Текст книги "Истории о золоте и огне. Сказки и сказания"

По ту сторону ночи, в стране гнуров, жил со своей матерью мальчик по имени Эррел. Стала его мать однажды болеть. Тогда позвала Эррела, сказала:

– Когда ты родился, четыре старухи приходили к нашему дому, приносили тебе подарки. Одна из них поставиыла шкатулку и сказала: «Здесь я принесла Эррелу богатства, большие стада». Другая сказала, что принесла тебе новый большой дом, на семи столбах, с девятью дверями. Третья сказала, что принесла тебе кольцо дочери Пёстрого Царя. А последняя сказала: «Я принесла Эррелу в шкатулке хищную птицу арн, которая разорвёт и сожрёт его».

Умерла мать. Достал Эррел четыре шкатулки, увидел, что они совершенно одинаковые.

– Не буду открывать ни одной.

Крышки к шкатулкам примотал прочнее. Стал жить как жил. Беден был его сад, два худых кысворпа были его стадом. Стрелял он в любую крупную птицу, которая прилетала к его саду.

Однажды утром увидел: мимо ворот его дома идёт стадо без пастуха. Встал, чтобы подойти – тут одна из спрятанных шкатулок запрыгала, крышка примотанная на ней открыться хочет.

– Вот где были мои стада! – сказал Эррел.

Открыл шкатулку – остановилось стадо у его ворот. Вышел он со шкатулками к стаду: стоят пяпраны с тонким руном, с широкими боками. А над ними высоко хищная птица кружит, целится.

– Я узнал тебя, арн! – воскликнул тогда Эррел. Выстрелил в птицу, не упала та. Скорее побежал Эррел прочь от стада и от своего старого дома, над которым теперь летал хищник.

Семь дней шёл полями, видит – стоит дом на семи стобах, с девятью дверями. Одна из его шкатулок запрыгала, крышка примотанная на ней открыться хочет.

– Вот где был мой дом, – сказал Эррел.

Открыл шкатулку – двери перед ним открылись. Стал смотреть дом, поднялся наверх по лестнице. Там кровать для него стоит, над кроватью резная хищная птица, во всю стену крылья расправила. Выронил Эррел открытую шкатулку:

– Я узнал тебя, арн!

Выстрелил в стену – не рухнула от этого стена. Скорее побежал прочь от нового дома. Снова семь дней шёл полями. Видит – идёт ему навстречу девушка в шёлковой одежде, в золотых украшениях. Семь охранников с ней идут, семь слуг несут вещи. Тут же одна из оставшихся шкатулок запрыгала, крышка примотанная на ней открыться хочет. Открыл её Эррел, достал кольцо. Тотчас девушка заметила его, позвала:

– Путник, подожди! Как твоё имя?

Назвался Эррел, показал кольцо из шкатулки. Сказала тогда девушка:

– Я – дочь Пёстрого Царя, я ищу тебя, чтобы взять в мужья. Пойдём со мной.

Отправился с ней Эррел, слуги и охранники их провожали. Вот остановились они ночевать. Не стал спать Эррел, подкрался к шатру царевны подглядеть. Видит: сбросила та шёлковые одежды, надевает одежду из длинных перьев – пёструю, с рукавами-крыльями.

– Я узнал тебя, арн! – прошептал Эррел. Бросил наземь открытую шкатулку и выстрелил в царевну. Упала та, Эррел прочь побежал. Не догнали его слуги и охранники царевны.

Кончились на пути Эррела поля, пустыня перед ним легла. Пошёл через пустыню с последней шкатулкой. Долго шёл без воды, упал. Запрыгала его шкатулка, крышка примотанная на ней открыться хочет.

– Почему ты шевелишься, когда я не могу? – спросил её Эррел.

Стал бить шкатулку о камень, пока та не перестала шевелиться, не разбилась совсем. Стал самым живым из того, что было вокруг. Лёг и закрыл глаза. Спустилась тогда к нему наконец сверху хищная птица арн, разорвала и сожрала его.

