Текст книги "Перерождение"

Дойл вгляделся в темное небо.

– Далеко от нас гроза? – тихо спросил он.

– Милях в пяти.

– Может, стоит съехать с дороги? – Дойл посмотрел на часы. – Или ненадолго на юг свернуть?

Через пару минут за окнами мелькнула грунтовая дорога без опознавательных знаков, обнесенная колючей проволокой. Уолгаст притормозил и дал задний ход. Дорога поднималась на невысокий холм и исчезала среди хлопковых полей. Вероятно, за дальним склоном была река или, по крайне мере, овраг. Уолгаст сверился с навигатором, но дорогу на картах не нашел.

– Не зна-аю, – протянул Дойл, когда Уолгаст предложил свернуть. – Может, поискать что-нибудь другое?

Уолгаст все-таки погнал «тахо» на юг. Вряд ли дорога вела в тупик: иначе на перекрестке висели бы почтовые ящики. Ярдов через триста она сузилась в изрытую колеями тропку. Уолгаст не ошибся: за деревьями прятался старый мост через речушку. Красноватый вечерний свет стал блекло-зеленым. В зеркале заднего обзора Брэд видел бушующую грозу; судя по колышущейся траве, она приближалась.

До начала ливня они успели проехать еще миль десять. Навстречу не попалось ни дома, ни фермы – ничего, где же спрятаться посреди этой пустоши? Сперва дождь лишь капал, но через несколько секунд хлынул так, словно разверзлись небесные хляби. Видимость тут же стала нулевой, даже «дворники» не помогали. Едва Уолгаст притормозил у оврага, «тахо» хлестнул сильный порыв ветра.

– Что теперь, шеф? – сквозь шум дождя поинтересовался Дойл.

Уолгаст взглянул на Эми: та по-прежнему прикидывалась спящей. Загремел гром, а она даже не вздрогнула.

– Пожалуй… Пожалуй, я немного вздремну.

Уолгаст закрыл глаза и попытался раствориться в стуке дождя о крышу «тахо». Растворяться в звуках он научился, присматривая за маленькой Евой, чтобы отдыхать, но не засыпать по-настоящему и, если дочка заплачет, тут же подойти к кроватке. Из недр памяти поднимались обрывки воспоминаний, образы и звуки из разных этапов его жизни – Лайла на кухне нового дома в Черри-крик: она только проснулась и заливает корнфлекс молоком; холодная вода реки Кус, в которую он нырнул с мостков, смех и крики приятелей: «Глубже, еще глубже!»; детское, возможно, даже младенческое благоговение перед огромным миром, в котором тепло и уютно. Брэд стоял на самой границе яви, там, где сны смешиваются с воспоминаниями и рассказывают странные истории, но какая-то часть его все это время была в машине и смотрела на дождь.

– Мне нужно выйти.

Уолгаст разлепил веки. Дождь кончился. Сколько времени он спал? В машине было темно: солнце село. Дойл повернулся к заднему сиденью.

– Что ты сказала? – переспросил он у девочки.

– Мне нужно выйти, – повторила Эми. Она так долго молчала, что теперь ее звонкий уверенный голос испугал обоих агентов. – В туалет хочу!

Дойл с беспокойством взглянул на Уолгаста.

– Сводить ее? – предложил он, однако Уолгаст чувствовал: ни малейшего желания сделать это молодой напарник не испытывает.

– Нет, не ты, – заявила Эми, которая сидела, прижимая к груди замусоленного плюшевого кролика. Взглянув в зеркало заднего обзора, она ткнула пальцем в Уолгаста. – Пусть он поведет!

Уолгаст отстегнул ремень безопасности и выбрался из машины. Прохладный воздух казался неподвижным, гроза отступила на юго-восток, окрасив небо в глубокий темно-синий цвет. Брэд разблокировал пассажирские двери, и Эми выбралась из салона. Она застегнула молнию толстовки и натянула капюшон.

– Ну, давай! – проговорил Уолгаст.

– Здесь? Прямо здесь не буду!

Строгих предупреждений вроде «Не смей убегать!» Уолгаст делать не стал. Куда тут сбежишь? Они спустились футов на пятьдесят вниз по дороге, подальше от ярких фар «тахо», Брэд отвернулся, а Эми пристроилась на краю придорожной канавки.

– Помоги мне!

Уолгаст обернулся и покраснел от смущения: Эми стояла лицом к нему, спустив джинсы и трусики до колен.

