Текст книги "Вечный кролик"

Ответные расправы считались не массовым убийством, а скорее полезным инструментом устрашения. Начались они, когда один крайне неприятный тип по имени Джетро Ллис проник в Колонию № 5, чтобы «немного поразвлечься». Его нашли два дня спустя в сточной канаве прямо за стенами колонии. Судебный медик обнаружил в его крови достаточно кокаина и алкоголя, чтобы убить жеребенка, но причиной смерти назвал удушье «от застрявшей в дыхательных путях морковки». И хотя судмедэксперт заявил, что это вовсе не обязательно означает умышленное убийство и причастность кроликов, братья лиса решили иначе. Когда дым и клочья пуха рассеялись, шестьсот случайных кроликов были убиты, замучены и частично съедены, причем самым жестоким возможным образом. Инцидент был настолько неприятным, что тогдашний премьер-министр Тони Блэр – давний поборник лисьих прав – пригрозил лисьему сообществу, что еще один «подобный перегиб» приведет к отмене постановления «Лис против Кролика».

Однако ответные расправы продолжались, лисам просто пришлось найти допустимые рамки. Оказалось, что сотня мертвых кроликов за одного убитого лиса позволяла лисам оставаться практически неприкасаемыми. Но, несмотря на разрешение, лисы нечасто пользовались своим правом на убийство, чтобы цена на заказное умерщвление оставалась непомерно высокой.

– Ты не нашел его, потому что такой поиск требует времени? – повторил он. – И сколько же времени?

– Ну, приблизительно…

– Дай мне какие-нибудь имена, – сказал мистер Ллисъ, прерывая меня. – Имена Лабораторных, хоть чуточку похожих на Ушастого 7770. Так мы хотя бы посеем раздор среди грызунов.

– Я… не думаю, что это хорошая идея.

– Почему?

– Нам стоит попытаться избежать повторения инцидента с Диланом Кроликом, – сказал я. Во рту у меня пересохло. – Это может нанести удар по репутации Крольнадзора.

Я слышал, как мой голос надломился.

– Общественность уже давно об этом забыла, – сказал мистер Ллисъ, пренебрежительно пожимая плечами. – Все эти глупости о преступном убийстве Дилана Кролика остались только в нездоровых умах безнадежных ханжей. Чтобы поддержать эффективность Надзора, нам придется тут и там совершить несколько ошибок, и мистер Сметвик согласен со мной, что эту цену стоит заплатить. А теперь вот что: я хочу, чтобы ты вернулся к своему списку Лабораторных и выбрал четырех, которых мы могли бы допросить.

– У меня нет имен, – умоляющим тоном сказал я. – Ни одного.

– Это уже не моя проблема, – сказал мистер Ллисъ, зловеще смерив меня взглядом, – а твоя. Четыре имени. Чтобы показать Подполью, что мы не шутим.

– Тогда почему бы просто не выбрать четырех случайных Лабораторных в толпе? – спросил я. От ужаса мой голос дрожал. – Они будут так же виновны, как и те, кого выберу я…

Я затих, когда его маленькие желтые глазки холодно уставились на меня.

– Ты отличный опознаватель, – негромко сказал он, – один из лучших. Судя по статистике, ты почти всегда бьешь в точку. Но если ты не начнешь хоть немного поддерживать нашу линию, нам придется поставить вопрос о твоем уходе.

Я снова нервно сглотнул. Мне была нужна эта работа.

– Вы не можете уволить меня за то, что я не даю вам случайные имена.

Он улыбнулся и похлопал меня по руке.

– Дорогой мой друг, мы не собираемся тебя увольнять. Бог мне свидетель, нет. Но в Надзоре регулярно происходят утечки информации, а они частенько приводят к самым печальным последствиям.

Он смотрел на меня, слегка улыбаясь, и я почувствовал себя скверно. Меня бросило в жар. Мистер Ллисъ выдал организации «Две ноги – хорошо» имя Дилана Кролика, и те потушили его. Было вполне возможно, что он выдаст и мое имя, но уже кроликам, причем тем, чьи мозги заняты не только морковками, лопухами и повторами сериала «Как глубока была моя нора». Он усмехнулся, и я понял, что он не шутит. Положив лапу мне на плечо, он тихо произнес мне на ухо:

– Нравится тебе это или нет, Нокс, ты один из нас. Ты брал деньги и даже успел немного измазаться в том, чем мы здесь занимаемся. Не думаю, что кролики увидят твою причастность в хоть сколько-нибудь… – он замолчал, раздумывая, – …благоприятном свете.

