Текст книги "С «Джу» через Тихий океан"

Дончо

Отплытие откладывается

На пресс-конференцию в болгарском посольстве пришли журналисты разных газет, радио и телевидения, ученые и радиолюбители. Мы объявили, что отплытие состоится 16 марта в 10.30 утра. Об этом сразу же было сообщено по телевидению и в прессе. Но мы не вышли в назначенный срок. Я обнаружил поломку в секстане. Повреждение нужно было устранить во что бы то ни стало. Отправляться в далекое плавание можно только с исправным инструментом. И мы ждали, пока его починят.

Это время я использовал для составления таблицы девиации компаса. Вместе со специалистом с военного корабля мы определяли на разных курсах поправки компаса, пересекая с этой целью створ север – юг, образованный двумя разнесенными вехами.

Сотрудники болгарского посольства Трайчо и Илия трудились как черти. Двадцать дней они работали от темна до темна.

Из посольства позвонили в редакции газет и на телевидение и предупредили, что выход «Джу» переносится на 17 марта в 11 часов утра.

И все же на проводы пришло много народа. Я почувствовал: мы обманули чьи-то надежды не застать нас у причала, но тем не менее никто не показал своего разочарования. Газета «Кроника» ошибочно сообщила, мол, экспедиция «Планктон» по требованию военных откладывается на неопределенное время, так как обнаружены дефекты в приборах.

После того как секстан был приведен в порядок, нам ничто уж не мешало соблюсти второй назначенный срок отбытия – 17 марта.

Точно в 11 часов утра начали прощаться. Здесь была вся болгарская колония, сеньор Хулио Пачеко, военные, журналисты, фоторепортеры и телеоператоры. У многих на глазах слезы. Целуемся с соотечественниками: с послом Младеном Николовым и его супругой, с Трайчо, Марией, Ичо, Джидаки, Раиной и другими. Все милые и близкие люди. Настроение подавленное, и хочется, чтобы все поскорее закончилось.

Прыгаем с причала в лодку. Она маленькая, нелепо маленькая рядом с большими судами. На каждом из них имеется по меньшей мере четыре ее «подруги». Фоторепортеры лихорадочно снимают. И вот последнее интервью для радио. Твержу себе, что остается выдержать еще немного, еще самую малость. Надо суметь скрыть волнение, как бы ни сжималось сердце.

Я знаю: лица друзей, выражение их глаз запомню надолго. Они будут желанными воспоминаниями в долгие месяцы одиночества в океане.

И все же мне не удается сдержать слез. Они невольно выдали меня, как только я стал прощаться с Трайчо. К горлу подкатил предательский комок. И как я ни старался, голос отказывался повиноваться воле. Улыбаюсь, а из-под стекол очков скатываются слезы.

Освобождаем лодку от привязи, включаем мотор и отходим от пристани.

Плавный поворот, и мы выходим в открытый океан. Перед нами на воде тысячи морских птиц. Лодка их пугает, и они тучами поднимаются на крыло. Никогда в жизни я не видел подобного скопления пернатых. Плывем в птичьем туннеле.

Падает легкий туман, и Кальяо исчезает из виду.

Корабль с провожающими на борту догнал нас. Идем рядом около часа. И снова прощаемся.

Джу

Не спрашивай

Перед глазами все еще стоит корабль с провожающими, и слышится голос секретаря посольства г-жи Пилар, которая, кто ее знает почему, радостно кричит: «Джу – матрос, Дончо – капитано». Эта фраза врезалась в память и назойливо вертится в голове. Я повторяю ее про себя до самого вечера.

Поставили парус. Поцеловались, как принято, со словами: «В добрый час!» И каждый погрузился в собственные мысли.

– Джу, о чем ты думаешь?

– Да вот стараюсь выучить наизусть таблицу поправок к показаниям компаса. Листочек с записями наверняка потеряется.

