Текст книги "Верь мне"

– Тот факт, что смерть Стеллы нарушает эту закономерность, делает ее особенно интересной, – говорит доктор Лэтэм. – В то время как другие убийства имеют признаки тщательного планирования, это кажется поспешным и даже спонтанным. Подобное поведение может быть признаком самоуверенности или напротив – результатом некоего давления на него.

Она щелкает пультом, и экран гаснет.

– В любом случае, это хорошая новость: значит, он начинает ошибаться.

21

Патрик Фоглер стучит в дверь номера на террасе.

– Кто это? – осторожно спрашивает Стелла Фоглер.

– Обслуживание номеров.

– Я ничего не заказывала.

Ответа нет. Стелла нетерпеливо подходит к двери и распахивает ее.

– Вы ошиблись… – Но Патрик уже ворвался в комнату.

– Привет, дорогая. Ждешь кого-то?

– Патрик, пожалуйста. Это не то, что ты думаешь.

Фоглер бросает сумку на пол. Она издает зловещий, тяжелый звук. Он смотрит на доктора Лэтэма.

– Теперь я ударю ее?

– Возможно. Вы хотите установить контроль над ситуацией.

Фрэнк Дурбан кивает. Вернувшись в образ, он высыпает содержимое сумки на пол. Оттуда вываливаются спутанные металлические цепи, наручники и полоски ткани для кляпов.

– Я бы закричала, – возражаю я.

– Вовсе не обязательно. Сколько бы люди ни говорили себе, что будут сопротивляться в подобных ситуациях, реальность такова, что жертвы часто парализованы сочетанием нерешительности и неверия. Кроме того, если Патрик тебя ударил, то ты будешь находиться в состоянии шока. За это время он закрепит ремни.

Фрэнк изображает, как бьет меня по лицу, потом разворачивает и защелкивает наручники на моем запястье. Рука Фрэнка на моей тяжела и безжалостна. Я чувствую его силу и вскрикиваю.

– Извини, – говорит Дурбан, ослабляя хватку.

– Без наручников, – говорит доктор Лэтэм. – Следы бы проявились на вскрытии. Давайте еще раз прокрутим сцену, но на этот раз без наручников.

В соседнем ресторане мы обсуждаем сексуальные убийства за блюдом дня.

– Пойми меня правильно, Клэр. Наш убийца не садомазохист в современном смысле этого слова. Скорее всего, он предпочитает прятаться среди практикующих БДСМ, потому что разделяет ряд их интересов. Там, где любители извращений используют рабство как кратчайший путь к сексуальному удовлетворению, он использует его как кратчайший путь к вещам, которые интересуют лично Патрика Фоглера: унижение, деградация, контроль. Власть над жизнью и смертью другого человека.

Официант подходит, чтобы снова налить нам воды. Он улыбается мне.

Доктор Лэтэм, не обращая на это внимания, продолжает говорить:

– БДСМ – на самом деле очень интересное явление. Почему оно вдруг стало таким популярным? Раньше считалось, что фетиш, связанный с розгами, был результатом телесных наказаний в детстве – как и гомосексуальность, но, как ни странно, поколение, чьи родители вдохновлялись теорией доктора Спока, те, кого в детстве никогда не били, выросло и пожелало все так же экспериментировать с подчинением и доминированием.

Официант, заинтересованный разговором, не может отойти от нашего столика.

– Вполне возможно, что девиации – просто оборотная сторона либертарианства. Как только вы заставите людей думать, что они имеют право на собственное счастье за счет социальных норм, вы в конечном итоге получите небольшое, но регулярно растущее число людей на периферии, которые не понимают, почему они не должны потакать своим самым темным, самым хищническим инстинктам. Наш убийца и правда может считать себя романтическим антигероем, а не больным извращенцем, которого нужно остановить.

* * *

Дневная сессия. Доктор Лэтэм, Фрэнк Дурбан и я стоим перед доской.

– Ладно, – говорит доктор Лэтэм. – Я – убийца. Фрэнк, ты возьми Фоглера.

Она бросает маркер Фрэнку, который пишет на доске «Фоглер» так же, как она написала «убийца» на своей доске.

– Что мне делать? – спрашиваю я.

