Текст книги "Дни прощаний"

Глава 15

Блейк заглядывает в боковое стекло пикапа.

– Привет, засранец, – тихо произносит он.

– Привет, – отвечаю я. Рядом с Блейком появляются улыбающиеся физиономии Эли и Марса.

– Получилось неплохо, – сказал Марс. – Конечно, до Блейка тебе далеко. Но тоже неплохо.

– До Блейка не далеко только мне, – заявляет Блейк. – Но согласен, это было вполне прилично.

– Спасибо, – говорю я. – Возможно, если бы я сделал это специально, все выглядело бы гораздо смешнее.

– Когда ты ударился башкой в самом конце, это было круто. Это уже выглядело не просто забавно, а комично, – продолжает Блейк. – Вот в чем секрет комедии – всегда необходим следующий шаг.

– Только в другой раз, – советует Эли, – попытайся действовать так, чтобы не навредить себе. Получается гораздо смешнее, когда люди не беспокоятся о твоем здоровье. Никому не охота брать на себя такой груз вины.

– Спасибо, чувак. Это хороший совет, – отвечаю я. – Вина действительно бьет больно.

Я продолжаю массировать шишку, вскочившую над правым глазом. От пульсирующей боли в этом месте у меня раскалывается голова. Не сомневаюсь, что от удара бровь вскоре опухнет так, что сузит мое поле зрения, и эта мысль сводит меня с ума. Оказывается, нет ничего смешного в том, чтобы не только на две минуты вырубиться на глазах у однокурсников в первый учебный день, но еще и врезаться головой в стену. Я смотрю на лениво ползущее по небу пышное облако желтовато-белого цвета, и мои мысли разом утихают. Облако сначала напоминает собаку, а затем лягушку. Выступы на поверхности моей импровизированной постели начинают врезаться в спину. Я перекатываюсь на бок, достаю из кармана телефон и несколько секунд держу его в руке. Откуда-то издалека до меня доносится какой-то приглушенный шум, потом хлопает дверца машины и слышатся торопливые шаги. Затем все стихает, кроме далекого шуршания автомобильных шин и мелодичного стрекота насекомых в траве. Вокруг меня бурлит невидимая жизнь.

Я набираю номер Джорджии.

* * *

– Карвер? Разве ты не должен сейчас быть на занятиях?

– Только не волнуйся, – говорю я, и мой голос дрожит.

– Не буду, но объясни, что происходит.

– У меня снова случилась паническая атака. – Я прямо вижу, как Джорджия борется с желанием ляпнуть: Я же тебя предупреждала.

– Черт! Ты в порядке?

– Гм.

– И конечно, ты позвонил мне, а не маме.

– Да.

– Ты сейчас где? У медсестры?

– На парковке.

– Понятно.

– Ищи белый пикап «Ниссан». Я лежу в кузове.

Она смеется, но смех тут же обрывается.

– Чувак. У тебя сегодня…

– Самый паршивый на свете первый учебный день.

– Я скоро приеду за тобой. Но придется поторопиться, меня ждет работа.

– Отлично.

Я разъединяюсь, потом лежу с закрытыми глазами, рассматривая калейдоскоп узоров на внутренней стороне век. Наконец рядом с пикапом останавливается машина. Я все еще лежу неподвижно, хотя и слышу, как открывается дверца. Я не могу рисковать, не зная точно, что это Джорджия, на сегодня с меня хватило оплошностей. Не хочется вылезти из кузова пикапа и наткнуться на незнакомцев, которые вызовут копов.

Слышатся шаги, и в окне появляется лицо Джорджии, темное, как и у Джесмин, на фоне яркого неба. Я вздрагиваю, хотя и ждал ее. Несколько мгновений мы смотрим друг на друга.

– Карвер, – тихо произносит она и протягивает руку к моей шишке.

Я морщусь и мягко отвожу в сторону ее руку.

– Не надо.

– Как это произошло? Ладно, расскажешь по дороге.

Я сажусь, дожидаясь, когда прекратится головокружение, потом с трудом выбираюсь из пикапа и плюхаюсь в машину Джорджии, откинувшись на спинку сиденья и закрыв глаза. Потом вспоминаю, что забыл в пикапе пиджак, но возвращаться за ним нет сил. Я окончательно обесточен.

Джорджия сидит на водительском сиденье.

– Ты мой должник, чувак.

Я открываю глаза и недоуменно смотрю на нее.

– Почему ты набрасываешься на меня? Мои друзья погибли.

