Текст книги "Держи меня за руку"

14

Я слушала «Будь паинькой» Букера Ти Джонса, когда ко мне в комнату вошла мама. До следующей инъекции, положенной Эрике, оставалось еще шесть недель, но при мысли о том, что каждый день кому-то вкалывают «Депо», у меня начинала раскалываться голова. Я не знала, как поступить.

Мама поводила головой в такт музыке, и мне вспомнилась ее прежняя манера танцевать. Не так, как сейчас – еле заметные, апатичные движения, – а по-настоящему, со взмахами рук и покачиванием бедер. Когда я была еще ребенком, мама танцевала постоянно. Однажды ночью я проснулась от того, что она топала по полу в кабинете, а папа, присвистывая, постукивал по подлокотникам кресла.

Сейчас мама сжимала листок бумаги. Он был сложен втрое, как если бы его вытащили из конверта.

– Однажды мы с твоим отцом ездили слушать Букера Ти Джонса и его группу в Колизее, в Мемфисе. Мы остановились у тети Роз, но в итоге спать так и не легли. Всю ночь отрывались. Барабанщика звали Эл Джексон-младший. После концерта он пошел с нами гулять. Роз знала их всех.

– Ого, мам. Ты мне не рассказывала. А где была я?

– Уехала в библейский лагерь.

– То есть вы развлекались, а я протаптывала дорогу в рай? – рассмеялась я.

Вот бы мои родители снова танцевали, курили травку, матерились и вели себя так же, как в молодости. Они имели право насладиться беспечностью, которая стала возможна вместе с крепким положением.

Мама смотрела мимо меня, на висевшую на стене картину – монохромный этюд в зеленых тонах, изображающий, как женщина шагает в костер. Одна из ее редких реалистических работ. Эта картина всегда притягивала меня, и когда я обнаружила ее в глубине мастерской, мама только пожала плечами – дескать, забирай. Сейчас, сосредоточенно поджав тонкие губы, мама, похоже, оценивала картину заново. Я восхищенно за ней наблюдала. Я всегда считала мамину красоту чересчур эфемерной, такую невозможно передать ребенку. Будто выточенное лицо, тонкая кожа, острые скулы. Мама казалась невесомой, похожей на призрака.

– Что это?

– Где? А, чуть не забыла. Смотри.

Я встрепенулась от внезапной догадки и быстро прочитала: Мы готовы принять вашу заявку на получение льготной четырехкомнатной квартиры в комплексе Дикси-корт. Ожидайте подтверждения.

Я хотела было обнять маму, но она отшатнулась так резко, что я чуть не упала.

– Что это означает?

– Я видела тех девочек, которых ты привозила. У них в глазах такая печаль. Ты говорила, они остались без матери.

В тот день она едва обратила на них внимание, и я не ожидала, что она выполнит мою просьбу. Никогда нельзя было понять, что именно мама возьмет на заметку. Девочки тогда выглядели чудесно, но на человека, который не видел их до мытья и покупки обновок, они, должно быть, по-прежнему производили жалкое впечатление. Я постаралась подстричь им волосы как можно ровнее, но лицо Эрики все так же покрывали прыщи, а у Индии шелушились губы.

– Как тебе удалось? Всего месяц прошел.

– Письмо означает только то, что они попали в первоочередный список. Теперь надо ждать одобрения заявки. Я говорила, что Делия, моя подруга, работает в администрации. Она ускорила процедуру подачи.

– Получается, мне не нужно искать соцработницу?

Мама покачала головой.

– Как здорово, мам! Нужно скорее им рассказать.

Я скинула домашние штаны и натянула юбку, отыскала в забитом вещами шкафу наименее мятую блузку. Была суббота, а я еще ни разу не ездила к Уильямсам в выходные. Нужно одеться прилично, но с учетом, что там непролазная грязь.

– У них есть мебель, посуда и все такое?

Я замялась.

– Есть ли у них утварь на случай, если они получат квартиру? Сомневаюсь, что в той хибаре, где они живут, найдется что-то приличное.

Я присела и пошарила на дне шкафа в поисках мокасин.

– Вот, возьми.

– Что это? – спросила я, вставая.

– Съездишь в «Гудвилл»[24]24
  «Гудвилл Индастриз Интернешнл» – некоммерческая организация, которая, в числе прочего, заведует сетью благотворительных магазинов, продающих подержанные вещи.


