Текст книги "Могила девы"

13:01

Поттер посмотрел сквозь желтоватое окно фургона на здание бойни и прилегающие к нему поля. Полицейский протягивал к входу электрический провод, на конце которого висело пять забранных сеткой ламп. Оставив их у входа, коп вернулся. Затем из двери снова вышел Уилкокс с пистолетом в руке и закинул провод внутрь. Но не через дверь, как надеялся Поттер – тогда она осталась бы приоткрытой, – а через окно. После чего вернулся в здание, и толстая железная створка плотно захлопнулась.

– Дверь по-прежнему неприступна, – рассеянно промолвил Поттер, и Лебоу напечатал его слова.

Поступили новые факсы с биографическими данными Хэнди и сведениями из школы, где учились захваченные девочки. Аналитик жадно просматривал листы и заносил важные данные в компьютер с информацией. Пришли инженерные и архитектурные планы здания, но оказались полезными лишь в одном – подтвердили, насколько труден в этих условиях штурм. Тоннелей под зданием не было, и, если верить проектным документам от 1938 года, на крыше, в расчете на строительство четвертого этажа, соорудили конструкцию, сильно затрудняющую высадку десанта с вертолета.

– Они открыли корпус телефона, – внезапно забеспокоился Тоби.

– Он еще работает?

– Пока да.

Ищут «жучки».

Молодой агент вздохнул с облегчением.

– Поставили крышку на место. Тот, кто это сделал, разбирается в оборудовании.

– Генри, кто? – спросил Поттер аналитика.

– Нет данных, чтобы установить это. Предположительно Хэнди. У него армейская подготовка.

– Установлена связь, – объявил Тоби.

Поттер покосился на Лебоу и, когда прозвенел звонок, взял трубку.

– Привет, Лу, это вы?

– Спасибо за свет. Мы проверили лампы на микрофоны. И телефон тоже. Никаких идиотских штук не нашли. Вы человек слова.

«Честь что-то значит для него», – отметил про себя Поттер, стараясь охватить мыслью то, что очень трудно давалось пониманию.

– Арт, в каком ты чине? Начальник? Старший специальный агент? Так это у вас называется?

Нельзя признаваться преступникам, захватившим заложников, что имеешь право принимать важные решения. В таком случае появляется возможность потянуть время и передохнуть, сославшись на необходимость согласовывать вопросы с начальством.

– Нет, обычный подвернувшийся под руку специальный агент.

– Брось заливать.

– Забыл? Я же человек слова. – Поттер бросил взгляд на лист, где регистрировалась сказанная им ложь.

Пора попытаться несколько разрядить обстановку и установить с засевшими на бойне хоть какие-то отношения.

– Как насчет еды, Лу? Не начать ли жарить для вас бургеры? Любишь бургеры?

«Сейчас клюнет», – подумал переговорщик.

Но ошибся.

– Слушай, Арт, хочу, чтобы ты понял, какой я отличный парень. Я отпускаю одну из заложниц.

Эта новость неимоверно расстроила Поттера. Как ни странно, своим добровольным жестом великодушия Хэнди поставил их в положение обороняющихся. Это был блестящий тактический ход. Теперь, оказавшись должником преступника, Поттер почувствовал, как нарушился баланс сил между хищником и жертвой.

– Это чтобы ты не думал, будто я такой уж плохой.

– Хорошо, Лу, я ценю твой шаг. Это Беверли? Больная девочка?

– У-гу.

Поттер и другие, вытянув шеи, стали всматриваться. Блеснул свет – это приоткрылась дверь бойни.

«Не думай о заложниках!» – приказал себе Поттер.

– Лу, так вы решили, что вам еще надо? Пора начать серьезную торговлю. Что скажешь?

В телефоне щелкнуло и больше не слышалось ничего, кроме потрескивания.

Дверь фургона внезапно распахнулась, и в салоне показалась голова шерифа.

– Они отпускают одну из заложниц.

– Знаем.

Стиллуэл исчез.

Поттер ерзал на вращающемся стуле: ему было плохо видно. Облака опустились еще ниже, и свет на поле померк, словно земля внезапно попала в полосу затмения.

– Тоби, давай попробуем видео.

