Текст книги "Седина в бороду"

Глава XXXVI,

содержащая упоминание о поджаренных почках

Ласковое солнце, с божественным высокомерием обогревающее бедных и богатых, благословенных и проклятых, позолотило трущобы Джайлз-Рентс. Какая-то часть его сияния проникла сквозь стекло маленького чердачного окошка мансарды, где обитал наш джентльмен. Любопытный луч скользнул по узкой кровати, выцветшему ковру, щербатому умывальнику и запутался в складках грубого пальто, чьи широкие полы прикрывали единственное кресло, имевшееся в комнате. Поплутав несколько мгновений в складках пальто, луч выбрался на волю и ласково коснулся лица сэра Мармадьюка. Тот в это время разглядывал себя в маленькое зеркало, потускневшее и пожелтевшее от времени. Лицо в зеркале имело столь нездоровый оттенок, что, пожалуй, могло бы испугать, если бы наш герой уже не привык к причудам своего зеркальца. Тем не менее сэр Мармадьюк не раз останавливался перед ним, дабы вновь изучить свое отражение, и в который раз с тоской отметить, что в коротких вьющихся прядях то там, то здесь проглядывает седина.

– Тридцать шесть или даже меньше? Смешно!

Он тяжело вздохнул, бросил на полку гребешок, надел сюртук и спустился вниз к завтраку.

Мистер Бровастый (так сэр Мармадьюк звал про себя хозяина дома) стоял у камина в невыразимо величественной позе. Завидев нашего героя, сенатор склонил голову в поклоне, полном достоинства. Мистер Посингби протянул руку, пожатие которой оказалось на удивление крепким и сердечным.

– Приветствую вас, друг мой! – провозгласил он. – Несмотря на столь ранний час, моя душа так и рвется воспарить к небесному своду, ибо лучистый Феб решил излить на нас свое божественное сияние – хм, похоже, сегодня жареные почки – какой восхитительный день! И в самом деле, мой дорогой Гоббс, как говаривал бард из Эйвона, «вся суть в игре»! Наша трагедия имеет несомненный успех, хотя после первого действия она несколько тускнеет! Но сцена моей смерти потрясла публику до глубины души, заставив ужаснуться даже самых толстокожих.

– Рад это слышать! – улыбнулся сэр Мармадьюк.

– Сэр, женщины рыдали, мужчины же плакали беззвучно! Все-таки у меня немалый опыт в вопросах смерти. Еще ни разу мой выход на сцену не заканчивался смертью. Я погибал от яда; падал, сраженный выстрелом или пронзенный шпагой; я умирал в темницах, на кроватях, на стульях, на плахе и даже на столе! Смерть стала моим искусством! Но почки, полагаю, уже готовы.

С этими словами он открыл дверь на кухню и, действительно, в следующее мгновение в гостиную вплыли жареные почки, а вместе с ними и Юдоксия Посингби. Все уселись за стол и, жизнерадостно гремя ножами и вилками, принялись за еду.

– Что бы мне не говорили, – заявила Юдоксия, заглядывая в наполовину опустевшую чашку с кофе сэра Мармадьюка, – но мир так тесен!

– Душа моя, – провозгласил мистер Посингби, с непередаваемым изяществом размахивая вилкой, – многие философы в разное время и в разных местах отмечали этот поразительный факт! Но скажи мне, душа моя, на какое необычайное обстоятельство ты сейчас намекаешь?

– Возлюбленный супруг мой и вы, дорогой мистер Гоббс! Прошлым вечером здесь, в дебрях огромного города, наша Табита д'Абернон встретила свою сестру! Я слышала, мистер Гоббс, вы знакомы с ней, я имею в виду сестру Табиты, мисс Еву-Энн Эш, это прелестное дитя. Сколько в ней очарования и прстоты! Сейчас милая девушка состоит в компаньонках у загадочной миссис Бэддели. Как только мисс Эш появилась в наших краях, о ней сразу же пошла добрая слава, она стала истинным ангелом для малышей.

– Мы знакомы, – кратко ответил на этот восторженный монолог сэр Мармадьюк.

