Текст книги "Под грузом улик. Неестественная смерть"

Дороти Л. Сэйерс
Под грузом улик
Неестественная смерть

Серия «Золотой век английского детектива»

Dorothy L. Sayers

CLOUDS OF WITNESS

UNNATURAL DEATH

Перевод с английского

А. Соколова («Под грузом улик»)

И. Дорониной («Неестественная смерть»)

Компьютерный дизайн В. Половцева

Печатается при содействии литературных агентств

David Higham Associates Limited и The Van Lear Agency LLC.

© The Trustees of Anthony Fleming (deceased), 1926, 1927

© Перевод. И. Доронина, 2021

© Перевод. А. Соколов, 2022

© Издание на русском языке AST Publishers, 2022

* * *

Агата Кристи, Дороти Л. Сэйерс, Глэдис Митчелл – три гранд-дамы золотого века английского детектива, основательницы легендарного «Клуба детективов».

На родине Дороти Ли Сэйерс известна и любима не меньше признанной королевы жанра Агаты Кристи.

Романы об ироничном и проницательном сыщике-аристократе лорде Питере Уимзи принесли Сэйерс мировую славу и стали классикой детективной литературы.

Под грузом улик[1]1
  Перевод с английского А. Соколова


[Закрыть]

Тайное становится явным

Сообщение о суде пэров над герцогом Денверским по обвинению в убийстве

У неподражаемых историй о монархе Тонги нет истинных окончаний, а у этой – в ее самом высокопарном стиле – меньше, чем у большинства из них. Но все повествование пронизано ароматом китайских палочек и наивысшим благородством, и оба ее персонажа самого высокого происхождения.

Э. Брам. Бумажник Кай Люня

Глава 1
Злой умысел

Кто виноват?.. Скорей скажите, кто?..

У. Шекспир. Отелло[2]2
  Акт V, сцена 2. Пер. А. Соколовского. – Здесь и далее примеч. пер.


[Закрыть]

Лорд Питер Уимзи с удовольствием растянулся на предоставленных отелем «Морис» простынях. После напряженного расследования баттерсийской тайны он последовал совету сэра Джулиана Фрека и решил отдохнуть. Ему внезапно наскучили ежедневные завтраки с видом на Грин-парк, и он неожиданно понял, что покупка на распродажах первых изданий книг – недостаточное занятие для мужчины тридцати трех лет, а типичные лондонские преступления слишком заумны.

Он оставил квартиру и друзей и улизнул в корсиканскую глушь. Последние три месяца он не держал в руках ни писем, ни газет, ни телеграмм – бродил по горам, с безопасного расстояния восхищался дикой красотой корсиканских крестьянок и изучал явление вендетты в ее естественной среде. Здесь убийство могло показаться не только оправданным, но даже привлекательным делом. Его доверенный слуга и помощник в расследованиях Бантер, благородно пожертвовав цивилизованными привычками, позволял господину ходить грязным и даже небритым, а своим фотоаппаратом пользовался для съемки скалистых пейзажей, а не отпечатков пальцев. Это казалось весьма освежающим.

Но зов крови – великая вещь, и он увлек лорда Питера в Париж. Накануне поздно вечером они прибыли сюда в убогом поезде и получили багаж. Осенний свет просачивался сквозь шторы, нежно касался стоящих на туалетном столике пузырьков с серебристыми горлышками и оттенял абажур лампы и телефон. Звук струящейся воды говорил о том, что Бантер открыл в ванной кран и приготовил вкусно пахнущее мыло, ароматические соли и огромную губку, то есть все то, чему не было применения на Корсике. И еще – массажную щетку на длинной ручке, которой так приятно проводить по спине. Жизнь – это контраст, сонно размышлял лорд Питер. Корсика – Париж – затем Лондон.

– Доброе утро, Бантер.

– Доброе утро, милорд. Хорошего настроения. Ванна вашей милости готова.

– Спасибо, – ответил лорд Питер, жмурясь от солнца.

Чудесная ванна, думал Уимзи, отмокая и гадая, сумел бы он жить на Корсике постоянно. Он довольно нежился в теплой воде, даже спел несколько тактов какой-то песни и через некоторое время услышал, как гостиничный служащий принес кофе с булочками. Кофе с булочками! Лорд Питер с плеском поднялся из ванны, с наслаждением вытер полотенцем свое худощавое тело и, закутавшись в банный халат, вышел.

