Текст книги "Дестабилизатор"

Глава 2

1099 год, месяц Эдрин, неделя IV, день I, 08:30–09:20

На стоянке неподалеку от лифта их уже ждал серебристый флаер с включенным мотором. Заметив их, водитель поднял колпак пассажирского отсека и опустил, дождавшись, когда они усядутся. В подстаканнике между сиденьями, стоял накрытый прозрачной пластиковой крышкой большой стаканчик с кофе. Судя по запаху – не из автомата.

– Ух ты! – восхитился Эл. Кофе был сдобрен сливками, как он любил, да не синтезированными, а натуральными. Эл откинулся на мягкую спинку, потягивая горячий напиток через отверстие в крышечке.

Часы показывали восемь тридцать. Флаер поднялся в воздух, вылетел из гаража, и, набирая скорость, понёсся в сторону деловой части города, возвышающейся стеной небоскребов за историческим центром, раскинувшимся вокруг серебристой чаши залива и шумного порта. В другое время Эл насладился бы полетом – для него флаер был слишком дорогим удовольствием, – но в компании Вледига об этом приходилось только мечтать. Прочитав какое-то сообщение на коммуникаторе, тот нажал кнопку, подняв перегородку между ними и водителем.

– Пообещай, что будешь вести себя… – начал он.

– Хорошо? – подсказал Эл.

– Прекрати скалиться! Я серьезно, Лейан! Завалишь встречу, добьюсь, чтобы тебя уволили, клянусь! Может, ты и один из топовых репортеров, но правонарушения за тобой наверняка найдутся. Сколько стимуляторов вы протащили на фестиваль, а?

Эл ухмыльнулся. Угроз Младшего он не боялся, – Ивер за него вступится если что, – но меру все же следовало знать. Да и не так уж Вледиг и досадил ему суетой с подготовкой к интервью. Взбесил, конечно, всеми своими «помойся, переоденься», но это можно пережить. Нечасто сын главного босса прибегает с заданием, ради которого другие бы из собственной шкуры выпрыгнули. Да и заплатят хорошо, не придется в этом месяце влезать в долги.

– Ладно, ладно, не заводись, – примирительно произнес Эл. – Не возили мы с собой никакие стимуляторы… все купили на месте. Думаешь, легко работать сутками напролет, без сна и отдыха?

Вледиг на миг возвел взгляд к потолку флаера.

– Надеюсь, вы были осторожны. С законом шутки плохи, сам знаешь. Преступления родителей это одно, но свои-то, зачем добавлять?

– Я и не добавляю! Никто бы сроду нас не поймал, на таких мероприятиях для своих всегда все шито-крыто. А так – я примерный гражданин, примернее некуда просто. Между прочим, загляни в мое досье – ни одного правонарушения, даже вождения в нетрезвом виде нет! И вообще это дискриминация по правовому статусу! Дети преступников не обязательно становятся преступниками! Не ты ли мне тыкал в нос этой статистикой, когда я пришел к тебе со своей статьей? Не говорил ли, что система работает и никому не нужны жалостливые истории о тяжелом детстве детей правонарушителей?

– Я не тыкал, я привел неоспоримые доводы и факты. И ты молодец, что внял им в конечном итоге. Радикальные убеждения до добра не доводят. Уж казалось бы, ты должен был понять это, когда тебя вышибли с юридического за ту идиотскую курсовую. А так – живешь себе и вполне неплохо, хотя мог бы и лучше. Осталось от неформального облика избавиться, но ты и до этого дорастешь, надеюсь.

– Меня не вышибли! – возмутился Эл, пропустив мимо ушей очередную шпильку про свой внешний вид. – Я сам перевелся на другой факультет, потому что не собирался ее переписывать. Отличная тема была, между прочим, просто некоторые замшелые зануды…

– «Влияние судебной реформы короля Вэйрана Златоглавого на изменение мифологического мышления народных масс и создание новой религии»? Да, просто потрясающая! Почему ты на журналистику пошел, надо было сразу на литературный, писал бы детские сказочки!

