Текст книги "Вечный кролик"

Бесплодные поиски и поход по магазинам

Антикроличья партия Соединенного Королевства создавалась в 1967 году как инициативная группа, посвященная одной-единственной проблеме. По мере того как их антикроличьи идеи распространялись, она превратилась в политическую партию. И хотя в первые годы над ними лишь смеялись, популистские обещания Найджела Сметвика, а также раскол в обществе и в парламенте на два лагеря, привели к его неожиданной победе в скандальных досрочных выборах 2012 года.

Этим утром Безухий явился на работу раньше меня и Тоби, что было необычно. Кролики, как правило, не вставали рано. Когда мы вошли, он убирался на своем столе, хотя на нем и не было беспорядка. Там стояла табличка с его именем, лежало несколько молотков различных размеров, адаптированная для лап клавиатура, его собственные перьевая ручка и чернильница, благодарность, выданная ему самим Найджелом Сметвиком, и одна-единственная декоративная морковка в терракотовом горшке. Позади него на стене висел кроличий календарь с немного неприличными картинками. Сейчас он был открыт на мисс Апрель в коротких шортиках, хотя за окном уже была середина лета.

Стоило мне войти, как Безухий прекратил уборку, откинулся назад в кресле и стал хрустеть салатом ромэн, до этого стоявшим в кувшине с ледяной водой.

Он ничего не сказал, так что я вошел в систему и начал работать, перебирая по базе всех Лабораторных мужского пола, без дуэльных шрамов и ростом не менее шести футов[32]32
  Не считая ушей. Рост кроликов измеряется до макушки промеж их ушей. Что любопытно, длина ушей всегда равна ровно трети длины тела, вне зависимости от возраста. Никто не знает почему.


[Закрыть]. В церкви я стоял к белому кролику достаточно близко, и, хотя я сам был ростом в пять футов десять дюймов, я едва доставал ему до плеча. Я приблизительно нарисовал сплюснутую розу Тюдоров, которую видел у него в ухе, и мы, как и положено, отправили рисунок в другие департаменты, но даже два возможных совпадения, которые они мне прислали, совсем не подходили.

Сегодня я собирался пройтись по уже умершим Лабораторным на тот случай, если он инсценировал собственную смерть, чтобы избежать обнаружения. Таких было несколько сотен, и, поскольку кролики умирали часто, умерших в колонии обычно не опознавали и даже не фотографировали. После этого мне было нужно начать просматривать Лабораторных в других колониях, а это, по моим прикидкам, могло занять почти месяц. А если он незарегистрированный – что было вполне вероятно, – то я вообще зря старался. Честно говоря, если бы я возглавлял кроличье Подполье, то именно по этой причине брал бы в курьеры только незарегистрированных Лабораторных кроликов – их было почти невозможно опознать.

– Как у тебя дела с Ушастым? – спросил Безухий. Прибавлять «7770» было уже не нужно – в последние недели я искал только его.

– Никак, – сказал я, – но мне еще предстоит просмотреть уйму физиономий.

– Нам нужно его имя, Нокс.

– Я знаю, – сказал я. – И работаю настолько быстро, насколько могу.

День тянулся медленно до самого ланча, когда я побрел в район Старого рынка, чтобы купить в «ТК-Макс» носки.

На улице было тепло, но не душно, покупатели пребывали в приподнятом настроении, а в городке было тихо, как и заведено в понедельник. Когда я проходил мимо стоянки у кинотеатра «Одеон», то заметил «Додж Монако» семейства Кроликов. Я знал, что это именно их машина, потому что, во-первых, в Херефорде такие можно было увидеть нечасто, а во-вторых, на багажнике был наклеен традиционный и ироничный стикер с кроликом из «Плейбоя». Традиционным он был потому, что этот символ являлся неофициальной эмблемой «Кроличьего Равенства», а ироничным, потому что клубы «Плейбой» никогда не разрешали настоящим крольчихам работать у них официантками[33]33
  Впрочем, настоящим крольчихам не очень-то и хотелось там работать. Дело было в принципе.


[Закрыть]. Я не знал, кто из Кроликов приехал в город – Клиффорд или Конни, – но, оглядевшись, я увидел Конни, спешившую в супермаркет «Уэйтроуз». Клиффорда нигде не было видно. Все мысли о подарках на день рождения испарились из моей головы. Я побежал в магазин, схватил корзину, для виду быстро сунул в нее пять или шесть попавшихся под руку товаров и пошел искать Конни, попутно думая, как лучше начать нашу «случайную» встречу: просто задеть ее или ходить мимо, пока она меня не заметит?