Он был прав. Я знал множество случаев, казавшихся случайными или несвязанными, но при этом игравших на лапу кроликам. Например, внезапный и беспричинный отъезд заместителя Сметвика в Бутан к буддистам; или крайне высокая статистика аварий со смертельным исходом, в которых погибали лисы и куницы; или опознаватели, внезапно покидавшие свои должности или просто пропадавшие без вести. Все-таки мы не просто так держали нашу профессию в секрете.

– Мы друг друга поняли? – спросил он.

Я почувствовал, как по моей спине катятся холодные капли пота.

– Да, – сказал я, – да, мы друг друга поняли.

Лисы всегда так работали. Убеждали, давили, угрожали, унижали, заставляли рваться на части, размазывали и – в случае с кроликами – наконец убивали. Это было заложено у них в крови, в самом ДНК. Более того, им это доставляло удовольствие. Многие из них считали, что ключ к первоклассному первому свиданию с новой знакомой лисичкой – пригласить ее на убийственную прогулку по кроличьим колониям.

Пришла пора мне уходить. Я пробормотал, что меня ждут, и повернулся к двери, но обнаружил, что мистер Ллисъ уже был там. Он переместился настолько быстро, что мне показалось, будто в кабинете его двойник. Мне даже пришлось обернуться, чтобы проверить.

– Мистер Нокс, сэр, не так быстро, сэр. Разве я сказал, что вы можете идти, сэр?

– Нет, сэр, нет, сэр, мистер Ллисъ, сэр, – пробормотал я. – Что еще я должен сделать, сэр?

Он приблизил свою морду вплотную ко мне и глубоко вдохнул.

– Ого-го, – сказал он, внезапно отвлекшись, – да ты недавно был рядом с крольчихой.

Я подумал о Конни в «Уэйтроуз».

– По пути сюда зашел в «Аскарис», – сказал я, – там за стойкой работала крольчиха.

Я слегка запнулся, пока говорил, и мистер Ллисъ сразу же понял, что я лгу.

– Нет, ну надо же! – смеясь, сказал он. – Малышу Нокси заморочили голову. И чем же она тебя завлекла? Глазами? Трясущимся хвостиком? Или дело в необъяснимой и совершенно непристойной сексуализации низшего млекопитающего, ничем не примечательного в другой ситуации? Кто она, а? Твоя новая соседка?

– Нет… – Я прервался, осознав, что он только что сказал. – Откуда вы знаете, что у меня по соседству поселились кролики?

Он улыбнулся.

– Не позволяй их мягкому характеру и мнимому миролюбию одурачить себя, – сказал он, не отвечая на мой вопрос. – Знаешь, как они изображают из себя «милых и пушистых жертв человеческого гнета»? Ерунда все это. Не нужны им заливные луга, теплые норки и лопухи, нет. Они стремятся расплодиться, ассимилировать и подмять вас под себя. И если за ними не следить, они победят. Беспорядочная половая жизнь – это не просто их raison d’être, смысл существования, а их секретное оружие. Угроза Взрывного Размножения действительно существует, и когда Подполье захватит контроль над цепочкой снабжения и запасами продовольствия, они дадут отмашку. Ты не успеешь сказать «заячье рагу», как люди окажутся в меньшинстве на собственной земле. Перевес голосов окажется на их стороне, и ты будешь работать на кролика, выполнять кроличьи приказы, молиться у их алтаря, жить по-кроличьи и жрать салат на завтрак, обед и ужин. Ты этого хочешь?

– Ну, нет.

– Тогда мы с тобой точно заодно, потому что именно этого добиваются Ушастый 7770 и все остальные прыгучие предатели.

– Правда?

– Можешь не сомневаться. А теперь смотри, по поводу твоих соседей: будь начеку, но оставайся к ним дружелюбен. Делай все что нужно, чтобы втереться к ним в доверие. Когда придет время, мы скажем тебе, что нужно сделать.