– Что мне делать?

Эми протянула нему обе руки. Ее пальчики показались Брэду крошечными, а ладошки теплыми и влажными. Он крепко держал девочку, а она подалась назад, согнула ножки и повисла над канавкой, словно рояль на грузоподъемном блоке. Где она так научилась? Кто держал ее за руки?

Уолгаст осторожно поставил Эми на землю и отвернулся, чтобы она натянула трусики и джинсы.

– Ничего не бойся, малышка!

Эми не ответила, но и в сторону «тахо» не сделала ни шагу. Вокруг раскинулись бескрайние поля, а воздух казался совершенно неподвижным. Уолгаст чувствовал себя каплей в безбрежном море пустоты. Вот хлопнула дверца «тахо» – Дойл пошел отлить. На юге загрохотал отступающий гром, а едва раскаты стихли, послышался другой звук, напоминающий звон колоколов.

– Если ты не против, будем друзьями, – нерешительно предложил Уолгаст.

Какая странная девочка! Почему она не плакала? Ни разу! С тех пор как уехали из зоопарка она не позвала маму, не попросилась домой или хотя бы в монастырь. Интересно, где ее дом? В Мемфисе? Почему-то Уолгасту казалось, что нигде, что понятия «дом» для Эми не существует.

– Я не боюсь. Если хочешь, пойдем обратно к машине, – ответила крошка и не по-детски внимательно взглянула на Брэда. Уши Уолгаста привыкли к тишине, и он понял, что слышит не колокольный звон, а искаженную расстоянием музыку. На этой самой дороге играла музыка!

– Меня зовут Брэд, – представился Уолгаст, и собственное имя показалось тяжелым и безвкусным. Девочка кивнула. – А другого парня – Фил.

– Я знаю, как вас зовут. Из ваших разговоров поняла. – Эми переступила с ноги на ногу. – Вы думали, я не слушаю, а я слушала.

Вот так девочка! Мягко выражаясь, странная и очень, очень умненькая. Брэд чувствовал это и по ее голосу, и по глазам: Эми смотрела не по-детски оценивающе и, не говоря ни слова, выворачивала его наизнанку. Казалось, он общается не с шестилеткой, а со взрослым человеком. Впрочем, дело было даже не в этом. В чем именно, Уолгаст пока не понимал.

– Зачем мы едем в Колорадо? Ведь мы едем туда, ты сам сказал.

Ну что тут ответишь?

– Там живет доктор, он тебя посмотрит.

– У меня ничего не болит.

– Ну, он убедиться хочет. Я… я точно не знаю. – Уолгаст едва сдержался, чтобы не поморщиться от собственной лжи. – Ничего не бойся!

– Зачем ты это повторяешь?

Прямота девочки застала Брэда врасплох, и ответил он не сразу.

– Ладно, не буду. Рад, что ты не боишься!

– Я-то не боюсь, а вот ты боишься, – заявила Эми и зашагала к «тахо».

* * *

Через пару миль впереди забрезжило пульсирующее неоновое зарево, которое, стоило им приблизиться, распалось на отдельные кружащиеся точки. Казалось, низко над горизонтом горят созвездия, и не просто горят, а пульсируют. Пока Уолгаст соображал, грунтовая дорога уперлась в перекресток. Он включил верхний свет и сверился с навигатором. Легковые машины и пикапы сплошным потоком неслись по шоссе, причем все в одном направлении. Столько они с Дойлом за последние несколько часов не видели! Уолгаст открыл окно: теперь музыка слышалась отчетливо.

– Что за черт? – вырвалось у Дойла.

Уолгаст молча свернул на запад и влился в поток транспорта. Впереди ехал пикап, в кузове которого на брикетах сена сидели подростки. Справа мелькнул указатель: «Хомер, штат Оклахома. Население 1232 человека».

– Вплотную не подъезжай, – Дойл кивнул в сторону пикапа. – Не нравятся мне они.

Только Уолгаст его не слушал. Эми увидела отражение его лица в лобовом стекле и помахала рукой. Ночной ветер развевал ее длинные темные волосы. Огни ярмарки приблизились, вдоль шоссе появились признаки цивилизации: водяной бак на сваях, закрытый на ночь магазин сельхозтехники, а чуть в отдалении стояло невысокое современное здание, больница или дом престарелых. Пикап свернул к универмагу «Кейси», на стоянке которого бурлила жизнь, и еще не остановился, а дети уже выскочили из кузова, чтобы скорее встретиться с друзьями. В черте городка транспорт поехал медленнее. Эми сидела неподвижно и с интересом смотрела в окно.

