Текст книги "Охотник за ароматами. Путешествие в поисках природных ингредиентов для культовых парфюмов от Guerlain до Issey Miyake"

Красавец из Калабрии. Бергамот из Реджо

Непризнанный плод, бергамот очаровывает парфюмерию на протяжении трех веков благодаря эфирному маслу, которое содержит его цедра. Он растет в сердце Средиземноморья, вдоль побережья Калабрии, прямо через пролив от Сицилии. Эта земля такая древняя, что упоминается в поэмах Гомера, которым почти три тысячи лет.

Впервые я нанес визит бергамоту на берегу Мессинского пролива в Калабрии более двадцати лет назад. Мой тринадцатилетний сын только что закончил читать «Одиссею» и заставил меня вспомнить ужасные испытания Улисса, столкнувшегося со Сциллой и Харибдой, известными своей неприступностью хранительницами пролива. Чудовища были выдуманы частично для того, чтобы проиллюстрировать опасности навигации в этом проливе. Сын к тому же выиграл чемпионат по стрельбе из лука и интересовался персонажем Телемахом, сыном Улисса, знаменитым лучником. Путешествия, в которые я отправился – Болгария, Марокко, Мадагаскар, – подпитывали его воображение. Я собирался побывать в описанном в «Одиссее» месте, и этого нам оказалось достаточно, чтобы обменяться шутками насчет того, как похож отец, которого считают авантюристом, на героя Гомера. В реальной жизни отец отправлялся в путь, чтобы договориться о покупке эссенции бергамота и лимона и вернуться через неделю.

В Калабрии все – история, и прежде всего – история семейная, тесно переплетенная с историей выращивания бергамота.

Человека, с которым я прогуливался февральским утром 2018 года по эспланаде вдоль берега моря в Реджо-ди-Калабрия, зовут Джанфранко. Он самый важный производитель цитрусовых масел в регионе. Впервые я приехал встретиться с ним двадцать лет назад, пообещав сыну «Телемаху» быстро вернуться. Джанфранко встречал меня, а его отец строгим и опытным взглядом наблюдал за работой завода. Сейчас уже Джанфранко местные жители называют доктором в знак уважения к его диплому инженера и к его успеху. Калабриец из Реджо, итальянец, европеец Джанфранко элегантен, умеет очаровывать, отличный рассказчик и осторожный деловой человек. И, разумеется, он человек семейный. Он представитель четвертого поколения, занимающегося бергамотом, и управляет заводом, построенным в 1880 году. Дело процветает, оставаясь семейным. Самый большой успех Джанфранко – его сыновья-близнецы. Им тридцать лет, и они работают вместе с отцом: пятое поколение уже готово принять эстафету. Большинство производителей Калабрии и Сицилии – тоже семейные фирмы, и фамилии их владельцев проходят через века: Капуа, Гатто, Корлеоне, Мизитано, Ла Фаче. Лимоны, мандарины, бергамот и даже жасмин. Для покупателей натурального сырья встреча с итальянскими производителями зимой, во время сбора урожая, неизбежна. Бергамот – это звезда, ему необходимо поклоняться.

Мы с Джанфранко хорошо знаем друг друга, его французский идеален. При желании он умеет превращаться в персонажа фильмов Феллини. Он способен оптом продать новый урожай, используя всего лишь взгляды, жесты и несколько нужных слов. Когда я прошу его рассказать о бергамоте, он всегда начинает с 1908 года. В тот год 28 декабря два города, Реджо и Мессина, его соседка на Сицилии, были разрушены одним из самых мощных землетрясений в Европе. Жертвами страшных толчков и последовавшего за ними цунами стали 83 000 человек. Невероятная цифра. Регион опустел. Среди погибших были прадед и прабабка Джанфранко, создатели семейного бизнеса. В то время драма потрясла всю Европу, не подозревавшую о том, что всего через шесть лет для нее начнется трагедия совершенно другого масштаба. Сто лет спустя в Реджо все еще живы воспоминания об этой дате. Здесь время течет неторопливо. Город вдоль величественного променада, самого длинного в Италии, сохраняет сонный вид. Многим из огромных фикусов, которые украшают променад, двести лет. Они уцелели после цунами. На конце итальянского «сапога» Реджо-ди-Калабрия смотрит на Мессину. Ширина пролива, разделяющего два города, всего лишь три километра, но то, что их объединяет, намного глубже этого морского рукава. Джанфранко это подтверждает: города навсегда связаны воспоминанием о страшной трагедии начала двадцатого века. В Европе о ней забыли, но здесь она жива в памяти семей, особенно в семье Джанфранко.

