Текст книги "Иерархия Неба и Земли. Том IV. Часть V. Новая схема человека во Вселенной"

Человеческая природа и потребности не меняются в одночасье. Меняются термины; переделываются образы; традицию начинает поддерживать другой социальный класс; но основа традиции остается неизменной[90]90
  «Античная культура пала и как бы умерла. Но она продолжает жить в нас как глубокое наслоение нашего существа». Бердяев, Смысл истории. И это наслоение у необразованного человека ближе к поверхности, чем у образованного. Юнг пишет: «Обыватели до недавнего времени считали, что с астрологией давно покончено, что над ней можно смело посмеяться. Но сегодня, поднимаясь из глубин общественной жизни, она стучится в двери университетов… Великие новшества никогда не приходят свыше; они неизменно возникают снизу». Современный человек в поисках души.


[Закрыть]. Такие фокусы с исчезновением – нам не в новинку, и едва ли мы можем позволить себя одурачить. Например, бл. Августин, положив свои интеллектуальные и моральные силы на уничтожение языческих богов, а также посвятив этому девять великих трудов, в десятом начинает вдохновенно излагать свое учение об ангелах. Проходит тысячелетие, и наука, уничтожив в свою очередь ангелов, ненавязчиво воскрешает их в качестве Сил, Принципов и Законов – неясных энергий, которые (никто не знает как) подчиняют себе бездушную материю, в то время как сонм Способностей, Инстинктов и Склонностей, и прочих плохо замаскированных демонов правят живым миром. И когда их изгонит более сложная наука, разве надчеловеческой сфере придет конец? Ничуть. Не все верят в этот вялый фокус. Подобно магу, который сосредоточивает внимание публики на руке, не занятой выполнением фокуса, традиция надчеловеческих порядков выживает и даже процветает в самых неожиданных местах. Ее хранителей больше не уважают за их интеллект; ее рассказы изобилуют фантазиями и часто перемешаны с откровенной глупостью; она совершенно не в состоянии защитить себя от меткого оружия борцов с надчеловеческим. Мудрецы беспристрастно умертвили Вселенную, простым же людям остается, по возможности, оживлять ее тело самыми нетрадиционными снадобьями[91]91
  Одну из отличительных черт эпистемологии Вундта (в его Системе философии) составляет воззрение о том, что важные мыслительные процессы можно заметить в народе задолго до того, как их признают в науке. Уильям Джеймс (The WILL to Believe, pp. 301 ff.) придерживался аналогичного взгляда: «Тот, кто обратит внимание на подобные факты, излюбленные мистиками (Джеймс пишет о популярном «мистицизме»), при этом осмыслив их в академически-научном ключе, сможет наилучшим образом содействовать философии». Альберт Швейцер (The Decay and Restoration of Civilization, pp. 11 ff) говорит, что ценность философии соразмерна ее способности быть живой философией народа, давая «пищу, которая утоляет насущный духовный голод». Философам, которые презирают или высмеивают народные суеверия, стоило бы задаться вопросом, не заполняют ли эти суеверия вакуум, с огромным трудом отвоеванный философией.


[Закрыть]. Для них мир еще жив: возможно, выманить ангелов на свет божий сможет лишь какая-нибудь гора Монс, Марафон или озеро Региллус, но они точно существуют.

Не стоит удивляться, что коллективное воображение начинает буйствовать: пустые выбеленные просторы научной Вселенной компенсирует или нейтрализует астрологическая, спиритическая, теософская, антропософская мишура в стиле рококо и бесчисленные культы Старого и Нового Света. Чем яснее становится научная картина мира, тем более чудовищно изощренной делается ненаучная; и бесчеловечность первой неотделима от слишком человечной экстравагантности второй. Конечно, легко показать, что эти современные мифологии, если рассматривать их подробно и по факту, – не что иное, как претенциозное ребячество. Но общая тенденция сохраняется, не исчезает, будучи живой и ценной, как дар человечеству, – а именно его настойчивое стремление видеть живую, священную вселенную, великолепие которой гораздо ярче наших самых смелых фантазий[92]92
  Грубо говоря, космос вряд ли уступает в изобретательности тому своему фрагменту, который известен как Елена Петровна Блаватская. «Тогда давайте мыслить по-имперски, – говорит У. Макнил Диксон, – ибо чем величественнее наши мысли, тем они ближе к истине». The Human Situation, р. 323.


[Закрыть].

Чистый монотеизм, как буквально и говорит Ренан, бесплоден. Как и чистый атеизм. Может статься, что вместе они, по словам Олдоса Хаксли, будут «прелюдией – как почти отчаянная реакция – к новому и более совершенному политеизму, который сам будет символическим выражением нового и положительного отношения к тем божественно-загадочным силам Жизни, которые мы теперь так неблагодарно поносим». Do What You Will, One and Many.

Прежде всего, нужно исцелиться, – пишет профессор Сора[93]93
  The Gods of the People, pp. 7 ff. В эту книгу профессор Сора включает под именем Текстов XX вв. ряд увлекательных материалов, которые предоставили ему д-р М. Джойси Фишер и м-р Сидней Арнольд, редактор Psychic Times. В этом важном свидетельстве живой устной традиции встречается много упоминаний о живых планетах и звездах («вы правы, когда отождествляете духов со звездами»), феях, ангелах и духах; венчает все утверждение, что человек может странствовать по космосу, до краев полному жизни и смысла. Сложно представить картину, которая меньше бы походила на Вселенную научно образованного человека.


[Закрыть], – от раскола между высоким и низким в человеке. В нашем мире мышление разделено: мы имеем высокообразованный класс, который занимается наукой, и низкую необразованную массу, которая занимается примитивной магией во всех ее формах». Наука соорудила – очистив и продезинфицировав – большой санитарный кордон между Богом и человеком, бесплодную землю, не принадлежащую ни людям, ни ангелам, которую простой человек по-тихому вознамерился перейти любыми доступными средствам. Пропасть, говорит Сора, «слишком велика, чтобы ее можно было пересечь в качестве человека. Поэтому человек призывает разнообразных духов, ангелов и фей, чтобы те заполнили небеса над ним, отделяющие звезды от гор». И вот начинает являться «картина нового объединения, которую мы видим сегодня среди массовой публики, среди мечтателей, поэтов – и поэты всегда об этом знали».

