Текст книги "Маршал Советского Союза"

* * *

На 16-е сутки на рассвете в бинокль мы увидели восточную часть острова Куба. Подходили все ближе и ближе, и вот уже в приборы просматривается бухта Нипе. Было видно, как бились о берег волны и зеленели вдали стройные пальмы. О нашем прибытии уже знали и в Москве, и в Гаване, но ожидают ли нас в Никаро?

Где-то около часа мы дрейфовали в 2–3 милях от горловины входа в бухту. Наконец на легком катере прибыл лоцман-кубинец, он свободно говорил по-английски.

Капитан угостил лоцмана чашечкой кофе, вручил традиционные морские подарки, разговор проходил без переводчика и был ограничен морской терминологией. Затем вышли на капитанский мостик, и лоцман объяснил, что причалы заняты, в бинокль мы увидели сухогруз «Красноярск».

В бухте Нипе несколько портов, но свободный причал был только в Антилье. Порешили идти в Антилью. В прибор наблюдения я заметил, как начала движение колонна автомобилей из Никаро в сторону Антильи. Это заместитель командира полка А.И. Мороз, наблюдая за нами с мостика «Красноярска», принял решение подать транспорт под разгрузку.

Неожиданно узрел возню на корме. Присмотрелся: человек пять тянули на тросике-удочке акулу. Когда ее стали перебрасывать через борт, она, извиваясь, ударила о поручень хвостом и ушла, оставив на крюке половину своей челюсти.

«Победа» медленно разворачивалась носовой частью в Ст°рону залива, затем дала малый ход назад и левым бортом причалила к стенке. Опустили трап. Первым на борт поднялся А.И. Мороз в сопровождении офицера кубинских вооруженных сил.

Пока майор В.И. Поляков организовывал разгрузку, я заслушал доклад подполковника А.И. Мороза о состоянии полка, месте дислокации и какая получена конкретная задача.

Разгрузка проходила медленно, пирс был очень узкий, крановое хозяйство отсутствовало, разгрузку проводили корабельными кранами. На пирс нельзя было загнать боле пяти машин, поэтому разгружались почти всю ночь. Последняя колонна ушла на рассвете. Когда все было закончено, я зашел попрощаться с экипажем. На скорую руку написал записку жене:

«10.9.62 года – прибыли. Мороз нас встретил, дошли все благополучно. Жара. Письма будете получать после ноябрьских праздников. Все в порядке. Крепко целую.

Ваш папа».

Иван Михайлович обещал письмо из Одессы отправить в Саперное телеграммой. Попрощался с экипажем, с командирами частей, которые следовали до Гаваны. По-дружески обнялись с Письменным. Пожелал ему «семь футов под килем». Я тогда еще не знал, что через 2 месяца увижу «Победу» и буду принимать моряков у себя в лагере в «Касе де визито».

«Победа» медленно отходила от причала. На пирсе, чирикая, прыгал воробей, совершивший путешествие от Кронштадта до Кубы вместе с нами. Попрыгал, почирикал и под звуки гудка «Победы» вспорхнул и улетел за ней.

«Счастливчик! – подумал я. – Везунок!»

Ориенте

«Ориенте» в переводе на русский означает «восточная», «ориент» – «восток». Ехали обходными дорогами, объезжая крупные населенные пункты: Антилья, Делайте, далее повернули на Тохако. Дорога шла по слабо всхолмленной равнине.

Справа и слева от дороги через листву пробивались зеленые побеги сахарного тростника, красовались широколистные пальмы, согнувшиеся под тяжестью плодов. Повернули на Мангито. Вдруг вижу: у обочины дороги малая саперная лопатка, через несколько метров – каска, через некоторое расстояние еще предметы, явно не относящиеся к труду «аграриев», пришлось выделить автомобиль с группой солдат для повторного осмотра дороги от Антильи до Сан-Педро-де-Како-кум. Кое-кто в пути задремал, где-то плохо увязали имущество, даже связку из 10 поролоновых матрацев нашли в кювете.