– Я не набрасываюсь. А ты больше не можешь прикрываться своими друзьями. Я пыталась убедить тебя обратиться за помощью, но нет… Что ж, поступим так. – Она достает телефон, пролистывает список контактов, набирает какой-то номер и подносит телефон к уху, одновременно выезжая с парковки.

– Кто ты, чтобы…

– Здравствуйте, это Лила Бриггс. Я хочу записаться на прием. – Она пытается подражать протяжному южному акценту мамы. При других обстоятельствах я бы лопнул со смеху. – Да, – продолжает она. – Хочу записать моего сына Карвера. К доктору Мендесу. Моя дочь Джорджия уже была у него. Ближайшее свободное время… хорошо… хорошо… отлично. Какая удача. Просто идеально. Завтра в десять утра.

– Джорджия… – тихо произношу я, но в моем голосе нет осуждения. Да, я признаю, что у меня проблемы. И все же она бросает на меня язвительный взгляд. Даже не думай, показывает она всем своим видом. Я съеживаюсь.

– Я поняла, отлично. Увидимся завтра… Вам тоже… До свидания. – Она заканчивает разговор и сосредоточивается на дороге.

– Джорджия.

– Не начинай. – Ее поначалу резкий голос смягчается. – Прости, но у тебя проблема. Да, бывает сложно признать, что тебе нужна помощь. Я это знаю. И потому я буду хорошей старшей сестрой и помогу тебе помочь самому себе.

– Я спятил?

– Спятил? Нет. Тебе слишком многое пришлось пережить и поэтому больно. А горе очень часто заставляет нас вести себя странно.

– Это произошло на глазах у всех, – тихо говорю я, глядя в окно. По моей щеке катится слеза, и я смахиваю ее тыльной стороной ладони.

Она протягивает руку и стискивает мою ладонь.

– Когда приедем домой, тебе надо приложить к голове лед.

Я киваю.

– Через неделю у меня начинаются занятия и я должна ехать в Ноксвилл. Мы можем разговаривать по телефону и переписываться, но…

– Я знаю.

– Ты должен понимать, что необходимо научиться доверять другим людям и не замыкаться в себе. Тебе надо быть откровеннее с мамой и папой. И быть честным с доктором Мендесом. Если ты можешь поговорить с Джесмин, поговори и с ней. В этой ситуации тебе нельзя молчать как рыба.

– Нана Бетси попросила меня провести с ней день. Как будто это последний день с Блейком, но понятно, что… без него. Это будет что-то вроде дня прощания с Блейком.

– Круто.

– Да.

– Звучит впечатляюще.

– Очень.

– Видишь? Идеальный пример, – говорит Джорджия. – Я понятия не имею, стоит ли это делать. Вот это тебе и следует обсудить с доктором Мендесом. Он отличный специалист.

– Я пойду. Ты ведь уже меня записала. Твоя взяла. Сдаюсь.

– Да, конечно.

– Ты можешь снова изобразить маму?

– Зачем?

– Нужно, чтобы ты позвонила в школу и сказала, что я заболел.

– Надо было заставить тебя изображать маму.

– Нет.

– Это было бы забавно.

– Для тебя.

– Именно поэтому и следовало так сделать.

– Ну пожа-а-алуйста…

Она наигранно вздыхает и набирает номер.

Остаток пути мы едем без разговоров, я молчу как рыба, признав свое поражение. Я осознаю, что в конце концов проиграл то сражение против самого себя, которое мне необходимо было проиграть.

Жаль только, что мой проигрыш выглядит не слишком красиво.

* * *

– Мне пора бежать на работу. Я и так уже опоздала. У тебя ведь есть ключи, да?

Я киваю.

– Когда мама и папа вернутся с работы, ты все им объяснишь. Тебе это понятно, да?

Я снова киваю.

– Спасибо, Джорджия.

– Завтра отвезу тебя на прием. Хочу поздороваться с доктором Мендесом.

– Ладно.

Она уезжает, а я плетусь по дорожке к дому. Внутри тихо, как в могиле. Я терпеть не могу тишину пустого дома, оказываясь в нем тогда, когда должен быть совсем в другом месте. Все звуки кажутся чересчур громкими. Холодильник щелкает, включаясь и выключаясь. Часы гулко тикают. Стаканы пронзительно звенят, когда достаешь их из буфета. Сердце громко колотится. Кровь шумит в ушах.

Так все это воспринимается в обычных обстоятельствах. Теперь же тишина подобна пустоте, а пустота приносит с собой ощущение утраты. Утрата напоминает горе. Горе же приводит в действие спусковой механизм вины. А вина превращается в адскую муку.

Я сижу в своей комнате, прислушиваясь к звукам дома, как вдруг меня захлестывает всепоглощающее желание избавиться от одиночества.

