Текст книги "Пустоцветы Меотиды"

Конечно, они умели сражаться и в пешем строю, однако их способы ведения боя все-таки являлись тактикой конного войска. Быстрый удар, град не знающих промаха стрел, разворот и натиск плотной колонной, ощетинившейся длинными копьями… Возможно, тяжелая пехота вроде македонской фаланги могла бы выстоять под их атакой, но этот мир, видимо, еще не знал подобных ухищрений воинского искусства. Всадницы меотов избегали лесов и не пытались штурмовать вражеские крепости; они шли в набег не ради захвата земель, а совсем с другими целями.

Им нужны были рабы – сильные мужчины для рудников и крепкие женщины, способные произвести новые поколения «покорных». Они брали золото и самоцветы; и того, и другого на их полуострове было немного. Но, главное, они устрашали! Век за веком они доказывали северянам свою непобедимость, искореняя даже призрак мысли о том, что богатая и благословенная Меотида тоже может стать целью грабительского похода. Они, однако, не проявляли излишней жестокости; небольшое, но регулярное кровопускание среди варварских племен – как заповедал Сат-Прародитель.

Но были здесь и другие империи и царства, лежавшие за морями, богатые, древние и могущественные. Их вразумляли иначе, не набегами и не рейдами флотилий быстрых трирем. Властители Меотиды нередко предоставляли свои войска в наем – за то же золото, за торговые привилегии, за возможность повидать мир, которую давал дальний поход в чужие земли. Но не желтый тяжелый металл и не пергаменты договоров служили главной оплатой; соседи, почти столь же цивилизованные, приносили дань уважения и трепета перед силой конного войска. Ибо пока ни одна армия не могла устоять перед ним в открытом бою – ни на равнинах Айталы, ни в пустынях и плоскогорьях Райны, Эндоса или древних Жарких Стран.

* * *

Поздним вечером Блейд долго ворочался на своем топчане. Он не мог уснуть, и могучий храп соседей не только прогонял дремоту, но и мешал думать. Конечно, можно было сломать им шеи, но эта мера уже относилась к числу экстраординарных. Наконец он поднялся и, не набрасывая полотняной туники, в одной набедренной повязке вышел на галерею.

Эстард Шод был погружен в тишину и полумрак; нигде ни шороха, ни движения, лишь чуть слышно позвякивают доспехи стражей, стоявших снаружи, за воротами и аркой. Разведчик обвел глазами ряд темных занавешенных проемов, выходивших на противоположный балкон, задержавшись взглядом на двери Фарры. Интересно, закрыта ли она на засов?

Странная женщина… И женщина ли вообще? Как она сказала? Разве любовь связана с мужчинами… или что-то в этом роде… Да, странно… Он чувствовал, что стоит на пороге какой-то тайны, гораздо более важной, чем доблесть меотских воительниц, несокрушимая сталь их клинков и хитроумная политика Дасмона, царя и владыки этой страны, о котором рассказывала сегодня Фарра. Дасмон со своими министрами и наследниками, обитающими в Голубом Дворце над Местом, мудрецы и инженеры, создатели храмов, оружия, крепостей и быстроходных судов, армия амазонок, многочисленное и умелое войско, – все это представлялось Ричарду Блейду не самым главным; то был лишь фасад, скрывавший истинный механизм, который приводил в движение местную цивилизацию. И, похоже, имелся лишь единственный способ быстро добраться до сути дела. Блейд не мог гарантировать успеха и на этом пути, но он, по крайней мере, надеялся его добиться. Он знал, что не противен Фарре, и догадывался, как она одинока.

Медленно и бесшумно разведчик двинулся вдоль галереи, огибая ее. Открыта ли дверь? Или заперта? Насколько прочен засов? Удастся ли сломать его, не подымая грохота? Потом мысли его обратились к зеленоглазой девушке. Он почти уговорил себя, что идет выполнять свой долг, потом внезапно усмехнулся. Долг долгу рознь; этот обещал быть приятным. Видение стройной фигурки и точеного застывшего лица преследовало его; воспоминания о запахе ее тела пьянили. Он прикоснулся к литой бронзовой ручке и замер, вслушиваясь в тишину.