– Так мне нужно, чтобы они остались в городе? – сказал я, думая о Маллетах и об их сборах средств на выселение.

– Если получится. Внедрись к ним, заведи друзей и доложи мне. Крольнадзор будет тебе признателен. И я лично буду признателен.

Мистер Ллисъ покровительственно похлопал меня по плечу, а затем, пока я не видел, сунул мне руку в пиджак и положил во внутренний нагрудный карман маленькую, но очень свежую лисью какашку[37]37
  Я узнал об этом значительно позже, когда сунул руку в карман. Эта лисья шутка широко распространена, но забавной ее находят только сами лисы.


[Закрыть]. Потом он улыбнулся.

– Ах, да, – сказал он, указывая на окровавленный мешок, стоявший на ковре посреди его кабинета. – Не хочешь захватить с собой пару лапок? Они вкусные и питательные.

Я наконец вновь обрел дар речи.

– Это никакой не надзор, – сказал я. – Это просто…

Я затих, не договорив.

– Можешь говорить, что думаешь, Нокс. Я разрешаю. Тебе ничего за это не будет. На этот раз.

– Это… убийство, – сказал я, указывая на мешок.

Он затянулся сигарой и усмехнулся.

– Ты хоть осознаешь, сколько в этом твоем утверждении лицемерия? Какими бы мы, лисы, ни были жестокими, мы просто дилетанты по сравнению с людьми. Возможно, я обхожусь с твоими мохнатыми лесными друзьями немного жестоко, хотя exitus acta probat[38]38
  Цель оправдывает средства (лат.).


[Закрыть], Нокс. Но видишь ли, какое дело: вовсе не я и не мои лисиные сородичи безо всякого зазрения совести ежедневно подталкивают всю эту чертову планету к вымиранию.

Несколько секунд он сверлил меня взглядом, и я беспокойно переминался с ноги на ногу.

– И не надо говорить, что ты лично ни в чем не виноват, – продолжил мистер Ллисъ, – потому что это не так. Своим молчанием ты поддерживаешь статус-кво, что доказывает твою причастность, а безразлично пожимая плечами, ты голосуешь за то, чтобы оставить все в точности так, как есть. Это не я убийца, Нокс, а ты – ты и все твои маленькие безволосые дружки-приматы с их глупыми прическами, длинными конечностями, разросшимся чувством собственной важности и манией величия.

Я почувствовал, что краснею под его взглядом.

– А теперь, – понизив голос сказал он, – можешь валить обратно и заняться своей честной и нужной работой, за которую тебе так хорошо платят. И чтоб к заходу солнца на моем столе лежало четыре имени.

Особого приглашения мне не потребовалось, и я быстро покинул кабинет.

– Все хорошо? – спросил Тоби, когда я вернулся за свой стол.

– Нет, – сказал я, – не совсем. Все плохо. Все очень плохо.

Ужин и бренди из одуванчиков

Из всех служивших кроликов больше всего наград за всю историю получила офицер ВВС Великобритании Даниэль «Базука» Кролик, катапультировавшаяся в небе над Ираком из истребителя-бомбардировщика «Торнадо», в который попала ракета «земля-воздух». Она написала о своем пленении довольно интересную книгу «Побег из Тикрита», хотя критикам не понравилось слишком детальное описание иракского салата в конце книги.

Весь день я вымучивал из себя решение, имена каких Лабораторных кроликов мне стоит передать мистеру Ллисъу. Наконец, я выбрал четырех уже умерших или давно пропавших без вести, причем с первого взгляда это было неочевидно. Кому-нибудь придется сначала их поискать, а это должно было дать мне пару дней, чтобы вздохнуть свободно.

Вечер был теплым, а небо – ясным, хотя его тут и там усеивали перистые хвостики облаков. Пока я и Тоби ехали обратно в Муч Хемлок, мы не разговаривали. Я был занят мыслями об опознавании, Взрывном Размножении, мистере Ллисъе, Конни и, конечно же, лисьей какашке, которую я нашел в нагрудном кармане, когда полез за солнцезащитными очками. Высадив Тоби, я поехал домой, помылся в душе, побрился и перебрал вещи в комоде, решая, что мне надеть, когда я пойду к Кроликам. Наконец я остановился на свободных брюках, белой рубашке и повседневной спортивной куртке. С тех пор как я все это купил, я набрал пару фунтов в весе, и вещи стали тесноваты, но другого приличного костюма у меня все равно не было. Я редко куда-нибудь выбирался.