Сопровождающий нас кубинец показал ядовитые деревья. Гуава с небольшими листьями, лимоны ярко-зеленого цвета. Капли с листьев этого дерева, попадая на кожу, вызывают незаживающие язвы. Чем ближе подъезжали к лагерю, тем больше было ядовитых деревьев.

Приходилось читать в романах, что туземцы некоторых племен на островах ядовитыми стрелами отражали нападение противника. Мы же оказались беззащитными от этих «даров природы», уже заболело несколько десятков человек. Какова причина? Некомпетентность. Расчищая для палаток место, вырубали деревья, последние использовали и для нар. Вот этот «строительный материал» и был причиной тяжких заболеваний. И здесь следует отметить полкового врача майора В.И. Ульянова, он быстро разобрался в причине заболевания. В течение суток организовали систему охраны лагеря по двойному периметру. На внутреннем периметре – наши посты, по внешнему – кубинские. От кубинской дивизии, которой командовал капитан Д. Чавеко, с нами взаимодействовал начштаба дивизии лейтенант Герра. Я приказал заниматься обустройством, развертыванием пунктов питания, организацией информации, сам же с подполковником Морозом и Геррой выехал в штаб дивизии, дабы связаться с Гаваной.

С горем пополам с узла связи кубинской дивизии (она дислоцировалась в городе Ольгине) удалось дозвониться до «центра» Павлова, под этим псевдонимом советскими войсками на Кубе командовал генерал Плиев. Доложил генералу Акиндинову о прибытии. Он сказал: «Иван Павлов в ближайшие дни прилетит к тебе и на месте все разъяснит, действуйте самостоятельно».

По дороге Мороз рассказал, как он летел, кто был вместе с ним, что район дислокации определили кубинцы.

– Что известно о нас американцам? Вы имеете информацию?

Мороз толком ничего не знал, без переводчика, по разговорнику оперативные вопросы не решаются. Заехали в «Касе де визито» посмотреть, как устроился Александр Иванович. Там я познакомился с капитаном Джоелем Чавеко – командиром дивизии. Чавеко исполнилось 23 года, с вьющимися волосами, бородкой, обвешанный ремнями, с огромным пистолетом, подтянутый, быстрый в движениях, он больше подходил на должность командира роты, но революция опиралась на молодых, самому Фиделю в то время было только 36 лет.

Чавеко пригласил нас к журнальному столику. «Агуа, сок, сербесер?» – начал разговор кубинец. Мороз объяснил, что нам предлагают сок и пиво. Я попросил апельсиновый сок и, продолжая разговор, пригласил Чавеко поехать с нами. Он согласился.

В танковом батальоне нас встретил подполковник Ширяев, повел к больным. Зрелище было не из приятных: опухоли, волдыри под глазами, раны кровоточили. Больные отгоняли москитов, тучами висевших над нарами. Воздух был заполнен ядовитым запахом гуава, на лагерь наползала огромная зловещая черная туча. Чавеко подошел к ядовитому дереву, сорвал несколько листьев, размял их в руках и показал, что их надо варить, затем натереть отваром тело, в результате получится что-то вроде наших прививок.

– А вы сами болели? – спросили мы Чавеко.

Он засмеялся и объяснил, что так лечился в горах Сьерро-Маэстро.

Я спросил Чавеко:

– А с врачами вашими можно проконсультироваться?»

– О нет, – ответил он, – врачи драпанули вместе с Батистой!

В районе дислокации полка не было никаких навесов. Все складировали под открытым небом. Стояли только палатки для личного состава. В этих палатках при тропической жаре, повышенной влажности бактерии размножались в идеальных условиях. Уже через несколько дней консервы начинали вздуваться, «бомбажить». Отправив Мороза за врачом в Сантьяго-де-Куба, я с капитаном Чавекой отправился договориться о размещении нашего провианта на складах. Уже на другой день мы начали перевозить муку, сахар, масло, консервы и крупы, весь годовой запас продовольствия. Приехал и армейский врач из Сантьяго-де-Куба, он прописал лечением хлористым кальцием.

Ночью я проснулся от стрельбы. Позвонил дежурному: «Что? Где? Почему стреляют?» Он обзвонил посты и доложил: «Стрельба велась по внешнему периметру, где службу несут кубинцы».

