Текст книги "Исповедь идиота. Избранное"

Исповедь идиота
Избранное
ДОМ

© ДОМ, 2017

ISBN 978-5-4490-1104-6

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Пролог или просто введение «В гостях У ДОМ@»

Причина заставившая меня писать «Исповедь идиота»

Всю свою сознательную и подсознательную жизнь моя неспокойная душа и неугомонный мозг не знают покоя. Работая в различных сферах, я, не ограничивая своё любопытство и реализовывая свои возможности, постоянно увлекался новыми направлениями в своей деятельности. Таким образом, наращивая профессионализм и накапливая жизненный опыт, я искал себя.

Занимаясь оружием, живописью, пошивом и моделированием одежды, кулинарией, строительством, экономикой, политикой, электроникой, рыбалкой, а так же стихами…, я, не только добившись успехов, но и обрастая определённой аудиторией поклонников и клиентурой, не успокаивался, ища совершенства.

Начиная изучение вопроса снаружи, я искал возможность изучить его изнутри, не ломая оболочки. Так, не ограничивая себя только на внешнем и физическом изучении человеческого тела, я исследую другой путь заглянуть вовнутрь – это попробовать проникнуть туда через сознание, в душу. Так как тело, это только оболочка, а мне необходимо большее.

Потому, что именно в этой кладовой кроются неподвластные даже науке тайны человеческого бытия и сущности. Ибо, не разобравшись в этом накопленном в ней теперешнем—настоящем, мы ничего стоящего не можем передать в наступающее будущее. Тем самым, прерывая связь поколений, лишаемся его.

В этом поиске, не найдя душевного покоя в стихах и живописи, я решил написать «Исповедь», то есть сознательно заняться прозой. Может, делясь с читателями тем, что меня тревожит, я через неё достучусь до их сердец? При этом разберусь в себе и пойму, для чего родился.

Ведь у меня тоже есть оболочка, которая трещит от тяжести и плотности накопленного. Я устал ходить в напряжении по наполненной острыми углами жизни, чтобы не наткнуться и не порвать её, опасаясь непредвиденного взрыва. Лучше эту оболочку приоткрою сам, делясь с Вами своим самым сокровенным. Но Вы мне не знакомы, и вот поэтому я называю себя «идиотом», с надеждой, что мы станем ближе. А так же и потому, что не боюсь быть смешным и даже уродливым, ни в своих изречениях, ни в описываемых мною событиях. Только слабые, неуверенные в себе личности и режимы, боятся правды, стараясь выглядеть правильно и красиво. Ведь эти каноны, которые зачастую ими же выдуманы и утверждены, условны. Но с ними скучно, они не интересны, так как оторваны от реальности, а нам нужна жизнь с её взлетами и падениями, с её смехом и горем, с её правдой. Ведь мы живём своей жизнью и видим её такой, какая она есть, а не той, что нам навязывают.

Сколько себя помню, никто из моих прямых родственников, которых я знал лично, не верил в Бога. Правда, они поговаривали, что у нас был родственник-священнослужитель по линии отца, но он умер в 20-х годах 20 века, так что встречаться с ним лично я никак не мог. Поэтому никогда ни одного своего родственника молящимся мне видеть не приходилось. Не хожу в церковь и сам, знаю не поможет, а молюсь ли – это знак вопроса. Но исповедоваться необходимо, что и делаю.

Я знаю Бог есть, как есть и Дьявол. Бог находится рядом и оберегает, а Дьявол периодически забегает в гости, причём без предупреждения и стука.

Да пусть мне поможет Бог, и не мешает Дьявол.

Пишу, пока я в трезвом уме и добром здравии. Пока меня не настигли ни маразм, ни мания величия.

Таким «Прологом» начинается моя автобиографичная повесть, которую я пытаюсь завершить. А стоит ли, ведь жизнь продолжается, подбрасывая всё новые и новые сюжеты? Думаю – да, но оговоркой «Продолжение следует».