– Да-да, мне говорили. Миссис Соулем полагает, что вы составили бы прекрасную пару. О, она так добра и живет так близко! Я, конечно же, имею в виду миссис Моулем. А миссис Ноугер, та, что живет через улицу, весьма достойная особа, умоляла меня узнать, не помолвлены вы? Я ей ответила: «Все в руках божьих, дорогая миссис Моугер, но она…»

– Нет, мы не помолвлены.

– Ох, дорогой мистер Гоббс, как жаль! – вздохнула любезная Юдоксия. – Вы такой красивый, такой величественный джентльмен, такой изысканный, а она столь мила и свежа! Весь Джайлз-Рентс только и мечтает о том, чтобы вы соединили ваши судьбы! О, сколько сердец трепетно и нежно сочувствует вам!

Здесь мистер Посингби игриво улыбнулся.

– Ах, – он томно закатил глаза, – Эрос, Эрос! Купидон, мечущий свои сладкие стрелы! Но, Юдоксия, скажи мне, я знаком с этой очаровательницей?

– Должно быть, ты видел ее, Огастес. Она повсюду бывает, такая стройная особа с косами, как у Авроры!

– Любовь моя, твое описание столь красноречиво, что мне остается только лишь преклонить перед тобой колени. Однако я…

В этот момент за окном раздались пронзительные вопли, сопровождаемые хриплыми выкриками.

Мистер Посингби в мгновение ока очутился у окна. Юдоксия и сэр Мармадьюк поспешили присоединиться к нему.

Мальчишки на улице упоенно вопили и отплясывали какой-то дикарский танец вокруг толпы оборванцев с хмурыми лицами, извергавших хриплые ругательства и явно готовившихся к драке. Перед этим сбродом спокойно стоял молодой щеголь, изящная шляпа венчала его курчавую голову под совершенно немыслимым углом.

– Эх, – воскликнул мистер Посингби, сдвинув свои олимпийские брови, – даже самый доблестный джентльмен не устоит в одиночку против этого сброда!

Схватив скалку, он распахнул окно и с необычайным проворством выпрыгнул наружу.

– Стойте, подлые твари! – вскричал олимпиец. – Стойте! Держитесь, сэр, помощь близка! Во имя Англии и святого Георгия!

Мистер Посингби храбро бросился в самую гущу, яростно размахивая в воздухе скалкой. Грозный ли голос, нахмуренные брови или скалка испугали оборванцев, но они отступили. Мальчишки смолкли и исчезли в мгновение ока. Медленно и неохотно толпа разошлась, и вскоре Яблоневое Подворье приобрело привычный вид. Отбросив в сторону сломанную трость, молодой джентльмен с лучезарной улыбкой повернулся к своему спасителю.

– Сэр, – начал он, – вы просто молодчина! Разрази меня гром, если вы не…

Тут, увидев грозные брови, джентльмен снял шляпу и низко поклонился.

– Прошу вас, сэр, примите мою смиренную благодарность… Джон! Это вы, Джон?

В следующее мгновение мистер Беллами схватил руку сэра Мармадьюка и энергично встряхнул. Улыбка на его лице стала еще шире и еще лучезарнее.

– Вам сопутствует капризная Фортуна! – скалка величественно взметнулась вверх, словно мистер Посингби собирался совершить обряд посвящения в рыцари. – Будь благословенна судьба, которая позволила нам встретиться на поле брани! Юдоксия, душа моя, поставь прибор для друга нашего друга!

И Яблоневое Подворье стало свидетелем торжественного знакомства мистера Посинби и мистера Беллами, после чего все трое забрались через окно в гостиную четы Посингби, чтобы продолжить прерванный завтрах.

Мистер Беллами поклонился Юдоксии, церемонно поцеловал ей руку и уселся за стол так непринужденно и естественно, словно бывал в этой гостиной с детских лет.

Мистер Посингби, передавая Руперту блюдо с остатками жареных почек, заявил:

– Мистер Беллами, сэр, в лице вашего друга, нашего уважаемого… гм… постояльца, вы видите доброго ангела этого дома! С того дня, как он появился в этих стенах, жестокий кулак судьбы превратился в ласкающую длань и вместо ударов от капризной особы, именуемой Фортуной, мы получаем теперь только дары! Благодаря нашему другу Гоббсу у нас теперь появились средства!