С кубинским постом разбирался старший лейтенант А.П. Пыльцин. Он доложил, что стрелявший кубинец показал на кустарник: слышал разговор контры. По кустарнику и полоснул автоматной очередью. А наш воин дал ответную. В общем, виновником оказался попугай.

Пришлось ужесточить инструктаж, оборудовать посты, изменить их положение. Решили создать и смешанные посты, чтобы из-за незнания языка не стать заложниками случайности. И опять мне вспомнились слова Чуйкова: «Надо все предвидеть, советников не будет – ты всему голова».

Иван Павлов прилетел на аэродром в Ольгин без предупреждения. Стояла жара, и Павлов предложил стол с картой провинции Ориенте и нашей дислокацией вынести на воздух.

Когда вышли из палатки, он увидел солдат в трусах, они прокладывали переднюю линейку. Это генерала вывело из равновесия. Он начал ругаться: «Вы что – князь? Почему люди одеты не по форме?»

Павлов был человек крутого нрава, но справедливый. Он быстро понял, что надо уходить из этих джунглей, искать более высокое место.

Я доложил, сколько больных, какие меры приняли для сохранения продовольствия, что техника вся исправна и находится в боевой готовности. Сопровождал Павлова начальник войскового отдела оперативного управления полковник Соловьев Виктор Васильевич.

Объехали все батальоны, но в плавках больше солдат не встречали. Осмотрел командующий и больных, спросил генерала Пелипенко, заместителя по тылу: «А куда медицина смотрит, все солдаты в язвах?» Пелипенко ловко выкрутился, мол, госпиталь уже развертывается в Ольгине.

Я знал, что это отговорка, но Пелипенко таким образом взваливал на себя ответственность, а это давало мне право просить оставить его в Ольгине, чтобы решить кое-какие хозяйственные вопросы. В Ольгине развертывался объединенный продовольственный склад, и на наш полк была возложена задача перевозить материальные ценности с кораблей. Прибывала на аэродром «Провидение» и эскадрилья боевых бомбардировщиков Ил-28, которой мы оказали помощь в обустройстве.

А когда я доложил Павлову о больных дизентерией, генерал приказал быстро уходить из этого района. Он посоветовал найти более высокое место, продуваемое ветрами.

Перед отъездом Павлова меня проинформировали, где расположились полки ПВО в провинции Ориенте. Теперь я был связан с генералом Пелипенко, который легко расточал обещания, а вопросы решал с большим скрипом. Каждый раз надо было звонить в Гавану, докладывать и выпрашивать. Например, вопрос о размещении госпиталя решался целый месяц. Под госпиталь местные власти передали нам здание «Паласе юстициа».

На другой день мы с В.В. Соловьевым и с переводчиком выехали на «газике» в Сантьяго-де-Куба. Дороги на Кубе прекрасные. Проехали Сан-Педро-де-Какокум, Пуэто-эль-Кристо и вскоре были в Баямо. Справа в туманной дымке виднелись горы Сьерра-Маэстра. Переводчик увлеченно рассказывал о продвижении Повстанческой армии. Миновали Пальмо-Сориано, где находилась радиостанция, по которой Фидель часто обращался к кубинскому народу. Проехали Сан-Луис, Дас-Коминос, и вот мы в столице восточной провинции Сантьяго-де-Куба. На стенах домов красочные призывы: «Патрио о муэрте!», «Венсеремос!» («Родина или смерть!», «Мы победим!»). Мне подумалось, что любовь к Родине – это и есть Величайшее чувство, которое воспитывается в каждом народе. Если, конечно, президент страны не запродал себя вместе со своими домочадцами какой-нибудь державе.

В штабе армии нас встретил командующий Кал и кета Гарсиа. Запомнилось его небритое, скуластое лицо, выразительные глаза, неторопливость в словах. По кубинскому обычаю нам предложили с дороги что-нибудь выпить: сок, кофе, агуа, сербесер. Поблагодарив, мы вошли в кабинет, где на стене висела огромная карта с обозначенными на ней пунктами дислокации войск армии. Виктор Васильевич доложил о цели нашего визита, представив меня: «Компанеро Дмитрий».