У меня уже наполовину написано смс для Джесмин, когда вдруг мелькает мысль: Со мной происходят неприятности, когда я пишу людям в неподходящее время. Это может плохо закончиться для этих людей. Эта мысль заставляет меня некоторое время лежать на постели, приложив ко лбу пакет с замороженным горошком, и смотреть в потолок. И это оказывается гораздо скучнее, чем можно было себе представить.

Я встаю с кровати и, усевшись за стол, включаю ноутбук. Возможно, теперь мне удастся поработать над вступительным сочинением для колледжа. Возможно, это смягчит чувство вины из-за того, что я сижу дома в первый учебный день. Я склоняюсь над ноутбуком и принимаюсь печатать.

С самого детства я мечтал стать писателем.

Отлично. Ничего особенно оригинального или интересного. Но это уже начало.

Меня всегда пленяла перспектива создания новых миров и людей.

Отстой.

Так же, как это сочинение, вероятно, уже пленило вас.

Привет, я очередной подросток, который хочет поступить в колледж и увлекается [вставьте занятие, которое понравится приемной комиссии колледжа] с тех пор, как [вставьте возраст или сформированный опыт в названном увлечении, который доказывает, что увлечение является серьезным, а не выдумкой, призванной произвести впечатление на приемную комиссию].

Но догадайтесь, куда завела меня страсть к писательству. Однажды я написал сообщение, которое убило трех моих лучших друзей. Теперь я вас заинтересовал? Конечно, еще я написал несколько рассказов, но моим шедевром стало смс из двух предложений, оборвавшее три жизни. Я – единственный писатель, который своими словами стирает чужие жизни. И разве найдется кто-то, кто не пожелает заполучить в свое высшее учебное заведение столь уникальное и прекрасное создание, а? Поэтому возьмите меня в свой колледж, а я обещаю постараться больше никого не убивать своими произведениями. Если, конечно, в следующем году к этому времени не окажусь за решеткой.

Возможно, это не лучшая идея – пытаться написать сочинение, которое должно обеспечить поступление в колледж, а ты чувствуешь себя хуже побитой собаки.

Я обессилел, но не хочу отдыхать. Меня снедает беспокойство, но я слишком устал, чтобы противостоять ему. И поэтому хочу чем-нибудь занять эти часы моей жизни, чтобы день, наконец, закончился.

Я лежу на кровати и читаю, когда раздается жужжание телефона, что теперь происходит не часто. Я вскакиваю, отчего перед глазами сразу же плывут темные пятна, и хватаю мобильник. Это Джесмин.

Как ты?

Мне дико неловко. Прости.

Не надо извиняться.

Я бросаю взгляд на часы. Ланч вот-вот должен закончиться.

Надеюсь, тебе не пришлось сидеть одной за ланчем.

Нет, Алекс Бишоп пригласил меня присоединиться к своей компании.

У меня все сжимается внутри. Конечно. Алекс Бишоп. Если бы меня попросили придумать худший сценарий первого учебного дня, я сделал бы это примерно так: 1) у меня случается паническая атака на глазах у всех, в том числе и у Адейр, и я выставляю себя последним болваном, а затем еще и ухожу; 2) Алекс Бишоп пытается подкатить к Джесмин в ее первый учебный день. Алекс – танцор, который очаровал многих студенток в академии, включая, как оказалось, и Адейр. Я не люблю Алекса, а Эли его так просто ненавидел. Ему была бы невыносима мысль, что Джесмин сидит за столиком в кафе рядом с Алексом. И мне как другу Эли тоже ненавистна эта мысль.

Будь осторожна с Алексом.

Ха-ха, мне он показался милым.

«Показался» – ключевое слово.

Ну, ты ведь меня бросил.

Не специально.

Я знаю. Это шутка.

Кстати, я забыл свой пиджак у тебя в машине.

Нет проблем, я могу завезти его вечером после занятий.

Хочешь немного погулять?

Конечно. Это будет встреча Сладкой Команды.

На какой-то краткий миг эта переписка помогает мне снова почувствовать себя нормальным. Словно я по-прежнему живу насыщенной жизнью, полной друзей и интересных возможностей. Но это ощущение быстро испаряется, и я снова вспоминаю о тюрьме и судье Эдвардсе, панических атаках и об Адейр.

А вдруг центр тяжести моей жизни никогда не вернется на прежнее место, туда, где краткие мгновения забвения не казались щедрым даром?

* * *

Меня совсем не радует, что придется все рассказать родителям, но выбора нет. Теперь, когда в эту историю замешан врач, они в любом случае рано или поздно обо всем узнают. Похоже, они испытывают огромное облегчение, что Джорджии наконец удалось уговорить меня обратиться за профессиональной помощью. Мама даже не сердится, что Джорджия прикинулась ею, чтобы записать меня к врачу.