[Закрыть], купишь им что-нибудь подходящее. Но не покупай вещи, если они ничем не лучше нынешних. И старайся подобрать одно к другому. Если решишь взять диван, сперва сама на нем посиди.

Она раскрыла ладонь и показала мне стопку купюр.

– Ты не обязана, мам. Я сама зарабатываю.

– Знаю.

– И я не собиралась им ничего покупать. Их отец, он…

Она сунула деньги в мою сумку, висевшую на спинке стула.

– Понимаю. У них есть отец. Придумай, как провернуть это, не задев его гордость.

– Спасибо, мама. – Я заправила блузку в юбку.

Мама коснулась волос и скривилась, словно от боли.

– Попроси Тая с друзьями, пусть помогут привезти мебель из «Гудвилла».

С этими словами она ушла. Постояв в нерешительности пару мгновений, я влезла в мокасины. Тай. Всегда Тай. В глазах моих родителей он непогрешим. Если рассказать, что мы встречались, то в расставании они наверняка обвинят меня. Я сложила письмо. Нужно скорее закончить с документами. Если Уильямсы могут не ночевать лишний раз в этом уродливом месте, пусть не ночуют. Уж лучше спать на полу в новой квартире, чем на кровати в жалком подобии дома.

Мама проявляла любовь необычными способами, и ее помощь с квартирой снова мне об этом напомнила.

15

Когда я рассказала Мэйсу Уильямсу о письме, он не впечатлился.

– Давайте отнесем заявление, – сказала я, – иначе можете потерять очередь.

– Слушайте, я сегодня работаю.

– Не похоже, чтобы сейчас вы работали.

– Нужно быть наготове на случай, если мистер Адэр за мной придет. Не могу я удрать с какой-то чокнутой женщиной.

– Я не чокнутая.

– По мне, так наоборот.

– Мэйс, поезжай с ней, – вмешалась миссис Уильямс.

Она сидела на стуле на другом конце комнаты со штанами сына, в руке была игла. По тому, как она перебирала в пальцах иглу, я догадалась, что у нее проблемы со зрением.

– Девочка тратит время, хочет помочь нам с детьми. Ты хоть съезди и узнай, что она предлагает. Если придет мистер Адэр, я с ним поговорю.

– Ма, у нас нет денег ни на какие квартиры. Как мне работать на мистера Адэра, если я буду жить в этом ее Дикси-корте?

– Мистер Адэр сказал, что ты больше на него не работаешь. Как ни вертись, нам придется отсюда съехать, сам знаешь, – произнесла она, пристально глядя на Мэйса.

– Квартира бесплатная, – вставила я. – Во всяком случае, пока вы не найдете работу. Вам помогут в агентстве трудоустройства.

– Ходил я в это ваше агентство. Для меня у них ничего нет.

Я сомневалась, что он приложил достаточно усилий, но ничего не сказала. Может, он просто слишком завяз в фермерской жизни.

– Ладно, если вам хочется сидеть тут и жалеть самого себя, то пожалуйста. Но девочки и миссис Уильямс имеют право жить в хорошей квартире, с вами или без вас.

Им наверняка тяжело ютиться в одной комнатушке – есть, спать, переодеваться. Да что с ним не так?

Миссис Уильямс выставила перед собой иголку и рассмеялась. С грехом пополам она наконец смогла вдеть нитку.

– Пф-ф… – просипел Мэйс, шагнул к угасающему огню и подкинул ветку.

В доме было холодно, чуть ли не холодней, чем снаружи. Воздух к апрелю еще хорошенько не прогрелся, а в щели задувал сквозняк. Внезапно, под особенно сильным порывом ветра, дверь распахнулась и со стуком захлопнулась; пес, лежавший на груде тряпья, вздернул голову и загавкал.

– Вон! – рявкнул Мэйс на пса, тот медленно поднялся, потянулся и вышел из хибары.

Мэйс разворошил вещи и вытащил из кучи рубашку. Он понюхал ее, стянул дюраг[25]25
  Дюраг – головной убор, который в США в XIX веке носили в основном бедные рабочие. В первой половине XX века обрел популярность, поскольку считалось, что он позволяет сохранять прическу. Во времена движения «Власть черных» этот головной убор стал для афроамериканцев своеобразным символом гордости.