Мне удалось его ошеломить. Дончо всего ожидал от своего экипажа, но такого прилежания – едва ли.

Похоже, заполненная цифрами таблица – это именно то, что мне крайне необходимо в данный момент. Если бы под рукой оказался телефонный справочник, то я бы и его стала учить назубок, только бы спастись от внезапно нахлынувших вопросов: «Каким для нас окажется Тихий океан?», «Сколько времени займет экспедиция?», «Что будет с Яной?», «Как мама и отец переживут ожидание и неизвестность?»

Я все еще очень связана с берегом. И все мои помыслы там, на суше. Однако теперь я не испытываю того оцепенения, в какое впала, когда на лодке мы вышли из Гибралтара, держа путь на Кубу. Сейчас все происходящее мне кажется более будничным, более деловым.

Я хорошо знаю, что могу и что должна делать. Стараюсь избежать нежелательного погружения в себя, в неразбериху вопросов, тревог, печали от разлуки, в думы о полной перемене режима жизни, из-за чего потребуется выбросить за борт все прежние привычки и выработать в себе другие. Надо понять, что отныне время обретает иное измерение, и ты, подобно восточным мудрецам, должен исполниться великого терпения.

Конечно же, первый день плавания – не совсем подходящее время для размышлений и вопросов. Лучше быть по горло занятым работой и ни о чем не думать. А когда поосвободишься от дел, оказывается, ценности изменились и те, каких ты на суше крепко придерживался, здесь уже не столь и важны.

Знаю прекрасно, как я должна вести себя, и это успокаивает, а то, что в данный момент делаю как раз все наоборот, – вполне в моем стиле.

Дончо

Огни через 4800 миль

Одни. Снова одни. Мне стало легче.

Теперь перед нами путь в 8000 морских миль. Сколько месяцев он потребует? Быстрее ли будем плыть, чем плыли в Атлантике?

Океан встретил нас безветрием и туманами. Плохое начало для плавания под парусом. Движемся с мотором. С его помощью войдем в Перуанское течение (течение Гумбольдта). Там будем дрейфовать со скоростью около 15 миль в сутки и ждать ветра. Делаю подсчет, за сколько же дней океанское течение донесет нас до островов Фиджи. Выходит, за 500 дней. Да и то, если лодку не подхватит какое-нибудь боковое течение и не унесет в необъятные просторы Тихого океана.

Прошло восемь часов. Подул ветер. И мы двинулись под парусом. Румпель руля очень тяжелый. Лодка более неповоротлива, чем прежняя, атлантическая. Придется ее балансировать.

До того как мы достигнем первой группы островов, нам надо пройти 4800 миль. Впереди лишь только океан. Остаемся один на один с великой пустыней Великого, или Тихого, океана.

В первую ночь плавания будем бодрствовать. Попрощаемся с последним рукотворным огоньком.

В двадцати милях от берега туман рассеялся. В далекой мгле видны очертания горной гряды величественных Перуанских Анд. Ощущение такое, будто они висят в воздухе. Синева у подошвы придает горным хребтам легкость и призрачность. Вспоминаю, как мы бродили вдоль их подножий, перед глазами стоят фантастический Мачу-Пикчу и бешеная Урубамба.[3]3
  Мачу-Пикчу – город-крепость инкского времени в Перу. Расположен над долиной реки Урубамба, у подножия горы Мачу-Пикчу. После захвата Перу испанцами был последним оплотом инков (До 1572 года). В Мачу-Пикчу много памятников поздней инкской архитектуры: дворец, храмы, «обсерватория», высеченные в скалах террасы. – Прим. ред.


[Закрыть] Воспоминаний и поводов для размышлений и так предостаточно. Но всегда, перед тем как отправиться в плавание, я скрупулезно собираю интересные истории. В запас, как противоядие против одиночества и изнурительного однообразия.