Вдали, в конце променада, покрытая снегом Этна как будто выходит из моря. Вулкан находится на другом берегу пролива, на Сицилии, как символ разрыва между скромным побережьем и престижным островом. Реджо остается чуть в стороне от модных и экономически развитых регионов, здесь не хватает туристической инфраструктуры. Он с завистью смотрит на то, как круизные суда швартуются напротив, в Мессине, чтобы познакомить тысячи туристов с достопримечательностями Таормины. Но если Реджо и дремлет, то дремлет спокойно, потому что он сознает свою уникальность и важность для парфюмерной индустрии. Реджо – это столица бергамота.

Благодаря чаю название бергамота более известно, чем сам странный плод, внешне похожий на лимон, но в его цедре содержится уникальное эфирное масло.

Свежий, сильный, зеленый, цветочный и цитрусовый аромат эссенции бергамота – это сокровище. Бергамот появился в результате давнего скрещивания цитрона и горького апельсина, плода знаменитого померанцевого дерева, цветы которого дают прекрасное масло, называемое «нероли», а из плодов горького апельсина варят джем. Бергамот – вечнозеленое дерево, похожее на цитроновое и апельсиновое деревья. Он плодоносит с декабря по февраль. Плоды бледно-желтого цвета. Не такие яркие, как цитроны, они круглые или овальные, различных размеров и форм. У бергамота горький сок и нежный аромат кожуры. Определенно, бергамот обязан своим существованием тому культу апельсинов и цитрусовых вообще, который есть у арабов. Общепризнанно, что родина апельсиновых деревьев – Китай, но именно арабские завоеватели в VIII–X веках принесли померанцевое дерево в Испанию, а вместе с ним разнообразные сорта и гибриды лимонов и мандаринов – результат многолетней селекции. Все усилия по выведению новых сортов были направлены прежде всего на декоративные и ароматические качества: запах цветов, форма плодов, яркость красок на фоне вечнозеленой листвы. Горький апельсин остается одним из фаворитов такой селекции из-за тонкого запаха во время цветения. А его непритязательность позволила сажать растение во дворах дворцов и мечетей, а также вдоль улиц городов средиземноморского юга.

Попытка привить ветку цитрона на померанец должна была показаться очевидной, но результат долгое время не был интересен садоводам, так как плоды гибрида не отличались яркостью цвета и были горькими. Новичку дали турецкое название Bey armudi («хозяйская груша»). Звездное восхождение бергамота на парфюмерный олимп началось после того, как в 1709 году гениальный итальянец Джованни Паоло Феминис создал свою Aqua Mirabilis. Жан-Мари Фарина позаимствовал ее, чтобы назвать кельнской водой (О-де-Колонь) и запустить историю невероятного успеха, который три века спустя не потерял актуальности. Кельнская вода стала революцией в мире запахов. Считают, что с нее начинается история современной парфюмерии.

Эта смесь ароматических растений и спирта ввела в моду свежесть и парфюм как часть гигиенического ритуала.

Наполеон был от нее без ума, а его армия обеспечивала производителям хорошие продажи. В сердце формулы, рядом с эссенциями из Прованса – тимьяна, розмарина и особенно лаванды, – звездой было эфирное масло бергамота. В этой композиции оно впервые не только показало богатство собственного звучания, но и помогло раскрыть красоту других компонентов. Успех кельнской воды привел к тому, что спрос на бергамот постоянно рос.

