Текст книги "По дороге к любви"

Натали, похоже, сдается, тяжело вздыхает и прекращает дрыгаться. Долго молчит, потом снова раскрывает рот:

– Ладно, убедила. Оставлю тебя с ним, но, если он потащит тебя на этаж Роба, я потребую подробного отчета. – Она тычет в меня пальцем, прищурив один глаз.

– Хорошо, – говорю я, чтобы побыстрей отвязаться, – только губу не раскатывай, ничего такого не будет.

Глава 3

Через час, после еще двух коктейлей, я и вправду сижу с Блейком «на этаже Роба», куда посторонним вход воспрещен. Я уже слегка навеселе, но соображаю нормально, и язык не заплетается. Правда, на душе как-то уж слишком радостно, даже подозрительно, и это меня слегка беспокоит. Когда Блейк предложил «свалить куда-нибудь, чтобы отдохнуть от этого шума», в голове тут же запела сирена тревоги: «Ты что, хочешь уйти с ним одна? Ни в коем случае, ведь это ночной клуб, а в тебе уже пара коктейлей, и ты его совсем не знаешь! Не делай этого, Кэм. Ты же умная девочка, возьми себя в руки, это все алкоголь, это он превращает тебя в круглую дуру».

Сирена уже вопила в полный голос. Я, конечно, ее слушала, даже довольно долго, пока обаятельная улыбка Блейка и его спокойная, непринужденная манера разговора постепенно не начали оттеснять ее на второй план, а потом и вовсе заглушили.

– Значит, это и есть «этаж Роба»? – спрашиваю я, любуясь потрясающим видом с крыши склада.

Ярко освещенные здания ночного города сияют голубыми, серебристыми, зелеными огнями. Улицы словно плывут в теплом оранжевом свете уличных фонарей.

– А ты чего ожидала? – Он берет меня за руку; я внутренне вздрагиваю, но руки не отнимаю. – Шикарной комнаты с сексодромом и зеркалами на потолке?

Стоп. А ведь я действительно ожидала чего-то подобного, пусть и не буквально. Зачем же я тогда поперлась с ним?

Стало страшновато.

Наверное, я все-таки пьяна, иначе здравый смысл остановил бы меня. Я начала паниковать и даже почти совсем протрезвела. Во всяком случае, настолько, чтобы осознать, что еще не готова к сексодрому, пусть и в пьяном виде. Неужели алкоголь действительно делает из меня круглую дуру? Или вытаскивает из глубин моего подсознания такое, о чем и подумать-то стыдно?

Оглядываюсь на металлическую дверь в кирпичной стене, вижу свет в щели. Значит, он ее не закрыл. Это хорошо.

Блейк подводит меня к низкому деревянному столику, и мы садимся на него рядом друг с другом. Я чувствую, как бьется сердце. От порыва ветра волосы мои падают на лицо, и я торопливо убираю их.

– Какой я все-таки молодец, – вдруг произносит Блейк, глядя на раскинувшийся внизу город; ноги он поставил на скамейку, приделанную к столику, а ладони зажал между коленями.

Я сажусь в позу лотоса и вопросительно смотрю на него. Он улыбается.

– Молодец, что привел тебя сюда, – проясняет он свою мысль. – Такая красивая девушка там, среди этих дуболомов…

Поворачивает голову и смотрит мне в лицо. Кажется, что его карие глаза в темноте немного светятся.

– Другой на моем месте давно бы тебя изнасиловал. Вот был бы сюжет для «Лайфтайм»[1]1
  Американский кабельный телеканал, известный своими фильмами для женщин. – Здесь и далее примеч. перев.


[Закрыть].

Вот теперь я трезва как стеклышко. Две секунды – и ни в одном глазу. Будто и не пила вовсе. Спина сама собой выпрямляется, позвоночник как палка; я нервно вздыхаю.

«О чем я только думала, идиотка?!»

– Успокойся, – говорит он с мягкой улыбкой и поднимает обе руки. – Я никогда не сделаю с девушкой ничего такого, если она сама не захочет… И даже если она после двух коктейлей вдруг решит, что хочет этого.

У меня такое чувство, будто я ухитрилась увернуться и не словить смертельную пулю.