По ту сторону ночи жила одна рикра. Построила она себе дом в холмах. Дерево для стен принесла из Больших Коряг, железные гвозди – из кузницы Лиомба, камни для очага собрала на горе Ирн. За собакой, чтобы дом охранять, отправилась к старухе с Грозового Берега. Сказала старуха:

– Дам тебе я пса. Загрызёт он любого, вошедшего в твой сад или дом как вор, или как грабитель, или как поджигатель. Только никогда не спускай этого пса на того, кто вошёл к тебе как гость.

Привела рикра пса к новому дому, на цепь посадила. На другое утро стучится ей в ворота всадник в плаще из золотой чешуи.

– Кто ты, с чем пришёл к моему дому?

– Я – Дрэки из Скального Дворца, собиратель сокровищ, танцующий с ветром. Не хочешь ли ты придти гостьей ко мне, не приветишь ли у себя?

– Приезжай с этим завтра, – сказала рикра.

Ускакал Дрэки. Рикра же обратилась в серую ворону и вслед за ним полетела. Видит – подъехал Дрэки к пещере в большой скале, коня оставил, сам внутрь вошёл. Подлетела ворона ко входу, стала одним глазком смотреть, что там внутри творится.

Видит – сидит в пещере женщина в платье из белой шерсти, пряжу прядёт, к Дрэки не поворачивается. Говорит ей тогда Дрэки:

– Сестра, я завтра свататься поеду. Достань из сундука золотые ожерелья, пояса шёлковые – они ведь мои!

– Нет, – сказала женщина.

– Сестра, отдай мне тогда хрустальные чаши для вина, серебряные кувшины с лучшим вином – они ведь мои!

– Не дам, – сказала женщина. Всё сидела к Дрэки спиной.

Тогда Дрэки подошёл к сундуку, вынул оттуда золотое ожерелье и хрустальную чашу, и ещё ветку с янтарными листьями. С этим всем вышел из пещеры. А ворона домой полетела.

На другое утро приехал Дрэки снова, пустила его рикра в дом. Вытащил Дрэки по очереди золотое ожерелье, чашу и ветку. Так сказал:

– Вот такие ожерелья лежат в сундуках у меня во дворце, и пояса шёлковые к ним. Вот такие чаши стоят у меня на столах, из серебряных кувшинов их я наполняю лучшим вином. Вот такие ветви на деревьях в моём саду, золотые плоды они приносят.

– Красивый у тебя должен быть дворец, – сказала рикра. Сама на стол кушанья ставит, мьётль наливает. Говорит ей тогда Дрэки:

– Черны ветви деревьев в твоём саду. Давай я их срежу, новые янтарные выращу.

– Нет, – сказала рикра.

– Из плохой глины у тебя кувшины. Можно, я унесу их, покрою их серебром – будут, как во дворце?

– Нельзя, – сказала рикра.

Тогда замолчал Дрэки. Рикра сделала вид, что очагом занята, сама за гостем одним глазом косит. Видит – подхватил Дрэки кувшин со стола, в сумку спрятал. Вышел затем в сад, стал там у деревьев ветки срезать.

Подбежала тогда рикра к собачьей будке, спустила пса с цепи. Бросился тот на Дрэки, порвал ему плащ из золотой чешуи, убежал тот за ворота и прочь на своём коне ускакал.

Гроза той ночью пришла к дому рикры. Молнии в ворота бьются, гром над крышей грохочет. Вышла тогда рикра из дому, пса своего подозвала и к воротам подошла. Видит – старуха с Грозового Берега перед ней стоит, железные когти у неё на руки надеты.

– Говорила я тебе – никогда не спускай своего пса на того, кто пришёл как гость.

– Говорила, – сказала рикра. – И что теперь?

– Теперь этот пёс не вернётся на цепь, он будет есть мясо своей хозяйки.

Тут старуха царапнула ворота когтями. А пёс взял в зубы руку рикры и сдавил её.

– Может быть, – сказала рикра. – Но ты в эту ночь пришла к моему дому не как гостья!

Распахнула второй рукой ворота, сказала псу схватить пришедшую. Тут же вцепился пёс в старуху, стал рвать. И в ту ночь рикра больше не сажала пса на цепь, а впустила его, сытого, в дом ночевать.