– Иди ты, – буркнул Эл. – Я вообще не хотел быть юристом – дед настоял, хотел, чтобы я по его стопам пошел. А про судебную реформу – это все правда, между прочим. Вот, смотри, – оживился он. – До Вэйрана люди верили, что существует Междумирье, населенное высшими и низшими сидами. Низшие были посредниками между людьми, а высшие, высшие – правили обоими мирами. Но Вэйрана называли не только златоглавым за его мудрость, но и жестоким, словно медведь, – за то, что правил железной рукой завоеванными землями. Говорили, что он попрал власть богов, нарушив мир на земле и приведя все народы, населяющие землю под одну руку – свою. И тогда Вэйран объявил, что старые врата между мирами закрыты, боги повержены и нет на земле больше старых законов, а есть один закон – его. Нет посредников между богами и людьми – есть назначенные им судьи. А каждого, кто смел оспаривать его власть, ждало суровое наказание. И не только его, но и всех его потомков до седьмого колена.

– Лейан, хватит. – Владиг поморщился. – Даже если именно так все и было, что с того?

– А я считаю, что насильственное насаждение новой «веры» было преждевременным. Люди в то время лишь начинали понимать, что их представления о мире ложны, Вэйран просто подменил старую религию новой, поставив себя во главе ее, тем самым утвердив свою власть, объявив себя, по сути, новым божеством, своих судей – гласом бога, а свод законов – божественным.

– И отношение к закону, как к религии, во многом сохранилось до наших дней, не позволяя обществу модернизировать устаревшую законодательную систему. Я читал твою работу, ты сам любезно прислал ее мне, если помнишь. А я тебе тогда, кажется, внятно изложил позицию корпорации: «Пангея-континентал» не будет пропагандировать необходимость смягчения законодательства. Очевидно, что ты хочешь этого по личным мотивам, не так ли? Я думал, ты тогда все понял и унялся!

Эл допил кофе несколькими глотками – слишком уж сильным было искушение вылить его Младшему на голову, сунул опустевший стаканчик обратно в подставку. Случайно посмотрел в окно и поспешил отвести взгляд. Вдалеке, словно иллюстрация к их разговору, высилась в центре Старого города стометровая статуя Верховного Судии, вознесшего над головой карающий меч. В детстве Элу нередко снилось, как она рушится. Иногда – на Храм правосудия, перед которым была воздвигнута, иногда – на саму площадь и дома, окружающие ее, но всякий раз, падая, она погребала под обломками множество людей. Однако хуже всего был сон, в котором голова Судии, отколовшись от статуи, катится по улицам, давя прохожих, а он бежит, то в толпе, то совсем один, мечется между домами, бросается в узкие переулки, но голова не отстает, следует за ним и, оглядываясь, он сталкивался с равнодушным взглядом каменных глаз с выдолбленными в середине радужки кратерами зрачков.

Эл просыпался всякий раз в холодном поту в тот момент, когда голова настигала его, врезаясь огромным носом в спину и ломая позвоночник. Став старше, он понял, что нос никак не сможет уцелеть, если голова будет катиться по улицам, но легче от этого не стало.

– Странно, что мне не снится падающий меч, – сказал он Лансу однажды, когда они, пошатываясь от выпитого, возвращались в общежитие после студенческой вечеринки в честь окончания третьего курса факультета журналистики. – Вроде самая как это того… самая неустойчивая часть этой гребаной конструкции…

– Не неустойчивая, а… нет, блин… не соображу… а-а-а, ненадежная, вот! – Ланс похлопал его по плечу. – Но ты прав, мне эта здоровенная дура тоже не нравится. Взорвать бы ее к херам!

Эл тогда, недолго думая, стукнул Ланса по уху.

– Эй! – возмутился тот. – Чего ты?

– Того, что тогда она точно разлетится по всему городу, дурень! Нет, надо действовать по-другому… Так, чтобы изменить закон, чтобы детям не приходилось расплачиваться за преступления родителей. Почему мои дети, мои внуки должны…

Ланс торопливо зажал ему рот ладонью, огляделся по сторонам, не слышал ли кто? К счастью, университетская улица в тот час была пуста.

