Текст книги "День, когда мир перестал покупать"

3
Время не то чтобы становится странным, просто это время иного рода

На стоянке Garden State Plaza, где можно купить все, от эконом-сета в McDonald’s до роскошного кроссовера Tesla, помещается одиннадцать тысяч автомобилей. В этот день она почти пуста, и вокруг торгового центра изгибается однотонная полоса асфальта графитового цвета. Дети играют в хоккей с мячом перед закрытым магазином Macy’s. Голубые сойки кричат, сидя на элементах ландшафтного дизайна. Изредка по шестиполосному шоссе проносятся машины. В этом покое, этой тишине есть что-то апокалиптическое, напоминающее коронавирусный локдаун. Торговый центр закрыт? Должно быть, случилось что-то серьезное.

«Когда-то это было таким же привычным, как и все американское», – сказала мне Джудит Шулевиц, автор книги The Sabbath World. Garden State Plaza находится в Бергене – последнем округе в США, где все еще запрещена торговля по воскресеньям.

Как мы знаем, это почти неслыханно, чтобы люди по собственному выбору отказались делать покупки, но в округе Берген раз в неделю именно так и происходит. Это, кстати, не какой-то изолированный религиозный анклав, где мода не меняется с XVII века. Отнюдь, Берген находится рядом с Нью-Йорком, сразу за рекой Гудзон; вы можете добраться туда за полчаса от Таймс-сквер. Почему законы о закрытии магазинов по воскресеньям сохранились в округе Берген? «Парамус, – говорит Пол Контильо. – Такой ответ я могу вам дать: Парамус. Дело в самом масштабе того, что здесь творится».

Город Парамус – экономический центр округа Берген, а Контильо, которому сейчас за девяносто, – легенда Бергена, успевший за свою жизнь поработать почти на всех политических должностях, какие только есть в округе. Седовласый, голубоглазый и аристократичный, он идеально подошел бы на роль римского сенатора в кино. Когда он переехал в Берген из Бруклина в 1955 году, Парамус был сельским районом (олени, лисы на заднем дворе), и люди покупали все необходимое на главных улицах окружных центров, таких как близлежащий Хакенсак. Сегодняшний Парамус – сочетание тенистых улиц, белых колониальных домов и абсолютной вакханалии торговых центров, дисконтных магазинов и супермаркетов.

Начиная с 1950-х годов дисконтные магазины (аутлеты), заманивавшие нью-йоркских покупателей, начали вырастать, как грибы после дождя, вдоль окружавших Парамус шоссе; Берген также стал одним из первых мест, где появились пригороды, спланированные под торговые центры. Местные семейные магазины, опасаясь, что им придется работать семь дней в неделю, чтобы не прогореть, сформировали лобби с церковными группами и жителями, обеспокоенными дорожными пробками, и еще до открытия первого настоящего торгового центра Парамус принял свои «голубые законы», ограничивающие воскресную торговлю. (Историки говорят, что этот американский термин для обозначения законов о закрытии заведений в воскресенье происходит от цвета бумаги, на которой первые поселенцы-пуритане печатали правила дня отдохновения, или же от сленгового названия пуританства в ту эпоху.)

К концу 1957 года в Парамусе располагался крупнейший в стране торговый комплекс. Его влияние на небольшие местные розничные магазины в округе действительно оказалось значительным. За три года десять процентов предприятий на главной улице Хакенсака закрылись. Законодатели Нью-Джерси решили позволить каждому округу штата провести референдум по поводу запрета на продажу одежды, мебели, бытовой техники и строительных материалов по воскресеньям. Более половины округов штата проголосовали за, включая Берген, который вскоре почти полностью запретил воскресную торговлю. США в целом постепенно стали самой саббатарианской страной в мире. К шестидесятым годам в каждом штате, кроме Аляски, существовали те или иные правила, ограничивающие продажи в воскресенье. Возможно, не всем очевидно, насколько это в действительности радикально. Идея о закрытии магазинов по воскресеньям звучит нелепо для современных ушей, но если бы она была воплощена завтра, то немедленно привела бы к сокращению времени шопинга на 15 %.