По ту сторону ночи, в городке у леса жил человек по имени Ильфин. Целыми днями собирал в лесу хворост, рубил дрова, приносил в городок. Двенадцать лет так трудился, на тринадцатый год сбросил однажды вязанку дров – разогнуться не смог. Вырос у него на спине горб.

Увидели Ильфина горожане, стали смеяться:

– Смотрите, каким горбуном стал!

Стали кидать в него куски земли и объедки. Приковылял Ильфин домой, говорит жене:

– Нет мне теперь ходу ни в город, ни в лес – закидывают меня люди землёй. Помрём мы голодной смертью, разве что кто-нибудь мой горб себе возьмёт.

Тогда жена Ильфина взяла себе его горб, кривой-уродливой стала. Ильфин на другой день за дровами снова в лес отправился. Жена его целыми днями с тех пор от людей пряталась, только ночами из дому выходила. Однажды пошла стирать, навернулась в темноте с мостков и утонула. Горб к Ильфину вернулся.

Обратился тогда Ильфин к своему очагу:

– Камень горячий, помоги, пошли мне живую душу, что могла бы меня от людей защитить!

Пришёл той ночью к порогу большой серый пёс, стал с Ильфином всюду ходить – по городу, по лесу. Люди пса стороной обходили. Ильфин таскал-таскал хворост на своём горбу, потом горб на пса наконец переложил. Сподручнее стало ему работать. Пёс тогда болеть стал. Вот несёт однажды Ильфин дрова на спине, а пёс еле-еле за ним поспевает, хоть и без поклажи.

– Ты очень плохая и ленивая собака, – сказал тогда Ильфин.

– Да, я очень плохая собака, – ответил пёс. Дошли до города, лёг пёс у порога, ночью издох. Горб снова к Ильфину вернулся.

Пошёл тогда Ильфин в лес, к большому старому дереву. Попросил:

– Дедушка дуб, помоги, пошли мне живую душу, что могла бы мне помочь!

Выбежала тогда к нему из лесу маленькая лань. Поскорее переложил на неё Ильфин свой горб. Перестала лань тогда бегать, стала ходить шагом. Погрузил Ильфин на горб лани дрова, отправился обратно в город. Так он дальше долго работал.

Однажды тёмным осенним вечером возвращался с ланью домой, очень поздно. Слышит – рог в лесу трубит, собаки лают. Сказал лани:

– Бежим быстрее в город, пока нас не догнали.

– Ты беги быстро, я не могу, – сказала лань. Пошла дальше шагом.

Тогда побежал Ильфин что есть сил. Слышит женский голос сзади:

– Вон он, самый быстрый из оленей и ланей в этом лесу! Добудем его!

Тогда ночные всадницы и собаки догнали его, и больше горб Ильфина к нему не возвращался.

По ту сторону ночи жил в своем доме старый-старый хын. С ним – четыре брата-охотника. Добывали тнаков, приносили хыну; он мясо варил, между всеми делил, лучшему из охотников красный гребень носить давал.

Однажды ночью пришёл к дому зверь, стал дверь грызть, царапать. Тогда брат с красным гребнем и самыми длинными ногами вышел из дому в темноту. Не вернулся, луну его не было. Потом с дальней охоты остальные возвращаются, говорят хыну:

– Видели мы в холмах новый дом, там ушедший живёт, жена у него, ручной зверь во дворе.

– Зато красного гребня у него больше нет, – сказал хын. – Слишком длинные ноги для настоящего охотника, слишком далеко ушёл.

Всем им обрезал пальцы ног. Больше к холмам не ходили. Тнаков тоже не догоняли, стали ставить силки на птиц. Хын их варил, между всеми делил, давал красный гребень тому, кто приносил больше птицы.

На другой год опять ночью пришёл к дому зверь, стал дверь грызть, царапать. Тогда брат с красным гребнем и самыми ловкими руками вышел из дому в темноту. Не вернулся, луну его не было. Потом с дальней охоты остальные возвращаются, говорят хыну:

– Видели мы за рекой новый дом, живёт там ушедший. Люди к нему ходят, он возле дома сети плетёт, на лодке по реке плавает, сети ставит.