Прочитав в интернете о самиздате Ridero, их условиях и возможностях, я решил, не дожидаясь завершения, опубликовать часть своего повествования, оформив его как «избранное» с «Исповеди идиота». Тем самым проверить это издательство, а заодно свои литературные возможности. Не сидеть в своей скорлупе, лелея себя написанным, а изучить спрос и предложения. Как бы получить встряску и идти дальше к своей цели. Думаю, на сколько Вам будет интересно читать уже завершенное, тем интенсивнее пойдет продвижение повести в целом.

Название пролога « В гостях у ДОМ@» – это не только предложение зайти ко мне в гости для того, чтобы Вы вместе со мной прошли эту небольшую часть моего непростого творческого пути, но и напоминание: чувствуйте себя здесь, как дома, но не забывайте, что Вы в гостях. А чтобы никто не сомневался в правдивости написанного, я решил опубликовать несколько своих стихотворений и картин.

Добро пожаловать!

Моя

 
Моё ты горе от ума,
Моё ты счастье и моя беда,
Моя болезнь – мое выздоровление,
Моя ты грусть и моё ты вдохновение.
Резка, как боль, сладка, как наслаждение,
Ты явь моя – моё ты наваждение.
Моя ты путеводная звезда,
Как жизнь и смерть, близка и далека.
Но знаю ты – моя, моя, моя!
 

Знахарь

 
Закрутила нас жизни рулетка
Не на ты, а на ВЫ мы пока.
Знахарь – я, а ты – пациентка.
Заключение мне делать пора.
 
 
Проведу я губами по шее,
Твоих плеч легонько коснусь,
Избежать чтоб врачебной ошибки,
Я рукою по телу пройдусь.
 
 
Изучая бугры и ямки,
Провоцируя скрытно болезнь,
Избегая всё той же ошибки,
Пропустить я что-то боюсь.
 
 
И найдя вдруг открытую рану,
Я не брошусь её зашивать.
А, как знахарь, которому веришь,
Буду нежно над ней колдовать.
 
 
Будут стоны, а за ними улыбка,
А в улыбке пробьётся весна.
Избежать пресловутой ошибки
Ты рукою поможешь сама.
 
 
Пусть МИНЗДРАВ не даст мне лицензии,
Инквизиция жжёт на костре.
Никому не открою я тайны,
Как вернул здоровье тебе.
 
 
Не сочтите этот стих за рекламу,
Но от скромности я не умру.
Вы на улицах города можете
Повстречать пациентку мою.
 
 
Как узнать? Очень просто. Она,
Эту книгу, в руках теребя,
С грустной осени вдруг станет весной.
Знайте: это действует заговор мой
То ли знахарский, толь колдовской.
 

Тайна

 
Я не знаю, зачем ты ворвалась,
В мою жизнь, явившись рекой.
Чтобы горным потоком промчаться,
Иль нести за собою покой?
 
 
Может сам, собирая по каплям,
От снежинки к снежинки лепил—
Растопил реку ту мною названной ….
Я тебя для себя сотворил?
 
 
Раз испив, искупавшись в ней вдоволь,
Не могу отказаться ещё, и готов
Окунуться я в омут бездонный,
Твоих недр, твоих тайн и, изволь, твоих снов.
 
 
Пусть бесстыжею девкой покажешь
Своё тайное, мутное дно.
Иль замкнёшься, закрутишь течением,
Но я знаю только одно.
 
 
Жаром солнца с меня собирая росинки,
Влагой в небо ты паром уйдёшь.
С туч тобою вернутся на землю дождинки,
И омыв тем дождём, мне силы вернёшь.
 

Натюрморт «Вот так и живём»

 
Срывая цифры, ветер треплет календарные листы.
Меняя юг на север, снег пройдёт с дождём.
А мы с надеждой в лучшее – весны,
Болея сердцем, всем телом и душою ждём.
 

ДОМ

Натюрморт « Дождались»

« Собака с голубыми глазами »

И так, избранное с повести «Исповедь идиота»

«Мой друг Женька»

Долго думая над названием этого рассказа, более точного определения наших взаимоотношений я не нашёл. Искренность, преданность и полная взаимная гармония сопровождали нашу дружбу долгие годы, но всё начиналось исключительно‒наоборот.

