Текст книги "От шелка до кремния. 10 лидеров, которые объединили мир"

Первая ласточка глобализации

Распространено мнение, что первый расцвет глобализации начался во времена промышленной революции в Европе около 1870 года и закончился в 1914 году, когда Первая мировая война разрушила веру в то, что политические и экономические связи между нациями способны гарантировать мир. Действительно, в ту эпоху резко возросли объемы международной торговли, инвестиций, миграции, появились новые средства связи, такие как, например, телеграф. Однако отсчитывать историю глобализации с этого момента неверно. Первые золотые века глобализации – это XIII и XIV. Эпоха, в которую Чингисхан, его дети и внуки строили и защищали дороги, открывавшие миру новые возможности. Европейцы начали покупать шелк и другие редкие ткани, экзотические специи и даже технологии по созданию бумаги у Китая[19]19
  Nayan Chanda, Bound Together: How Traders, Preachers, Adventurers, and Warriors Shaped Globalization (New Haven, CT: Yale University Press, 2007), 202–203.


[Закрыть]. Китайская технология плавления железа в сочетании с инженерными знаниями персов позволила создавать передовое оружие. Врачи из Индии, Китая и Персии объединили свои усилия и в итоге совершили прорыв в фармакологии.

История Чингисхана – это история глобализации в миниатюре. Она показывает, какую роль в объединении разрозненных обществ играют военные завоевания, как торговля следует за военными победами, насколько тесно она пересекается с культурой и почему транспорт и коммуникация имеют огромное значение. Показывает она и то, насколько сложно осуществлять центральный административный контроль, оставаясь толерантным к местным сообществам и культуре.

* * *

История не повторяется, это известно, но мы не можем не провести некоторые параллели. Мир Чингисхана был, разумеется, намного менее развитым, чем современные цивилизации, но он предзнаменовал несколько основных тенденций нашего века. В западных странах многие люди считают, что большинство новаторских идей и технологий возникли в Европе и США. Однако Монгольская империя служит свидетельством новаторской творческой силы Востока, которая в наши дни возрождается вместе с подъемом Китая и Индии. Действительно, растущее влияние азиатских стран на мировую экономику – это во многом возврат к расстановке сил, имевшей место при Чингисхане и сохранявшейся до середины восемнадцатого века. Так, в 1500 году валовый внутренний продукт Восточной Азии был в три раза больше, чем у Западной Европы, и даже в 1820 году он все еще превосходил его в два с половиной раза[20]20
  Angus Maddison, Contours of the World Economy 1–2030 AD: Essays in Macro-Economic History (New York: Oxford University Press, 2007), 117. См. также Joseph S. Nye, “Shaping the Future”, в What Matters: Ten Questions That Will Shape Our Future (New York: McKinsey Publishing Group, 2009).


[Закрыть]. Вплоть до XIX века новые технологии в металлургии, кораблестроении и сельском хозяйстве появлялись и развивались в основном в Азии, а именно в Китае и Индии. Затем Азия поменялась ролями с Европой. Сегодня многие старые тенденции возвращаются. Азия переживает небывалый подъем. На ее долю приходится около половины мирового ВВП, она достигла значимых показателей в производстве ресурсов, торговле и инвестициях. В Азии живет большая часть мирового населения. Круг замыкается.

Сегодня Китай снова налаживает связи с Европой через Персидский залив и Южную Азию. Расширение торговли и строительство нефтяных и газовых трубопроводов, портов и межгосударственных автомагистралей – серьезная заявка на успех. В 2013 году глава КНР Си Цзиньпин посетил своих западных соседей Казахстан и Узбекистан, чтобы показать, насколько Китаю важно сотрудничество с этими государствами. На одной из встреч он упомянул эпоху Чингисхана, сказав: «Кажется, вот-вот услышишь верблюжий колокольчик и почувствуешь запах костра в пустыне»[21]21
  Jane Perlez, “China Looks Westward as It Bolsters Ties”, New York Times, September 8, 2013.