– Пока ничего. Если мы оба пишем одно и то же слово – другими словами, если есть совпадение, – тогда вы тоже пишите его на свою доску.

– Во-первых, – говорит Фрэнк, – Патрик умен. – Он пишет «высокий ай-кью» на своей доске.

– То же самое, – добавляет Лэтэм. – Клэр, это твое первое совпадение.

– Интересуется всем этим декадентским дерьмом.

Доктор Лэтэм кивает.

– И снова совпадение.

Я послушно записываю «высокий ай-кью» и «Бодлер». Вскоре моя доска заполнена словами, и доктор Лэтэм подходит, чтобы обвести те, что имеют наибольшее значение.

– Вот в чем суть характера, – говорит она. – Слабости, к которым его потянет. Наивность – взывает к его потребности в контроле. Испорченность – взывает к его хищническим инстинктам. Скрытность – возбуждает любопытство…

Маркер скрипит по блестящему пластику.

– Только если он настолько все контролирует, то зачем ему связываться с Клэр?

Фрэнк возражает:

– Он одинок. Он будет знать, что переступил порог, отделяющий его от других людей. Если я не ошибаюсь, Патрик Фоглер будет рад возможности пообщаться с кем-то, кто, кажется, разделяет его пристрастия.

– Как товарищ по играм? Или как потенциальная жертва?

– Я не уверена, что Патрик видит разницу, – говорит доктор Лэтэм.

– Думаю, да, – медленно отвечаю я.

Фрэнк и доктор Лэтэм смотрят на меня.

– В тот вечер в баре Патрик рассказывал о том, как Бодлер делил женщин на два типа – «Белая Венера» и «Черная Венера», – говорю я. – Очевидно, Бодлер любил рассказывать Белой Венере о том, что он делал с Черной Венерой, словно жаждал ее одобрения. Вы сказали, что наши убийцы обычно охотятся на проституток. Может, Патрик Фоглер на самом деле хочет поделиться с кем-то всеми дикими вещами, которые он проделывал с другими женщинами. С кем-то, с кем он может быть честен.

Доктор Лэтэм указывает на меня концом маркера.

– Хорошо, – говорит она. – Очень хорошо, Клэр.

На моей доске она размашисто записывает «Родственная душа».

22

Добро пожаловать в Necropolis.com.

Это сайт только для тех взрослых, чьи фантазии включают обмен властью и доминирование. Здесь содержится материал, оскорбительный для подавляющего большинства. Мы не извиняемся за то, кто мы есть, но мы просим вас не заходить на сайт, если такой контент не для вас.

Я регистрируюсь, жду, пока компьютер отправит анкету. Через несколько минут раздается сигнал – активируется моя подписка.

Ранее доктор Лэтэм вручила мне листок бумаги.

– Сегодняшнее задание – этот сайт. Узнай все о людях, которые его посещают. Поговори с ними, Клэр. Посмотрим, сможешь ли ты понять, что заставляет их прибегать к подобным действиям.

– А если они не захотят отвечать?

– Конечно, вполне возможно, поэтому надо начинать думать о собственной легенде.

Доктор Лэтэм взглянула на часы:

– Я зайду позже. Посмотрю, как у тебя дела.

Я набираю пароль и вхожу в систему. Сайт состоит из нескольких разделов: «Фотографии», «Фантазии», «Форумы». Появляется сообщение:

Поскольку вы новичок, почему бы вам не создать профиль? Прочитайте, что рассказали другие новые участники, или перейдите прямо на форум и поздоровайтесь.

Что поставить? Я понимаю, что мне нужна доктор Лэтэм. Затем догадываюсь, что психолог намеренно позволяет мне решить это в одиночку. Я делаю первые шаги в образе, который мы создаем.

Привет. Меня зовут Клэр. Мне двадцать пять лет. Я англичанка, живу в Нью-Йорке.

Я делаю глубокий вдох.

Я не знаю, хватит ли у меня когда-нибудь смелости по-настоящему исследовать мои фантазии.

Через несколько минут у меня уже есть три ответа.

> Привет, Клэр. Нравится фото?

Я, морщась, смотрю, как скачивается картинка. Она отвратительна, но на самом деле это настолько очевидная подделка, что это едва ли страшнее мультипликационного изображения.

>> Не очень.