Отец, работая бригадиром строителей, пришёл с работы с подарком. Подарок, находящийся в мешке, ворочался и рычал. Моему восторгу и любопытству не было предела, но показать содержимое в тот вечер отец почему—то не решился, отделавшись возбужденно—сбивчивым рассказом слегка подвыпившего человека. Суть его повествования была следующей: ещё с осени, заложив фундамент под строительство новой кроликофермы, бригада весной занялась продолжением строительства, но возникла одна проблема. Их упрямо не подпускала к груде сваленного с прошлого года стройматериала злющая собака. Прорвав первую оборону, рабочие обнаружили логово, которое с не меньшим достоинством защищали щенки, особенно один из них, оказав предельное сопротивление, долго не давался им в руки. Он то и достался отцу, как бригадиру.

Только на следующий день наше любопытство было удовлетворенно, и все увидели подарок. Им оказался злющий, но симпатичный щенок. Довольно крупные черты, мощная грудь и лапы наводили на мысль, что в нём заложены благородные гены. Хотя ему было не более одного месяца, он вёл себя независимо и гордо. Все наши попытки не только погладить, но и приблизится к нему, терпели полную неудачу, и к выше перечисленным качествам добавлялась ещё агрессия, с которой он пытался укусить, уже не защищаясь, а нападая. Одним словом, на контакт щенок идти не хотел, за что и был временно помещён в сарай, где раньше находился поросёнок. Это строение было удобно тем, что в нём было встроено корыто-кормушка, через которую было удобно, не открывая двери, его кормить.

Прошёл месяц и, несмотря на моё повышенное внимание к нему и массу использованных приёмов и кличек, щенок на контакт так и не шёл. Домочадцы, теряя к нему интерес, опустили руки, иногда даже забывая из—за других забот покормить это бедное животное.

Однажды, придя домой со школы я не обнаружил пса на месте, и мысленно проигрывая версии о его бегстве или даже краже, слегка расстроился. Но появившийся отец рассказал мне, что щенка он отдал в хорошие руки, а хорошие руки оказались у моего дядьки по линии матери.

Дело было так: пока дома никого не было, мой отец и дядька Петька, то ли обмывая какое—то дело, то ли просто так непринужденно болтая о всяких мелочах, выпивали. Не любитель прихвастнуть, отец начал показывать свои владения. Чтобы окончательно удивить гостя, зная, что тот имеет слабость к охоте, отец показал щенка сидящего в свинарнике, убеждая дядьку, что пёс голубых кровей. Щенок действительно смахивал на немецкую овчарку, и дядька Петька загорелся. Рассказывая о неимоверных достоинствах пса, отец естественно не упомянул о его особенностях, включая дикий нрав, и утвердил мысль блуждавшую в дядькиной голове, что именно такая собака нужна охотнику для полного счастья.

Торг долгим не был. Хотя отец и говорил, что прирос душой к псу, но не долго думая, уступил его дядьке как родственнику всего за две бутылки водки, и собака тут же была пропита.

Так щенок, как неожиданно появившись в моей жизни с помощью отца, также неожиданно с его помощью и исчез, не оставив следа ни в моей ещё не забитой событиями памяти, ни шрама на моём, тогда ещё не закаленном жизнью, ранимом сердце. Но как ни странно, это был не конец, а начало нашей долгой, незабвенной дружбы, о которой и написан этот рассказ.

Прошло более чем пол—года. И вот однажды, вернувшись с учебы, я чуть ли не столкнулся с псом, сидящим возле крыльца дома. От неожиданности моё сердце сжалось. Перед мной с гордой независимой осанкой сидел взрослый, незнакомый пёс. И лишь слегка виляющий хвост успокаивал сознание, которое мысленно, перебирало мотивы, приведшие его к нашему дому, как тут наши глаза встретились. Сжатое сердце вдруг защемило. Боже мой! Передо мною сидел тот бывший щенок, который, не даваясь в руки, долгое время держал всех в напряжении.