Рыбный рай

Мы в Перуанском течении. Сегодня ночью заметили рыбацкий баркас. Сделали большое отклонение от курса и подошли к нему. Наше появление не вызвало у рыбаков интереса. Не дожидаясь вопросов, я объяснил, что мы держим путь на Фиджи. Это произвело впечатление. Рыбаки с изумлением смотрели на нас и вдруг расхохотались. Потом выразительно стали вертеть пальцами у виска. Мое сообщение показалось им забавной шуткой. Жаль, что я не знаю испанского языка. Представляю, как бы они развеселились еще больше, если бы я стал им объяснять цели нашей экспедиции. Чтобы убедить их в серьезности моих слов, я замахал болгарским флагом и закричал: «Булгаро!» Никакой реакции.

Перуанское течение – это густой и пахучий бульон. Он буквально кишит планктоном и рыбой. Ничего похожего я никогда не видел. Вода бурая от огромного скопления планктона. Она прямо-таки бурлит жизнью.

Гидролокатор непрерывно показывает наличие больших косяков рыбы. Мы исследовали океан на глубину лишь до 50 метров. Но по всему было видно – и на большей глубине картина такая же.

Ночью планктон фосфоресцирует бледным зеленоватым светом. Часто глубины океана вспыхивают ярким сиянием, будто в пучине кто-то включает автомобильную фару. Позади лодки остается светящийся след. Достаточно ли этот свет сильный, чтобы при нем различать буквы? Если бы мне взбрело в голову, смог бы я при таком освещении читать газету? Какую бы я стал читать? Конечно, болгарскую. А какая из них самая интересная?

Я опустил в «бульон» веревку, и вода загорелась слабым фосфорическим сиянием. Что ни окунешь в океан, он «вспыхивает» и светится еще долго после того, как уберешь предмет.

Есть слова «позолотить», «посеребрить», так почему бы не ввести в употребление новое слово – «посветлить».

Джу

Океан бурый. Мимо лодки проплывают огромные шары отъевшихся медуз. Некоторые в диаметре достигают метра. Такие гнусные твари, что мне не хочется даже ноги опустить в воду. И так до самого вечера. А ночью сияет планктон. Перуанское течение чрезвычайно богато жизнью – и рыбы здесь огромное количество, и планктона много.

День прошел спокойно. Ветер слабый. Поставили двойные стаксели – косые треугольные паруса. Отношения натянутые. Ведем обычный диалог: «Джу, куда запропастился мой анемометр?» «Не знаешь, где лежат скобы?» и т. д. и т. п. И так целый день. В душе медленно поднимается справедливое негодование. А больше всего раздражает то, что с этим я ничего не могу поделать. Дончо не может запомнить место ни одной вещи и до последнего дня будет спрашивать: «Где мой шлем?», «А где вода?». Понимаю, это неизбежно, но злюсь и ворчу. А ворчу потому, что ползаю на четвереньках, пробираюсь среди вещей, разбираю их, перекладываю, чтобы только найти все то, что потребовалось Дончо.

Чувствую себя что-то неважно. В прошлую экспедицию меня не одолевала морская болезнь, и я считала себя неподвластной ей. Но «Джу» швыряет очень сильно, такой качки я еще не испытывала.

Не хочу говорить дурно о нашей лодочке, тем более что она будет служить нам и домом, и убежищем и для нас на полгода на ней замкнется весь мир. Но факт остается фактом: качает очень сильно. Мы оба страшно бледные. Есть не хочется. Глотаем пилюли против морской болезни. Вроде бы помогает.

После обеда, уже под вечер, нас окружило стадо дельфинов. Они играли вокруг лодки больше часа. Дельфины, как и все живое в течении Гумбольдта, огромны, но исключительно приветливы и красивы. Было их свыше пятидесяти. Я даже гладила по их спинам рукой. Выпрыгивают из воды перед лодкой, справа, слева, позади. Может, они хотели, чтобы мы их взяли с собой? Во всяком случае, они что-то говорили. Таких крупных дельфинов мы видели и прежде, когда подходили к Гаити, но так много – никогда.