[Закрыть]. Через пару лет от романтических высказываний он перешел к делу: для финансирования нового сухопутного и водного Шелкового пути, строительство которого ведется под лозунгом «Один пояс – один путь»[22]22
  Jacob Stokes, “China’s Road Rules: Beijing Looks West Toward Eurasian Integration”, Foreign Affairs, April 19, 2015.


[Закрыть], в три государственных банка Китая были переведены шестьдесят два миллиарда долларов[23]23
  Gabriel Wildau, “China Backs Up Silk Road Ambitions with $62 Bn Capital Injection”, Financial Times, April 20, 2015.


[Закрыть]. Новый «пояс» включает новые грузовые маршруты через Россию в Гамбург, новые электростанции и заводы на всей территории, а также новые финансовые связи[24]24
  Stokes, “China’s Road Rules”; Philip Stephens, “New China Starts to Make the Rules”, Financial Times, May 28, 2015.


[Закрыть]. Учитывая, что для финансирования этих проектов Китай предложил создать Азиатский банк инфраструктурных инвестиций и выделил под него значительную часть средств[25]25
  Jonathan Wheatley, “Q&A: The Asia Infrastructure Investment Bank”, Financial Times, March 12, 2015.


[Закрыть], а в 2015 году к этой международной финансовой организации присоединилось более пятидесяти стран, можно ожидать скорого возрождения детища Чингисхана.

* * *

Глобализация – это не что иное, как формирование связей на различных уровнях и разрушение стен, разделяющих разные народы, разные обычаи и разные религии. Глобализация – это развитие систем управления, закрепляющих централизацию власти и общие стандарты поведения. Строители империй более чем кто бы то ни было способствовали ее развитию, ведь их власть простиралась на обширные территории, на которых жили миллионы людей.

Империя, основанная Чингисханом в XIII веке, значительно преуспела и в том, и в другом. Она дала сильнейший толчок глобализационным процессам. Могу поспорить, что новый Шелковый путь, протянувшийся от Тихого до Атлантического океана, и в этом веке продолжит расширяться в духовной и современной физической формах, неизмеримо усиливая мировую взаимозависимость.

Глава II. Энрике Мореплаватель. Первым постигший премудрости географических открытий (1394–1460)

[26]26
  В англоязычной литературе его чаще всего называют Генрих Мореплаватель. Прим. ред.


[Закрыть]

Корабли построены, солдаты обучены, оружие сделано, припасы собраны – всё в строжайшем секрете[27]27
  Описание основано на книге Bradford, Wind, 29–30. Я не ручаюсь за достоверность каждой детали, но считаю, что картина весьма характерна.


[Закрыть]. Лиссабон и его окрестности гудят о том, что король Жоан I готовится к войне, но к какой, никто не знает. Португальцы, не имеющие представления ни о мотивах, ни о целях, взбудоражены грядущей военной авантюрой.

Дело было в 1415 году, и в Португалии царил мир. Она отвоевала независимость несколько лет назад у единственного соседа и естественного соперника – Кастилии (современная Испания)[28]28
  В 1402 году Португалия и Кастилия заключили договор о перемирии на десять лет, начиная с 1403 года. Формальный отказ Кастилии от претензий относится к 1431 году. Именно тогда был подписан Договор о вечном мире. Прим. науч. ред.


[Закрыть]. Теперь страны мирно соседствовали, а португальские правители бездельничали. Средневековая европейская культура была одержима рыцарством и героями, и отсутствие войны стало сущим мучением для португальских рыцарей и знати. Добыть новые земли, богатства и славу можно было только в сражениях, и король искал подходящую мишень, чтобы наконец вздохнуть с облегчением.

Королевская семья в качестве потенциальной жертвы выбрала маленький, но хорошо защищенный порт Сеута на северном побережье современного Марокко. Расположенная всего в дюжине морских миль[29]29
  Морская миля равна 1852 метрам. Прим. ред.