Я нашел ее в журнальном отделе, увлеченно разговаривавшую по мобильнику. Я нырнул обратно за соседний островок и остановился, чтобы подумать. Мое сердце колотилось. Я не видел Конни больше тридцати лет, и даже тогда между нами ничего не было, да и не могло быть. Так что же я собрался делать? Я стал было уходить, но мое бегство было тут же прервано.

– Ну и как прошел ужин? – раздался позади меня голос, и я вздрогнул. Это был Виктор Маллет. Он всегда закупался в «Уэйтроуз», поскольку считал его «по-настоящему британским магазином, практически не опороченным присутствием иностранцев».

– Он будет только сегодня вечером, – сказал я.

– А, вот и замечательно, – сказал Виктор. – В фонде по их выселению уже двадцать кусков, но начни с цены пониже и хорошенько торгуйся, ладно? Пусть думают, что семь – это наш потолок. И вот еще что, – прибавил он, когда ему в голову пришла очередная мысль, – нам бы не хотелось им платить, если это возможно. Крыша церкви сама себя не починит, и такой удар по нашим финансам наверняка скажется на празднике по случаю очередного новорожденного в королевской семье. Так что ты не мог бы попросить кого-нибудь в Надзоре надавить на них, чтобы они съехали?

– Все не так просто.

– Правда? А я думал, что все именно настолько просто. Господи, ну ты же сотрудник Крольнадзора! Тебе-то уж точно кролики должны поперек горла стоять.

– Я всего лишь бухгалтер.

В тот момент я впервые подумал, насколько же это большая ложь. К моему неудовольствию, Виктор Маллет был прав. Будь я честнее с самим собой, то с легкостью бы увидел, что Министерство кроличьих дел, стоявшее над Службой по надзору за кроликами, никогда не было благосклонно к кроликам. Пока мы не вышли из Евросоюза, их семьсот двадцать восемь раз вызывали в Европейский суд по правам человека в Страсбурге. Суд постановил, что раз мы относились к кроликам как к людям – они платили налоги, работали, свободно изъявляли свою волю, осознавали свою смертность и место в обществе и в мире, – значит, они, в силу этого, были достаточно человечны, чтобы обладать всеми правами и привилегиями человека.

Правительство Великобритании с этим не согласилось и дало им законный статус на основании таксономической системы, по которой они однозначно определялись как Oryctolagus cuniculus – то есть вид «европейский кролик». Категорически не люди. Это решение было с радостью принято Крольтрудом, ведь теперь они могли с легкостью обходить до невозможного жесткое трудовое законодательство. Вдобавок к этому правительство заявило, что если они дадут кроликам равные права с людьми, то это создаст опасный прецедент, ведь с точки зрения закона ничто тогда не мешает дать такие же права цыплятам, коровам и свиньям. Еду, которую хозяева давали своим собакам или лошадям, можно было бы расценивать как плату за труд, а еще животным нужно было бы давать больничный и полный соцпакет. Но самая большая проблема состояла в том, что мы «убивали и ели» животных. «Чистая Правда» озаглавила эту новость так: «Европа хочет отнять у вас бекон».

Я вздохнул, и в очередной раз внутри меня что-то надломилось. Самые сомнительные дела Крольнадзор проворачивал этажом ниже того, где работал я, но ведь я все равно помогал им. Даже если я не был частью проблемы, я точно не был частью ее решения.

Мама Пиппы, Елена, думала так же, и поэтому после нескольких ссор, которые становились все злее и желчнее, она ушла от меня. Я должен был обеспечивать нас и поддерживать дом, но она считала, что семейное гнездо в Муч Хемлоке не стоило тех денег, что мы тратили. Она была первым и единственным человеком, кому я рассказал. Больше никто не знал, чем я занимаюсь. Ни родственники, ни друзья, ни тем более Пиппа.

– Думаю, ты напрасно так взъелся на майора Кролика и Конни, – негромко сказал я, стараясь сгладить ситуацию.

– О, так она уже «Конни»?