Примеры мы можем видеть среди любопытных сект и религиозных общин, созданных в Америке в XIX в. Сайрус Р. Тид, пророк секты корешанов, верил, что существует сложная «клеточная космогония» и практиковал ритуал, в основе которого лежало движение звезд и планет. Томас Лейк Харрис, знаменитый первосвященник Братства новой жизни, объявлял, что «ангелы занимаются тем, что приводят избранных в архи-естественное состояние, где те будут готовы ко Второму пришествию. Они очищают внутреннее пространство и оставляют одну человеческую оболочку, а все более грубые части отдают грешникам»[94]94
  Ср. Генрих V,I. 1. (29–32).


[Закрыть]. Джозеф Смит удостоился видеть добрых и злых ангелов, а в его Книге Мормона есть много их описаний[95]95
  Напр., 1 Nephi, I. 8; 2. Nephi, IV. 24; XXXII. 3 Helaman, XIII. 28.


[Закрыть]. Некоторые из этих сект[96]96
  См. в качестве дальнейших примеров, Ray Strachey, Group Movements of the Past. 1.


[Закрыть]основали неграмотные люди, чьи «вдохновенные» учения не имеют явной связи с древней традицией: тем важнее то, что в них сохраняется преемственность этой традиции. Другие знают о своих предшественниках и говорят на языке прошлого, одновременно заботясь о современных потребностях[97]97
  Напр., Успенский П. Д., Tertium Organum, XVII. Замечательный христианизированный вариант теософской космологии можно найти в книге Садху Сундара Сингха Видения духовного мира (Visions of the Spiritual World). Здесь мы видим «бесчисленные уровни существования», населенные ангелами и злыми духами – уровни, которые душа проходит после смерти, пока не придет на свой уровень.


[Закрыть]. Одна из таких людей – Анни Безант, провидица и теософ, которая пишет: «На ментальном уровне, в двух его великих отделах, существуют бесчисленные разумы… Сияющие, которые направляют процессы естественного порядка, не обращая внимания на сонмы более низких сущностей… в нескольких своих иерархиях они подчинены своим великим правителям семи Элементов. Их легко представить – это творения, обладающие обширными знаниями, огромной силой и великолепнейшим видом, лучезарные, сверкающие существа бесчисленных оттенков, подобные радугам изменчивых небесных цветов, которые держатся величественно и по-имперски, будучи самим воплощением энергии спокойствия, неодолимой силы»[98]98
  The Ancient Wisdom, р. 114.


[Закрыть]. Роберт Робертс, христадельфианин, учит о бессмертных и совершенных ангелах, которые свободно рассекают пространство, занимаясь делами Бога. Умирая, верующий присоединяется к ним. Бог телесно присутствует как в солнце, так и в великом Солнце, тайном центре космоса: Его свет созидает и поддерживает все сущее. Выдающийся провидец Рудольф Штайнер[99]99
  Очерк тайноведения, Как достигнуть познания высших миров? и т. д. Недостатки антропософии Штайнера – в ее темноте, произвольности и чрезмерном упоре на подчинении человека космической иерархии, которая по большей части рассматривается как внешняя по отношению к нему. Ее достоинства – острое осознание высших уровней и призыв к дисциплине, необходимой, если человек хочет добраться до них.


[Закрыть] утверждает, что с помощью медитации и тренировки воли можно покинуть тело и войти в «духовный мир души», а также во всевозможные сверхчувственные миры. И так далее, до бесконечности.

Такие культы, процветающие в основном среди относительно образованных людей, никак не влияют на огромные массы населения. Последние утоляют свой голод по надчеловеческим сферам иначе – например, через астрологию[100]100
  См. Dr Robert Eister, The Royal Art of Astrology. В защиту астрологии см.: Rupert Gleadow, Astrology in Everyday Life. Он определенно не одобрил бы слов Джона Вебстера:
«Мы – просто теннисные мячики звезд,Они бьют по нам, бросаются нами,Как им угодно».  The Duchess of Ma Ifi, V. A.
  Это крайнее воззрение согласуется со словами Сведенборга: «Волей и разумом человека управляет, при помощи ангелов и духов, Господь и… человек не может сделать ни шага без притока силы с небес». Heaven and Hell, 228.


[Закрыть]. Очевидно, ни популярная наука, ни тщательные разоблачения в духе д-ра Эйслера, ни предательская двусмысленность и туманность астрологических прогнозов в воскресных газетах, ни тот факт, что в 1939 г. они уверенно предсказали мир вместо войны, не в состоянии поколебать распространенное убеждение, что факты человеческого существования некоторым образом связаны с событиями космоса, человеческие надежды и судьбы в некотором роде написаны на небесах, и в каком-то смысле человек подобен звездам, а звезды – человеку[101]101
  В Безумных пастухах (Mad Shepherds) д-ра Л. П. Джекса Снарли Боб говорит: «Что до звезд, то придется стать отчасти медиумом, чтобы добраться до них… нужно дойти до самого края света, а затем посмотреть назад. Вот чему вас учит звезда; и стоит вам сделать это – поверьте мне! она вывернет вас наизнанку!» Ср. Dr Jacks, A Living Universe, р. 39. Согласно Кольриджу, «Все великие поэты были при этом глубокими философами. Ведь в поэзии цветет и благоухает все человеческое знание».


[Закрыть]. Но несомненные нелепости и неудача астрологии – в каком-то отношении ее сильная сторона: явление, способное так процветать, невзирая на опровержения, поистине, имеет глубокие корни и заслуживает более серьезного отношения. Вы можете показать, что астрологическое предсказание – фальшивка, более того, такая неграмотная, что больше точности в умной догадке, и человек с вами согласится – скорее всего, отметив про себя, что в астрологии все-таки что-то есть. Мне кажется, лучше проявить уважение к этой вечной интуиции и показать, что она имеет более глубокий смысл, чем тратить время на поиск совершенно очевидных изъянов, которыми испещрена ее поверхность.

«Иногда – пишет Дени Сора, – великий человек устанавливает связь с народом»[102]102
  Op. cit., р. 19.


[Закрыть]. Пророчества и поэзия (изначально единые и объяснявшиеся контактом со сверхъестественными силами[103]103
  См. N. Kershaw Chadwick, Poetry and Prophecy, p. 14. Ср. co словами Юнга: «Когда сознательную жизнь характеризует односторонность и ложная установка, тогда они (изначальные образы) пробуждаются – можно сказать „инстинктивно" – и проявляются в снах отдельных людей, в видениях художников и провидцев, тем самым восстанавливая психическое равновесие эпохи. Таким образом, творчество поэта удовлетворяет духовные потребности общества, в котором он живет». Modern Man in Search of a Soul, pp. 197-8.