Дверь оказалась не запертой; она растворилась, чуть скрипнув, потом он осторожно прикрыл ее и осмотрелся.

Комната без окон, таких же размеров, как его камера. Однако выглядела она гораздо уютней. Ложе было широким и мягким, пол закрывали тонкого плетения циновки, на стене – шкафчик с какой-то утварью, на столе – небольшая свеча в медном подсвечнике. Язычок крохотного пламени был недвижим, и Блейд едва мог разглядеть в полумраке обнаженную женскую фигурку, вытянувшуюся на белом покрывале.

Фарра лежала ничком, уткнувшись в подушку; волосы рассыпались по обнаженным плечам, руки вытянуты вперед, словно у пловца, собирающегося нырнуть в омут. Несколько секунд Блейд смотрел на нее. Теперь он не думал о долге и не рассматривал девушку как источник ценной информации; сострадание и жалость переполняли его сердце. Внезапно он понял, что одиночество медленно, неотвратимо убивало ее. Фарра была слишком молода, чтобы жить без ласки, без сочувствия, без дружеского участия; за что же, во имя Сата-Прародителя, ее лишили всего этого? За какое преступление?

Он осторожно прилег рядом и потянул на себя легкое, словно невесомое тело. Внезапно она всхлипнула и прижалась к нему еще полусонная, не понимающая, кто и зачем очутился в ее постели. Наверно, так даже лучше, подумал Блейд, нежно раздвигая стройные ноги девушки и чуть-чуть покачивая ее, будто ищущего утешения ребенка. К его изумлению, она была готова – трепещущая, влажная, с напряженным лобком. Сны, мгновенно понял он, сны о минувшей любви, о прошедшем счастье… Когда-то Фарра знала его, это счастье; она не была девственницей.

Ласково поглаживая бархатную спину, Блейд выбрал нужный темп – не слишком медленный, но и не быстрый, как раз такой, чтобы не нарушить ее хрупкой дремоты. Пусть думает, что это лишь сон, прекрасное сновидение, выплывающее из тумана прошлых лет… Вдруг Фарра вскрикнула и крепче обхватила коленями его бедра; веки девушки слегка приоткрылись, и Блейд решил, что она просыпается. Он удвоил старания.

Но в этот первый раз она так и не поняла до конца, чье тело содрогнулось рядом в согласном усилии с ее плотью; она пробормотала чье-то имя, но прерывистый хриплый шепот ничего не сказал разведчику. Потом – долгий блаженный вздох, счастливая улыбка на губах, и ладонь, скользнувшая по его щеке жестом ласки.

Пальцы ее коснулись бороды, она широко раскрыла глаза и опять вскрикнула, теперь уже – от испуга.

– Кто? – она приподнялась, стараясь разглядеть лицо дерзкого пришельца в тусклом мерцании свечи. – Ты?!

Голос ее был полон такого удивления, что Блейд невольно оторопел. Потом он нежно коснулся губ девушки и прошептали

– Я, милая… Не пугайся… Если хочешь, я уйду.

С каким-то странным полувздохом-полурыданием она опустила головку на его грудь.

– Ты… ты… ты… – она повторяла это раз за разом, словно в каком-то сомнамбулическом трансе. Наконец, резко отстранившись, Фарра провела ладонью по лбу, покрытому испариной. – Но мне же было приятно! – вдруг заявила она.

– Я очень старался, – скромно заметил Блейд, размышляя над этим загадочным поведением. Таких слов можно было ожидать от неопытной девушки, незнакомой с мужской лаской, но он был совершенно уверен, что Фарра не в первый раз предается любовным играм.

Глаза у нее стали круглыми, рот приоткрылся, на лбу прорезались морщинки: немая маска изумления, да и только.

– Но ты же мужчина! – заявила она почти обвиняющим тоном.

– Надеюсь, теперь ты в этом не сомневаешься, малышка, – Блейд снова привлек ее к себе.