– Она попросила меня так ее называть, – сказал я, чувствуя, что начинаю горячиться и злиться. Мне хотелось уйти. – Я думал, ты хотел, чтобы я с ними сошелся?

– Хотел, – сказал Виктор, – но не нужно фамильярности. И я был прав насчет уголовников – у их сына на ноге браслет. Я слышал, что его наказали за рытье нор.

Я тоже видел браслет.

– Видишь, о чем я? – прибавил Виктор. – Им недостаточно того, что они перерыли земли за городом и заняли все низкооплачиваемые работы, которыми никто не хотел заниматься. Теперь они начали подкапываться под наши города и поселки. Неужели ты не замечаешь в этом скрытого намека? Их цель ясна как день: подкопаться и расплодиться. Ты знаешь, сколько зданий повредили эти вандалы-копатели?

– Не знаю, – сказал я, пытаясь вспомнить хоть один такой случай.

– Вот и я не знаю, – сказал Виктор, – но наверняка десятки, если не больше. На сайте «Две ноги – хорошо» тьма примеров.

– Если вы хотите что-то узнать о Кенте, вам достаточно лишь спросить.

Это сказала Конни. Она уставилась на нас двоих, а затем моргнула своими большими разноцветными глазами. Я не знал, много ли она слышала из нашего разговора, но надеялся, что она упустила ту деталь, что я работал в Крольнадзоре.

– Вы уже знакомы? – сказал я, быстро решив представить их. – Миссис Кролик, это мистер Виктор Маллет, председатель приходского совета и коренной житель Муч Хемлока. Мистер Маллет, это миссис Констанция Кролик, она только что поселилась в Хемлок Тауэрс.

Мистер Маллет замялся, но затем Стандартное Британское Воспитание взяло верх.

– Рад знакомству, – вежливо сказал он и, почти скрыв свои колебания, неуклюже пожал ее лапу. – Добро пожаловать в наш город. Хор всегда ищет новых членов, в кружке по вязанию всем рады, а Питер и Пиппа, как вы скоро поймете, замечательные соседи.

– Мы уже поняли, что мистер Нокс – идеальный сосед, – улыбаясь, сказала она. – Но вот в вашей искренности я сомневаюсь. Эта листовка случайно не ваша?

Она достала одну из листовок, за раздачей которых я тогда застал мистера Маллета. Листовка предупреждала всех и каждого о «живущих среди нас злостных вредителях с нездоровым пристрастием к моркови». Мистер Маллет посмотрел на бумажку, затем на меня, а потом на миссис Кролик, которая склонила голову набок и бесстрастно глядела на него.

– Ну. – Он выглядел слегка напуганным. – Думаю, что, наверное, наши слова были… вырваны из контекста.

– Вот как, – сказала Конни. – И в каком же контексте высказывание «злостные вредители с нездоровым пристрастием к моркови» может показаться не оскорбительным и не лепорифобным?

– Ну знаете, – сказал он, вдруг приходя в себя, – теперь уже вы оскорбляете меня тем, что называете лепорифобом. Это отвратительное, незаслуженное хамство, и вам должно быть ужасно стыдно!.. Так что теперь мы квиты. Боже мой, а который час? Я страшно опаздываю на встречу. Был очень рад познакомиться с вами, миссис Кролик. Хорошего вам дня.

И он пошел прочь, вытирая о штанину руку, которой он пожимал лапу миссис Кролик.

– Ох, мамочки, – сказала Конни, прикрывая лапой рот и звонко хихикая. – Как же плохо я поступила. Наверное, не стоило так уж сильно припирать его к стенке.

– Тут я с тобой согласен, – сказал я. – Будучи одним из твоих немногих друзей в поселке, должен предупредить, что мистер Маллет – последний человек, которого тебе стоит злить.

– Если продолжишь дружить с нами, мистер Нокс, – сказала она, демонстрируя потрясающую прямоту, – то скоро в этом городе мы останемся твоими единственными друзьями.

– Я… пожалуй, рискну, – сказал я.

Теперь она стояла близко-близко, и я снова почувствовал исходивший от нее сочный глинистый запах. Много лет назад запах был таким же – эти духи создал знаменитый кроличий парфюмер Гастон Кролик. Когда я чувствовал запах немытой картошки, то всегда вспоминал о ней.

– «Jersey Royal Pour Femme», – сказал я, вдруг вспомнив название духов.