[Закрыть] от испанского Гибралтара Сеута была одновременно отправной точкой для кораблей, перевозивших марокканскую пшеницу в Европу, и северным конечным пунктом прибыльного караванного пути через Сахару. Из Сеуты верблюды и обозы везли европейское серебро и другие товары на юг – в мусульманские королевства на территории Сахеля[30]30
  Сахель – природная зона Африки, с юга примыкающая к Сахаре в виде полупустынь, плавно переходящих в полусаванны. На территории Сахеля, по площади сравнимой с Западной Европой, разместились Мавритания, Сенегал, Гамбия, Мали, Буркина-Фасо, Нигер, Чад и Кабо-Верде. Часто в состав Сахеля включаются некоторые области Судана, Нигерии, Эфиопии и Сомали. Прим. ред.


[Закрыть], протянувшейся от Атлантического океана до Красного моря, после чего возвращались в Сеуту с золотом, рабами (в то время очень малочисленными) и слоновой костью для отправки в Европу. Захватить Сеуту означало взять этот торговый путь под свой контроль и получить возможность покорить мусульман, которых Португалия считала безбожниками.

Советники предостерегали короля от рискованной авантюры. Кастилия могла заподозрить неладное в действиях Португалии на соседних ей территориях и встать на сторону Сеуты. К тому же у Португалии было множество долгов после войны за независимость, ее финансовое положение было слишком шатким, чтобы снарядить достаточное количество кораблей в морскую экспедицию в дальние земли. В конце XI века викинги совершили множество морских походов, и Средиземноморье было неплохо изучено, но завоевывать новые земли Западная Европа свой флот еще не отправляла, во всяком случае, организованно. В ту пору еще не было европейских колоний.

Самым ярым сторонником захвата Сеуты стал принц Энрике. В королевской семье он родился третьим сыном и прекрасно понимал, что трон ему не унаследовать, а значит, добиваться славы и богатства нужно иным способом. На военных советах он убеждал отца в своем особом предназначении, расписывал в красках, какую славу приобретет Португалия в глазах Европы, если захватит мусульманский морской порт, и какие возможности для торговли получит, завладев североафриканским процветающим центром торговли. В глубине души Энрике, скорее всего, надеялся, что грядущая военная операция превратит его в государственного деятеля. Он убедил отца не только пойти против Сеуты, но и доверить ему подготовку битвы. Лиссабонская элита, посвященная в дела короля, кандидатуру Энрике не приветствовала. Они считали его слишком молодым, неопытным и ослепленным желанием прославиться в важном сражении.

Молодой принц начал тщательно готовиться к предстоящему вторжению. Ему удалось собрать армию португальских рыцарей и наемных солдат со всей Европы и сформировать самую большую флотилию в истории Португалии. Армада включала 59 галер, 63 транспортных судна и 120 легких судов, а матросов, гребцов и солдат пехоты в общей сложности было около девятнадцати тысяч человек[31]31
  Carlos B. Carreiro, Portugal’s Golden Years: The Life and Times of Prince Henry “The Navigator” (Pittsburgh: Dorrance, 2005), 35; Russell, Prince Henry, 31.


[Закрыть]. Причина столь масштабной мобилизации держалась в секрете, несмотря на постоянные вопросы горожан и обеспокоенность иностранных послов.

26 июля 1415 года флотилия с помпой военной экспедиции отчалила от Лиссабона в направлении юга: капитаны – в парадной форме, на мачтах – флаги, на палубах – пестрые навесы от солнца. Когда флотилия прибыла в Лагуш, порт на юго-востоке Португалии, король объявил, что их цель – Сеута, и эта новость тут же всколыхнула все марокканское побережье. Для обороны Сеуты ее правитель Бен Салах призвал военное подкрепление со всех подчиненных ему земель. Однако почти у самого порта португальским кораблям пришлось развернуться из-за шторма. И вот тут настал тот самый момент, когда история нередко принимает другой оборот: Бен Салах решил, что опасность миновала, и распустил войска. Но как только небо расчистилось, португальские корабли вернулись и беспощадно атаковали город.