Кажется, она уже не сомневалась и была готова продолжать. Блейд, однако удовлетворял свою плоть, но не любопытство. Рядом с ним была женщина, настоящая женщина, пылкая и страстная, истосковавшаяся по ласке; он был достаточно опытен, чтобы понять это. Но кто же, во имя неба, преподал ей первый урок, если не мужчина? Неужели Сат-Прародитель? Он терялся в догадках.

Глава 4

Прошло еще двое суток; два дня ставшей уже привычной работы и две ночи с Фаррой. К неудовольствию Блейда, он не узнал ничего нового: Фарра предпочитала действовать, а не говорить. Он решил, что не стоит торопить ее. Плод был сорван, он уже наслаждался его вкусом и, рано или поздно, доберется до сердцевины.

Истекла третья неделя его пребывания в эстарде Шод, и судьба, вероятно, решившая, что Ричард Блейд наломал достаточно камня во славу Меотиды, поспешила подстегнуть события. Утром, когда рабов строили во дворе по группам и бригадам, чтобы развести на поля, в ближайшие карьеры, к мельницам и оросительным каналам, перед воротами раздалась звонкая трель рожка. Затем по плотно убитой земле затопотали копыта лошадей, и под арку попарно въехали шесть амазонок в великолепном убранстве. Собственно говоря, вооружение их было самым обычным, но белые, горделиво выступающие кони, сверкающие серебром бляхи уздечек, султаны из белых перьев на шлемах и расшитые золотом белые же плащи создавали ощущение праздника. За ними появились двое мужчин на смирных кобылках и еще такой же отряд из полудюжины воительниц. Видимо, это был почетный эскорт, и не приходилось сомневаться, чей именно.

Конечно, юнца в таком же бело-золотом убранстве, как и его охранницы. Он плавно покачивался на спине своей лошадки, длинные каштановые кудри свисали до лопаток, короткая туника, стянутая золотым поясом, обнажала загорелые ноги в щегольских сапожках. У него не было ни оружия, ни иных знаков власти, но по тому, как склонились головы стражей эстарда Шод, разведчик понял, что посетитель, несмотря на молодость, является важной птицей. Его спутник был одет гораздо скромнее, в темную тогу и серый плащ; на вид ему было порядком за шестьдесят.

Блейд смотрел на них во все глаза; то были первые мужчины Меотиды, которых он удостоился лицезреть. Итак, смазливый мальчишка лет восемнадцати и старик; по виду – патриций и ученый. Что же им тут надо? Перебирая в голове свои беседы с Патом, Патролом и Кассом, а также все, что удалось выведать у Фарры, разведчик лихорадочно пытался определить причину высокого посещения. Это было важно, очень важно! Он просидел в эстарде уйму времени, и не должен потерять свой шанс!

Однако никто из его информаторов не утверждал, что Шод мог чем-нибудь привлечь особое внимание мужчин-меотов или привлекал такое внимание в прошлом. Все, что Блейд сумел припомнить, относилось к одежде и убранству гостей. Кажется, Фарра говорила, что голубое с золотом – царские цвета; белое с золотом – цвета наследника… местного принца… Как его имя?.. Вроде бы Тархион… Неужели он сам пожаловал сюда? Или кто-то из его придворных?

Сомнения Блейда быстро разрешились. Одна из амазонок постарше, высокая женщина с отметиной от стрелы на предплечье, выступила вперед и отсалютовала мечом.

– Пусть будет с тобой благословение Сата-Прародителя, господин мой Тархион…

– И с тобой тоже! – юноша легко соскочил на землю. Его пожилому спутнику придержали стремя и вежливо помогли сойти. Воительницы в бело-золотом тоже спешились, снимая шлемы, и у Блейда замерло сердце – одна из них была той самой лучницей, что доставила его в эстард Шод три недели назад. Где же рослый копьеносец? Лица этой женщины он тогда не видел, но разыскать ее не составило труда. Она оказалась выше всех в отряде стражей – крупная брюнетка с суровым лицом, не лишенным, однако, своеобразной красоты. Блейд дал бы ей лет двадцать восемь и, приглядевшись к ее властным жестам, понял, что она командует охраной.