Первые плантации бергамотовых деревьев в Калабрии датируются 1750 годом. С тех пор они растут на узкой полоске земли вдоль побережья, начиная немного к северу от Реджо и заканчиваясь на той же высоте на побережье Ионического моря. За пределами этой исторической дуги дерево как будто отказывается расти. Сицилия – земля цитронов, но бергамот там растет плохо. В Кот-д’Ивуаре, Аргентине и других местах попытки вырастить бергамот оказались неудачными, особенно если говорить о качестве. Бергамот Калабрии почти эксклюзивен, и регион гордится этим и активно заботится о его будущем.

Кардинальные изменения в выращивании цитрусовых деревьев на юге Италии произошли в 1850 году. Мало кто помнит, но двадцатью годами ранее была открыта важность витамина С в борьбе с цингой, буквально косившей людей, находившихся подолгу в море. Цитрусовым суждено было изменить судьбу моряков во всем мире и открыть новые возможности для морских грузоперевозок. Спрос на цитрусовые, особенно для американского флота, так вырос, что Сицилия, идеальное место для их выращивания, за два десятилетия буквально покрылась цитрусовыми садами. Помимо свежих фруктов получали еще и эфирное масло из цедры для парфюмерии. Начиная с 1850 года и в течение почти сотни лет на юге Италии была золотая эра цитрусовых эфирных масел.

Калабрийцы любят рассказывать эту историю, как и вспоминать о том, что целый век все эфирное масло бергамота производили вручную с помощью простой техники.

Половинки плода ловким и точным движением пальцев отжимали над тазом с губкой, впитывавшей эфирное масло. На современных заводах старые работники все еще владеют этой старинной техникой. Один из них предложил мне попробовать. С пальцами, покрытыми соком, я копировал движения сидящего рядом мастера, стараясь не потерять ни капли масла. В носу у меня щекотало от аромата кожуры. Нужно видеть хранящиеся у Джанфранко фотографии начала века, на которых пятьдесят мужчин и пятьдесят женщин сидят лицом друг к другу в огромном ангаре. Их расположение напоминает конвейеры Генри Форда. Сначала они выжимают кожуру на губку, а потом выжимают губку с драгоценной зеленой жидкостью. Техническая революция постепенно изменила процесс. В середине XIX века Никола Барилла придумал машину для того, чтобы тереть кожуру на терке. Машине дали красивое название «калабрийка» (calabrese). Великолепный аппарат с чугунными терками, со сложным механизмом и корпусом из дерева каштана, калабрийка постепенно стала идеальным орудием производства. Калабрийка помогла удовлетворять растущий спрос на эфирное масло бергамота в период между двумя войнами. Джанфранко вспоминает о том времени со смесью гордости и печали.

– Знаешь, Калабрия была крупным центром производства сырья для парфюмерии. Помимо бергамота и мандаринов было много жасмина очень хорошего качества. И потом из цветов апельсина делали масло нероли даже после того, как Грасс от этого отказался. У нас было преимущество: мы были намного беднее! – говорит он с улыбкой.

Сегодня все изменилось. С нероли покончено, осталось лишь несколько акров жасминовых садов, которые всеми силами сохраняет Джорджио, еще один производитель эфирных масел, в память об отце. Семья – это навсегда. Юг Италии сохраняет производство масел цитрона, мандарина, горького и красного апельсина, хотя сейчас это уже вызов гигантам – производителям цитрусовых из Южной Америки и США.

