Текст книги "Империя троянов"

Глава 3
Побег

Середина последнего месяца весны в Сибири выдалась на удивление жаркой. Природа спешила, пытаясь сбросить ледяные оковы студеной зимы, отметка на градуснике застыла на цифре 23 градуса. И хотя в тенистых участках таежного леса, не тронутых вырубкой, кое-где зрели серые пятна ноздреватого снега, солнце прогревало землю щедро, будто на календаре значилось не шестнадцатое мая, а добрая середина июля, «верхушка лета», как принято говорить в здешних краях.

На окраине рабочей зоны шумела под порывами ветра высокая трава. А в сотне метров начиналась тайга. На десятки километров вокруг – почти ни души, только редкие заимки лесников да становища браконьеров.

Обычно по воскресеньям перекличка не занимала много времени – офицеры спешили по домам. В полутора десятках километров от рабочей зоны нес прозрачные воды Енисей. Много выше, в предгорьях Хакасии, река изобиловала порогами, водоворотами, вода не прогревалась даже к началу августа, а в здешних местах раскинулся чудесный песчаный пляж. На мелководье резвилась ребятня, рыбалка выше всяких похвал.

Прапорщик Евтушенко любил хвастать, что позапрошлым летом выудил щуку весом аж в двенадцать килограммов. Причем вес и размеры гигантской рыбины увеличивались с длительностью срока, минувшего со дня волшебного улова. Волнующий аромат шашлыков, коптящихся над раскаленными угольями, стылый вкус запотевшей водочки и новенькие рыболовные снасти вынуждали охранника вести перекличку быстрее обычного.

– Семенов!

– Здесь!

– Вартанян!

– Здесь! – Художник-армянин отвечал тихо, с чувством собственного достоинства. И черная роба на нем – ладная, будто по заказу шитая. Выбрит гладко, но к вечеру на скулах выступала синяя щетина.

– Ройзман!

– Присутствует, ваше высокородие! – Хриплый фальцет. Будто не человек говорит, а заводная кукла. Раздались негромкие смешки. Сеня Ройзман – старший шнырь из пятого отряда. Балагур и весельчак, он радостно скалился, тараща бойкие цыганские очи.

Евтушенко оторвался от журнала, вострые глаза впились в ряды зэков.

– Схлопочешь у меня! – Он погрозил костистым кулаком.

В другое время Ройзман получил бы после переклички пару добрых тумаков, нарушение формы переклички на БУР не тянет, и в глубине души охранники симпатизировали улыбчивому парню. Бывший актер, нынче тянул третий срок. Специализировался на мошеннических авантюрах. Ходили слухи, что львиную долю его активов так и не удалось вскрыть. Через полгода Сеня освобождается, и ищи его на том берегу океана или в земле обетованной!

Прапорщику не терпелось как можно быстрее покинуть расположение рабочей зоны, усадить в старенькую «ниву» жену, двух сыновей, оболтусов-переростков, и оказаться на берегу реки.

– Петровский Андрей!

– Здесь!

– Петровский Семен!

– Здесь! – Голоса близнецов трудно различить, хотя внешне они совсем не похожи. Будто не двойняшки, а братья-погодки.

– Добро…

Перед мысленным взором прапорщика объявилась тихая заводь, черная неподвижная гладь воды, его охватило сильное возбуждение, пальцы рук затряслись. Кураж, так хорошо знакомый заядлым рыбакам, который возникает всякий раз, когда натягивается тугая леска, звенит колокольчик, гнется упругое удилище и сквозь хрустальные брызги прозрачной воды на поверхности появляется рыбина! Щука! А то еще лучше налим! Капитан Бураков в позапрошлом году выудил трех налимов подряд. Самый маленький на три кило, не меньше! Евтушенко отвлекся на несколько секунд, но этого оказалось достаточным, чтобы три темные фигуры отбежали в сторону наспех сколоченных бараков и затаились под навесом.

– Абуладзе!

– Здесь!

– Чуйков!

– Здесь!

– Стрельников!