Она посмотрела на меня и улыбнулась.

– Ты вспомнил.

– Я много чего помню.

Несколько секунд мы просто смотрели друг на друга, а затем она вдруг перевела взгляд на случайные предметы, которые я бросил в корзину.

– Ну и ну, – сказала она. – Женские прокладки, банка грибного супа, арахисовое масло «Сан-Пэт» и шпажки для бутербродов?

– Это для миссис Понсонби, – быстро сказал я. – Она моя тетушка. Я хожу за покупками для нее.

– Та, которая заболела, когда меня отчисляли из универа?

– Нет, – сказал я. – Другая тетушка. У меня их три.

– А у меня шестьдесят восемь, – весело сказала она, – и сорок девять дядюшек, один из которых мне еще и дедушка.

– Правда?

– Да, – задумчиво сказала она. – Из-за этого на семейных посиделках всегда бывает немного неловко. Не зайдешь со мной в овощной отдел?

Пока мы шли вдоль полок, я чувствовал, как на нас глазеют. Когда мы подходили, покупатели вдруг исчезали с нашего пути, а один раз, когда Конни остановилась в отделе еды для приверед, находившиеся там покупатели поспешно отшатнулись, неодобрительно цокая языками.

– Мне сказали, что ты играла небольшую роль в «Криминальном чтиве», – сказал я, чтобы поддержать разговор.

– Наивысшей точкой моей провальной карьеры стало то, что меня вырезали из классической картины, – с улыбкой сказала она. – Фрагмент изначально назывался «Инцидент с кроликом». Квентин был вовсе не против работать с кроликами, но студии давили на него, и мою сцену пришлось переснять с человеком. И они изменили «хороший морковный сок» в диалоге на «хороший кофе». Но если ты пересмотришь фильм, то заметишь, что жену Джимми должна была играть крольчиха. В те годы нам еще разрешали летать в Штаты, – со вздохом прибавила она. – Нужно было получать справку о том, что я не беременна, и нельзя было задерживаться в стране дольше чем на половину продолжительности беременности, но все же… Хорошие были времена.

– Наверное, было неприятно, что тебе не перепало от успеха фильма.

– Таковы реалии актерской жизни, – философски сказала Конни. – В основном я работала в рекламе, пару раз появлялась в «Ферме Эммердейл» и «Чисто чикагском убийстве» и играла акушерку Рэйчел Кролик в ста восьмидесяти трех сериях сериала «Как глубока была моя нора». Ты его смотрел?

– Нет, – честно сказал я. Хитросплетения множества сюжетных линий того сериала были настолько запутаны, что в одном двадцатиминутном эпизоде было не меньше драмы, чем в целом сезоне «Западного крыла». Лишь несколько человек утверждали, что разобрались в сюжете, но они, скорее всего, врали.

– Люди его почти не смотрят, – ответила Конни, – но кое-что с моим участием ты, наверное, видел. Помнишь рисованную крольчиху в рекламе шоколада с карамелью «Кэдбери»?

Как ни странно – хотя на самом деле ничего странного в этом не было, – когда я видел ту рекламу, я всегда думал о Конни. Мое воображение решило, что у той рисованной крольчихи такие же формы и западный акцент, хотя голос у нее был совершенно другой.

– Так это была ты?

Конни небрежно махнула лапой.

– Меня снимали, чтобы аниматоры могли срисовать движения, так что да, тело и движения мои. Причем все это было задолго до технологии захвата движений.

– Но ведь голос не твой, верно? – сказал я.

Она улыбнулась.

– Заметил. Я тогда еще не была членом Актерской ассоциации, поэтому вместо меня ее озвучивала Мириам Маргулис. Но я находилась в студии вместе с ней, чтобы ее консультировать. Она замечательная женщина и так здорово сыграла Кормилицу в «Ромео + Джульетта».

– А ты когда-нибудь играла в постановках Шекспира? – сказал я.

– Две недели играла Основу в «Сне в летнюю ночь», но думаю, что получила роль только из-за ушей. А вообще, знаешь что? – сказала она, когда мы подошли к овощному отделу. – Мне ведь на самом деле совсем не нужно было идти за покупками.

– Не нужно?

– Нет. У меня любовник, и я хотела позвонить ему так, чтобы Клиффорд не услышал. Его зовут Руперт Кролик. Он мой кузен со стороны матери мужа дочери сестры моего отца.