Только в Бергене сохранился полный набор «голубых законов» – не вопреки, а в результате роста потребительской культуры. Шесть дней в неделю Берген, и особенно Парамус, представляет собой сверхсовременный базар распродаж, безделушек, трендов, стилей, развлечений и технологий, упакованных в такие торговые центры, где отпечатки ваших ботинок моментально вытирают до блеска. На один день в неделю это прекращается. Отдыхая в своем доме воскресным утром, Контильо говорит, что закрытие популярно по идеологическим, религиозным и культурным соображениям.

«Это семейный день», – объясняет он. Люди собираются вместе, чтобы поесть, поговорить, выпить, заняться спортом, съездить на побережье. «Или просто ничего не делать». Можно ли считать это актом антипотребительства? «Мы здесь говорим иначе, – отвечает Контильо. – Мы называем это качеством жизни».

Что вообще делают люди, когда перестают ходить по магазинам? Мы уже почти забыли об этом, пока вспышка коронавируса не поставила потребительство на паузу. На протяжении более чем целого поколения мы жили в экономике без-перерыва-и-выходных, с растущим списком магазинов и ресторанов, открытых триста шестьдесят пять дней в году. Даже если вы находились в каком-нибудь экзотическом месте, скажем, Бутане или Антарктиде, где потребительская культура еще не оккупировала каждый момент повседневной жизни, вы всегда могли посмотреть фильм на своем смартфоне или потратить 2300 долларов в интернет-магазине на программируемую, управляемую с приложения насадку для душа. Возможность покупать вещи в любое время и в любом месте стала восприниматься как нечто совершенно естественное, и вскоре мы забыли, что когда-то было по-другому.

Но этот образ жизни был одновременно новым и необычным. В богатейших странах мира закрытие предприятий в воскресенье было широко распространено всего лишь тридцать лет назад – достаточно недавно, чтобы многие люди помнили, как учились водить машину на пустых парковках торговых центров или подростками бродили по пустому центру города. В тот день, когда мир перестанет покупать, возродится старая, даже, если угодно, древняя архитектура времени, сосредоточенная на часах, которые больше не тратятся на работу или расходы. Это первое изменение, начинающее высвобождать пространство для личной трансформации.

Даже самые первые человеческие культуры наслаждались днями отдыха от экономической жизни, но идея выделить один день в неделю как перерыв от работы практической, чтобы освободить место для работы духовной, началась с еврейского шаббата – того, что израильский поэт Хаим Нахман Бялик назвал «самым выдающимся творением еврейского духа». В этой традиции шаббат был днем прекращения созидания, днем, определяемым ощущением шинуи – изменения. Это был ранний акт сопротивления идее о том, что каждое мгновение нашей жизни должно быть заполнено делами, заработком и торговлей, то есть, иначе говоря, сопротивления самому времени, каким мы его знаем.

Еврейский шаббат приходится в основном на субботу, но на большей части земного шара днем отдохновения стало воскресенье. Это началось тысячу семьсот лет назад, когда римский император Константин, принявший христианство, запретил официальное предпринимательство и производство по воскресеньям. С тех пор воскресный шаббат стал днем музыки, пиршеств и выпивки; днем нравственной чистоты, когда такие преступления, как стремительная езда верхом, могли наказываться арестом или даже поркой; днем просмотра спортивных соревнований по телевизору. Так или иначе, это всегда был день, когда следует перестать работать – а также ходить по магазинам.

В конце 1940-х годов организация под названием Mass Observation («Массовое наблюдение»), проводившая социальные исследования, решила определить, чем именно люди в Великобритании занимаются по воскресеньям. Это исследование проводилось в атмосфере цейтнота. В Лондоне по воскресеньям уже начали работать пабы, общественный транспорт, музеи и кинотеатры, а также некоторые места отдыха и развлечений, например бассейны. Тем не менее большинство заведений оставалось закрытыми, включая рестораны и кафе, а организованные виды спорта были запрещены. За пределами Лондона по воскресеньям закрывалось почти все. В Шотландии даже детские качели запрещались к использованию – нечто подобное повторилось лишь через семьдесят лет, когда во время пандемии игровые площадки опечатали лентой с надписью

«ОСТОРОЖНО».