Сейчас эта амазонка о чем-то тихо толковала со старшими женщинами эстарда Шод. Принц Тархион с любопытством озирался по сторонам; он явно был нечастым гостем в подобных местах. Старец в сером стоял неподвижно, его спокойное суховатое лицо с седыми кустиками бровей и бритым подбородком показалось разведчику добродушным. Этот пожилой джентльмен чем-то неуловимо напоминал Дж., что сразу внушило Блейду симпатию.

Одна из воительниц, стражей эстарда, медленно двинулась вдоль строя рабов. Здесь были только мужчины, три с половиной сотни человек; девушки уже сидели в мастерской за ткацкими станками.

Внезапно амазонка, требуя внимания, подняла руку.

– Блейд! Блейд из Альбиона, работающий в каменоломне, сюда!

Разведчик вздрогнул. Похоже, о нем вспомнили! Кто? Почему?

Отодвинув плечом стоявшего впереди Пата, он вышел из шеренги.

– Я – Блейд из Альбиона.

– Туда! – амазонка показала в сторону прибывших, стоявших слева от входной арки. – И держи себя почтительно, варвар, если не хочешь попасть на рудники! – она отступила в сторону, опять подняв руку, и группы рабов послушно потянулись к воротам. Блейд же зашагал туда, куда его послали.

Он остановился перед принцем и отвесил поклон; затем так же вежливо склонил голову перед старцем. После этого мужчины его больше не занимали; он пожирал глазами молодую лучницу с карими глазами. Фарра была очаровательной девушкой, но эта… Такие красавицы встречались Ричарду Блейду не часто, а он знал толк в женской красоте!

– Этот? – принц повернулся к рослой предводительнице отряда.

– Да, сын Сата… – она поискала взглядом свою подругу. – Я ведь не ошибаюсь, Гралия?

Гралия! Ее зовут Гралия!

– Не ошибаешься, Кавасса. Только тогда он был совсем голым и без этой бороды.

Голос ее звенел, как серебряный колокол.

Старшая амазонка повернулась к принцу.

– Мы обе узнали его, господин.

– Хорошо, – юноша внимательно оглядел могучую фигуру пленника – раз, другой, не скрывая своего интереса. Блейд про себя возликовал, предчувствуя, что ворота эстарда Шод вскоре навсегда закроются за его спиной.

– Почтенный Лартак, – принц благосклонно кивнул старику, – ты можешь расспросить этого человека.

– Благодарю, сын Сата, – Блейд уже второй раз слышал это выражение и догадался, что так положено титуловать наследника. Старец меж тем шагнул вперед и, протянув руку, положил ее на плечо разведчика. Долгую минуту он всматривался в его лицо и глаза, затем удивленно покачал головой: – Никогда не видел таких людей… Откуда ты, юноша?

– Я давно уже не юноша, досточтимый отец мой, – ответил Блейд, – но спасибо, что ты назвал меня так. Ведь всем хочется подольше сохранить молодость, хотя не каждому это удается.

Старик, пораженный, отпрянул; глаза принца весело сверкнули, а девушки из его охраны подошли поближе. Теперь Гралия стояла в трех шагах от Блейда, рядом со своей рослой подругой. Она тоже была высокой, но все-таки дюйма на три пониже Кавассы.

– Никогда не слышал таких речей от варвара с севера! – воскликнул Лартак. – А уж я-то повидал их немало!

– Удивительное дело, – заметил Блейд с улыбкой, – в моей стране считают варварами тех, кто живет на юге и востоке. Может быть, почтенный мудрец, – он снова склонил голову, – пришла пора вспомнить, что мы оба – люди? Просто люди, не так ли?

– Конечно, ты прав, чужеземец, – старик медленно кивнул. – Мы оба – люди, а не дикари, не способные связать двух слов ни на меотском, ни на своем родном языке. Я вижу, ты – умудренный опытом и жизнью муж, и я читаю в твоих глазах спокойствие и честность. Скажи, как же ты попал в нашу землю?

Улыбнувшись, Блейд поздравил себя с успехом. Этот старец явно относился к клану местных яйцеголовых, любителей поболтать об устройстве мира и вселенной, о нравственных проблемах, о философском камне и четырех вечных стихиях – словом, о королях и капусте. Таких людей было нетрудно подцепить на крючок, и Блейд, послав еще одну ласковую улыбку прелестной Гралии, забросил удочку.