– Охотно верю! – с жаром воскликнул мистер Беллами. – Нет никого добрее старины Джона!

– Как это верно замечено! – прихорашиваясь, заметила миссис Посингби. – Ох, как это верно!

– Сэр, – продолжил мистер Посингби, – перед вами актер. Дитя Терпсихоры, Мельпомены и Талии. Служитель трагедии и комедии, сэр!

– О? – вопросил мистер Беллами, увлеченно поглощая кулинарное творение миссис Посинби. – В самом деле?

– Истинная правда, сэр! Я покорный слуга музы трагедии. Но какую бы роль отныне мне не довелось играть, от разлагающегося трупа до подлого беспринципного паяца, неизменно в глубине души я буду хранить неумирающее чувство благодарности и дружбы к Джону Гоббсу!

Мистер Посинг свирепо схватил чашку с кофе и залпом проглотил ее содержимое, тогда как его брови продолжили восторженный монолог своего хозяина.

– О, какие прекрасные слова, возлюбленный муж мой! – благоговейно прошептала Юдоксия Посингби. – Позволь добавить: аминь!

Покончив с завтраком, сэр Мармадьюк и Руперт поднялись в мансарду, но не успел наш герой прикрыть дверь, как могучие руки мистера Беллами крепко сжали его в объятиях.

– Джон! – воскликнул юный джентльмен, – старина Джон, взгляните же на меня!

– Вы выглядите как истинный денди! – улыбнулся сэр Мармадьюк.

– Охотно вам верю! – мистер Беллами удовлетворенно осмотрел свой великолепный наряд. – Представляете, старина, случилось настоящее чудо! Лев обернулся ягненком, людоед стал человеком! Горгона превратилась… Короче говоря, мой бессердечный дядюшка расщедрился!

– Вы меня удивляете! – воскликнул сэр Мармадьюк.

– И не мудрено! Я сам удивлен! Ибо мой дядюшка, сэр Мармадьюк, этот неприступный ворчун и скряга, на поверку оказался добрейшим малым, будь благословеннна его лысина!

– Гм! Лысина, Руперт…

– Ну, в его-то возрасте он уже должен был обзавестись солидной плешью. Но, как бы там ни было, мои карманы набиты звонкой монетой, так что их содержимое и я сам к вашим услугам. Если нужна помощь или…

– Вы очень добры! – сэр Мармадьюк взглянул в пылающее лицо собеседника. – Я благодарен вам, Руперт…

– Благодарны? – воскликнул мистер Беллами. – Нет, нет, Джон! Все как раз наоборот, старина! Это я очень многим вам обязан. И я никогда не смогу… никогда не смогу выразить свою благодарность! Ибо, Джон, вы своим доверием и почтительностью вернули мне самоуважение, вы называли меня джентльменом, несмотря на мои лохмотья. И потому, старина, потому… черт возьми, я никогда не смогу… – он смутился и опустил голову, но в следующее мгновение сквозь слезы взглянул на сэра Мармадьюка. – Каким же я был ослом! Но, Джон, я вам чертовски благодарен! Для меня большая честь называть вас своим другом, и я надеюсь… – тут голос его дрогнул и оборвался, но сэр Мармадьюк, глядя в наполненные слезами гляза юноши, прочитал в них все то, что юноша не смог выразить словами.

– Руперт, – сказал он, – мы друзья и останемся ими навсегда, до самого конца, я в этом уверен. Что же касается доверия – Ева-Энн будет очень рада увидеть вас. Отправляйтесь к ней. Она живет в старом особняке напротив Лютикового переулка.

– А вы, Джон? Рочему вы не пойдете со мной?