И, к несказанному своему удивлению, увидел, что Бантер спокойно укладывает его туалетные принадлежности в несессер. Удивление усилилось, когда он отметил, что едва распакованные накануне вечером чемоданы снова собраны, снабжены наклейками и готовы к отъезду.

– Бантер, в чем дело? – спросил его светлость. – Вы же знаете, мы задержимся здесь на две недели.

– Простите, милорд, – почтительно отозвался слуга, – но, просмотрев «Таймс» (которую, милорд, учитывая все обстоятельства, все-таки очень быстро доставляют сюда по воздуху), я решил, что ваша светлость пожелает немедленно выехать в Риддлсдейл.

– В Риддлсдейл? – воскликнул Питер. – Что случилось? Что-то произошло с моим братом?

Вместо ответа Бантер протянул газету, развернутую на странице с заголовком:

ДОЗНАНИЕ В РИДДЛСДЕЙЛЕ

Герцог Денверский арестован по обвинению в убийстве.

Лорд Питер глядел на буквы словно загипнотизированный.

– Я посчитал, что ваша светлость пожелает быть в курсе дел, и взял на себя смелость…

Лорд Питер справился с волнением и спросил:

– Когда ближайший поезд?

– Прошу прощения, милорд. Я решил, что ваша светлость предпочтет более быстрый способ передвижения и заказал два места в самолете «Виктория». Вылет в одиннадцать тридцать.

Лорд Питер взглянул на часы.

– Десять. Отлично. Вы правильно поступили. Господи! Бедняга арестован по обвинению в убийстве! Так непривычно тревожиться за него. Это он не любил, когда я общался с полицейскими и судами. А теперь сам там оказался. Лорд Питер Уимзи на свидетельской трибуне. С ума сойти! И дает показания по поводу брата. А герцог Денверский – на скамье подсудимых. Еще того хуже! Полагаю, надо позавтракать.

– Конечно, милорд. В газете полный отчет о расследовании.

– Хорошо. Кстати, кто ведет дело?

– Мистер Паркер, милорд.

– Паркер – это неплохо. Старина Паркер. Как это его угораздило? Бантер, как, на ваш взгляд, обстоят дела?

– С вашего позволения, милорд, предстоит интересное расследование. В показаниях содержатся детали, наводящие на определенные мысли.

– С криминологической точки зрения все так, – кивнул его светлость, с удовольствием принимаясь за кофе с молоком, – но брату нет дела до криминологии, и все это чертовски неприятно. Ну так что там?

– Говорится, что у обвиняемого личного интереса нет, – ответил Бантер.

Сегодня в Риддлсдейле, на севере графства Йоркшир, началось расследование убийства. В три часа утра в четверг у дверей оранжереи охотничьей усадьбы герцога Денверского был обнаружен труп капитана Дэниса Кэткарта. Согласно свидетельским показаниям накануне вечером покойный поссорился с герцогом, а затем был застрелен в кустах рядом с домом. Неподалеку от места преступления обнаружен принадлежащий герцогу револьвер. Принят вердикт о виновности герцога Денверского в совершении убийства. Его сестра, леди Мэри Уимзи, которая была помолвлена с погибшим, дав показания, упала в обморок и теперь лежит дома в тяжелом состоянии. Вдовствующая герцогиня Денверская вчера поспешила приехать из города и присутствовала на дознании. Подробный отчет помещен на странице 12.

«Бедняга Джеральд, – подумал лорд Питер, открывая двенадцатую страницу. – И бедная сестренка Мэри! Интересно, ей и в самом деле нравился тот тип? Мать всегда утверждала, что нет. Но Мэри скрытная и никогда бы в этом не призналась».

Полный отчет начинался описанием маленькой деревушки Риддлсдейл, где герцог Денверский недавно арендовал на сезон охотничью усадьбу. Когда произошла трагедия, он находился там с компанией гостей. В отсутствие герцогини леди Мэри Уимзи играла роль хозяйки. Гостями были полковник Марчбэнкс с женой, достопочтенный Фредерик Арбатнот, мистер и миссис Петтигрю-Робинсон и жертва – Дэнис Кэткарт.

Первым давал показания герцог Денверский, который обнаружил труп. Он заявил, что в три утра в четверг 14 октября, направлялся в дом через дверь оранжереи и внезапно наткнулся на что-то ногой. Он включил электрический фонарь и увидел тело Дэниса Кэткарта. Тут же перевернул и понял, что Кэткарт получил пулю в грудь. Несчастный был мертв. Наклоняясь над трупом, герцог услышал в оранжерее крик и, подняв глаза, увидел потрясенную леди Мэри Уимзи. Переступив порог оранжереи, она воскликнула: «Господи, Джеральд, ты его убил!» (Шум среди присутствующих.)[3]3
  Данный отчет, по сути, тот же самый, что прочел лорд Питер в «Таймс», был исправлен и дополнен на основе стенографических записей, сделанных тогда же мистером Паркером. – Примеч. авт.