[Закрыть]) отчетливо выражают спутанные верования масс и, быть может, предвосхищают интеллектуальные открытия завтрашнего дня. Шиллер определял гения как бессознательно-сознательное существо: «Поэты, по его словам, – это жрецы непонятого вдохновения, зеркала, где отражаются гигантские тени, которые будущее отбрасывает в настоящее». Если это так, вполне вероятно, мы довольно скоро переоткроем этот многоуровневый надчеловеческий мир, космос, где жизни не меньше, чем в человеке, а даже больше. Ведь среди его пророков – Вордсворт[104]104
  Напр., Упрек и ответ (Expostulation and Reply).


[Закрыть] и Шелли, Теннисон[105]105
  In Memoriam, 85.


[Закрыть] и Браунинг[106]106
  Саул, 19 (Saul).


[Закрыть], Элизабет Барретт Браунинг[107]107
  Спящий ребенок (Child Asleep).


[Закрыть] и Ковентри Патмор[108]108
  Небо и земля (Heaven and Earth).


[Закрыть], Кристина Розетти[109]109
  Лик глубины (The Face of the Deep);


[Закрыть], Гюго и Мередит, Фрэнсис Томпсон[110]110
  Царство Божие (The Kingdom of God) и другие стихотворения, которые уже цитировались.
  Об иерархиях, небесных Золотых существ, которые заботятся о нас, и об огне, который есть в нас и на небесах, см. стихотворения Призыв (Invocation); Старуха (An Old Woman), I и II; Девочка (A Young Girl); Праздничный день (Holiday); Слезы (Tears); Две любви (The Two Loves); из сборников Зеленая песня и другие стихотворения, Уличные песни, Песня холода Эдит Ситуэлл. См. также поэзию Кэтлин Рэйн.


[Закрыть] и Рильке, А. Э. Йейтс и Джеймс Стивенс, Эдит Ситуэлл… но среди современных поэтов легче будет отметить тех немногих, которые не являются свидетелями, священниками, восхваляющими новое бракосочетание небес и земли, разлученных здравым смыслом.

Поэты напоминают, что в глубине души, на уровне интуиции, мы верим в существование иерархий и находимся на стороне ангелов, не подозревая об этом; и жалоба[111]111
  A Philosophy of Solitude, р. 73.


[Закрыть] Джона Каупера Поуиса – на повсеместное «отрицание бытия Сверхъестественных существ, которое не только наивно и глупо, но и злобно, высокомерно, фанатично» – отнюдь не отражает картину в целом. Иногда мы, по правде говоря, находимся в таком же состоянии озадоченности, как собака-философ[112]112
  Исследования одной собаки (Investigations of a Dog) (входит в сборник Великая Китайская стена в переводе У. и Э. Мюир) – это мини-шедевр современной «ангелологии». В эту же книгу входят и другие рассказы, относящиеся к этой теме, например, Проблема наших законов, где надчеловеческие Силы предстают в образе неких аристократов, управляющих обществом при помощи столь же загадочных законов. Эти Силы снова играют важную роль в его незаконченном романе Замок, герой которого, возможно, становится жертвой их непостижимой бюрократии; но Кафка всегда допускает, что то, что выглядит как бесчувственная нерациональность или злой умысел, – на самом деле часть некого глубоко продуманного и бесконечно мудрого плана. Сходная тема присутствует и в Процессе. Вспоминается замечание Уильяма Джеймса о том, что, возможно, мы оказываемся во Вселенной в таком же положении, что домашние животные в библиотеке – мы не в состоянии в полной мере понять ее смысл. (A Pluralistic Universe, р. 309). А также тревожный опыт Красного Короля в начале Алисы в Зазеркалье.


[Закрыть] Франца Кафки, для которой существа, стоящие выше собак, были такими же непостижимыми, как для нас – существа, стоящие выше людей. (В опыте этой собаки людей не видно, не слышно, они не имеют запаха, и, в сущности, их вовсе нет, они являются гипотезой, которую она никак не может озвучить. «Ведь что существует реально, кроме нашего собственного вида?» – спрашивает она. «К кому еще взывать в просторном и пустом мире? Всякое знание, все множество вопросов и ответов содержится в собаке». Однако собаки делают самые странные вещи, скажем, парят в воздухе, получают из воздуха пищу с помощью песнопений и заклинаний, и даже ходят, мучительно и неестественно, на задних лапах. Несомненно (рассуждает животное– философ), что раз собаки часто поливают землю, земля производит пищу, которая попадает в воздух, а затем вновь попадает к собаке. Но каким образом?..) Можно не только воодушевляться мыслью, что мы не одиноки и не заброшены во Вселенной, но и, подобно Кафке, мучиться от мысли, что мы не понимаем намерений трансцендентных и загадочных вершителей наших судеб. Весь жизненный труд Кафки вращается вокруг одной проблемы: как жить в гармонии с волей надчеловеческих существ. Его гениальность, скорее, состояла в его особой чувствительности к их существованию, чем в открытиях относительно их природы[113]113
  Кафка, конечно, лишь один из многочисленных прозаиков, которые в последнее время высказываются в пользу существ наподобие ангелов. Например, есть еще генерал Янгхазбенд (Жизнь среди звезд), Дж. Э. Будин (Космическая эволюция), Джеймс Уорд (Царство целей, с. 185); ср. С. A. Richardson, Happiness, Freedom and God, p.182, Bishop Gore, The Religion of the Church, pp. 35-6. Д-р Инге, который всегда с подозрением воспринимает все, от чего веет оккультизмом, все-таки утверждает: «Древнее мнение о том, что „во Вселенной есть множество вещей более Божественных, чем человек", кажется мне вполне разумным и, вероятно, верным. Обожествление звезду Плотина – несомненно, учение, более достойное уважения, чем отрицание множества миров, населенных разумными существами, которое мы находим у Гегеля»; последний говорил, что звезды – световая сыпь на лице небес. (The Philosophy of Plotinus,], pp. 107, 211.) И даже Александер счел, что нужно говорить о существовании ангелов для простоты изложения, сначала в шутку, а затем более всерьез. (Space, Time and Deity, I. pp. 19–20; ii. p. 346) Серьезный характер, хотя и в ином плане, имеют ангелы Малларме, Стефана Георге (Der Teppich des Leben, Das neue Reich), Поля Валери (Пальма, Пифия) и других поэтов-символистов – эти ангелы, правда, еще не освободились от субъективности поэта. В Ode Secrete Валери именно поэт выражает себя в звездном небе, и его творчество обретает зримую форму в созвездиях Быка, Пса и Медведицы. Йейтс, с другой стороны, считал себя орудием, а не источником не-человеческих порядков бытия.


[Закрыть].