– Я попал в плен на галеру осролатов, и когда мне там надоело, решил высадиться на берег.

Осролат был одной из Древних Стран, что лежали на юге, за морем; государство купцов и торговцев, чьи суда и караваны колесили по всему свету. Об этом Блейду рассказывала Фарра.

Лартак нахмурился.

– Не припомню, чтобы за последний месяц корабли осролатов приближались к нашему побережью, – произнес он.

– Это судно шло в Райну, на восток, – заметил Блейд. – Мы миновали Меот в ночную пору в двадцати фарсатах от суши.

– Двадцать фарсатов! – это было около десяти миль. Ты хочешь сказать, что проплыл ночью двадцать фарсатов?

– Конечно! – разведчик пожал плечами. – Что здесь такого? Море было спокойным.

Он покосился на Гралию и опять улыбнулся ей, заметив, что Кавасса грозно нахмурила брови. Ревнует? Или боится, что он соблазнит самого прелестного стрелка из ее взвода?

– Я полагаю, что это утверждение легко проверить, – вдруг произнес юный Тархион – Меотский залив как раз шириной в двадцать фарсатов.

– Чтобы доставить тебе удовольствие, сын Сата, я готов переплыть его два раза, – произнес Блейд, и он действительно мог это сделать.

Тархион окинул его задумчивым взглядом.

– Возможно, ты доставишь мне удовольствие, чужеземец… но несколько иным путем.

Старик поморщился.

– Ладно, ладно, мой господин! Я уже готов согласиться, что сильный человек способен одолеть за ночь такое расстояние! – Он повернулся к Блейду. – Но какова цель твоих странствий? Или ты попал в плен во время войны?

– Нет. Я отправился в путь, чтобы обрести новое знание.

– Знание? Это интересно Какое же?

Блейд широко развел руки, словно хотел охватить весь сияющий небосвод, а потом соединил их перед грудью, уцепившись за воображаемое удилище.

– Мудрецы моей страны много лет спорят о форме мира, в котором живем мы все – и люди Альбиона, и меоты, и айталы, эндасцы и райниты, и все прочие народы и племена.

– Да, это вопрос вопросов. – Лартак кивнул. – Большинство древних и современных философов полагает, что мы обитаем на огромном диске, выпуклом и круглом. Но вот насчет того, что находится под нами, существует множество разных мнений.

Рыбка была готова заглотить крючок

– Некоторые мудрецы Альбиона полагают, что наш мир подобен не диску, а сфере, вращающейся вокруг солнца. – Блейд надеялся, что его не сожгут за эту крамольную мысль, как Джордано Бруно.

Лартак, пораженный, отпрянул.

– Сфере? Но что может удержать ее от падения?

Так! Теперь можно было подсечь добычу!

– Если мы возьмем сосуд, наполненный водой, и начнем вращать его на веревке, вот так, – Блейд сделал быстрое движение над головой, – то на землю не прольется ни капли, верно?

– Да, – старец кивнул, – некая сила удерживает воду в сосуде. Я понимаю, что ты хотел сказать, странник… Однако, где же веревка, которая связывает наш мир с небесным огнем?

Блейд, совсем расхрабрившись, послал Гралии самую обольстительную из своих улыбок. Щека Кавассы нервно дернулась.

– Может быть, мы просто не видим ее, эту веревку? – он пожал плечами.

– Во всяком случае, проверить утверждение мудрецов совсем несложно.

– Но как, сын мой?!

Рыбка, трепыхаясь, уже лежала на берегу.

– Я вышел из Альбиона, оттуда, – Блейд показал на северозапад. – И если я буду все время идти туда, – теперь он вытянул руку на юго-восток, где за морем лежала Райна, – то рано или поздно вернусь на родину. Или дойду до края диска и выясню, что поддерживает его снизу.

Сей проект явно поразил Лартака, он всплеснул руками, повернулся к принцу и взволновано сказал:

– Этого человека надо забрать в Голубой Дворец, мой господин! Я уже не сомневаюсь в его знаниях и многое бы дал, чтобы поговорить с ним пообстоятельней!