Экран ожил, и на нем появилось отчетливое черно-белое изображение фасада бойни. Дверь была открыта, и внутри, судя по всему, горели все пять электрических ламп.

Тоби отрегулировал чувствительность, и картинка установилась.

– Кто это, Генри?

– Старшая из девочек, Сьюзан Филлипс, семнадцати лет.

– Может, все окажется проще, чем мы ожидали, – рассмеялся Бадд, – и он всех их отпустит?

На экране Сьюзан оглянулась на дверь. Чья-то рука вытолкнула ее наружу, и створка закрылась.

– Здорово! – с воодушевлением воскликнул Лебоу, смотревший с переговорщиком из окна. – Семнадцать лет, отличница. Она по полной нагрузит нас информацией о том, что происходит внутри.

Девушка шла от здания бойни по прямой. Сквозь очки Поттер видел, какое мрачное у нее лицо. Руки Сьюзан были связаны за спиной, но, казалось, она не страдала от этого временного неудобства.

– Дин, – приказал по рации Поттер, – пошли людей встретить ее.

– Есть, сэр, – ответил шериф теперь уже нормальным тоном – он наконец освоился с ситуацией.

Полицейский в бронежилете и шлеме выскользнул из-за патрульного автомобиля и, пригибаясь, стал осторожно приближаться к девушке, которая уже отошла от здания скотобойни футов на пятьдесят.

Внезапно у Поттера перехватило дыхание.

Возникло ощущение, будто он погрузился в ледяную воду, и, поняв, что происходит, содрогнулся всем телом.

Наверное, подсказала интуиция, выработанная во время сотен переговоров с преступниками, захватившими заложников. И подкрепленная памятью о том, что никогда прежде заложников не отпускали так рано. И сознанием того, что Хэнди – безжалостный убийца.

Поттер не сумел бы сказать наверняка, где таилась подсказка, только почувствовал, как сердце сковал беспредельный ужас.

– Нет! – Переговорщик вскочил на ноги, опрокинув стул.

Лебоу бросил на него быстрый взгляд.

– Нет! Господи, нет!

Чарли Бадд переводил взгляд с одного на другого.

– Что случилось? Что происходит? – шептал он.

– Он собирается убить ее, – так же шепотом ответил аналитик.

Поттер распахнул дверь и выбежал наружу. Схватив с земли бронежилет, он проскользнул между двумя машинами. Задыхаясь, обогнал полицейского, которого послал к девушке шериф, и бросился к ней.

Видя его поспешность, полицейские занервничали, хотя некоторые улыбнулись, глядя, как толстый маленький человечек бежит с тяжелым бронежилетом в одной руке и, держа в другой белый бумажный носовой платок, размахивает им.

Сьюзан, находившаяся в сорока футах от него, уверенно шла по траве. Она выбрала направление с таким расчетом, чтобы встретиться с ним.

– Ложись! Ложись! – кричал ей Поттер. Он бросил платок, и тот, подхваченный сильным ветром, полетел вперед.

Переговорщик отчаянно жестикулировал, показывая девушке, чтобы она упала на землю. – Ложись!

Но она, разумеется, не слышала его и только хмурилась.

Несколько полицейских, разобрав его слова, вышли из-за машин, которыми пользовались как прикрытием. Неуверенно потянулись к оружию. Стали кричать вместе с Поттером. Одна из женщин-полицейских отчаянно махала руками.

– Ложись, дорогая! Ради Бога, ложись!

Ничего из этого Сьюзан не слышала. Остановившись, она внимательно осматривала землю, видимо, решив, что он предупреждает о каком-то скрытом от глаз колодце или проводе где-то впереди. Видимо, опасается, как бы она не упала или не споткнулась.

Поттер задыхался, его сердце, сердце уже немолодого человека, выскакивало из груди, но он все-таки сократил расстояние между собой и девушкой до пятнадцати футов.

Агент ФБР был так близко, что, когда единственная пуля угодила Сьюзан в спину и над ее правой грудью расплылось темно-красное пятно, услышал тошнотворный шлепок. Из непривычной к нормальной речи гортани Сьюзан вырвался нечеловеческий стон.

Девушка резко остановилась, будто на что-то налетела, и боком упала на землю.