Пиппа решила, что не пойдет со мной, потому что она как бы пообещала Тоби встретиться с ним в новом фьюжн ресторане уэльско-тайской кухни, недавно открывшемся в городке. Она уже разнюхала о сборе средств на выселение кроликов – это движение успели прозвать «кроличий Брекзит».

– Ты правда собираешься предложить им деньги, чтобы они свалили? – спросила она. – Мне кажется, не стоит становиться рупором для Маллетов – потом проблем не оберешься.

– Я буду тактичен, – сказал я. – В конце концов, может статься, что это хитрый план самих Кроликов. Обобрать до нитки всех, кто захочет пожертвовать на это деньги, – есть в этом какая-то поэзия.

– Если не считать священника, запустившего руку в пожертвования на починку крыши церкви.

– Да, – задумчиво сказал я. – Может быть, у меня получится договориться о каких-нибудь поблажках. Церковный кэшбэк, например.

Она сказала, чтобы я был осторожен, я пообещал, что буду, и направился к дому Кроликов.

Майор Кролик открыл дверь почти сразу же после того, как я постучал.

– Здравствуй, Питер, – радостно сказал он. – Ты ведь не против, если я буду называть тебя просто «Питер»?

Я сказал, что не против, и он ответил, что мне стоит называть его «Док», потому что все так делают.

Он пожал мою руку двумя лапами, а затем поманил меня внутрь. Несмотря на то что снаружи все еще было светло, почти все окна были зашторены, а в нескольких светильниках, что были включены, стояли лампочки низкого напряжения. Они источали оранжевый свет, из-за чего интерьер казался мрачноватым, но теплым. В воздухе висел богатый, почти глинистый запах свежей земли, а на видном месте на стене висел круг из изящно сплетенной медной проволоки – символ их веры, пять кругов полноты жизни. У нас был крест, а у них – круг.

– Круг Полноты Жизни, – сказал Док, проследив за моим взглядом, – и круг доверия. Он также символизирует дом, нору, плодородие, родовые пути, из которых мы появляемся на свет, и мать-землю, в которую мы все возвращаемся. На всех нас возложена обязанность завершить круг.

– А что это на самом деле означает? – спросил я. Смысл фразы «завершить круг» всегда оставался немного туманным.

Док пожал плечами и, глубоко задумавшись, посмотрел на плетеный медный круг.

– Перевести слова на ваш язык просто, а вот передать культурный смысл гораздо сложнее. Это… Суть в том, что каждый должен завершить свой собственный путь. Для кого-то это просто, им достаточно посмотреть все части «Крепкого орешка» по порядку или собрать все фигурки Человека-паука. Другим приходится сложнее, ведь они должны обнаружить истину или помочь кому-то измениться. Для меня и Конни это означает, что после нас мир должен стать лучше, чем был до нас.

– Это благородное дело, – сказал я.

– Это благородная цель, – поправил меня он. – Девяносто два процента кругов оказываются незавершенными, поэтому некоторые кролики и выбирают для себя фигурки и «Крепкий орешек». Если ты действительно хочешь добиться своей жизненной цели, то пусть лучше она будет простой.

АКроПаСК и Сметвик давно беспокоились о Банти и ее «завершении круга». Они всегда утверждали, не имея при этом никаких доказательств, что благородная в глазах кроликов цель может оказаться несовместимой с людьми. Сметвик считал Банти лидером не духовным, а подпольным, готовящимся к бунту и свержению правительства Великобритании.

Док замолчал и встал на одну ногу – таков был обычай поклонения Лаго, Великой Прародительнице, – и я сделал то же самое. Док странно на меня посмотрел, и я опустил ногу.

– Знаешь, а Конни встречалась с преподобной Банти, – с гордостью сказал он. – Какое-то время даже работала с ней. А еще она видела, как Банти сотворила одно из своих чудес.

– Какое?

– № 16б: прирастить обратно ухо после несчастного случая с ломтерезкой.