Плечи чуть опускаются, кажется, можно снова дышать свободно. Конечно, он может просто вешать мне лапшу на уши, чтобы я утратила бдительность, но чутье подсказывает, что бояться его не нужно. Само собой, осторожность не помешает, мы здесь одни, но хотя бы можно немного расслабиться. Если бы он захотел воспользоваться ситуацией и моей глупостью, то не стал бы делать такое вступление.

Вспоминаю его недавние слова и тихо смеюсь.

– Чего смеешься? – Он смотрит на меня искоса, улыбается.

– Вспомнила, как ты говорил про «Лайфтайм». – Чувствую, что губы сами собой складываются в неуверенную улыбочку. – Ты что, смотришь эту фигню?

Он видит мое удивление и смущенно отворачивается:

– Да нет. Просто сравнил, всем же известно, что это такое.

– Да что ты? – дразню его я. – Вот я, например, не знаю, да и вообще, от парней и слова такого не слышала, от тебя первого.

Теперь его очередь краснеть, и я одергиваю себя: чего лыбишься, идиотка, парня в краску вогнала и рада?

– Слушай, не говори никому, хорошо?

А у самого лицо обиженное.

Я молча улыбаюсь и смотрю на огни города, надеясь, что та ниточка, что протянулась между нами во время этого шутливого разговора, не оборвется. И плевать на его обаяние или сексуальную привлекательность, я ведь не собираюсь с ним спать. Мне сейчас нужен просто дружеский и вполне невинный разговор, без всяких намеков на секс или «отношения». А это с парнями не так-то просто, каждый почему-то считает: если ты ему улыбнулась, значит дело в шляпе, можно тащить в койку.

– Послушай, – говорит он, – скажи честно, почему ты здесь одна?

– Ну нет… – Я улыбаюсь, качаю головой. – Давай не будем об этом.

– Почему, что тут такого? Хоть намекни. Мы же просто разговариваем. – Он разворачивается ко мне и ставит одну ногу на столик. – Мне правда интересно. Поверь, это никакая не тактика.

– Тактика?

– Ну, мол, делаю вид, что интересуюсь твоими проблемами, а сам только и думаю, как бы залезть к тебе в трусики… Если бы я хотел залезть к тебе в трусики, то не стал бы ходить вокруг да около, а сразу бы так и сказал.

– Так ты, значит, не хочешь залезть ко мне в трусики? Гляжу на него искоса, изображая недоверчивую улыбочку.

Он, похоже, слегка обескуражен, но держится молодцом.

– Ну, вообще-то… конечно. Я что, похож на больного? Кто же не захочет переспать с такой красоткой? Но если бы я только этого хотел от тебя и только за этим сюда привел, то сразу так и сказал бы еще там, внизу.

Откровенное заявление, еще одно очко в его пользу. Я даже зауважала его, но улыбка застыла у меня на губах, когда он сказал: «если бы я только этого хотел от тебя». А чего еще ему от меня надо? Может, хочет назначить свидание – и пошло-поехало? Ммм, нет уж.

– Послушай, – говорю я, отодвигаясь от него так, чтобы он это заметил, – мне не нужно ни того ни другого, заруби себе на носу.

– Чего – ни того ни другого?

И вдруг до него доходит «чего». Он улыбается и качает головой.

– Да тут все в порядке. Расслабься. Честное слово, я притащил тебя сюда, чтобы просто поговорить, хочешь – верь, хочешь – нет.

Внутренний голос подсказывает мне, что, если бы я сама хотела того или другого: секса либо встречаться или и секса, и встречаться, – за Блейком дело не станет, но он спокойно уступает и при этом нисколько не выглядит ущемленным.

– Хорошо, я отвечу на твой вопрос, – говорю я, а сама думаю: «Хочешь поговорить? Ладно, давай поговорим, так и быть». – Я одна, потому что уже не раз обжигалась и новых приключений пока не ищу.