Теперь всё его существо, как и взгляд, пронизанный жалостью, умоляя, просили: «Не прогоняй!». То ли с испуга, то ли чтобы разрядить напряженную ситуацию, я даже не перебирая в памяти имена, неожиданно выпалил: «Женька!», как вдруг пёс подошёл ко мне и лизнул руку. Так началась наша дружба, а в нашей семье к именам Вера, Миша, Инна и Олег добавилось ещё одно – Женька.

Женька полностью оправдывал своё человеческое имя. Его открывающиеся возможности и сообразительность удивляли не только меня, но и окружающих с каждым днём всё больше и больше. Одним словом, вся наша семья привыкла к этому симпатичному, разумному животному и существования без него уже не представляла, как вдруг появился дядька Петька. Узнав про скрывающегося у нас пса, он требовал его вернуть.

Я очень переживал за сложившуюся ситуацию и в чью пользу возникшее разногласие будет разрешено, так как от этого зависела не только дальнейшая судьба пса, но и моя. Ведь я к нему уже прикипел душой, а он, в свою очередь, стал не только моим другом, но и моей тенью.

Пока шли долгие переговоры взрослых, я и Женька, забившись за сарай, сидели обнявшись, оба понимая, что возможно эти мгновения последние и нас могут разлучить. Обняв его, я гладил Женькин загривок, тихонько говоря ласковые слова, успокаивая не столько его, сколько себя. Пёс, всё понимая и тяжело вздыхая, тоскливым взглядом смотрел на меня. Тихо скуля, он лизал мои щёки и руки. Мы прощались.

Могу только поклониться и отдать должное отцу. Осознавая щепетильность ситуации, он приложил все силы, и не брезгуя аргументами, в полную силу использовал своё дипломатическое красноречие. Ведь на кону стоял не столько финансовый, сколько принципиально– идеологический вопрос. Прислушиваясь к голосам сторон, по их интонации я пытался определить, в чью пользу идёт разрешение возникшего конфликта. Женька жалостно смотрел мне в глаза и полностью полагался на мою интуицию.

К вечеру, услышав мягкую интонацию подвыпивших голосов, которые нас звали, мы вышли из укрытия. Первым вышел я. Женька вышел лишь после того, как я его позвал. Низко опустив голову, слегка виляя хвостом, пёс как бы перед всеми извинялся, что из—за него разгорелся такой сыр—бор, и что он всем доставил столько проблем. Он, сначала виновато опустив уши подошёл к дядьке, и просяще глянул ему в глаза. Затем, устало сделав круг Женька улёгся у моих ног, и тяжело вздохнув, положил голову на лапы. Выбор был сделан, и дядька сдался.

Пока конфликтующие стороны допивали спиртное и договаривались об условиях сделки, мы с Женькой ликовали.

Ведь дядьку Петьку тоже можно было понять. Делая из щенка охотничью собаку он вложил в него много сил, и уже предвкушал наслаждение удачной охоты. А удачу должен был принести именно Рекс, так дядька назвал подрастающего пса. Но, как говорят охотники, произошла осечка. Гордо выйдя с ним первый раз на охоту, он отстегнув поводок, пустил Рекса по следу, и Рекс пошёл, но больше не вернулся. Видно, по—спартанский воспитывая щенка, дядька перегнул палку, не учтя его гордого, своенравного характера, забыв о любви и ласке, которыми тот был обделён, оторванный от своей матери. Видно терпя обиды от дядьки, пёс вспоминал, с какой любовью к нему относились прежде, и у него возник план побега, который, он найдя возможность сразу реализовал. Но как пёс, принесённый в мешке отцом и унесённый таким же способом дядькой Петькой из дома, нашёл нас, и какие приключения при этом он перенёс – это до сих пор остаётся тайной.