[Закрыть], направился к задней двери и толкнул ее. Прежде чем дверь захлопнулась, я увидела, как он натягивает через голову рубашку, и успела заметить, насколько крепкие у него мышцы. Темное тело Мэйса отливало бронзой.

– Подожду в машине, – сказала я миссис Уильямс.

Мне хотелось узнать, следили ли девочки за своим внешним видом в течение недель, прошедших с нашей встречи, но Индии с Эрикой нигде не было. Интересно, куда они могли уйти, ведь ближайшие соседи живут в нескольких милях. Я развернула машину – так мы сразу же съедем с холма, когда сядет Мэйс, – и пообещала себе, что не стану из-за него нервничать. Наконец он появился в более-менее чистой голубой рубашке, в руке зажата щетка для волос, и побрел к машине. Теперь, по крайней мере, он не выглядел так, будто только что вышел из хлева. Когда мы проезжали мимо дома мистера Адэра, Мэйс кивнул и небрежно махнул рукой белому, сидевшему на капоте пикапа. Тот посмотрел на нас, но на приветствие не отреагировал.

– Это он?

– А то кто же.

– Мистер Адэр не обижает вашу семью?

Мэйс не ответил и уставился в окно. Я предположила, что ему не хочется разговаривать, и оставила его в покое. Нам необязательно быть друзьями. Пусть считает меня надоедливой, я стараюсь не ради него, а ради девочек. Придерживая одной рукой руль, в другой я сжимала письмо с адресом: дом 3501, Дикси-корт. Бюро аренды по субботам работало с десяти до шести, так что времени у нас было вдоволь. Машина мчалась вниз по шоссе. Из магнитолы, до этого выдававшей одни помехи, полился голос Карлы Томас.

– Эй, – сказал вдруг Мэйс.

– Что?

– Вы в курсе, что у вас мало бензина?

Я взглянула на счетчик. Бензина не то что мало, он был почти на нуле. Мне даже в голову не пришло заправиться – я привыкла, что это делает папа. Впереди показалась заправка «76», и я снизила скорость. Работник в синем комбинезоне уже нас приметил.

– Я схожу, – сказал Мэйс.

Я полезла в сумку за деньгами. Мэйс расплатился с заправщиком, вернулся к машине и снял пистолет с бензоколонки.

Глядя в зеркало, я наблюдала за Мэйсом. Он внимательно следил за цифрами на счетчике. Меня внезапно посетили мысли о его умершей жене, стало интересно, сошлись ли они еще в юности.

– Выезжали когда-нибудь из Алабамы? – спросил он, когда мы снова тронулись в путь.

– Конечно.

– И куда? – В голосе слышался скепсис.

– Ну, например… – Я чуть не начала рассказывать привычные для подобных бесед истории. Папа возил меня в Новый Орлеан на шестнадцатый день рождения. Моя тетя Роз живет в Мемфисе, и иногда мы навещаем ее на Рождество. Однажды я ездила с папой на конференцию в Нэшвилл и бывала в Фиске, маминой альма-матер. Но, едва открыв рот, я сразу же осеклась. Думаю, меня остановил его взгляд. Недоверчивый.

– Я была в Мемфисе, – произнесла я наконец. – Там живет моя тетя.

– Какой он, Мемфис? – спросил он, словно пытался представить далекий край.

– Стоит на реке, совсем как Монтгомери. Только Миссисипи намного шире, чем Алабама.

– Когда-нибудь свожу девочек к океану. Надо им хоть раз показать.

– Это несложно. Вы водите?

В Алабаме мужчины чаще всего учились водить с ранних лет – пикап или трактор. На самом деле мне хотелось выяснить, есть ли у них машина. Три автомобиля на семью, как у нас, – это редкость, но я не знала, могут ли люди в его положении иметь хоть одну.

– Само собой. Мой пикап пока сломан. Отдал чинить другу.

– Понятно. – Я решила вернуться к разговору о путешествиях. – Вы родились здесь?

Он кивнул:

– Недалеко от фермы Адэра. Отец горбатился на фермера по имени Филипс. Когда папа умер, мы с матерью не могли оставаться там бесплатно, а я еще был мал и плохо справлялся с работой, которую выполнял отец. Как подрос, устроился на другую ферму. Познакомился с женой, несколько лет мы прожили неплохо. Снимали дом, платили аренду. После ее смерти все пошло наперекосяк. То неурожай, то куры дохнут, постоянно какое-нибудь дерьмо.