Энрике руководил нападением, но рвение взяло верх над навыками командира. Он так быстро мчался впереди своих войск, что обогнал их на несколько часов, и никто уже не ожидал увидеть его живым. Однако он вернулся и сыграл значительную роль в сражении. Битва длилась тринадцать часов. Сеута понесла огромные потери: из тел погибших можно было сложить курганы. Португалия же за счет внезапности и более мощного оружия лишилась всего восьми солдат.

За несколько дней подданные Энрике провели ритуальное очищение всех городских мечетей, чтобы их могли использовать христиане. На этом крестовый поход во имя религии и ради славы был завершен, а дальше начался безжалостный грабеж. Португальцы загружали трюмы украшениями, коврами, шелками, латунью, специями, золотом, серебром – всем, что попадалось под руку. Энрике впервые увидел, насколько богатыми были другие страны, и этот опыт разжег в нем желание продолжить завоевывать мусульманские земли. Король Жоан I объявил Сеуту частью Португалии и разместил там постоянный гарнизон из 2500 воинов, а также назначил Педру ди Менезиша губернатором.

Энрике получил полный контроль над первой заморской территорией Португалии и новый пышный титул: принц Энрике, герцог Визеу, сеньор да Ковилья. Спустя несколько лет, в 1420 году, король даровал сыну еще один титул, попросив папу римского назначить Энрике великим магистром духовно-рыцарского Ордена Христа, миссия которого состояла в обращении безбожников в христианскую веру. Этот титул стал залогом политической силы Энрике, обеспечив ему ежегодную ренту с обширных землевладений и укрепив репутацию ревностного крестоносца не только в Португалии, но и во всей католической Европе. С этого момента Энрике начнет прикрываться своими титулами, чтобы заставить замолчать лиссабонских критиков, использующих любой его промах как повод позлословить об излишней и ни к чему не ведущей расточительности инфанта.

Завоевание Сеуты положило начало военной экспансии Португалии за рубежом и стало первым шагом на пути к ее становлению в качестве морской империи. Португалия показала остальным странам, что даже маленькое приморское государство с населением меньше двух миллионов человек способно стать мировой державой. Это был первый большой успех Европы в борьбе против ислама на мусульманских землях, и именно так появилась первая европейская колония в Африке. С этого момента европейцы начали исследовать мир, проникая и в Азию, и в Америку. Конечно, случались неудачи. Конечно, совершались и страшные грехи против человечества, такие как, например, распространение работорговли, которое стало возможным благодаря усилиям Энрике. В значительной степени именно это стало причиной колонизации Африки и других последствий, из которых выросло современное мировое сообщество.

Когда Португалия установила контроль над Сеутой, многие купцы покинули город. Без них Сеута теряла большую часть торговых связей в Африке и рисковала превратиться в изолированный португальский анклав посреди враждебного исламского мира. Пытаясь спасти положение, Энрике начал выяснять у оставшихся арабских купцов, как те торгуют в Африке и на Среднем Востоке и какие каналы используют. Он интересовался, какие специи позволяют лучше сохранить продукты, а какие применяются для изготовления лекарств. Он досконально изучил судоходство: узнал все о приобретении и фрахтовании коммерческих судов, познакомился с капитанами, наладил закупку и доставку товаров. Энрике освоил управление новой колонией.

Сеута изменила жизнь Энрике. Он отличился в бою, заслужил признание отца, почести папы, английского короля Генриха V и короля Кастилии. Он научился торговать, держать под контролем заморскую территорию. Уже тогда в его характере проявились качества, которые определят его жизнь: неустанное любопытство и горячее желание собирать потенциально полезную информацию для своих будущих начинаний. Завоевание Сеуты положит начало плодотворным исследованиям западного берега Африки и управлению новыми землями, которые инфант и его последователи присоединят к Португалии. Первый поход Энрике ознаменовал начало великих европейских экспедиций в Африку, Азию и Новый Свет.