– Я… Я не уверен, что тебе стоит рассказывать мне об этом.

– Будучи крольчихой, – со вздохом сказала она, – мне бывает трудно найти хоть кого-нибудь, кто мне не родственник.

– Нет, – сказал я. – Я имел в виду, что тебе не стоит рассказывать мне о том, что ты изменяешь мужу.

Она взяла сельдерей и с видом эксперта понюхала его.

– Я всегда могла доверять тебе, Пит. Я говорила тебе всякое, и ты мог рассказать об этом другим, но не рассказывал. Ты скажешь моему мужу?

– Нет, конечно же нет.

– Вот поэтому я и делюсь. К слову, в Руперте я тоже не совсем уверена. Недостаточно он дурной.

– Недостаточно дурной? – спросил я, все-таки заинтересовавшись.

– Клиффорд замечательный муж. Честный, высокий, умный, трудолюбивый, целеустремленный… Но если я когда-нибудь захочу еще детей, они, наверное, будут не от него.

Я спросил, почему нет, и она ответила, что это «поймут только крольчихи». Она задержалась у салата айсберг, потом понюхала ромэн, а затем взяла упаковку с двумя кочанами Маленькой жемчужины.

– Вообще-то это просто миниатюрный ромэн, – сказала она со знанием дела, – и он очень устойчив к корневой тле. Ты знал, что древние египтяне считали салат символом сексуальной удали и плодородия?

– Теперь знаю.

– На нас кто-нибудь смотрит? – озорным тоном спросила она.

– Что ты хочешь сделать?

– Так смотрит или нет?

Я огляделся по сторонам.

– Нет.

Она вынула одну из Маленьких жемчужин из целлофана.

– Мой второй муж и я обычно ели Маленькую жемчужину во время… ну ты понимаешь. Она увеличивает шанс овуляции[34]34
  В отличие от людей, кролики могут забеременеть почти всегда, когда только пожелают. Высокая рождаемость нередко становится инструментом быстрых эволюционных перемен, и, возможно, именно поэтому 40 % всех млекопитающих сегодня принадлежат к семейству грызунов и заячьих.


[Закрыть].

Затем, не колеблясь, она в один присест проглотила Маленькую жемчужину.

Она закрыла глаза, глубоко вдохнула, и по ее телу прошла дрожь, от которой коричневый мех на холке встал дыбом. Она задержала дыхание, а затем с низким стоном выдохнула пахнущий салатом воздух.

– Ух ты, – негромко сказала она. – Салаты Ассоциации производителей чистых органических продуктов всегда торкают больше других. Слушай, тебе лучше это взять.

Она протянула мне оставшийся кочан.

– Если я вернусь домой с упаковкой, в которой нет одной жемчужины, Клиффорд точно что-нибудь заподозрит. Ой-ой. У нас проблемы.

Я оглянулся и увидел, как охранник разговаривает с двумя недовольными покупателями. Они смотрели в нашу сторону и указывали на нас пальцами. Я снова повернулся к Конни, чтобы что-то сказать, но она уже ускользнула.

– Эта крольчиха была с вами? – спросил охранник, подойдя ко мне.

– Какая крольчиха?

– Та, которая сунула вам вскрытую упаковку с Маленькой жемчужиной, потому что иначе ее муж стал бы ревновать.

– А такое часто случается?

– Чаще, чем вы думаете. Ну так что, эта крольчиха с вами?

– Вообще-то нет… мы только что познакомились.

Он что-то буркнул и отошел. Я прошелся вдоль полок, пытаясь найти Конни, и наконец увидел ее снаружи. Она быстро шла к своей припаркованной машине. Я наблюдал, как она садится в «Додж», затем выезжает задом с парковки и уезжает. Еще в университете мне нравились ее эксцентричный характер и совершеннейшая прямота. Они и сейчас мне нравились. А еще я понимал, что рано или поздно, случайно или нарочно, она узнает о моем участии в гибели ее второго мужа, Дилана Кролика… И мне вовсе не хотелось, чтобы это случилось.

Старший Руководитель

Миксоматоз использовался в качестве бактериологического оружия против кроликов с начала девятнадцатого века, и даже был завезен в Австралию в 1950 году. Сначала болезнь проявляется на глазах и гениталиях: могут появляться опухоли или миксомы. Затем присоединяется вторичная инфекция, развивается пневмония, и через две недели после заражения кролик обычно умирает. Лекарства от болезни не существует.