Столпившиеся вокруг амазонки внимали беседе двух мудрецов в почтительном молчании, но тут внезапно раздался голос суровой Кавассы, похоже, улыбки, которые Блейд расточал ее подруге, вывели воительницу из себя.

– Этот человек – лжец! – резко заявила она, шагнув вперед. – Когда мы нашли его на лугу, он сказал, что является воином! Что его дело – убивать! А теперь, перед лицом сына Сата и досточтимого Лартака, он представился искателем знания! Я думаю, что он не больше разбирается в этих делах, чем в настоящем воинском искусстве. Лжец и мошенник! Шпион с хорошо подвешенным языком, засланный к нам врагами!

Этой женщине не откажешь в проницательности, подумал Блейд; за исключением мелких деталей, она совершенно правильно описала ситуацию. Он нахально улыбнулся Гралии и состроил ей глазки.

– Я воин и странник, – подтвердил он, – и в моих словах нет противоречия. Ведь каждому ясно – только сильный и опытный боец может совершить странствие вокруг мира. Это совсем не такое безопасное путешествие, как представляется почтенной Кавассе… – Блейд помолчал, пренебрежительным взглядом меряя фигуру рослой воительницы. – Что касается моего воинского искусства, то испытать его гораздо проще, чем переплыть Меотскую бухту.

Кавасса оказалась деловой женщиной. Сунув свой шлем ближайшей амазонке, она сбросила плащ на руки другой и спросила:

– Сейчас и здесь?

– Сейчас и здесь, – подтвердил Блейд, подмигнув Гралии. Кареглазая красавица состроила возмущенное лицо, но казалась явно заинтересованной.

– Ты позволишь, господин мой? – Кавасса склонилась перед принцем. – Наша обычная игра… харайя… Он останется жив, разве что потеряет каплю-другую крови.

Лартак недовольно сморщился, но его юный господин успокоительным жестом коснулся плеча старика.

– Ничего страшного, наставник. Всего лишь маленькое развлечение… Давай договоримся так: если этот человек из Альбиона проиграет, я дарю его тебе; если выиграет – я освобожу его и заберу в свою свиту. Ты знаешь, на что способна Кавасса: сто к одному за то, что чужестранец достанется тебе.

– Иногда мы сами ведем себя как дикари, – пробурчал старик и велел Блейду: – Сними тунику, странник. – Когда тот остался в одной набедренной повязке, мудрец пояснил: – Харайя – воинское состязание на мечах до четвертой крови. Выигрывает тот, кто первым процарапает два креста на плечах противника… тут и тут… – он показал. – Постарайся, чтобы Кавасса не проколола тебя насквозь, Блейд из Альбиона, иначе вместо занимательных бесед тебя ждут лекарства и постель.

Разведчик ухмыльнулся; он предпочел бы постель, если б там его ждала очаровательная пышнокудрая Гралия. Старый Лартак, несмотря на всю свою мудрость, не мог конкурировать с ней. Повернувшись, он посмотрел на Кавассу, уже сбросившую панцирь и подкольчужную тунику.

Зрелище было внушительным. Женщина была пониже его на пару дюймов, но почти с такими же длинными руками и великолепно развитой мускулатурой. Тело ее, однако, сохраняло округлость женских форм; она походила на тех великолепных девушек, шедевр культуристского искусства, которые ухитрялись накачать могучие мышцы, не потеряв при этом женской соблазнительности. Блейд иногда любовался их фотографиями в спортивных журналах, но в жизни ему такие экземпляры до сих пор не попадались.

Взяв меч у одной из подруг, Кавасса протянула его Блейду.

– Держи, варвар… Сомневаюсь, что ты когда-нибудь видел такое, – тон ее был пренебрежительным.

Блейд двумя руками принял оружие. Клинок был шириной в два пальца, прямой, довольно легкий и гибкий, длинный – побольше ярда. Великолепная кавалерийская рапира, обоюдоострая и заточенная, как бритва! По лезвию бежал характерный волнистый узор, как у дамасского булата. Разведчик восхищенно покачал головой; когда-то в Оксфорде он готовился к карьере инженера-металлурга и теперь отлично представлял, что держит в руках.