Второй ответ более подробный. Писатель, который называет себя чудовищем, хочет, чтобы я знала – он мечтает задушить меня. Писатель хочет услышать, как я молю о пощаде, как я прошу о большем. Я печатаю:

>> Кажется, я слишком много говорю для человека, который задыхается.

Я печатаю. Третья реплика гласит:

>>> Оставьте ее в покое, идиоты. Клэр, почему бы тебе не рассказать нам, что привело тебя на сайт?

Через час у меня появились новые друзья: Виктор, приславший третью реплику, Кэрри, Сорванец, Бетховен и Маркиз.

>>>> В БДСМ элегантность – это все! Связать подвластного тебе, как овцу, и лупить по животу – в этом нет никакого удовольствия. Для достижения высшей точки удовольствия полдела состоит в том, чтобы выбрать особую позу и обеспечить такую свободу действий, при которой малейшее движение будет причинять утонченное страдание.

Это Бетховен. Кэрри добавляет:

>> Абсолютно верно. Одна из моих любимых фишек – поставить на ребро обычную деревянную доску и приподнять ее всего на пару дюймов выше того положения, при котором можно стоять с ней между ног, не испытывая неудобства. Мой низ должен будет встать на самые кончики пальцев, чтобы ее оседлать.

Я печатаю:

>>> «Мой низ?» Извини, я не понимаю.

Виктор отвечает:

>>>> Она не имеет в виду часть тела, Клэр. Она говорит о своем подчиненном партнере.

Я обнаружила, что этот мир так же пропитан жаргоном, как и актерский. От одних аббревиатур у меня голова идет кругом. Я набралась смелости спросить о некоторых и подумала, что, например, расшифровка YMMV[16]16
  Your mileage may vary (прим. ред.).


[Закрыть], означающая «ваш пробег может отличаться», на самом деле совсем не проясняет ситуацию.

Что касается разговоров о переломах шеи, колесах Вартенберга, верхнем пространстве и игре в пони, то я продираюсь сквозь них с огромным трудом.

Кэрри пишет:

> Твоя невинность восхитительна, Клэр. Уверена, что не хочешь встретиться в реальной жизни?

Вмешивается Виктор:

>> Оставь ее в покое, Кэрри. Клэр сегодня с нами исключительно как любопытный наблюдатель.

Виктор мне очень нравится. Он, похоже, назначил себя моим проводником в этот странный новый преступный мир.

>>> Вроде как попробовать перед тем, как приобрести?

Это Кэрри насмехается надо мной.

Я печатаю:

>>>> Скорее – оглядеться перед прыжком. На самом деле я недостаточно вовлечена во все это. Кто-то, кого я знала и любила, по-настоящему понимал в данной теме, но я была очень молода. Наверное, слишком молода.

Даже когда я печатаю эти слова, я знаю – все правильно. У «Клэр», которую встретит Патрик, должно быть именно такое прошлое.

>>>>> Куда он делся, Клэр?

>>>>>> К сожалению, он умер, не успев показать мне многого.

Трагическое прошлое. Оно делает меня одновременно и привлекательной для этого сообщества, но и в чем-то отталкивающей. Доктор Лэтэм была права. Со временем наличие прошлого покажет меня именно такой, какой я и должна быть: не просто списком свойств на доске, а живым, дышащим человеком.

Я выхожу из системы уже за полночь. В глазах – песок, запястья болят от ударов по клавишам.

Проходя мимо открытой двери доктора Лэтэм, я слышу, что та зовет меня. Женщина сидит за столом, окруженная бумагами.

– Вы работаете допоздна, Клэр.

– И вы.

– У меня для вас кое-что есть. – Она протягивает конверт. – Мы не обеспечиваем сверхурочные, но все же кое-что платим. Ваша зарплата за первую неделю.

– Это чек? У меня ведь нет счета в банке США.

– Мы знаем. Не волнуйтесь – это наличные.

Я беру конверт и бросаю взгляд на экран. Доктор Лэтэм сразу же сворачивает документ, над которым работает, но я успеваю прочитать название:

Клэр Райт. Психологический портрет.

23

Кто вы?

Меня зовут Клэр Райт.

Откуда вы?