Сначала нам показали на карте американскую базу Гуантанамо и наиболее опасные направления в случае активных действий американцев, удобный плацдарм для высадки морского десанта. В любом случае необходимо было дислоцировать полк на перекрестке дорог, которые сходились в Ольгине. При этом нам посоветовали решить проблему с водой. На Кубе воды мало, случается, что за 3–4 месяца и капли не выпадает. Все зависит от дождей. Договорились, что командующий завтра направит вертолет в Ольгин со своим офицером из штаба армии и поручит Чавеке совместно с нами подобрать удобное во всех отношениях место. «Выбирайте место на высоте, – посоветовал командующий, – с источником воды и желательно вблизи линии электроснабжения».

Затем команданте пригласил нас на обед. В скромно меблированной комнате на стене висела картина: Фидель Кастро с ранцем за спиной идет в горы. Мы поинтересовались, давно ли Кал и кета знаком с Фиделем. Оказалось, что Кал и кета один из тех, кто принимал участие в высадке исторического десанта с «Гранмы».

После обеда команданте предложил осмотреть исторические места в округе. Поехали к старой испанской крепости, все здесь дышало Средневековьем. А вот и казармы Монкадо. Нам коротко рассказали о героическом штурме Монкадо отрядом Фиделя и Рауля Кастро.

В Сан-Педро-де-Какокум вернулись поздно вечером. Солнце давно ушло за горизонт, яркий шатер звезд и полная луна освещали наш палаточный городок, кто-то пел под гитару, доносились голоса из офицерской столовой. Вскоре прибыли начальник штаба полка, начальники служб, и я заслушал их доклады о проделанной работе за день, поделился своими впечатлениями о поездке.

Утром прибыл вертолет с представителем штаба армии и Чавеко. Мы облетали район по кругу. На северо-восточной окраине Ольгина мы заметили довольно большую площадку с несколькими асфальтированными дорогами. Я взглянул на карту: высота 260 метров, ниже протекает ручей. Но есть ли в нем ключевая вода?

Решили приземлиться. На краю площадки, ближе к дороге, стоял дом. Хозяин дома встретил нас радушно. Из разговора мы выяснили: земля принадлежала хозяину дома, он готов уступить ее под строительство, потому и проложил предусмотрительно дороги. Хозяин готов переехать, если государство предложит ему равноценный участок и выплатит компенсацию за дороги.

Мы осмотрели вырубку в скале, куда собиралась вода, изучили стоки при ливнях. О лучшем участке нельзя было и мечтать, место курортное, ни одного ядовитого деревца.

Чавеко доложил командующему армией, а тот Раулю Кастро. Все вопросы порешили в течение недели.

По-прежнему стояла жара, хотя сентябрь был на исходе. Даже ночью не наступала прохлада. До 15 часов все горит под солнцем, а в 16 часов, как по заказу, дождь, затем духота, палатки к утру все покрывались зеленым грибком.

Создали рекогносцировочную группу, выехали в новый район и определили порядок размещения: на правом фланге – подразделения боевого обеспечения, мотострелковые батальоны, танковый батальон, артиллерийский дивизион, САУ, ПТУРС, две зенитные батареи.

Палатки разместили за передней линией в два ряда, каждая на 50 человек, затем оружейные «комнаты», погреба для питьевой воды. За развитие сценария по рекогносцировке отвечал инженер полка майор П.А. Жупаков, ему помогали артиллеристы, вооруженные теодолитами.

Вечером провели собрание коммунистов полка. Больше всего нас удивил полковой «министр культуры» капитан В.А. Грязное. Он предложил на склоне высоты, которая амфитеатром спускалась к ручью, построить театр под открытым небом с кинобудкой. Материалов для возведения театра не было, и мы использовали доски, которые подготовили на пол для палаток. Амфитеатр получился уютным, хоть приглашай из Москвы Николая Охлопкова для постановки пьесы Еврипида. Помните реплику Пелея из трагедии «Андромаха»: «Остановись, спартанский царь! Закону дай дорогу!»