– Здесь, гражданин начальник! – Сонный голос, с ленцой и растяжкой. Так говорят на юге России. Старшина третьего отряда Павел Стрельников. Тертый мужик, кряжистый, казенная роба обтягивала литые плечи, широко поставленные серые глаза человека, привыкшего командовать. Бывший офицер, змеистый шрам рассекал надвое подбородок. Непростой человек, замысловатая история его судимости.

…На него было совершено два покушения. Одно в пересыльной тюрьме под Екатеринбургом, другое по соседству, в Красноярске. Приезжал дознаватель из Москвы, ушел злой, нервный, как все москвичи, даже кабанину не отведал.

– Ваш Стрельников любит опасность! – проворчал москвич. – Если его прикончат, я умываю руки!

За ним следом бежал подполковник Зубов, начальник зоны, пытался уговорить остаться на ужин, но тщетно. Дежурный говорил, что хозяин – так в Сибири именуют начальника – трижды звонил в Москву, вышел из кабинета красный, распаренный, как после бани. Он вызвал к себе Стрельникова, заперся в кабинете на два часа. О чем они там беседовали, только шаманам ведомо.

РЧ-126 считалась «красной» зоной, как это говорили в эпоху социализма, а на воровском жаргоне «сучьей». Здесь правил актив. Редкий случай – в выходной день старшина вышел на перекличку. Обыкновенно он сам заходил в дежурную часть и отмечался. Леший с ним! Шашлыки, водка и рыбалка!

Евтушенко закрыл журнал, напомнил о раздаче нарядов на работу. Хоть воскресенье и считалось выходным днем, многие зэки предпочитали отправиться на лесосеку. За это полагалась двойная оплата, деньги исправно поступали на счет заключенных, которые можно было снять по освобождении. РЧ-126 являлась образцовой зоной, за несколько лет отсидки хозяйственные мужики уносили на волю до полумиллиона рублей. Многие искренне полагали, что деньги помогут им начать новую жизнь. Так иногда случалось, но чаще, промотав лихие гроши, бывший зэк принимался за старое. Исключение составляли «случайные пассажиры», как называли заключенных, угодивших за решетку по недоразумению, или опущенные. Те страшились посадки как черт ладана!

Прапорщик покидал расположение рабочей зоны едва ли не бегом. Образ тихой воды, усыпанной золотыми блестками солнечных лучей, вкус замаринованного мяса заставили его отбивать звонкую дробь по гравиевой дорожке. Он миновал пропускник, махнул рукой дежурному офицеру… Прыгнул в салон «нивы», повернул ключ в замке зажигания, мотор преданно заурчал. И прежде чем выжать педаль сцепления, отчетливо вспомнил строй зэков. Серые и черные робы, стриженые головы, колючие волчьи взгляды хищников в неволе. Однако нечто неуловимое выглядело не так, как обычно. Три ряда мужчин, молодые, старые, худые, крепкие. Они так похожи и такие разные. В европейских зонах заключенные ходят в своей одежде, но Сибирь-матушка консервативна. Коли положена казенная одежда, будь добр – носи! В БУР места достаточно. Серые робы – низшая каста – мужики, пашущие в две смены без роздыха, как загнанные лошади, рядовые шныри, чушки, уборщики. Черная роба – воры, актив, бойцы.

Прапорщик хлопнул ладонью по рулю, тихо выругался. Точно! Когда он уходил, в строю образовалась брешь. Трое заключенных из второго отряда сбежали во время переклички! Вопрос – зачем? Следовало обождать десять минут, и все разойдутся по отрядам! Чай варить, телевизор смотреть. Старшины распределят наряды, и мужиков вывезут в тайгу на работы. Для сучкорубов дело найдется. Евтушенко работал в системе лагерей почти двадцать лет, на его памяти с рабочих зон было три попытки побега. И всякий раз – на выезде. Опытные уголовники редко совершали побег с рабочей зоны. Рвали в бега опущенные или те, кто в карты проигрался. Зазевался часовой, урки брызнули в кусты, и спустя пять минут без собак беглецов не сыщешь. Лес – черный, как стена стоит, на пару сотен метров вглубь отойти, и за плотной листвой солнца не видать. Это вначале, опьяненные воздухом свободы, зэки радостно бегут куда глаза глядят, радуясь, что обвели вокруг пальца охранников. Обычно на исходе вторых суток беглецы сами ждут, пока их найдут. Истерзанные гнусом, голодные, запуганные.