Я родилась в Ферри-Спрингс, недалеко от Бойсе. Мой отец погиб в автокатастрофе, когда мне было десять. Он, будучи за рулем, стал виновником гибели четырех человек. Моя мать больше никогда не выходила замуж. Наверное, я всегда питала слабость к пожилым людям, к интересным личностям, которые могут рассказать мне о мире и обладают авторитетом.

Продолжайте.

У меня были обычные школьные приятели. Я потеряла девственность, когда мне было пятнадцать… После этого секс давался мне легко. Я тусовалась с довольно безумными парнями, но в глубине души они никогда не были такими уж ненормальными. Потом, в колледже, у меня был роман с одним из учителей. Он был женат.

Как его звали?

Мистер Фэрбанк.

Вы не называли своего любовника по имени?

Простите. Элиот. Элиот Фэрбанк. Именно тогда я обнаружила, что у меня есть темная сторона, часть меня, которая желала, чтобы ее подтолкнули пойти дальше, чем я когда-либо была. Мы не могли быть вместе столько, сколько хотели, поэтому Элиот писал мне всякое… фантазии. Обычно он отправлял их по электронной почте или оставлял в почтовом ящике.

Хорошо, Клэр. Что с ним случилось?

Его жена нашла одно из писем на компьютере. Она отнесла его декану.

И как вы к этому отнеслись?

У меня было приподнятое настроение. Я думала, что когда его уволят и он бросит жену, ничто не помешает нам быть вместе, но Элиот не мог смириться с оглаской – с тем, что все теперь про нас знают. Он… Он покончил с собой, но перед этим отправил мне последнее письмо.

И что было в письме?

Он хотел, чтобы я присоединилась к нему. Чтобы мы оба покончили жизнь самоубийством. Вот такой договор.

Вы этого не сделали.

Искушение было велико, однако мне никогда не было так стыдно, как ему. Я думала, Элиот Фэрбанк сильный и он способен помочь мне вырваться за пределы маленького городка.

А потом?

Я путешествовала. Оглядываясь назад, я понимаю, что убегала от ситуации, которая вышла из-под контроля.

Вы убежали? Или вы находились в поисках?

Я думаю, и то, и другое. Нет – наверное, больше в поисках.

И что же вы искали?

Не знаю, но мне до сих пор любопытно… Думаю, я нуждаюсь в наставнике.

Не говорите так. Это слишком откровенно. Он сам увидит ваш потенциал. Теперь еще раз: кто вы?

24

– Сегодня, – говорит Кэтрин Лэтэм, – мы проанализируем сцену. То есть место преступления. – Она выводит на экран еще несколько изображений. – Я подробно расскажу вам об одном из убийств.

– Зачем? – спрашиваю я.

– Зачем? – удивленно откликается она. – Вы, конечно, понимаете, на что способен этот человек.

– Я не хочу об этом знать.

– Это называется инструктаж, Клэр, передача агенту инструментов для выполнения его работы…

– Я знаю свою работу – актерство. Это моя область знаний. Вам нужно перестать думать обо мне как об агенте под прикрытием и начать думать как о персонаже. Разве вы не понимаете? Я постоянно размышляю о том, как он мог ударить какую-то бедную женщину в сердце или о чем-то подобном и как после этого я могу идти с ним на свидание. Мой персонаж должен верить, что я встречаюсь с хорошим парнем – с тем, кем я заинтригована, кого нахожу привлекательным, с тем, с кем я могу представить себе отношения.

Доктор Лэтэм задумывается.

– Клэр, Патрик кажется вам привлекательным?

– Да, – говорю я после короткой паузы. – Это так.

– Ну, тогда я бы сказала, что большого актерского мастерства не потребуется.

Кэтрин Лэтэм возвращается к своим ужасным фотографиям.

– Это первое изображение было…

– Я должна увидеть сумрак.

Она поворачивается ко мне с вопросительным выражением на лице.

– Так Генри – бывший полицейский, с которым я работала, – это называл, – объясняю я. – Он сказал мне: «Когда ты под прикрытием, ты должна верить в то, во что верят люди, в жизни которых ты внедряешься. В противном случае они могут почувствовать вторжение».

– Бывший полицейский Генри не руководит этой операцией. Ею руковожу я. Поверьте мне, я хочу, чтобы вы нервничали. Нервный – значит безопасный.