Ангелология – заброшенная, но многообещающая наука.

Рассмотрим основные стадии нашей оценки солнца. (1) Оно противостоит первобытному человеку как нераздельное «Ты»; (2) но постепенно раскалывается на одушевленное тело и одушевляющий дух. (3) Раскол углубляется, пока мы не получаем, с одной стороны, как бы светящийся воздушный шар, а с другой – ведущего его ангела, назначенного Богом. (4) Однажды мы понимаем, что можем отпустить того, кто держит шар: Божественного надзора достаточно. (5) И шар тоже можно отбросить, если предположить, что Он сотворил физическую Вселенную как самоуправляющееся устройство. (6) Теперь просто сделать последний шаг: нужно лишь отбросить бесполезную гипотезу (бесполезную, поскольку она создает больше проблем, чем решает) о Боге-творце и сказать, что Солнце «просто возникло», как случайное порождение слепого природного закона.

Это еще не все. Не остановившись на убийстве, мы начинаем расчленять труп. То есть мы понимаем, что все те чувственные качества, которые прежде наивно помещали туда, в солнце, на самом деле присутствуют в нас, и даже его видимое движение – наше собственное. Наконец, мы отбираем его последнее жалкое имущество: голое вещество растворяется в современной физике – этой ванне с кислотой.

В романе К. С. Льюиса Переландра Властелин планеты Венеры передает паре своих обитателей управление навигацией и внутренними делами планеты; и все же они просят Архонта помогать им (p. 236–8). Отличное соглашение! Никакого «пожирающего Ты» людоедского «я».

Мы медленно убили наше солнце и успешно избавились от трупа. Но, как часто бывает в таких случаях, у истории есть продолжении. Жертва объявляется в самом неожиданном месте – в нас самих. Словно свирепый воин, который съедает сердце врага, чтобы перенять его храбрость, мы приобрели все, что забрали у своего предмета[114]114
  В результате современный человек поет древнеегипетский Гимн каннибала: «Небо затянули тучи, за ними скрылись звезды… (сами) кости бога земли дрожат… когда он видит (этого мертвеца), который кажется одушевленным как бог… (Он) тот, кто поедает людей и питается богами… (Он) тот, кто съедает их магию и пожирает их славу. Самых крупных съедает на завтрак; средних – на обед; а самых мелких – на ужин».


[Закрыть]. Наше «Я» теперь заявляет права на движение, теплоту, яркость и цвета, понимание, астрономический разум, науку звездной навигации, которой прежде обладало «Ты». Да, ничто не исчезает: просто переносится. И даже не за границы Солнечной системы. Ведь при переходе от объектного к субъектному полюсу мы выяснили одну вещь: что Человечество, Жизнь и Земля не вторгаются в Солнечную систему, как парашютисты или вредные паразиты, но являются важнейшими солнечными органами. В конце концов, «Я» – представитель «Ты», а не его соперник: его рост за счет другого – только средство, которое позволяет другому расцвети более пышным цветом.

И вот мы вернулись в начало – «Я» противостоит солнечному «Ты»; отличие в том, что Солнце, претерпев медленную смерть и расчленение от наших рук, теперь гораздо живее, чем прежде. То же самое происходит и в надчеловеческой сфере в целом – в сфере Жизни, Земли и Солнца, звезд и самого космоса; все наши боги погибают, чтобы возродиться в нас, и наше общественное наследие– одновременно орудие убийства и необходимый результат этой смерти. М-р Кристофер Доусон[115]115
  Мистер Доусон пишет: «Именно в связи с солнечной религией, монархией солнца и загробной жизнью на небесах появляется первая отчетливая концепция закона правосудия, одновременно социального и божественного. Маат – Правосудие – первое абстрактное божество, она одновременно дочь бога Солнца и сила, которая вдохновляет и делает законным повеление царя». (Religion and Culture, р. 120). Но с развитием юриспруденции она секуляризуется: солнечное становится человеческим.


[Закрыть] и прочие абсолютно справедливо указывают на религиозные истоки светской культуры; но позитивисты так же оправданно настаивали долгое время, что наука расширяется за счет аннексии территорий, принадлежащих вере. Как рождение культуры связано с живыми богами живой религии, так и ее развитие сопряжено с их медленной смертью. Человек не может обойтись без богов, ибо он живет благодаря бого-убийству. Его прогресс – это их регресс[116]116
  Однако многое зависит оттого, каким образом мы теряем свою религию и убиваем своих богов. Как указывал сэр Уильям Митчелл Рамзи, снижение плодовитости и населения Малой Азии было тесно связано с тем, что люди стали меньше почитать Мать-Землю.


[Закрыть]. Он расширяется, вбирая в себя объект, устраняя свои проекции, заменяя трансцендентное имманентным. Наконец, в окружающей Вселенной становится почти пусто, а человек надувается так, что готов лопнуть. Сейчас мы находимся в таком рискованно взрывоопасном состоянии. Все или почти все, что можно было получить за счет временного переноса божества из небесных в земные и человеческие обители, мы получили, и пришло время восстановить в правах божественный объект. Теперь нам нужно признать свою одержимость[117]117
  Первобытные люди, отмечает Юнг, считают, что их боги – сугубо внешние существа. «Того, что они имеют природу проекций, не осознавали. В эпоху Просвещения люди впервые заметили, что боги существуют лишь в качестве проекций. Однако это их уничтожило. Психологические функции, соответствующие им, однако, отнюдь не уничтожились, а ушли в бессознательное и тем самым стали отравлять людей избытком либидо, которое раньше направлялось на служение божественному образу». Two Essays on Analytical Psychology, p. 99.


[Закрыть], ведь то, что мы считали просто своей наукой, – на самом деле наука ангелов – не только добрых, – которые обитают в нас. Вредно вытеснять их дальше. Проекция стала необходимой: этому учит новая ангелология. «Наша душа должна вмещать Небо и Землю, Ангелов и Людей, Бога и все сущее; так мы станем славными личностями», – говорит Траэрн[118]118
  Centuries of Meditations, II. 84.


[Закрыть]; но проблема в том, что в таких рамках они начинают тяготить нас и обычно проявляются, скорее, как демоны, чем как боги, и в итоге мы избавляемся от них[119]119
  Юнг указывал, что, с другой стороны, когда архетипические фигуры становятся целиком внешними и проецируются, они остаются неосознанными в качестве психического фактора и во многом утрачивают свою творческую мощь. (Psychologic und Alchemie, р. 23) Мы нуждаемся не в тотальной первобытной проекции и не в тотальном современном отчуждении, но в их союзе. Нас не устроят ни слова Кириллова «Если нет Бога, то я – Бог» из романа Бесы, ни слова Фалеса «Все полно богов».