– Доктор Мендес очень помог Джорджии, – говорит она, но в этот момент раздается звонок в дверь и я, не дослушав родительских наставлений, бросаюсь открывать.

Увидев меня, Джесмин слегка улыбается.

– Привет. – Тут она замечает шишку у меня на лбу, и ее улыбка гаснет.

– Ох, приятель… – шепчет она.

Я трогаю шишку.

– Она уменьшилась после того, как я приложил лед. Проходи.

– Вот твой пиджак.

– Спасибо.

Я веду ее за собой и заглядываю в кухню, где родители готовят ужин и слушают радио.

– Мама, папа, это моя подруга Джесмин. Она недавно переехала в Нэшвилл, и теперь мы учимся вместе. Нас познакомил Эли. – Произнесенные вслух, эти последние слова прозвучали странно. Эй, Джесмин, это Карвер. Карвер, это Джесмин. Ладно, просто я скоро собираюсь сдохнуть, а вы можете встречаться.

Мама вытирает руки о передник и пожимает руку Джесмин.

– Привет, Джесмин. Добро пожаловать в Нэшвилл. Хочешь поужинать с нами?

– О, спасибо, но меня ждут родители.

– Хорошо.

Папа на мгновение перестает резать морковь и машет Джесмин рукой.

– Привет, Джесмин.

Она машет в ответ.

– Здравствуйте. Рада познакомиться.

Жаль, что Джорджии нет дома, чтобы тоже познакомиться с Джесмин. После всего произошедшего сегодня я не отказался бы от поддержки моей классной старшей сестры.

Мы возвращаемся в гостиную.

– Хочешь немного прогуляться? – предлагаю я.

– Давай. Только мне уже скоро надо будет ехать домой.

– Не возражаешь против того, чтобы как следует попотеть?

– Мы можем зваться еще и Потной Командой.

Мы выходим во влажную духоту ранних сумерек и не успеваем пройти и полквартала, как моя рубашка уже прилипла к телу. В подернутом дымкой воздухе плывут ароматы жареных гамбургеров и свежескошенной травы.

– У твоего отца клевый акцент, – говорит Джесмин.

– Думаю, он был гораздо сильнее, когда они познакомились с мамой, а со временем стал не таким заметным.

– И это плохо.

– Да уж. Помню, как в детстве я его немного стеснялся.

Джесмин в ужасе взирает на меня.

– Что? Это же самый сексуальный акцент.

– Аххх! Девчонки!

– Я говорю откровенно.

– Ты откровенно издеваешься. – Я вытираю со лба капли пота, пока они не попали мне в глаза.

– Тебе просто хочется быть таким же классным, как твой отец.

– Я хотел бы его акцент, это точно. Знаешь, у меня нет желания весь вечер обсуждать сексуальность моего отца, так что лучше расскажи, как прошли занятия.

Ее глаза заблестели.

– Потрясающе. В колледже есть настоящий рояль «Стейнвей». У него просто невероятное звучание. Знаешь, игра на этом инструменте доставляет космическое удовольствие. И как я теперь сяду за свой рояль дома?

Эй, я понимаю, каково это – попасть из фантастической ситуации в гораздо менее приятную.

– О да, – отвечаю я. – Инструмент великолепный! С отличным звучанием. Говорят, что играя на этом рояле, ты словно окунаешь пальцы в растопленное масло.

– Умник. Но это именно так и есть. И раз уж мы заговорили о занятиях – а чем занимался ты, прогуливая уроки?

– Всякой фигней. Джорджия, конечно, заявила, мол, я же тебя предупреждала, а потом я попытался написать экзаменационное сочинение, чтобы не терять времени даром, но у меня ничего не вышло. Что ты думаешь о Нэшвилльской академии искусств?

– Там очень круто, но мне было страшно. В моей старой школе я, несомненно, была лучшей исполнительницей. А здесь мой уровень оказался довольно средним. Я слушала, как играют некоторые студенты, и это было просто невероятно. Но, думаю, это отличный трамплин для поступления в Джуллиард. И все, конечно, были очень милы со мной.

– Да, а как прошел ланч с Алексом Бишопом? Он поделился своим коктейлем из волчьей спермы? Или что он там ест за ланчем? – Я стараюсь казаться веселым и беззаботным.

Джесмин негромко взвизгивает от отвращения и хихикает, прикрывая рот ладошкой.

– Это омерзительно!