Весь день наблюдали и за морскими львами. Большинство из них спали на волне. Когда лодка приближалась к ним, они лениво ныряли и, вынырнув в десятке метров, снова устраивались спать. Мы их сразу узнали, потому что дома у нас есть книга шведа Свена Йильсетера «Остров за островом». Йильсетер – известный путешественник и великий мастер фотографии. У Галапагосских островов он сделал много снимков морских львов. Те, которых наблюдали мы, очень похожи на увиденных им.

Дончо

Пень или тюлень?

Третий день меня не отпускает морская болезнь.

Видел странное животное. Какой-то гибрид: не то пень, не то тюлень. Лежит, не шелохнется, над водой торчат только задние ласты да жирная морда. Удивительно, как ему удалось так ловко изогнуться. Такой позе позавидовали бы даже йоги. Долго я следил за ним, хотел увидеть, когда он шевельнется. Но животное словно окаменело. Если бы я не слышал, как оно сопит и дышит, принял бы его за пенек и перестал бы фотографировать. Через час появилось другое такое же существо – молодое и игривое. Оно ныряло как сумасшедшее и без видимой, казалось бы, причины вскидывало туловище над водой. Затем, шумно просопев, снова исчезало в глубине океана. Наш же йог оставался неподвижным и безучастным.

Это морские львы. Животные семейства ушатых тюленей. Их научное название – южный морской лев. Длина тела достигает 2,5 метра. Обитают у берегов Южной Америки, от Огненной Земли до экватора. Перуанское течение богато рыбой. В любое время года морские львы здесь могут набить свой желудок до отказа. Может быть, потому они и до отвращения столь ленивы.

«Наши» экземпляры достигали в длину около двух метров.

Позднее мы видели еще несколько таких ленивцев. Толстые, округлые, с лоснящимся телом, они похожи на гигантские пробки.

Связь с радиолюбителями

Сегодня Джу установила невероятно четкую радиосвязь. Лучше всего слышимость была в диапазоне 5/8 и 5/9. Говорила она с аргентинским дипломатом, потом с радио 0A4AGU Сильвио, нашим перуанским другом. Джу настолько рада, что голос ее звенит и поет, как струна. Из всего сеанса радиосвязи я понял, что наши позывные это – Лима Зулу, Зироу, Папа, Малти Маритима, что в переводе на понятный всем язык означает: LZ – Болгария, О – коротковолновая радиостанция, Р – планктон, ММ – морская радиостанция на огромном расстоянии.

Прежде чем начать разговор, каждый радиолюбитель крутит ручку, настраивая антенный контур, и затем долго и упорно выкрикивает: «Си-ку туенти, си-ку туенти!» Разумеется, только после этих заклинаний в эфире и появился аргентинский дипломат. Этот человек явно был опытным радиолюбителем и, конечно, сразу понял, что мы еще долго будем его беспокоить. К моему удивлению, он пришел в восторг от такой перспективы. Даже немедленно связался с Перу и похвастался, что вышел на связь с нами. Радиолюбители вообще люди приятные и дружные. Они увлекли и пленили Юлию за ничтожно короткое время. Теперь радиостанция для нее в тысячу раз важнее моего настроения. Видимо, Джу все же поняла, что я могу от обиды замкнуться. Но все радиолюбители любят поговорить и таким способом развлечься.

Надеюсь, наша рация сослужит нам добрую службу.

Джу с нетерпением ждет очередного сеанса радиосвязи.

Я не ругаю это творение техники, но должен признаться, никогда еще никакая другая вещь не врывалась в мою жизнь столь бесцеремонно.