Вскоре отец смастерил для Женьки будку, ведь в доме появился сторож, а он должен иметь свой угол. Будка была выполнена по всем законам архитектуры. Сделанная из широкой доски, утеплённая и крытая рубероидом, с деревянным, поднятым от сырости над землей, полом, она выглядела настоящим домом. Затем по всему двору была натянута и закреплена проволока, а на неё насажена цепь с ошейником, на которую был посажен Женька. Мне было его жалко, и я не упускал возможности снять нашего охранника с цепи, для того чтобы с ним прогуляться. Эти случаи происходили на столько часто, что его жизнь превратилась в сплошную прогулку. Родители, видя, что пёс никуда не убегает, и бдя службу, не нарушает устоявшуюся в хозяйстве гармонию, уже привыкли к мирно лежащему, но по первому зову бегущему на помощь Женьке. Да и сидящий на привязи, пёс делал такую жалкую морду, обиженного, всеми забытого и брошенного существа, что сердце ни у кого не выдерживало и руки сами тянулись к ошейнику, чтобы его отпустить.

Так каждый из нас реализовывал свой план, в который входила не просто свобода, а полная свобода, и мы добились своего.

Однажды отец, привыкший видеть мирно лежащего, но одним прищуренным глазом следящего за обстановкой Женьку, вдруг увидел его на привязи. Не найдя того кто посадил его на цепь, он возмущаясь, отпустил пса. И так происходило несколько раз.

Но в один день ситуация полностью прояснилась: как то придя на обед, отец снова увидел Женьку, сидящего на привязи. В очередной раз, снимая нашего четвероногого охранника с цепи, он обратил внимание на свободно болтающийся на его шее ошейник. Кто мог опять посадить пса на цепь, так как дома до обеда никого не было, опять оставалось загадкой. Но тут неожиданно появившаяся соседка тётя Надя, со словами: «Та я с вашей собакой чуть сегодня в штаны не наложила», – поведала такую историю.

Вчера, хорошо посидев у нас в гостях, тёть Надя, то ли решив повторить, то ли по делу, не увидев пса и, не предчувствуя никакой опасности, без предупреждения зашла к нам во двор. Женька, видимо расслабившись, задремал на своём любимом месте в розах у ворот. Но звонкий голос соседки, крикнувшей: «Хозяин!» – моментально вывел его с этого состояния. Реакция была незамедлительной. Так как тетя Надя успела зайти довольно далеко, пёс в два прыжка оказался у неё сзади. Неожиданное появление злющего пса, грозящегося её порвать на куски, соседку просто парализовал, отключив у неё даже дар речи, которым она очень гордилась. Прижимая тётю Надю к забору, пёс, ругая её своим собачьим матом, постепенно вытолкнул нарушительницу границы за пределы двора. То ли чувствуя вину за утраченную бдительность, то ли за жёсткий собачий мат, которым он обложил соседку, пёс решил себя наказать, посадив на цепь. Именно свобода, которой Женька так дорожил, была принесена им в жертву, настолько важными казались ему тогда такие его проступки.

Шло время. Женька, основательно завоевав наши сердца с неподдельной деловитостью и пунктуальностью, выполнял свои обязанности сторожа, а в наше отсутствие, даже хозяина. Деловито обходя свои владения, он с удовольствием общался с жителями нашего хозяйства и все, независимо от рода, звания, вероисповедания и взглядов на окружающий мир, его уважали. Кота Барсика, который заигрывая с ним, постоянно лез к нему целоваться, а иногда, наглея, забирался на него поспать, он уважительно—мягко скидывал, как бы говоря: «Тут столько дел, так что извини, не до тебя». Когда же кот окончательно наглел или совершал по мнению пса недопустимый поступок, он его загонял на столб, и по два—три часа не давал слазить, тем самым подчеркивая, кто в доме хозяин. Уток Женька приглашал в сарай на ночлег, мягко подталкивая каждую в зад своим носом, как бы пересчитывая и говоря: «Что же вы такие бестолковые и нерасторопные». Курятник тоже не был обделён вниманием, там он зачастую разгонял петушиные бои. Но основной головной болью у него были кролики, которых отец разводил в большом количестве и которые постоянно пытались, делая подкопы, вырваться на волю. Найдя очередной подкоп, Женька тут же его зарывал. Затем приведя меня или отца к месту происшествия, он высунув язык, деловито крутясь вокруг, помогал восстановить порядок, этим подчеркивая, что не зря ест хлеб насущный. Одним словом, как психолог, где кнутом, а где пряником, Женька поддерживал дисциплину, которая создавала иллюзию полной гармонии в нашем хозяйстве.