– Тогда это не сработает, – торопливо отвечаю я после минутного колебания. – Слушайте, несмотря на то, что вы говорите, вы уже явно убеждены, что убийца – Патрик. Разве это этично? Вы как режиссер, который объявляет в первый день репетиции, что такой-то и такой-то – настоящие злодеи или что пьеса на самом деле о тоталитаризме. Это плохая практика – она все делает одномерным. Я не могу так работать. Мне нужно верить в то, кто я есть, и для этого мне нужно знать, кто он таков. Если это означает, что иногда я с вами несогласна… Что ж, мне очень жаль.

Я замолкаю, отчасти потому, что уже все сказала, а отчасти потому, что у меня странное ощущение, будто доктор Лэтэм не слушала меня. Она изучала меня. Как кастинг-директор, который выставляет оценки по десятибалльной шкале.

– Ладно. – Она кивает. – Мы сделаем по-твоему. Наблюдай сумрак, Клэр, если думаешь, что это поможет. Больше никаких убийств. – Ее голос становится жестче. – Во всем остальном руковожу я. Понятно?

Она щелкает пультом, и экран темнеет.

– Спасибо, – говорю я, немного удивившись.

Я не могу не вспомнить, что говорил бывший полицейский Генри: «Некоторых парней захватывает сумрак, и они уже не могут его отпустить».

25

Помимо всего прочего я узнаю о Бодлере.

У Белой Венеры и Черной Венеры теперь есть имена: Аполлония Сабатье и Жанна Дюваль. Одна – бледнокожая, грациозная и такая царственная, что поклонники прозвали ее «президентшей», другая – наполовину креолка, танцовщица, занимавшаяся проституцией, когда поэт был слишком беден, чтобы прокормить их обоих. Салон Аполлонии был средоточием парижской интеллектуальной жизни девятнадцатого века: среди ее поклонников были Бальзак, Флобер и Виктор Гюго. Но год за годом Бодлер возвращался и к Жанне. Он заразил ее сифилисом. Она пристрастила его к опиуму. Две испорченные личности, связанные вместе нищетой и одержимостью.

– Бодлер анонимно посылал стихи Аполлонии Сабатье в течение нескольких лет, – говорит доктор Лэтэм. – Когда «Цветы зла» были наконец опубликованы под его собственным именем, Аполлония, очевидно, обнаружила, кто их писал. Но был один неожиданный поворот – книга была изъята властями. Тринадцать стихотворений, в том числе шесть, написанных о ней, подверглись цензуре, и Бодлер предстал перед судом за непристойности. Бодлер отправился к Аполлонии и спросил, не воспользуется ли она своими связями, чтобы помочь ему. Если она и пыталась, то ей это не удалось – большинство запрещенных стихотворений остались под цензурой, но после суда Бодлер наконец-то разделил ложе со своей Белой Венерой. Никто точно не знает, что произошло той ночью. Единственный ключ к разгадке – письмо с отказом, которое он послал ей через несколько дней, сказав, что у него был ужас перед страстью, потому что он слишком хорошо знал, в какую мерзость она может его ввергнуть.

– Думаете, Патрик такой же? Что он недоверчив к близости, потому что она может заставить его раскрыться?

– Я в этом уверена. Вы должны показать ему, что не боитесь мрака, который чувствуете в нем. Что, напротив, вас это заинтриговало. Что вы можете сравниться с ним своим ужасом.

– Как мне это сделать?

Она поколебалась, потом указала на книгу, лежащую между нами.

– Стихи. Патрик явно откликнулся на что-то, разговаривая с ним через века. Теперь они говорят и с тобой. Стихи – твой путь, Клэр.

Ей прислали мою медицинскую карту из Великобритании.

– Вы не особенно усердствовали, – пренебрежительно замечает она, просматривая страницы факса. – Три относительно неглубоких боковых разреза в левой локтевой впадине. Наверное, это выглядело драматично. Но, чтобы истечь кровью, нужны были часы. Классический крик о помощи сбитых с толку подростков с бурлящими гормонами.

– В то время я чувствовала нечто большее.

– Не сомневаюсь. – Она смотрит на меня проницательно. – Используйте это, Клэр. Не саморазрушение, конечно, а энергию, которая привела к нему. Он должен чувствовать нестабильность за красивым лицом. Темноту. Он должен знать, что вы – чужая. Точно как и он.