[Закрыть].

Вообще, дуализм тела – разума, который возник за многие столетия до того, как Декарт выразил его в явной форме, имел гораздо более существенные последствия, чем мог предположить Декарт: этот дуализм разорвал Вселенную на части, от звезд до червей.

Подпись на рис. (сверху вниз):

Физический мир

Сознание

Бессознательное

«Вне времени»

«Вне пространства»

Пространственно-временной

На мир спустился непроницаемый железный занавес с острым краем, оставив на той стороне мертвый физический мир, многоуровневое кладбище богов, а на этой – многоуровневый человеческий разум. А затем, примерно через три столетия, будто человек еще недостаточно отделился от природы, появился второй предохранительный экран: Фрейд окончательно разделил, с одной стороны, явное объективное содержание разума– его «явные идеи о внешней реальности», а с другой – его тайные операции, его субъективные механизмы и смыслы. За этим вторым экраном находится сознающий ум; на этой стороне лежит бессознательное. Итак, мы имеем не единый мир, а три псевдомира – внешнее царство природы, город разума и сокровенную цитадель скрытых психических процессов.

В принципе, мы видим три иерархии. Во-первых, лишенную разума иерархию в пространстве; во-вторых, бестелесную иерархию, которая, хотя в разделах ее науки и отражается первая, сама находится вне пространства; в-третьих, иерархию, одновременно бестелесную и неразумную в обычном смысле, индивидуальное и коллективное бессознательное; она, казалось бы, частично (а то и целиком) отражает первую и вторую иерархии, но сама находится не только вне пространства, но в некотором роде вне времени[120]120
  Для Юнга коллективное бессознательное – хранилище всего нашего древнего прошлого, которое продолжает в нас действовать. Это «всевластное хранилище наследственного опыта неисчислимых миллионов лет, эхо доисторических мировых событий… некий вневременной образ мира, где определенный аспект вечности противопоставляется нашему сиюминутному миру сознания. Речь идет ни больше ни меньше как о другом мире, Зазеркалье, если хотите». Contributions to Analytical Psychology, p. 162 (См. Seelenprobleme der Gegenwart, p. 175). Более того, в бессознательном «еще действуют те силы, которые люди всегда проецировали в космос в виде богов и там поклонялись им, совершая жертвоприношения… Многообразные обряды и верования, которые с древнейших времен играют огромную роль в истории человечества, опираются не на случайные открытия и мнения отдельных людей, но куда больше обязаны своим происхождением существованию мощных сил бессознательного, которыми мы не можем пренебрегать, не нарушив равновесия психики». С. А. Р., р. 161.


[Закрыть]. Неудивительно, что, когда мы таким образом разделили Вселенную натрое, у нас остается три абстракции, просто воспоминания о целостности, ее останки. Грубо говоря, первая часть – чистая материя без сознания, вторая – чистое сознание без материи, третья – ни материя, ни сознание. Все три, оставаясь разделенными, – фантомы и нелепости. Несомненно, гильотине пришлось упасть, и она упала дважды, но сейчас важнее исцелить нанесенные ею раны. Ведь существует одна иерархия, в которую входят «Я» и «Ты», субъективное и объективное, здесь и там, разум и тело, бессознательное и сознание; в зависимости от того, как посмотреть. Чтобы увидеть реалистичную Вселенную, эти три иерархии нужно наложить друг на друга. А это требует коперниканской революции, беспрецедентно масштабной и подробной. Во-первых, нужно признать, что каждый раздел науки – разум собственного предмета; тогда астрономия на самом деле станет наукой о звездах, биология – наукой о Жизни и т. д. Во-вторых, наше искусство должно вырвать из своей человеческой тюрьмы в большой мир, чтобы красота вновь получила космический статус; тогда мы вновь сможем слышать в своей приятнейшей музыке ангельские голоса[121]121
  «А может, музыка – невнятная Речь ангелов на земле?» – писал Фредерик Уильям Фабер, сочинитель псалмов. Ср. Генрих V, 1.1:
«…и в тот же миг,Как некий ангел, появился разумИ падшего Адама прочь изгнал,Преображая тело принца в рай,Обитель чистую небесных духов».  О произведении искусства как по сути надличностном см.: Jung, op. cit., рр. 233 ff. Парадокс, указывает Юнг, состоит в том, что нечто овладевает художником и заставляет его творить, однако творение принадлежит ему. В своих проповедях для университета Ньюман говорит, что наши «загадочные сердечные движения и пронзительные эмоции», как и вдохновение, исходят из более высокой сферы: «они – голос Ангелов». Ср. Swedenborg, True Christian Religion, 235.


[Закрыть], сыновей Бога, кричащих от радости, гармонию сфер; и каждого настоящего художника будут реально – а не метафорически – почитать как инструмент божественного вдохновения. В-третьих, структуру религиозного опыта нужно вновь присоединить к структуре космоса, объединив Небеса с небом, ангельские чины со звездными системами, нравственный порядок с научным; тогда звездные нимбы святых больше не будут только очаровательными украшениями, Вознесение – просто мифом, а мистическая лестница Иакова – пожарным выходом во фрейдистском сне.

Канта наполняли изумлением две вещи: небосвод, усыпанный звездами, и внутренний нравственный закон. То, что они разделились, стало трагедией и для него, и для нас[122]122
  Для Плотина, пишет д-р Инге, «соответствие, которое в итоге нужно установить между иерархией существования и ценностей, – это вопрос веры. Вся его философия строится на этом предположении». Обратное убеждение, что ценности и существование образуют независимые ряды, гораздо менее разумно, хотя и лежит в основе богословия Ритшля. The Philosophy of Plotinus, I. p. 132.


[Закрыть]. Но другого выхода не было. Порядок сознающего ума – это порядок природы, но и тот, и другой порядок можно осознать, лишь если этот факт забудут, их разделят, а природу станут изучать так, словно она совершенно чужеродна разуму. Опять же, порядок бессознательного – это порядок сознания, но если их четко не различать, все останется туманным. Звездный интеллект раскрывается не в процессе самоанализа, а при изучении неразумных звезд; ангельское искусство реализуется не во внутренних фантазиях, а во взаимообмене со строгими данными физики; внутренний нравственный закон отделяется от ночного неба, и тем самым приближается к нему. Естественная история ангелов показывает, что такова их суть.