Когда я вернулся в офис, то застал Флемминг и Безухого за моим компьютером. Они просматривали утренние отказы и возможные совпадения. У Флемминг был пароль администратора, и она могла получить доступ ко всей моей работе, так что я не удивился.

– Результатов, значит, пока нет? – спросила она.

– Это долгий и утомительный процесс, – сказал я. – И здесь нельзя торопиться.

– В таком случае, – сказал Безухий, – думаю, нужно сделать подход более осмысленным. Мы сказали ему, что ты зайдешь и отчитаешься о проделанной работе, когда вернешься.

Эти слова меня не на шутку встревожили.

– К кому я должен зайти?

– А ты сам как думаешь? К Старшему Руководителю.

Я вздрогнул. Никто не хотел встречаться со Старшим Руководителем, особенно если этот никто был ключевой фигурой в важном расследовании, которое ни на йоту не сдвинулось с места. Я попытался придумать ряд убедительных и разумных аргументов, которые бы заставили других прислушаться ко мне и при этом поразили бы их глубиной моего интеллекта и остроумия, но в конце концов я лишь смог плаксиво выдавить из себя:

– А это обязательно?

– Конечно нет, – сказала Флемминг. – Но ты все равно пойдешь, потому что я тебе приказываю. А, и зайди по пути в бухгалтерию. Кажется, у них есть что ему передать.

Разговор завершился, и Флемминг с Безухим вернулись на свои места. Я вздохнул, а затем медленно побрел по коридору туда, где меня уже ждала главный бухгалтер с пухлым коричневым конвертом и расчетным листом. Я знал, что внутри конверта. У Старшего Руководителя было много странных привычек, одна из них такая: он настаивал, чтобы за все «дополнительные услуги» ему платили наличными.

– Спасибо, что идете туда, – беспокойно сказала она. – Я бы и сама все сделала, но мне нужно срочно бежать к стоматологу.

Она потерла челюсть и наигранно поморщилась, чтобы подчеркнуть свои слова, затем напомнила мне получить его роспись за деньги и исчезла в своем кабинете.

Я спустился вниз, в главный офис Крольнадзора. Офис был большим и открытым, освещенным яркими люминесцентными лампами. В нем работало около шестидесяти сотрудников, и почти все они либо висели на телефонах, либо, ссутулившись, смотрели в свои мониторы. Они отслеживали выполнение рабочих заданий, вероятные всплески криминальной активности и жестко следили за соблюдением максимального размера оплаты кроличьего труда.

Пока я медленно пересекал офис, взгляды были устремлены на меня. Казалось, что все застыли в мрачном предчувствии чего-то неизбежного. Никому не нравилось, что Старший Руководитель сейчас здесь, и прибытие кого-то с пухлым коричневым конвертом казалось им хорошим предзнаменованием. Чем скорее ему заплатят, тем скорее он уйдет.

Мне даже не пришлось объяснять цель моего визита помощнику Старшего Руководителя. Он просто объявил о моем прибытии по внутренней связи и поторопил меня. Я подошел к двери, набрал в грудь побольше воздуха, постучал и вошел.

Кабинет был чистым и аккуратным. На стенах висели фотографии Старшего Руководителя и напоминания о его многочисленных достижениях в ретрогонках. Повсюду стояли трофеи, полированные части двигателя, переделанные в часы и пепельницы, а на стене висела запасная фигурка с капота машины D-Type, победившей в одном из турниров Ле-Мана. Жалюзи были опущены, и поэтому в кабинете было довольно темно, а в воздухе висел невероятно удушающий запах: смесь виски, сигарного дыма и лосьона «Олд Спайс».

Зажглась сигара, и сидевший в темноте силуэт немного озарился оранжевым огоньком. Я прокашлялся, чтобы успокоиться, и поднял конверт.

– Агент АЙ-002 сказал мне отчитаться перед вами об охоте на Ушастого 7770, и я принес вам кое-что из бухгалтерии.

Повисла тишина, а затем:

– Высший класс, старик, высший класс.

Его голос был вкрадчивым и низким, как у хорошо образованного человека. Мне вспомнился мой школьный учитель английского, имевший длительные отношения с виски «Монте-Кристо» и «Гленморанджи». Они обогатили его мягкие интонации, но в конце концов не привели ни к чему хорошему.

