Книга: Грузия. Перекресток империй. История длиной в три тысячи лет - Дональд Рейфилд

Этот солидный труд охватывает именно что три тысячи лет закавказской истории, с момента первых упоминаний картвельских племен в урартских и ассирийских источниках до прихода к власти Бидзины Иванишвили, то есть по конец 2012 года. Это прежде всего политическая история Грузии, где вперед вынесены события связанные с деятельностью тех или иных правителей, когда воцарились, когда были свергнуты, с кем воевали и так далее. На 500 страницах автору удалось создать достаточно целостную картину грузинской истории, хотя эта история местами была весьма запутана, но в этом вина не автора, а самих грузин. Главы идут с уменьшением временного шага, и если времени до принятия христианства посвещены полсотни страниц, то впоследствии со времен раннего средневековья главы начинают охватывать события от двух веков до полувека, обычно примерно в век длиною, иногда сосредотачиваясь на ключевых фигурах грузинской истории, вроде Давида Строителя или царицы Тамары. При рассказе о политических перипетиях автор не забывает еще упомянуть о состоянии экономики, культурных событиях и взаимоотношениях с церковью правителей и простого народа. В целом вышло интересное, а самое главное - заставляющее задуматься о основных традициях грузинской внешней политики, чтение, идеальное для тех, кому все надо под одной обложкой. Все же, как часто эпохи ходят по кругу.

На античной и раннесредневековой политической арене Иберия играла роль буферного государства между великими державами того времени - Римом/Византией и Парфией/Сасанидами. Как союзник с лояльной властью она нужна была обеим державам, так что о прямом завоевании речь никогда не заходила, кроме того обе стороны были заинтересованы в сильной и действенной царской власти в регионе, потому что иберийские цари могли контролировать перевалы через Кавказ, с которых иногда спускались кочевые племена завоевателей, осложнявшие дела и без того занятых гегемонов. Это балансирование между-между стало визитной карточкой всей грузинской политики на протяжении тысячелетий, хотя, конечно, не обходилось без эксцессов, когда иное вторжение все же накатывалось, обычно с востока. Свою роль еще и сказала география, подарив Грузии малую связность между разделенными хребтами отдельными регионами вообще и отдельно прикрытую Кавказом северную границу. Во времена сильной государственности эти хребты между Имеретией/Картлией/Кахетией не играли сильной роли, но в период ослабления именно по ним шел разрыв страны на отдельные уделы либо раздел между завоевателями. И часто бывало, что опустошался один регион, но уцелели другие, дававшие импульс для продолжения традиции государственности.

Балансирование работало до тех времен, когда в регионе не появлялась подавляющая все и всех военная сила, обычно молодые империи на ранних этапах экспансии. Арабы, сельджуки, монголы, Тамерлан - и вот тогда грузинам приходилось туго, и они попадали либо под вассальную зависимость, либо вообще под оккупацию с тяжелыми поборами как со стороны завоевателей, так и собственных феодалов, на протяжении столетий обладавших завидной тягой к сепаратизму и независимости от всех, и поднимавших головы, когда централизованное государство ослабевало. Это даже в какой-то степени проявилось в краткой пока пост-советской истории Грузии, когда у мингрельцов и аджарцев были поползновения к локальному сепаратизму. И наоборот, когда громадный мусульманский мир дробился и начинал замыкаться во внутренней борьбе, то Грузия получала передышку. Собственно, золотой век Грузии на протяжении от Давида IV Строителя до вторжения монголов был порожден несколькими совпадениями - инерциальной фазой грузинского этноса, отсутствием сильных держав как на западе, где клонилась к упадку Византия, так и на южных и восточных рубежах, где была политическая мозаика мусульманских государств.

Следующие века...