– У меня дела, Руперт. Мне надо написать письмо. Так что отправляйтесь к Еве-Энн. Купите ей что-нибудь в подарок. И поговорите с ней. Я хочу сказать, убедите ее покинуть этот ужасный район. В Лондоне живет замужняя сестра Евы-Энн миссис Д'Абернон. Попросите Еву-Энн познакомить вас с ней и постарайтесь уговорить ее немедленно переселиться из Джайлз-Рентс.

– Я все сделаю, Джон! Это отвратительная дыра! Мужчины здесь весьма неприятны, но женщины, черт бы меня побрал, прсто омерзительны!

– Уведите ее отсюда как можно скорее. Сделайте все, что в ваших силах.

– Можете на меня положиться, старина!

Подкинув вверх свою элегантную шляпу, мистер Беллами нахлобучил ее на голову самым залихватским образом и исчез, унося с собой энергию молодости. А помрачневший сэр Мармадюк, с тоской оглядев дымящиеся трубы и обветшалые крыши, устало вздохнул и сел за стол, чтобы написать верному мистеру Гоббсу длинное и скучное послание относительно нового завещания. Покончив с письмом, он поднялся, надел свое пальто грубой шерсти, проверил, на месте ли пистолет, и вышел на залитую солнцем улицу.

Глава XXXVII,

в которой речь пойдет о шишковатой трости мистера Шрига

Оборванные дети носились по улице, наполняя воздух пронзительными криками. Нечесаные женщины, маячившие в дверях, завидев его, переставали браниться. Он неторопливо шел мимо старых покосившихся домишек, в которых тоскливая старость соседствовала с безрадостным детством. Но сэр Мармадьюк продолжал идти вперед, засунув руки в карманы пальто, слепой и глухой ко всему, что творилось вокруг. Он не заметил, как от темной стены отделилась тень и заскользила следом. Тень принадлежала коренастому человеку с огромной копной волос. Его маленькие цепкие глазки ни на минуту не упускали из виду высокую фигуру в шерстяном пальто, бесформенной шляпе и грубых башмаках. Сэр Мармадьюк свернул в переулок, вышел на широкую улицу, по-прежнему не догадываясь о преследовании. В эти минуты он был полностью поглощен унылыми раздумьями о своем будущем. Что ж, он вновь вренется к своему одиночеству… У него, конечно же, останутся книги, музыка и Джон Гоббс.

Он продолжал медленно идти вперед, опустив голову и не замечая ничего вокруг. Но ее он все-таки углядел. Ева-Энн переходила улицу, окруженная толпой детей, тянувших к ней свои ручонки, не отрывавшие от нее влюбленных глаз. Девушка, ласково улыбаясь им, беседовала со старухой, ковылявшей рядом. Словно почувствовав его присутствие, она оглянулась, и лицо ее тут же осветилось радостью.

– Джон! – воскликнула Ева-Энн. – С одной из женщин случилось несчастье, я тороплюсь к ней. Пойдем со мной!

– Это моя Нэнси, господин, – прошамкала старуха. – Она обварила ноги. Моулз опрокинул на нее чайник. Дети плачут от голода, а Нэн не может подняться с кровати, у меня ревматизм, а помочь нам все отказываются, боятся Моулза, твердят, что он сумасшедший.

– Сумасшедший? – спросил сэр Мармадьюк.

– У него есть джин! Галлон! И он ни капли не дал ни мне, ни бедняжке Нэн!

– Кто такой Моулз?

– Муж Нэнси, сэр.

– Ева, тебе не стоит туда идти…

– Но, Джон, я должна помочь бедняжке.

– Вот сюда! – Старуха остановилась у скользкой и очень узкой лестницы, круто спускавшейся в зловонное подземелье. – Осторожней, леди, здесь скользко. А вы, мелюзга, отстаньте от леди! прочь отсюда!

С этими словами старуха начала спускаться по невообразимо грязным ступеням. Сэр Мармадьюк и Ева-Энн последовали за ней. Внизу царил кромешный мрак. Но вот глаза привыкли к темноте, и наши герои смогли различить двух детей, сжавшихся у изодранного тюфяка, на котором неподвижно лежала молодая женщина. Из дальнего угла доносилось какое-то неразборчивое бормотание, временами переходившее в стоны.