[Закрыть]

Коронер. Вас удивили ее слова?

Герцог Д. Я был чрезвычайно удивлен и потрясен всем, что увидел. Кажется, я ей сказал: «Не смотри туда». А она вскрикнула: «Это же Дэнис! Что произошло? Несчастный случай?» Я остался с телом, а ее отослал в дом разбудить остальных.

Коронер. Вы предполагали встретить в оранжерее леди Мэри?

Герцог Д. Я же сказал, что был потрясен и не задумывался об этом.

Коронер. Вы помните, как она была одета?

Герцог Д. Полагаю, не в пижаме. (Смех.) Кажется, в пальто.

Коронер. Как я понимаю, леди Мэри Уимзи была обручена с покойным.

Герцог Д. Да.

Коронер. Вы его хорошо знали?

Герцог Д. Он был сыном старинного друга моего отца. Его родители умерли. Насколько мне известно, большую часть времени он проводил за границей. Я пересекался с ним во время войны и в 1919 году, когда он приехал в Денвер. В начале этого года он обручился с моей сестрой.

Коронер. С вашего согласия и согласия родственников?

Герцог Д. О, разумеется.

Коронер. Что за человек был капитан Кэткарт?

Герцог Д. Я бы сказал, что он был настоящим сагибом, если вы понимаете, что я имею в виду. Чем занимался до 1914 года, когда вступил в армию, не знаю. Полагаю, жил на доход. Его отец был состоятельным человеком. Первоклассный стрелок, знал толк в играх – и все такое. До того вечера не слышал о нем дурного слова.

Коронер. Что вы имеете в виду?

Герцог Д. Понимаете, все это чертовски странно. Если бы такое сообщил кто-нибудь другой, а не Томми Фриборн, я бы ни за что не поверил. (Шум в зале.)

Коронер. Боюсь, ваша милость, мне придется спросить, в чем именно вы обвинили покойного?

Герцог Д. Ну, я не то чтобы его обвинил. Мой старинный друг выдвинул предположение. Я, разумеется, посчитав, что произошла ошибка, обратился к Кэткарту за разъяснениями, но тот, к моему изумлению, по сути, все подтвердил. Мы оба разозлились. Кэткарт послал меня к черту и выскочил из дома. (Снова шум в зале.)

Коронер. Когда произошла эта ссора?

Герцог Д. Вечером в среду. Тогда я его видел в последний раз. (Сильный шум.)

Коронер. Успокойтесь. Прошу держать себя в руках. А теперь, ваша милость, пожалуйста, расскажите, как вы помните, предысторию вашей ссоры.

Герцог Д. Примерно так. Весь день мы провели на болотах и рано поужинали. В половине десятого вечера почувствовали, что пора ложиться. Сестра и миссис Петтигрю-Робинсон ушли наверх, а мы решили выпить в бильярдной по последней джина с содовой. И тут Флеминг – это мой слуга – принес письма. Письма к нам поступают в какое угодно время – мы же находимся в двух с половиной милях от деревни. Нет, тогда я был уже не в бильярдной – запирал оружейную комнату. Письмо было от старинного приятеля, с которым я не виделся много лет, – Тома Фриборна. Мы с ним дружили в колледже.

Коронер. Что за колледж?

Герцог Д. Крайст-Черч, в Оксфорде. Он писал, что недавно наткнулся на объявление, из которого узнал, что моя сестра обручилась. В Египте.

Коронер. В Египте?

Герцог Д. То есть, я хотел сказать, это он находится в Египте, Том Фриборн, поэтому не написал раньше. Видите ли, он инженер. Уехал туда после войны, работает в районе месторождений нефти рядом с Нилом. Газеты туда приходят нерегулярно. Он извинялся, что вмешивается в такую деликатную тему, но известно ли мне, кто таков Кэткарт? Фриборн объяснил, что повстречался с ним во время войны в Париже. Кэткарт промышлял тем, что жульничал в карты. Фриборн готов был поклясться, что это правда, и привести подробности скандалов во французских домах. Он понимал, что мне захочется оторвать ему голову за то, что лезет не в свое дело, но, увидев в газете фотографию этого типа, решил, что мне лучше об этом знать.