Монголы и затем Тамерлан нанесли грузинам неисчислимые несчастья. Если монголы, кроме нашествий, ввели изощренную налоговую систему, то распад единого монгольского государства поставил Грузию в привычное буферное состояние между Золотой Ордой и ильханами/Тамерланом, но разница была в том, что теперь соседи были в непривычных "север-юг" векторах, вместо обычной "запад-восток", посему все войны между наследниками Чингиз-хана шли по Кавказу. Тамерлан же просто вел политику геноцида по отношению к неверным загнав уцелевших грузин в горы. Все эти войны расколи в итоге и без того слабое государство, и вплоть до вхождения в состав России Грузия была раздроблена по линии основных естественных географических регионов. Следующий раздел Закавказья между османами и персами изменил привычное буферное состояние, грузинские царства оказались в разных политических системах, и если персы предпочитали непосредственное вхождение в состав своей империи, то османы довольствовались зависимостью без прямой оккупации. Отчасти это было продиктовано географией, со стороны Персии проще вторгаться, отчасти тем, что грузины в XVI-XVIII веках представляли собой очень дикое зрелище. В западной части страны шла такая грызня между правящими царями и феодалами всех мастей, что османы сочли Грузию недостойной завоевания, и кроме крайней западной Самцхе не устраивали эялет на оставшихся землях, предпочитая контролировать только порты на черноморском побережье и получать дань рабами. Работорговля стала настолько главной отраслью экономики страны, что ей занимались все, вплоть до церковных властей. Впрочем, измученное беспрерывными распрями крестьянство смотрело еще как на возможность радикально улучшить обстановку, потому что жизнь в гареме турецкого паши, а то и самого султана, было неплохой карьерой для красивой девушки, а юноши после принятия ислама могли надеяться на свой ум и способности на военной или гражданской службе, главное - жить в куда более стабильном государстве, а не в этой банке с пауками, в которую превратились Имеретия, Гурия и Мингрелия. Больше шансов на сохранение государственности было, как не странно, у восточных грузин, хотя слишком часто они зависели от иногда просто от степени сумасбродности очередного персидского шаха. Но цари Картлии и Кахетии оставались полу-номинальным правителями своих земель, и что, немаловажно, оставались держателями царского звания и были равноправными с династической точки зрения. И многие шах Ирана имели грузинских жен и грузинскую кровь, набирали войска и военачальников из грузин и посылали их сражаться с османами на западе и афганцами на востоке.

С Россией грузины эпизодически пересекались, сначала этой был неудачный брак Юрия Андреевича Боголюбского и царицы Тамары, которая его выгнала из-за несовпадения ориентаций. Потом были просьбы к Ивану III прислать войска и денег. Какие-то постоянные контакты начались при Иване Грозном, когда Московское государство впервые пришло в регион после покорения Астрахани. В общем-то после этого два века шла переписка, в которой грузины, верные своей политике балансирования, хотели найти в единоверцах противовес персам и османам. Неизменно от России было нужно одно - деньги и войска. Деньги иногда цари и императоры присылали, с войсками было куда труднее, один только переход в летние месяцы через Дарьяльское ущелье (сейчас это Военно-Грузинская дорога) занимал месяц. Кроме того у Московского государства было ясное понимание, что вера-верой, а торговые и геополитические интересы дороже, и поддерживать хорошие отношения с Персией было гораздо важнее и выгоднее, чем пытаться завоевать Закавказье. Два века занял процесс продвижения России в южные степи, и только решив свои задачи в предгорьях Кавказа и на берегах Черного моря, Империя решила заняться Закавказьем без спешки, с которой при Екатерине подписали Георгиевский трактат, заведомо невыполнимый для обеих сторон хотя бы по причине логистики. Восточные и более цивилизованные грузины быстро забыли свою отношения с персами, персы обижались, но были биты. Более дикие западные роптали еще треть века, за последним наследником Картли-Кахетинского царства эту же треть века царские власти гонялись по всему Кавказу, пока не загнали его в Персию. Грузия под властью царских наместников была сильно зависима именно от их политических и административных талантов, хотя, наверное, объединенные впервые за много веков, грузины к концу XIX века стали ощущать себя не покоренным народом, а частью Империи, грузинская знать влилась в общероссийскую и восприняла, по-крайней мере высшими слоями и интеллигенцией, ее стиль жизни. Распад Империи после революций 1905-1917 годов опять вернул грузинскую элиту к привычному на протяжении веков лавированию и поиску сильных союзников - сначала это были немцы, потом англичане. Потом пришли Советы и всех разогнали. Пожалуй, только во время описания советского периода чувствуется тень антипатий англичанина к коммунистическим реалиям вообще, потому что слишком сгущает краски, не вся же история Грузии в эти семьдесят лет состояла из репрессий и борьбе с инакомыслием, тем более , что в эпоху застоя Грузия жила на бытовом уровне как раз очень неплохо. Но по накатанное колее критики Рейфилд также продолжает живописать пост-советский период Второй Республики своей мрачностью, гражданской войной, сумасбродностью лидеров и этническими конфликтами без умаления вины грузин, так что это его вполне оправдывает. Кончается все повествование с прекращением правления Саакашвили, но принимая во внимание, как следует из шутливого эпиграфа, что "критский народ, к сожалению, производит больше истории, чем может переварить", и зная о непоседливости грузин на протяжении веков, можно быть уверенным, что для них история не кончилась, и они что-нибудь еще да выкинут, достойное следующей главы.