– Bono malum superate[35]35
  Побеждай зло добром (лат.).


[Закрыть], – прибавил он. – Будь молодцом и оставь конверт на столе, ммм?

Я закусил губу. Из офисных сплетен я знал, что с наличкой все всегда так и происходит. Те, кто ее заносит, пытаются получить подпись Старшего Руководителя, а он всегда пытается ее не ставить.

– Мне нужно, чтобы вы подписали.

– И я подпишу, старик, когда сам решу. Погоди-ка, а ты ведь мистер Нокс?

Он встал и подошел к свету, и я почувствовал, как у меня по спине потек пот.

Старший Руководитель был одет с иголочки. На нем был идеально скроенный шерстяной костюм-тройка, явно недешевый; под черными мужскими туфлями он носил красные носки, а на его шее был аккуратно повязан алый галстук с украшенной драгоценными камнями заколкой. Его мех был темного рыжевато-песочного цвета, рост – более шести футов, а хвост – настоящий лисий хвост – торчал из-под полы костюма, и его белый кончик нетерпеливо подергивался. Также у ног Старшего стоял грузный холщовый мешок с темными пятнами в нескольких местах.

– Ты что, язык прикусил? – сказал он. – Мистер Нокс – это ты? Я могу отличить мужчину от женщины, старика от юноши и тупого от еще тупее, но детали от меня ускользают.

– Д-да, – запинаясь, выдавил я, когда он приподнял губу и обнажил огромный острый клык. Казалось, что промеж его зубов застряли клочья волос, к которым прилип розовый хрящик.

– Что «да»?

– Да, сэр, мистер Ллисъ, сэр, – сказал я. – Так меня и зовут – мистер Нокс, сэр.

Кролики были не единственными животными, попавшими под влияние Спонтанного Очеловечивания в 1965 году. Вместе с ними там оказались шесть куниц, пять морских свинок, три лисицы, один далматинец, один барсук, девять пчел и одна гусеница.

Барсук и далматинец сменили множество карьер – они побывали ведущими ток-шоу, репортерами, бильярдными жуликами – и, провалившись в каждой из них, нашли себя, став комедийным дуэтом «Пятна и полоски», чьи шуточные сценки были не всегда удачными, но хотя бы оригинальными.

Все морские свинки оказались самцами, так что ни о каком продолжении рода речи быть не могло. Они были неразлучны, и после неудавшейся попытки открыть свое дело по выпечке тортов они организовали преступный синдикат, который пресса окрестила «Стальными свиньями». После серии гангстерских налетов, ограблений банков и ювелирных магазинов удача отвернулась от них, когда полиция окружила их машину, в которой они сбегали с места преступления по автомагистрали М4. Но вместо того чтобы по-тихому сдаться, они решили прорываться с боем при помощи различного автоматического оружия и даже одной ракетницы. При этом они все время выкрикивали фразочки вроде: «Ни одному поганому копу не упечь меня в тюрягу».

Впоследствии опытный боевой офицер описывал ту бойню так: «Это были самые страшные полчаса в моей жизни; даже в Ираке мы не сталкивались ни с чем подобным». После затяжной перестрелки, двух автомобильных погонь и двадцатисемичасового противостояния в KFC двух выживших морских свинов арестовали и приговорили каждого к двадцати шести годам тюремного заключения.

Все куницы работали в органах безопасности, не то из-за своей биологической предрасположенности, не то просто подыгрывая стереотипу пронырливого зверька. Из них я хорошо знал лишь одного – Адриана Куницына, решившего «очеловечить» свою фамилию[36]36
  Вы бы ни за что не догадались, что они – куницы, пока не встретились бы с ними лицом к лицу. Это ошеломляет многих потенциальных партнерш и партнеров, которых они находят, проводя уйму времени в приложениях для знакомств. По какой-то причине для аватарки профиля они всегда выбирают фотографии юных Энтони Идена или Юнити Митфорд.


[Закрыть], чтобы казаться не таким пронырливым.

Гусеница, напротив, не смогла приспособиться к Очеловечиванию и сразу же окуклилась. Из куколки, впрочем, он или она пока что не вылупились. Сейчас куколка висит в большом стеклянном шкафу в Музее естествознания, и ее круглосуточно снимает веб-камера.