– Не ори, дебил! За такие разговоры, сам знаешь, и отчислить могут, на каком бы ты факультете не учился!

– …за бабку, которую в глаза не видели! – отбросив его руку, закончил Эл. – Разве это справедливо? Она убила себя, а я виноват? Ну ладно дед, он свою дочь неправильно воспитал, расплатился за это, потеряв должность председателя Верховного суда! Вернее, сам сложил с себя полномочия, вроде как выпендрился: вот как он осознает свою ответственность. Ну, молодец, конечно. А я-то, ее сын, причем? Чем виноват? Мне было девять!

– Тихо, тихо, успокойся! – Ланс снова принялся озираться. – Это закон, да, дурацкий, несправедливый, но закон! И, пока его не отменят, ничего нельзя поделать.

– Если все будут молчать, оно само и не поделается! Почем тебе знать, каково это, каждый месяц стоять на глазах у всей школы с обличающей табличкой на шее, а потом идти с дедом в проклятый Храм парвосудия и каяться. Я ненавижу все это, ненавижу!

– Ну, да, не понимаю, верно, – примирительно произнес Ланс и, обняв его за плечи, повел к общежитию. – Но представить могу, что это хреново, друг, очень хреново. Но сейчас ты уже не ходишь каждый месяц, только раз в год. И дальше будешь ходить раз в год…

– И буду платить штрафы каждый месяц, а потом появятся у меня дети, и я буду их водить каяться каждый месяц! – сбросив его руку, зло выплюнул Эл.

– А ты о детях уже думаешь? Что, есть кандидатура в матери на примете?

– Да иди ты… я ведь серьезно говорю!

– Так и я тоже! – Ланс остановился, покачиваясь. – Послушай, что толку стоять тут и ругать систему…

– Это ты встал, я ругал на ходу, – возразил Эл.

– Не важно! Вот закончим универ, станем журналистами, будем бороться с несправедливостью!

– Ну да, особенно ты будешь бороться – с камерой наперевес.

– И буду! Фотографии к твоим разоблачительным статьям такие наснимаю, что все обрыдаются! Представь, лица детей, стоящих с позорными табличками: «Мой папа вор», «Моя мама убийца»… Лица родителей-преступников, которые смотрят на своих детей. Их истории…

Эл хмыкнул. Да, они могли бы сделать такой репортаж. Конечно, могли бы. Материала у него было – хоть отбавляй. Истории, рассказанные теми, с кем он стоял плечом к плечу, с кем сталкивался каждый месяц в храме правосудия: с сыном врача, поставившего неправильный диагноз пациенту; с дочерью пьяного водителя – виновника крупной аварии; с десятком мальчиков и девочек, чьи родители уклонялись от уплаты налогов; с еще несколькими, чьи отцы не платили после развода алименты.

– Ну а что? И победим! Главное, не молчать… – продолжал бубнить Ланс.

– И не будем, – согласился Эл. – Я-то уж не стану точно.

Тогда они искренне верили в то, о чем говорили, но, жизнь повернулась совсем не так, как они ждали: люди, откровенничавшие с ними при выключенной камере, позже отказывались от своих слов, коллеги крутили пальцем у виска и советовали не лезть на рожон, а начальство…

Эл покосился на Вледига. Сидит, сволочь, светит медальным профилем, спокойный, будто удав! И тут же до одури захотелось брякнуть что-то этакое, любую гадость, лишь бы согнать с его лица выражение превосходства… Эл прикрыл глаза, заглушив собственный внутренний голос, послушал немного «белый шум», и небрежно поинтересовался, сам не успев удивиться заданному вопросу:

– Давно ты знаешь, что Джин спит с твоей сестрицей Анной?

Эффект превзошел все ожидания. Вледиг вытаращился на него, словно… Ну да, словно он сказал нечто, о чем не мог знать. Никак. Ниоткуда.

– Забудь, – быстро произнес Эл. – Я на самом деле ничего особенного не имел в виду. Просто спросил. Ты же хотел знать, как у меня выходит добывать нужную информацию? Вот, теперь ты знаешь. Я слушаю тишину и спрашиваю первое, что приходит в голову.