– Понятно, – кивает Блейк. Он отводит глаза. Ветерок шевелит его длинную светлую челку. – Эти новые, как ты говоришь, приключения – полное дерьмо, особенно в самом начале. Да и вообще, учиться на своих ошибках – это кошмар. – Снова смотрит на меня и уточняет: – Когда ты с кем-нибудь вместе уже долго, то привыкаешь к нему, понимаешь, о чем я? Тебе с ним комфортно. А когда тебе комфортно, вывести тебя из этого состояния, даже если ваши отношения напоминают ад и вредны для обоих, все равно что заставить лежебоку оторвать жирную задницу от дивана и заняться делом. – Тут он, похоже, спохватился, что слишком быстро начал выворачивать передо мной душу, и решил свести все к шутке: – Возьми меня и Джен, например. Три месяца я привыкал к ней, а когда привык, стал спокойно сидеть при ней на унитазе.

Я громко смеюсь, а когда, набравшись смелости, снова гляжу на него, вижу, что он тоже улыбается.

У меня появляется чувство, что свою бывшую невесту он любил не так уж сильно, как сейчас пытается уверить самого себя. Ладно, пока он сам ненароком не пришел к такому выводу, переведу этот болезненный разговор на себя, а то еще совсем затоскует.

– А мой парень погиб, – брякаю я ни с того ни с сего, уж очень хочется утешить его. – В автокатастрофе.

Лицо Блейка вытягивается, в глазах раскаяние.

– Прости, я не хотел…

Я поднимаю руку:

– Да нет, все нормально. Ты же ничего такого не сделал. – (Он едва заметно кивает и смотрит, ожидая продолжения.) – Это случилось за неделю до окончания школы.

Он кладет руку мне на колено, и я понимаю, что это просто жест сочувствия, не больше.

Только начинаю рассказывать, как вдруг: хрясь! – и Блейк с грохотом падает со стола. Все происходит мгновенно, я даже не успела заметить, как Деймон набросился на него, откуда он только взялся, и железную дверь открыл совершенно бесшумно.

– Деймон! – кричу я, а он снова кидается на Блейка и, не давая ему встать, молотит кулаками по лицу. – Прекрати, Деймон! О боже!

В ужасе смотрю, как он избивает Блейка, и не могу пошевелиться. Наконец оправляюсь от шока, подбегаю к ним и пытаюсь растащить. Прыгаю Деймону на спину, хватаю его за запястья, но он с такой сосредоточенностью лупит несчастного парня, что становится похож уже не на человека, а на робота. Он стряхивает меня со спины, как перышко, я шмякаюсь на бетонную поверхность крыши, больно ударяясь задом, и едва успеваю подставить руки, чтобы смягчить удар.

Блейк наконец встает и отвечает Деймону хорошим апперкотом слева.

– Ты что, козел, рехнулся, мать твою? Чего тебе от меня надо?! – кричит он.

Одной рукой он держится за скулу, из обеих ноздрей хлещет кровь, верхняя губа посинела и распухла. В темноте кровь кажется черной.

– Сам знаешь чего, сволочь! – орет Деймон и снова бросается на него, но я успеваю, сама не знаю как, встать между ними, вытягиваю ладони и изо всех силенок упираюсь ими ему в твердую, как чугун, грудь.

– Деймон, сейчас же прекрати! Мы просто разговаривали! Какая муха тебя укусила? – кричу я так громко, что едва не срываю голос. Не отрывая ладоней от груди Деймона, поворачиваюсь к Блейку: – Извини меня, Блейк, я… я…

– Не беспокойся, – резко отвечает он, но по лицу видно, что он не прочь продолжить. – Ладно, я ухожу.

Блейк поворачивается и выходит через железную дверь. С оглушительным лязгом она захлопывается за его спиной.

Я снова поворачиваюсь к Деймону и изо всей силы толкаю его в грудь.

– Скотина! Что ты наделал?! – ору ему прямо в лицо.

Рот Деймона открыт, дыхание сбито. В темных глазах мечется безумное пламя, как у бешеной собаки. Что это с ним? Очень странно, я ведь знаю его уже двенадцать лет и никогда его таким не видела.

– Как тебе в голову могло прийти отправиться сюда с первым встречным? Я думал, ты не такая дура, Кэм, даже когда нажрешься…

Я делаю шаг назад, складываю руки на груди.

– От дурака слышу! Мы просто разговаривали! – злобно ору и мотаю головой так, что волосы падают на лицо. – И я способна отличить козла от нормального парня, а сейчас вот вижу перед собой козла!

Он стискивает зубы, губы плотно сжаты.

– Ладно, обзывайся, как хочешь… Я просто хотел тебя защитить, – говорит он, как ни странно, совершенно спокойно.