Христианство тогда уже несколько десятилетий не являлось главной силой, стоявшей за британским днем отдохновения. К тому времени, когда Mass Observation начало проводить опросы на улицах, только трое из двадцати человек посещали церковь по воскресеньям – это меньше людей, чем ходило в пабы, и вдвое меньше, чем работало в своем саду. Еще одно причудливое сходство с пандемией можно усмотреть в том, что большинство людей вообще не покидали своих домов. Главным воскресным занятием, если его можно так назвать, была не погоня за счастьем, а бесцельное времяпровождение.

Люди чесали языками. Они дремали и спали. Они играли в карты, пили чай, подрабатывали, писали письма. Они оправлялись от похмелья после субботней ночи. Некоторые навещали друзей, пожилых родственников или инвалидов. В хорошую погоду, которая не так уж часто радовала Британию до изменения климата, они толпами отправлялись в парки, на пляжи и в сельскую местность. Молодые люди особенно часто ехали на велосипедах в однодневные экскурсии, которые кажутся невероятными по сегодняшним фитнес-стандартам: например, они проезжали сто сорок километров из Лондона в Саутенд-он-Си и обратно. Они устроили себе развлечение в районе Хаммерсмита на велосипедной гоночной трассе, построенной там, где немецкие бомбы сровняли с землей несколько домов во время Второй мировой войны – здесь члены соперничающих молодежных клубов гонялись за славой в шлемах, резиновых сапогах и костюмах из искусственной кожи.

Аналитики Mass Observation подытожили общее отношение британцев к воскресеньям словами одного пятнадцатилетнего подростка: «Ничего особенного никогда не происходит, и все же я бы не назвал это скучным». Двум из трех человек этот день нравился таким, какой он был, а многие другие испытывали к нему как минимум смешанные чувства. Всего за несколько лет до этого пара тоскующих по дому британских солдат, заключенных в сингапурский лагерь военнопленных Чанги, написали песню[3]3
  Она называется «That Sunday Morning Feeling».


[Закрыть] о воскресенье в Лондоне. В ней перечислены различные развлечения, которые недоступны в воскресенье, и всевозможные события, которых в этот день нет. «Это может показаться забавным, – поется в песне, – но нам это нравится».

Воскресенье было не просто жизнью на низких оборотах, а совершенно особенным днем. Днем с шинуи. И с «оргией чтения газет», как выразились специалисты Mass Observation. Девять из десяти человек читали в воскресенье по крайней мере одну газету, а более четверти – три или более. Кроме того, читали они тоже иначе. Во время напряженной рабочей недели люди в основном следили за ежедневными новостями. По воскресеньям же они читали более вдумчиво (длинные статьи, дававшие контекст недавним событиям), но также и более поверхностно (развлекательные новости, сплетни и скандалы). А еще они много слушали радио.

Люди по-другому питались, готовя сытные и сложные обеды. Одной группой, примечательной двойственным отношением к воскресеньям, были домохозяйки, которым приходилось делать дополнительную работу. Одевались люди тоже иначе – в «лучшие воскресные наряды», причем независимо от того, ходили они в церковь или нет. Они даже пили иначе, потягивая пиво в пабах в значительно более медленном темпе.

Напрашивается очевидный вывод: сами люди по воскресеньям становились другими.

Это запечатлено в преображении – словно бы во время полнолуния – офицера полиции и его подопечных за кружками пива в английском сталелитейном городке:

«Пятидесятилетний инспектор полиции приходит в бар каждый полдень и выпивает две или три полпинты горького [пива]; при этом он никого не угощает, и никто не угощает его. В воскресный же полдень он выпивает целых девять полпинт горького – его угощают, а он, в свою очередь, покупает выпивку другим. Это происходит каждое воскресенье».