Коронер. Вас удивило его письмо?

Герцог Д. Не то слово. Сначала я вовсе не поверил. Если бы такое писал не старина Том, швырнул бы лист в огонь, и все дела. Но даже учитывая, что автором был он, я не представлял, как поступить. Видите ли, французы часто поднимают шум из ничего. Однако Фриборн не тот человек, кто совершает ошибки.

Коронер. Как же вы поступили?

Герцог Д. Чем больше я задумывался над тем, что узнал, тем меньше мне нравилась ситуация. Но я не мог бросить все как есть и решил обратиться напрямую к Кэткарту. Пока я занимался письмом, все гости ушли спать. Я поднялся наверх и постучал в дверь Кэткарта. Тот ответил: «Что надо?» или «Кого там черти принесли?» – что-то в этом роде. Я сказал, что мне нужно войти на пару слов. Кэткарт впустил, но буркнул: «Давайте покороче». Я удивился: раньше подобной грубости за ним не замечал. Объяснил, что получил письмо, которое совершенно мне не понравилось, и решил обратиться к нему, чтобы все проянить. «Оно от очень достойного человека – моего однокурсника и старинного друга. Он пишет, что встречался с вами в Париже». – «В Париже? – отозвался Кэткарт на удивление сердито. – Какого дьявола вам понадобилось обсуждать со мной Париж?» – «Не надо говорить со мной в таком тоне, – осадил я его, – поскольку в данных обстоятельствах это наводит на нехорошие мысли». – «На что вы намекаете?» – не унимался он. «Объяснитесь, и мирно разойдемся спать, – потребовал я. – Некто Фриборн утверждает, что знавал вас в Париже и там вы зарабатывали на жизнь жульничеством в карточной игре». Я ожидал, что он взорвется, но он ответил: «И что с того?» – «Как что с того?» – удивился я. – Я не могу поверить в такое без доказательств». И тут он сказал очень странную вещь: «Вера не имеет значения. Важно лишь то, что вы знаете о человеке». – «То есть вы ничего не отрицаете?» – изумился я. «А что толку? – фыркнул Кэткарт. – Делайте выводы сами. Такое обвинение никто не смог бы опровергнуть». А затем он вскочил, едва не опрокинув стол. «Мне безразлично, что вы думаете и как поступите, лишь бы поскорее убрались. Ради бога, оставьте меня одного». – «Не надо все принимать таким образом, – попытался я его успокоить. – Я же не сказал, что поверил в то, о чем говорится в письме. Возможна ошибка. Но дело в том, что вы помолвлены с Мэри. Согласитесь, я не мог оставить эту информацию без внимания». – «О, если это вас тревожит, успокойтесь. Все кончено». – «Что кончено?» – не понял я. – «Наша помолвка». – «Но я разговаривал с сестрой о ее помолвке только вчера». – «Я ей еще об этом не сказал», – объяснил Кэткарт. «Вы наглец, – возмутился я. – Являетесь в мой дом с намерением порвать с сестрой?» Ну, я много чего сказал кроме этого, а под конец заявил, что он может убираться прочь, поскольку я не намерен терпеть такую свинью в своем доме. «С большой охотой». Он оттолкнул меня в сторону, бросился вниз по лестнице и хлопнул входной дверью.

Коронер. Что вы сделали дальше?

Герцог Д. Побежал в свою спальню, окна которой выходят на оранжерею, и крикнул, чтобы он не глупил. Шел дождь, и сильно похолодало. Кэткарт не возвращался, и я приказал Флемингу, на случай если Кэткарт передумает и вернется в постель, оставить дверь оранжереи открытой.

Коронер. Чем вы можете объяснить такое поведение Кэткарта?

Герцог Д. Ничем. Я был ошеломлен. Но могу предположить, что до него каким-то образом дошел слух о письме Фриборна и он понял, что игра окончена.

Коронер. Вы упоминали кому-нибудь о случившемся?

Герцог Д. Нет. Дело слишком неприятное, и я решил подождать до утра.

Коронер. То есть вы больше ничего не предпринимали?

Герцог Д. Нет. Мне претила мысль бегать за этим типом. Я слишком разозлился. И считал, что он одумается: ночь выдалась суровой, а на нем был только смокинг.

Коронер. Поэтому вы спокойно отправились спать и больше пострадавшего не видели.

Герцог Д. Нет, до трех утра, когда споткнулся об него у оранжереи.