– Этот клинок ковали из переплетенных прутьев – сталь и мягкое железо… – он обращался к Лартаку. – Хочешь, отец мой, я расскажу, сколько раз его нагревали в горне и охлаждали в воде и масле?

Старик вздрогнул и вцепился в локоть Тархиона.

– Ты слышал? Ты слышал, мой господин? – он отпустил принца и замахал на Блейда руками: – Молчи! Молчи! Это тайна! Великая тайна нашего оружия!

– Тайна? От кого? – Блейд улыбнулся. – Здесь же все свои. – Окинув взглядом взволнованно перешептывающихся амазонок, он протянул меч Кавассе.

– Забери его. Видишь, я знаю, как делали этот меч, но не хочу им биться.

– Струсил? – она презрительно махнула рукой, и большие упругие груди с коричневыми сосками прыгнули вверх-вниз. Блейд бросил на них заинтересованный взгляд; эта Кавасса была определенно недурна!

Он протянул руку к перевязи Гралии.

– Я хочу ее меч.

– Ее меч? – казалось, рослая амазонка поражена. – Но почему? Все клинки одинаковы!

– Нет. Я хочу получить меч из рук самой красивой девушки. Тогда я запомню, что этим клинком нельзя убивать. Знаешь, в ярости можно забыть про ваши игры…

Его взгляд был теперь холодным и полным угрозы. Невольно вздрогнув, Кавасса резко повернулась к подруге и приказала:

– Дай ему меч!

Гралия покорно протянула клинок; руки ее и Блейда встретились на эфесе. Девушка, приоткрыв пунцовый рот, глядела на смуглого великана почти с мольбой. «Не вздумай убить ее,» – говорил этот взгляд. «Ты сама сделаешь это, когда я прикажу,» – ответили глаза Блейда.

Он повернулся и пошел к площадке, где танцевали рабы. Земля там была плотной, хорошо утоптанной, и места, чтобы позвенеть мечами, вполне хватало. Амазонки потянулись следом. Впереди процессии важно выступал Тархион с блестевшими от возбуждения глазами.

Посреди площадки Блейд развернулся и несколько раз взмахнул клинком, проверяя балансировку. Великолепное оружие, опять подумал он. И красивое! Лезвие пестрело дымчатым узором, бронзовый эфес с чеканным орнаментом надежно прикрывал кисть, рукоять обтягивала тонкая шершавая кожа – пальцы не скользили по ее поверхности и, в то же время, ощущали надежную твердость стержня, в который был заделан клинок. В навершии рукоятки торчала бронзовая лошадиная голова прекрасной работы – раздутые ноздри, оскаленные зубы, летящая по ветру грива… Бронзовый разъяренный жеребец уставился ему в лицо крохотными изумрудными глазами.

Кавасса встала напротив, вытянув руки перед собой и чуть пригнувшись. Блейд знал, что произойдет в следующий миг. Она имитирует атаку, потом перебросит меч в левую руку, и украсит его плечо первой царапиной. Его задача была сложнее; плечи женщины казались достаточно широкими, но ему не хотелось задеть кончиком клинка грудь. Тем более – сосок… Он вспомнил клятву, которую дал себе, спускаясь с утеса – в тот вечер, когда прибыл в новый мир и впервые увидел дворцы, рощи и поля Меотиды, дремлющие под лучами закатного солнца. Он не хотел подымать здесь оружие ради убийства; и, хотя время многое прояснило, и многое было совсем не так, как мечталось ему тогда, он собирался выполнить свое тайное обещание. Но игра с острыми клинками всегда опасна… и дело могло не ограничиться четырьмя царапинами на плечах.

Тархион взмахнул рукой:

– Сходитесь!

Кавасса сразу же нанесла стремительный укол. Блейд быстро отступил в сторону и, в тот неуловимый миг, когда ее меч находился в воздухе, а пальцы раскрытой ладони уже готовились сомкнуться на эфесе, вытянул длинную руку и слегка ударил по чужому клинку. Возвратным движением его лезвие прочертило царапину на левом плече женщины – трехдюймовую и абсолютно ровную алую линию.