– Эми, ляг на сиденье! – скомандовал Дойл.

– Да ладно тебе, пусть смотрит! – громко сказал Уолгаст, надеясь, что Эми его услышит. – Солнышко, не обращай внимания на Фила! Смотри куда хочешь.

Дойл повернулся к Уолгасту и зашипел:

– Что… Что ты несешь?

– Успокойся! – Брэд как ни в чем не бывало глядел на дорогу.

Солнышко… С каких пор «Эми БФ» для него «солнышко»?

Казалось, на улицу высыпал весь городок. Люди шли в одну сторону, несли одеяла, бутылки с водой, раскладные стулья. Многие вели детей, самых маленьких везли в колясках. Кого здесь только не было: фермеры, скотоводы, кто в джинсах, кто в комбинезоне, многие в ковбойских шляпах и почти все в сапогах. То и дело мелькали лужи, больше напоминающие мини-озера со стоячей водой, но в свежем ночном воздухе влаги практически не чувствовалось. Ливень прошел, ярмарка продолжалась!

Вместе с другими машинами «тахо» обогнул здание школы с козырьком, украшенным вывеской: «Средняя школа округа Бранч. 20–22 марта весенняя ярмарка. Вперед, дикари!» Мужчина в светоотражающем оранжевом жилете махнул Брэду в сторону парковки, а оттуда его направили на дополнительную стоянку посреди заболоченного поля. Уолгаст заглушил мотор и в зеркало заднего обзора взглянул на Эми. Девочка, не отрываясь, смотрела на огни ярмарки.

– Надеюсь, ты шутишь? – откашлявшись, спросил Дойл.

Уолгаст обернулся к девочке.

– Эми, нам с Филом нужно поговорить. Мы выйдем на секунду, ладно?

Девочка кивнула: между ней и Уолгастом точно возник тайный сговор, в котором Дойл не участвовал.

– Мы недолго, – пообещал Брэд.

Дойл поджидал его за машиной.

– Никакой ярмарки! – заявил он.

– А что в этом плохого?

– Хорошо хоть на копов пока не напарывались! – прошипел Дойл. – Сам подумай: двое мужчин в костюмах и девочка – разве мы не будем выделяться из толпы?

– Можно, во-первых, переодеться, во-вторых, разделиться. Я поведу Эми, а ты выпей пива, отдохни!

– Босс, у тебя наваждение какое-то. Она же пленница!

– Не говори так!

– Ты понимаешь, о чем я! – вздохнул Дойл.

– Нет, не понимаю. Это ребенок, Фил. Шестилетняя девочка!

Они стояли лицом к лицу, и Уолгаст почувствовал, что от Дойла пахнет потом. Разумеется, целый день в машине, какая уж тут свежесть! Мимо прошмыгнула стайка подростков, и на секунду оба агента замолчали. Импровизированная стоянка быстро заполнялась машинами.

– Слушай, у меня тоже сердце не каменное, – тихо начал Дойл. – Думаешь, не понимаю, в какое дерьмо мы вляпались? Да меня буквально тошнит!

– И тем не менее тошнота не мешает тебе расслабляться. Ты от самого Литл-Рока спал, как невинный младенец!

– Что мне теперь, стреляться?! – бросился в контратаку Дойл. – Да, я устал! Но на качели-карусели мы девчонку не поведем. Они в задании не обозначены.

– Дай мне час! – попросил Брэд. – Нельзя же ребенка сутками взаперти держать! Пусть забудет обо всем, повеселится. Сайксу об это знать не обязательно. Всего час, и снова в дорогу. После прогулки она проспит до самого Колорадо.

– А если сбежит?

– Не сбежит.

– С чего ты так уверен?

– А ты на что? Попробует сбежать от меня, ты поймаешь!

Дойл нахмурился.

– Ладно, шеф, ты главный, тебе и командовать. Только мне затея очень не нравится.

– Всего час! – взмолился Уолгаст. – Потом снова в путь!

Они вернулись в салон и, велев Эми отвернуться, натянули джинсы и рубашки-поло. Уолгаст объяснил девочке, чем они займутся.

– Не отходи от меня ни на шаг и ни с кем не разговаривай. Поняла?