Коронер. Ах да! А теперь объясните, почему вы в такое время оказались вне дома.

Герцог Д. (колеблясь). Мне не спалось, и я вышел прогуляться.

Коронер. В три утра?

Герцог Д. Именно. (С внезапным волнением.) Видите ли, моя жена в отъезде. (Смех в зале, комментарии в заднем ряду.)

Коронер. Прошу тишины… Вы утверждаете, что встали в три утра в октябре, чтобы пройтись в саду под проливным дождем?

Герцог Д. Да, немного прогуляться. (Смех.)

Коронер. В какое время вы покинули спальню?

Герцог Д. О-о… полагаю, примерно в половине третьего.

Коронер. Каким путем вышли на улицу?

Герцог Д. Через дверь оранжереи.

Коронер. Трупа в тот момент там не было?

Герцог Д. Нет-нет!

Коронер. Вы бы его непременно заметили?

Герцог Д. Господи, конечно! Мне бы пришлось через него переступить.

Коронер. Куда именно вы направились?

Герцог Д. (запнувшись). Так, побродить.

Коронер. Вы не слышали выстрела?

Герцог Д. Нет.

Коронер. Вы намного отдалились от двери в оранжерею и кустарника?

Герцог Д. Пожалуй, порядочно. Вероятно, потому ничего и не слышал. Видимо, так.

Коронер. Могли вы отойти на четверть мили?

Герцог Д. Пожалуй, да… мог.

Коронр. А еще дальше?

Герцог Д. Не исключено. Было холодно, и я двигался энергичным шагом.

Коронер. Двигались в каком направлении?

Герцог Д. (заметно колеблясь). Куда-то за дом. Вероятно, в направлении лужайки для игры в шары.

Коронер. Лужайки для игры в шары?

Герцог Д. (увереннее). Да.

Коронер. Но если вы ушли на четверть мили, то должны были покинуть территорию усадьбы.

Герцог Д. Да… Наверное, покинул. Сейчас припоминаю, что шел по краю болота.

Коронер. Можете показать письмо, которое вы получили от мистера Фриборна?

Герцог Д. Разумеется… если только сумею найти. Помнится, сунул его в карман, но не обнаружил, когда его потребовал сотрудник Скотленд-Ярда.

Коронер. Может, случайно уничтожили?

Герцог Д. Нет, определенно положил в карман. (На этих словах свидетель смущенно запинается и краснеет.) Хотя постойте. Сейчас припоминаю: я его точно уничтожил.

Коронер. Жаль. Как же так вышло?

Герцог Д. Совершенно забыл, а теперь вспомнил. Письмо утрачено навсегда.

Коронер. Может, сохранился хотя бы конверт?

Свидетель отрицательно качает головой.

Коронер. Следовательно, вы не можете представить присяжным доказательство, что получали его?

Герцог Д. Не могу. Если только это не вспомнит и не подтвердит Флеминг.

Коронер. Ах да, ваш слуга… мы непременно проверим. Спасибо, ваша светлость. Пригласите леди Мэри Уимзи.

При появлении благородной дамы, которая до утра 14 октября считалась невестой погибшего, послышался сочувственный шепот. Красивая, стройная, обычно розовощекая, теперь она выглядела бледной от горя. Одетая в черное платье, леди Мэри давала показания очень тихо, временами едва слышно[4]4
  Согласно газетному репортажу, а не мистеру Паркеру. – Примеч. авт.


[Закрыть].

Выразив соболезнования, коронер приступил к допросу.

Коронер. Как долго вы были помолвлены с погибшим?

Свидетельница. Примерно восемь месяцев.

Коронер. Где вы с ним познакомились?

Свидетельница. В доме жены моего брата, в Лондоне.

Коронер. Когда?

Свидетельница. Насколько помню, в июне прошлого года.

Коронер. Были ли вы счастливы в помолвке?

Свидетельница. Вполне.

Коронер. Вы, естественно, достаточно общались с капитаном Кэткартом. Много ли он вам рассказывал о своей предыдущей жизни?

Свидетельница. Не много. Мы обычно не предавались откровениям, а обсуждали взаимоинтересные темы.

Коронер. Много ли было таких?

Свидетельница. О да.

Коронер. Случалось ли вам общаться, когда капитана Кэткарта что-то беспокоило?

Свидетельница. Практически нет. Хотя в последние несколько дней он казался слегка встревоженным.

Коронер. Он рассказывал о своей жизни в Париже?