«Нет, нет, нет…»

Поттер подбежал к Сьюзан и прикрыл ей голову бронежилетом. Его догнал полицейский и присел рядом, беспрестанно повторяя:

– Боже, Боже, Боже!

Он прицелился из пистолета в окно.

– Не стреляй! – приказал Поттер.

– Но как же?..

– Не сметь! – Переговорщик оторвал взгляд от потускневших глаз Сьюзан и посмотрел на фасад бойни. В окне, слева от двери, мелькнуло худощавое лицо Лу Хэнди. А правее, в глубине, ярдах в тридцати, Поттер различил ошеломленное лицо молодой учительницы – белокурой девушки, которая посылала ему загадочное сообщение и чье имя он никак не мог теперь вспомнить.

Звуки можно чувствовать.

Звуки – это всего лишь сотрясение воздуха, вибрация, они накатывают на нас как волны, касаются лба, словно ладони любовников, причиняют боль и могут заставить расплакаться.

Она по-прежнему ощущала в груди звук выстрела.

«Нет, – думала Мелани. – Нет. Это невозможно! Не может быть!»

Но она видела то, что видела. Мелани не доверяла голосам, но глаза редко обманывали ее.

Сьюзан – Глухая от Глухих.

Сьюзан – смелая, какой ей никогда не стать.

Сьюзан – у ног которой лежали и мир Глухих, и мир Иных.

Она ступила во враждебное Вне и это Вне убило ее. Ушла навсегда. В ее спине появилась маленькая дырочка, взметнулись черные волосы, и она споткнулась на пути, который так трусливо хотела пройти сама Мелани.

Она с трудом дышала, в глазах потемнело. Пол уходил из-под ног, лицо и шею заливал пот. Мелани медленно повернулась и посмотрела на Брута. Он прятал за пояс еще дымящийся пистолет. Ее охватило чувство безнадежности. Потому что она не ощутила в убийце ни удовлетворения, ни страсти, ни зла. Он сделал то, что планировал, и уже забыл о смерти девушки.

Снова нажав на кнопку пульта дистанционного управления телевизора, Брут обернулся ко входу в зал забоя, где в беспорядке сидели и стояли семь девочек. Одни смотрели на Мелани, другие – на миссис Харстрон. Та, рухнув на пол, рыдала и рвала на себе волосы. Ее лицо так исказилось, что напоминало сейчас страшную красную маску. Учительница видела, как стрелял Хэнди, и, конечно, поняла, что это значит. А девочки нет. Джойслин отбросила с лица прядь темных волос, мешающую смотреть, и, подняв руки, беспрестанно спрашивала:

– Что случилось? Что случилось? Что случилось?

«Надо им сказать, – подумала Мелани. – Но я не могу».

Беверли, самая старшая после Сьюзан, догадывалась, что произошло что-то ужасное, но не сознавала правды или не хотела принять ее. Она взяла Джойслин за пухлую руку и подняла глаза на Мелани. Другой обняла сестер-близняшек, с трудом втягивая воздух в свои больные легкие.

Мелани не назвала Сьюзан по имени – почему-то не сумела, – употребив вместо имени безликое «она», и показала в сторону поля.

– Она…

«Как я это скажу? Боже, не имею представления!» Мелани не сразу вспомнила слово «убита». Это понятие выражалось жестом правой руки: указательный палец касался снизу вверх перевернутой и сложенной чашечкой ладони левой руки.

«Похоже на входящую в тело пулю», – подумала Мелани.

Она так и не сумела это сказать. Видела, как от удара взметнулись волосы Сьюзан. Видела, как она упала на землю.

Но употребила слово «умерла», которое выражалось другим жестом: раскрытая вверх ладонь правой руки быстро поворачивалась вниз, а ладонь левой руки одновременно делала противоположное движение вверх. Мелани, не в силах оторвать глаз от своей правой руки, размышляла: до чего этот жест похож на то, как засыпают землей могилу.

Девочки отреагировали каждая по-своему, но, по сути, одинаково: слезы, судорожные вздохи, ужас в глазах.

Руки Мелани дрожали, она снова повернулась к окну. Де л’Эпе поднял Сьюзан и уносил с поля в сторону полицейского кордона. Мелани заметила, как болтались руки ее подруги, как струились за ней волосы и что одна ее нога была босой.

