Текст книги "Вверх по Причуди и обратно. Удивительные приключения трех гномов"

Глава 4
Вьюнок

После того, как «Стрекоза» и её храбрый экипаж отправились в плавание, Вьюнок несколько часов пролежал в пещере, горько рыдая. Никто его не навещал, никто не пытался его утешить. И именно благодаря этому он пришёл в чувство. Жалость к себе никогда никому не помогала, тем более гному. В конце концов Вьюнок утёр слезы, надел ногу, вышел из-под корней дуба и словно оказался в новом мире, где светило тёплое солнышко и повсюду сияли капельки дождя.

С нависающих ветвей дуба то и дело срывались и падали в заводь капли воды, от которых расходились маленькие колечки, исчезавшие затем на гладкой поверхности ручья.

Вьюнок взял удочку и поковылял к Перекату на Причуди. После дождя гольян оголодал, и вскоре на крючок попалась жирная рыбка, которая изрядно помотала гнома, прежде чем он вытащил её на берег. Вскоре он был уже настолько увлечён рыбалкой, что забыл обо всех своих бедах, и великолепное утро вдохнуло в него новую жизнь.

Лёгкий ветерок принёс с луга аромат примул и сердечника, к которому примешивалось благоухание цветков боярышника. В рощице неподалёку постоянно куковала кукушка. Над Дубовой заводью носились чёрные ласточки, кончиками крыльев слегка касаясь подёрнувшейся рябью поверхности ручья. Потрёпанная бабочка-крапивница (которая провела зиму в спячке в трещине старого дуба) уселась на иссохшую головку рогоза неподалёку, широко раскрыв крылышки на солнышке.

Вьюнок рыбачил, пока не поймал семь жирных гольянов и колюшку. Последняя была очень красива – у неё был розовато-красный воротничок и голубоватая спинка, переливающаяся всеми цветами радуги. Потом он смотал удочку и стал наблюдать за маленькими рыбёшками, мелькавшими на мелководье, шнырявшими среди камней на дне Причуди и пробиравшимися вверх по течению.

Время шло, и Вьюнок почувствовал острое желание с кем-нибудь поговорить. Все звери и птицы были слишком заняты, чтобы остановиться и поболтать с ним – почти у всех были семьи, о которых надо было заботиться, все были заняты строительством и благоустройством гнёзд и норок или добычей еды для шумного потомства и жён-наседок.

Вьюнок сложил улов в котомку, которую носил за спиной, и стал подниматься вверх по прибрежному откосу. Он начал обдумывать своё положение. Гному стало ясно, что он не вынесет одиночества, которое с каждым часом тяготило его всё сильнее. Так или иначе, он должен отправиться вслед за Меумом и Тысячелистом и отыскать их; опасности путешествия не шли ни в какое сравнение с чувством пустоты и отчаяния, которое он испытывал.

Но оставался один вопрос: как именно это сделать? Вьюнок был хромым на одну ногу и даже пешком передвигался в два раза медленнее своих собратьев, а о том, чтобы нагнать «Стрекозу», он не мог даже и мечтать.

Над Перекатом нависал ствол старой поваленной ивы, расколотой молнией. Удар молнии расщепил дерево пополам, и одна его часть лежала поперёк ручья, соединяя берегá Причуди друг с другом. Сверху на стволе образовалась ложбинка, в которой скапливалась грязь и опавшая листва. Здесь рос ярко-зелёный мох и странные кожистые грибы. Вьюнок вскарабкался сюда и уселся на мох, свесив здоровую ногу над ручьём и болтая ею.

Отсюда хорошо просматривалось дно ручья. Под ивой находилась довольно глубокая заводь, но вода здесь была прозрачной, словно можжевеловая настойка, и Вьюнок мог разглядеть каждый камешек на песчаном дне. Дно ручья выглядело очень заманчиво, и в этот момент гном многое отдал бы за то, чтобы превратиться в рыбу.