– Ерунда! – желая себя подбодрить, вслух сказал прапорщик. – Ну, сдернули с переклички, что такого?!

Евтушенко хотел было вернуться назад, доложить о нарушении, но передумал. На дежурство заступил желчный капитан Скурлов, вредный сплетник. Он обязательно разнесет дурную весть! Обойдется! «Нива» развернулась на узкой дороге и покатила по направлению к баракам, где обосновались охранники и вольнонаемные рабочие. Все помыслы прапорщика были сосредоточены на предстоящей рыбалке. Сегодня он обязательно поймает налима. Он уверен. У него доброе предчувствие.

– Сколько можно так сидеть?! Ноги затекли!

– Терпи, Степа! Шума дашь – цырики шмалять станут. А шмаляют они по ногам, понял?! Пробьют коленку, весь оставшийся срок будешь на одной ласте скакать!

Кощей негромко и зло засмеялся. Человек, которого звали Степа, не улыбнулся. Он пытался размять онемевшие пальцы ног. Сидеть на четвереньках. Тесный тамбур между фургоном полицейской машины и боковой дверью не предназначался для перевозки людей. Обычно здесь хранилось запасное колесо и прочий нехитрый водительский скарб. Заключенный Ершов, носящий кличку Кощей, и правда напоминал Кощея Бессмертного из детской сказки. Он отличался худобой, выделяющейся даже на фоне остальных заключенных. Скулы его были землистого оттенка, словно казематная пыль навеки въелась под кожу, а глаза прозрачные, как у наркомана на ломке. Он имел доступ в ремонтный отсек. Накануне вечером он разобрал стенку подле водительских дверей, умело закамуфлировал застенок дощатой фанерой, накидал грязной ветоши. Таким образом образовалось помещение высотой метр двадцать и глубиной в два метра. Нечто похожее используют иллюзионисты в своих фокусах. Люди сидели, тесно прижавшись друг к другу, от спертого запаха бензина и машинного масла мутило, но ждать оставалось недолго. После десяти утра машина отправится в жилой квартал, где обосновались охранники и вольнонаемные.

– Что станем делать, если водила залезет в фургон и почует неладное?! – нервничал Кощей.

– Стало быть, судьба у него такая… – широко улыбнулся старшина.

От его слов бывалого зэка передернуло. Воры боятся мокрухи. Стрельникову терять нечего, ему сидеть еще двенадцать лет, хотя у Ершова тоже дела не ахти. Проигрался в карты чеченцам. Эти парни умеют взимать долги, в лучшем случае опустят по беспределу.

– Молодого возьмем?

– Тайга весной – место голодное. На кедровых шишках долго не протянешь! – отрезал бугор.

Кощею приходилось слышать про такие случаи. Группа зэков, собираясь в побег, брала с собой опущенного зэка. Таких несчастных называли «собаками». Когда заканчивался провиант, съедали бедолагу. Ершов тянул четвертый срок, из сорока трех лет своей жизни двенадцать годиков отдал Хозяину. Ему оставалось сидеть полтора года, и хрена лысого он бы вписался в столь рискованное предприятие, кабы не карточный долг!

Стрельникова он поначалу считал за фраера, замашки и речь казались больно учеными. Угадывался столичный житель, хотя гласные растягивает как южанин, базарит чисто, будто диктор новости ведет. Москвич или питерский. Сам Кощей родом из Вятской области, деревня Сущевка, после второй ходки не бывал там ни разу, колесил по Сибири. Абакан, Тайшет, Черногорск, Хакасия. Гастролер. Бомбил магазины, торговые палатки…

В тюрьме трудно сохранить секреты, быстро стало известно, что старшина – бывший боевой офицер. Неизвестно по каким причинам этот выдержанный мужик завалил особиста и офицера из спецподразделения. Причем убил их обоих голыми руками! Кощей с сомнением относился к слухам, пока в прошлом году кавказцы не поперли на актив. Он собственными глазами видел, как старшина отключил троих бойцов. Короткие удары, почти незаметные глазу, и парни падали на дощатый пол барака, словно глиняные фигурки! И подполковник Зубов относился к заключенному Стрельникову с уважением. Опасный мужик. Опасный и загадочный. Ершов обладал уникальным чутьем. Он понял, что следует держаться подле старшины, и, когда тот предложил ему дерзкий план побега, согласился не раздумывая. Тем более срок выплаты долга истек, и для чеченца посадить на нож простого урку дело привычное!