Красавица Сьюзан.

«Личность, какой и я хотела бы стать, если бы вообще могла кем-то стать».

Де л’Эпе скрылся за патрульным автомобилем, и часть беззвучного мира Мелани стала еще беззвучнее. Это было очень трудно вынести.

* * *

– Я складываю с себя обязанности, – тихо проговорил Чарли Бадд.

Поттер зашел в туалет сменить рубашку на новую, которую дали ему люди Стиллуэла. Свою, испачканную кровью, он бросил в мусорную корзину. Убившая Сьюзан пуля порядком забрызгала его.

– В чем дело, Чарли? – рассеянно спросил переговорщик, подходя к столу. Тоби и Дерек молча сидели за пультом управления. Даже Генри Лебоу прекратил печатать и смотрел в окно, хотя со своего места видел только далекое пшеничное поле, да и то окрашенное в цвет охры толстым пуленепробиваемым стеклом.

В окне, в противоположной стенке, вспыхивали проблесковые маячки «скорой помощи», увозившей тело Сьюзан.

– Ухожу, – продолжал капитан. – С этого поста и вообще из полиции. Это моя вина. Все произошло из-за того случайного выстрела полчаса назад. Из-за того, что я не отдал приказ снайперам разрядить оружие. Я позвоню в Топику и попрошу, чтобы прислали замену.

Поттер, заправляя свежую рубашку в брюки, повернулся к нему.

– Не уходите, Чарли. Вы мне нужны.

– Нет, сэр. Я совершил ошибку и должен ответить за последствия.

– До конца этой ночи у вас будет масса возможностей взять на себя ответственность. Дело вовсе не в выстреле снайпера. То, что сделал Хэнди, не имеет к вам никакого отношения.

– Тогда зачем? Объясните, ради Бога, зачем он это сделал.

– Выложил карты на стол. Дал нам понять, что не шутит. И его дешево не купить.

– И для этого хладнокровно убил заложницу?

– Самый трудный вариант переговоров, Чарли, – вступил в разговор Лебоу. – Обычно после убийства человека на глазах у всех единственный способ спасения заложников – молниеносный захват.

– Ставки слишком высоки, – пробормотал Дерек Элб.

«Выше некуда, – подумал Артур Поттер. – Господи, что за денек мне предстоит!»

– Установлена связь, – объявил Тоби, и через секунду зазвонил телефон.

Поттер взял аппарат и ровным голосом спросил:

– Лу?

– Арт, ты должен кое-что понять. Мне наплевать на этих девчонок. Для меня они все равно что воробьи, которых я стрелял дома с крыльца. Моя цель – выбраться отсюда, и если для этого понадобится уложить всех, я так и поступлю. Ты понял меня?

– Понял, Лу, – ответил Поттер. – Но давай уясним одну вещь: только я могу вытащить тебя отсюда живым. И никто другой. Так что я тот самый единственный человек, с которым тебе надо считаться. А ты понял меня?

– Я перезвоню тебе и сообщу наши требования.

13:25

Все это было ненадежно, опасно и не имело отношения к перевыборам.

А касалось приличий и жизни людей.

Так говорил себе Дэниэл Тримэйн, входя в дом губернатора.

Прямой как жердь, он прошел на удивление скромные помещения и оказался в просторном кабинете.

– Добрый день, капитан.

– Добрый день, губернатор.

Достопочтенный губернатор штата Канзас А.Р. Степпс смотрел на едва различимый горизонт – точь-в-точь такие же пшеничные поля когда-то помогли его отцу создать страховую компанию, что, в свою очередь, позволило сыну заняться общественной деятельностью. Тримэйн считал Степпса превосходным губернатором: он имел необходимые связи, не доверял Вашингтону, возмущался преступлениями в Топике и тем, что из Миссури в его Канзас-Сити проникают всякие уголовники, – но уживался со всеми и не замахивался выше маячащей звезды отставки, когда он будет преподавать в Канзасском университете в Лоренсе и плавать с женой по туристическим маршрутам компании «Скандия лайнз».

Но вот случилась эта неприятность у Вороньей Гряды.

Оторвав взгляд от факса, губернатор взглянул на Тримэйна.

