов. Тьфу… Смотреть противно! А уж говорить и подавно.

Микулка недобро поднял глаза на хозяина.

– Все же, коваль, – словно через силу вымолвил он. – Тебе ПРИДЕТСЯ их расковать. Так надо.

– Да ты ли, щенок, мне указ? – сжал кулаки кузнец. – Соплей перешибить можно, а туда же… Указывать.

Он скривился с натуги и рука резко рванулась неожиданным размашистым ударом, пытаясь достать обнаглевшего юнца.

Молодой витязь чуть отклонил голову и огромный кулачище прогудел у самого уха, а сам хозяин едва не свалился от собственной дурной силушки, пущенной мимо цели. Ножны коротко и невнятно шепнули, выпуская на волю широкое лезвие и сверкающее острие Кладенца легонько уткнулось кузнецу прямо в горло.

Драться не было ни сил, ни желания, ни смысла.

– Не волнуйся так! – ласково протянул Микулка. – Ишь, разбуянился. Давай, молот тащи, али что там потребно. Тока рыпаться даже не думай, мне не до шуток нунечку. Уразумел?

– Куда уж яснее… – кузнец аж побагровел от злости, глядя как вода потоком стекает с грозного клинка. – Щас принесу… Тока Богами прошу, не чините вреда.

Он осторожно повернулся и через миг зазвенел железяками в кузне, вышел красный, взволнованный, еле прятал бурливший гнев. Но притащил таки молот и клещи, руки заученно принялись за работу, хотя в каждом движении сквозила крайняя неохота. Сделанные на совесть цепи поддавались с огромным трудом – железо стонало словно живое, короткая дрожь при каждом ударе сушила кожу, а искры то и дело плевались злыми укусами. Но человек так устроен – хоть сам из нежной плоти, а побеждает и железо, и камень, не даром в жилах капля крови Светлых Богов.

Скоро вериги плюхнулись в грязь, Ратибор с удовольствием плюнул следом, хотел пнуть для успокоения, да ноги босые. Сершхан поднялся с колен и зажмурившись растер запястья, а Волк озабочено ощупал пальцы – вроде работают.

– Цепи себе оставь. – усмехнулся Микулка. – В хозяйстве сгодятся.

– Во-во, – кивнул Волк. – Может в следующий раз тебя именно ими на том самом месте и прикуют. Или жену красунью. Не думаю, что чужаки в сих местах часто хаживают. Али не так? Сколько люду скормили поганой гадине! И не совестно?

– А ты нас не совести, – кузнец бросил молот и клещи на крыльцо, сам присел на дощатых ступенечках. – Смотри чтоб тебе самому помирать не соромно было, когда время придет. Что ты сделал в жизни? А?

Волк стиснул зубы, но промолчал – отродясь ведь не хвастал и хвастунов не терпел, а тут от кривого слова даже сердце кольнуло. Впервые захотелось высказать здоровяку все как есть, но Сершхан остановил строгим прищуром глаз, сам вымолвил еле слышно:

– А что ТЫ окромя цепей выковал? Ухват старой бабке? Сжалился… Ну молодец… За это тебе прямая дорога в вирый, без сомнений.

– Дурни вы молодые… – уже без злобы ругнулся хозяин, показав мозолистые ладони. – Эти вот руки делали и орало для плуга, и серп для жатвы, а ваши только лили кровь. Идите куда шли!

– Нет уж погоди! Орало, серп… А цепи?

– Да что ты прилепился до этих цепей аки банный лист до срамного места? Когда Богам жертву приносят, ты небось не роптал?

Сершхан медленно поднял лицо и впился взглядом в хозяйские очи. Тот аж отпрянул, почувствовал клокотавшую ярость.

– Значит для тебя нет разницы, – медленно произнес витязь. – Светлым Богам принесть жертву или мерзкой змеюке?

– Да ОН сам как Бог… – испуганно опустил глаза коваль. – Только не светлый. Ступайте, говорю, не бередите душу!

– Это не душа. – не глядя в лицо отозвался Волк. – Это как раз и есть твоя совесть! Пытается выйти на свет, тока ты ее не пускаешь, от того и болит.

Кузнец поднялся и в сердцах ухнул кулаком в стену, бревна отозвались испуганным скрипом.

– Совесть, совесть… Засовестели совсем! Я вам что, дитя малое? Сам понимаю что к чему! Не дурак… Но нельзя с ним биться, нельзя! Вы даже представить себе не можете, что это такое! Это… Тьфу на вас! Все же разворочали душу. Или совесть, будь она не ладна. Поймите, Богам жертву приносят во спасение рода, тут то же самое – мы малым откупаемся от большой беды. Никто не сможет одолеть этого Змея. Никто… Да что говорить, до полдня осталось времени с гулькин нос, пойдем, поглядите сами! Он как раз разозлится до крайности, вас не застав. Узреете во всей красе, будь она не ладна.

Друзья переглянулись и Ратибор тихонько кивнул. Коваль скривил улыбочку надменного превосходства, – мол, щас я вам покажу, взяли бы портки закладные! Затем сунул голову в приоткрытую дверь и выкрикнул громогласно:

– Жена! Слыш, я щас буду! Провожу на окол этих… витязей. И не сиди зазря, полдень уж, пора щи на печь ставить!