– Найди дешевого фраера из местных! – таков был наказ бугра. – Нам нужен проводник.

Долго искать кандидатуру не пришлось. Степа Костенко – недалекий деревенский парень, местный житель, с круглой головой и такими же круглыми, будто удивленными голубыми глазами. Его шея и плечи были усыпаны рыжими веснушками. Степа похвалялся, что якобы знает тайгу как собственные пять пальцев. Сидел по глупости, вторая ходка, и опять по изнасилованию. Его крепко опускали в пересыльной тюрьме, а срока оставалось семь с половиной годиков. Кощей вступился за насильника, чем завоевал вечную дружбу и преданность. Когда последовало предложение уважаемого зэка совершить побег, Костенко принял его со щенячьим восторгом. Оставалось дело за молодым. Выбор пал на Константина Малышева. Убийца за рулем. Напился и сбил насмерть молодоженов. Надо было такому случиться, что влюбленные вышли из дверей ЗАГСа и переходили дорогу к припаркованной машине. В протоколе приговора было сохранено описание окровавленной белокурой пряди волос невесты, налипшей на лобовом стекле «мерседеса», и растерзанной в клочья прозрачной фаты. Кличка Малыш намертво прикрепилась к преступнику. Когтями не отдерешь. Он был высокого роста, отлично сложен, такого привлекательного парня и тюремная роба не портила, только вот в серых с землистыми крапинками глазах угадывалось что-то волчье. Уголовники – народец опытный, к первоходку Малышеву, как в зоне именуют бедолаг, впервые угодивших за решетку, не заводились. Когда Малыш протрезвел, то пытался покончить с собой. Зубами вены хотел перегрызть. Странно, что бугор его кандидатуру предложил. Чудной парень в тюрьме будто повредился малость. Пахал по две смены, как все рядовые мужики, а в свободное время отмалчивался, пустыми глазами перед собой смотрел. Вот и сейчас теснота, духота в тесной душегубке, солнце кузов нагрело, пот по лицу струится, а ему хоть бы хны! Сидит на четвереньках и молится, как тот попик. Малыш на предложение рвануть в бега отреагировал равнодушно. Бежать так бежать!

Распахнулась дверь, заслонка из листа фанеры отодвинулась, массивный силуэт Стрельникова заслонил проем.

– Живо двигайтесь! Через пять минут шофер придет!

Заключенные прижались друг к дружке, бугор влез в тамбур, кинул под ноги тяжелый рюкзак, аккуратно установил на место лист фанеры. Двигался он ловко, бесшумно, грязные тряпицы не шелохнулись. Зашуршал гравий, распахнулась водительская дверь, тягостно заныли пружины сиденья. Спустя пару мгновений заурчал мотор, грузовик тронулся с места.

– С богом… – едва слышно прошептал Стрельников.

Шофер переключил передачу, старенький двигатель недовольно фыркнул, машина покатила быстрее. Кощей закрыл глаза, перед мысленным взором появилась полоса ограждения. Он лучше остальных беглецов знал территорию промышленной зоны. Сейчас грузовик повернет налево и остановится у пропускного пункта. Рабочие зоны в Красноярском крае снабжены простейшей системой охраны, по углам часовые в будках, два ряда колючки, пропускной пункт с раздвижными воротами. Каждое утро зэков вывозят в тайгу на лесозаготовки. Стоит охраннику толкнуть доску ногой, она рухнет, явив миру четверых приплющенных друг к другу, будто шпроты в банке, заключенных. Кощей нервно тер ладони, на лбу выступила холодная испарина. Малыш шевелил губами, все молится, чудак! Степа закусил губу до крови, по подбородку стекла тонкая красная струйка. И только Стрельников равнодушно прикрыл глаза, ни дать ни взять, рабочий человек мирно дремлет в общественном транспорте, ожидая своей остановки!