Свидетельница. Не припоминаю.

Коронер. Были ли заключены какие-либо финансовые соглашения в связи с вашей предстоящей свадьбой?

Свидетельница. Не думаю. Дату свадьбы еще даже не назначили.

Коронер. Всегда ли ваш жених производил впечатление обеспеченного человека?

Свидетельница. По-моему, да. Я об этом не размышляла.

Коронер. Он никогда при вас не жаловался на стесненные обстоятельства?

Свидетельница. На стесненные обстоятельства так или иначе жалуются все.

Коронер. Он был человеком веселого нрава?

Свидетельница. Очень легко поддавался переменам настроения и каждый день казался другим.

Коронер. Вы слышали показания своего брата: покойный собирался расторгнуть вашу помолвку. Вам что-нибудь об этом известно?

Свидетельница. Ровным счетом ничего.

Коронер. Можете объяснить это намерение?

Свидетельница. Нет.

Коронер. Вы поссорились?

Свидетельница. Нет.

Коронер. Следовательно, в среду вечером, с вашей точки зрения вы были по-прежнему помолвлены с погибшим с перспективой вскоре выйти за него замуж.

Свидетельница. Да-а… разумеется.

Коронер. Можно ли сказать – простите меня за этот жестокий вопрос, – что ваш жених был способным наложить на себя руки?

Свидетельница. Не знаю. Что ж… пожалуй, мог бы. Ведь это бы все объяснило.

Коронер. Леди Мэри, прошу вас, не расстраивайтесь и не спешите. Расскажите, что вы точно видели и слышали в среду вечером и в четверг утром.

Свидетельница. Я отправилась спать одновременно с миссис Марчбэнкс и миссис Петтигрю-Робинсон. Это было примерно в половине десятого. Мужчины остались внизу. Я пожелала Дэнису спокойной ночи, и он в это время вел себя вполне обычно. Я сразу ушла в свою комнату, и когда принесли почту, меня внизу не было. Моя комната в глубине дома. Я слышала, как примерно в десять снизу пришел мистер Петтигрю-Робинсон. Комната супругов Петтигрю-Робинсонов рядом с моей. Как поднялся наверх брат, я не слышала. Примерно в четверть одиннадцатого в коридоре громко разговаривали двое мужчин, затем кто-то сбежал по лестнице и хлопнул входной дверью. Потом я слышала в коридоре быстрые шаги и как брат закрыл свою дверь. После этого я легла спать.

Коронер. Вы не поинтересовались причиной возникшего шума?

Свидетельница (равнодушно). Я решила, что дело в собаках.

Коронер. Что произошло дальше?

Свидетельница. Я проснулась в три утра.

Коронер. Что вас разбудило?

Свидетельница. Я услышала выстрел.

Коронер. До того, как он раздался, вы не бодрствовали?

Свидетельница. Думаю, дремала. Я слышала выстрел очень отчетливо и не сомневалась, что это именно выстрел. Еще прислушивалась несколько минут, а затем спустилась проверить, все ли в порядке.

Коронер. Почему вы не позвали брата или других мужчин?

Свидетельница (презрительно). С какой стати? Я посчитала, что стрелял браконьер и нет причин тревожить людей в такой ранний час.

Коронер. Как по-вашему, стреляли близко от дома?

Свидетельница. Пожалуй. Хотя судить трудно. Если человека будит какой-нибудь звук, он всегда кажется громким.

Коронер. Вам не показалось, что стреляли в доме или в оранжерее?

Свидетельница. Нет, стреляли определенно на улице.

Коронер. Таким образом, вы спустились одна. Это очень отважно с вашей стороны, леди Мэри. Вы пошли сразу?

Свидетельница. Не совсем. Несколько минут я раздумывала, затем надела плотную куртку, шерстяную кепку и уличные сапоги на босу ногу. Из комнаты я вышла минут через пять после выстрела, спустилась по лестнице и через бильярдную прошла в оранжерею.

Коронер. Почему вы выбрали этот путь?

Свидетельница. Так быстрее, чем отпирать входную или заднюю дверь.

В этот момент суду предоставили план риддлсдейлского дома – построенного в классическом стиле просторного двухэтажного здания. Им владеет господин Уолтер Монтень, который сдал его на сезон герцогу Денверскому. Сам мистер Монтень проживает в Соединенных Штатах.

Свидетельница (продолжает). Подойдя к двери в оранжерею, я увидела наклонившегося над чем-то на земле человека. Когда он поднял голову, я с удивлением узнала брата.