С тех пор, как мы перестали думать об ангелах, наша ангелология сильно продвинулась вперед. Возьмем, к примеру, то, что Фехнер называл их сравнительной анатомией. «Философия подрежет ангелу крылья», – сообщает Китс[123]123
  Lamia, II. 234. И, конечно, крылья нужно было подрезать: шесть крыльев – слишком много, особенно когда они крепятся к голове, за отсутствием тела. Ангелы неизбежно становились, с одной стороны, слишком фантастическими существами (например, в соборе Осера они изображены верхом на лошадях), а с другой, слишком повседневными (на некоторых картинах XVII в. они выглядят как няньки, стирающие одежду младенца Иисуса). Худшая версия ангелов – анемичные викторианские бесполые существа Т. Гамбье Парри в ночных рубахах до щиколотки, которые держат в зубах орудия, похожие на трубочку для стрельбы горохом.


[Закрыть]; и (нужно добавить) также руки и ноги.

Херувим: Рафаэль

Ведь ангельские сонмы в философии природы сияют лишь как сферы, диски и спирали, лишенные конечностей. Однако по этой причине они восхищают сильнее, чем великолепные, но бесплодные конструкции Псевдо-Ареопагита, а их эмпирическое исследование почти во всех отношениях полезнее. Анатомия небесных начал и сил, их физиология, их объемы и вес, оттенок и температура тела, возрастные группы и продолжительность жизни, систематика и виды, их естественная история – всем этим занимается наука, которая незаметно для себя говорит об ангелах, при условии их мнимой смерти. Что касается психологии этих существ, то у нас есть строгая ватсоновская наука, небесный бихевиоризм, такой непреклонный, что не возникает соблазна приписывать ее предмету «разум», «сознание» или «жизнь». Кому (кроме Фехнера и автора этой книги) пришло бы в голову применять интроспективный метод психологии к звездам[124]124
  Иногда Фехнер говорит о высших душах так, словно они недостижимы для человека, в других же случаях он выражает противоположную точку зрения: «В определенном смысле психологию духа, стоящего выше нас, можно считать эмпирической наукой, как и психологию нашего духа, ибо наш собственный дух отчасти выражает высший». (Lowrie, р. 154).


[Закрыть]?

В некотором важном отношении любая наука, независимо от ее иерархического уровня, – наука психологическая. Она опирается и на бихевиоризм, и на интроспекцию, в зависимости от точки зрения[125]125
  Вслед за Лейбницем {Монадология, 72), я считаю, что, за исключением Бога, скорее всего, не существует «духов без тел, стоящих выше человека».


[Закрыть]. Когда внимание направляют на объект, а деятельность ученого-наблюдателя (которая соответствует статусу объекта) игнорируют, мы видим бихевиористскую психологию соответствующего уровня; когда внимание направляют на саму научную деятельность, мы видим интроспективную психологию этого уровня. Но чтобы стать по-настоящему интроспективной, психология считает себя чисто бихевиористской. И этот метод не-самосознающей объективности, несомненно, работает. Тайком перенося любые следы жизни, разумности и ценности из объекта там в субъект здесь[126]126
  Например, Ричард Бентли, богослов XVIII в., объявляет в своих лекциях в Бойле, «что душа одного добродетельного и религиозного человека ценнее и превосходнее солнца, его планет и всех звезд в мире». Как будто эта душа не имеет ничего общего с солнцем, планетами и звездами!


[Закрыть], в процессе сводя или возвышая эти накопленные богатства до своего, чисто человеческого уровня, мы собрали здесь огромные (хотя и горючие) запасы – содержание новой ангелологии. Теперь встает проблема не производства, а распределения: по вертикали и горизонтали, в пространстве и во времени[127]127
  «Мир культуры разрастался, пока не подчинил себе мир природы и не отодвинул границы сверхчеловеческого духовного мира за пределы сознания. И поскольку человек стал всем во всем, вполне естественным стало мнение, что религия – тоже сугубо человеческий феномен, принадлежащий миру людей и не связанный с какой-то внешней реальностью» Christopher Dawson, Religion and Culture, p. 27.


[Закрыть]. Нам нужно распределить этот материал вертикально, вернув его на подобающие уровни иерархии; нужно распределить его горизонтально, вернув от субъекта объекту; в пространстве, вернув его из Центра здесь в каждый регион Там; во времени – из Центра сейчас в каждый регион Тогда. Точнее, нужно признать двойственность его положения: в вертикальном плане этот материал – одновременно человеческий и дочеловеческий, человеческий и надчеловеческий, человек-от-ангела и ангел-от-человека; в горизонтальном плане он одновременно объективный и субъективный, обладающий тем и другим свойством, поляризованный, я-от-другого и другой-от-меня; в пространстве он располагается не просто здесь или там, а здесь-оттуда и там-отсюда; во времени – не просто теперь или тогда, а теперь-из-тогда и тогда-из-теперь. В терминах III главы проблема ангелов – это проблема их проекции[128]128
  А проекция означает отражение. Так, Гюго говорит: «Грезы – снаряды звезд; миллионы солнц пронзают потолок, и вот они озаряют твою комнату». Les Tables Tournantes de Jersey, p. 378.


[Закрыть], но проекции предельно сложной и многообразной; ангелы должны облететь все уголки Вселенной, не покидая нас. Ибо нами владеет такой несметный Легион, что только вся пространственно-временная природа может стать его воплощением.

Огромное внутреннее столпотворение деклассированных (нераспределенных по вертикали[129]129
  Гёте совершает такое распределение. Настоящая религия, говорит он, является плодом тройного благоговения – благоговения перед тем, что выше нас, перед тем, что ниже нас, и перед равным. Wilhelm Meister's Wanderjahre, II. I.


[Закрыть]) бестелесных духов быстро дает о себе знать: оно во многом стало причиной растерянности и богатой почвой для уловок и нелепостей. Рассмотрим, например, центральное понятие нашего времени, которое едва не боготворят, – бессознательное. Что еще имеет такие прочные эмпирические основания, как эта надстройка в виде бессознательных мотивов, бессознательных мыслей, бессознательных эмоций, и одновременно (в нынешнем виде) содержит в себе такое вопиющие внутреннее противоречие[130]130
  Недостаток психологии сознания, как указывает Фрейд, состоит в том, что сознательные процессы, которые она описывает, не образуют непрерывного ряда, но содержат множество лакун и, очевидно, зависят от чего-то иного; и это иное носит психический, но бессознательный, характер. Вообще, сознание – скорее, случайное явление в психике, чем ее существо; по словам Эрнеста Джонса, это «одно из свойств психики, вовсе не обязательное». См., напр., Freud, An Outline of Psycho-Analysis, рр. 16-8; Ernest Jones, Psycho-Analysis, p. 121.