Ну и смотри сколько влезет. Давай не стесняйся. В своей черно-синей экипировке капитан казался совершенно неуместным среди вставленных в рамы репродукций с изображением дичи и старинной мебели черного дерева, натертой политурой. Чаще всего губернатор задерживал взгляд на большом автоматическом пистолете полицейского, который тот поправил на поясе, усаживаясь в раздражающе вычурное кресло.

– Он уже убил одну?

Тримэйн кивнул коротко остриженной, лысеющей головой. Он заметил маленькую дырочку на плече небесно-голубого пуловера губернатора, а также и то, что сидящий перед ним человек ужасно напуган.

– Что случилось?

– Выглядит как заранее обдуманный шаг. Я еще получу полный отчет, но, похоже, в убийстве не было необходимости. Выпихнул девушку из двери, словно решил отпустить, и выстрелил в спину.

– Господи! Сколько ей лет?

– Самая старшая. Подросток. Но тем не менее…

Степпс кивнул в сторону серебряного сервиза:

– Хотите чаю? Или кофе? Нет? Вы здесь раньше не были?

– В резиденции губернатора? Нет. – Слово «резиденция» не вязалось с обычным красивым домом, пропитанным семейной атмосферой.

– Мне нужна помощь. Ваш опыт.

– Сделаю все, что в моих силах, сэр.

– Странная ситуация. Преступники убежали из федеральной тюрьмы. Как это понимать, капитан?

– При всем моем уважении, сэр, тюрьма в Каллане – проходной двор. – Тримэйн вспомнил четыре побега за пять лет. Нескольких беглецов поймали его люди – результат гораздо лучше, чем у федеральных шерифов, которых капитан считал слишком высоко оплачиваемыми няньками.

Губернатор начал очень осторожно, как человек, ступающий на некрепкий ноябрьский лед.

– Формально – они федеральные беглецы, но с другой стороны, были кандидатами на приговоры суда штата. Когда бы их ни вынесли: в трехтысячном году или раньше, – не важно: факт остается фактом – они и наши преступники.

– Но ситуацией занимается ФБР. – Помощник Генерального прокурора дал Тримэйну понять, что в его помощи в деле решения кризиса с заложниками не нуждаются. Капитан не очень разбирался в иерархии власти, но даже школьнику ясно, что Генеральный прокурор и его подчиненные работают на губернатора. На исполнительную власть. – Придется им уступить. Хотя, может, это и к лучшему.

– Поттер – прекрасный человек. – Интонация прозвучала вопросительно.

Дэн Тримэйн, полицейский, научился говорить только то, что нельзя использовать против него. Он усвоил это прежде, чем узнал, как держать под прицелом расположенные одна напротив другой двери, когда врываешься через окно в занятый преступниками дом.

– Как мне говорили, гордость ФБР. – Капитан гадал, есть ли под столом у губернатора магнитофон или нет.

– Но… – Степпс изогнул бровь.

– Я так понимаю, что он придерживается жесткой линии.

– И что из этого следует?

Поле за окном бороздили молотилки.

– То, что он будет ломать Хэнди, пытаясь заставить сдаться.

– Рано или поздно Поттер осуществит захват? Если в этом возникнет необходимость?

– Он только переговорщик. Сейчас комплектуется федеральная команда спасения заложников, которая должна прибыть сюда к вечеру.

– Если Хэнди не сдастся, они ворвутся и…

– Нейтрализуют его.

На круглом лице губернатора появилась улыбка. Мечтательно посмотрев на пепельницу, он снова перевел взгляд на Тримэйна.

– Скоро ли после прибытия группа пойдет на штурм?

– Правило таково: приказ на штурм отдается только в самом крайнем случае. Несколько лет назад корпорация РЭНД[20]20
  Научно-исследовательский центр в г. Санта-Моника, штат Калифорния; один из крупнейших «мозговых трестов» страны.


[Закрыть] провела исследование. Выяснилось, что девяносто процентов заложников гибнут, когда ситуация становится особенно напряженной и правоохранительные органы идут на приступ. Но у меня на этот счет есть кое-какие соображения.

– Говорите прямо.