Великое предназначение

Энрике родился 4 марта 1394 года. С малых лет он был привязан к своему отцу, герою, фактически добывшему Португалии независимость от Кастилии в сражении при Алжубарроте 14 августа 1385 года. Его мать Филиппа Ланкастерская выросла в Англии и наверняка рассказывала молодому принцу историю своей страны, беседовала с ним о храбрых рыцарях, об их кодексе чести и благородных сражениях. Энрике, как и другие королевские дети той эпохи, изучал историю, литературу, религию, астрологию и мореходство, которые, впрочем, были приправлены мистикой и суевериями. Историки едины во мнении, что Энрике верил в свой гороскоп, согласно которому ему было предопределено «совершить великие и благородные завоевания и раскрыть секреты, неизвестные людям»[32]32
  Felipe Fernandez-Armesto, Pathfinders: A Global History of Exploration (New York: W. W. Norton, 2006), 131.


[Закрыть].

Инфант Энрике – дитя средневековой Европы и Португалии конца XIV–XV веков. Когда Монгольская империя Чингисхана начала распадаться, местные короли и правители стали бороться за власть: вели бесконечные войны, участвовали в восстаниях и захватывали имущество друг друга. По сухопутным дорогам, ведущим из Китая в Восточную Европу, передвигаться стало сложнее, поскольку каждое новое государство устанавливало свои границы, вводило пошлины, навязывало посредников и формировало торговые обычаи. Караванные купцы мечтали о новой дороге на Восток в обход неспокойных земель.

Лучшей альтернативой казался путь через открытый океан, но ни одна европейская страна не была к этому готова. В морском деле Европа сильно отставала от Китая и Персии, а внутренняя политическая борьба в европейских странах затрудняла проведение государственных кампаний любого рода, в том числе крупных мореходных экспедиций. Триумф принца Энрике в Северной Африке значительно укрепил уверенность Европы в своих возможностях.

Pax Mongolica постепенно исчезал, а Европа начала заимствовать изобретения Азии, в том числе порох и приборы для навигации. В конечном итоге вкупе с передовыми технологиями в сельском хозяйстве и военном деле, которые появлялись как результат конкуренции между государствами, это приведет к смещению центра влияния из Азии в Европу, но Европе понадобится еще сто лет, чтобы раскрыться полностью и начать создавать настоящие национальные государства, подпитывать дух научного исследования и положить конец безграничной власти католической церкви.

То, что такой первопроходец, как Энрике Мореплаватель, появился именно в Португалии, а не в более крупной европейской стране, неудивительно. С обретением независимости в политическом плане в Португалии все успокоилось, тогда как другие страны все еще слишком опасались гражданских войн и нападения врагов и не рисковали отправлять своих лучших мужей в далекие экспедиции. Потенциальные враги тоже держались от морских просторов на расстоянии. Прежде китайские императоры Минской династии отправляли флотоводца Чжэн Хэ в исследовательские экспедиции, и он добирался даже до Восточной Африки, теперь же они в основном занимались внутренними делами страны, и морские походы прекратились. Индийским капитанам хватало возможностей Индийского океана. Османов ограничивали узкие проливы, которые были их единственным выходом в остальной мир и часто находились под вражеским контролем. Лишь в Португалии царил мир, а протяженная береговая линия позволяла отправлять экспедиции в открытое море.

Первые открытия: острова в Атлантическом океане

После победы, одержанной в Сеуте, принц Энрике стал посматривать в сторону Атлантического океана[33]33
  Точные даты атлантических походов неясны, поскольку разные источники противоречат друг другу.