– Почему нельзя разговаривать?

– Таковы правила. Если не пообещаешь слушаться, мы останемся в машине.

Эми на секунду задумалась, потом кивнула:

– Обещаю!

Дойл задержался у «тахо», а Уолгаст с Эми зашагали к входу на ярмарку. В воздухе витали соблазнительные запахи попкорна и хот-догов. Из громкоговорителя раздавался унылый, как оклахомский пейзаж, голос диктора, который выкликал номера в бинго: «Бэ-семь! Гэ-тридцать! О-шестнадцать!»

– Эми, – начал Уолгаст, едва Дойл оказался вне пределов слышимости, – знаешь, я попрошу тебя кое-что изобразить. Ну, притвориться, как в кино. Согласна?

Они стояли на дорожке, и Уолгаст, заметив, что волосы Эми совсем растрепались, старательно их пригладил и убрал с глаз. На ее футболке красовалась крупная надпись «Шпилька», обведенная блестками. Брэд застегнул девочке молнию толстовки: вечер как-никак, замерзнет еще.

– Давай изобразим, что я твой папа. Не настоящий, а понарошку, в общем, как в кино. Если кто спросит, так и отвечай, лады?

– Но ты же сам не велел ни с кем разговаривать!

– Да, но если спросят, ответишь, как я сказал. – Уолгаст оглянулся на «тахо»: поверх рубашки Дойл натянул ветровку и спрятал руки в карманы. Брэд не сомневался: молодой напарник вооружен, в незаметной плечевой кобуре притаился пистолет. А вот он свой в бардачке оставил. – Ну, давай порепетируем: «Малышка, кто это с тобой?»

– Папа, – неуверенно ответила девочка.

– Эми, надо как в кино! Притворись!

– Мой папочка!

«Вполне убедительно, – подумал Уолгаст. – По крошке театр плачет!»

– На кружилке покатаемся?

– На кружилке? Солнышко, на какой еще кружилке?

«Деточка», «солнышко» – Брэд не мог сдержаться, у него так само собой получалось.

– Вон на той!

Эми показывала на аттракцион за билетным киоском – от центральной оси изгибались рукава, на каждом из которых вращались разноцветные машинки. «Осьминог»!

– Конечно, покатаемся! – пообещал Брэд и почувствовал, что улыбается. – Везде, где захочешь!

Уолгаст заплатил за вход и встал в очередь ко второй кассе, где продавались билеты на аттракционы. Он уже собрался купить чего-нибудь вкусного, но подумал, что на каруселях девочку может затошнить. Ему нравилось представлять ее волнение и радость оттого, что попала на ярмарку. Черт возьми, да он сам радовался и переживал. Аттракционы примитивные, а большинство из них наверняка опасны для жизни. Ну и что? Эх, почему он лишь час у Дойла выторговал?!

– Эми, ты готова?

К «Осьминогу» тянулась длинная очередь, но, к счастью, двигалась она быстро. Когда дошла до Уолгаста и Эми, их задержал поднявший руку контролер.

– Сколько лет девочке? – недоверчиво прищурившись, спросил он. По обнаженным плечам мужчины змеились синие татуировки, толстые пальцы сжимали сигарету.

– Восемь! – выпалила Эми, прежде чем Уолгаст собрался с мыслями. Лишь тут Брэд увидел объявление, прикрепленное к спинке складного стула: «Дети младше восьми лет не допускаются».

– На восемь она не тянет! – хмыкнул контролер.

– Но девочке правда восемь, – возразил Брэд. – Тем более она со мной.

Мужчина оглядел Эми с головы до ног и пожал плечами.

– Дело ваше!

Уолгаст с Эми влезли в шаткую машинку, и контролер заблокировал их защитной дугой. Машинка резко поднялась в воздух и застыла – в другую, опустившуюся вниз, садились люди.

– Страшно? – спросил Уолгаст.

Защитная дуга, которую Эми держала обеими руками, буквально припечатала ее к Уолгасту. Чтобы не замерзнуть, девочка еще на земле подняла воротник толстовки. Темные глаза восхищенно расширились.

– Не-а! – покачала головой она.

Машинка поднималась еще четырежды. В верхней точке с нее было видно всю ярмарку, школу, стоянки и освещенные улицы маленького Хомера. С окружной трасы по-прежнему плыл поток транспорта. На расстоянии казалось, что машины движутся медленно, как мишени в тире. Уолгаст высматривал на земле Дойла, когда их щупальце резко пошло вниз.