На самом же деле Женькино нутро рвалось на просторы полей, лесов и виноградников. Внимательно следя за каждым моим шагом, Женька мог безошибочно определить, куда я собрался идти. Если затянувшиеся сборы и атрибуты подготовки подтверждали, что я собираюсь на охоту, Женькиной радости не было предела. Так как это было страшной тайной, пёс с трудом стараясь поддерживать секретность, изображая, что ничего особенного не происходит, начинал делать обход своих владений, между прочим посматривая за мной. После тайных сборов, я так же тайно исчезал, оставив слегка приоткрытой калитку. Это и был сигнал к действию. Женька для отвода глаз, нетерпеливо посматривая по сторонам, прохаживался по двору и, соблюдая конспирацию, тенью проскальзывал в оставленную мной щель в калитке. Через несколько минут мы уже были вместе. Мне можно было и не ждать пса в условленном месте, так как Женька мог найти меня везде. Но я обычно его с нетерпением ждал, чем подчеркивал уважение к своему другу, и он это понимая ценил, платя мне тем же.

Найдя меня на нашем месте, Женька начинал носиться, как угорелый, делая широкие круги. Это было не просто выражение накопившихся эмоций или погоня за бабочками и птичками, это было большее. Со стороны можно было подумать, что у пса «сорвало крышу». Женька, как смерч, носился вокруг, буреломом ломая кусты, иногда, проносясь в нескольких сантиметрах от меня, демонстрировал свои возможности. Пёс, знавший об охоте не по наслышке, разминался. Это продолжалось пока я, достав оружие, заканчивал полную подготовку к охоте. Увидев, что я готов, Женька подбегал и, глядя мне в глаза, выпрашивал оценку его подготовки. Если я теребя его загривок, говорил: «Молодец!» Женька преображался, его поведение становилось деловито – сдержанным, ведь он шёл со мной на охоту.

Дальше каждый выполнял свои обязанности. Пёс, бегая кругами и глубоко сопя, искал след, я полностью полагаясь на него, мог, любуясь окружающим миром, наслаждаться жизнью. Мы не жаждали крови, охота скорее для нас была атрибутом единения, укрепленная тайной, которая вырабатывая адреналин, усиливала нашу ответственность друг перед другом. Зачастую, не сделав ни одного выстрела, без добычи, уставшие и голодные, мы шли домой довольные проведенным вместе временем. Природа нас манила своей гармонией и искренностью, в которой существовали свои законы, где нет суеты и подлости, где происходит единение душ, а не единение сословий. Ведь мы не играли с природой, а жили ею.

Так было и в тот холодный ноябрьский день. Пройдя много километров так и не сделав ни одного выстрела, я решил прочесать колхозный виноградник, а заодно поживиться пропущенными в уборку одиноко висящими кисточками, сладкого, превращающегося в изюм винограда. Женька молча со мной согласился. Сильный, холодный ветер, срывая капюшон, дул мне прямо в лицо, но я не сдавался. У пса дела тоже были не лучше. Мощный поток воздуха, не задерживая запахи у Женькиного грязного от старания носа, с большой скоростью уносил их безвозвратно, пёс нервничал. Найдя одиноко брошенную, слегка примороженную кисть винограда, я с удовольствием поглощал её, забыв об охоте. Холодный, сладкий виноград, сводя зубы, замораживал мои мозги, в которых, как в заевшей пластинке, повторялась одна и та же мысль – надо идти домой. Вдруг Женька, преградив своим телом мне дорогу, тихо зарычал, своим поведением показывая, что рядом кто-то есть, но кто и где я не видел. Не создавая шума, я снял с плеча оружие. Знавший о нём не понаслышке, Женька, как по команде, ушёл за мою спину. Всматриваясь и бессмысленно водя стволом по сторонам, так никого и не увидев, я сдался. Пёс всё это время, тихо поскуливая от нетерпения, рвал и метал. Рыча и гребя лапами землю, видимо внутри себя ругая меня за бестолковость, он рвался в бой. Подняв ствол вверх, я дал сигнал к действию. Женька пулей рванул из—за моей спины. Я был ошарашен, опередив пса на доли секунды, прямо из под моих ног выскочил большой, длинноухий русак. Оказывается всё это время на меня в упор смотрел заяц.