[Закрыть]? И бессознательные психические процессы часто (мы уверены в этом) разумнее сознания: мысль без мыслящего – настоящее чудо, чудо людей, которые якобы не верят в чудеса! И все мы верим в действия, называемые бессознательными: нас интересуют не факты, а их интерпретация. А интерпретация, которой они требуют, которая неявно (и даже частично явно) в них присутствует, предполагает иерархию. Мой тезис состоит в том, что, только распределяя так называемое бессознательное (1) по всем уровням иерархии, (2) во всем времени и (3) во всем пространстве, мы сможем осмыслить впечатляющий массив данных, который обеспечивает современная психология[131]131
  Свободно витающее, ни к чему не привязанное «всеобщее сознание» некоторых авторов ничем не лучше «бессознательного мышления» современной психологии. Д-рХ. Д. Оукли замечает (Philosophy, April, 1945), что вопрос состоит не в том (как полагают некоторые), как индивидуальное сознание возникло из всеобщего, а в том, как может возникнуть идея не-индивидуального сознания и что она может означать. Д-р Оукли справедливо отмечает, что всеобщее сознание вне самости или многочисленных самостей – химера.


[Закрыть].

(1) Я имею веские основания утверждать, что с моим сознающим умом связан ум, которого я не сознаю. Но если я стану говорить, что раз я не осознаю его содержания, его не может осознать никто, что это содержание не принадлежит никакой системе доступного опыта, меня уличат, во-первых, в терминологическом противоречии, а во-вторых, в глупом самовосхвалении. Но (можно спросить) каким же другим умам, способным взаимодействовать с моим сознанием, я могу приписать свои бессознательные процессы? Эта книга сразу дает ответ – иерархии моих дочеловеческих подчиненных и надчеловеческих начальников[132]132
  В свете доступных на сегодня данных недостаточно вместе с Хёффдингом сказать (Outlines of Psychology, р. 82), что явление, которое мы называем бессознательным, – это другая степень сознания; это одно из его свойств – другое же состоит в том, что оно в настоящий момент недоступно нашему сознанию: сейчас оно относительно бессознательно для нас.


[Закрыть]. Здесь мы в избытке видим посредников, идеально приспособленных для того, чтобы вместить все мои бессознательные психические содержания. Более того, у меня в избытке есть то, что им нужно: мои призраки встречают их трупы, и Вселенная вновь оживает. Более обобщенно можно сказать, что сейчас в мире нет непривязанного, или бесконтрольного, сознания – и a fortiori[133]133
  Тем более (лат.). – Прим. пер.


[Закрыть] непривязанного, или беглого, бессознательного; также, с другой стороны, ни на каком уровне нет никаких совершенно слепых иерархических единиц[134]134
  В аналитической психологии Юнга понятие бессознательного мышления становится даже более самопротиворечивым, чем в теории Фрейда. Ведь у Юнга бессознательное помогает сознанию и дополняет его «понятным и осмысленным» образом. Он находит подтверждения присутствия «сознания в бессознательном», что предполагает наличие там эго. Он добавляет: «Очевидно, центром трансцендентального сознания не может быть человеческое эго, поскольку оно не причастно к появлению таких переживаний (переживаний, которые делают вероятной гипотезу о наличии эго в бессознательном) и не обладает достаточной разумностью, чтобы их понять. Оно может только пасть их жертвой – или стать получателем божественной благодати». Однако подтверждения существования «тайных личностей» в бессознательном «требуют хитростей и тонкостей анализа психики». The Integration of the Personality, pp. 15–17. Cp. Psychology and Religion, pp.24, 45 ff; а также Contributions to Analytical Psychology, pp. 264, 267: «Комплексы ведут себя как совершенно независимые существа, так что первобытная теория духов, похоже, превосходно выражает их суть… Подобному тому, как души являются частями индивидуальной психики, духи – части коллективной».


[Закрыть]. С учетом некоторых оговорок, которые мы обсуждали в XII главе, каждая душа обладает телом, а каждое тело – душой. Все ангелы и демоны психоаналитика, все его загадочные фантомные механизмы – сознание, предсознание и бессознательное, Эго, Ид и Супер-Эго, коллективное бессознательное с его архетипами, автономными комплексами, Цензором, либидо, рационализацией, регрессом и смещением, сублимацией и многим другим – теперь парят в воздухе, и их нужно вернуть на Землю; этот сугубо психический ряд нужно в каждой точке надежно привязать к чисто физическому ряду, который описывают физические и биологические науки. Конечно, чтобы в принципе изучать эти два порядка, их пришлось изолировать, и, конечно, их повторный синтез – долговременная (и даже бесконечная) задача, но с каждым днем такая задача становится все неотложнее.

Иерархический характер психологических построений аналитика довольно очевиден – обратите внимание на ряд Ид, Эго, Супер-Эго. Ид – это бессознательное царство инфантильных, примитивных, животных склонностей и в особенности полового инстинкта; здесь преобладает «принцип удовольствия», аморальный и нелогичный.

Эго – это преимущественно сознательная сфера текущей объективной реальности, в меру логичная, подчиненная нравственным стандартам, арена, на котором инстинктивные влечения Ид находят определенный компромисс с запретами Супер-Эго.

Подпись на рис. (снизу вверх):

Ид → Эго → Супер-Эго

Супер-Эго представляет собой преимущественно неосознанную область того «высшего авторитета», который играет по отношению к Эго ту же роль, что суровый родитель – по отношению к допустившему промах ребенку, это нравственный критик, или совесть, куда более требовательная, чем привычный нам род совести; из этой «высшей природы» в нас возникли все религии. И эти три отдела (с некоторыми незначительными оговорками) совпадают с нашим членением целостной личности на три части – дочеловеческий, человеческий и надчеловеческий уровни. Конечно, психолог выбирает для исследования конкретный аспект этих трех отделов, другие аспекты принадлежат сфере искусства, мистицизма и физической науки; однако сами иерархические уровни – общие для всех подобных предприятий, которые стремятся различным образом осознать содержания нечеловеческих порядков и объединить его с человеческим[135]135
  Ср. Wilhelm Nndelbdmd, Introduction to Philosophy, р. 322: «Самореализация гения (именно потому, что в ней сознание достигает подсознания или сверхсознания, личное – надындивидуального, человеческое – метафизического) является искупительной силой, которую люди всегда ощущали и ценили в искусстве как божественную». Юнг тоже описывает произведение искусства как надындивидуальное: нечто захватывает создателя и использует его, даже ценой его личного благополучия. «В такие моменты мы больше не индивиды, а род». Contributions to Analytical Psychology, pp. 233 ff, 247.