Фрэнк заходит за мной, как обычно, с утра. Я иду ему навстречу, но он останавливает меня в вестибюле.

– Вам нужно собрать вещи, Клэр. Вы не вернетесь сюда.

– Куда же мне идти?

– Кэтрин хочет, чтобы вы нашли место, более соответствующее вашей предыстории. Наш декоратор немного над этим поработал.

– Декоратор? Мои ставки растут.

Я бужу Джесс, роюсь в шкафу в поисках припасов. Фрэнк вбил мне в голову необходимость абсолютной секретности, так что все, что она знает, это лишь то, что я делаю нечто для полиции. Я дала ей деньги от Кэтрин и попросила не пытаться связаться со мной или подходить, если вдруг она увидит меня на улице.

– Береги себя, – говорит с тревогой подруга. – Не позволяй этим людям свести тебя с ума.

– Не буду.

Перебирая ее нижнее белье, я вижу пистолет, блестящий среди кружев и хлопка. На мгновение у меня появляется искушение спросить, могу ли я его взять.

Но, конечно, я не могу. И в любом случае, у меня есть Фрэнк и его команда. Они всегда будут рядом со мной, слушая.

– Ни пуха, ни пера! – говорит Джесс, выпрыгивая из кровати и обнимая меня. Я обнимаю ее в ответ, внезапно не желая отпускать.

Фрэнк настаивает на том, чтобы отнести мою сумку в машину. Мы едем на север, в Восточный Гарлем. Достаточно недорогой район, чтобы кто-то вроде меня мог позволить себе жить там, но это недалеко от рабочего места Патрика, Колумбийского университета.

Мы останавливаемся перед рушащейся застройкой шестидесятых годов. Фрэнк сообщает, что в последнее время часть этого района была облагорожена, но не здесь. Внутри квартира – настоящая дыра. Черные свечи на стенах, ниже – черепа животных и рваные плакаты с группами тяжелого металла. В углу стоит потрепанная бас-гитара. В комнате воняет несвежим дымом марихуаны.

– Господи, – говорю я, оглядываясь. Неужели?

Фрэнк мягко замечает – сделать так, чтобы все выглядело ужасно, стоило больших денег. Он поднимает череп, на котором стоит свеча.

– Возможно, она немного перестаралась.

Я замечаю стеклянный бак в углу. Что-то серебристо-серое скользит по стеклу.

– Это змея?

– По-видимому, так и есть, – кивает Фрэнк.

Я вздыхаю и тянусь за сумкой.

– И ты должна знать, Клэр, здесь стоит камера. Мы включим систему только в случае необходимости, но иногда будем проверять ее. У тебя будет возможность уединиться в ванной комнате. Во всех остальных точках, имей в виду, ты будешь видна на камере.

– Где вы будете?

– В квартире прямо под вами.

– Миссис Дурбан не будет возражать, что вас нет дома?

– Нет никакой миссис Дурбан, – говорит он хрипло. – Она, конечно, есть, но сейчас живет с каким-то парнем, который делает свадебные торты.

– Мне жаль это слышать, Фрэнк. Это…

– А это ваш проводник, – продолжает он, перебивая меня и протягивая уродливое ожерелье с большим продырявленным кулоном. – Носите его, когда вы не в квартире. Это геолокатор, так что мы можем вас отслеживать.

– Помогите, пожалуйста, – кротко прошу я, поворачиваясь, чтобы он застегнул ожерелье. Я слышу его дыхание, хриплость легких большого человека, когда его пальцы борются с крошечной застежкой. Когда все готово, он отступает назад.

– И вы должны выбрать стоп-слово, такое, которое обычно не произносите.

– Как насчет «Константинополь»?

– Почему оно?

Я пожимаю плечами.

– Это было место, куда я всегда мечтала убежать, когда была маленькой. Я думала, это звучит экзотично.

Он кивает.

– Константинополь… о’кей. Но не используйте его, если не уверены. Как только вы произнесете это слово, мы ворвемся и схватим его. После этого пути назад не будет.

Ожерелье тяжело давит мне на грудь. Внезапно мне становится страшно. Я всего лишь актриса. Мне хочется стоять на сцене и слушать аплодисменты. Как же я влезла в это?