Так как мы с Женькой шли на сильный ветер, звуки и запахи от нас исходящие, не успев достичь косого, уносились от него. И он, прозевав наше неожиданное появление, залёг.

Началась борьба гонщиков. Женька, понимая, что в беге по ровному виноградному ряду зайцу нет равных, а лично его надолго не хватит, настигая, постоянно пытался сбить косого с ряда. Через нескольких попыток заяц поддался на его провокацию. Пытаясь с ходу перескочить через натянутую проволоку виноградного ряда, он зацепился за нее задней лапой. Неуклюжее сальто косого закончилось яростными объятиями пса, и дело было сделано. Скорость происходящей на моих глазах драмы, ввела меня в шок, но занавесь представления закрылся. Мне оставалось подойти и убедившись, что заяц мертв, подвесить его на пояс да похвалить пса. Ведь мы на охоте, а на ней всё по—настоящему.

Вскоре холодный осенний ветер, остудив вскипевший в моей голове стрессовый адреналин, сменил его на эйфорию победы, которую своим поведением поддерживал Женька. Умышленно не пряча добычу, мы гордо вошли в село и каждому встречному, задававшему вопрос: «Как охота?», я, демонстрируя висящую на моём ремне добычу, подробно рассказывал о талантах и возможностях своего пса. Как только Женька слышал в рассказе своё имя, то сразу же активно подключался к разговору, всеми своими эмоциями подтверждая, что именно так всё и было.

По мере расширения разнообразия моих увлечений расширял свой кругозор и Женька. Он активно пытаясь во всём помогать мне, зачастую путался под ногами и мешал. Однако боясь обидеть друга, от его помощи я никак не мог отказаться.

В то время заядлым грибником я не был, но так как в тех местах после дождей в изобилии росли шампиньоны и однобочки, то в случае неудачной охоты они попадали в мой трофей. Женька быстро научившись по нюху определять, какие грибы нужно собирать, рьяно бросался помогать мне. Найдя гриб, независимо от его размера, он мог долгое время назойливо лаять, чтобы я пришёл и срезал его. После того как он вынуждал меня это сделать, пёс с чувством выполненного долга, высунув язык, мчался на поиски другого. Женьку, как настоящего грибника вошедшего в азарт, не интересовали ни расстояние, ни количество найденных грибов и мне приходилось зачастую из—за одного гриба плестись на собачий лай по несколько сот метров.

На рыбалке мне без Женькиной помощи ну никак нельзя было обойтись. На каждую подсечённую мною рыбу, видимо боясь, что та уйдёт, пёс набрасывался с таким остервенением и лаем, что грозил порвать не только поводок, но и основную леску. При этом я уже не говорю о распуганной от его шума рыбе.

Как—то на очередной рыбалке, будучи отчитанным за абсолютно не рыбацкое поведение, Женька лежал на берегу рядом со мной, обиженно положив голову на лапы, и как бы безучастно наблюдал за происходящим. На каждую выловленную мною рыбу, ему приходилось реагировать только резким поднятием головы и не более, пёс скучал. Рыбалка шла полным ходом, ловились карасики с ладошку, а мне тогда большего было и не надо.

Из—за не имения садка, выловленную рыбу я нанизывал через жабры на проволоку и опускал в воду. Насаживая на это приспособление очередного выловленного карасика, я вдруг обнаружил откушенные хвосты нижних рыб. Мне не терпелось выявить и обезвредить тварь, покушавшуюся на мой улов. Ею оказалась довольно крупная, старая, болотная черепаха, которую я несколько раз предупреждающе отпугивал палкой. Но воровка, почувствовав себя хозяйкой положения (ведь это же её болото), настолько увлеклась, что мне только оставалось резким движением руки выкинуть её на берег и у Женьки появился объект исследования. Основательно изучив, осторожно нюхая и трогая лапой это болотное существо, он быстро потерял к нему интерес. Но когда объект исследования, вдруг высунув голову и лапы довольно быстро начал передвигаться в сторону пруда, Женькиному восторгу не было предела. И он полностью увлёкся решением вопроса – извлечения этого настырного существа из его укрытия, каким являлся панцирь.