Когда глаза Вьюнка попривыкли к игре света и теней на дне ручья, всё стало приобретать для него чёткие очертания. Если солнечные лучи падают прямо на прозрачные воды ручья, неискушённому наблюдателю нелегко разглядеть в воде рыбу; даже Вьюнку не всегда это удавалось. Меняя положение, он в конце концов смог разобрать в воде очертания очень большого окуня, залёгшего на дне заводи, головой против течения, и слегка шевелившего плавниками. Рыба была просто загляденье, полоски на спинке казались тенями от веток, и лишь едва заметное поблёскивание расходившихся жабр время от времени подсказывало, что это всё же рыба. Шипы вдоль спины были едва видны, потому что окуни расправляют их лишь тогда, когда волнуются или боятся.

Вьюнок был поражён. Подобные исполины редко поднимаются так высоко по Причуди, и, если гному удастся его поймать, такая добыча могла обеспечить его пищей на несколько дней вперёд. Вьюнок насадил на крючок извивающегося дождевого червя (ярко-красные дождевые червяки – самое желанное лакомство для рыб) и ловко закинул его в воду прямо над окунем так, чтобы тому показалось, будто червяк сам упал с ивы.

Вьюнок наблюдал за тем, как червяк, едва оказавшись в воде, стал извиваться ещё сильнее и медленно тонул, опускаясь всё глубже и глубже, пока не оказался в нескольких сантиметрах перед неподвижной рыбой.

Окунь совсем не таков, как голавль или плотва; окуни не ходят косяками, а отсиживаются в иле и песке, выжидая, словно мистер Микобер[10]10
  Персонаж романа Чарльза Диккенса «Жизнь Дэвида Копперфильда, рассказанная им самим», неунывающий неудачник, живущий в вечной надежде на счастливый исход. – Прим. пер.


[Закрыть], пока им улыбнётся удача и добыча сама приплывёт к ним.

Как только червяк коснулся песчаного дна, он начал отползать в сторону, а окунь зашевелился. Его плавники слегка задрожали, а на спинке приподнялись шипы. Через несколько секунд со дна взметнулся взбаламученный песок, и леска натянулась.

Однако Вьюнок был искусным рыбаком, его леска оказалась достаточно длинной, а катушка на удочке была сделана из кости лапы горностая. Едва почувствовав крючок, окунь рванулся вверх по течению и размотал леску почти на два метра. К счастью для Вьюнка, леска на его удочке была намотана на катушку, иначе окунь утащил бы гнома в воду, ведь окунь – рыба крупная и весит почти столько же, сколько гном. Но Вьюнок был удильщик хоть куда и вываживал свою добычу с мастерством опытного ловца лосося.

Примерно через час окунь начал уставать, и над водой показалось его белое брюшко. Вьюнок слез со ствола поваленной ивы и подтянул рыбу к берегу. Ему понадобились все силы, чтобы вытащить свой улов. Эта была великолепная рыбина, лучшая из всех, что он вылавливал за долгое время. Гном вытащил охотничий нож и стал разделывать добычу, сделав надрез на брюшке и с усилием разрезая толстую гладкую кожицу, раздвигая её и проталкивая нож всё дальше. Плоть рыбы, сочная и плотная, вся была испещрена голубыми прожилками. Вьюнок ловко отделил её от костей и нарéзал пятисантиметровыми ломтиками. Потом он сплёл из осоки четыре верёвочки, аккуратно связал ломтики и, взвалив эту вязанку себе на спину, направился обратно к своему дубу. Войдя в пещеру, гном свернул свой спальный мешок из кротового меха и достал из кладовой несколько пшеничных лепёшек.

Вьюнок, наконец, решился так или иначе отправиться вверх по Причуди, чтобы присоединиться к своим друзьям. Он и подумать не мог о том, чтобы проводить ночи в пещере в одиночестве.

* * *

Когда Вьюнок отправился в путь, его не провожали взволнованные звери и птицы, никто не пожелал ему удачи, никто не заметил, как маленький хромой гном с котомкой за плечами ковылял вверх по ручью.