Грузовик остановился. Хлопнула водительская дверца, через тонкую переборку доносились голоса. Слов не разобрать. Громкий смех, будто ворона каркает, едкий запах дешевого табака донесся с улицы. Распахнулась дверь кузова, Степа вцепился зубами в собственную руку. Старшина положил ему на плечо тяжелую ладонь, прижал указательный палец к губам. Костенко быстро кивнул, словно проверяя на прочность крепость шейных позвонков. Голос дежурного офицера стал слышен отчетливо и ясно:

– Ну и грязища у тебя, Равиль!

– Не мое добро, товарищ капитан! Наверное, сменщик тряпья накидал…

Дверь захлопнулась, теперь веселился водитель Равиль. В отличие от капитана он смеялся тихо, часто, будто чай горячий прихлебывает. Наконец заурчал двигатель, машина неторопливо выкатила за ворота.

– Твою мать… – Кощей вытер ладонью пот со лба. – Кажись, пронесло… Что дальше будем делать, бугор?

– Молчать и ждать! – Стрельников сладко зевнул, будто очнулся от сна.

Машина бодро неслась по укатанной дороге. Вскоре грузовик сбавил темп, шофер включил пониженную передачу, повернул налево и медленно покатил, переваливаясь на ухабах.

– Пора! – кивнул старшина. Он толкнул лист фанеры, тот с грохотом упал на пол кузова. – Костенко, бери мешок!

Степа послушно подхватил рюкзак, продел руки в лямки. Крепкий деревенский парень, такому не привыкать таскать тяжести. Четверо беглецов выскочили из заточения, с наслаждением разминая затекшие ноги. Рессоры у старенького грузовика оставляли желать лучшего, люди упирались руками в стены, чтобы не упасть. Только Стрельников стоял ровно, как старый морской волк на палубе. Он шагнул к переборке, отделяющей кузов от водительской кабины, и ударил по ней кулаком. Грузовик притормозил. Рука Ершова метнулась в карман робы, пальцы нащупали надраенную добела стальную заточку. Во рту появился медный привкус, зубы выбивали дробь.

– Кто там, мать вашу?! – заорал шофер.

Старшина распахнул дверь, выскочил наружу. Тяжелый запах кузова наполнился ароматом весеннего леса, кричали сороки, неся миру весть о появлении в тайге опасных и безжалостных охотников. В двух метрах стоял коренастый кривоногий мужичок лет сорока. Черные монголоидные глаза смотрели на беглых урок без признаков страха, в руках он сжимал короткий обрез. По закону вольнонаемным запрещалось иметь оружие, но суровая тайга диктует свои условия, и подполковник Зубов закрывал глаза на нарушения подобного рода.

– Ты! – Он навел черное дуло. – Живо на землю, остальные выходят по одному!

– В обрезе два ствола, Рэмбо! – мягко, по-отечески улыбнулся бугор. – Это означает два выстрела без перезарядки. Одного из нас ты замочишь, во второго промажешь. Руки вон дрожат… Что с остальными делать будешь?

– Я сказал, живо ложись на землю! Тебя я первого прикончу, сука! – Губы у шофера дрожали, смуглое лицо посерело, пальцы впились в приклад мертвой хваткой.

Кощей спрыгнул на землю, припал к земле, как лисица на охоте, стальное острие заточки сверкнуло на солнце. Предчувствие кровавой разборки придало ему сил. Он попытался зайти шоферу с тыла, тот на мгновение отвел ствол, и тотчас бугор отбил оружие, коротко ударил ребром ладони по выпирающему кадыку.

Равиль выехал в то утро в неурочный час! Он успел нажать курок, пуля прошила кузов грузовика. На землю осыпалась молодая кора дерева, возмущенно загалдели птицы. Человек опустился на колени, словно намереваясь помолиться, лицо побагровело. Ершов проглотил сухой ком, жажда безнаказанного убийства захватила его сполна. Истинно, в добрый час пересеклись их жизненные пути с бугром! Он подскочил к задыхающемуся шоферу, изготовился нанести смертельный удар заточкой. На обветренных губах садиста блуждала рассеянная ухмылка. Однако то, что случилось в дальнейшем, никак не вписывалось в лубочный формат уголовной романтики. Стрельников перехватил его руку и без видимых усилий нажал болевую точку на запястье. Острая боль пронизала руку, заточка упала в траву, заключенный со стоном рухнул на корточки.