В конце сентября меня вызвали в Гавану на первый Военный совет. На аэродроме в Ольгине впервые встретился и познакомился с Дмитрием Мальцевым и Дмитрием Ржевским, моими коллегами. В Камагуэе в самолет Ли-2 к нам подсел и командир дивизии ПВО генерал Воронцов. Вторую посадку совершили в Санта-Кларе. К моей радости, к самолету подошел Григорий Иванович Коваленко, он приехал из Карбарьена. Обнялись по-братски – мы ленинградцы! Через час-полтора прилетели в Сан-Антонио. Встретил нас подполковник Василий Носарев, офицер оперативного отдела нашей дивизии. Он сообщил, что едем в Эль-Чико, там и отоспимся. Утром, в 9.00, военный совет.

– А где будет проходить военный совет?

– В штабе, недалеко от деревни Новой.

Почему-то вспомнился Ленинград. Что ни деревня, то Новая, что ни речка, то Черная. Через полчаса уже все перезнакомились. Впервые услышал фамилии Данкевич, Гарбуз, Ананенков.

«Язов, – вдруг слышу, – сказывают, ты перешел на кубинский ром? Полк разместил по соседству с кафе. Небось из окошка можно узреть, что за выпивка стоит в баре?»

Это подошел ко мне полковник Михаил Георгиевич Титов, он прилетел передать Павлову документы. С тех пор мы друзья с Михаилом Георгиевичем, делим и горе и радость пополам.

Военный совет начался в 9.00. За столом – Плиев, Петренко, Данкевич, Гречко, Давыденко, Пелипенко. Многое сгладилось в памяти, но этот Военный совет я запомнил на всю жизнь. После короткого выступления председатель Военного совета кивнул в мою сторону. Выходит, я главный докладчик, это меня вызвали на ковер. Начал я с ЧП, с отравления ядовитыми деревьями, с дизентерии. Но Плиев прервал мой доклад через несколько минут: «Вы же развернули госпиталь?»

– Пока еще не полностью, продолжаем лечить в полевых условиях.

– Как же так? – возмутился командующий и метнул взгляд в сторону Пелипенко. – Вы же мне доложили, что госпиталь развернули.

И минут на пятнадцать последовал монолог. Командующий говорил о честности, о правдивости информации, о принципиальности.

Доложил я и о новом месте дислокации полка, которое мы согласовали с мэром городка.

– Но мне доложили: там рядом ресторан и ночной бар! Вы что, приехали сюда охранять запасы рома? Или это случайное совпадение? Предупреждаю, что пьянство недопустимо. Пьяниц будем сплавлять в Москву, поближе к портвейну «Три семерки». У вас все? – обратился ко мне Плиев.

Слово было предоставлено командиру полка из Санта-Клары. Он начал с просьбы о помощи.

Плиев опять взорвался:

– И кто же вам должен помогать? Вы что, на курорт приехали? Может вам выдать панаму и отправить на пляж к миледи?

Во многом был прав Исса Александрович, но ему не доложили, как нас выпроваживали из Союза. Ведь знали в Генеральном штабе, куда мы следуем. Почему же не определили минимальный перечень для обустройства? Шапки-ушанки взяли, но не догадались погрузить на корабль ни грамма цемента, ни прутика арматуры.

Объявили перерыв. Ко мне подошел генерал В.Н. Ананенков, расцеловались – однокашники. Командиры полков на перебой начали меня успокаивать, дескать, перепало тебе и за наши огрехи. Умеешь удар держать!

После перерыва выступил член Военного Совета генерал-лейтенант П.М. Петренко. Он пытался сгладить впечатление о первой части заседания, когда с нас снимали «стружку», Петренко остановился на особенностях политико-воспитательной работы на Кубе. Далее Павел Максимович сообщил, что в ближайшее время выйдет бюллетень, он несколько смягчит информационный голод. В заключение выступил Плиев. Ситуация была не из простых. Куба была пороховым погребом, и кое-кто хотел поднести фитиль. Всех карт Плиев не раскрывал, почти ничего не говорил о боевых задачах, оставил без внимания и ракетные части. Закончил свое выступление командующий призывом помочь кубинскому народу отстоять независимость своей Родины.

