Текст книги "Охотник за ароматами. Путешествие в поисках природных ингредиентов для культовых парфюмов от Guerlain до Issey Miyake"

Птицы Шипки. Болгарская роза

Моя первая встреча с болгарской розой состоялась в 1994 году, меньше чем через пять лет после падения Берлинской стены и официального исчезновения коммунистического режима. Я участвовал в международном коллоквиуме, организованном государственной монополией Bulgarska Rosa, единственным производителем и продавцом розовой эссенции в этой стране. В центре страны, в Казанлыке, исторической столице царицы цветов, первым, что предлагали редким иностранным гостям, было посещение Музея розы.

Немного в стороне от города находился Государственный институт розы, в новые времена лишившийся финансирования. Он худо-бедно поддерживал маленькую бригаду агрономов, выращивание ароматических растений и особенно музей. Это был необыкновенный визит. Преисполненная подозрений охранница с явным нежеланием открыла нам двери и позволила спуститься в погреба, где явно бывало мало посетителей. Там в нескольких сырых комнатах были собраны предметы и документы, помогающие отследить четыре века великой истории розы в Болгарии. Абсолютная архаичность всего была трогательной. Мы увидели коллекцию старых фотографий первых перегонных цехов 1860-х годов с рядами маленьких перегонных аппаратов, кипение в которых поддерживали с помощью дров. Гордящиеся своими лабораториями и медалями, полученными на парфюмерных выставках в Вене, Париже и Лондоне, первые экспортеры позируют фотографам. В рукописных журналах отмечено производство эссенции в каждой деревне долины в начале века. Я увидел конкумы, издавна использовавшиеся для экспорта. Это что-то вроде круглых плоских фляг, сначала из меди, потом из олова. Их доставляли покупателям завернутыми в кусок ткани, перевязанными лентой в цветах болгарского флага и запечатанными восковой печатью. В музее был выставлен конкум невероятных размеров – на двести литров. От этой уникальной фляги пахло розой через пятьдесят лет после того, как ее опорожнили. Мы шли дальше. И перед нам разворачивалась история поистине золотого века селекции и производства болгарской розы, хотя скудость обстановки и всеобщее запустение вызывали недоумение. Нас сопровождала неразговорчивая женщина-экскурсовод, которая, казалось, не слишком гордилась капиталистическими успехами своей индустрии начала XX века. Первыми героями болгарской розовой эссенции были предприниматели конца XIX века. Удача окончательно отвернулась от них после установления коммунистического режима в 1947 году. Экскурсовод могла куда больше рассказать о славе послевоенных лет, о просторных полях и больших тракторах, о бригадах, собирающих цветы, о модернизации и государственных заводах. Завершали экспозицию фото с Праздников розы в 1970-е годы и галерея портретов королев этих праздников. Больше в музее ничего не было, как будто время остановилось именно тогда. На мои вопросы о теперешнем состоянии производства эссенции женщина отвечала расплывчато и сухо. Существовало три государственных компании, они производили лучшую эссенцию в мире, поскольку болгары остались лучшими специалистами по выращиванию роз и их дистилляции.

Мне не хватило духу спросить, почему болгарская роза исчезла с мировых рынков и из формул парфюмеров и ее заменила турецкая эссенция.

В музее продавали маленькую брошюру, в которой рассказывалось о происхождении и истории выращивания роз для парфюмерии в Болгарии. Она помогала понять, почему эта многовековая традиция стала частью достояния страны. Плантации в Долине роз появились еще в XVII веке. В Османской империи спрос на розовую воду и розовую эссенцию все время рос, и там не хотели зависеть исключительно от Персии, колыбели дамасской розы, где розовую воду делали начиная с тысячного года. В середине XV века султан Мурад III дал распоряжение своему садовнику развивать культуру роз именно в Казанлыке, городе в провинции Эдирне, чтобы снабжать дворец в Константинополе. С этого момента в Казанлык пришел успех. Ему предстояло стать источником розовой продукции для всей империи на протяжении трех веков. Обретя независимость в 1880 году, болгары стремились к тому, чтобы вернуть себе авторство создания современной розовой эссенции, так как именно они разработали технологию двойной дистилляции, позволяющую получать именно ту эссенцию, которую знают и до сих пор используют современные парфюмеры. Болгарской розе предстояло получить всемирное признание в 1920-х годах. Это было золотое время, о котором музей пытался сохранить остатки воспоминаний.