Но потом я думаю о грин-карте, ожидающей меня в конце. Это всего лишь работа. Работа по другим, необычным правилам, конечно. Но все те же навыки, тот же процесс.

– Постарайся не волноваться, – тихо говорит Фрэнк, как будто читает мои мысли. – И не думай много о плохом. Помни, мы будем рядом. Наш приоритет номер один – твоя безопасность.

И, наконец, последний штрих.

– Это действительно поможет? – спрашивает Фрэнк, пока ножницы стилиста мелькают у меня перед глазами. – Чтобы она больше походила на его жену?

– Я не знаю, Фрэнк, – отвечает Кэтрин. – Никто не знает. Вряд ли кто-то проводил подобную операцию.

– Поможет ли это Патрику, не имеет значения, – говорю я, когда клочья волос падают на меня. – Мы делаем это, Фрэнк. Мы так готовимся.

Я смотрю на женщину в зеркале и чувствую волнение, от которого все внутри сжимается, ужас и эйфорию от представления, которое вот-вот начнется.

26

Кухня в квартире, полночь.

Я сижу за кухонным столом и пью. Половины бутылки уже нет. На мне свободный топ, ноги голые.

Я провожу пальцами по своей новой стрижке – волосы короче. Чувствую себя по-другому, как будто я уже что-то иное, но, может, все дело в алкоголе.

Слегка пошатываясь, встаю на колени перед одной из крошечных камер.

Я

Я не последовала твоему совету, Фрэнк. Я начала об этом думать, и теперь мне становится страшно.

Квартира внизу, продолжение.

Фрэнк наблюдает за мной на мониторе. Я это знаю.

Я

Все, что мне нужно сделать, это сказать волшебное слово, и ты прибежишь. Правильно? Детектив Фрэнк спешит на помощь.

Я встаю. Моя голова теперь вне кадра. В рамке остаются только голые ноги.

Я

Я знаю, что ты здесь, Фрэнк. Наблюдаешь за мной, «только в случае необходимости», спасибо, конечно, но… Я знаю, что такое мужчины, помнишь?

Мой топ падает на пол.

Я

Я пойду спать, Фрэнк. Ты можешь последить за мной, если хочешь. Мой рыцарь в сияющих доспехах. Вообще-то мне это даже нравится.

Я поворачиваюсь спиной к камере и ухожу. Внизу Фрэнк медленно выдыхает.

27

Лекционный зал Колумбийского университета, день.

Патрик Фоглер

Мы не сможем понять Бодлера, если попытаемся судить о его отношениях, особенно об отношении к женщинам, по современным меркам. «Moi, je dis: la volupté unique et suprême de l’amour gît dans la certitude de faire le mal» – «Для меня уникальное и высшее удовольствие от секса заключается в возможности творить зло». Для Бодлера женщины – не просто отдельные личности. Они идеализированные представители своего пола; символы как совершенства, ставшего плотью, так и его невозможности в этом порочном мире. Совершенство оказывается чем-то бо́льшим, чем мгновенная иллюзия.

Мы обсудили кучу разных способов подобраться к Патрику Фоглеру, но в конце концов Кэтрин решила все упростить и записать меня на его еженедельные лекции. В полиции Нью-Йорка есть целый отдел, занимающийся созданием поддельных удостоверений личности. На удостоверении, которое мне выдали, есть мое имя и фотография, но теперь я студентка Колумбийского университета.

Я сижу сзади, не делая записей, тело вытянуто вперед. Я заворожена.

Патрик

Этот конфликт был очевиден как в жизни Бодлера, так и в его поэзии. Возможно, вы помните знаменитое письмо с отказом, которое он отправил Белой Венере, в котором сказал:

Впервые с тех пор, как он начал говорить, то есть двадцать минут назад, он сверяется со своими записями.

Патрик

«Видишь ли, моя дорогая, несколько дней назад ты была богиней, такой благородной, такой неприкосновенной. Но теперь ты женщина… Я испытываю ужас перед страстью, потому что слишком хорошо знаю, в какую мерзость она может меня ввергнуть».

Понимаю, что не я единственная очарована словами Патрика. Взгляды всех студентов в аудитории прикованы к нему.