– Боже, – сэр Мармадьюк в ужасе отшатнулся. – Это невозможно!

– Да, конечно, – прошептала Ева-Энн, – но я видела места и похуже.

– Ты привела ее, матушка? – Женщина на тюфяке пошевелилась. – Ты привела Добрую Леди?

– Она здесь, Нэн. А с ней джентльмен, он любезно согласился осмотреть твои ноги.

– О, мэм! – простонала страдалица. – Говорят, вы очень добры к детям, будьте же добры и ко мне.

– Да, конечно, сестра моя. – Ева-Энн склонилась над несчастной, осторожно взяла из рук измученной матери хнычущего младенца и стала успокаивать его.

Дети подобрались поближе.

– Сильно болит? – Девушка тронула лоб женщины.

– Очень, мэм, так болит, не приведи Господь! – пропищала откуда-то сбоку старуха со странным торжеством в голосе. – Ее ноги! Бедняжка стонала всю ночь. Покажи им, Нэн, покажи! Пускай убедятся, что я не лгу. Подойдите, сэр, подойдите!

– Нет, нет! – вскричала Нэнси. – Я не так уж и больна, но если бы вы дали им немного поесть… Со вчерашнего вечера у нас нет ни крошки…

– Бедняжки! – воскликнула Ева-Энн. – Не беспокойся, Нэнси, их накормят. Я уже послала за продуктами и…

В этот момент несчастное существо в углу взвизгнуло и, хватая воздух скрюченными пальцами, начало сыпать проклятиями.

– Не бойтесь его, мэм! – простонала Нэнси. – Это всего лишь Моулз. Не обращайте на него внимания. Он просто бредит, ему повсюду мерещатся змеи и пауки, он ловит их, бедняжка, ночи напролет… – Тут она застонала.

– Так сильно болит? – Ева склонилась над ней.

– Временами нещадно, мэм!

– Я постараюсь помочь тебе. Джон, подержи малыша.

– Подержать? – изумился сэр Мармадьюк. – Нет, нет, отдай его лучше старухе.

– Мне понадобится ее помощь, возьми же эту крошку, Джон, ведь она твоя сестра перед лицом Господа!

И вот уже ужасный шевелящийся комочек у него в руках. Несчастный человеческий детеныш. Сэр Мармадьюк поспешно отвернулся, когда Ева начала разматывать лохмотья, прикрывавшие ноги несчастной женщины.

Ребенок, несмотря на усилия джентльмена, захныкал громче. Ева оглянулась и велела старухе освободить сэра Мармадьюка от обязанностей няньки, тот с облегчением передал визжащий комок в более умелые руки и отошел в сторону, стараясь не смотреть на тюфяк. В следующее мгновение раздался отчаяннный крик Евы-Энн, сэр Мармадьюк резко обернулся и в тот же момент рухнул на колени под ударом дубины, просвистевшей в дюйме от его головы и обрушившейся на плечо. Сэади раздался звук еще одного удара. Сэр Мармадьюк вскочил на ноги и стремительно развернулся. Прямо на него, широко раскинув руки валился какой-то человек. Сэр Мармадьюк отпрянул в сторону, и тело с глухим стуком рухнуло на пол. У лестницы стоял мистер Шриг, шишковатая трость угрожающе раскачивалась, готовая нанести новый удар. Но необходимости в том уже не было – упавший не двигался. Сэр Мармадьюк вгляделся в лежавшую у его ног фигуру.

– Драчун Фэган! – мистер Шриг осторожно ткнул тростью недвижное тело. – Вы не пострадали, сэр?

– Благодаря вам, Шриг, почти нет! – сэр Мармадьюк потер ушибленное плечо. – Ей-богу, этот парень хорошо знал свое дело. Какая удача, что вы случайно оказались здесь.

– Случайно? – изумился мистер Шриг. – Это не совсем так, сэр. Скорее уж наоборот. Я уже давно не свожу глаз со своей птички.

– Которая, похоже, приходит в себя! – сэр Мармадьюк опустил руку в карман пальто.

– Приходит в себя, сэр? Ну-ка, посторонитесь!