– Зато красного гребня у него больше нет, – сказал хын. – Слишком ловкие руки для настоящего охотника, пусть теперь с сетями и ковыряется.

Пальцы рук охотники себе связали. Сети ими плести не могли, силки для птиц тоже. Стали собирать съедки возле дома. Хын их варил, между всеми делил, давал красный гребень тому, кто приносил больше всех съедков.

На третий год опять ночью пришёл к дому зверь, стал дверь грызть, царапать. Долго грыз. Спросил тогда хын:

– Кто-нибудь выйдет этой ночью из дома?

– Нет, – ответили братья. – Мы ведь настоящие охотники.

Сидели до утра. Ушёл зверь. Хын с рассветом на ноги не встал, кожа с него сползать стала и мясо, один скелет остался. Дом тогда обвалился, крыша и стены охотника с красным гребнем придавили. А последний из братьев выбрался, красный гребень отыскал, на себя надел. Жил после этого в развалинах, собирал съедки, пока ночной зверь не нашёл и не съел его.

По ту сторону ночи, в стране трёглей, жили лесные гырки. Был у них один раб. Однажды уронил он себе на руку тяжёлую бочку, руку покалечил. Увидели гырки, что плохо он стал работать, выгнали его прочь в лес.

Шёл он по лесу, шёл – волки по следу пошли, воют. Побежал, добежал до берега крутого – внизу река глубокая течёт. Сел тогда на берегу, заплакал.

Вышла Неспящая Старуха, спрашивает:

– Что ты сидишь-плачешь на моём берегу?

Ответил ей раб:

– Выгнали меня гырки, волки по следу идут, впереди река глубокая. Переплыть попробую – потону в ней, здесь в лесу оставаться – не выживу.

– Посмотри, у тебя под ногами помощник лежит, – сказала тогда старуха.

Посмотрел раб – лежит у него под ногами маленький медный человечек. Подобрал его, исчезла тотчас старуха. Сказал тогда раб:

– Медный человечек, отгони от меня волков, пусть загрызть не смогут.

– Я тебе дом построю, в который волки не заберутся. Оставь меня на вон той дальней поляне, сам отойди и не мешай.

Оставил, отошёл. Сидит на берегу, слышит из кустов шёпот:

– Что медный человечек без надзора настроит? Спит он на поляне, волков поджидает.

Поспешил раб к поляне. Видит – стены дома уже стоят, крыша на нём, дверь. А медный человечек в великана превратился, окна прорубает. Закричал раб:

– Что ты такие окна большие делаешь? В них тепло из очага уйдёт, звери дикие пролезут!

Тотчас великан обратно в маленького медного человечка превратился. Остался бывший раб жить в недостроенном доме. Ходил по округе, съедки собирал. Месяц спустя сказал:

– Была бы у меня корова или коза, молоко бы давала, сыр бы я делал.

– Приведу я тебе скотину и птицу, – отвечает медный человечек. – Отнеси меня к опушке леса, сам отойди и не мешай.

Так раб и сделал. Сам к дому вернулся. Слышит из кустов шёпот:

– Что медный человечек без надзора приведёт? Диких волков, голодных рысей.

Поспешил раб назад по тропинке. Видит – навстречу ему медный великан идёт, лосиха за ним с лосёнком, тнака с детёнышем, птицы пешие-пёстрые идут. Закричал раб:

– Что ты диких зверей ведёшь? Я их не привяжу, я их не подою.

Тотчас великан обратно в маленького медного человечка превратился. Звери по лесу во все стороны бросились. Остался раб без скотины.

Ещё месяц прошёл. Сказал он тогда:

– Было бы у меня тырмовое поле, пёк бы я из тырмы лепёшки.

– Засею я тебе поле, – сказал медный человечек. – Отнеси меня на пустошь, сам отойди и не мешай.

Так раб и сделал. Сам к дому вернулся. Слышит из кустов шёпот:

– Зачем медный человечек без надзора пахать-сеять будет? Ушёл он уже далеко-далеко.

Поспешил раб назад по тропинке. Видит – распахана пустошь, всходы уже поднялись, алые и золотые, великан медный у края поля стоит. Закричал раб:

– Это же не хлеб!