Кролики считали, что способность Банти творить чудеса подтверждала ее божественный статус. Из-за этого она действительно обладала огромным духовным влиянием на кроликов, но не существовало никаких свидетельств того, что она хоть иногда пользовалась этой силой не во благо. Крольнадзор, впрочем, думал иначе.

– Вашим священникам тоже не помешало бы творить чудеса, – сказал Док. – Если бы ваш архиепископ отрастил кому-нибудь ногу, доверие к вашей церкви возросло бы в разы.

– Наверняка, – сказал я.

– Да и чудо может быть попроще, – задумчиво прибавил он. – Если бы священник мог летать, этого тоже бы хватило. Показали бы они хоть что-нибудь.

– Думаю, творить чудеса – не в стиле англиканской церкви.

– Нет? Хм. Слушай, – сказал он, вдруг подумав о чем-то другом, и наклонился поближе, – мы можем с тобой кое-что перетереть? Как мужчина с кроликом?

– Конечно.

– Конни сказала, что вы хорошо знали друг друга в университете и… ну, ты ведь не собираешься с ней шашни крутить, а?

– Мы просто дружили, – сказал я, вдруг начиная оправдываться. – Между нами ничего не было.

– Приятель, – со смешком сказал он, – я и не говорю, что было. Но в кроличьих семьях всегда соблюдаются определенные традиции, так что, если ты попытаешься подкатить к моей женушке – тайно или в открытую, – мне, вероятно, придется тебя убить.

– Что? – потрясенно спросил я.

– Ну, очевидно, не по-настоящему, – сказал он, дружески подталкивая меня локтем. – Символически. На дуэли. Ну или даже на символической дуэли, где ты смиренно и унизительно признаешь свой статус бета-самца, не делая при этом ни единого выстрела.

– И как же я должен буду это сделать?

– Обычно кролику достаточно упасть на бок и обоссаться, но, думаю, с тебя хватит письменного извинения и доброй бутылки вина Шабли.

Я молчал, пытаясь осмыслить хитросплетения кроличьей культуры.

– Я признаю, что она мне нравилась, – медленно сказал я, – но не в этом смысле. И потом, я тридцать лет ее не видел, и она – твоя жена.

– Она «моя» ровно до тех пор, пока сама этого хочет, – пояснил Док. – Я здесь потому, что мне позволяют, а не потому, что она ко мне привязана. Она еще не говорила о том, что собирается менять мужа, и пока этого не случится, я буду отгонять от нее всех чужаков.

– Л-ладно, – сказал я, слегка запутавшись, – но я не собираюсь подкатывать к Конни.

– Вот и замечательно, – сказал Док, радостно хлопая лапами. Похоже, он остался доволен. – Я рад это слышать… и очень рад, что мы смогли поговорить. Пойдем в гостиную, чего стоять?

Мы пересекли прихожую, стены которой были обшиты дубовыми панелями, и попали в гостиную, где Конни собирала большой пазл. Насколько я видел, на нем была изображена огромная поляна, усеянная одуванчиками.

– Добрый вечер, – сказал я, когда ее большие глубокие глаза посмотрели на меня. Я предположил, что она не говорила своему мужу о нашей сегодняшней встрече в супермаркете.

– Добрый вечер, Питер, – сказала она, подойдя ко мне и коротко обняв, пока Док смотрел на нас. – Нхфифх хи хниффр хффнух: наша нора – твоя нора. А твоя дочь не смогла прийти?

– Она уже договорилась с кем-то еще. Просила извиниться.

– Может быть, в другой раз?

– Да, конечно.

– Так, мне срочно нужно пойти и помешать рагу, – сказала она. Перед тем как выйти, она остановилась, чтобы поправить фотографию Дилана Кролика, стоявшую на виду рядом с потрепанной гитарой. Затем она обернулась.

– Устраивайся поудобнее. И вы тут пока поболтайте… а я скоро вернусь.

Пока она пересекала гостиную в направлении кухни, я провожал ее взглядом. И, может быть, мои глаза невольно опустились к ее хвостику. Когда я снова повернулся к Доку, он внимательно смотрел на меня, и я почувствовал себя неловко.

– Итак, Док, – сказал я, желая поскорее продолжить разговор, – так ты врач?