Джу

Попадание

Ветер совсем слабый, и мы идем на двойных стакселях. Встречных судов нет. Но сон тревожный, чуткий. Это всегда так. Встаем по пять-шесть раз за ночь, прислушиваемся. Слух обострен до предела. Я, даже находясь в рубке, слышала шум какой-то рыбацкой лодки, который и снаружи-то едва различишь. Ночь сырая и туманная. Следующий день снова прошел в заботах: перекладывала багаж, убиралась, отыскивала лучшие места для каждой вещи. Вокруг нас – ковер из рыб. Солнце «кусается» жестоко, и мы не осмеливаемся раздеться. Но ходим босиком, и ноги моментально превратились в открытые раны.

Вечером говорила с Хуаном из Буэнос-Айреса. Он, оказывается, бывший аргентинский посол в Лиме. Очень обрадовался. Я, кажется, пристрастилась к радиолюбительству. С раннего утра в голове одно: скорее бы вечер, чтобы с кем-нибудь поболтать. Я уже не говорю о реакции тех, с кем устанавливаю радиосвязь. Как только услышат о лодке, экспедиции, Тихом океане, приходят в восторг и могут говорить с тобой хоть до утра. Я же, к сожалению, ограничена возможностями аккумулятора. Рация работает чудесно. Не пропал даром труд, который в нее вложил Стефан Калоянов. Ночью ветер слегка усилился. Убрали двойные стаксели и установили вахту у руля. Опять сменяемся через каждые четыре часа. С 8 часов вечера до 12 ночи – я, с 12 до 4 утра – Дончо, с 4 до 8 – я и т. д.

Дончо

Десять: один в пользу анчоусов

Перуанское течение – необыкновенное. Может быть, только в некоторых зонах Арктики есть сходные условия жизни. Здесь, у тихоокеанского берега Южной Америки, находится самый богатый рыбой район земного шара. Его феноменальная продуктивность объясняется тем, что совсем близко от материка располагается гигантская впадина – глубоководный океанический желоб. Его протяженность свыше двух тысяч миль. Глубины достигают 1000 метров. Впадина начинается прямо от берега, не имеющего континентального шельфа. Это создает сильную вертикальную циркуляцию, которая поднимает со дна океана на поверхность богатые фосфатами придонные воды. Дующие с Перуанского побережья юго-восточные ветры относят эти насыщенные питательными веществами поверхностные слои воды в океан. Таким образом возникают прекрасные условия для развития растительных организмов – фитопланктона, образующего, как известно, начальное звено пищевой цепи в океане. Коричневато-зеленые пятна фитопланктона маркируют эти районы.

Анчоусы – основной объект ловли у берегов Перу. Именно благодаря им Перу вышло на первое место в мире по добыче рыбы: ежегодно страна вылавливает около десяти миллионов тонн, или шестую часть мировой добычи. Большая часть анчоусов перерабатывается в рыбную муку – на фураж.

Почему же эта маленькая рыбешка водится здесь в таком огромном количестве? Объяснение сравнительно простое. Анчоусы приспособились питаться непосредственно фитопланктоном, в то время как другая Рыба предпочитает зоопланктон – следующее звено пищевой цепи. Эта маленькая хитрость и делает анчоус, быть может, самым обеспеченным необходимым кормом. Если это выразить в цифрах, то оказывается, что анчоусы получают в 10 раз больше калорий, чем их собратья, питающиеся зоопланктоном, ибо коэффициент полезного действия каждого звена пищевой цепи равен примерно 10 процентам. Еще проще можно объяснить так: чтобы прибавить в весе на 1 грамм, любой рыбе нужно съесть 10 граммов зоопланктона, которые до этого должны съесть 100 граммов фитопланктона. Анчоусы такие расчеты не ведут, они «пьют» прямо из источника. Если бы человек последовал примеру этой рыбешки и перешагнул через одно звено пищевой цепи (через рыбу), то он бы в большой степени решил проблему белков. А собственно, почему бы ему и не сделать этот шаг? Почему бы ему не принимать в пищу непосредственно планктон, годовая биомасса которого во много крат больше, чем биомасса рыбы? К сожалению, знаменитого и обильного «скитальца»[4]4
  Слово «планктон» происходит от греческого «planktфs» – «блуждающий». – Прим. ред.