Из-под отвратительно-голубого рукава пуловера губернатора торчал уголок листа, и Тримэйн узнал в нем собственное досье. Гордясь своим послужным списком в полиции штата, он спрашивал себя, уж не потому ли попал в этот дом, что губернатор прочел короткий абзац о его службе советником, которая после демобилизации из морской пехоты завела его сначала в Африку, затем в Гватемалу.

– Исследования корпорации РЭНД не вызывают сомнений. Но в данной ситуации, сэр, прослеживается еще один фактор. Если убийство заложника происходит на такой ранней стадии, переговоры редко приводят к положительному результату. После убийства преступнику почти нечего терять. Иногда присутствует психологический момент: человек, захвативший заложников, специально поднимает требования до невыполнимого уровня, чтобы получить оправдание снова отнимать жизни.

Губернатор кивнул.

– Как вы оцениваете Хэнди?

– По дороге сюда я прочитал его досье и составил психологический портрет.

– Что он собой представляет?

– Не псих, но, без сомнений, аморальный тип.

Тонкие губы губернатора искривились в улыбке. «Уж не потому ли, – подумал Тримэйн, – что я, в прошлом головорез и наймит, употребил слово «аморальный»?»

– Полагаю, – не спеша продолжал он, – что Хэнди будет убивать еще. Может, даже прикончит всех. А если ускользнет от нас, то уничтожит заложников ради симметрии убийства.

«”Симметрии”, – мысленно хмыкнул капитан. – Ну-ка, сэр, оцените словцо. И справьтесь с тем параграфом моего досье, который говорит о моем образовании. Я окончил с отличием Канзасский университет и был первым в группе на курсах подготовки офицеров полиции».

– И вот что еще надо иметь в виду: утром Хэнди не очень старался скрыться от преследующего их полицейского.

– Неужели?

– Полицейский был один, а преступников трое. Вооруженные бандиты захватили людей. Складывается впечатление, что Хэнди хотел провести какое-то время…

– Провести какое-то время?

– С заложниками, если вы понимаете, о чем я. Все они женского пола.

Губернатор поднял со стула свое грузное тело и прошелся к окну. На поле комбайны продолжали причесывать плоский пейзаж; две неуклюжие машины неуклонно сближались. Степпс вздохнул.

«Чертовски симметрично аморальная жизнь. Не так ли, сэр?» – невольно подумал капитан.

– Он, губернатор, не типичный преступник, захвативший заложников. В нем есть садистская жилка.

– И он способен… обидеть девочек? Вы понимаете меня?

– Да. Но только в том случае, если сможет одновременно следить за тем, что творится снаружи. С ним товарищ, Сонни Боннер, он отбывал срок за изнасилование. Формально за другие вещи, но, по сути, именно за это.

На столе у губернатора стояли в рамках фотографии белокурых жены и дочерей, черного лабрадора-ретривера и изображение Иисуса Христа.

– Хороша ли ваша команда, капитан? – Теперь губернатор говорил шепотом.

– Очень хороша.

Степпс протер сонные глаза.

– Вы можете выкурить их?

– Да. Весь вопрос в том, сколько это потребует жертв. Мне необходимо подготовить тактический план операции и оценить возможные потери.

– Сколько на это уйдет времени?

– Я приказал лейтенанту Карфалло раздобыть план здания и карты прилегающей территории.

– Где он?

Полицейский посмотрел на часы.

– Думаю, на улице, сэр.

– Пригласите его сюда.

Вскоре вошел лейтенант, невысокий кряжистый молодой офицер, развернул карты и старый план.

– Доложи, – отрывисто приказал ему Тримэйн.

Короткий палец лейтенанта отметил несколько мест на планах.

– Возможные места проникновения здесь и здесь. Врываемся, используем ослепляющие гранаты и устраиваем простреливаемые зоны. – Молодой человек сказал это так легко, что губернатору стало не по себе. И не мудрено: Карфалло был тот еще тип. – По моим подсчетам, в нашем распоряжении от шести до восьми секунд. И уноси холодненьких.

– Он имеет в виду шесть секунд от момента, когда вышибут дверь, до того, как мы возьмем на мушку, то есть, я хотел сказать, наведем оружие на всех троих преступников, – объяснил капитан.

– Это хорошо?

– Прекрасно. Означает, что потери среди заложников будут минимальными или их вообще не будет.

– Но и Господь не дает нам никаких гарантий.