Патрик

Для Бодлера секс – не физический зуд. Это метафизическая тоска. Не какое-то бессмысленное аэробное упражнение, а связь, пусть мимолетная, со страшными темными тайнами Вселенной. Как и все мистики, он, конечно, обречен на разочарование. Свершение – подвиг заключается в стремлении. Вопросы?

Студентка впереди поднимает руку, и он кивает ей.

Патрик

Меган?

Меган

Вы говорите, что Шарль Бодлер относится к женщинам как к сексуальным объектам, которыми можно манипулировать и которых можно презирать. Разве вы не даете этому поэту платформу для женоненавистничества, включив его в программу?

Патрик обходится со студенткой вежливо и педагогично, говоря, что мы должны изучать не только тех авторов, которых одобряем, но и тех, с которыми не согласны; что при всех своих личностных недостатках Бодлер был новатором, привнесшим новое измерение в искусство. Элиот, например, упоминал его как одного из величайших вдохновителей своего творчества и даже включил фрагменты из «Цветов зла» в поэму «Бесплодная земля».

Патрик

Без «Цветов зла» не было бы декаданса, без декаданса не было бы модернизма, а без модернизма не было бы нас. Мы изучаем Бодлера не за его нравственность, а за его гениальность. Есть еще вопросы?

Вопросов нет. Студенты закрывают ноутбуки, выходя, громыхают, перешучиваясь. Патрик приводит в порядок свои записи.

Одна из студенток нерешительно подходит к нему.

Я

Профессор Фоглер?

Я говорю с тем же среднезападным акцентом, что и в прошлый раз. Надеюсь на успех.

Если он и узнал меня, то не подал виду. У него на лице выражение профессиональной вежливости, но я снова поражаюсь веселью в глубине его мятно-зеленых глаз.

Патрик

Да?

Я

Я просто хотела сказать вам большое спасибо.

Я показываю ему томик «Цветов зла».

Я

Вы меня не помните, но вы одолжили мне это. Я начала читать… и была так заинтригована, что решила пойти на ваш курс.

Патрик

Заинтересовались Бодлером?

Он произносит имя поэта с едва заметным акцентом.

Я

Отчасти… а еще нашим разговором. Тем, что вы тогда сказали..

«Будь прямолинейной, – говорила мне Кэтрин. – Он это оценит. Он ищет неординарную женщину. Ты должна выделиться».

Патрик

Я действительно помню вас, но далеко не все, о чем мы говорили. В тот раз я был немного рассеян.

Поэтому мы сразу же перейдем к смерти Стеллы. Ты видела это в новостях. Тебя это не волнует. Может быть, даже немного возбуждает.

Я

Я знаю. Это было во всех газетах и даже на телевидении.

Патрик

Полагаю, я в некотором роде знаменитость.

Я

Я все думаю о том, что вы мне рассказали – о том, как Бодлер посылал эти стихи своей Белой Венере. Интересно, думал ли он, что они ее шокируют? Или догадывался, что на каком-то уровне она будет рада близости, которую он предлагал, то есть мало-помалу Белой Венере будет дозволено войти в его самые темные фантазии?

Он будет скучать и злиться на сочувствующих и горе-плакальщиков. Если он убил Стеллу, то теперь захочет другого приключения, чтобы отпраздновать вновь обретенную свободу.

Патрик

«То, что знала Белая Венера»… Вообще-то это интересная тема для диссертации. Той, что вряд ли могла бы быть написана мужчиной.

Я

Возможно, мне следует этим заняться.

Патрик

Почему нет? В любом случае, было приятно поговорить с вами.

Внутри у меня все дрожит. Вся операция зависит от следующих нескольких секунд. Предложение, которое я сделала ему в тот раз, привело лишь к отказу, но тогда у него была жена. И я теперь – другая.

Я

Мы можем поговорить об этом где-то еще? Может, выпьем кофе?

Он колеблется, смотрит на дверь. Затем…

Патрик

Хорошо, но не здесь. До того, как стать Мезон Франсез, это здание было приютом для богатых сумасшедших, и иногда мне кажется, что таким оно и осталось. Пойдемте куда-нибудь подальше от кампуса.

Фургон наблюдения поблизости, день.

Фрэнк и Кэтрин слушают через наушники.

Фрэнк

Это сработает. Это действительно сработает.

Кэтрин Лэтэм