Он рассмеялся.

– Нет, нет. Меня прозвали Доком в бараках. Пришлось немного потерпеть дедовщину, пока меня не приняли в армии. На моей кровати постоянно оставляли диски с фильмом «Обитатели холмов» и кочаны капусты, шутили насчет мистера Макгрегора и постоянно спрашивали: «В чем дело, док?» Ну да ты и сам, наверное, можешь себе это представить.

– Ну, вообще-то, нет. Я никогда не служил в армии. И я не кролик.

Док пожал плечами.

– Сочувствую. В общем, я все это плохо принимал, за исключением капусты – ее я съедал. Но что хорошо в армии, так это то, что ты завоевываешь или теряешь уважение исключительно за счет своих личностных качеств. Стоит проявить решимость, как все видовые барьеры испаряются. Я заслужил уважение своих товарищей во время боевых действий в Кандагаре, но вот прозвище «Док» пристало, так что я до сих пор так и называюсь.

– Я слышал, тебя чуть не отправили в пекло в Афганистане.

Он снова рассмеялся.

– Не совсем так. Меня чуть не отправили в печку в Афганистане. Я тогда весил двести сорок фунтов и, по несчастью, попал в плен. После допроса и рассуждений на тему, греховно меня есть или нет, моджахеды собрались превратить меня в сытный ужин на тридцать две персоны. Британских офицеров никто не ел со времен Суэца, так что командование устроило ради меня шоу: поддержка авиации, артиллерия и все такое. Хочешь, покажу сувенир?

Не дожидаясь ответа, он прыгнул к комоду, выдвинул ящик и достал оттуда футляр из орехового дерева. Внутри лежали два на вид старинных кремневых пистолета, украшенных резными изображениями животных, и с дулами длиной в двенадцать дюймов.

– Без больших пальцев с любым оружием управляться непросто, – сказал он. – Эти пистолеты были модифицированы, чтобы стрелять на сдавливание, а не при нажатии на спуск.

Он передал мне один из пистолетов – настоящее произведение искусства, из дерева, латуни и вороненой стали с серебряным крокодилом на рукояти. Он был на удивление тяжелым, но хорошо сбалансированным. В школе я занимался пулевой стрельбой из пистолетов.22 калибра и даже несколько раз выигрывал на соревнованиях.

– В исключительных обстоятельствах – отличное оружие ближнего боя, – сказал он. – Заряжается тяжеленной пулей диаметром три четверти дюйма. С двойным зарядом пороха пробивает двух человек насквозь и входит в «Желтые страницы» до буквы «П». Это мои старые фамильные пистолеты, но я взял их с собой на войну, так что в бою они тоже побывали.

Он широко улыбнулся, затем забрал пистолет и аккуратно уложил его обратно в кейс. Несмотря на слегка угрожающий тон, усиленный демонстрацией пистолетов и его предупреждением, я заинтересовался, ведь дуэли были частью кроличьей культуры, о которой редко говорили.

– И ты из них стрелял? – спросил я.

– Чаще, чем хотелось бы, – ответил он, кивая в сторону кухни. Оттуда доносился голос Конни – она что-то напевала себе под нос. – Все самое ценное в этой жизни приходится добывать с трудом. К слову, проигрывать мне тоже приходилось.

– Как можно проиграть на дуэли и не погибнуть? – спросил я.

Он указал на небольшие дырки от пуль в своих ушах, которые я заметил вчера, когда они приехали. На первый взгляд их было девять – остальные скрывал мех, а еще несколько были больше похожи на засечки по краям его ушей. Их с легкостью можно было спутать с обычными бытовыми ранами. Одна дырка на левом ухе красовалась почти у его основания – двумя дюймами ниже, и он бы погиб.

– Кто попадет ближе к голове, выигрывает, – сказал он. – Промах означает проигрыш. У некоторых Казанов уши похожи на швейцарский сыр, но если ты прицелишься слишком низко, то можешь кого-нибудь убить. Тогда твоей семье придется выплачивать немалую мзду. Ты знал, что по статистике кролики чаще всего становятся банкротами из-за случайного убийства на дуэлях?

– Нет, не знал.

– Теперь знаешь. Черт побери, – прибавил он, – где же мое гостеприимство?