– Держись!

Машинка опускалась с головокружительной скоростью. Вокруг послышались восторженные крики. Сильный рывок заставил Уолгаста зажмуриться. Он тысячу лет не катался на аттракционах, а тут такие впечатления! Машинка летела вниз, вращаясь вокруг своей оси, и Эми прижало к нему еще плотнее. Когда Брэд открыл глаза, машинка была в каких-то дюймах от земли, а потом их снова подняло к небу. Шесть, семь, восемь кругов, и на каждом вверх-вниз, вверх-вниз – бесконечный полет, который закончился в одно мгновение.

Последний рывок – машинка опустилась, пришла пора высаживаться. Уолгаст посмотрел на Эми: ее лицо так и осталось непроницаемо спокойным, но темные глаза сияли от радости. Радость, которую доставил ты, – удивительное ощущение, Брэд ни с кем такого не испытывал!

– Ну, понравилось? – широко улыбаясь, спросил он.

– Да, классно! – Малышка вскинула голову. – Хочу еще!

Контролер поднял защитную дугу, и уже через минуту Брэд с Эми вернулись в конец очереди. Перед ними стояли крупная женщина в цветастом халате и ее муж, довольно неухоженный тип в джинсах и тесной клетчатой рубашке, возивший во рту комок жевательного табака.

– Какая куколка! – воскликнула женщина, восхищенно глядя на Эми. – Сколько тебе лет?

– Восемь, – бойко ответила девочка и незаметно взяла Брэда за руку. – Это мой папа!

Женщина засмеялась – выщипанные брови взлетели ко лбу, а неумело нарумяненные щеки порозовели.

– Разумеется, это твой папа! Слепому видно, можно даже не объяснять! – Она ткнула мужа в бок. – Настоящая красавица, правда, Эрл?

– Точно, – кивнул муж.

– Деточка, как тебя зовут?

– Эми.

Женщина подняла глаза на Уолгаста.

– У меня есть племянница ее возраста, но обаяния Эми у нее и в помине нет. У вас замечательная дочка!

Потрясенный новыми ощущениями, Уолгаст даже ответить не смог. Казалось, он по-прежнему на «Осьминоге», а тело и сознание вдруг стали неподъемно тяжелыми. А если Дойл наблюдает за ними из толпы? Впрочем, какая разница, пусть наблюдает!

– Мы едем в Колорадо, – добавила Эми, заговорщицки сжав руку Уолгаста. – В гости к бабушке!

– Неужели? Твоя бабушка наверняка ждет не дождется такую внучку, как ты!

– Она болеет, мы отвезем ее к доктору!

На лице женщины отразилось искреннее сочувствие.

– Ох, надеюсь, ничего серьезного, – сказала она Уолгасту. – Мы с мужем будем за вас молиться!

– Спасибо, – выдавил Брэд.

На «Осьминоге» они прокатились еще трижды, а потом решили поужинать. Дойл в толпе не мелькал: либо он следовал за ними незаметно, проявляя чудеса профессионализма, либо нашел занятие поинтереснее. Молоденьких красоток на ярмарке хватало с избытком, и Уолгаст решил, что напарник на кого-то отвлекся.

Брэд купил Эми хот-дог, усадил за стол для пикника и стал смотреть, как она ест. Девочка откусила раз, другой, третий – и хот-дога как не бывало. Уолгаст тут же купил ей второй, а когда Эми расправилась и с ним, – пирог с джемом, обсыпанный сахарной пудрой, и упаковку молока. Еда, конечно, не самая здоровая, но пусть хоть молоко попьет.

– Ну, куда дальше? – спросил Уолгаст. Щеки Эми местами лоснились от жира, местами белели от сахарной пудры. Девочка хотела вытереть их рукой, но Брэд вовремя протянул ей салфетку: – Вот, возьми!

– На карусель! – ответила Эми.

– Карусель? После «Осьминога» скучно не покажется?

– Здесь есть карусель?

– Наверняка!

«Карусель, – подумал Уолгаст, – да, понятно».