Коронер. Что вы предположили до того, как его узнали?

Свидетельница. Трудно сказать – все произошло очень быстро. Наверное, решила, что передо мной воры.

Коронер. Его светлость нам сообщил, что, увидев его, вы воскликнули. «Ты его убил!» Можете объяснить, почему вы это сказали?

Свидетельница (смертельно побледнев). Я решила, что брат, наткнувшись на вора, выстрелил в него в целях самообороны. Что-то в этом роде, если у меня вообще была способность думать.

Коронер. Хорошо. Вы знали, что у герцога есть револьвер?

Свидетельница. Знала.

Коронер. Что вы затем предприняли?

Свидетельница. Брат отправил меня за помощью. Я постучала в двери мистера Арбатнота и супругов Петтигрю-Робинсон. Потом внезапно почувствовала слабость и, вернувшись к себе в спальню, воспользовалась нюхательной солью.

Коронер. Вы были там одна?

Свидетельница. Да. Все остальные суетились и кричали. Это было выше моих сил…

На этих словах свидетельница, дававшая ранее показания собранно, хотя и тихо, пошатнулась, и ее пришлось под руки вывести из зала.

Следующим вызвали Джеймса Флеминга, слугу герцога. Тот вспомнил, что в среду без четверти десять принес почту из Риддлсдейла. Он отдал господину три или четыре письма в оружейной комнате, но не обратил внимания, была ли на каком-то из них египетская марка. Марки он не собирает: его увлечение – автографы.

Далее свидетельское место занял достопочтенный Фредерик Арбатнот. Он отправился спать вместе с остальными незадолго до десяти часов. Слышал, как через некоторое время пришел Денвер. Когда именно, сказать не может – он чистил зубы. (Смех.) Он, разумеется, слышал громкие голоса и перебранку в соседней комнате. Слышал, как кто-то сломя голову сбежал по лестнице. Арбатнот высунулся из двери и увидел в коридоре Денвера. Спросил: «Эй, Денвер, что там за шум?» Ответа он не разобрал. Герцог поспешил в свою спальню и крикнул из окна: «Не глупите!» Он явно злился, но достопочтенный Фредди не придал этому значения. На Денвера иногда находит, но ничего страшного не случается. Пошумит и остынет.

Кэткарта он знает недавно – вроде нормальный. Не то чтобы он ему нравился, но ничего дурного он за ним не замечал. Господи, нет, он не слышал, чтобы Кэткарт мухлевал в карты. Ну нет, конечно, он не присматривался специально, жульничает ли кто. От людей подобного не ждешь. Однажды его попытались так нагреть в клубе в Монте, но он не подавал виду, что раскусил мошенника, пока не началась потеха. В отношениях Кэткарта к леди Мэри и ее к нему не замечал ничего необычного. С какой стати? Он за людьми не следит и в чужие дела нос не сует. Вечером среды он решил, что данный скандал не его забота, и улегся спать.

Коронер. Вы слышали что-нибудь еще в ту ночь?

Дост. Фредерик. Нет. До тех пор, пока ко мне не постучала бедняжка Мэри. Я спустился вниз и нашел Денвера в оранжерее. Он протирал лицо Кэткарта влажной губкой. Мы сочли, что нужно смыть с него гравийную крошку и грязь.

Коронер. Вы слышали выстрел?

Дост. Фредерик. Не слышал никаких звуков. Но должен сказать, что я сплю достаточно крепко.

Полковник и миссис Марчбэнкс размещались в спальне, которая находилась над так называемым «кабинетом», хотя эта комната служила скорее курительной. О состоявшемся в половине двенадцатого разговоре они дали одни и те же показания. После того как полковник лег в постель, миссис Марчбэнкс села написать несколько писем. Они слышали голоса и чьи-то быстрые шаги в коридоре, но не придали этому особого значения. Беготня и крики – обычное дело для подвыпивших гостей.

Полковник сказал: «Дорогая, ложись. Уже половина двенадцатого, и нам завтра рано вставать. Всех дел не переделаешь». Он так сказал, потому что его жена всегда была женщиной спортивной и ходила с ружьем вместе с остальными. «Уже иду», – ответила та. «Нарушаешь покой – ты единственная засиделась допоздна. Все остальные давно видят сны». – «Неправда, – возразила жена. – Герцог еще на ногах. Я слышу, как он ходит по кабинету». Полковник прислушался и тоже различил шаги. Никто из них не слышал, чтобы герцог снова поднялся наверх. И никаких других звуков они ночью тоже не слышали.