Апельсин, цитрон, лайм, грейпфрут: масла цитрусовых – это главное натуральное сырье, которое парфюмерная промышленность использует для парфюмерии. Масло сладкого апельсина из Флориды и особенно из Бразилии – это побочный продукт производства апельсинового сока. После того как плод отдал сок, извлекают семечки, а кожуру подвергают паровой дистилляции. В результате такое масло имеет мало общего с калабрийским специалитетом. Объемы производства этого эфирного масла нельзя даже сравнивать с тем, что производят в Калабрии. Плантации апельсиновых деревьев в тысячи гектаров производят 50 000 тонн масла в год, в пятьсот раз больше масла бергамота в Калабрии! Если говорить о цитронах, на мировом рынке царствует Аргентина, а эфирное масло с Сицилии стало нишевым сырьем, выживая за счет качества. В цитрусовом бизнесе с Италией конкурирует весь мир: Мексика, Южная Африка, Турция, Индия, Китай, все хотят свежих фруктов и сажают деревья. Калабриец Джанфранко внимательно следит за этим, он изучал возможности импорта в Латинскую Америку и отказался от этой идеи. Он убежден, что у производства на Сицилии и в Калабрии есть все, чтобы держаться на плаву и развиваться. Ключ к успеху – высочайшее качество.

– Бразилия предлагает побочный продукт производства апельсинового сока, а я делаю парфюм, – в его устах это намного больше, чем остроумная шутка. – У нас исключительные плоды, почва и историческое мастерство. Лучшие парфюмеры мира помогают нам двигаться вперед. Каждую зиму они приезжают к нам, чтобы оценить новый урожай бергамота и мандаринов, они знают, что наши масла уникальны.

Последние десять лет мы можем видеть, как итальянские эссенции возвращают себе былую репутацию. Мобилизация сицилийских и калабрийских производителей, чтобы соответствовать требованиям парфюмерии, сегодня окупилась. С помощью сложных машин они дистиллируют свое сырье все лучше, чтобы удовлетворить спрос любого клиента, от производителей стиральных порошков до люксовых парфюмеров.

Пришло время вернуть доверие покупателей бергамота, который некоторое время назад получил плохой PR.

Объемы производства были нестабильными, цены тоже, качество оставляло желать лучшего. Часто это были смеси, все более далекие от чистого продукта. Распространение посредственных масел привело к тому, что парфюмеры стали искать замену и интерес к бергамоту ослаб. Но фермеры приложили усилия, чтобы развивать плантации, производители постарались вернуть качество, а парфюмерная индустрия вернула бергамот на прежние позиции, и это радует всех профессионалов.

Сезон заканчивался, и мы отправились посмотреть на сбор бергамота возле Сан-Карло, маленькой деревушки вдали от побережья, в самой южной точке полуострова. Как только мы выехали из Реджо, всюду появились цитрусовые сады, поражающие своим разнообразием, олицетворяющим образ этого края. Во дворах домов, стоящих вдоль дороги, растут цитроновые деревья, рядом маленькие сады мандариновых деревьев, поля бергамота всех форм, деревья молодые или старые, низкорослые и растущие ровными рядами или слишком высокие, потому что состарившийся владелец больше не может их обрезать. Мы ехали по узкой дороге, идущей в гору, проехали деревню, нам встретились прицепы с фруктами. По краю поля стояли ящики с желтыми шарами. Собирают урожай семьей или нанимают бригаду, калабрийскую или из иммигрантов, как получится. Прицепы проезжают сорок километров, чтобы доставить сырье на завод. Все здесь средиземноморское: белые занавески на окнах, маленькие поля, ползущие вверх по склону и упирающиеся в ближайшую гору, невозмутимые козы, желтые пятна цветов горчицы, блестящая зелень листвы на ярко-голубом фоне неба.

Я царапаю кожуру ногтем, и она отдает зеленую и свежую ноту, богатую, наркотическую: если раз понюхал бергамот, больше его не разлюбишь.

Большинство фермеров в Сан-Карло – члены Консорциума, крупного кооператива, созданного еще в конце тридцатых годов, чтобы в очередной раз поднять производство. Кооператив выжил и, подталкиваемый Джанфранко, стал одним из инициаторов обновления. Сейчас под посадки бергамота заняты тысяча двести гектаров, и продукция настолько популярна, что в последнее время добавилось еще более четырехсот гектаров новых плантаций.