К сумеркам Вьюнок ушёл уже довольно далеко от дома и добрался до тех самых зарослей тростника, где его собратья устроили привал в середине дня. Зоркий и наблюдательный, гном вскоре заметил на мягком иле следы в том месте, где Меум и Тысячелист вытащили лодку из воды, а от камышовки узнал, что два гнома действительно отдыхали здесь, прежде чем отправиться в сторону мельницы.

Вьюнок очень устал, его нога болела, и поэтому он решил поискать место для ночлега. До Мшистой мельницы было ещё далеко, и у гнома не оставалось ни единого шанса добраться туда раньше следующего вечера.

Вьюнок нашёл небольшую лощину под корнями ясеня, растущего на берегу Причуди, и сгрузил всю свою поклажу в сухую пещерку. Потом он развёл небольшой костерок и зажарил пару ломтиков филе выловленного окуня с несколькими листьями щавеля. Получилось очень вкусно, и гном почувствовал, что силы возвращаются к нему. По правде сказать, Вьюнку даже начало нравиться это путешествие. Он раскурил трубочку с крапивным табаком, уселся на бревне и, попыхивая трубкой, наблюдал за тем, как угасает над ручьём свет уходящего дня.

Когда совсем стемнело, журчание воды в ручье стало казаться более громким и отчётливым, словно эхом отдаваясь на берегах и в прибрежных зарослях. Водяные крысы проплывали под кустами боярышника, чьи ветви низко склонились над водой под тяжестью цветов, почти касаясь ручья. Веточки и сухие травинки – следы последних мартовских паводков – всё ещё свисали бахромой с нижних веток.

Вьюнок докурил трубку и улёгся спать, удобно устроившись в спальном мешке. Он спал крепко, проснувшись лишь однажды, когда какой-то зверь, – он не видел, кто это, – незадолго до рассвета спустился к ручью на водопой. Узнай тогда гном, что это была лесная собака, он бы страшно испугался.

Он проснулся как раз в тот момент, когда за фермой, над пашней, запел первый жаворонок, а небо на востоке стало серым. Хотя был уже май, дул холодный ветерок, и заливные луга затянуло молочно-белым туманом. Вьюнок лежал, свернувшись калачиком, и прислушивался к голосам птиц. Какое-то время пел лишь жаворонок; слабенькие высокие нотки его чистого голоса доносились откуда-то издалека, с невообразимых высот. Без сомнения, жаворонок заглядывал за горизонт и уже видел восходящее солнце. Затем вступил крапивник; его громкий свист раздавался неподалёку от ясеня. Вьюнок разглядел эту пичужку, присевшую на мшистый камень. Удивительно, что такое маленькое существо могло издавать такие громкие звуки.

Вьюнок окликнул пичужку:

– Привет, крапивник! Рано же ты поднялся.

Маленькая птичка тревожно замерла на пару мгновений, вращая юркой головкой в разные стороны, потому что не сразу заметила Вьюнка под корнем ясеня. Она была так напугана, что Вьюнок рассмеялся, и тут уж крапивник увидал его – сидящего в спальном мешке, обхватив руками здоровую ногу.

– О, гном, что ты тут делаешь? Не ожидал увидеть маленький народец в наших краях.

– Да обычно мы и не ходим сюда. Мы живём у Дубовой заводи. Я отправился вверх по Причуди на поиски моих друзей. Они смастерили лодку – отличную лодку, надо сказать, – и решили отправиться за мельницу, чтобы найти Морошика.

И Вьюнок поведал крапивнику всю историю.

* * *

К этому времени птицы уже пели вовсю, и их рассветный хор звучал оглушительно громко. Немногим из нас доводится слышать этот чудесный хвалебный гимн солнцу, потому что мы нежимся и храпим в кроватях, словно свиньи в хлеву, пропуская одну из самых прекрасных симфоний, которой дирижирует сама Мать-природа.

Чёрные и певчие дрозды заливались трелями и свистом, камышовки щебетали свои песенки, словно подслушали музыку вод у ручья и теперь вторили его журчанию, а две кукушки состязались друг с другом, каждая со своего куста боярышника. Они так шумели, что Вьюнку пришлось заткнуть уши. Кукушкины песни сводят с ума, если повторяются без конца. А тем временем светало, кусты боярышника становились видны всё лучше, а птичий хор звучал всё громче и громче.