– Нет, не дает.

– Спасибо, лейтенант, – поблагодарил Степпс.

– Свободен, – сказал Тримэйн.

Выражение на лице молодого человека не изменилось, когда он повернулся кругом и вышел.

– А как быть с Поттером? – спросил губернатор. – Ведь командует операцией он.

– И всем, что с ней связано, – кивнул полицейский. – Чтобы дать штурму зеленый свет, нужна причина.

– Какой-то предлог, – небрежно бросил Степпс и, нахмурившись, стал теребить вытянутую из манжета свитера зеленовато-голубую нитку.

– Скажем, что-то нарушит связь между Поттером и Хэнди и между ним и полицейскими на позициях, и кто-то из моих людей заметит в здании скотобойни опасную активность, угрожающую жизни полицейских или заложников. Нечто такое, на что Поттер будет не в состоянии отреагировать. В таком случае мы вполне официально можем начать штурм и ликвидировать опасность.

– Да, сэр. Полагаю, у вас будет такое право.

Губернатор хлопнул ладонью по крышке стола.

– Хорошо, капитан, вот вам мои инструкции: вы отправляете в Воронью Гряду группу спасения заложников штата и на месте оказываете всемерное содействие агенту ФБР Поттеру. Но если окажется, что агент Поттер не в состоянии управлять ситуацией и преступники будут угрожать жизни людей – заложников, полицейских или других гражданских, – у вас есть право предпринять все необходимые действия, чтобы разрядить обстановку.

Это вполне можно записать и на пленку. Кто будет спорить с мудростью и дальновидностью сказанного?

– Слушаюсь, сэр. – Тримэйн скатал планы и карты. – Будут еще какие-нибудь указания?

– Понимаю, что время имеет решающее значение, – проговорил Степпс, решив устроить полицейскому последнее испытание. – Но может, у нас найдется минутка вместе помолиться?

– Почту за честь, сэр.

Боец и его господин, взявшись за руки, опустились на колени. Тримэйн закрыл глаза. Кабинет наполнился потоком слов – быстрых и четких, словно они шли от сердца самого Всевышнего, встревоженного судьбой бедных девочек, которые могли умереть в коридорах скотобойни Уэббера и Штольца.

«Как ни крути, тебе надо возвращаться домой».

Посмотрев на рухнувшую на пол женщину, Мелани подумала: «Нет, человек не может так много плакать». Она похлопала миссис Харстрон по руке, но учительница только сильнее разрыдалась.

Они по-прежнему находились в адской бездне зала забоя скота. От пролитой нефти пенистые лужи на полу светились радужными кругами. Грязный кафельный пол. Ни одного окна. Запах плесени и экскрементов. И разложения – мертвые животные в стенах. Все это напомнило Мелани сцену в душевой из кинофильма «Список Шиндлера».

Ее взгляд был прикован к сточной воронке в середине зала, от которой разбегались паучьи лапы желобов. Все запятнано бурым – старой-старой кровью. Мелани представила теленка, который брыкался и сопротивлялся, когда ему резали горло, и кровь, пульсируя, убегала под пол.

Девушка заплакала, и вновь в ее голове прозвучали сказанные прошлой весной слова отца: «Как ни крути, тебе надо возвращаться домой. Домой. Домой».

От отца мысли Мелани перескочили к брату, который лежал в больнице в шести сотнях милях от бойни. Наверняка он уже слышал новость об убийстве мужа и жены в «кадиллаке» и о захвате заложников. И до смерти перепугался.

«Извини, Дэнни. Как я хотела бы оказаться рядом с тобой».

Орошенный кровью воздух…

Миссис Харстрон дрожала, ее лицо посинело, и Мелани испугалась, что у учительницы случился удар.

– Успокойтесь, – попросила она ее знаками. – Девочки перепуганы.

Но женщина никак не отреагировала.

«Как ни крути…»

Мелани вытерла ей лицо и подложила руки под голову.

«…тебе надо возвращаться домой».

Если бы она была дома, как хотели родители (точнее, отец, но решение отца и есть решение родителей), то ее здесь не было бы.

Никого бы из них здесь не было.

А Сьюзан была бы жива.

Хватит об этом думать!