Завод Джанфранко совсем близко от Реджо и расположен в исторических зданиях Консорциума, где до войны масло производили вручную. В этих больших ангарах поток плодов движется по конвейерам к машинам из нержавеющей стали с загадочными названиями pelatrice и sfumatrice. Плоды скоблят, разрубают, выжимают, отделяют сок и эфирные масла. Первый отжим отправляют в центрифугу, чтобы удалить воду, перед тем как отправить их в отстойник и, наконец, профильтровать. Нежно-зеленое масло бергамота наполняет благоуханием лабораторию. Каждый лот отправляют на анализ, прежде чем смешать с предыдущими. Близнецы Джандоменико и Рокко, представители пятого поколения владельцев завода, показывают мне новшества. Они унаследовали увлеченность отца. Мы говорим о возможности контроля качества, безопасности, техническом прогрессе, это язык индустрии сегодняшнего дня. Они с гордостью показывают мне новые сверкающие центрифуги, в пять раз более продуктивные, чем модель, установленная их отцом. Заводу становится тесно, предприятие скоро переедет в новые помещения с видом на море, чтобы удвоить объем производства.

Красота этих мест, популярность бергамота и талант производителя – все это привлекает потенциальных партнеров. Традиционно покупатели приезжали в Калабрию для переговоров с Джанфранко и его конкурентами. Уже несколько лет парфюмеров, маркетологов и жадных до красивых картинок журналистов становится все больше. Прозрачность и образцовость этого предприятия также привлекают и тех, кто заинтересован в долгосрочном сотрудничестве.

Вернувшись в Реджо после прогулок среди древней мозаики садов на берегу моря, мы начали переговоры о закупках с Джанфранко и одним из его сыновей. О бергамоте договорились, по поводу цитрона вели жаркие дебаты. Отец и сын хотели убедить меня в исключительном качестве эссенций, которые они нам пока не продают. Покупатель во мне внимательно слушал, зритель был очарован. Отец и сын говорили оживленно и убедительно, чтобы склонить меня на свою сторону. Мы нюхали плоды, скребли их, смотрели отчеты лаборатории, вставали, активно жестикулируя, и снова садились за стол переговоров.

Страстные, убедительные, то фермеры, то химики, для меня они настоящие наследники истории кельнской воды. Я уеду с образцами и ощущением, что мы на верном пути.

Тем вечером мы с Джанфранко отправляемся на пароме поужинать в Таормину. Он рассказывал мне о проекте Мессинского моста, и мы вспомнили Гомера и «Одиссею». Двадцатью годами раньше мне не хотелось покидать это сердце Средиземноморья, не отдав дань памяти Улиссу. Я отправился к началу пролива к северу от Реджо, чтобы увидеть скалу, возвышающуюся над деревней Сцилла, оставшуюся неизменной, как мне представляется, с момента ее ужасающего появления в «Одиссее». Пещера, в которой скрывалось чудовище с двенадцатью головами, была здесь, в этой скале. По воле Гомера Улисс попал от Сциллы к Харибде, и автор гениально превратил в миф реальные мучения, с которыми сталкиваются в проливе моряки. Этот морской рукав настолько узкий и такой глубокий, что мореплавателям всегда приходится сталкиваться с внушительными водоворотами у сицилийского берега и с мощными течениями перед Сциллой.

Идея построить мост, который связал бы Калабрию с Сицилией, соблазнительно выглядит на карте. Уже давно у нее столько же сторонников, сколько и противников. Появился большой проект подвесного моста. Это единственно возможное техническое решение, учитывая глубину пролива. С расстоянием между опорами три километра он стал бы самым длинным в мире подвесным мостом. Его едва не построили десять лет назад, но потом проект был заброшен из-за стоимости и политики. Так объяснил мне Джанфранко с тяжелым вздохом, который говорил о многом.

Живущие по обе стороны пролива без моста сицилийцы и калабрийцы одновременно соперники и товарищи. Ящики с цитронами и бергамотом встречаются на пароме, терки и прессы работают на обоих берегах. На побережье Калабрии хотят продолжать сажать, собирать и выжимать бергамот. Здесь и нигде больше. Реджо сохранит тень своих высоких фикусов, свою историю и свои сады со спокойной уверенностью в том, что у все большего количества туристов, высадившихся на берег в Мессине, будет появляться желание пересечь пролив, чтобы открыть и красоту Калабрии.