Музей Казанлыка рассказывал две истории. Одна история реальная – о славном столетии, когда для мира парфюмерии существовала только одна роза, а именно роза из Казанлыка. Другая история – современная, волнующая, история тех усилий, которые прилагались, чтобы замаскировать унизительный упадок, с которым мне предстояло вскоре познакомиться.

Разруха в Казанлыке была ужасающей. «Арсенал», крупный оружейный завод, благодаря которому город жил, не оправился от падения СССР, и сотни рабочих оказались на улице. Кроме рядов серых зданий, заржавевших заводов вокруг города и Дворца съездов из сталинского бетона город мог предложить вниманию туристов несколько красивых заброшенных турецких строений XIX века и липы на улицах. Лишь нежный медовый запах их цветов в июне еще мог напомнить о лучших временах города, который был мировой столицей розовой эссенции шестьюдесятью годами раньше.

Я ничего не забыл из тех первых дней в Болгарии. Коллоквиум был сюрреалистичным, было сделано все, чтобы убедить немногочисленных иностранцев в том, что производство эссенции в стране процветает.

Спектакль был тщательно продуман: поездки на неработающие заводы, где тем же утром специально запускали котел, чтобы поддать пара; бригада работниц, нанятых на один день, делающих вид, что подвергают дистилляции цветы из нескольких наспех принесенных мешков. В конце дня ответственные из Bulgarska Rosa рассказывали нам о международном братстве, щедро сдабривая спиртным тосты о дружбе между народами. Однажды вечером в охотничьем домике среди букового леса после ужина устроили праздник. Он оказался захватывающим и веселым. Болгары – это южные славяне, они обожают пить и танцевать. Официальные речи сменились народными песнями. Они становились все громче, и в какой-то момент мне показалось, что целый народ пел о своей истории. На глазах поющих появились слезы, и вызваны они были не только ракией, местным спиртным напитком, но и оскорбленной гордостью тех, кто занимался розами, ностальгией о той эпохе, которую они не застали, но память о которой они носили в глубине сердца.

Аппаратчики из Bulgarska Rosa от меня не отходили, оценивая, кто из гостей обладает потенциалом покупателя. В середине девяностых годов производство эссенции практически остановилось. Малое количество дистиллированного эфирного масла должны были отправить в погреба Центральной лаборатории в Софии – национальной сокровищницы, где хранилась розовая эссенция всех времен. Вся система в целом работала в полной технической и финансовой тьме. Лаборатория стала объектом слухов и спекуляций по поводу более или менее официального количества эссенции, ее качества и продаж. Понадобятся годы, чтобы ситуация нормализовалась.

Мне хотелось увидеть заводы и поля. Эта просьба восторга не вызвала, но мне разрешили там побывать, разумеется, при одном условии: меня будет сопровождать гид. Ко мне приставили Веселу, молодую женщину, инженера с хорошим французским. У Веселы не было никаких иллюзий по поводу ее страны. За нищенскую зарплату она работала в лаборатории эфирных масел. Ее отец получил разрешение работать за границей, поэтому в детстве она прожила несколько лет в Марокко. Она знала Францию и очень хотела участвовать в возрождении розы, зная, что это не произойдет без смены действующей системы. В университете ее пытались завербовать болгарские спецслужбы. Понимая, что это шаг к карьере шпионки, она набралась смелости и ответила отказом. Она знала, что с тех пор власти за ней присматривают. Весела искала выход на Запад, ждала подходящего случая, и наша встреча произошла в нужный момент. Во время коллоквиума, вопреки тому, что от нее требовали, она решилась рассказать мне правду о производстве розы в стране. Благодаря ей я понял, что розовая эссенция потечет снова для того, кто даст на это деньги. Я вернулся из Болгарии убежденный в том, что в это нужно вкладывать и становиться инвестором, если получится, то первым. Но приход иностранной компании в Долину роз был именно тем, чего болгары не хотели.

Я нанял Веселу на работу. Она познакомила меня с агрономом Николаем, специалистом по выращиванию роз, оказавшимся, как вы понимаете, без работы. Немногословный и очень симпатичный Николай начинал любую трапезу с маленького стаканчика ракии. Это помогало ему расслабиться, и у него возникало желание поговорить о розах. О них он знал все. Где и как сажать, максимально подходящие почвы, солнечные места, ориентация рядов в зависимости от ветра. У него был опыт в организации сбора цветов несколькими сотнями сборщиков. Эти двое составляли идеальный тандем. Николай – отличный техник, ворчун, беспокойная душа, а Весела – неутомимая оптимистка, умевшая увлечь всех и справиться с конфликтами. Подростками они «добровольно» собирали помидоры, сладкий перец и розы, как делали это все школьники страны во время сбора урожая. Постепенное запустение розовых полей причиняло им боль. Вместе мы посадили плантации, построили перегонный завод и наладили производство эссенции. Мы были сообщниками и разделяли романтическое желание спасти болгарскую розу.