После смерти его жены всю семью словно укрыло саваном – это чувствовалось всякий раз, когда о ней заходила речь. Лучше опять сменить тему.

– Я слышала, что «Уитфилд», фабрика солений, сейчас нанимает работников.

– Ходил я уже в такие места. Не берут.

– Нужно попытаться еще.

– А у вас-то много было работ?

Клиника – моя первая, но какое это имело значение? Я не понимала его упорного пессимизма. Мэйс вел себя так, словно против него ополчился весь мир. Трудно было сказать, где виновата система, а где он сам.

– Кажется, мы уже близко. Смотрите, вон знак.

Впереди стоял рекламный щит с надписью «Дикси-корт». На картинке черная женщина с двумя маленькими детьми перед одноэтажным кирпичным зданием. Отца рядом с ними нет. Мы съехали с трассы и свернули налево. То тут, то там еще продолжалась стройка, но ни одного рабочего я не заметила. Дорога делала плавную дугу, и наконец показалась вывеска бюро аренды. Я припарковалась, мы вышли из машины. Мэйс со скептическим видом огляделся.

На двери бюро висела записка: «Перерыв 5 минут».

– Говорите, это бесплатно?

– Да, пока вы не найдете работу. Потом нужно будет вносить какую-то плату. Небольшую.

– Лишь бы вы не зря обнадежили маму.

– Вы что-то хотели? – крикнула нам белая женщина с пешеходной дорожки. На ней было желтое платье с поясом, кричаще весеннее, вопреки прохладной погоде. Если человек носит столь яркую одежду, он непременно делает что-то хорошее для этого мира, подумала я.

– Да, мэм. – Я протянула ей письмо: – Мы пришли подать заявление на квартиру для семьи Уильямс.

– Вы соцработница? – спросила она. У нее, похоже, не возникло и мысли, что мы с Мэйсом можем быть супружеской парой.

Я замялась.

– Ну, не совсем. Я медсестра, а это отец моих пациенток.

Женщина кивнула и улыбнулась.

– А, поняла. Надеюсь, вам сообщили, что сейчас нет свободных квартир на первом этаже.

– Вы о чем, мэм?

– Ваши пациентки в коляске, мисс?

– В коляске? – вмешался Мэйс.

Я покачала головой:

– Нет, мэм. Необходимости в первом этаже нет. Я не такая медсестра, не сиделка. Нам нужна квартира с тремя спальнями, об этом сказано в письме. Если, конечно, у вас нет с четырьмя.

– Нет, мисс, таких больших квартир нет. Секунду, я зайду за ключом и провожу вас.

– Спасибо.

Пока мы ждали ее возвращения, Мэйс приблизился ко мне и спросил:

– Что там в письме?

– Правительство поможет, если не потянете арендную плату. Не беспокойтесь.

– Вам легко говорить. Хижина на ферме, может, и плохенькая, но это как-никак крыша над головой.

– Мистер Уильямс, я могу звать вас Мэйс?

– А я могу звать вас Сивиллой?

– Я не Сивилла. Я…

– Пойдемте, тут пара минут, – прервала меня работница бюро, запирая дверь. Она повела нас за собой, ее платье на солнце будто сверкало. – Меня зовут миссис Лэйси. Если нужна будет помощь – свистите. Мой муж в шестьдесят пятом вышел на марш с доктором Кингом. Его тогда хорошенько поколотили, но не напугали. И меня тоже. Ваши пасторы вдохновили нас приносить людям пользу, поэтому я сюда и устроилась.

Многие белые протестующие приезжали из других мест, но были и здешние жители. Эта женщина, очевидно, из таких. Мы проследовали за ней к двухэтажному зданию, перед которым лежали шлакоблоки. Миссис Лэйси повела нас на второй этаж и отперла дверь в квартиру. В прихожей пахло свежей краской. Установили еще не все светильники, так что с потолка свисали голые провода. На полу линолеум, чувствовался запах клея. С окон даже не успели содрать заводские наклейки. На розетках не хватало крышек.

– Вы не сказали, когда хотите заехать. Как видите, здесь еще кое-что надо доделать.