Вернувшись в полк, я провел совещание. Объявил, что завтра мы начинаем переезд строго по графику.

Переезд на новое место занял больше недели. На сей раз обошлось без ЧП. Солдаты благодарили за баньку, кто-то даже принес березовый веник, привез из России. Все сбежались полюбопытствовать на это диво. Порешили веничек не трогать, украсить им баньку.

Карибский кризис

Шел октябрь, жара не спадала. С помощью Чавеко мы из палатки переселились в дом, оставленный нам хозяином. Из щитов и досок соорудили магазин, где продавали кока-колу, соки и товары со столичными ярлыками. Зарплату офицеры получали в размере 100 песо, солдаты – 10 песо, вполне достаточно на соки и сигареты.

14 октября У-2, разведывательный самолет США, пилотируемый летчиком ВВС США майором Ричардом С. Хейзером с авиабазы Эдвардз, Калифорния, на большой высоте сделал несколько удачных снимков ракет, уже стоящих на позициях.

В оперативном управлении мы узнали о маршруте пролета разведывательного самолета. Конечно, его можно было сбить, но из Москвы получили строгий приказ: не сбивать, ракеты не использовать.

На вооружении частей ПВО находились ракеты ЗРК-С-75. Их эффективность для того времени была превосходной. Можно было уничтожать цели, идущие со скоростью 1500 км в час на высоте 22 000 метров. Один дивизион в течение 10 минут сбивал до 5 целей, идущих с интервалами 1,5–2 минуты. На одну цель расходовали 2–3 ракеты.

Американцы, по-видимому, не знали, что на Кубе на охране воздушных рубежей стоят С-75. Поэтому нас предупредили: ни на какие провокации не отвечать. Нам рассказали, что еще в ноябре 1959 года под Волгоградом мы устроили американцам «смотрины»: сбили их разведывательный аэростат на высоте 28 000 метров.

Я приказал рассредоточить полк в горах и весь личный состав переодеть в маскировочные костюмы. Особо подчеркнул: огонь разрешается открывать зенитным батареям исключительно по приказу из центра.

Утром 20 октября мы тревожно ожидали начала Военного совета. Вышел командующий, он объявил: «Сейчас не время для разговоров. В США «ястребы» призывают к войне против Кубы. Американские корабли находятся в море, объявлено отмобилизование 18-го воздушно-десантного корпуса. Я надеюсь, вы понимаете свою задачу. Прошу отправиться в войска, связь со штабом поддерживать непрерывно».

С беспокойством смотрели на меня офицеры, когда я вернулся с Военного совета: «Ну что порешили наверху? Отменяется война или нам грозит Апокалипсис?» Конечно, все хотели мирного исхода в противостоянии, правда, мало что от нас зависело, решение принимали в Кремле. Может, визит А. Микояна в Вашингтон снимет напряженность? Неужели нет шансов найти приемлемое решение и для США, и для Кубы, и для Советского Союза?

В этот же день собрал руководящий состав полка, впервые проинформировал командиров, что на Кубе находятся ракетная дивизия, две дивизии ПВО, полк фронтовых крылатых ракет и что на Кубе объявили мобилизацию.

Вскоре к нам прибыл и кубинский офицер из штаба корпуса, вручил телеграмму: «Дмитрий, прошу прибыть в штаб армии Сантьяго-де-Куба. Рауль Кастро».

Позвонил Плиеву, доложил: меня приглашает в Сантьяго-де-Куба Рауль Кастро. За меня остается подполковник Мороз. Исса Александрович, в свою очередь, распорядился: «Не снимаю с вас ответственности за командование полком. Приедете в штаб армии – позвоните. Хочу сам переговорить с Раулем Кастро».

Часа через четыре мы прибыли в штаб армии. Я представился Раулю Кастро, Каликсто Гарсия, Евухенио Альмехейрас, затем попросил разрешения связаться с Плиевым. Доложил командующему, что министр Революционных вооруженных сил Кубы рядом. По разговору Рауля Кастро с Плиевым понял: речь идет о фронтовых крылатых ракетах. Затем Мальцев развернул карту, показал позиции полка в районе западнее Гуантанамо и предложил, как и рекомендовал командующий, отвести полк в горы.