Я пользуюсь случаем и начинаю вещать голосом парня из рекламного ролика:

– Волчья сперма. Единственный энергетический коктейль, который содержит натуральную, стопроцентную волчью сперму, полученную от здоровых, находящихся на свободном выгуле волков. Зарядит вас энергией так, что вы сможете танцевать дни и ночи напролет. Закажите сейчас и получите упаковку нашего протеинового порошка из пениса акулы… абсолютно бесплатно.

Она смеется еще громче и пытается закрыть мне рот ладонями.

– Перестань! Меня сейчас вырвет!

Я отмечаю, какие у нее гибкие пальцы, и представляю, как они будут смотреться на клавишах рояля. Они прекрасны.

– Но я серьезно, – уверяю я.

– Алекс был очень мил, но я заметила, что на заставке телефона у него стоит собственная фотография с голым торсом. Неужели у кого-то находится время для такой ерунды?

– Эли терпеть не мог Алекса.

Улыбка исчезает с лица Джесмин.

– Почему?

– Потому что Адейр встречалась с ним, а через неделю после того как Алекс лишил ее девственности, он ее бросил.

– Упс.

– Все называли их «Абы». Алекс Бишоп, Адейр Бауэр. И еще они оба фанаты танцев. Некоторое время они были самой знаменитой парой академии.

– Теперь понятно, почему Адейр смотрела на меня так, словно хотела пырнуть в шею маникюрными ножницами. Я подумала, что всему виной наша с тобой дружба.

– Я тоже в этом не сомневаюсь. Сегодня ты явно не снискала расположения Адейр.

– Потому что у меня столько всего нового. Она всегда странно вела себя со мной. Словно я отнимала слишком много времени у Эли или что-то в этом духе.

– А мы с ней никогда не были лучшими друзьями, но все-таки нормально общались.

Разговор стихает, когда мы подходим к воротам парка Перси Уорнера. В полном молчании мы идем под густой сенью деревьев вдоль дорожек. Солнечный свет, пробивающийся сквозь листву, придает ей светло-изумрудный оттенок.

Джесмин начинает что-то говорить, но сразу же замолкает. Я вопросительно смотрю на нее. Она же смотрит прямо перед собой и наконец отваживается:

– Сегодня во время занятий я вдруг расплакалась. Неожиданно. Ведь в тот момент я совсем не думала об Эли. Я словно приоткрыла какую-то новую дверь в своей душе, а оттуда на меня выплеснулось что-то непонятное. Горе – странная штука. Оно внезапно накатывает на тебя волнами из ниоткуда. Вот я стою в океане и прекрасно себя чувствую, а в следующий момент уже тону.

– Мне это знакомо.

– Я заметила.

Я краснею.

– Спасибо за напоминание.

– Если бы ты не страдал из-за гибели друзей, что бы ты был за человек?

– Тип, который ставит на заставку в телефоне свое фото с голым торсом и пьет волчью сперму?

– Точно. – А затем тихо добавляет: – Ты все-таки решил меня разговорить.

Чего я больше всего хочу – так это рассмешить ее, потому что ее смех хотя бы на несколько мгновений помогает мне забыть о плохом.

Я останавливаюсь и оборачиваюсь к ней.

– Мне нравится с тобой разговаривать.

– Мне тоже, – отвечает Джесмин, глядя мне прямо в глаза.

– Завтра я тоже пропущу занятия. Пойду к врачу, у которого наблюдалась моя сестра. Судя по всему, он неплохой специалист.

– Отличная идея, – говорит она.

– Неужели я выгляжу таким психом?

– Не больше меня, внезапно разрыдавшейся прямо во время занятий. Но ты похож на человека, которому очень нелегко.

– Так и есть.

– Нам обоим нелегко.

Мы подходим к лежащему на земле бревну и садимся.

– Я хочу услышать, как ты играешь, – прошу я.

– Хорошо. Но только если ты дашь мне почитать что-нибудь из твоих рассказов.

– Если я вообще смогу когда-нибудь еще что-нибудь написать.

– Сможешь. А пока я почитаю что-нибудь из написанного раньше.

– Ладно. Когда вернемся, я поищу что-нибудь для тебя.

Мы видим, как из лесной чащи появляется олень и принимается обнюхивать край луга, а затем осторожно выходит на самую середину, чтобы пощипать травку, продолжая время от времени опасливо принюхиваться.

– Ты лучшее, что есть сейчас в моей жизни, – тихо говорю я, чтобы не спугнуть оленя. – Я рад, что мы друзья.

Джесмин поудобнее усаживается на бревне и слегка придвигается ко мне. Хотя… Возможно, мне это только показалось.

– Я тоже.