Во время короткой переправы из Реджо в Мессину меня охватило странное чувство. Перед моим мысленным взором предстал Улисс на его корабле, потом я увидел землетрясение 1908 года, цехи с губками для масла бергамота. Калейдоскоп историй, хранителем и рассказчиком которых был Джанфранко. Рядом с этим рыцарем бергамота мне захотелось представить мост над проливом, освобожденный от чудовищ Гомера, наконец соединивший два города, несмотря на прошлые трагедии, сблизив людей, сады и их плоды в обещании общего будущего.

Мастер-парфюмер и белый цветок. Жасмин от Грасса до Египта

– Я хочу выпускать лучшие натуральные ароматы в мире, и для этого мне нужен лучший в индустрии эксперт по поставщикам. Это ты, – с очаровательной прямотой заявил Жак в 2009 году, глядя мне прямо в глаза. Он предлагал мне работу в крупной парфюмерной компании, где он сам занимал должность мастера-парфюмера. Я жил в Ландах более двадцати лет, и мне потребовалось не более десяти минут, чтобы понять, что я приму его предложение. Он – звезда индустрии, и его титул был престижной визитной карточкой, которую парфюмерные дома вручали горстке избранных. Его карьера была отмечена крупными успехами для таких парфюмерных марок, как Issey Miyake, Jean Paul Gaultier и Stella McCartney. Мастера-парфюмеры – это аристократия парфюмерии высочайшего качества. Некоторые из них создали самые знаменитые духи двух или трех последних десятилетий. Они на вершине карьеры, в профессии, сочетающей искусство, ремесло и упорный труд. В ней невозможно обойтись без вдохновения и иррациональности, без страсти и капельки волшебства. Мы с Жаком знакомы десять лет. Как производитель и закупщик эссенций, я старался предложить ему сырье из лучших источников, которые мог найти. Удачи были редкими, ими нужно было пользоваться и стараться быть убедительным. Жак быстро отбирал самые лучшие образцы, был точен в своих оценках, не смягчал критику и всегда искал интересные ольфакторные нюансы, которые он сумеет использовать. Пылкий и любопытный Жак просил меня рассказать о моих путешествиях, и эти рассказы всегда сопровождались его восклицанием: «Я обязательно должен это увидеть!» Ему нравились истории о происхождении сырья, мы с ним хорошо ладили. Он был фанатом натуральных ароматов, ему помогала его репутация, поэтому он сумел добиться того, чтобы возглавить лабораторию инноваций, которую компания открывала в Грассе, в его родном краю. Мы работали вместе более трех лет, и нам случалось вместе отправляться на поиски интересного сырья. Жака особенно привлекал жасмин, по следам которого мы шли долгое время. Этот совместный путь стал для меня посвящением. Увидеть натуральное сырье в полях, на заводах, в руках сборщиков, быть свидетелем эмоций и выбора великого парфюмера – это уникальный опыт. В нем смысл моей работы. Я трогал, собирал, нюхал жасмин, слушая рассказы и разделяя увлеченность Жака, его воспоминания и предпочтения. Он показал мне дорогу в тайный сад своих формул.

Запах жасмина олицетворяет для меня воплощение абсолютной красоты. Поступая в наш мозг, аромат этих цветов вызывает мгновенное ощущение счастья. Пьянящий и обволакивающий, одновременно знакомый и далекий, жасмин волнует нас, напоминая о нежности средиземноморских садов, смешанной с экзотическими, опьяняющими, почти животными нотами. Долгое время место жасмина в парфюмерии оставалось связанным с Грассом, городом, который не отказывается от желания быть его мировой столицей.

Оставив за спиной насыщенную голубизну лаванды из Прованса, Грасс нависает над Средиземным морем с хрупкими белыми цветами жасмина, цветущими в нем повсюду.