На совещании Рауль Кастро напомнил, территория Кубы разделена на три зоны, на три командования: Западное возглавляет Фидель Кастро, Центральное – Хуан Альмейда и Восточное – Рауль Кастро.

Возвратились мы в полк утром. Наши разведчики получили информацию: 22 октября президент Кеннеди проинформировал американцев: «Советские ракеты на Кубе». Начались ежедневные совещания в «ситуационной комнате» в Белом Доме. В телевизионном обращении Кеннеди объявил блокаду Кубы и потребовал демонтировать ракетные установки.

Одновременно США привели в полную боевую готовность все свои вооруженные силы, включая войска, находящиеся в Европе, Шестой флот в Средиземном море и Седьмой – в районе Тайваня. Для вторжения на Кубу выделили несколько парашютно-десантных, пехотных и бронетанковых дивизий. Для ударов по Кубе предназначалось 183 боевых корабля, на борту которых находилось 95 тысяч моряков. Высадку американских войск на Кубу должны были прикрывать несколько тысяч боевых самолетов. В воздухе круглосуточно находилось около 20 процентов всех самолетов стратегической авиации США с ядерными и термоядерными бомбами на борту. Призвали и резервистов. Войска союзников США по НАТО в Европе также привели в боевую готовность. А на Кубе, несмотря на мобилизацию, обстановка оставалась спокойной. Правда, в Ольгине был отмечен случай, когда из проходящей машины на большой скорости было сделано несколько выстрелов в сторону аэродрома, где базировались Ил-28.

В 15 часов на «джипе» к нам прибыли Рауль Кастро, Каликсто Гарсиа, командиры корпуса и дивизий, два переводчика и полковник Козлов – советник при командующем Восточной армией. Команданте Рауль Кастро объяснил: наш отдельный мотострелковый полк в случае высадки противника будет действовать на трех направлениях: Ольгин – Баямо – Сантьяго-де-Куба – Гуантанамо; Ольгин – Куэто – Никаро; Ольгин – Хезул – Мария – Хибара. Затем Рауль Кастро попросил командиров дивизий нанести на карты разграничительные линии, направления и задачи.

Пока офицеры работали с картами, министру показали технику. Но сначала Рауль Кастро остановился у палаточного городка мотострелкового батальона капитана Еремина. Внимание Рауля Кастро привлек дневальный, он буквально творил чудеса с двухпудовой гирей. То положит ее на пятку и ловко подбросит вверх, то начнет перекатывать по спине, то осенит себя крестом. Но вот солдат положил двухпудовку на табурет и вместе с гирей приподнял табурет зубами.

– Откуда ты родом? – поинтересовался министр.

– С родины акына Джамбула. А зовут меня Тахави! Мой отец-панфиловец насмерть стоял на подступах к Москве.

– Прими от меня, Тахави, подарок. Ручку с золотым пером. Отпиши этой ручкой на Родину – ты достойный сын своих славных предков.

Казах так расчувствовался, что не нашел ничего лучшего, как подарить Раулю Кастро двухпудовую гирю. Капитан Еремин ахнул и метнул строгий взгляд на казаха. Дескать, твой подарочек неподъемный, в нарушение протокола. Но Рауль Кастро, как будто он только тем и занимался, что ходил по батальонам и поднимал гири, оторвал от земли двухпудовку и перенес ее к соседней палатке.

– Спасибо тебе, Тахави, за подарок, – поблагодарил команданте солдата, – но я не хочу ослаблять мощь великой Советской Армии, – с достоинством вышел из пикантной ситуации Рауль Кастро.

* * *

…Обстановка в эти дни царила нервозная, нас постоянно информировали о барражировании американских самолетов-разведчиков. Команды поступали взаимоисключающие: «сбивать – не сбивать», «стрелять – не стрелять». Мы тогда толком ничего не знали о результатах переговоров Плиева с Фиделем Кастро и потому не могли оценить противоречивость приказов сверху. Это и привело к тому, что 27 октября 1962 года ракетой С-75 был сбит американский самолет-разведчик У-2 «Локхид», пилотируемый летчиком ВВС США майором Рудольфом Андерсеном. Летчик погиб. В Вашингтоне 27 октября назвали «черной субботой».