[Закрыть]. И, конечно, при всем объеме и сложности фрейдистского и юнгианского убранства, его пока еще недостаточно, чтобы обустроить все этажи иерархической структуры; и все-таки работа началась: Земля и Солнце – важные фигуры юнгианского коллективного бессознательного[136]136
  The Integration of the Personality, pp. 45 ff, 122,108; cf. Joanna Field, Experiment in Leisure, pp. 175 ff.


[Закрыть], и Фрейд тоже стремился объяснить отношение между нашим инстинктом смерти и инстинктом продолжения рода с точки зрения инстинктов наших клеток[137]137
  По ту сторону принципа удовольствия.


[Закрыть].

Более того, Фрейд решительно настаивал на силе связей, объединяющих Супер-Эго и Ид: учение о симметричных парах (в моей терминологии) для него фундаментально, и эти регионы в некоторой степени обратимы. Управляя Ид, Супер-Эго обходит стороной Эго; или, как говорю я, наши подчиненные напрямую общаются с начальством и даже почти сливаются с ним. Фрейд[138]138
  The Ego and the Id, p. 48. В Очерке истории психоанализа Фрейд говорит, что «Ид и Супер-Эго часто вместе выступают против Эго, попадающего под сильное давление». Юнг пишет: «Я не могу отделить бессознательное внизу от бессознательного вверху, поскольку вижу разумность и целесообразность как внизу, так и вверху». The Integration of the Personality, pp. 15–16. Cp. Paracelsica, p.171, где Юнг указывает, что бессознательное – так же «сверхсознательно», как и «подсознательно».


[Закрыть] говорит: явления из самых глубин каждого отдельного сознания превращаются «через такое формирование идеала (Эго-идеала, или Супер-Эго) в то, что мы ценим как высочайшее в человеческой душе». Что до сложных правил или механизмов, которые регулируют иерархию аналитика, то они либо целиком совпадают с иерархией этой книги, либо уже обсуждались здесь под другими названиями. Например, зловещие рассказы аналитика о комплексах, скрытых конфликтах и психической динамике вполне естественны внутри иерархии, являющейся по сути социальной организацией; двойная определенность сознания, со стороны глубинного и управляющего бессознательного, точно описывает те условия, в которых находится служитель иерархии из главы XIV; восходящие «инстинкты жизни» и нисходящие «инстинкты смерти» – лишь разные имена главных вертикальных процессов внутри иерархии, ее основного «обмена веществ»; сублимация животных порывов, вытеснение, направленное как против Ид, так и против Супер-Эго, рационализация (в терминах, приемлемых для сознания) результатов вторжения из других регионов, неоднородный аппарат символов и мифов, драматизации, сгущения, вторичной обработки и т. д. – именно такие техники естественно применяет служитель иерархии, поскольку целиком полагается на своих подчиненных и начальников, пусть и не теряя своей идентичности. Соглашаемся мы с Фрейдом или нет, но прояснение процессов внутри иерархии, предложенной в этой книге, требует подобного ряда понятий. Физическая иерархия нуждается в психической так же, как психическая– в физической[139]139
  И, конечно же, многих фрейдистов и юнгианцев не удовлетворяет бестелесный характер изучаемых ими действующих сил. Так, д-р X. Крайтон-Миллер пишет: «Его (Фрейда) изощренную схему сознания и бессознательного, Ид и Эго однажды подтвердят или отвергнут, в зависимости от того, удастся или нет согласовать ее со строением центральной нервной системы». Psycho-Analysis and its Derivatives, p. 128. Ср. обращение доктора X. Девайна в психиатрическую секцию Королевского медицинского общества от 8 ноября 1932 г.
«Небо, полное ангелов, – не сказка, и я была тамВ незапамятные времена, ребенком».  (Кэтлин Рейн, The Sky of Angels в сборнике The Pythoness and Other Poems).
  – По меньшей мере, то, что человек тысячелетиями делает подобные утверждения – важный естественный факт, описывающий человеческий разум – неизменная особенность Природы, которую изучает психолог.


[Закрыть].

(2) Одноуровневую дофрейдистскую психологию сознания вытеснила глубинная психология, которая взяла на себя задачу распределения человеческого разума по всей иерархии. Но такого вертикального распределения недостаточно. Как указывают бесчисленные факты, требуется латеральное распределение во времени, чтобы разум человека сейчас смог переноситься в другие эпохи и (в конечном итоге, в принципе) во всякое время. К нему помогли подобраться распространенные проявления памяти и предвосхищения, а также исторические исследования; и сегодня, как показывает анализ, наш психический аппарат содержит в себе не только самое раннее детство, но и всю нашу коллективную историю. Аналитик не сможет приблизиться к пониманию текущего состояния своего пациента, пока не посмотрит на него как на одного из бессмертных, жизнь которого – жизнь древних эпох[140]140
  Юнг уподобляет бессознательное почти бессмертному коллективному человеку, в распоряжении которого находится опыт многих миллионов лет и без целенаправленной деятельности которого мы не могли бы жить. Modern Man in Search of a Soul, pp 117,215-6.


[Закрыть]. Это распределение, или проекция во времени, имеет четыре аспекта – оно направлено в прошлое и будущее, на низшие и высшие ряды. Так, Фрейд, обращаясь в прошлое, связывает Ид с «органической» и до-индивидуальной историей, а Супер-Эго – с «культурной» и надиндивидуальной историей; и указывает, что эти две истории тесно переплетаются[141]141
  См., напр., An Outline of Psycho-Analysis, р. 79.


[Закрыть]. Так же и Юнг, обращаясь в будущее, считает середину жизни временем подготовки к смерти – и не просто смерти, ведущей вниз, в царство материи, но и ввысь, в «коллективную психику, из которой в детстве он некогда с большим трудом вышел»[142]142
  Jolan Jacobi, The Psychology of C. G. Jung, p. 141. Ср. с тем, что Юнг пишет в работе Современный человек в поисках души (р. 128–131): «Бывает, что мне приходится говорить немолодому пациенту: "У вас атрофировано представление о Боге или идея бессмертия; поэтому в вашей психике нарушен обмен веществ». Древний athanasiaspharmakon, эликсир бессмертия, – нечто более глубокое и осмысленное, чем мы полагали раньше».


[Закрыть]. Как ясно показывает это исследование, на этом уровне у нас почти нет истории: все дороги, которые ведут из настоящего, восходят на вершину иерархии или спускаются вниз, к ее основанию. Психоанализ и возникшие из него течения только приступили к их изучению.