Схватил великана за ногу. Тотчас тот обратно в маленького человечка превратился. Стал раб колотить его об камень, помял, сплющил.

Пошёл к берегу реки. Бросил смятую медь в воду, стал плакать, ждать, когда к нему снова выйдет Неспящая Старуха. Пришли на его плач голодные волки, загрызли и обглодали до косточки.

По ту сторону ночи, в стране гнуров, есть река с высокими обрывистыми берегами. За рекой невешня растёт, зелёный лес Ксайр поднимается.

Раз пришёл к реке ракр, видит – мост из досок через реку переброшен. Пошёл через мост, разломались под ним гнилые доски, упал ракр в воду. Вещи его водному народцу достались, сам еле-еле выбрался на уступчик над водой. Берег над уступом крутой, высокий. Видит ракр: водный народец высунулся, новый мост наколдовал.

Подходит к мосту путник: одноглазый, с коробом добра. Окликает ракр снизу:

– Не иди на мост: доски поломаться могут, упадёшь.

Посмотрел пришедший вниз.

– Что я – ракр какой, с мостов падать?

Пошёл через мост, снова тот развалился, упал путник в воду. Вещи водному народцу остались, сам путник вниз по течению сплыл. Опять водный народец высунулся, новый мост наколдовал.

Другой путник к мосту подошёл, с полной корзиной. Прикрыл тогда ракр один глаз, окликнул снизу:

– Не иди на мост: доски поломаться могут, упадёшь.

Посмотрел пришедший вниз.

– Ты не тем глазом смотришь, вот и упал. А я правильным смотрю.

Пошёл через мост, снова тот развалился, упал путник в воду. Вещи его водному народцу остались, сам он к водному народцу ушёл жить. Снова водный народец тогда высунулся, мост новый наколдовал.

Третий прохожий тогда подошёл. Прикрыл ракр глаза рукой, окликнул снизу:

– Не иди на мост: доски поломаться могут, упадёшь.

Посмотрел пришедший вниз.

– Зачем там сидишь?

Открыл ракр лицо:

– Упал, выбраться по крутому склону не могу. Помоги мне!

Скинул пришедший ракру верёвку, тот наверх выбрался, оба тем же берегом ушли.

Два года ждал водный народец. На третий год снова ракр к мосту подошёл, присел, стал рассматривать. Позвал водный народец снизу:

– Иди, не бойся! Мы не охотимся на ракров – всё равно вы отовсюду выбираетесь.

– Не пойду, – ответил ракр. – Доски у вашего моста всё-таки снова прогнившие.

Ушёл прочь тем же берегом. Нашёл ли на другую сторону иной путь – того водный народец не видел.

По ту сторону ночи на плато возле пропасти жили люди. Случались годы, когда зубастые крылатые кони прилетали и вытаптывали их посевы. Тогда люди самых толстых, самых рыжих и всех вдовых сбрасывали вниз, в пропасть. Упавших пожирало чудовище.

Жил на плато человек по имени Нерм. Однажды утром увидел из своего дома, что чёрный клыкастый конь с крыльями бродит по его полю. Не стал выходить, выкрасил волосы углём, не ел ничего в тот день. Сидел и слушал, как кричали и сопротивлялись те, кого мимо его дома тащили в пропасть.

– Когда сдохнет это чудище которого кормят? – спросил Нерм своего сэвохи.

– Когда ты его убьёшь, – ответил сэвохи. – Золотой конь придёт к твоим воротам, принесёт тебя на дно пропасти живым.

Семь лет прошло. Ходил Нерм с угольными волосами, ел через два дня на третий, жил один. На восьмой год увидел клыкастого красного коня, бившего копытом в ворота.

– Не тебя жду, – сказал тогда. – Ты не донесёшь меня, сбросишь.

Снова услышал, как тащат мимо его дома в пропасть других.

Пошёл после этого к самым толстым, так сказал:

– Зачем вы защищаете именно себя? Рыжих и вдовых тоже бросают в пропасть. Увидят, что заботитесь только о себе – только столкнут вас быстрее.