Отчет Mass Observation дает нам представление о людях, много практиковавшихся в использовании этого особого вида времени – и умевших делать это очень хорошо. Когда начались закрытия заведений из-за Covid-19, мы узнали, что современные люди таким умением в основном не отличаются. Столкнувшись с необъятной массой времени, свободного от поездок на работу, покупок, путешествий, еды в ресторанах и бесчисленных других отвлекающих дел, многие из нас почувствовали нечто похожее на страх. Медиа почти сразу же наполнились идеями по самосовершенствованию: нам предлагалось выйти из самоизоляции с более плоским животом, идеально организованными шкафами, дипломом по приготовлению домашнего соуса голландез и умением бегло говорить на иностранном языке. Если первоначальное представление о шаббате состояло в том, чтобы не заниматься никакой преднамеренной деятельностью (выпечка хлеба или даже замес теста были запрещены), то золотой стандарт в первые недели пандемии требовал прямо противоположного. Повсеместно ощущалась неспособность ухватиться за то, чего, по признаю многих из нас, мы так жаждали.

Термин «временной голод» иногда используется для описания чувства беспощадной занятости XXI века. В основе этого чувства лежит противоречие: строго говоря, количество часов, которые среднестатистическое домохозяйство тратит на оплачиваемый труд и работу по дому, мало изменилось за многие десятилетия. Проблема в том, что теперь мы заполняем чем-то каждый свободный час. Если в середине XX века англичане бездельничали в день отдохновения, то лишь потому, что больше делать им было нечего. Сегодня, конечно, вы можете посидеть в кафе, встретиться с друзьями в ресторане, посетить аквапарк, пройтись по аллее бутиков, научиться прыгать с парашютом или сходить на постановку «Смерти коммивояжера» в местном театре – в дополнение к более традиционным занятиям, таким как рукоделие, садоводство, выгул собак и поддержание социальных контактов. То, что случилось со свободным временем, хорошо иллюстрирует пример смартфона, который, как стиральная машина, потенциально мог стать устройством, экономящим время. Он предлагал нам беспрецедентные возможности по организации нашей жизнь «на лету», но мы, вместо того чтобы выполнять то же количество дел за меньшее время, вместили в свое расписание больше дел. Как сказал антрополог Дэвид Каплан на рубеже нового тысячелетия,

«быть потребителем в таком обществе – это и есть работа».

Многие люди действительно испытывают дефицит свободного времени – будь то из-за личных амбиций, жестких требований работодателей или тяжелого финансового положения в связи с низкой оплатой труда. Чего нам всегда не хватало, так это вялого, неторопливого, по-настоящему свободного времени, дней и часов, которые тянутся долго, а не проходят незаметно. Это изменилось, когда из-за коронавируса миллионы людей стали неделями сидеть дома. Внезапно все заговорили о том, каким пластичным стало время, иногда пролетающее листом на ветру, а иногда зияющее открытой раной. Проблема была не только в том, что нарушились наши привычные планы и графики. Мы столкнулись с совершенно иным видом времени – некоммерческим временем.

В Америке иски против запрета на торговлю по воскресеньям неоднократно рассматривались в Верховном суде США. Вердикт по наиболее важному из таких дел был вынесен в 1961 году. Сотрудники универмага в Мэриленде были оштрафованы за продажу в воскресенье папки с тремя кольцами, банки воска для пола, степлера со скобками и игрушечной подводной лодки. Обвиняемые утверждали, что законы о закрытии магазинов нанесли им экономический ущерб, навязав догматы христианской религии. Суд с этим не согласился. В своем решении главный судья Эрл Уоррен написал, что соответствующие законы защищали не религиозный шаббат, а «особую атмосферу», которая в полной мере сохранилась при переходе к светскому мультикультурному обществу.

«Штат стремится выделить один день из всех остальных как день отдыха, передышки, непринужденности и спокойствия – день, который все члены семьи и общины имеют возможность провести вместе, день, когда можно насладиться относительной тишиной и отстраненностью от повседневного напряжения коммерческой деятельности, день, когда люди могут навестить друзей и родственников, занятых в рабочие дни», – говорилось в постановлении суда. В США таким днем стало воскресенье. Суд поддержал запрет на торговлю в воскресенье как форму свободы, которой пользуются все.

Люди, опрошенные Mass Observation в Великобритании в 1949 году, понимали свой день отдохновения примерно так же. В то время общественность призывала к «разнесению» отдыха – системе, которую мы имеем сегодня, когда разные люди берут разные выходные дни. Были также пожелания «раскрасить» воскресенья путем расширения возможностей для посещения галерей, кинотеатров, спортивных мероприятий, кафе, ресторанов и даже магазинов. Сразу же стала очевидной дилемма:

«Если просьбы о более интересных воскресеньях будут удовлетворены, то не превратится ли это в день, когда половина населения будет работать, чтобы развлечь другую половину? Каково же решение?»