Над Грассом и Каннами деревня Кабри кажется величественным бельведером, откуда в ясную погоду видна Корсика. Корни Жака здесь. Его семья владеет домом в Кабри на протяжении нескольких поколений. Его прадед был мэром Кабри, а дед и отец были предшественниками Жака в парфюмерной индустрии.

Летом 2010 года, когда мы прогуливались в его саду, Жак показал мне свои плантации роз и тубероз между оливковыми деревьями, а рядом с ними полоску лаванды и красивый ряд кустов жасмина. Он сорвал несколько цветов, прекрасных и хрупких белых звездочек с пятью лепестками, сложил в ладонь, поднес к носу и закрыл глаза. После некоторого молчания он дал мне их понюхать и негромко сказал:

– Я с удовольствием поеду с тобой, чтобы увидеть экзотический жасмин. Но знаешь, нигде он не будет пахнуть так хорошо. Местный жасмин не сравним ни с чем, – он прищурил черные глаза и посмотрел на меня с детской улыбкой, которую сумел сохранить. – Почувствуй этот объем, эту глубину, эту насыщенность аромата! Он зеленый и животный, чудесный баланс. И потом, он облагораживает другое натуральное сырье в формулах.

Для Жака жасмин – словно символ парфюмерии Грасса. В тот день он впустил меня в свою вселенную, в которой соединились история семьи и его личный опыт. Он рассказал эту историю так, словно переживал все сам на протяжении века. Говоря о жасмине, он рассказывал о своей семье, о восхищении и признательности. И Жак сумел сделать так, что я почувствовал то же, что и он.

Крупноцветковый жасмин, Jasminum grandiflorum, арабы привезли в Испанию, Италию и Францию в середине XVII века с севера Индии. Растение прижилось во всем бассейне Средиземного моря и особенно успешно в Грассе. Это подтверждается существованием пятнадцати гектаров садов, известных еще с тех времен. В 1860 году, когда в регионе появилась парфюмерная промышленность, был построен канал, снабжающий водой из реки Сиань сотни гектаров цветочных плантаций, в том числе жасмина. В 1900 году было собрано двести тонн цветов, в 1905 году уже шестьсот тонн. Самый большой урожай жасмина отмечен в 1930 году, когда было собрано тысяча восемьсот тонн. Феноменальный объем. В сезон, с июля по октябрь, каждый из пятитысячной армии сборщиков собирал двадцать тысяч цветов в день. Работа начиналась между четырьмя и пятью часами утра, так как жасмин раскрывается по ночам, и самые лучшие бутоны собирают до восхода солнца. Она ничем не отличалась от любой другой крестьянской работы в то время. Была тяжелой, но порой радостной, как подчеркивает участник сбора: «Жасмин часто собирали итальянцы. Семьи приезжали на заработки из Калабрии с детьми, которые, разумеется, тоже работали. Они жили в маленьких хижинах, и селяне делились с ними овощами. Аромат жасмина создавал особую атмосферу: сборщицы пели дуэтами или соло, соперничая в вокальном мастерстве. Итальянцы были веселые, их очень любили»[3]3
  «Воспоминания» Симона Ригетти («Souvenirs», Simone Righetti), сентябрь 2005 года.


[Закрыть].

Жасмин не подвергают дистилляции, потому что при этом способе извлечения выход эссенции очень мал. Достаточно уникального эфирного масла жасмина можно было получать с помощью экстракции. Для этого долгое время использовалась древняя техника, называемая «анфлераж». Твердый жир наносят на специальные рамки, на которые аккуратно выкладывают цветы и оставляют так на день-два, пока жир не пропитается ароматом. Затем жир снимают, чтобы промыть спиртом и получить концентрированное вещество, называемое абсолютом. Эти сложные процессы выполняли сотни работниц, считавшихся своего рода аристократией в иерархии работников парфюмерного завода.

Абсолют жасмина очень рано заявил о себе как об одном из обязательных элементов в парфюмерии. Это была ольфакторная роскошь, спрос на которую постоянно рос.

В конце XIX века жир стали заменять более эффективными растворителями, такими как бензол или гексан. Для получения экстракта жасмина этот метод сейчас используют повсеместно.