Замолчали толстые. Пошёл после этого к рыжим, так сказал:

– Зачем вы защищаете именно себя? Толстых и вдовых тоже бросают в пропасть. Увидят, что заботитесь только о себе – только столкнут вас быстрее.

Замолчали рыжие. Обошёл затем вдов и вдовцов, так сказал:

– Зачем вы защищаете именно себя? Толстых и рыжих тоже бросают в пропасть. Увидят, что заботитесь только о себе – только столкнут вас быстрее.

Замолчали те. Вернулся Нерм к себе, больше не слышал криков под окнами. Семь лет спал в тишине. На восьмой год увидел золотого крылатого коня, стоявшего у него во дворе.

– Верно, ослабло чудище от голода! Спущусь на дно пропасти, добью его.

Взял длинный нож, вскочил верхом на коня. Тотчас тот по воздуху побежал, принёс Нерма живым на самое дно пропасти. Увидел Нерм огромную кучу тел, свежих и почерневших; ещё увидел мёртвое чудище с огромным раздувшимся животом.

– Сэвохи обещал, что это я убью чудище, – сказал тогда Нерм.

Кивнул ему золотой конь. Сбросил Нерма на дно, один наверх побежал. Остался Нерм живой в пропасти, где из всей пищи было только множество мёртвых тел. Больше его наверху никто не видел.

По ту сторону ночи жил в долине мальчик-сирота. Остались ему от родителей дом и сад. Однажды утром вышел он в сад, видит: вытоптан сад за ночь, клыкастые крылатые кони объели цветущие ветки. Лишь две чёрные птицы сидят на остовах деревьев: одна поёт-плачет, вторая кричит-зовёт. Прогнал мальчик обеих птиц, сам отправился на гору к великану. Так попросил:

– Сад мой больше не станет меня кормить, моими руками его не спасти. Дай мне из своих сокровищ такое, чтобы вся земля стала меня кормить, чтобы клыкастые кони подчинились мне!

Дал ему великан железный обруч с золотой искрией, так сказал:

– Станешь носить это – клыкастые кони пойдут за тобой; вся долина станет твоим садом.

Надел мальчик железный обруч; прилетели клыкастые кони, пошли вслед за ним. Вернулся в свою землю в долине. Стал там через несколько зим правителем. Цвели в долине сады, прятались в лесах на склонах чёрные птицы.

Однажды пришёл к этому правителю человек в золотой одежде, с чёрным ошейником на горле. Так сказал:

– Нападут на твою страну, вытопчут каждый сад и каждое поле, где цветёт искрия.

Прогнал правитель того человека прочь. Сам воинов отправил к выходам из долины, за землями соседей смотреть. Вскоре шлют ему гонца: подогнали соседи к своим границам своих стрелков и щитников. Выступил тогда правитель на клыкастом коне, напал первым, разбил соседей, захватил их земли. Вытоптали сады и поля, переплавили золотую искрию из венца их королевы.

Снова охранять стали воины выросшие границы. Снова гонец к правителю примчался: другие соседи ко входу в долину пришли, конные и пешие. Снова выступил правитель, разбил соседей, захватил их земли. Вытоптали сады и поля, переплавили золотую искрию из венца их королевы.

Снова охранять стали воины новые границы. Пришёл потом к правителю человек с серым туманом в глазах, так сказал:

– Теперь твои границы рядом с большим врагом. Корона его из чёрного железа, железные травы растут вокруг его дворца. Воинов они к границам стягивают, втрое их больше, чем у тебя осталось. Вытопчут в твоей земле каждый сад и каждое поле, где цветёт искрия.

Правитель отправился ночью к пропасти, из которой поднимался туман, вынул искрию из обруча и бросил её вниз. Возвращается назад, видит: снова чёрные птицы сидят у входа во дворец, одна поёт-плачет, вторая кричит-зовёт. Схватил этих птиц, придушил. Утром велел в стену дворца замуровать.

Повёл после этого своих воинов, разбил соседей, захватил их земли, занял дворец с железными травами. Больше чёрные птицы не плакали в его лесах, но и искрия не росла в полях.

Семь лет ещё правил. На восьмой год оставил на своём троне железный обруч, спустился и ушёл к пропасти, из которой поднимался туман. Больше его в той долине не видели.