Мэйс оставил меня в компании миссис Лэйси и принялся изучать комнаты. Он двигался куда живее прежнего. Я заглянула в кухню. Узкая, с параллельной планировкой. Желтая бытовая техника, снова линолеум. Окно выходило во двор. Я представила, как будут смотреться здесь желтые шторы, примерно того оттенка, как у платья миссис Лэйси.

– Коммунальные услуги входят в аренду? – спросила я.

– Да-да, все включено, кроме телефона. Если захотят провести, то за это надо платить самим.

Я улыбнулась. Будет здорово, если у них появится телефон, я смогу звонить и узнавать, как дела у девочек.

В двери появился Мэйс.

– Что нужно делать? – спросил он.

По выражению лица я поняла, что квартира ему понравилась.

– Заполнить заявление. Оно у меня с собой.

Мэйс взял у миссис Лэйси бумаги, пролистал до последней страницы, игнорируя пустые поля, вычертил снизу размашистый крестик и вручил документ ей. Она смущенно кивнула.

– Заполненный бланк скоро будет у вас, миссис Лэйси. Я прослежу, – сказала я, снова забирая заявление.

Когда мы вышли на улицу, миссис Лэйси обратилась к Мэйсу:

– Если с документами все будет в порядке, приходите ко мне за ключами. Я бываю в бюро каждый день. Просто свистните, ладно?

Она доброжелательно нам улыбнулась, развернулась и зашагала обратно к бюро.

Мэйс схватил меня за руку. Я вздрогнула.

– Слушайте, мисс Сивилла. Можете в понедельник отвезти меня к этим, по занятости?

В понедельник у меня была рабочая смена, но неожиданно для себя я кивнула:

– Конечно. Но меня зовут Сивил. Два слога.

Он только ухмыльнулся.

16

Переезд занял две недели. Тай подрядил товарищей по студенческому обществу, и те помогали ему с Мэйсом перевозить вещи из «Гудвилла». Мы с Алишей, провозгласив себя декораторами, придирчиво выбирали одеяла и простыни, будто обставляли дом какого-нибудь богача. Я даже разобрала барахло в хижине, пытаясь отыскать то, что еще можно спасти. Но миссис Уильямс, похоже, стремилась почти от всего избавиться. «Не нужно», – говорила она про большую часть вещей. Единственный предмет, к которому она, по-видимому, была сильно привязана, – ее кресло-качалка. Когда мы закончили, в хижине все еще оставалось достаточно хлама для следующих жителей. Да, мистер Адэр уволил Мэйса, но никто не сомневался, что рано или поздно здесь поселится очередная семья, от которой отвернулась удача. Так уж обстояли дела в Алабаме.

Мы изо всех сил старались облагородить новую квартиру. Алиша обтянула кухонные ящики самоклеящейся пленкой, аккуратно подрезая края канцелярским ножом. Мэйс занимался освещением и установил плафоны. Я раздобыла для обеденного уголка люстру, в которой не хватало всего одной висюльки. Стеклянный журнальный столик. Вполне добротный диван с тканевой обивкой и резными деревянными подлокотниками. На двух белых тумбочках мама нарисовала красные розы. Мы отыскали матрасы приличного качества и каркасы кроватей. Изголовий у них не было – нам не хватило денег, – зато я нашла прочный деревянный шифоньер и надеялась, что одежда теперь не будет валяться на полу. Две односпальные кровати в комнату девочек. Общий комод. Чистый, хоть и выцветший, зеленый ковер. Тонкие белые шторы с изображением бабочек. Мне хотелось, чтобы после стольких лет, проведенных в старой хибаре, Уильямсы наконец смогли пригласить к себе гостей.

Мы с Алишей не нашли в «Гудвилле» полный комплект подходящей посуды, так что мама подарила Уильямсам сервиз, который мы почти не использовали. Она старательно обернула все предметы газетой – так ничего не разобьется при перевозке. Когда миссис Уильямс их разворачивала, по ее лицу я поняла, что есть из такой посуды она не хочет.

– Не любоваться же на нее, миссис Уильямс.

– Мэйс у меня растяпа. Еще уронит и разобьет.

– Затем и нужны ковры, и они у вас есть.