«Осьминог» предназначался взрослой Эми, которая умела молчать часами и без запинки врать женщине из очереди, а карусель – малышке, которой Эми была на самом деле. Волшебная атмосфера ярмарки, яркие огни и четыре катания на «Осьминоге» сделали свое дело – Брэда так и подмывало расспросить девочку обо всем. Кто она? Откуда? Где ее мама? А папа? Как она познакомилась с Лейси? Что стряслось в зоопарке? «Кто ты, Эми? Что привело тебя сюда, ко мне? Как ты догадалась, что мне страшно?» Когда девочка взяла его за руку, Уолгаст почувствовал, как от пальцев по всему телу пробежал легкий, бодрящий ток. Впереди мелькнула карусель с ярко раскрашенными лошадками, и радость Эми неведомым образом передалась Брэду.

«Лайла, вот о чем я мечтал! Понимала ли ты? Я мечтал лишь об этом».

Уолгаст вручил контролеру билеты, и Эми выбрала белого коня липицианской породы, который застыл в прыжке, обнажив керамические зубы. Перевалило за девять, и желающих покататься на лошадках почти не осталось: малышей уже увели домой.

– Встань рядом! – скомандовала Эми.

Уолгаст послушался: одной рукой взялся за шест, другой – за уздечку скакуна, словно вел его по кругу. Ножки Эми не доставали до стремян, и Брэд велел ей крепко держаться.

Тут он заметил Дойла. Напарник стоял футах в ста от карусели у брикетов сена, обозначавших вход в пивную, и беседовал с молодой обладательницей длинных рыжих волос. Дойл о чем-то оживленно говорил и жестикулировал то ли для пущей убедительности, то ли чтобы выделить ключевые слова. Он снова вжился в роль торгового представителя индианапольской фирмы по производству оптоволоконной техники и плел небылицы не хуже, чем Эми, которая полчаса назад бойко врала про больную бабушку из Колорадо. Уолгаст понял, ничего сложного тут нет: начинаешь рассказывать о себе, быстро съезжаешь на голимую ложь и становишься героем собственной байки.

Деревянный пол дрогнул, из динамиков полилась музыка, и карусель закружилась. Собеседница Дойла захохотала, запрокинув голову, а потом легонько коснулась его плеча. «Кокетка, причем опытная», – про себя заметил Уолгаст. Тут белый конь «поскакал» по кругу, и сладкая парочка исчезла из вида.

Внезапно все остальные мысли заслонила одна, обозначившаяся с необыкновенной четкостью. «Беги! Бери Эми и беги! Дойл отвлекся, потерял счет времени. Беги! Спасай ее!»

Карусель кружилась, белоснежный скакун Эми поршнем двигался вверх-вниз. За пару минут разрозненные мысли Уолгаста сложились в план. Сейчас карусель остановится, и он утащит девочку в гущу толпы, во мрак, подальше от пивной. Главное, выбраться за ворота… Пока Дойл сообразит, что произошло, они с Эми, а заодно и «тахо», затеряются в бесконечной оклахомской пустоши. Интуиция не подкачала: теперь Брэд чувствовал, что с «тахо» не расстался исключительно ради будущего побега. Получается, план, словно зерно, готовое вот-вот прорасти, таился в его сознании еще на стоянке за Литл-Роком. Где и как искать маму девочки, он не представлял, но собирался об этом подумать. Еще никогда в его мыслях не царил такой порядок. Все прошлое сейчас казалось прелюдией к сегодняшнему событию, а ФБР, Сайкс, Картер и даже Дойл – самообманом, ширмой, за которой скрывалось его истинное «я». Час истины пробил, теперь следовало лишь довериться внутреннему голосу.

Карусель закружилась медленнее. В сторону Дойла Брэд не посмотрел ни разу: боялся сглазить новое удивительное ощущение. Кони остановились, он помог Эми слезть, присел на корточки и заглянул ей в глаза.

– Эми, у меня есть просьба. Послушай внимательно, ладно?

Девочка кивнула.

– Мы сейчас уедем. Вдвоем, только ты и я. Пожалуйста, никуда от меня не отходи и не говори ни слова. Мы пойдем быстро, но это не значит, что надо бежать. Слушайся меня, и все получится. – Уолгаст не отводил взгляда от темных глаз девочки. – Поняла?

– Мне нельзя от тебя убегать.

– Правильно! А теперь вперед!

С карусели они спустились с правой стороны, подальше от пивной. Уолгаст поднял Эми на руки и помог перебраться через ограду, затем, упираясь в металлический столб, перелез сам. Никто вроде бы не заметил, а если и заметил, не показал вида. Взяв Эми за руку, Уолгаст быстро зашагал в дальнюю часть ярмарочной площади, прочь от ярких огней. Хотелось добраться до ворот вкруговую или отыскать другой выход. Если поспешить, Дойл вовремя не спохватится.