– От кого защитить? От парня, который просто хотел со мной поговорить? Ты хоть знаешь, о чем мы говорили?

– Как же, поговорить, – ухмыляется Деймон. – А то я не знаю. Да нет таких парней, которые хотят просто поговорить, – вещает он с видом знатока. – Где ты найдешь нормального парня, который тащит девчонку, да еще такую красотку, на эту долбаную крышу, чтобы просто поговорить? Еще минут десять – и он поставил бы тебя раком у этого чертова столика и отодрал бы в свое удовольствие. А тут кричи не кричи, все равно никто не услышит. Ты хоть это понимаешь, Кэм?

Проглатываю комок в горле, но на его месте тут же появляется другой. А если Деймон прав? Кто его знает, может, искренность Блейка ослепила меня и я просто купилась на его байки про несчастную любовь, а у него это тактика такая, вот я и клюнула, как дурища. Конечно, я и раньше представляла себе подобную ситуацию, да и по телевизору показывали, но вдруг у Блейка совсем другие приемчики… Да нет, не верю. Может, он и поставил бы меня… у столика… только если бы я сама захотела, сердцем чувствую, что иначе и быть не могло.

Поворачиваюсь к Деймону спиной, не хочу, чтобы он видел мое лицо и решил, что я, пусть даже на секунду, чуть не поверила ему. Я ужасно злюсь на него, он все испортил, нам было так хорошо… Но не могу же я злиться на него всю жизнь, ведь он хотел как лучше, беспокоился за меня.

– Кэм, посмотри на меня… ну пожалуйста.

Демонстративно выдерживаю долгую паузу, потом поворачиваюсь, руки все еще скрещены на груди.

Деймон смотрит на меня уже не так сердито, как раньше.

– Ну прости, я лишь хотел… – Он вздыхает и отводит глаза, словно ему тяжело произнести то, что он собирается сказать. – Понимаешь, Кэмрин… я представить себе не могу, чтобы ты с другим парнем…

Ух ты… У меня такое чувство, будто мне дали под дых. Глаза, само собой, вылупились так, что дальше некуда, из горла вылетает какой-то странный клекот.

Нервно гляжу на железную дверь, потом снова на него:

– А где Натали?

Ну нет, надо срочно прекратить этот разговор. Неужели я не ослышалась и он действительно это сказал? Да нет, не может быть. Наверное, я все неправильно поняла. Но прозвучало-то именно так. Голова у меня снова идет кругом и отказывается соображать.

Он подходит ко мне вплотную и берет за локти. Мне сразу хочется вырваться, но я стою столбом, не могу пошевелиться, только глаза бегают.

– Это правда, – говорит он, понижая голос до отчаянного шепота. – Я с седьмого класса хотел быть с тобой.

Еще один удар под дых.

Наконец мне удается сдвинуться с места, и я делаю шаг назад.

– Нет-нет… – трясу я головой, пытаясь собраться с мыслями. – Деймон, ты что, пьян? Или нанюхался чего-то? Что ты несешь? – Поднимаю обе руки вверх. – Надо срочно разыскать Натали. Обещаю, ни слова ей не скажу из того, что ты тут мне наговорил… Утром все равно ничего не вспомнишь… Но сейчас нам надо идти. Слышишь?

Иду к железной двери, которая сейчас закрыта, но Деймон хватает меня за руку и разворачивает к себе. У меня перехватывает дыхание, и подозрение, которое недавно закралось, возвращается с прежней силой. Неужели я его вообще не знаю? Ведь мы знакомы целую вечность, и я всегда считала, что на него можно положиться, а теперь выходит, что все совсем не так. В глазах его снова вспыхивает тот странный огонь, который напугал меня еще там, в баре, но теперь в них появляется еще и жутковатая нежность.

– Я не пьян и кокаина не нюхал целую неделю.

То, что Деймон нюхает кокаин, не делает его для меня привлекательным, никогда бы не смогла встречаться с наркоманом, но ведь он мой близкий друг, и на его пристрастия я всегда смотрела сквозь пальцы. Но сейчас он говорит правду, я слишком хорошо его знаю.

Впервые в жизни мне хочется, чтобы в эту минуту он был под кайфом, тогда нам было бы легче забыть эту историю.