В это время года, когда все птицы заняты своими домашними делами, рассвет и поздний вечер были единственным временем, которое они могли уделить пению; лишь в это время у них была возможность выразить свою любовь к этой чудесной земле и славить жизнь, этот бесценный дар Матери-природы.

Это пение в конце концов убаюкало Вьюнка, а когда он снова открыл глаза, было уже довольно светло, и солнечный свет начинал прорезать плотный туман над ручьём и окрестностями. Пока что были видны только верхушки тополей возле фермы, похожие на остроконечные монашеские капюшоны, торчавшие из белой дымки. Всё обещало прекрасный день, и Вьюнок без промедления принялся за завтрак, который он приготовил из буковых орехов, ещё одного кусочка филе окуня (съеденного на этот раз сырым) и двух пшеничных лепёшек. На закуску гном съел скворечье яйцо, найденное им вчера по дороге. Это было настоящее лакомство. Гномам редко удавалось найти свежее яйцо, ведь птицы были их друзьями, и гномы не любили разорять их гнезда, хотя, боюсь, изредка они всё же делали это, когда птицы были далеко.

Это яйцо Вьюнок нашёл среди лугового сердечника; его обронил скворец по дороге к гнезду. Скворцы – небрежные птицы, и такое с ними случалось довольно часто. Как и филе окуня, Вьюнок съел яйцо сырым, запивая ледяной водой из Причуди – такая вода была в походе лучшим напитком.

Когда гном, наконец, отправился в путь, солнце поднялось уже довольно высоко. Дорога была тяжёлой, и Вьюнок продвигался вперёд медленно: местами непроходимые заросли подступали вплотную к воде и преграждали путь, поэтому ему каждый раз приходилось обходить их и снова возвращаться к ручью. Эту дорогу он знал довольно хорошо, потому что много лет назад почти добрался до Мшистой мельницы во время рыболовной экспедиции.

К полудню Вьюнок совершенно выбился из сил, и вдобавок к этому его нога очень болела от непривычно большой нагрузки. До мельницы было ещё далеко, и гном уже начал жалеть, что отправился в это путешествие. Такими темпами он никогда не догонит своих друзей – к этому времени они, должно быть, уже ушли на много миль[11]11
  Британская сухопутная миля составляет 1609 метров. – Прим. ред.


[Закрыть] вперёд. Однако по дороге Вьюнок узнал кое-что от одной водяной крысы. Она видела двух гномов в лодке ниже Мшистой мельницы. Камышница тоже ободрила гнома. Вьюнок увидел её сидящей на красивых пятнистых яйцах под нависающей ветвью. Её большое гнездо было свито из водорослей и тростника на подтопленном бревне.

– О, маленький гном, вот это сюрприз! – сказала она. – Вчера я видела двух твоих собратьев: они проплыли мимо на отличной лодке. Куда вы направляетесь? Ведь не собираетесь же вы покинуть Дубовую заводь?

– Нет-нет, – поспешно заверил её Вьюнок, – мы хотим найти Морошика, который отправился вверх по ручью и так и не вернулся.

– Что ж, желаю удачи, маленький гном. Если б я не была так привязана к гнезду, я бы отправилась с тобой, но завтра мои детки вылупятся из яиц. Посмотри, ну разве они не прелестны?

Камышница привстала и приподняла крылья. Вьюнок увидел шесть больших яиц – пятнистые, с прожилками и красивыми каштановыми пятнышками. В его голове мелькнула мысль, что одно из этих яиц стало бы изысканным кушаньем, будь оно только что отложено. Гном, как и подобает в такой ситуации, выразил своё восхищение, а затем осведомился, далеко ли до Мшистой мельницы.

– Ну, я долетаю до мельничного пруда за шесть минут. Но это через луг, – ответила камышница.

У Вьюнка упало сердце. Ему ни за что не добраться до мельницы до наступления темноты, и он присел в зарослях кипрея, чтобы перевести дух.