[Закрыть] изловить весьма трудно. Планктонные сети, которыми мы пользуемся, неэффективны. Добытый с их помощью планктон оказывается прямо-таки «золотым», потому что, как бы мы ни старались, его в сети всегда попадает очень мало. Им мы не питаемся, а лишь поддерживаем силы. С планктоном мы получаем целую гамму микроэлементов, которые чрезвычайно важны для деятельности нервной системы человека. Разумеется, для промышленных нужд планктон не ловят столь примитивно. Несколько лет назад в Советском Союзе были созданы специальные устройства по добыче криля – мелкого морского рачка-черноглазки, составляющего главную пищу некоторых видов китов. Достигнутая производительность лова около 6 тонн в час. На сегодня это единственный крупный успех. По последним вычислениям, только он позволяет ежегодно добывать 100 миллионов тонн криля, что на 40 процентов больше годового улова рыбы. Оказалось, что крохотные морские рачки по своим питательным качествам могут вполне удовлетворить требования к прямому использованию зоопланктона в качестве пищи для людей.

Загрязнители

В один из забросов сети мы поймали «огромное» количество планктона. Более дурного и тяжелого запаха я еще не знавал. Ел я черноморский планктон, атлантический, но большей гадости, чем планктон Перуанского течения, даже не представляю себе. Скорее бы выбраться из этого кашеобразного течения – густого и дурно пахнущего.

Заметил уже второе нефтяное пятно. Чтобы определить его величину, пришлось обойти вокруг него. Пятно вытянулось по направлению ветра. Его размеры 700x200 метров.

Заполняли таблицу нефтяных загрязнителей, которую передал нам м-р Десмонд Скотт.

Пластмасса заполонила поверхность океана. Плавает множество разных предметов. Больше всего нейлоновых мешочков. Но есть и совсем неожиданное: оправа для очков, шары, баллоны, нечто похожее на болгарскую сурвакницу – разукрашенную кизиловую веточку, которой дети у нас поздравляют взрослых с Новым годом. За всем увиденным ведем точные наблюдения по методике, разработанной мной и испытанной во время экспедиции в Атлантическом океане.

Наблюдал странный пир. Он проходил в три этажа. Сначала заметил на поверхности огромные продолговатые бурые пятна. Вода в них была более густой. Оказалось, что это планктон, по виду напоминавший собой салеп.[5]5
  Салеп – применяемые в медицине высушенные корневые клубни растений семейства орхидных. – Прим. ред.


[Закрыть] Сбившись в колонии, он вытянулся в полосы шириной 1–2 метра и длиной 100–150 метров. Пять-шесть таких полос «текли» рядом. А под ними метался косяк мелкой рыбешки. Рыбы поглощали планктонную кашу с таким неистовством, словно подобное лакомство видели впервые. Часто вода вдруг вскипала, и рыбки выпрыгивали из нее, сверкая в воздухе серебристой чешуей. Слышался звук, будто раздирали кусок полотна. Похоже, какой-то большой невидимый хищник в свою очередь закусывал мелюзгой.

Перед нашими глазами разыгрывалась драма: это была наглядная модель жизни в океане. Планктон – мелкая рыба – крупная рыба – человек. Наши «огорчения» с добычей планктона, может быть, именно здесь и находят известную реабилитацию. Становится все более ясно, что тщательное изучение биологии планктона позволит разгадать секреты тех сокровенных механизмов, которые управляют пищевой цепью в океане. А это в свою очередь путь к познанию вопросов, связанных с глобальной экологией и поисками возможностей разумного управления равновесием в природе и сохранения природной среды – вещи, которые все больше нас занимают и беспокоят.