– писали сотрудники Mass Observation.

На карту было поставлено некоммерческое время: «старый дуализм жизни», как выразился английский писатель Дэвид Герберт Лоуренс. Более века люди в богатейших экономиках мира придерживались «остроумного договора», как называет его Фрэнк Трентманн в «Империи вещей» – своей мировой истории потребительской культуры. Шесть дней в неделю господствовала набирающая темп коммерческая культура; один день выделялся почти полным отказом от нее. Сегодня кажется нелепым, что нельзя взять напрокат велосипед, выпить латте или провести три часа в строительном магазине, решая, в какой оттенок белого – бежевый? кремовый? – покрасить гардеробную. Можно смеяться над тем, что в 1980-х годах Парамус пытался запретить воскресную работу компьютерных мейнфреймов. Но главной заботой было не благочестие, а тот неприятный факт, что каждая новая коммерческая деятельность в воскресенье приближала исчезновение некоммерческого времени, когда почти никто не работает и не потребляет.

Интервьюируемые Mass Observation также предвидели и самую продолжительную современную эпидемию – одиночество. Воскресенья они обычно проводили с другими людьми. В 1949 году насчитывалось пятьдесят два воскресенья, плюс британские праздники, когда вы могли быть уверены, что все, кого вы знаете и не знаете, свободны от работы и ничем особенно не заняты, кроме чтения кипы газет. Шестидесятишестилетний дворник, который даже не любил воскресенья и находил их скучными, все же высказался решительно против разнесенных выходных. «Это было бы хуже, чем воскресенье, – сказал он. – Это означало бы потерять контакт со всеми».

Когда мы распределили выходные дни и «раскрасили» воскресенья, мы фактически сделали коммерческое время непрерывным. Нет, люди не перестали дремать, гулять или играть в карты в свободные часы, по крайней мере не совсем; принципиальное различие заключается в том, что сегодня мы все делаем это по индивидуальному расписанию. Между тем, все другие формы сопротивления постоянному производству и потреблению, начиная с закрытия магазинов в День благодарения, Рождество и по ночам, и заканчивая обедом посреди рабочего дня с тремя мартини в Нью-Йорке и пинтой пива в Лондоне, постепенно были побеждены. В Израиле суббота сейчас – самый оживленный торговый день недели. Политики в Испании мало-помалу свели на нет законы о закрытии заведений в воскресенье, а равно и традиционном ежедневном перерыве страны на сиесту. Исторические цитадели саббатарианства, такие как Англия, Германия и Франция, почти полностью отменили ограничения на воскресный шопинг в крупных городах. Когда несколько лет назад высший суд Германии сохранил «голубые законы», это решение приветствовали СМИ по всему политическому спектру.

«Воскресенье есть воскресенье, ведь оно не похоже на другие дни, – гласила передовица одной газеты. – Это день для синхронизации общества».

Тем не менее решение суда лишь ограничивало открытие магазинов по воскресеньям в течение более трех недель подряд.

Конечно, самый большой удар по дню без торговли был нанесен задолго до этого. Одиннадцатого августа 1994 года мужчина из Филадельфии заказал альбом Стинга Ten Summoner’s Tales из киберпространства торгового центра, расположенного в Нашуа, штат Нью-Гэмпшир. Так состоялась первая известная безопасная цифровая розничная онлайн-продажа. Газета New York Times сообщила об этом историческом событии под заголовком «Внимание, покупатели: Интернет открыт».

«Голубые законы» округа Берген тоже часто подвергаются нападкам. Один из их недавних противников, Митч Хорн, услышал призыв к действию в магазине Babies «R» Us. Три воскресенья подряд Хорн тратил сорок пять минут на поездку туда и обратно из своего дома в Бергене в соседний округ Гудзон, чтобы купить то, что необходимо современным родителям. В любой другой день недели он мог заскочить в местный филиал Babies «R» Us, расположенный менее чем в пяти минутах ходьбы от его крыльца. В любом другом округе США он мог бы законно делать это и в воскресенье.