[Закрыть]. Для первой экспедиции он выбрал Канарские острова: Энрике рассчитывал найти там сокровища и обратить в веру язычников. Однако король Жоан I не одобрил идею инфанта, поскольку на острова претендовала Кастилия, а монарх по-прежнему боялся спровоцировать бывших правителей Португалии. Тогда Энрике отправил два корабля на поиски новых земель на запад вглубь Атлантики[34]34
  Принц Энрике следил за строительством кораблей, подбирал экипаж, но сам никогда не участвовал в экспедициях. Прим. науч. ред.


[Закрыть]. Один из кораблей, сбившись с пути из-за шторма, обнаружил маленький необитаемый остров (позже он получит имя Порту-Санту) и доложил об этом Энрике. Принц отдал кораблю приказ плыть дальше. В период между 1419 и 1425 годами (историки спорят о точной дате) португальские мореплаватели недалеко от марокканского побережья обнаружили еще один остров, который стал первым большим открытием Энрике. Это была Мадейра. Итальянские мореплаватели уже давно знали о его существовании, но не видели в нем никакой ценности. Португальцы же нашли там лес, который широко использовали в кораблестроительстве, и сок драцены, из которого готовили красители и лекарства. Через несколько лет португальцы завезли на остров сахарный тростник с Сицилии и виноград с Крита, превратив Мадейру в крупного экспортера леса, сахара, вина и важнейшее звено экономики империи.

Затем Энрике отправил еще одну экспедицию, которая прошла примерно по тому же сценарию, что и открытие Мадейры. Моряки обнаружили маленький, не представлявший интереса остров. Энрике приказал им плыть дальше, и со второй попытки были открыты Азорские острова (примерно в 1430-х годах, историки спорят и об этой дате). Архипелаг состоял из девяти островов, располагался на одной широте с Португалией и так же, как и Мадейра, был известен другим исследователям, но не заинтересовал их. Власти Португалии заманивали, а иногда и заставляли своих подданных перебираться на новые земли, и вскоре на островах начали развиваться животноводство и выращивание фруктов, а сам архипелаг превратился в перевалочный пункт для трансатлантических экспедиций и новую заботу португальской колониальной администрации. Своими успехами Энрике заслужил доверие в Лиссабоне. Оно ему пригодится, когда придет время для более смелого предприятия – попытки обогнуть мыс Бохадор на западноафриканском побережье.

Триумф на выступающем мысе

Бохадор на португальском языке означает «выступающий». Этот выступ был не больше сорока километров или меньше дня по морю от побережья Западной Сахары, однако долгие годы он сдерживал европейские географические открытия. Есть свидетельства, что древние средиземноморские цивилизации финикийцев, греков и карфагенян проплывали вдоль западного побережья Африки и мимо мыса. Однако после этого, на протяжении нескольких веков, которые историки назвали Темными, люди находились в жесточайшем плену у суеверий, и вплоть до 1430-х годов никто не осмеливался приблизиться к Бохадору. Легенды гласили, что к югу от мыса океан закипает, морские чудовища нападают на корабли, а солнце палит так, что белая кожа становится черной. Согласно поверьям, коварные ветра вокруг мыса направляли корабли прямо на красные коралловые рифы. В народном сознании Бохадор был гиблым местом[35]35
  Boorstin, The Discoverers, 166.


[Закрыть]. Так что если бы экспедиции Энрике удалось обогнуть мыс, это разрушило бы психологический барьер, несколько столетий удерживавший европейцев от морских походов, а португальцы получили бы новый заряд уверенности.

Примерно в 1430 году Энрике отправил своих верных оруженосцев совершить, как окажется, первую из пятнадцати попыток обогнуть мыс Бохадор. Раз за разом ничего не получалось, и моряки в страхе возвращались обратно. Оруженосцы следили за снаряжением и организацией экспедиций, но сейчас им приходилось заставлять упрямых, хоть и опытных, капитанов и матросов продолжать плыть вперед. Энрике был уверен, что все опасности надуманны. Некоторые историки говорят, что его убежденность основывалась на ложных свидетельствах французских и кастильских капитанов, которые несколько раз в течение века заявляли, что огибали Бохадор[36]36
  Russell, Prince Henry, 113.