Военные историки приписывают решение «сбить» Плиеву, но это большая натяжка. Причина кроется в неконкретных решениях Москвы. Надо было позвонить Фиделю Кастро и твердо заявить: «Мы принимаем такие-то условия американцев».

Отметим также, что Фидель Кастро лично позвонил Н.С.Хрущеву и выразил благодарность советским ракетчикам Воронцову и Валуеву. Остатки самолета собрали и увезли в Гавану как экспонат музея.

Словно по расписанию, нас стали ежедневно облетать американские боевые самолеты, утром и вечером. Подлетали на высокой скорости, включали форсаж и уходили в сторону моря в направлении пляжа Хибара. Свои провокационные вылазки американцы объясняли не иначе как демонстрацией стойкости духа президента Кеннеди. «Ястребы» требовали не церемониться с Кубой, мол, лимит времени давно исчерпан, пора и силу употребить, подвергнуть остров Свободы массированным бомбардировкам.

Все это вызывало беспокойство у руководства Кубы и, конечно, у ответственного за Восточную зону Рауля Кастро. В начале ноября он приказал провести рекогносцировку в направлении Сантьяго-де-Куба – Гуантанамо. На рекогносцировку выехали начальник штаба, начальник артиллерии полка, инженер и командиры батальонов. Нас разместили в Пунто-Гордо, на берегу залива, в особняке Эмилио Баккарди – главного винодела Кубы.

Вскоре к нам пожаловал министр. Мы доложили ему план работы на местности, министр коротко скомандовал: «Бамос!» – «Вперед!» Мы ехали по маршруту Сантьяго-де-Куба – Эль-Каней – Ла-Мая – Санта-Каталина, далее полевыми дорогами и тропами вышли на первую высоту, недалеко от залива Гуантанамо. На высоте мы оборудовали наблюдательный пункт, с которого просматривались залив и вся территория американской военно-морской базы.

Через стереотрубы можно было читать номера самолетов. Авианосец «Энтерпрайз» стоял в 2–3 милях от залива.

В самом заливе маячили две подводные лодки и сухогруз под флагом Либерии. Довольно быстро мы уточнили и согласовали все вопросы.

«Там танки не пройдут», – доложил майору Раулю начальник штаба. С высоты просматривалось зеленое спокойное «море» неподвижных кактусов. «И через кактусы не пройдут», – добавил начштаба.

Я подумал про себя: «У нас кактус ассоциируется с зеленой причудой в горшочке на окне, а здесь кактус может остановить танк». Не верилось, но и опровергать опытного майора никто не посмел. Решили спуститься с высоты и разобраться, «пройдут или не пройдут». Поехали вдоль рубежа. Там мы воочию убедились, что через заросли столетних кактусов ни один танк не пройдет.

Доехали до Гуантанамо. Рауль Кастро остался в городе по своим делам, а мы направились в Маяри-Аррибо. В моей машине сидел переводчик Рокке, испанец, он с 1936 года жил в Советском Союзе. Рокке сказал, что офицеры и солдаты боготворят Рауля Кастро за простоту, доступность, его не боятся, а уважают. И вдруг Рокке спросил меня: «А вы знаете, что по поводу солдатской любви сказал Александр Македонский?» Я ответил, что не знаю, но история помнит, как полководец спалил Персеполис, чтобы удивить Тайс Афинскую. У Плутарха в «Жизнеописаниях» есть такой эпизод: Александр задает вопрос гимнософисту: «Как должен человек себя вести, чтобы его любили?» Гимнософист, не задумываясь, отвечает: «Любви достоин человек, который обладает могуществом и не внушает страха».

Оказалось, что и у Рокке есть томик «Жизнеописаний» Плутарха на испанском языке. «Для нас Аристотель и Александр – древняя история, – рассуждал Рокке, – а они были Учитель и Ученик, Ранний Философ и Великий Полководец».