Выбитый меч воткнулся в землю у ног Кавассы. Она ошеломленно уставилась на раскачивающуюся рукоять, потом – на свои пустые руки; наконец, взгляд амазонки переместился на левое плечо. Она скрипнула зубами.

– Подними, – приказал Блейд, сделав шаг назад. – И не думай, что имеешь дело с варваром, который умеет только махать топором и дубиной.

В темных глазах женщины вспыхнул опасный блеск. Вырвав клинок из земли, она прыгнула к сопернику, гибкая, сильная и опасная, как разъяренная тигрица; затем на разведчика обрушился шквал ударов.

Да, Кавасса отлично владела клинком! Она била из любого положения, с левой и правой руки, с убийственной точностью посылая меч в любую уязвимую точку тела. Конечно, больше всего ее интересовали плечи Блейда, но разведчик понимал, что если он вовремя не защитит лицо или живот, то лишится глаза или еще более существенного органа. Парируя удары наседавшей амазонки, он, словно в танце, провел ее по кругу в центре площадки – раз, другой, третий.

Фехтовальное искусство в Меотиде оказалось явно на высоте; впрочем, этого можно было ожидать – мечи из булатной стали требовали умелых рук. К концу третьего круга Блейд выяснил, что его противница владеет всеми приемами боя, известными европейским мастерам. Уколы, финты, рубящие удары, защита – любой частью длинного клинка; дважды она ухитрилась поймать конец его лезвия в прорези фигурной гарды. Конечно, существовали кое-какие хитрости… столь же опасные для атакующего, сколь и для его противника.

Блейд отразил очередной выпад, потом полоска дымчатой стали в его руке звонко ударила по мечу Кавассы, стремительно скользнула вдоль лезвия и, счастливо избежав капкана в чашке гарды, устремилась к правому плечу соперницы. На долю секунды его собственное плечо оставалось открытым, и он тут же ощутил резкую боль. Отпрянув, противники подняли мечи, меряя друг друга яростными взглядами; на плече темноволосой женщины багровел ровный вертикальный разрез, на коже мужчины – такая же сочившая кровью царапина. Может быть, не столь ровная, но к этому не имело смысла придираться.

Зрительницы грохнули мечами о нагрудные пластины панцирей; оба бойца демонстрировали высокое и восхитительное искусство боя, которое могли оценить по достоинству лишь опытные глаза. Чужак выигрывал очко; но до конца схватки многое могло измениться.

Блейд тоже так считал. Он весил фунтов на пятьдесят больше Кавассы, и в этом танце-поединке преимущество постепенно оказывалось на ее стороне. Он начинал уставать и чувствовал, как на лбу выступает испарина; ее же движения были попрежнему гибкими и стремительными. Теперь он был уверен, что не сумеет измотать амазонку – а в этом бою скорость значила гораздо больше грубой силы. Блейд не сомневался, что может зарубить ее; вряд ли бы ей удалось отразить мощный рубящий удар, нанесенный мужской рукой. Однако смертоубийство не входило в условия игры, которая стала теперь гораздо сложнее. Ему осталось нанести две горизонтальные царапины – точно посередине вертикальных. И при этом не рассечь ей горло и не задеть груди! Пожалуй, это можно было бы сделать, если забыть о защите… Но тогда и ему гарантированы два удара! Победа же со счетом четыре-три разведчика не устраивала.

Он вспомнил слова Киплинга – о том, что Запад есть Запад, Восток есть Восток, и им не сойтись никогда. Для него, профессионального бойца, в этой сентенции заключался глубокий смысл: там, где Запад брал свое силой оружия, пулеметным свинцовым дождем, Восток предпочитал использовать силу духа. И в мирах Измерения Икс таинства восточных единоборств оказывались куда полезней грубой мощи огнестрельного оружия, оставшегося за чертой земной реальности.

Вперив взгляд в темные зрачки Кавассы, Блейд начал произносить про себя боевое заклинание кэмпо:

«У меня нет родителей —

моими родителями стали Небо и Земля.

У меня нет очага —

Единое Средоточие станет моим очагом,

У меня нет божественного могущества —