Опускаю голову и гляжу на его пальцы, вцепившиеся в мою руку, до меня вдруг доходит, с какой силой он сжимает ее, и мне становится страшно.

– Пусти руку, Деймон, пожалуйста.

Но он не только не отпускает меня, но сжимает еще крепче, и я безуспешно пытаюсь вырваться. Он дергает меня к себе и, не успеваю я опомниться, впивается мне в губы, свободной рукой схватив за шею. Пытается просунуть язык в мой рот, но мне удается оторвать голову, откинуться назад и с силой стукнуть лбом ему по лбу. Неожиданный удар оглушает его (впрочем, меня тоже), и он невольно выпускает меня.

– Кэм! Подожди! – кричит он, но я уже подбегаю к двери и распахиваю ее.

Слышу сзади его тяжелые шаги, он бежит за мной вниз по железным ступенькам, но я успеваю заскочить в лифт, с лязгом захлопываю за собой дверь и отчаянно жму на кнопку. Тот же мордоворот, который впускал нас в клуб, стоит у дверей, я пробегаю мимо, чуть ли не отшвырнув его в сторону, мне надо скорей попасть на улицу.

– Полегче, детка! – рявкает он, но я, не оглядываясь, бегу по тротуару подальше от этого чертова склада.

Добегаю до заправочной станции и там сажусь в такси.

Глава 4

На следующее утро меня будит мобильник. Слышу, как он гудит где-то на столике возле кровати, прямо под ухом. Жирными буквами на экране высвечивается имя НАТАЛИ и ее лицо: рот до ушей, видно все тридцать два зуба. Эта картинка окончательно прогоняет сон, и я со скрипом сажусь на кровати, беру телефон, держу его еще несколько секунд, а он все жужжит, скотина, в ладони, пока я, набравшись смелости, не жму на кнопку.

– Куда ты исчезла? – слышу громкий голос Натали в ухе. – Боже мой, Кэм, я там чуть с ума не сошла, и Деймон куда-то испарился, правда, потом вернулся, и еще я видела, как уходил Блейк, у него вся морда была в крови, зараза, а потом я вдруг поняла, что ты имела в виду, когда говорила, что Деймон злится, сама заметила… – Она тяжело вздыхает. – Стала выпытывать, что да почему, что я такого сделала, может, сболтнула лишнего или все из-за той истории на прошлой неделе в ресторане, но он не слушал, вообще на меня ноль эмоций, а потом заявил, что пора уходить, и я…

– Натали, – прерываю я ее, у меня уже голова идет кругом от ее трепотни, – ты можешь помолчать хоть минутку?

Откидываю одеяло и выбираюсь из постели с телефоном возле уха. Я понимаю, что надо обязательно рассказать ей все, что вчера учудил Деймон. И не только потому, что она потом всю жизнь мне этого не простит, когда все откроется. Прежде всего я сама себе этого не прощу. Будь я на ее месте, то хотела бы услышать правду от своей подруги, а не от кого-нибудь еще.

Но только не по телефону. Говорить о таких вещах надо с глазу на глаз.

– Давай встретимся через часик, выпьем кофе, поговорим…

Молчание.

– Угу, – слышу в трубке неуверенный голос, – да, конечно. С тобой точно все в порядке? Я так перепсиховала. Думала, тебя похитили или еще что…

– Да, Натали, я… – В каком там, к черту, порядке, думаю. – У меня все нормально. Встретимся через час, и, пожалуйста, приходи одна.

– Деймон уехал к себе. – По голосу слышно, что она усмехается. – Слушай, подруга, он тут такое со мной ночью вытворял, я и не подозревала, что он на такое способен.

От этих ее слов меня аж передергивает. Как живые визгливые твари, они нагло лезут мне в ухо, а приходится делать вид, что это лишь обыкновенные слова, ничего больше.

– Сначала я и думать не могла ни о каком сексе, пока не узнала, что с тобой все в порядке. Ты не брала мобильник. Тогда я позвонила твоей маме где-то часа в три, а она сказала, что ты давно спишь. Но я все равно беспокоилась, потому что ты ушла, ничего не…

– Встретимся через час, – оборвала я ее, понимая, что сама она никогда не закончит.