Серые глаза за очками сузились, губы сжались в тонкую линию.

– Как ты узнал?!

– Да я не знаю ничего, говорю же! А вы втроем никогда не…

– Нет! Я убью тебя, если ты хоть слово кому-нибудь скажешь! Удавлю собственными руками!

– Да? Значит, все серьезно? А папаша твой в курсе, что Джин тебе помогает под него копать? Вы с сестренкой хотите отправить папочку на заслуженный отдых? И кто из вас метит на место главного босса – она или ты?

– Заткнись, – Вледиг резко отвернулся, но Эл уже понял, что ошибся. Это был не сговор, а соревнование между братом и сестрой за то, кто окажется во главе корпорации, после смерти отца. Младший знал, что Джин шпионит за ним для Анны, но терпел, поскольку сам получал от нее сведения о сестре.

Мысли Младшего, казалось, витали вокруг, гудели, словно рассерженные пчелы. Эл встряхнул головой.

– Извини. Меня занесло. Я не хотел, правда. Постараюсь лучше себя контролировать, – совершенно искренне покаялся он.

– Я и раньше подозревал, что ты немного того, но не думал… Тишину, значит? И сколько ты всего обо мне… Хотя, нет, лучше не говори!

Он замолчал, напряженно глядя перед собой.

– Извини, – повторил Эл. – И вообще…

– Что?

– Ничего. Я ничего не знаю. Просто иногда всплывают какие-то обрывки, их даже трудно назвать связными. Поэтому я на самом деле не всегда задаю правильные вопросы.

«Я ошибся, верно? Ты же сам видишь», – мысленно добавил он.

Хмурая складка на лбу Вледига немного смягчилась, отвращение исчезло с лица. Он взглянул на Эла – раз, другой – а потом оценивающе прищурился.

– Слушай, я не знаю, что это за способность, но… Какие возможности, подумать только! Сегодня воспользуйся этим своим даром обязательно. Потом, конечно, надо будет отфильтровать все, что ты добудешь. Мы ведь не можем публиковать непроверенные сведения – помимо всего прочего.

– Почему нет? Формулировка «по сведениям нашего источника» обычно считается приемлемой.

– Не в этот раз.

Флаер сделал плавный вираж над рекой и приземлился прямиком у входа в «Нейрофармотех».

Пока водитель глушил мотор и поднимал колпак, Эл успел заметить стоящих на другой стороне улицы демонстрантов с яркими плакатами: «Нет контролю над мозгом!», «Свободу мыслям и делам!», «Скажи нет тотальному чипированию!», «Откажись от нейропорта!»

Эл покачал головой. «Свобода разума» или просто «Свобода» – организация, выступающая против внедрения нейротехнологий. Поначалу ее участников считали безобидными сумасшедшими, слишком серьезно воспринявшими «возврат к корням» и не желающими пользоваться коммами и чипами-идентификаторами личности. Но вскоре всем стало не до смеха. Мелкие акции протеста у зданий корпораций, производящих нейропродукцию, превратились в хорошо организованные стычки с полицией. Несмотря на аресты и общественные работы, к которым приговаривали участников «Свободы», их количество росло. Пикетчиков можно было встретить у школ, игровых центров, вид-театров, больниц и даже музеев, словом, везде, где использовались современные нейротехнологии. Они заводили сегменты в МИС, распространяли листовки, донимали прохожих и даже звонили в двери домов, в надежде пообщаться с жильцами. И, пока власти решали, следует ли вводить новый закон, предусматривающий длительные тюремные сроки за акции протеста, для жителей Пангеи они превратились в самое настоящее бедствие.

– Смотри, кто здесь, – Эл толкнул Вледига локтем. – Хочешь, пойду, поговорю с ними? Должна же быть противоположная точка зрения в статье! У меня как раз очень кстати не имплантирован нейропорт, я им понравлюсь!

– Понимаю, что ты издеваешься, но на всякий случай все же отвечу: нет. Не вздумай даже.