Мимо зала забоя прошел Медведь и заглянул в дверь. Подергал себя за ширинку, над которой нависал живот, и что-то рявкнул Шэннон. Показал на свое колено и спросил, не хочет ли она опять ударить его. Шэннон хотела, чтобы ее взгляд выразил дерзость, но, потирая полустершуюся татуировку супергероя, опустила голову.

Брут что-то крикнул Медведю, тот вспыхнул. Толстяк боялся Брута – Мелани поняла это по выражению его глаз. Он издевательски расхохотался. Покосился на миссис Харстрон, задержал взгляд на маленьких девочках, особенно на близняшках и Эмили, которая по случаю предполагаемого выступления Мелани в Канзасском театре для глухих надела специально купленное для этого платье, белые чулки и черные туфельки из натуральной кожи. Мучительно долго он разглядывал ее и наконец нехотя вернулся в главное помещение бойни.

«Освободи их, – думала Мелани. – Что бы ни пришлось для этого сделать, освободи. – Но вслед за этим пришла другая мысль: – Не могу. Брут убьет меня. Изнасилует. Он – само зло, он Иной».

Как был прав отец!

«Тебе надо возвращаться домой».

Тогда она осталась бы в живых.

И не было бы тайно от всех назначенных встреч после выступления в Топике. Ни лжи, ни трудных решений.

– Отодвиньтесь к стене, – дала она знать девочкам. Надо держать их подальше от Медведя, чтобы не бросались ему в глаза. Заплаканные дети послушались: все, кроме худенькой забияки Шэннон, которая опять злилась и проявляла свой непокорный нрав. И Киэл тоже, хотя она не злилась и не восставала, но была так подавлена, что не могла двигаться. Мелани боялась за эту девочку. Что выражали ее глаза? Тень того, что случилось со Сьюзан? Перед Мелани был ребенок с лицом женщины. Боже, сколько в нем мстительности, холодности, ненависти. Неужели ей суждено сыграть роль единственной последовательницы Сьюзан? Мелани вздохнула.

– Он Магнето, – убежденно сказала Киэл и указала Шэннон на Брута. Такое прозвище она дала Хэнди.

Но ее подружка не согласилась:

– Нет, он мистер Злыдень. Даже в Братство не входит. Худший из худших.

Киэл обдумала ее слова.

– Но я считала…

– Заткнитесь! – прервала их спор Беверли. Ее руки поднимались и опускались в такт судорожному дыханию. – Это вам не ваша дурацкая игра!

– Перестаньте болтать, – поддержала ее Мелани. Ох, миссис Харстрон! Девушка внутренне возмутилась. Сколько можно плакать? Лицо то краснеет, то синеет. Сама трясется. Ее руки взметнулись. – Мне не справиться одной.

Но миссис Харстрон проявляла все ту же беспомощность. Лежала молча на полу зала забоя, уронив голову в желоб, по которому некогда струилась и исчезала в воронке горячая кровь телят и ягнят.

Мелани подняла глаза. Все девочки смотрели на нее.

Надо что-то делать.

Но все, что она могла припомнить, – это вошедшие в ее сознание, словно призрачная тень, слова отца. Он сказал их ей прошлой весной, сидя на переднем крыльце их дома на ферме. Стояло прекрасное утро. И отец говорил: «Это твой дом, и здесь тебе всегда рады. Видишь ли, Господь определяет нам место, где жить. Твое место здесь, чтобы ты по силам трудилась там, где твоя проблема не будет доставлять тебе неприятностей. Такова воля Божья. Как ни крути, тебе надо возвращаться домой», – закончил отец и пошел отвозить бочку с аммиаком, не дав ей возможности написать ответ в блокноте, который у нее всегда был под рукой. В тот раз Мелани прекрасно понимала смысл слов – даже с немыслимыми свистящими и гортанными смычными. Так же ясно, как сейчас понимает Хэнди – Брута.

Вдруг Мелани увидела, как у Беверли задергалась голова, и поняла, что у девочки сильный астматический приступ. Ее лицо потемнело, глаза страдальчески закрылись, она отчаянно пыталась вдохнуть. Мелани погладила ее по влажным волосам.

– Сделайте что-нибудь! – показала ей Джойслин своими толстыми неловкими пальцами.