Даю отбой и прежде всего проверяю пропущенные звонки. Шесть от Натали и девять от Деймона. Голосовое сообщение только от Натали, единственное. Думаю, Деймон просто не захотел оставлять улик.

Нужны мне его улики. Мы с Натали подруги неразлей-вода с тех пор, как эта чертовка стащила у меня любимую куклу, когда у нас ночевала.

* * *

Я успела выпить полчашки кофе и уже начинаю беспокоиться, когда является Натали. Плюхается на стул рядом, не переставая улыбаться. Лучше бы она так не радовалась, мне было бы легче сказать то, что я собираюсь.

– Кэм, ты ужасно выглядишь.

– Знаю.

Она ошеломленно хлопает глазами:

– Что такое? А где твое саркастическое «спасибо», фирменное закатывание глаз?

«Прошу тебя, Нэт, перестань улыбаться. Умоляю, ты же видишь, я не улыбаюсь, так что давай будем серьезными хоть один раз, слышишь?»

Конечно, она не слышит.

– Послушай, я перейду сразу к делу, ты не против?

Ага, улыбочка начинает линять.

Набираю полные легкие воздуха. Господи, я сама не верю, что это произошло! Если бы речь шла о каком-нибудь случайном парне, с которым она встречалась во время их с Деймоном коротких размолвок, мне было бы не так тошно. Но с Деймоном они вместе уже пять лет, и, несмотря на все их ссоры и даже иногда потасовки, она всегда возвращается к нему. Он единственный парень, в которого она по-настоящему влюблена.

– В чем дело, Кэм?

Кажется, уже поняла, что я собираюсь сообщить ей что-то серьезное, и прикидывает, стоит ли это слушать. Думаю, она догадалась, что дело касается Деймона.

Вижу, как она сглатывает комок в горле.

– Так вот, вчера ночью мы с Блейком поднялись на крышу…

Встревоженное лицо ее вдруг светлеет, на губах снова змеится улыбочка. Она словно хочет ухватиться за возможность оттянуть неизбежное и защититься от него своими глупыми шуточками.

Но я не даю ей такого шанса:

– Помолчи хотя бы минуту и послушай меня, договорились?

В конце концов она подчиняется. Природная игривость, которая всегда так оживляет ее лицо, рассеивается, как дым.

– Деймон подумал, – продолжаю я, – что Блейк потащил меня на крышу, чтобы совратить. Он ворвался туда как бешеный, набросился на Блейка и избил его чуть не до полусмерти. Блейк ушел, ясное дело, злой как черт, и мы остались с Деймоном одни. Одни, понимаешь?

В глазах Натали заметался явный страх. Словно она уже догадалась, о чем сейчас услышит, и в душе уже начинает меня ненавидеть.

– И он… В общем, Деймон хотел меня изнасиловать.

Глаза ее сузились.

– Он целовал меня, нес какую-то чушь про то, что яко бы помешан на мне с седьмого класса.

Натали вдруг задышала так часто и тяжело, что я испугалась, не случился ли с ней сердечный приступ.

– Я хочу сказать…

– Ты лживая сука.

И снова такое чувство, что меня ударили ниже пояса, только на этот раз сильнее.

Натали вскакивает, хватает сумочку и смотрит на меня сверху вниз темными от ненависти глазами.

Я все еще не могу пошевелиться, ее слова так и стоят в ушах.

– Ты сама хотела быть с Деймоном с первого дня, как мы стали с ним встречаться, – прошипела она. – Думаешь, я не видела, какими глазами ты пялилась на него все эти годы? – Она так плотно сжимает губы, что они превращаются в тонкую ниточку. – Мать твою, Кэмрин, вспомни, как ты вечно заступалась за него, наезжала на меня, когда я только заигрывала с другими парнями. – Она машет руками и говорит гнусавым голосом, как бы передразнивая меня: – «У тебя же есть парень, Нэт, ты что, забыла? У тебя же Деймон, не забывай, ты должна думать о Деймоне!»

Натали с силой опускает обе ладони на крышку стола, едва не переворачивая его. Я боюсь пошевелиться, даже чашку боюсь подхватить, но она, слава богу, не падает.

– Держись подальше от нас с Деймоном, поняла? – тычет пальцем мне в лицо. – Или я из тебя мозги вышибу, клянусь собственной матерью.