Должно быть, он заснул, потому что, когда Вьюнок вновь открыл глаза, уже вечерело. Он тут же увидел очень высокую, благородного вида птицу, стоявшую на отмели в излучине ручья. У неё были длинные зеленоватые ноги, серое туловище и узкая шея, похожая на змеиную. Клюв был острым, плоским у основания, а красивый хохолок шёл вниз от самой макушки.

Это был сэр Цапля, друг гномов; он часто прилетал к Дубовой заводи за гольяном. Вьюнок тут же собрал свою поклажу и поковылял вдоль берега навстречу птице, чтобы переговорить с ней. К ужасу гнома его нога так затекла и разболелась, что он едва мог двигаться.

– Доброго вам дня, сэр Цапля! Надеюсь, рыбалка сегодня была удачной? – произнёс Вьюнок, опустив свою котомку на берег рядом с болотными незабудками и утирая пот с лица.

Огромная грациозная птица склонила голову набок и внимательно посмотрела на гнома сверху вниз. Вьюнок едва доходил ей до колена.

– Так, так, уж не Вьюнок ли это? – приветливо сказал сэр Цапля. – Ты выглядишь очень утомлённым, маленький гном. Что привело тебя сюда, в такую даль? Я никогда не видел, чтобы ты уходил так далеко от Дубовой заводи.

Вьюнок рассказал сэру Цапле обо всём, а затем спросил, сколько ещё идти до Мшистой мельницы.

– Далековато для тебя, маленький гном. Тебе следовало бы остаться дома. Я не видел ни твоих собратьев, ни их лодки; сегодня утром я рыбачил ниже по течению и обшарил все рыбные места и заводи. Наверное, они добрались до Вороньего леса, и я надеюсь, что там с ними не приключится ничего дурного, это опасное место… Опасное место, – повторил сэр Цапля многозначительно. – У меня гнездо на Тополином острове, в гнездовье цапель, что за этим лесом, поэтому я знаю, о чём говорю. Не вздумай отправляться туда в одиночку. Но вот что я сделаю, Вьюнок, – добавил он. – Если ты заберёшься мне на спину, я отвезу тебя к мельнице. Может, ты найдёшь там водяную крысу или ещё кого-нибудь, кто видел Меума и Тысячелиста.

– А если я упаду? – спросил Вьюнок, содрогнувшись от страха.

– О, тебе не стоит об этом волноваться, маленький гном, если ты будешь крепко держаться.

С этими словами сэр Цапля нагнулся к траве, и с некоторым трудом Вьюнок вскарабкался на его широкую спину. Одной рукой он крепко прижал к себе свои пожитки, а другой схватился за пучок серых перьев и пригнулся, дрожа всем телом.

– Надеюсь, всё будет в порядке, сэр Цапля; мне кажется, это опасно.

– Не бойся. Просто держись крепче, и всё будет хорошо, – ответил сэр Цапля, выпрямляясь.

Вьюнок пришёл в ужас: до земли было так далеко! Большая птица неторопливо зашагала вдоль берега, огляделась и затем рванулась вперёд, наклонив голову и расправляя крылья.

Через мгновение Вьюнок почувствовал порыв ветра, будто началась сильная буря. Оцепенев от ужаса, он увидел, как уходят вниз и стремительно уменьшаются окрестные поля, увидел всё русло Причуди до самой Дубовой заводи и дальше. Он увидел верхушки белых кустов боярышника, крышу мельницы и, далеко-далеко впереди, – тёмный сосновый лес… Вороний лес.

Казалось, сэр Цапля сделал всего десяток-другой взмахов своими широкими крыльями, а потом долго парил в воздухе. Это было восхитительное ощущение, и теперь Вьюнок наслаждался новым приключением. Неуютная тряска вверх-вниз прекратилась; воздух мягко овевал гнома словно вода прохладного ручейка. Вскоре гном уже различал внизу отдельные травинки, примулы и лютики, которые теперь быстро приближались.

– Держись крепче, Вьюнок, – сказал сэр Цапля через плечо, – мы приземляемся.