Никто не знает, что случилось с пчелами.

– Как поживает твоя очаровательная дочь? – спросил мистер Ллисъ, явно намекая на их встречу много лет назад, в день, когда сотрудники приводили детей на работу. В тот год праздник был омрачен его незапланированным прибытием в офис. Пиппе тогда было четырнадцать, и она стала центром внимания мистера Ллиса и жертвой его неприличных намеков. Будь он человеком, этого было бы достаточно для увольнения и, возможно, даже для заведения на него уголовного дела.

– У нее все хорошо, – сказал я, стараясь говорить холодно и презрительно, хотя на самом деле мой тон вышел жалким и извиняющимся.

– Она все еще красавица, да? – спросил он. – Теперь, когда она достигла возраста согласия, нам наверняка стоит познакомиться поближе.

Его маленькие желтые глазки впились в меня, и из одного уголка его рта потекла слюна. Слово «омерзительный» было недостаточно крепким, чтобы описать его.

– Думаю, могу с уверенностью сказать, что Пиппа терпеть вас не может, – ответил я.

Он снова осклабился.

– Вот же маленькая негодница. Что ж, ей же хуже.

Из-за небольшого размера помета и невероятно длительных и сложных брачных игр, требовавших свиданий в мишленовских ресторанах и походов в оперный зал Глайндборн, лисы не смогли расплодиться так же, как кролики. От двух лисиц и одного лиса, очеловеченных в самом начале, на сегодняшний день произошло чуть менее шести тысяч особей. На протяжении всех этих лет они становились все более и более культурными и стали настаивать на том, чтобы их лисята учились в школах. Они любили по любому поводу изрекать напыщенные и бессмысленные фразочки на латыни и изменять свои фамилии самыми невообразимыми и нелепыми способами. Помимо обыкновенного «мистер Лис» существовало еще около сорока различных комбинаций вроде: Лисъ, Лисс, Ллисъ, Л’ис, Ли’C, Лльисъ, Лic, Лiсъ, Льис, Лыс, ЛыссиЛ’лис. А произносились они все без исключения как «Лис».

В отличие от кроликов, лисы получили британское гражданство, хотя и на основаниях, законность которых вызывала сомнения, – тогдашнему министру внутренних дел просто «понравился их прикид». Но они также добились уникального постановления, по которому сохранили двойственный животный статус. По закону они считались людьми, но также по желанию или по требованию работы им позволялось становиться лисами. К тому же, как известно, они были удручающе хитры. Даже поговорка такая была: вам никогда не перехитрить лиса.

– Ладно, – сказал мистер Ллисъ, – давай разберемся с наличкой.

Я передал ему бумагу на подпись, и он вынул из нагрудного кармана дорогую ручку. Подписав расчетный лист, он отдал его мне, и я передал ему деньги.

– Хорошо, – сказал он, засовывая деньги в свой нагрудный карман. – А теперь давай поговорим об операции в Россе. Безухий сказал мне, что ты не проявляешь должного энтузиазма, который мы хотим видеть в своих сотрудниках. Сейчас, когда Кроличье Подполье угрожает мирной жизни этой прекрасной цветущей страны, тебе нужно больше стараться. Куницын говорит, что ты уже несколько недель пялишься на фотки Лабораторных кроликов и еще ни на одного не указал.

Я нервно сглотнул.

– Я его еще не нашел. Такой поиск требует времени.

Он подошел ближе, и удушающий запах одеколона «Олд Спайс» вдруг заполнил воздух, как туман. Лисы пользовались им, чтобы кролики не почувствовали их естественный запах, когда те собирались напасть. И лисам разрешалось убивать кроликов. В 1978 году Верховный Суд, рассматривавший дело «Лис против Кролика», постановил, что лис имеет законное право убить кролика, если в момент убийства он классифицирует себя как лиса. Обосновывалось это «исторически сложившимся хищническим образом жизни, основанным на традиционном поедании естественной добычи». Это также давало им законные основания работать в Службе по надзору за кроликами. Конечно, закон позволял кролику убить лиса при самообороне в том случае, если у него «не осталось возможности сбежать, и если возможно доказать в суде, что кролик не превысил пределы необходимой самообороны, установленные законом в отношении кроликов». Однако кролики редко шли на это из-за… ответных расправ.