В современном способе нет ни волшебства, ни красоты анфлеража. Рассказывая об историческом процессе, Жак оживился:

– Это было что-то фантастическое, мне очень хочется это повторить. Надо сохранить идею и модернизировать ее.

История жасмина неотделима от истории парфюмерии Грасса. Рекордный урожай 1930 года стал пиком производства натурального сырья в парфюмерии. Местные предприятия были мощными, пользовались отличной репутацией. Цветочные культуры росли в окрестностях города и во всем регионе. Апельсиновые деревья занимали террасы окрестных холмов до Ванса и Бар-сюр-Лу. В Верхнем Провансе появились крупные перегонные заводы для переработки лаванды. Цветы апельсина, розы, лаванда и жасмин на протяжении двух веков были героями этой великой саги. Во второй половине XIX века парфюмерию ожидал новый взлет: многие предприятия последовали за французской армией, отправившейся на завоевание колоний. Их постарались разместить в тех странах, где может расти сырье, в частности в тропиках. Жасмин стал частью этой экспансии. Открылись новые горизонты, которые увлекли его далеко от Грасса, сначала на юг, а потом на восток.

Компания «Шири» (Chiris) стала самым главным украшением этой истории. В течение семидесяти лет Леон Шири, а потом его сын Жорж создавали по всему миру сеть филиалов, заводов и плантаций. Размах их предприятия впечатлял: большие плантации и завод для экстракции в Буфарике в Алжире, производство в Гайане, Конго, на Мадагаскаре и на Коморских островах, в Индокитае. Компания работала на севере Италии, в Калабрии, в Болгарии и даже в Китае. «Шири» жаждала специй, эссенций и экстрактов. Именно ее владельцы впервые поняли, как важно сажать, собирать и проводить дистилляцию в месте происхождения сырья, чтобы обеспечить успех ароматов. Розовое дерево, иланг-иланг, ветивер, бензойная смола, герань, ваниль, цитронелла, мускус – все сырье стекалось в Грасс. Начиная с тридцатых годов жасмин выращивали и, что важно, проводили его экстракцию в Калабрии, Марокко и Алжире. С тех пор остались всего лишь несколько гектаров плантаций в Марокко и уникальное поле в Калабрии. Производство в Алжире исчезло в конце семидесятых годов. Божественный белый цветок отправился дальше, сначала в Египет, а через тридцать лет в Индию.

Завораживающая книга «Золотой век парфюмерии в Грассе»[4]4
  L’Âge d’or de la parfumerie à Grasse de Eliane Perrin, Edisud, 1987.


[Закрыть] с помощью фото восстанавливает память об эпопее «Шири». От некоторых снимков сильнее пахнет пылью и потом, чем духами, как, например, от того, на котором конголезские рабочие несут в портшезе старшего мастера в колониальной каске на плантациях цитронеллы. Это правдивая иллюстрация структуры колониального мира.

На Колониальной выставке 1931 года Жорж Шири принимал глав государств, он пользовался политической поддержкой на самом высоком уровне.

Последствия кризиса 1929 года, Второй мировой войны и падения французской колониальной империи нанесли фатальный удар по великолепию Грасса. Местная промышленность так от него по-настоящему и не оправилась.

Я открыл для себя жасмин на плантациях и в цехах Индии и Египта. Там я покупал экстракты, которые Жак использовал в своих композициях. Как-то в сентябре мы вместе отправились в дельту Нила, чтобы нанести визит жасмину на другом конце Средиземноморья.

Сайед был одним из трех главных производителей жасмина в Египте. Зрелый возраст, горделивая осанка, пристальный взгляд. Этот инженер-механик – еще и профессор в Каирском университете, страстно увлеченный историей и будущим своей страны. У сердечного и застенчивого, решительного и любопытного Сайеда было много общего с Жаком. Оба сильные личности, производитель и парфюмер уже встречались в Грассе, ценили мнение друг друга, и Сайед попросил меня убедить Жака приехать к нему.