Наш первый бизнес был невероятным. В 1995 году даже речи не было о том, чтобы иностранцы купили завод или создали совместную компанию. Единственным решением было арендовать один из существующих государственных перегонных заводов, остановленных из-за недостатка финансирования. Николай был нашим подставным лицом, и это позволило рискнуть и заняться дистилляцией при условии, что в течение трех недель мы найдем цветы и наймем техническую команду. Как мы и ожидали, нам часто ставили палки в колеса.

В первый год полиция запретила мне как иностранцу доступ на перегонный завод, который мы арендовали. Предлог? Болгарская технология уникальна и секретна.

Чтобы защитить государственные секреты, двое полицейских сменяли друг друга у входа. И хотя мы друг другу симпатизировали, я провел все эту кампанию за пределами завода. Производство, которое мы арендовали, не работало в течение пяти лет. Пришлось выгнать кур из здания и запустить старый локомотив, служивший паровым котлом. Медные перегонные аппараты вечные, и от них еще пахло розой. Николай нашел, где купить цветы для сбора, и организовал бригады сборщиков. Тем временем Весела убеждала нескольких перегонщиков-ветеранов поработать на нас. Чаще всего это были безработные женщины без средств к существованию, тосковавшие по тем прекрасным годам, когда завод работал. Они работали с полной отдачей, и нам удалось произвести двадцать килограммов эссенции. На такой результат мы даже не надеялись. Аренда, прием на работу – все делалось от имени Николая, все было болгарским. Экспорт эссенции во Францию был очень трудным, но Весела творила чудеса. У нас все получилось, и в маленьком мирке роз наша инициатива произвела эффект разорвавшейся бомбы. Весела получала угрозы, и официальные лица в этой индустрии объявили ее предателем родины. Обструкция продолжалась два или три года, пока не появились первые признаки либерализации экономики и болгары не нашли свое место и свой интерес в появляющихся новых компаниях.

За пять лет страна сделала большой шаг вперед. Повсюду создавались частные группы, они выкупали все, что государство продавало. В Болгарии распространилась русская мафия, но сектор роз был слишком скромным, чтобы привлечь ее внимание и разжечь аппетит. Однажды в 2000 году мы посетили перегонный завод в маленькой деревне, населенной в основном цыганскими семьями. Это к востоку от Казанлыка на берегу реки Тунджа, протекающей через Долину роз. Место было потрясающим, какой может быть сельская местность в Болгарии: рай полей и лесов, птиц и цветущего шиповника. Разумеется, завод был абсолютно заброшенным, но сохранились десять больших перегонных аппаратов, дом в тени вишен, орешника и лип. В здании жили сотни ласточек. Мы купили завод, полностью его переделали, но ласточкам все равно там нравилось, и они остались. Каждый год в мае и июне они становились частью розовой кампании.

Чтобы перегонный завод работал, нужны цветы, много цветов. Необходимо минимум три тонны роз, чтобы получить килограмм эссенции, иными словами – миллион розовых цветков, каждый из которых срывали руками. Зависеть исключительно от покупки цветов было сложно и рискованно, и тогда мы высадили розовые кусты на сотне гектаров. Зимой надо было мобилизовать двести или триста жителей деревни. Они были довольны тем, что появилась работа. Было холодно, мужчины приходили с бутылками ракии. Пожилые женщины укрывали кусты. Это был тяжелый труд. Молодые загружали камни в тележки.

Нигде я так остро не ощущал обработку земли как акт создания парфюма.

Нам было холодно, руки работниц покраснели от ветра с Балкан. Я снова и снова думал о том, при какой жаре собирают ладанник, об этих мужчинах и женщинах, в поте лица готовящих появление несравненных ароматов. Многие из этих работников возвращались потом на сбор цветов, некоторые наполняли перегонные аппараты на нашем заводе. В эти годы, когда прекратились государственные субсидии, вдалеке от городов болгарские деревни жили в нищете. Сбор роз или вишни, любую сезонную работу ждали с нетерпением.