– Ну смотри…

Выбравшись наружу, Эл задрал голову, разглядывая сияющие металлом и стеклом этажи, уходящие, казалось, в самое небо. Здание «Пангеи», расположенное в старой части города, и вмещавшее несколько тысяч сотрудников, множество студий и пресс-центров, занимало половину квартала, но среди соседних домов выделялось разве что сияющей голографической вывеской, а так – типовое серо-коричневое офисное здание, никакого сравнения с этим роскошным небоскребом.

– Скромненько! – оценил он.

– Ага, впечатляет. – Вледиг тоже вышел из флаера и представился подошедшему охраннику. Тот пригласил их следовать за ним.

– Ты пойдешь со мной? – вполголоса спросил Эл.

– Нет, я подожду на первом этаже.

Эл кивнул, постаравшись скрыть облегчение. Присутствие на интервью постороннего, пытавшегося диктовать ему, что и как говорить и делать, только помешало бы.

На входе в здание им пришлось предъявить документы. В холле, пожелав Элу удачи, Вледиг направился к креслам, стоящим вдоль одной из стен.

– Сюда, пожалуйста, – сказал Элу охранник. – Вам на тридцать пятый этаж.

Стеклянная кабина лифта, двигающегося по внешней стороне здания, начала подниматься, оставляя внизу зеленоватую ленту реки, перечерченную ажурной аркой моста, дорогу, расходящиеся в разные стороны от нее более узкие ленты-магистрали, заполненные мчащимися куда-то машинами, верхушки деревьев над которыми проносились флаеры. Лифт поднимался все выше и выше, пока на западе не стал виден океан, простирающийся до самого горизонта.

Наконец кабина остановилась и Эл шагнул в приемную. Здесь не было окон и свет почему-то не горел – лишь стойка ресепшена сияла мягким островком. Ковер заглушал звук шагов.

– Господин Лейан, добро пожаловать!

Секретарша, дама средних лет с пышно взбитыми волосами и внушительным бюстом, поднялась ему навстречу.

– И вам добрый день. Или вернее будет сказать вечер? У вас тут темновато.

Секретарша ослепительно улыбнулась. Острый кроваво-красный ноготь коснулся кнопки на панели селектора.

– Господин Райан, к вам Элиас Лейан из «Пангеи Континентал», – произнесла она и, выслушав ответ, поднялась, чтобы указать Элу дорогу.

Автоматические двери распахнулись перед ним, и он вошел в залитый солнечным светом кабинет – царство стекла и хрома.

По сравнению с полумраком приемной здесь, пожалуй, было даже слишком светло. Сквозь огромное – во всю стену – окно открывалась роскошная панорама на город. Хозяин кабинета мужчина средних лет с гладко зачесанными назад белесыми волосами, в безупречном темно-синем костюме и белой рубашке, сидел за столом и просматривал на полупрозрачном экране колонки цифр.

– Прошу, господин Лейан.

Голос Райна звучал довольно сухо. Взмахом руки он свернул экран прежде, чем Эл приблизился к столу, и указал на кресло, стоящее по другую его сторону.

– Журналисты нечасто бывают в этом кабинете, – заметил Райан, пока он усаживался.

– Может быть потому, что вы нечасто их сюда приглашаете?

– Действительно, нечасто.

Мягкое кресло оказалось даже слишком уютным. А вот его хозяин такого впечатления не производил. Худое хищное лицо, узкие губы, глаза по цвету – словно серебрящаяся в лунном свете вода, а взгляд до того холодный и пронзительный, что у Эла вдруг засосало под ложечкой, а кожа покрылась мурашками.

– Не любите журналистов, господин Райан? – спокойно спросил он. Смутить его было не так просто.

Райан чуть заметно улыбнулся и откинулся на спинку кресла, положив ногу на ногу.

– Вы уже записываете?

Эл постучал пальцем по коммуникатору.

– С того момента, как вошел в здание. Но не беспокойтесь, мы пришлем материал вам и опубликуем только после того, как вы его одобрите. И, разумеется, уберем все лишнее.

– Весьма разумно, – заметил Райан.