Одним прыжком он очутился у столика с напитками. Элегантно пролетая по комнате, он чуть не задел лампу.

– Пропустим стаканчик?

– У тебя есть виски?

– Я к нему даже не притрагиваюсь. Ты когда-нибудь пробовал бренди из одуванчиков? Его делают из корней. По мозгам бьет, как лошадь, и ссышь после него кипятком.

Я где-то читал, что бренди из одуванчиков – это «адское дитя метанола, кокаина и атомного топлива для подводных лодок». Меня предупреждали, чтобы я никогда, ни за что даже не подходил к бутылке с ним, не говоря уже о том, чтобы выпить. Поэтому я без раздумий ответил:

– Да, с удовольствием попробую.

Майор Кролик щедро налил мне слегка розоватую маслянистую жидкость, пахнувшую розовыми лепестками. Затем он налил себе и Конни, которая только что вернулась.

– За новых друзей, – сказала Конни.

– За новых друзей, – повторили Док и я.

На вкус бренди был похож на сироп от кашля с примесью летнего урожая черники и сладковатого растворителя для краски. Он с легкостью, безо всяких неприятных ощущений скользнул мне в горло. А затем, подобно кратеру вулкана, спавшего несколько тысячелетий и внезапно решившего пробудиться, бренди ожил и начал действовать. Спектр моего зрения со звуком рвущегося целлофана поехал из красного в зеленый, и я вдруг почувствовал, как у меня на лбу проступил пот. Все мое тело налилось теплом, словно мне в вены налили горячий шоколад. Я вдруг почувствовал себя готовым на любовные подвиги – причем как морально, так и физически, – и передо мной предстал образ Елены – мамы Пиппы. Но я увидел ее не такой, какой она стала после замужества и перед тем, как я ее потерял, а такой, какой она была после нашей первой встречи, когда мы не могли оторваться друг от друга.

– Ух ты, – сказал я, чем явно позабавил Дока и Конни. – А еще есть?

– Полегче, дружище, – улыбаясь, сказал Док. – Им лучше наслаждаться в малых дозах.

– Мы делаем его в подвале, – прибавила миссис Кролик, – только не говори об этом Управлению по Таможенным и Акцизным сборам. Они хотят обложить наш бренди налогом, не уступающим коньяку. Ну что, пойдем сядем?

Стол был накрыт в соседней комнате – в большой столовой. На темных дубовых стеновых панелях висели картины родственников Дока и Конни. Все портреты были похожи один на другой, и лишь детали костюмов выдавали пол и возраст. Мебель была старой, темной и изношенной – я предположил, что дом сдавался вместе с ней. Дети уже сидели за столом и вежливо встали, когда мы вошли.

– А вот и наши замечательные дети, – сияя, сказала Конни. Сначала она указала на мальчика. – Это Кент.

Кент был одет в джинсы и футболку с Патриком Финклом и девизом Агентства по поддержке кроликов: «Все живое едино». Его двойное лапопожатие было не очень крепким, а его мех казался чуть жестче, чем у Дока или Конни. Я бы не удивился, если бы узнал, что он пользуется гелем.

– Добрый вечер, мистер Нокс. – Он говорил вежливо, но, как и все подростки, неохотно.

– Здравствуй, Кент, – сказал я, стараясь не говорить свысока. У меня не получилось.

– А это Бобби, – сказала Конни. – Следующим летом она пойдет в зайбакалавриат.

– Роберта, вообще-то, – сказала Бобби, вздергивая носик. У нее были большие коричневые глаза, но держалась она не так элегантно, как мать, и казалась немного угрюмой. Меня позабавило, что подростки-кролики мало чем отличались от наших.

– Здравствуй, Роберта, – сказал я. – Бакалавриат, значит?

– Зайбакалавриат, – поправила она меня. – Программа намного сложнее и для кроликов. Физика, философия, садоводство, европейские языки, экономика, ботаника, политика и смешанные боевые искусства с дополнительным курсом военной подготовки.

– Хочешь в армию? Поступить в офицерскую школу?

– Нет… я буду заниматься уходом за детьми. Из кроликов получаются отличные няни. Мы мягкие, милые, прирожденные опекуны и, если нужно, будем биться насмерть, чтобы защитить своих детей.