Наши поля были участками по пятнадцать-двадцать гектаров на пологих склонах долины. На второй год они дали первые цветы. На третий год кусты достигли высоты человеческого роста, и вскоре цветы можно было собирать. Этими кампаниями мы присоединились к великой истории Долины роз. Она простирается на сотню километров. Уникальное место, если говорить о легкости почв, об умеренной высоте над уровнем моря и особенно о климате. Весенние ночи прохладные, они гарантируют влажность и утреннюю росу, которая защитит бутоны, чтобы те слишком быстро не раскрылись на солнце.

Обычно сбором цветов занимаются жители деревень, расположенных поблизости от полей. Во многих из них живут цыгане. В Болгарии около миллиона цыган, более десяти процентов населения. Это сложная и чувствительная тема. Цыгане живут вне общества. В самой Болгарии и за ее пределами идут бесконечные дебаты о том, их это выбор или вынужденная ситуация. Большинство населения страны считают себя славянами, потомками фракийцев, и цыган не любят, не признавая за ними статуса граждан Болгарии. Многочисленные цыганские общины в долине живут в основном за счет сбора грибов, лекарственной ромашки, сезонных фруктов и, конечно же, роз. Двадцать пять лет назад розы собирали крестьяне, чаще всего женщины, которые считались лучшими сборщиками. С течением времени деревни обезлюдели, и теперь урожай собирали в основном цыгане. Вставать надо рано и работать с шести часов утра до полудня. Хороший сборщик за одно утро собирает сорок пять килограммов, или три мешка, в каждом из которых пять тысяч цветов, собранных по очереди одним движением указательного и большого пальцев. Эти мужчины и женщины всех возрастов переговариваются или поют во время сбора. Одна из женщин громко запела хватающую за душу песню. Она рассказала мне, что она русская, иммигрантка, а песня поволжская, воспоминание о родине. Зимой она тоже работает в полях, но не поет, слишком холодно, а вот теперь поет для роз. Цыгане работают небольшими группами, они молоды и веселы, девушки украшают волосы венками из роз. В конце рядов стоят повозки, запряженные низкорослыми лошадками, украшенными красными помпонами «на счастье», и ждут свой груз.

В тележки складывают прозрачные пластиковые мешки, в которых цветы немного нагреваются. Чем быстрее они окажутся на заводе, тем больше будет эссенции.

Главный распорядитель в полях Николай успевает всюду. Надо руководить сотнями сборщиков, организовывать бригады, распределять ряды. Цыгане когда-то приходят, когда-то нет, все зависит от дня недели. Когда идет дождь, сборщики оказываются перед дилеммой: собирать цветы намного труднее, но мокрые розы больше весят, а платят за собранные килограммы. На пике цветения вид тысяч роз, раскрывающихся навстречу солнцу, уникален, а организация работы – испытание. С семи часов утра бутоны распахиваются, и их необходимо до вечера обязательно собрать. На следующий день распустившиеся цветы побледнеют, желтые тычинки станут черными, и на солнце выпарится большая часть эссенции свежих цветов.

Каждые три дня сборщикам платят, и у каждого поля свой пункт взвешивания. В повозке, стоящей под деревом, много денег. Вооруженная охрана, сопровождающая Николая в банк, держится на некотором расстоянии. Напряжение выражается во всеобщем молчании, каждый ждет своей очереди, с квитанциями взвешивания в руке. Если люди переговариваются, то негромко.

Каждый год, примерно 20 мая, завод погружается в производственную кампанию и становится царством Веселы. Она набрала бригаду, которая работает днем и ночью в течение трех недель и спит тут же. Каждая кампания – это новый вызов. Нужны постоянные поставки цветов, процесс ни в коем случае не должен прерываться, необходимо подготовить мешки, чтобы не тратить время на загрузку перегонных аппаратов. В эти недели атмосфера горячая, завод похож на улей, и Весела его королева. Ласточки сопровождают эти дни ускоренным воздушным балетом, они веселее и болтливее в дни хорошей выработки. Дистиллятор отвечает за всю линию производства, и этот пост занимают опытные женщины, гордые своим умением, приобретенным когда-то на государственных заводах, еще до их закрытия. Грузовики, приезжающие с полей, разгружают, вокруг каждого перегонного аппарата складывают мешки с цветами. Тридцать пять мешков готовы к тому, чтобы отправиться в аппарат при каждой следующей загрузке. Этим занимаются молодые цыгане. Они отправляют цветы в отверстие больших медных емкостей. Перегонные аппараты дымят, на заводе сильно пахнет розовым дистиллятом. Это смесь цветочных и пряных, почти пикантных нот, запах горячий и свежий.