Меня беспокоила мысль, что они не будут пользоваться сервизом. Я бы хотела, чтобы миссис Уильямс наслаждалась каждой минутой новой жизни. Бережно распаковав всю посуду, она встала на стул и убрала ее в кухонный шкафчик, на самый верх. Но когда мы постелили на старый обеденный стол виниловую клеенку, Алиша уговорила бабушку сервировать его так, будто они ждут на ужин гостей. Против этого миссис Уильямс устоять не смогла, мысль о гостях приводила ее в восторг. Она достала сервиз и накрыла на четверых. В центре стола мы поставили вазу с искусственными розовыми цветами.

– Сивил, тебе еще нужна помощь? – спросил Винс, один из приятелей Тая, – пухлый парень с детским лицом, который, однако, демонстрировал внушительную физическую силу, когда перетаскивал мебель. На погрузку он приехал с ног до головы одетый в белое. Сумасшедший. Бог знает как, но, не считая пятен от пота, он в итоге совершенно не испачкался.

Винс прислонился к стене.

– Тебе нравилось учиться в Таскиги? Говорят, преподаватели там строгие.

– Было здорово.

– Эй, отстань от подружки Тая и иди помогать, – крикнул еще один из парней, проходя мимо.

– Между прочим, я ему не подружка, – сказала я, когда мы все собрались в гостиной.

Мэйс наблюдал за нами, стоя в дверном проеме. Я пыталась угадать, что у него на уме. Алиша плюхнулась в кресло-качалку миссис Уильямс. Я шепнула ей, что надо слезть с чужого места, и она пересела на диван.

– Спасибо вам всем за помощь.

Я раздала Таю и его друзьям по пять долларов. Любезный вклад от Джун Таунсенд.

– Миссис Уильямс, зовите нас, если что-то понадобится, – сказал Тай.

– Обязательно, сынок. Вам еще надо попробовать мой пирог с газировкой. – Она вручила каждому по сэндвичу с сыром, предварительно упакованному в бумагу.

Все трое хором отозвались: Да, мэм – и направились к выходу. Тай напоследок обернулся.

Алиша встала.

– Фу-у, я просто с ног валюсь. Поеду с ними. Поболтаем потом?

Мы обнялись, и она закрыла за собой дверь.

– Я тоже утомилась, – сказала миссис Уильямс. – Пойду прилягу. Сивил, что-нибудь еще нужно?

– Нет, мэм.

Мэйс продолжал стоять в проеме между комнатами. Он повернулся боком, пропуская мать. В тускнеющем свете солнца его тень скользила по стенам.

– Так вы с Таем вместе?

– Нет, – отрезала я, поправляя подушки на диване.

Между диваном и креслом остался пустой угол. Я представила, как здорово туда впишется консольный телевизор, который был мне совершенно не по средствам. Надо выбросить эту мысль из головы. У меня нет возможности делать подобные подарки, а если бы и была, я не имею на это морального права. Одно дело – мебель из «Гудвилла». Телевизор – уже чересчур.

– Как первая неделя на новой работе? – спросила я.

Мэйс сел на диван и похлопал по сиденью рядом с собой. Я не пошевелилась.

– Ничего трудного, если вы об этом. Получше, чем на ферме. От рассола не так уж и сильно воняет. А, забыл сказать, я сходил в больницу Святого Иуды Фаддея и показал врачу ногу. Сказали, шишка моя – ерунда. Проткнули иголкой, все стало чисто.

– Выпустили гной, значит? Вот гадость.

Он рассмеялся.

– На транспорте добираетесь до фабрики без проблем?

– Выходить приходится рано, но это ничего, лишь бы автобус вовремя приезжал. На следующей неделе пикап уже будет в строю. Наконец смогу заплатить за ремонт.

– Это прекрасно, Мэйс. Я очень рада за вас. – Смотреть на него было одно удовольствие. Ради новой работы он привел себя в порядок и выглядел прекрасно. – Наверное, пора уже все показать девочкам. Я привезу их вечером.

Индия с Эрикой еще не бывали в квартире. Мэйс хотел устроить сюрприз.

– Я съезжу с вами.

– Можете остаться. Я…

– Это все-таки мои дочки.

Когда мы сели в машину, он до упора опустил спинку сиденья и закрыл глаза.

– Какой смысл со мной ехать, если вы всю дорогу будете спать?

– Когда человек спит, он все равно составляет другому компанию.

– Тот, кто составляет компанию, обычно разговаривает с водителем.

Он приподнялся.

– Ладно, мисс Сивил. О чем хотите поговорить?