Она круто поворачивается, идет к двойной стеклянной двери, и колокольчик наверху, кажется, даже не звякает, а взвизгивает, когда она распахивает обе створки.

Немного придя в себя от шока, вижу, что как минимум трое за соседними столиками смотрят на меня. И даже барменша за стойкой, заметив мой взгляд, торопливо отворачивается. Опускаю голову и тупо разглядываю расплывающийся перед глазами узор на деревянной крышке стола. Потом кладу подбородок на руки и сижу так сама не знаю сколько времени, но очень долго.

Потом дважды порываюсь ей звонить, но оба раза усилием воли кладу мобильник обратно на стол.

Как такое могло произойти? Мы столько лет дружили. Когда она болела, я всегда была рядом, а теперь она вышвыривает меня из своей жизни, как ненужную вещь! «Просто ей очень больно, – пытаюсь убедить себя. – Ей тяжело смириться с тем, что она узнала, нужно дать ей время. Когда она опомнится, то пошлет своего Деймона ко всем чертям и придет ко мне извиняться. И мы с ней снова завалимся в „Подземку“ и найдем себе новых парней». Вот только убедить себя мне не слишком удается, на душе так обидно, что жить не хочется.

Мимо проходит какой-то посетитель, высокий пожилой человек в помятом костюме, и перед уходом украдкой бросает на меня взгляд. От стыда и унижения мне хочется провалиться сквозь землю. Снова оглядываюсь и вижу все те же устремленные на меня глаза, которые тут же опускаются, как только я с ними встречаюсь. Кажется, эти люди жалеют меня. А я терпеть не могу, когда меня жалеют.

Хватаю с пола сумочку, встаю и перекидываю ремешок через плечо. В следующую секунду выбегаю на улицу почти с такой же злостью, как и Натали.

* * *

Проходит неделя, от Натали ни слуху ни духу. В конце концов я не выдерживаю, пытаюсь до нее дозвониться, даже несколько раз, но всегда натыкаюсь на автоответчик. А в последний раз оказалось, что она изменила текст приветствия: «Привет, это Нэт. Если ты друг, то есть настоящий друг, оставь сообщение и я перезвоню, а так – и не парься». Мне сразу захотелось залезть в телефон, отыскать ее там и врезать по морде, но я отыгралась на нем самом: зашвырнула в угол комнаты. Хорошо еще, что он у меня в защитном футляре, а то пришлось бы тащиться в магазин и покупать новый, а это как-никак пара сотен баксов.

Я пала так низко, что даже пыталась звонить Деймону. Уж с ним-то разговаривать мне совсем не хотелось, но у него хранится ключ к нашей с Натали дружбе. Увы, это так. Не знаю, о чем я думала. Неужели надеялась, что он наберется храбрости и расскажет Натали всю правду? Ага, держи карман шире.

Так что звонить я прекратила. Нарочно обходила за три квартала наше любимое кафе и ограничивалась жуткой бурдой вместо кофе в дежурном магазине, а чтобы попасть на собеседование о приеме на работу, сделала двухмильный крюк, лишь бы не ехать мимо дома Натали.

На работу меня взяли. Помощником администратора – это мамочка постаралась, замолвила за меня словечко, они с миссис Филлипс, дамой, которая наняла меня, подруги, но работать в ее универмаге мне хочется так же, как пить каждое утро этот дерьмовый магазинный кофе.

Я сижу на кухне, гляжу, как моя мамочка копается в холодильнике, наклонив голову с крашеными светлыми волосами. С грустью думаю о том, что теперь мне, увы, не придется переезжать к своей лучшей подруге, чтобы начать новую, самостоятельную жизнь. Ну да ладно, найду себе квартирку и стану жить-поживать одна или покантуюсь еще немного здесь, с мамой, пока Натали не опомнится. Но не исключено, что этого я не дождусь. Или придется ждать так долго, что я уже сама не прощу ей и пошлю ее на хрен.

Ужасно кружится голова, кажется, что пол качается.

– Мы с Роджером сегодня куда-нибудь сходим, – говорит мама из-за дверцы холодильника. – Ты ведь уже познакомилась с Роджером?

– Да, мама, с Роджером я познакомилась.