Эссенции надо отдохнуть несколько недель, чтобы потерять оттенок «кипячения» и открыть свой уникальный аромат. Процесс дистилляции идет весь день и всю ночь, если остаются собранные днем цветы. В середине кампании цветов привозят так много, что нужно увеличить загрузку или сократить время дистилляции. Трудное решение, но оно повлияет на количество и качество эссенции.

Каждое утро проводится церемония откачивания эссенции. Система труб идет от линий дистилляции до большого резервуара, который называется «флорентинец». Это традиционный аппарат в парфюмерии, благодаря которому можно собрать эфирное масло, плавающее на поверхности воды. Флорентинец – последняя емкость драгоценной эссенции. Он спрятан в изолированной комнате, где на время операции закрываемся и мы – Весела, Николай, я и Нелли, ответственная за дистилляцию. Нам предстоит забрать эссенцию, дистиллированную в последние двадцать четыре часа. Не говоря ни слова, Нелли ставит большой стеклянный кувшин под кран флорентинца.

Защита как в XIX веке: восковые пломбы показывают, что емкость, из которой потечет эссенция, никто не трогал.

Через несколько минут золотистая жидкость появляется в верхней части резервуара и поднимается к стеклянной трубке. Напряжение ощутимо. Начиная с этого момента важно все: цвет эссенции, бледно-желтый с зеленоватыми отблесками, ее прозрачность и, разумеется, качество. Начинает течь эфирное масло, и его запах наполняет комнату, сильный и одуряющий. Жидкость медленно изливается в стеклянный кувшин, который держит Нелли. Никому не захотелось бы изменить этот ритуал, потому что каждый раз это исторический момент для болгарской розы и для всех участников, такой же эмоционально мощный, как и запах, который нас обволакивает. Многие годы сохраняются одни и те же жесты, тот же самый процесс, та же торжественная тишина. Мы только что получили несколько литров эссенции, у всех на губах улыбка, результат дня хороший. Но главное в том, что завершается настоящий алхимический процесс, начавшийся зимой в полях: превращение земли в цветы, потом сбор и дистилляция и, наконец, трансформация цветов в жидкое золото. Эссенция в руках Нелли действительно равноценна слитку золота. В этом слитке четыре миллиона роз, собранных вручную.

После взвешивания и фильтрации новая эссенция присоединится к уже полученным образцам в маленькой бронированной комнате. В конце кампании планы экспорта держатся в секрете. Алюминиевые бидоны на десять килограммов отправляются в аэропорт Софии в те даты, которые известны Веселе, но неизвестны всем остальным. На рассвете подъезжает грузовичок, обязательно с двумя вооруженными охранниками, и отправляется в аэропорт. В первые годы риск был таким, что нам порой приходилось прибегать к обману. В грузовик ставили пустые бидоны, и он уезжал, а два часа спустя другой автомобиль увозил драгоценный товар.

В середине июня кампания заканчивается, а чуть дальше на восток начинают голубеть поля лаванды. Вся бригада празднует окончание сбора урожая на террасе дома, мы едим болгарский сыр, черешню с дерева и землянику из соседней деревни. Разливаем ракию. Огромная усталость смешивается с гордостью, Николай достает сигарету, он совершенно без сил. Цыгане, закончившие собирать цветы, проезжают в повозке мимо завода и машут нам руками. Они едут на реку рыбачить. Весела вспоминает, как все начиналось, полицию в Казанлыке и все то, что изменилось с тех пор.

В середине нулевых годов болгарская роза снова начала набирать обороты, в долине повсюду появились новые плантации, восстановленные или новые перегонные заводы. Было вложено много денег благодаря субсидиям ЕС. Новые производители соответствуют своему времени: мафиози, которым нужно отмыть деньги; торговцы недвижимостью, верящие в легкие деньги; бывшие работники государственных предприятий, ставших частными. Но появились и молодые амбициозные предприниматели, испытывающие искреннюю страсть к розе.