– За что, бугор?! – затряс в воздухе онемевшей кистью несостоявшийся мокрушник.

– Дисциплина – залог успеха любой операции! – назидательным тоном, словно школьный учитель, объяснил Стрельников. – С нынешнего момента все свои действия согласовывать лично со мной. Всем ясно?!

– Так точно! – коротко ответил Малыш.

– Ясно… – тихо пробормотал Степа. Он топтался на месте, не решаясь смотреть в глаза поверженному кумиру.

Старшина повернулся к шоферу, одним движением вправил кадык, человек закашлялся, часто и громко дыша через нос.

– Как тебя зовут, служивый?

– Равиль. Равиль Зигмантуллин!

– Слушай меня внимательно, Равиль. Ты – молодец. Попер на четверых злобных урок. Уважаю. Тебя к полудню найдут, не тушуйся. Дорога неподалеку, развод со смены поедет, ори громче. Гнус пожалит малость, не держи зла. У меня другого выхода нет. Малыш, за руль!

Малышев вскарабкался в кабину, из выхлопной трубы вырвался клуб пахучего дыма; охая и скрипя рессорами, как больной старичок, грузовик преодолел канаву. Ветви деревьев захлестали по кузову. Стрельников связал водителю предплечья, длинный край веревки опутал за ствол. Унизительную процедуру Равиль претерпевал молча, но наконец хрипло произнес:

– Дайте попить!

Старшина достал из кармана куртки фляжку, поднес ко рту шофера. Тот сделал несколько глотков, кивнул, мол, достаточно. Прибежал Малышев и отчеканил по-военному сухо:

– Машину спрятал.

– Вас все равно поймают! – тихо сказал Равиль.

– Надо его прикончить, бугор! – Кощей сверлил взглядом связанного человека. Однажды переступив черту, он жаждал убийства.

Стрельников внимательно посмотрел на зэка, словно исследуя редкое ископаемое.

– Малышев – надежный человек и неплохой водитель. Его не успела искалечить тюрьма. Костенко – местный житель, он знает эти места. Зачем мне нужен ты, Ершов?!

Горячая краска залила лицо и шею уголовника. Он ужасно неуютно чувствовал себя под тяжелым взглядом старшины.

– Я… Я думал, как лучше!

– Врешь, сынок! – усмехнулся бугор. – Убийство доставляет самые сильные ощущения. Никакой кайф с этим не сравнится. Только за кайф придется платить, причем дорогой ценой. – Он отвернулся от Ершова, будто разговаривал не с ним, а размышлял вслух. – Костенко!

– Слушаюсь! – Степа навострил уши, как вышколенный сторожевой пес. Оказавшись в заключении, он довел умение подчиняться до мастерства высочайшего класса. В насильнике мог погибнуть совершенный раб и подхалим. Глядя на бугра, он испытывал приступ щенячьего восторга и упоительной дрожи в груди, знакомой каждому трусу. Про недавнего кумира он и думать позабыл.

– Ты хорошо знаешь эти места?

– Отлично! – гаркнул Костенко. – За чащобой начинаются болота. Сплошная трясина.

– Собаки нас там не учуют. Шагом марш!

Стрельников двинулся вперед, упруго ступая по мшистой почве. Некоторое время люди шли след в след по узкой, едва различимой в листве тропе. Спустя тридцать минут быстрого хода бугор сбавил темп. Сквозь наслоения мха проступала вода, коричневая жижа с отвратительным чавканьем просачивалась наружу при каждом шаге. Местами чернели озерца трясины, бездонная гладь заросла изумрудной ряской. С возмущенным криком взлетел филин. Гордая птица уселась на массивный сук и круглыми желтыми глазами внимательно созерцала диковинных существ.

– Здоровый, черт! – восхищенно крикнул бугор. Похоже, приключение доставляло ему искреннюю радость.

Посреди зарослей находился сухой островок. На травянистой кочке росла молодая березка, черные полосы опоясывали белую талию лесной красавицы. Кощей достал пачку дешевых сигарет, над болотом поплыли сизые круги дыма. Степа как завороженный смотрел на растекающийся в прозрачном воздухе дымок.