В кабинет вошла секретарша, поставила перед ними по чашке кофе, и удалилась. Бедра у нее оказались под стать бюсту, талию подчеркивал широкий пояс-корсет, высоченные каблуки делали длинные ноги и вовсе бесконечными. Назвать ее стиль консервативным было сложно. Похоже, этот Райан вовсе не такой сухарь, каким кажется?

– Вы напрасно не пользуетесь родовой приставкой к фамилии, господин Л'лейан, – неожиданно произнес Райан, нарочито растянув двойную "л". – Если будете работать с политиками и бизнесменами, делайте это непременно. Для многих из нас генеалогия – почти религия, – он сдержанно улыбнулся, и снова стал серьезен. – В Линдеде немало потомков древних родов, пусть даже разорившихся и растворившихся в веках. Вы – последний представитель Л'лейанов и когда-нибудь унаследуете титул…

– Нет, пока жив мой дед, – коротко ответил Эл и, чтобы скрыть замешательство, взял чашку. Титул почетного королевского щитоносца и защитника государства был архаичной нелепостью, Эл даже подумывал отказаться от него, когда дед умрет. Может, прежде такого никто и не делал, но не могут же ему навязать насильно эту глупость? Но даже если нет, он уж точно не собирался вступать в Тайный королевский совет, где дед председательствовал невесть сколько лет. Кстати, этот пост он после смерти матери не оставил… Видно, он ему был куда дороже поста председателя. Интересно, Райан тоже входит в этот клуб для трухлявых пней, в котором нет на самом деле ровным счетом ничего тайного? Просто дурацкая организация, занятая общественно-полезными проектами вроде помощи вдовам, сиротам и ветеранам.

– Рад слышать, что ваш дедушка в добром здравии. Передавайте ему привет, – чуть заметно улыбнувшись, прервал его мысли хозяин кабинета.

– Непременно.

«Я хороший журналист! – с неожиданно всколыхнувшейся злостью подумал он. – И мне не нужно ничье покровительство! Я сам всю жизнь пробивал себе дорогу, фамилия, дед и этот гребаный титул тут вообще ни при чем!»

Интересно, действительно ли Вледиг выбрал его только потому, что он умеет задавать нужные вопросы? Или дело было еще и в происхождении? Может, этот Райан не желает общаться с простыми смертными? Или расчет был на то, что с человеком «своего» круга станет говорить откровеннее?

– Давайте лучше поговорим о вас, господин Р'Райан, – поставив чашку обратно, предложил Эл, столь же нарочито растянув первую букву в фамилии собеседника.

Он машинально заправил за ухо прядь, непривычно щекотавшую щеку, лишь потом сообразив, что открыл ухо. А-а-а, плевать! Пусть Райан думает, что хочет.

– Пожалуйста, если хотите, – вежливо ответил тот.

– Разумеется. Я ведь здесь именно за этим.

Эл снял с руки коммуникатор и положил на стол, чтобы звук и картинка получились более четкими.

– Господин Райан, недавно вы приобрели контрольный пакет акций «Мьюзик Юниверсал», – перейдя на деловой тон, начал он. – С чем связано подобное решение? Насколько мне известно, до сегодняшнего дня развлекательная индустрия не входила в сферу интересов «Нейрофарматех».

– Это так, – подтвердил Райан, сложив руки «домиком». – Однако, развлекательная, как вы выразились, индустрия тоже приносит неплохой доход.

– И это не связано с разработками новейших препаратов, способных влиять на сознание, которые выпускает ваша компания?

Райан прищурился, что-то прикидывая про себя.

– Скажем так: я просто…

– Решил помочь другу? – договорил Эл. Предыдущий вопрос он задал совершенно осознанно, тот напрашивался сам собой, но этот был тем самым. Еще пару минут назад он понятия не имел, что Ито и Райан – друзья.

Райан прищурился.

– Я не готов обсуждать эту тему.

Эла охватило странное чувство. Словно тысячи тонких нитей паутины вдруг окутали голову, проникая в разум. Он невольно отпрянул от стола. Паутина в его воображении вспыхнула ослепительно белым огнем, метнувшимся по нитям к хозяину, и теперь уже настала очередь Райана отшатнуться. Впрочем, хозяин кабинета сделал это, не изменившись в лице – будто бы просто откинулся на спинку кресла.