После этих слов его огромные крылья поднялись вверх, и птица словно замерла в воздухе. Вьюнок не ожидал такого манёвра и кубарем полетел вперёд, в заросли примулы. Он был цел и невредим, хотя немного испугался. Его удочка валялась с одной стороны, котомка – с другой, а сам он растянулся на спине, глотая ртом воздух.

– Ты в порядке, Вьюнок? – с беспокойством в голосе спросил его сэр Цапля.

Вьюнок с трудом встал на ноги, пытаясь отдышаться:

– Да… Я в порядке, сэр Цапля. Я был не вполне готов к этому!

Гном подобрал свою котомку и удочку и огляделся. Примерно в сотне метров он увидел мельницу; оттуда доносился монотонный шум водяного колеса.

– Мне пора, Вьюнок. Я не хочу слишком близко подходить к мельнице – не доверяю мельнику. Он застрелил бы меня, если бы мог.

Затем, расправив крылья и не дожидаясь благодарности от приходившего в себя Вьюнка, сэр Цапля улетел.

Вьюнок подошёл к берегу ручья и спрятался в осоке. Он благоразумно решил дождаться захода солнца, когда видимость будет хуже. Гном закурил трубку и стал наблюдать за порхающими над водой голубыми стрекозами, чьи прозрачные крылья украшала тёмно-синяя кайма.

На противоположном берегу ручья к воде спускалась изгородь, оплетённая заржавевшей колючей проволокой. За нижнюю нить проволоки, висевшую у сáмой воды, что-то зацепилось, и сначала Вьюнок подумал, что это был какой-то обломок дерева, принесённый течением. И вдруг его сердце бешено застучало. Это была лодка! Она зацепилась за колючку на проволоке и теперь с задранным носом беспомощно покачивалась у берега, прижатая течением. В лодке Вьюнок разглядел два спальных мешка и всё снаряжение, которое чудом уцелело при спуске по мельничному жёлобу.

Вьюнку стало плохо. Значит, путешествию конец, и он больше никогда не увидит Тысячелиста и Меума! По какой-то причине их лодка потерпела крушение, а его друзья, без сомнения, утонули. Убитый горем, бедный маленький гном закрыл лицо руками, и по его бороде потекли слезы и закапали на колени.

О боже! Что же теперь будет с ним самим? Ему придётся вернуться в Дубовую заводь и прожить в одиночестве всю оставшуюся жизнь! Мысль об этом была невыносимой.

Вскоре у ручья появилась жёлтая трясогузка – самец с яркой зеленоватой грудкой. Он бежал так быстро, что его лапки едва можно было различить. Он не заметил Вьюнка, рыдавшего в зарослях осоки; закричав «Цивли! Цивли!», господин Трясогузка улетел, унося в клюве нескольких насекомых, предназначавшихся для госпожи Трясогузки, сидевшей в гнезде где-то на заливных лугах.

Приближался вечер. Из луговой травы начали вылезать и с трудом пробираться к ручью маленькие толстые существа. Это были жабы.

Их круглые выпученные глаза и толстые животы всегда очень забавляли Вьюнка. Добравшись до Причуди, жабы просто сваливались в ручей кувырком. Пока Вьюнок лежал и наблюдал за ними из зарослей осоки, одна из жаб подошла достаточно близко, и гном видел, как пульсирует её горло. Передние лапы у жаб были кривыми как у бульдогов, а когда жабы ползали вразвалку, они очень напоминали толстых джентльменов в кальсонах.

Глядя на жаб, Вьюнок не мог удержаться от смеха и приободрился. Когда жаба увидела гнома, её глаза выпучились больше обычного, и в следующее мгновение зелёная мушка, ползущая по стебельку, исчезла, сражённая молниеносным выпадом жабьего языка. Вьюнок пожелал жабе доброго вечера, и та была так удивлена, что попятилась и свалилась в ручей, а Вьюнок вновь остался один. Бедный Вьюнок! Некому было утешить его, никто не хотел задержаться и поболтать с ним, даже жабы! Ему оставалось лишь забрать то, что осталось от лодки, и вернуться к Дубовой заводи.