– Как думаете, что девочки скажут, когда увидят квартиру?

– Ну, мама с тех пор, как ее увидела, только и делает, что благодарит Бога. Я спрашиваю, что приготовишь сегодня? А она мне – мол, столько благодати в душе, что и есть не хочется.

– Неудивительно. Огромная удача, что моя мама смогла протолкнуть вас в верх списка.

Следующие слова он произнес так тихо, что я еле разобрала их сквозь рокот мотора.

– Знаете, мы ведь и до вас как-то жили. Я уважаю ваш труд, но не надо из себя строить мессию. Вам, чиновникам, только и надо, чтобы все целовали вам ноги.

– Вот почему вы всегда это делаете?

– Что?

– Портите приятный момент.

Мимо нас с ревом пронеслась фура, и его ответ я не расслышала. И это к лучшему – мне не хотелось сейчас бороться с его перепадами настроения. Слишком уж он ершистый. Что ни скажи, все не так, каждая похвала – со скрытым упреком.

Вскоре на дороге стало менее шумно, и Мэйс продолжил:

– Вы не знаете, как это трудно – принимать чужую помощь ради детей. Я их отец. Это я должен обеспечивать семью, как и обещал жене.

Его голос сорвался. Солнце садилось, в машине померк свет, но я все еще хорошо видела Мэйса. Полулежа в кресле, он смотрел в потолок. Сложно было понять, что он чувствует. Я просто хотела помочь Уильямсам насколько смогу. Но мама права: нельзя задевать его гордость.

Когда мы добрались до фермы, девочки сидели на крыльце.

– Папочка, – закричала Эрика, – я потушила огонь, но дома еще тепло.

– Хорошо.

Мэйс вошел в дом, а я спросила девочек, хотят ли они увезти с собой что-то еще.

Индия подняла с земли куклу – белокожую, с запачканным лицом, – прижала ее к груди и уткнулась в спутанные волосы из пряжи.

– Твоя? – осторожно спросила я. Индии было одиннадцать, и для своих лет она выглядела рослой. Меня встревожила такая привязанность к игрушке.

– Ага, ее, – сказала Эрика.

– По-моему, она отлично впишется в вашу комнату. Индия, посадишь куклу к себе на кровать.

Мэйс вышел из дома.

– Что будете делать с собаками? – спросила я.

– Они не наши.

– Ненавижу собак, – прошептала Эрика, пока мы двигались к машине.

– Почему?

Она приподняла голову и показала на шею. В сумерках я разглядела старый шрам.

Сообразив, что собак мы с собой не берем, Индия выскочила из салона и подбежала к одной из них. Обняла, зарылась лицом в шерсть. Собака лизнула ей щеку.

– Ну все, поехали, – сказал Мэйс.

Когда Индия вернулась в машину, в глазах у нее стояли слезы. На спуске с холма она продолжала смотреть через заднее стекло на дворняжку. К тому времени, как мы подъехали к Дикси-корту, уже стемнело. Фонарей на улице не было. Я хлопнула дверцей, по улице пронеслось эхо. Где-то вдалеке раздался лай. Индия тут же повернулась на звук.

– Давайте скорее, – поторопил Мэйс, взбегая по ступенькам. Совсем недавно он просил меня не играть в мессию, а теперь вел себя так, будто вся заслуга принадлежит ему.

Я замялась. Пора было возвращаться домой. Мне хотелось остаться, но из головы не выходил упрек Мэйса, так что в квартиру я подниматься не стала. Видимо потеряв меня, он снова спустился.

– Эй, мисс. Пойдемте-ка и помогите мне с девочками. А то не дай бог разревутся. И что мне тогда с ними делать?

Я отвернулась и крикнула через плечо:

– Будьте их отцом, как вы сами сегодня говорили. Скажите, что мы увидимся, когда я приеду делать укол.

Выдавить эти слова стоило мне огромных усилий. Сев в машину, я еще пару мгновений глядела на окна их квартиры, надеясь, что за занавесками промелькнут силуэты девочек. Я бы хотела увидеть их улыбки, узнать, понравилось ли им, как мы обставили комнаты. Было больно отказываться от приглашения Мэйса.

Я так ничего и не разглядела и вдруг поняла, что сижу в темноте. Через опущенное стекло в машину задувал ветер, а вдалеке, не замолкая, все тоненько лаял щенок.