[Закрыть]. Так или иначе, но Энрике был полон решимости пройти через мыс. А ведь ему приходилось бороться не только с древними суевериями, но и с личными интересами капитанов, которые не хотели рисковать жизнью у Бохадора, когда богатства можно было получить намного проще – грабежами и торговлей в уже известных морях.

В 1434 году принц Энрике призвал к себе Жила Эанеша, своего оруженосца, который ранее уже предпринял несколько неудачных попыток обогнуть этот мыс. Неизвестно, что именно сказал Энрике Эанешу, обращался ли он к его патриотическим чувствам или пообещал щедрую награду, или, как говорят некоторые источники, приказал ему не возвращаться до тех пор, пока тот не сможет описать земли и моря за мысом, но одно известно точно: на этот раз Эанеш проявит невиданную доселе смелость.

Точного, полного и достоверного описания этого поистине исторического морского похода нет. Мы можем себе его только представить[37]37
  Bradford, Wind, 105–108.


[Закрыть]. Проведя неделю в море, Эанеш с товарищами достиг мыса, располагавшегося чуть севернее Бохадора. Под сенью парусов матросы устроили пир до встречи с неизвестным: ели вяленую рыбу, солонину, сыр, сухари и пили вино. Отважные мореплаватели продвигались на юг, горячий ветер из пустыни направлял их к берегу. Когда в поле зрения показался Бохадор, Эанеш отдал приказ держаться на расстоянии от красных рифов. День и ночь они плыли на запад, а затем на юг, а потом повернули на восток обратно к берегу.

Солнце палило, матросы собрались на палубе и, щуря глаза, проверяли цвет своей кожи[38]38
  Bradford, Wind, 106–108.


[Закрыть]. Показалась земля. Плоская, песчаная, она сверкала на солнце и была совсем не такой суровой, как на северном побережье. Моряки осмотрелись и поняли, что обогнули мыс. Они направили корабль к берегу и бросили якорь. Спустили лодку, Эанеш сам сел на весла. Следов человеческой жизнедеятельности здесь не оказалось. Увидев прекрасные розы, Эанеш сорвал несколько штук и, вернувшись домой, подарил их принцу.

Если поход на Сеуту был ключевым для формирования личности Энрике, то экспедиция к Бохадору – самой важной. Она заставила задуматься его современников о том, что истинными преградами на пути первооткрывателей могут быть только отсутствие денег и желания. Молва быстро разнеслась по свету. Началась эпоха Великих географических открытий, в которых с каждым годом задействовалось все больше ресурсов и людей. Энрике отправлял свои корабли все дальше и дальше вдоль африканского побережья[39]39
  Согласно некоторым поздним источникам, Эанеш мог обогнуть другой мыс, а не Бохадор. Тем не менее психологический барьер был сломлен, и это самое важное. Peter Russell. Prince Henry “the Navigator”: A Life (New Haven, CT: Yale University Press, 2000), 111.


[Закрыть].

Однако в случае с экспедицией вокруг Бохадора Энрике было нечего предъявить в качестве оправдания своих затрат. Обращать в христианство на мысе было некого, как не было ни золота, ни сокровищ, которые можно было бы привезти домой. Энрике думал о том, как окупить свои затраты на экспедиции. Так он начал искать водный путь вдоль Африки, который позволил бы быстрее добираться до Индии и Китая. Еще он надеялся найти там христианское царство пресвитера Иоанна, царя-священника, который якобы правил землями на северо-востоке Африки, в районе нынешней Эфиопии. Поговаривали, что в царстве Иоанна много золота и серебра и есть мощная армия из ста тысяч человек, вместе с которой принц Энрике мечтал воевать против неверных мусульман. Из-за нехватки времени и денег, а может, потому что пресвитер Иоанн существовал лишь в легендах, мечтам Энрике не суждено было сбыться.