Мистер Петтигрю-Робинсон вышел давать показания с большой неохотой. Они с женой легли в десять, но ссору герцога с Кэткартом слышали. Мистер Петтигрю-Робинсон, опасаясь, что происходит что-то нехорошее, приоткрыл дверь и высунулся в коридор в тот момент, когда Денвер заявил: «Если вы впредь посмеете заговорить с моей сестрой, я переломаю вам кости». Или что-то в этом роде. Кэткарт бросился вниз. Герцог побагровел. Он не видел Петтигрю-Робинсона, но бросил несколько слов Арбатноту и поспешил в свою спальню. Петтигрю-Робинсон, выйдя в коридор, обратился к Арбатноту: «Послушайте, дружище…» – но тот захлопнул перед его носом дверь.

Тогда Петтигрю-Робинсон приблизился к спальне герцога и спросил: «Все в порядке, Денвер?». Тот выскочил из комнаты, пробежал мимо него, будто не замечая, и сломя голову бросился вниз по лестнице. Петтигрю-Робинсон слышал, как он отдает приказание Флемингу оставить дверь оранжереи открытой, пока Кэткарт где-то бегает.

Вскоре герцог вернулся. Петтигрю-Робинсон попытался перехватить его по пути и опять спросил, что случилось. Однако герцог оставил его вопрос без ответа и, войдя в спальню, решительно затворил за собой дверь. Через некоторое время – если быть точным, в одиннадцать тридцать – дверь герцога снова открылась, и в коридоре раздались осторожные шаги. Петтигрю-Робинсон не разобрал, в сторону лестницы или нет. Ванная и туалет находились с его стороны коридора, и если бы кто-то туда зашел, он скорее всего услышал бы. Шаги не повторились. Засыпая, мистер Петтигрю-Робинсон слышал, как его дорожные часы пробили двенадцать. Дверь герцога он не спутает ни с какой другой: ее петли скрипят особенным образом.

Миссис Петтигрю-Робинсон подтвердила показания мужа. Она уснула еще до полуночи и поначалу спала крепко, но ранним утром сон стал более тревожным. Ее раздражала вся эта суматоха в доме в тот вечер, которая мешала ей отдохнуть. Точнее, она уснула около десяти тридцати, а мистер Петтигрю-Робинсон растолкал ее через час, чтобы сообщить о шагах в коридоре. То одно, то другое, и в результате полноценно поспать получилось только пару часов. Она снова проснулась примерно в два часа, и лежала без сна до тех пор, пока леди Мэри не подняла тревогу.

Она готова поклясться, что выстрела ночью не слышала. Ее окно находилось рядом с окном леди Мэри, с противоположной стороны дома от оранжереи. Миссис Петтигрю-Робинсон с детства привыкла спать с открытым окном. На вопрос коронера она ответила, что никогда не считала, что между леди Мэри и погибшим существовало реальное чувство. Казалось, что они каждый сам по себе, но такие отношения сейчас в моде. Во всяком случае, она не слышала ни о каком разладе.

Мисс Лидия Кэткарт, которую спешным порядком вызвали из города, рассказала об убитом. Она сообщила коронеру, что является капитану тетей и единственной родственницей. Но с тех пор, как он унаследовал состояние отца, они почти не виделись. Он постоянно жил в Париже с друзьями, которых она не могла одобрить.

«Мы с братом не очень ладили, – заявила мисс Кэткарт. – Он отправил сына учиться за границу, где тот находился до восемнадцати лет. После смерти брата племянник, подчиняясь воле отца, уехал в Кембридж. Я осталась душеприказчицей и опекуншей Дэниса до его совершеннолетия. Не понимаю, почему брат, который всю жизнь меня игнорировал, возложил на меня такую ответственность. Но отказаться я не посмела. Во время каникул Дэниса мой дом был для него открыт, но он, как правило, предпочитал проводить время с друзьями. Не помню имени ни одного из них. После совершеннолетия Дэнис унаследовал десять тысяч фунтов дохода в год. Как я понимаю, деньги вложены в какую-то заграничную собственность. В качестве душеприказчицы я тоже унаследовала некоторую сумму, но тут же обратила ее в надежные английские ценные бумаги. Как поступил со своими деньгами Дэнис, я не знаю. Если он жульничал в карты, то это меня не удивляет. Я слышала, что люди, с которыми он общался в Париже, того же сорта. Но я с ними незнакома и никогда не бывала во Франции».