С того времени я перестал вкладывать в производство и начал покупать уже готовую эссенцию. В каждый свой приезд в Болгарию я отправляюсь посмотреть на наши поля и пообедать с Веселой и Николаем. Навещаю я и Филипа, нашего конкурента в прошлом, который стал одним из моих поставщиков, со страстью относящегося к своему делу, наследника семьи, которая сама по себе является олицетворением истории болгарской розы. Построенный в 1909 году в маленькой деревне недалеко от Казанлыка завод Филипа – перегонный завод Энио Бончева – был в те времена самым крупным в стране. Чтобы удовлетворить растущий спрос парфюмеров Грасса, Долина роз объединилась вокруг крупных производств, оборудованных перегонными аппаратами большой мощности и паровыми перегонными кубами. Энио Бончев был одним из таких пионеров, и его предприятие успешно работало до того, как его национализировали в 1947 году. Производство вскоре было остановлено, но завод был спасен благодаря идиллическому пейзажу вокруг: его превратили в музей. Когда я познакомился с Филипом и его отцом Димитром на коллоквиуме в 1994 году, они только что выиграли долгий судебный процесс, чтобы вернуть собственность. Они были единственными представителями частного производства, поэтому руководители государственных предприятий смотрели на них с большим подозрением.

На протяжении нескольких лет мы были конкурентами, но теперь стали партнерами. Охваченный страстью к розам Филип управляет семейным предприятием, которое стало лидером этого сектора. Он сохранил историческую часть завода с медными перегонными аппаратами, стоящую под сенью высоких деревьев, некоторые из которых ровесники завода. В маленьком музее выставлены прекрасные фото славных времен. Он сохранил холодные комнаты для хранения собранных роз, ожидавших дистилляции в дни больших урожаев. Филип считает, что отдает долг памяти. Он продает случайным туристам два или три грамма настоящей эссенции в красивых деревянных футлярах и проклинает все синтетические ароматы, которые продаются в Софии под видом настоящей болгарской розы. Он принадлежит к новому поколению производителей натуральной продукции в мире, и у него не находится достаточно суровых слов для тех, кто ловчит и разбавляет эссенцию. Это распространенное явление, существующее уже давно, поскольку розовая эссенция стоит очень дорого. Еще до 1900 года к эссенции розы добавляли дешевую эссенцию герани, и газеты того времени писали о скандалах, связанных с тем, что в нашей индустрии называется фальсификацией эфирных масел.

Подделки всегда есть, и развитие химии делает их распознавание еще более трудным. Остается драгоценное оружие: доверие между производителем и покупателем.

В Долине роз время течет медленно, этот пейзаж почти не изменился за прошедшие сто лет. В XIX веке многие западные путешественники описывали свои эмоции и восхищение, когда перед ними открывался вид на долину после Шипкинского перевала. Спускаясь с него, они видели серебристую ленту реки Тунджа, потом темную зелень ореховых деревьев, светлую зелень розовых садов и, наконец, фигурки сборщиков, двигающихся грациозно, словно в танце. Весела и Николай продолжали сажать розы, и в каждый мой приезд мы предавались воспоминаниям. Так, пятнадцать лет назад мы нашли интересный участок в знаменитой деревне Шипка рядом с Казанлыком. Именно здесь прошли в 1878 году последние бои за освобождение Болгарии между турками, оккупировавшими страну в течение пяти веков, и русскими, поддерживавшими сражающихся за свою свободу болгар. В 1902 году была построена православная церковь в память о погибших солдатах. Она возвышается над долиной, ее позолоченные купола поднимаются над лесом. Очень красивое место. Николай начал работы по обработке земли, и перспектива появления засаженных розами гектаров у подножия церкви нам очень нравилась. Однажды зимним утром мы вместе шли вдоль рядов только что посаженных молодых черенков, и Николай вдруг обернулся ко мне с выражением спокойной серьезности, такой характерной для болгар. Он сказал, у него есть для меня особенный подарок, и вынул из кармана четыре пуговицы с военной формы. Николай нашел их на поле после того, как по нему прошли трактора. Эти пуговицы принадлежали русским солдатам и пролежали в земле больше ста двадцати лет.

Некоторое время спустя, в начале июня, в разгар сбора урожая, мы с Николаем отправились на это поле ранним утром. Зрелище было восхитительным: широкий склон спускался к равнине, покрытый морем розовых точек – начинавших цвести бутонов. Когда солнечные лучи коснулись плантации, на поле запели птицы, сначала робко, а потом все громче, пока их пение не разлилось по всей округе. Своим пением они словно подбадривали раскрывающиеся цветы, еще влажные от росы, готовые к тому, чтобы их собрали. Это было удивительно, но я не увидел ни одной птицы. После короткого молчания Николай подошел ко мне и тихо сказал:

– Мы слышим не птиц. Это поют души павших здесь солдат, чтобы о них помнили.