Вот забор из сетки-рабицы, за ним темная линия деревьев, а еще дальше, к югу от футбольных полей средней школы, огни шоссе… Других выходов не нашлось, поэтому следовало двигаться вдоль забора к главным воротам. Уолгаст с Эми шагали по нескошенной, сырой от дождя траве и быстро промочили ноги. Впереди замаячили киоски с едой, стол для пикника, за которым они ужинали, а футах в ста за ними – ворота. У Брэда чуть сердце из груди не выпрыгнуло. Он быстро огляделся, но Дойла не заметил.

– За ворота, скорее! – скомандовал он. – По сторонам не смотри!

– Эй, шеф!

Уолгаст застыл как вкопанный. Откуда-то сзади к ним бежал Дойл.

– Ты же вроде говорил, ровно час! – напомнил он.

– Мы тебя потеряли, – ответил Брэд, стараясь не выдать разочарование. – Вот, искать пошли.

Дойл оглянулся на пивную и растянул губы в виноватой улыбке:

– Ну… Заболтался… Люди тут славные, даже немого разговорят! Что случилось? – он показал на намокшие штанины Уолгаста. – Где это тебя угораздило?

– Лужи… – после секундного колебания ответил Брэд и отвернулся, пряча глаза от напарника. – Дождь…

В принципе, шанс еще был: вдруг по пути к «тахо» удастся застать Дойла врасплох? Нет, напарник моложе, сильнее, а главное – вооружен. Эх, надо было пистолет взять!

– Дождь, – задумчиво повторил Дойл.

По лицу молодого напарника Уолгаст понял: тот знал – все и с самого начала. Рыжая красотка и пивная оказались ловушкой. Брэд и Эми не оставались без присмотра ни на секунду.

– Ясно… Что же, задание нужно выполнить, правда, шеф?

– Фил…

– Не надо! – тихо попросил Дойл. Голос звучал не угрожающе, а сухо: молодой человек лишь констатировал факт. – Ничего не говори. Брэд, мы же напарники! Пора в путь!

Надежды Уолгаста разбились в пух и прах. Он по-прежнему держал Эми за руку, но заглянуть ей в глаза не решался. «Прости! – подумал он и, словно телеграмму, переслал мысль в ладошку Эми. – Прости, пожалуйста!» Под надзором Дойла, «отставшего» ярда на полтора, они выбрались за ворота и зашагали к «тахо».

Ни Дойл, ни Уолгаст не заметили, что за ними внимательно следил оклахомский патрульный, который с женой и сыновьями вышел погулять по ярмарке. Двумя часами раньше, как раз перед окончанием своего дежурства, он прочел ориентировку на двух белых мужчин, похитивших девочку в мемфисском зоопарке.

9

«Меня звали… Фаннинг…»

Эти слова не давали Грею покоя целый день: когда проснулся (на часах было восемь), когда принимал душ, когда завтракал, когда сидел на кровати, курил «Парламент» и ждал наступления ночи. Весь день в ушах звучало одно: «Фаннинг… Меня звали Фаннинг…»

Чушь какая-то! Имя совершенно незнакомое! Ни одного Фаннинга Грей в жизни не встречал и людей с похожими именами – тоже. Тем не менее за ночь имя пристало как банный лист, словно, засыпая, он снова и снова слушал песню и слова прочно укоренились в сознании. Теперь захочешь – не вырвешь… Ну что за черт, какой еще Фаннинг?! Невольно вспомнился тюремный психотерапевт: мерное тут-тут-тук его ручки о стол заполняло мысли и уносило на недосягаемую для сна глубину, которую доктор Уайлдер называл прощением. Сейчас щелкал ли Грей пультом, чесал ли голову, закуривал ли сигарету – постоянно слышались слова, звучащие контрапунктом каждому его движению.

«Меня (щелчок)… звали (зажигалки)… Фаннинг (затяжка)».