На самом деле я с ним не знакома, а может, и знакома, я уже запуталась в маминых ухажерах, их у нее за последний месяц было штук пять, не меньше. На свидания она бегает так, словно участвует в конкурсе «Чаще, больше, быстрее». Она действительно меняет этих дядек все чаще и все быстрее, так что мою метафору можно принимать почти буквально.

– Он хороший парень. Я уже третий раз с ним встречаюсь.

Вымучиваю из себя улыбочку. От души желаю ей счастья, пускай даже снова замуж выходит, хотя при мысли об этом мне становится не по себе. Я обожаю своего отца – всегда была папина дочка, – но простить ему то, как он поступил с мамой, не могу. Они развелись четыре месяца назад, и с тех пор она очень изменилась, стала такая странная. Я совсем ее не узнаю. Она словно открыла ящик шкафа, запертый на ключ тридцать лет назад, и достала оттуда маску, которую носила еще до встречи с папой и рождения нас с Коулом. Правда, маска больше не подходит ей, но она упорно каждый день ее напяливает.

– Он предлагает отправиться вместе в какой-нибудь круиз. – Лицо ее светится.

Я закрываю крышку ноутбука:

– А тебе не кажется, что трех свиданий маловато, чтобы говорить о круизе?

Она поджимает губы и отмахивается:

– Да ну тебя, деточка. В самый раз. Денег у него полно, отправиться со мной в круиз для него все равно что пригласить в ресторан.

Я отворачиваюсь и отщипываю кусочек сэндвича, который зачем-то соорудила, хотя мне совсем не хочется есть.

Мама мечется по кухне, делает вид, что занимается уборкой. Обычно это делает домработница, которая приходит по средам, но, когда мама ждет мужчину, она думает, что засунуть подальше кухонное полотенце и побрызгать везде освежителем воздуха и означает навести в доме идеальную чистоту.

– Не забудь про субботу, – напоминает она, загружая посудомоечную машину, что уже само по себе удивительно.

– Да, мама, я помню, – вздыхаю я. – Хотя на этот раз мне можно было бы и пропустить.

Она разгибает спину и смотрит мне в глаза:

– Деточка, ты же обещала пойти. – В голосе почти отчаяние, ноготки нервно барабанят по крышке стола. – Ты же знаешь, я боюсь одна ходить в эту кутузку.

– Это не кутузка, а тюрьма, мамочка. – Рассеянно отламываю несколько кусочков от хлебной корочки, кладу их на тарелку. – И заключенные ничего тебе не сделают, они все под замком, как и наш Коул. И за дело, черт бы их всех побрал! – Мама опускает глаза, и мне становится мучительно стыдно. – Прости, пожалуйста. Я не хотела.

Ну уж нет, именно это я и хотела сказать, но не вслух и не ей, потому что ей всегда больно, когда я заговариваю о своем старшем брате Коуле, которому дали пять лет за то, что он сбил человека насмерть, когда пьяный в стельку сел за руль.

Мне кажется, я одного за другим теряю близких людей, и это ужасно…

Встаю из-за стола, подхожу к кухонной стойке, а мама снова принимается загружать посудомоечную машину.

– Ладно, так уж и быть, пойду.

Мама улыбается, лицо ее словно озаряется светом, выражение боли сменяется радостью; она благодарно кивает:

– Спасибо тебе, родная.

Как мне ее жалко, просто сердце разрывается. Двадцать два года они с отцом прожили вместе, а потом он взял и изменил ей. Но ведь мы все видели, что рано или поздно это случится. И подумать только, когда мне было шестнадцать и я призналась маме, что влюблена, родители старались сделать все, чтобы мы с Иэном не встречались.

У всех родителей извращенное представление, будто до двадцати лет человек не может понять, что такое любовь, словно возраст, в котором он способен влюбиться по-настоящему, определяется так же, как возраст, когда по закону разрешается употреблять спиртные напитки. Они считают, что «эмоциональная сфера» подростка не вполне развита, чтобы понять, «настоящая» у него любовь или нет.

Полный идиотизм.

А правда в том, что все взрослые говорят о каких-то разных видах любви. Но ведь любовь только одна. Единственная. Я любила Иэна каждую секунду своей жизни, любила, когда он смотрел на меня, и от одного его взгляда у меня сжималось сердце, когда он придерживал мои волосы, а меня в это время тошнило после съеденной энчилады.