– Дай закурить, Кощей!

– Ну ты и лох, Костенко! – ядовито хмыкнул мужчина. – Рвешь в бега и не запасся куревом?!

– Я не подумал… – растерянно заморгал белесыми ресницами насильник.

– А когда шкур деревенских топтал, о чем думал?

– Хорош базарить! – нахмурился Стрельников. Он извлек из кармана пачку сигарет и кинул ее подельнику: – Кури!

– Благодарю… Сердечно благодарю!

– Благодарить потом будешь. Когда выберемся отсюда.

– Нам не пройти болото! – убежденно кивнул Костенко.

– Это почему?!

– Здешние топи только местные лесники знают. Зимой тут лед лежит, по весне трясина шибко жадная. Браконьеры раньше июня сюда ни ногой. К середине июня вода спадает немного. Тогда лесники ставят слеги. Это такие палки, тропу в топи обозначают. Окромя лесников в эти болота никто и не ходит. Дичи здесь нет, место гиблое. Топь начинается левее, ближе к лесу. Там дальше озеро будет, и сушь одна.

– Молодец, следопыт! – Старшина одобрительно улыбался. – Быть тебе на следующем сроке вором в законе или старшиной в активе!

Степа зарделся от удовольствия. Он готов был расцеловать эту тяжелую руку со сбитыми костяшками.

– Надобно ступать вдоль лесной просеки. Там топь неглубокая, едва ли по пояс будет. Расстояние, стало быть, увеличится шагов на пятьсот, но зато не утопнем. Дальше выберемся, там Змеиное озеро. Ходят слухи, мол, в нем черти водятся. Пару лет назад туда туристы ездили, ни один не вернулся! Хакасы говорят, злые духи живут!

– Да ты, брат, прямо Герберт Уэллс!

– Точно говорю! – горячился Степа. – Мужики рассказывали, что лесники свечение видели над болотом, а по ночам картинки появлялись. Ну, как в кино. Но ходить туда боялись, да и топь опять же… Зато дальше сушь начинается и тракт до Минусинска.

– Если встретим зеленых человечков, передадим привет от Зубова. Курс на волшебное озеро. Перекур закончен. Первым идет Костенко, я – замыкающий. Вперед!

Выстроились гуськом, Ершову пришлось нести тяжелый рюкзак, перед ним шагал Малышев. Степа подобрал длинную палку и двинулся вперед, старательно обходя маслянистые пятна черной трясины. Длинная слега в его руках балансировала, упираясь в вязкое дно. Угрюмое лицо зэка светилось от радости. Впервые в своей уголовной практике он находился в центре внимания. Конечно, ему показалось, что старшина нарочито скомкал ключевую часть повествования, про инопланетян и волшебное свечение атмосферы, но опыт научил многострадального уголовника не торопить события. Шибко бьют выскочек, как гласит тюремная мудрость.

Хозяин здешних мест, могучий филин проводил странную процессию пристальным взглядом. Круглые желтые глаза, окруженные черным кантом, лучше видели ночью, чем днем. Мудрой птице были непонятны намерения пришельцев, но инстинкт подсказывал, что лучше держаться от них подальше. Память пернатого хищника избирательна, большинство событий она отсеивает как ненужные и выбрасывает их прочь. У филина нет врагов на болоте. Здесь не водятся лисицы и еноты. Ему некого бояться, это он вызывает страх у лягушек, ужей и водяных крыс. Среди зарослей травы мелькнула серая спина ондатры – филин насторожился. Пернатый хищник предпочитал охотиться по ночам, но грех не воспользоваться легкой добычей. Он взмахнул широкими крыльями и в считаные мгновения накрыл жертву. Нерасторопный зверек слишком поздно заметил угрозу. Он попытался скрыться среди узловатых корней высохшего дерева, но острые когти безжалостно вонзились в спину. Филин неспешно покидал место охоты, неся в когтях сладкую добычу. Он вспомнил про людей, когда насытился, но к тому моменту они уже ушли далеко. Филин негодующе ухнул, уютно сложил крылья, удобно разместившись на обломке мертвого дерева, погрузился в дрему. До наступления ночи оставалось много времени.