Грей сидел, ждал, курил, снова курил. Что, черт подери, с ним творится? В душе он чувствовал перемены, и явно не к лучшему. Откуда столько тревоги и беспокойства? Он ведь умел убивать время, не делая абсолютно ничего, – искусством проводить дни напролет в бездумном трансе за шесть лет в Бивилле овладел мастерски, – а сегодня не получалось. Сегодня он напоминал себе ужа на сковородке! Включил телевизор – звуки не соответствовали изображению, выглянул в окно – глаза уперлись в блеклое небо, серое, как его вечные будни. В такой день возникает одно желание – заснуть, поэтому Грей примостился на краешке кровати и, чувствуя, как мелко дрожат поджилки, ждал вечера. Глаза слипались, словно после бессонной ночи, а ведь он не услышал звон будильника в пять утра и проспал первую утреннюю смену. Пропуск сверхурочной смены он как-нибудь объяснит: расписание спутал, забыл – что угодно, все равно по головке не погладят! Вечерняя смена начиналась в десять, следовало выспаться и набраться сил перед восьмичасовой игрой в гляделки с Нолем.

В шесть Грей натянул куртку и отправился в столовую. Солнце село около часа назад, тяжелые тучи словно впитывали остатки света. Ежась на сыром ветру, он брел по бескрайнему полю между казармами и столовой, мимо шлакобетонного здания, судя по виду, выстроенного наспех. Горы полностью скрылись из вида. В такие минуты Грей чувствовал себя островитянином: мир словно застыл, погрузился в черное море пустоты, которая начиналась где-то за длинной подъездной аллеей. Грузовики, фургоны, военные пятитонки появлялись и исчезали. Куда исчезали? Для Грея – хоть на луну: воспоминания об окружающем мире понемногу блекли. Немудрено, территорию объекта он не покидал уже шесть месяцев.

Обычно в этот час столовая гудела как улей: собиралось человек по пятьдесят, но сегодня перемены наблюдались и здесь. Грей снял парку, отряхнул ботинки от снега и увидел с десяток посетителей, рассевшихся кто парами, кто группами, кто поодиночке. По одежде Грей легко догадался, кто есть кто: медперсонал в форме и обуви на толстой резиновой подошве, солдаты в зимних шинелях, поглощавшие нехитрую еду с аппетитом голодных бомжей, обслуга в коричневых комбинезонах. К обеденному залу примыкала зона отдыха со столами для пинг-понга и аэрохоккея, но никто не играл и не смотрел телевизор. Тишину нарушали лишь мерный ропот голосов да звон стекла и столовых приборов. Одно время в зоне отдыха стояли компьютеры, новенькие «ви-Маки» – хочешь, электронную почту проверяй, хочешь, по сайтам броди, – но летним утром лаборанты увезли их на тележке прямо во время завтрака. Кто-то из солдат возмутился, но его не услышали. Компьютеры не вернулись, единственным напоминанием о них были змеящиеся по стенам провода. Грей знал: это случилось не просто так, а в наказание за чей-то проступок. Впрочем, сам он компьютерами никогда не увлекался.

Несмотря на взвинченность Грея, запах горячей еды разбудил аппетит: Депо-Повера сделала его жутко прожорливым – чудо, что вес практически не менялся! Грей пристроился в конец очереди и постепенно наполнил поднос, предвкушая грядущую трапезу: сегодня он съест порцию овощного супа, зеленый салат с сыром и сухариками, пюре, маринованную свеклу и ломтик ветчины, увенчанный кружком консервированного ананаса. Поставив на поднос тарелку с куском лимонного пирога и стакан холодной воды, Грей занял столик в углу. Большинство уборщиков ели поодиночке: обсуждать практически ничего не разрешалось. Порой Грей неделями обменивался лишь «привет-пока» с охранниками на Уровне 3, которые пропускали его на закрытый Уровень 4. Было время, и по сути не так давно, когда лаборанты и медперсонал задавали ему вопросы о Ноле – сколько кроликов съедено, сколько зубов выпало, – кивали и записывали ответы в наладонники. Сейчас они лишь молча забирали отчеты, словно считали Ноля прочитанной книгой.

Грей не спеша смаковал одно блюдо за другим. «Меня звали Фаннинг» по-прежнему мелькало в сознании, точно бегущая строка, но от еды поблекло, и на пару минут Грей о нем практически забыл. Он почти расправился с пирогом, когда к столику приблизился солдат, которого вроде бы звали Полсон. Грей и раньше его видел, хотя в камуфляже, футболках и блестящих сапогах солдаты кажутся чуть ли не близнецами. Да еще эти стрижки! Солдат точно не стригли, а брили налысо, а потом для смеха приклеивали уши. Какого цвета микроежик Полсона, Грей определить не мог.