Задача оказалась сложнее, чем пёс предполагал. Так как неизвестное псу существо оказалась ему не по зубам, Женька разрабатывал различные комбинации и тактику, чтобы застичь черепаху врасплох. Он то залегал на разных расстояниях для неожиданного нападения, то скатывал в ямку, чтобы стать невидимым, но опыт и реакция самозащиты черепахи брали верх, и она упёрто подползла между нападениями к водоему. Тогда Женька катил её лапой подальше в поле и всё начиналось сначала. Нервы пса были на пределе. Ведь такого ещё не было, чтобы его так долго кто-то водил за нос, причём при свидетелях, каким являлся я.

Этого пёс пережить никак не мог. К концу рыбалки черепаха была похожа на обшарпанный придорожный булыжник, так как её панцирь был обглодан, исцарапан зубами и когтями пса, но Женька не сдавался.

Даже после сборов пёс долго не хотел возвращать её в мои руки и мне пришлось взять черепаху в качестве выловленного трофея с мыслью, что Женька наиграется, а я завтра тайком отпущу это «чудо» обратно в пруд. Но дальнейшие события развернулись по—иному.

Придя домой, я в первую очередь положил черепаху в тазик с водой, а затем занялся рыбой. Вскоре, закончив с делами, решил проверить, как себя чувствует временная узница, но ни черепахи, ни Женьки на месте не было, тазик был перевернут. Через некоторое время пёс появился. На мой вопрос: «Где черепаха?» – он только виновато вилял хвостом, но тайны так и не выдал.

Тщательные поиски не дали положительных результатов. Даже версия, что Женька, чтобы окончательно похоронить непобежденного соперника и свой позор, зарыл черепаху в огороде, не увенчалась успехом. Могилы героини я там не обнаружил, и сдался, прекратив поиски.

Через неделю я услышал возмущённые реплики отца: « А я то думаю, что это у нас куры не несутся, и надо же куда тебя занесло?» – в руках он держал обглоданную псом черепаху, при этом между прочим подозрительно поглядывая на меня с Женькой. Мы сделали вид, что первый раз видим это таинственное создание и на этом то дело затихло.

Видимо Женькина пленница, скрывшись от него и не найдя более прохладного и безопасного места как курятник, устроилась там жить. Чем она там питалась до сих пор неизвестно.

На следующий день я и Женька торжественно отпустили путешественницу в водоём, а история с черепахой осталась нашей общей тайной.

Прошло время. Многое поменялось в моей жизни. Смерть матери внесла коррективы в мою биографию, естественно зацепив и Женьку. Я переехал жить к тётке на год, и мы невольно расстались. Женька тосковал, выражая тяжесть разлуки воем. Долгий, протяжный рассказ, который он затевал ночью, мешал не только членам нашей семьи, но и соседям. Все гнали его прочь. На долгое время уходя из дома, пёс дичал.

Тяжело пережив разлуку, Женька с неописуемым восторгом встретил меня, но год разлуки давал о себе знать. Хотя мы так же искренне общались и довольно часто выходили на охоту, он всё равно рвался на свободу. Покидая территорию двора, пёс демонстративно перепрыгивал через самую высокую, двухметровую часть ограждения, каким являлись ворота, тем самым показывая мне свою не утраченную физическую форму.

Поступив учиться в ПТУ, находящееся в поселке Приморский, я покидал своего друга на неделю. Приезжая на выходные, мне всё чаще и чаще приходилось находить своего друга под сараем, где он себе обустроил логово. Его тело зачастую было изрешечено дробью, или порвано стаями собак. Ни разу я своего Женьку не видел в стае. Он был горд и независим, за что платил своим одиночеством. Ведь эти качества даже у людей вызывают раздражение, а зачастую даже ненависть.