– А вы интересный собеседник, господин Лейан, – медленно произнес он.

– Вы тоже, господин Райан, – пробормотал Эл, с трудом сдерживая желание брезгливо отряхнуться. Что за мерзость такая? Или ему померещилось? – И все же, давайте вернемся к нашему интервью. Ваша компания в настоящее время ведет какие-то новые исследования, которые можно будет использовать в индустрии развлечений?

– Да, полагаю, об этом уже можно говорить открыто… это действительно так.

Эл больше не чувствовал на себе никакой паутины, да и Райан заметно расслабился. Лицо его смягчилось, и теперь на нем читался живой интерес к их беседе.

– На концертах сейчас почти повсеместно используют симуляторы реальности и эмоций…

– И зачастую они вызывают побочные эффекты, вплоть до галлюцинаций, которые продолжаются несколько дней, как вам, должно быть, известно, – подхватил Райан.

Эл кивнул.

– Отработав тур, некоторые музыканты бывают вынуждены брать продолжительный отпуск, а то и вовсе оказываются в больнице. Многие из них жалуются на побочные эффекты, но работать по старинке уже никто не хочет, чтобы не терять аудиторию.

– Мы работаем над усовершенствованием веществ, входящих в состав усилителей, – сообщил Райан, и Эл с трудом подавил желание зааплодировать, уж очень пафосно это прозвучало. В самый раз для заголовка.

– Уверен, музыканты и их фанаты будут благодарны вам. Когда результаты ваших исследований появятся на рынке?

– В ближайшем будущем, как только закончатся испытания. Наши разработки подойдут для использования также и в виртуальных играх, да и вообще везде, где может возникнуть необходимость симуляции реальности.

– А как насчет публичных выступления политиков? Доверие к ним было бы намного выше, если бы люди чувствовали искренность и правдивость их заявлений.

Райан пожал плечами.

– Да, если кто-то захочет пойти на подобный шаг.

– Возможно, госпожа мэр первой применит его? – не удержался Эл. Мало ли, что там ему запретил Вледиг…

Райан сверкнул глазами.

– Вы так решили, потому что она моя родственница?

– Думаю, она могла бы сделать вашей разработке неплохую рекламу.

– Возможно… Вы мыслите глобально, Элиас. Могу я вас так называть?

– Пожалуйста, если хотите. А почему вы вообще взялись за подобное исследование?

– Это оказалось побочным эффектом другой нашей разработки, – ответил Райан, и Эл вдруг отчетливо увидел лабораторию, множество аппаратов, мигающих разноцветными огоньками, и ученого в лабораторном костюме и маске, закрывающей лицо. Картинка оказалась удивительно яркая, пожалуй, самая яркая за этот день и без того богатый на видения.

Эл моргнул, чтобы прогнать ее. Любопытно, не об испытаниях ли химического оружия сейчас говорил Райан, помянув побочные эффекты? Кому вообще нужно химическое оружие, если можно заставить вражеских солдат поверить, что они находятся не на поле боя, а, скажем, загорают на пляже?

– Может быть, вы расскажете немного подробнее, господин Райан? А еще лучше – покажете? Если не ошибаюсь, журналисты никогда не бывали в ваших лабораториях?

Райан скривил губы, то ли собираясь отказать, то раздумывая над ответом. За окном промелькнула тень, закрывшая солнце. Эл машинально повернул голову. Это могло быть облако или…

Он не успел додумать мысль. Облако зависло прямо напротив окна. У него было гладкое чешуйчатое тело, отливающее зеленью и золотом, огромные, широко распахнутые крылья и пасть, из которой вырывались струйки дыма.

Заорав от ужаса, Эл вскочил, бросился к Райану, схватил за воротник пиджака и, вытащив из кресла, метнулся вместе с ним к двери. В тот же миг за их спинами лопнуло панорамное стекло, и комнату с басовитым гулом заполнило красно-черное пламя.