«Главное – наши свободы, – сказал мне Хорн. – Мы должны иметь право продавать и покупать товары в любой день и в любое время, когда пожелаем».

Хорна обнадеживало повсеместное неповиновение «голубым законам». В то воскресенье, попивая кофе в Starbucks (работа кафе разрешена), Хорн внезапно повернулся к сотруднице, когда та снимала что-то с полки.

«Это френч-пресс? – спросил он. – Кто-то все-таки собирается купить это сегодня?» – «Да», – ответила сотрудница.

«Это кухонная утварь, – с удовлетворением заметил Хорн. – Так что это запрещенная операция».

Не спешите проникаться враждебностью к Хорну за то, что он пытается стереть этот последний след сопротивления. День отдохновения округа Берген – это, как говорят биологи, «endling» – последняя особь вымирающего вида. Тем не менее Хорн хочет только того, что большинство людей в остальном мире уже имеют, и его доводы те же, что и во всем остальном мире: наступление коммерческого времени сделало некоммерческое время невыносимым. Поскольку семьи с двумя работающими взрослыми стали нормой, а рабочее время расширилось за счет ночных смен и прочих вариантов нестандартного расписания, то невозможность делать покупки по воскресеньям стала неудобством. Когда общественная жизнь превратилась в синоним потребления, появился шопинг как отдых. День в торговом центре стал таким же семейным досугом, как день в церкви или на стадионе.

Примечательно, что в комментариях граждан, опрошенных Mass Observation, отсутствуют два момента. Во-первых, никто или, по крайней мере, почти никто не жаловался на неудобства, вызванные закрытием предприятий в воскресенье. Похоже, что все (несмотря на жизнь, которую даже тогда уже часто называли «безумной гонкой») считали шесть дней из семи достаточными для покупок. Второй момент заключается в том, что никого как будто не волновало, какое влияние закрытие предприятий по воскресеньям может оказать на показатели корпоративных продаж или британскую экономику. Проведенные с тех пор многочисленные исследования не продемонстрировали четкого экономического эффекта от отсутствия торговли в воскресенье. Округ Берген, например, входит в число самых богатых округов Нью-Джерси и является одним из десяти лидеров США по розничным продажам. Возможно, британские граждане понимали это по собственному опыту. Но также вероятно и другое: что выход за пределы коммерческого времени раз в неделю позволял им лучше увидеть общую картину и прийти к выводу, что максимизация экономического потенциала, пожалуй, не является единственным и непреложным смыслом жизни.

До пандемии справедливо было предположить, что день отдохновения канул в лету. Нам оставалось только гадать: были ли люди прошлого, проводившие один долгий день в неделю наедине с собственными мыслями, в какой-то степени богаче нас? Действительно ли мы меньше размышляем о себе и своем поведении? Неужели мы менее вдумчивые, более поверхностные люди? Казалось, на эти вопросы уже невозможно ответить, потому что «то воскресное чувство» ушло навсегда. Даже если некоммерческое время каким-то образом возникало, мы были постоянно связаны, бесконечно преследуя свои цели и амбиции, слишком рассеянны для одиночества или долгих бесед у камина о смысле жизни. «Просто не похоже, что оно вернется. Я не могу себе представить, что это произойдет, – сказала мне Джудит Шулевиц, когда мы впервые говорили с ней, задолго до пандемии. – Этот призыв, который содержался в моей книге The Sabbath World, был совершенно напрасным».

Однако хотя соблюдать день отдохновения никогда не было легко, потерять его нам также было непросто. Задолго до пандемии люди начали сопротивляться тому, что Шулевиц назвала «валоризацией занятости». Просто они делали это только в своей собственной жизни и домохозяйствах, а не обществе в целом. По иронии судьбы, большая часть этого сопротивления приняла форму потребления: СПА-салоны, выездные сессии для медитации, отдых на курортах по системе «все включено» и товары для хранения вещей, а также наркотики, алкоголь и другие средства эскапизма.