Человек начал с трудом подниматься, но шишковатая трость опустилась на лохматую голову столь точно, что Драчун Фэган как подкошенный снова рухнул на пол.

– У некоторых птичек очень крепкие черепа! – вздохнул мистер Шриг. – Но теперь он на время успокоился!

Он повернулся к бледной Еве-Энн, почтительно приподнял шляпу и улыбнулся.

– Полагаю, мэм, я немного напугал вас? – участливо спросил он. – Прошу извинить меня. Следовало уложить его чуть-чуть раньше, на минуту-другую, но он проявил такую прыть, какой я от него не ожидал!

– Все в порядке, друг Шриг! – она коснулась дрожащей рукой его рукава. – Ты спас жизнь Джону. О, дорогой друг, я буду молить Господа, чтобы он благословил тебя!

– Но что вы здесь делаете, мэм? Это неподходящее для вас место!

– Бедняжка Нэнси тяжело больна!

– Да? – мистер Шриг повернулся к несчастной. – Да, весьма неприятно, мэм, хотя мне доводилось видеть и похуже.

– Мне нужны губка, чистая вода, мазь и…

– Или лярд! Лярд – вот что ей нужно, мэм, но в первую очередь доктор!

– О, если бы только это было возможно, мистер Шриг! Если бы мы могли найти хоть одного…

– Ну, хирурга я вам обещаю, мэм! – кивнул головой мистер Шриг. – Но прежде всего я должен посадить под замок мою птичку.

Тут он неожиданно сунул в рот два пальца и оглушительно свистнул. В следующее мгновение с улицы послышался ответный свист, а вслед за ним на лестнице раздались тяжелые шаги, и вскоре в подвал ввалились два здоровяка, в которых наш джентльмен безошибочно угадал представителей закона.

– Мы готовы, сэр! – гаркнул один из них, отдавая мистеру Шригу честь.

– Всегда готовы! – отозвался второй. – Вы взяли его, сэр?

– Увы, – вздохнул мистер Шриг, – я взял его, Джордж, но не за убийство! Я мог бы схватить его и за убийство, но тогда друг вот этой юной леди был бы сейчас трупом. Поэтому, – он снова вздохнул, – мне пришлось принять меры на тридцать, ну, быть может, на пятнадцать секунд раньше. Вот такие дела! – мистер Шриг горестно покачал головой и с сожаление ткнул тростью все еше пребывавшего без сознание Драчуна Фэгана. – Но все равно посадите-ка его под замок, ребята, хоть это и будет всего лишь «покушение на убийство». И вот еще что, Джордж, пришли-ка сюда поскорее хирурга.

– Будет сделано, сэр!

Полицейские подхватили безвольное тело и поволокли вверх по лестнице.

– Одна птичка в клетке! – удовлетворенно кивнул Шриг. – Остались Танцор Джимми и Свистун Дик.

– Ваше пророчество, похоже, сбывается, Шриг! – сэр Мармадьюк отвел его в сторону.

Ева-Энн тем временем снова занялась больной.

– То есть, сэр?

– Вы же говорили, что мне грозит опасность.

– Опасность? Ну, не знаю, сэр. Вряд ли вам грозит какая-либо опасность. С чего бы это? Я ведь приглядываю за чами как заботливая мамаша.

– За что я вам и благодарен от всей души, Шриг!

– Благодарны, сэр? А я ведь вам тоже очень благодарен. И знаете почему? Потому что вы отличная приманка для моих птичек…

В этот момент серху раздался звонкий голос:

– Не мог бы кто-нибудь подсказать мне, где тут обитает миссис Моулз?

Тут же раздался хор пронзительных голосов, услужливо подсказывавших путь. Вскоре на лестнице показались изящные сапоги, за которыми следовали стройные ноги, обтянутые великолепными бриджами последнего фасона, и наконец появился мистер Беллами собственной персоной. В руках он держал (отчего у детей засветились лица) многичисленные пакеты и свертки.

– Ха, Джон! – воскликнул он с радостным удивлением. – Помогите-ка мне, вот хлеб, масло, мясо, сахар, чай и еще куча всего!