Док и Конни вежливо рассмеялись.

– Ох уж этот идеализм юных нянь, – сказала Конни.

– У меня есть дочь, – сказал я, – Пиппа. Ей двадцать, она учится на менеджера медицинского персонала.

– У вас, наверное, уже сотни внуков, – сказал Кент.

– У людей не такой большой помет, и размножаются они лишь изредка. А некоторые и вовсе не имеют детей, – сказал Док Кенту. – И если не считать огромных астероидов, крутых лестниц, комаров и их самих, на людей в природе никто не охотится.

– Да ладно? – с любопытством сказал Кент.

– Они учились в кроличьей школе, – словно извиняясь, пояснила Конни. – Мы надеялись, что если они пойдут в человеческую, то узнают о Ниффнифф[39]39
  Ниффнифф в кроличьем языке означает «человек», а слово «Фадд» – разговорное.


[Закрыть] чуточку больше. Может быть, Бобби и твоя дочь как-нибудь прогуляются вместе по магазинам?

– Я могу у нее спросить.

– Хорошо. Сядем? Питер, ты наш гость, поэтому садись во главе стола, а я сяду здесь, рядом с тобой.

Мы все расселись, и, когда я положил на колени расшитую морковками салфетку, Конни сняла крышку с большой супницы. Комнату заполнил запах тушеных овощей, завороживший всех. Кролики прогнули спины, опустили уши и глубоко вдохнули.

– Пахнет очень…

– Тс-с-с! – сказала Конни, и после еще нескольких секунд молчаливой сосредоточенности, подергивания лапок и зачарованного наслаждения все расслабились.

– Как хорошо, – сказала Конни. – Запах лугового рагу меня всегда немного заводит. Здесь и правда жарко или мне кажется?

И она стала обмахиваться лапками.

– У тебя от овощного запаха в области таза ничего не зашевелилось, а, Питер? – спросил Док. – Потому что у нас зашевелилось. И неслабо.

– Что ж, – сказал я, пытаясь так же свободно говорить с ними о сексе, который, насколько я знал, занимал большую часть мыслей кроликов… если не вообще все их мысли, – вкусный ужин всегда склоняет к романтике.

– Как интересно, – язвительно сказала Бобби, и Конни грозно посмотрела на нее.

– Прочтем молитву, – сказала Конни, и они склонили головы, чтобы поблагодарить Лаго за то, что она отдала свою жизнь ради их спасения, и за необъятную мудрость, которую она подарила им, наставив на Путь Круга. Док и Конни, из уважения ко мне, произнесли молитву на английском, а Кент и Бобби – на кроличьем.

– А вы дома читаете молитву перед едой? – спросила Бобби.

– Обычно нет, – сказал я, имея в виду «вообще никогда».

– В нашей религии мы часто читаем молитвы, – сказала Бобби, – и по самым разным поводам. Перед едой, перед сбором урожая, перед тем как сесть на горшок. Так мы приучаемся к смирению.

– Мы даже произносим молитву перед сексом, – прибавил Док. – Если отвлечься от духовного аспекта, ее нужно произносить полминуты, причем в разных комнатах, а это усиливает желание и дает одному из любовников время смыться, если они сомневаются.

– А молитва похожа на Отче наш? – спросил я.

– Первая и последняя строчки более или менее похожи, – поразмыслив секунду, сказал он, – но середина кардинально отличается.

– Ну так что, Питер, – сказала Конни, кладя лапу мне на руку, – ты голоден?

Прикосновений с каждой минутой становилось больше. Док вежливо прокашлялся, и она убрала лапу.

– Да, очень, – сказал я. Вдруг мне подумалось, что если бы они знали, почему я так устал и проголодался – потому что провел долгий и мучительный день в Крольнадзоре, – их мнение обо мне, наверное, значительно упало бы, меня бы вышвырнули из их дома, и Конни наверняка больше бы никогда не заговорила со мной. Мне совсем не хотелось об этом думать.

Док черпаком разложил всем овощное рагу, которое на вкус оказалось таким же вкусным, как и его аромат. Я сказал миссис Кролик, что рагу удалось, и она довольно улыбнулась.

– А ты все еще служишь в армии, Док? – спросил я.