Историк Дэвид Ши, в чьей книге The Simple Life прослеживается сопротивление материалистическому образу жизни с момента основания Америки до наших дней, считает занятость одной из главных проблем потребительской культуры.

«Деньги, собственность или деятельность сами по себе не развращают простоту; ее развращают любовь к деньгам, тяга к собственности и оковы деятельности»,

– пишет он. По мере того, как период карантина растягивался уже не на дни, а на недели, все больше из нас, казалось, сбрасывали с себя эти «оковы». Сосредоточенность на достижениях и постоянно планируемых задачах ослабла, и, как в типичные для прошлого дни отдохновения, многие люди (во всяком случае, те, кто остались без работы) развили в себе навык не просто обходиться меньшим, но и делать меньше. Только тогда время перестало пугающе растягиваться, заполняя пустоту, и вместо этого начало расширяться и замедляться. Когда это произошло, случилось маленькое чудо: сама жизнь стала длиннее.

Через месяц после объявления локдауна я решил опросить как можно больше людей, контакты которых у меня были, начиная от близких друзей и заканчивая теми, кого я едва знал, и услышал в ответ о растущей усталости от производительности и повсеместном погружении в вязкое, словно трясина, время. «Я теперь больше замечаю», – сказал один человек, описывая изменения в самых простых словах.

«У нас появился шанс по-настоящему насладиться весной так, как нам это, возможно, больше и не удастся сделать»,

– сказал другой. Многие комментарии, казалось, перекликались с тем утраченным миром, описанным Mass Observation семьдесят лет назад. «Интересно, что теперь у вас есть возможность глубже обсуждать какие-то темы с людьми, – написала одна женщина. – Такое качество общения немного напоминает мне дальнюю поездку на поезде».

Некоторые, без какой-либо подсказки с моей стороны, называли локдаун своего рода шаббатом.

После пандемии стало невозможно без мыслей о катастрофе смотреть на почти опустевшие автострады и торговые центры, затерянные среди незанятых парковок, вроде тех, что я увидел в округе Берген. Однако они также служат напоминанием о том, что начало локдауна сопровождалось своего рода освобождением. Проведите выходные в округе Берген, и первое, на что вы обратите внимание в воскресенье, – это движение. Конечно, его гораздо меньше, как и во время вспышки коронавируса. Но, опять же, дело не только в количестве машин; по словам полиции Парамуса, воскресное движение отличается качественно. Люди ездят медленнее, не столь агрессивно и меньше уподобляются лабораторным крысам, пытающимся выбраться из лабиринта, поскольку не объезжают пробки по дворам и закоулкам.

Философ Руссо описывал праздные моменты как бегство от времени взрослых, и, действительно, скейтбордисты тренируют кик-флипы, а родители учат детей кататься на велосипедах по пустым тротуарам.

Но если взглянуть на другой конец спектра жизни, то коронавирус напомнил нам о том, как мало времени мы уделяли пожилым людям – изолированным и уязвимым.

В Парамусе по воскресеньям на стоянках домов престарелых всегда полно народа.

Когда коронавирусные ограничения начали снимать, многие люди торжественно пообещали сохранить это более свободное ощущение времени. Шулевиц, во время пандемии сбежавшая из Нью-Йорка в маленький дом в горах Катскилл, где она планирует встретить пенсию, верно предсказала, что почти никто не сможет сдержать такого обещания. «Я просто не думаю, что это можно сделать в одиночку, – считает она. – Это работает только в том случае, если одновременно так поступают все остальные. Вам определенно нужно, чтобы это происходило в массовом порядке, а иначе вы не избавитесь от трафика, не сможете застать людей дома и не пообщаетесь со своими соседями, потому что те повезут детей на футбольный матч или за покупками». День отдохновения подобен перемирию: если не все его соблюдают, то его на самом деле нет. Всем нужно перестать работать. Все должны перестать ходить по магазинам. Когда мы это сделаем, возникнет такая форма времени, которая начнет трансформировать мир.

Одна из самых быстрых перемен произойдет в атмосфере планеты, где уже в первую долю секунды после прекращения покупок мы достигнем того, чего не можем сделать уже несколько десятилетий – уменьшить глобальные выбросы диоксида углерода, вызывающего изменение климата.