Текст книги "Военный талант"

– «Тенандром», – продолжал голос, – был построен восемьдесят шесть стандартных лет назад на Окраине специально для изучения дальнего космоса. Это один из кораблей разведки класса «Корден». Гиперпространственный переход осуществляется с помощью двух двигателей Армстронга, время перезарядки между прыжками составляет около сорока часов. Для передвижения в обычном пространстве на корабле установлены термоядерные двигатели, способные развивать тягу в восемьдесят тысяч мегаватт при обычных полетных условиях.

Корабль продолжал расти, пока не занял половину кабины: серый, утилитарный, неинтересный – две группы коробок, разбросанные вдоль параллельных ферм и соединенные в хвостовой секции магнитными ловушками, питающими термоядерные генераторы, а в передней – мостиком.

– История, – сказал я. – Самый последний полет.

– Прошу прощения. Этой информации нет.

Корабль продолжал плыть в темноте.

– Почему?

– Бортовой журнал корабля изъят до завершения расследования причин возникновения неисправности оборудования. В настоящее время презумпция невиновности не допускает дальнейшего распространения информации.

– Какого рода неисправности имели место?

– Сведения в данный момент отсутствуют.

– Был ли полет прерван?

– Да.

– Почему?

– Сведения в данный момент отсутствуют.

– Когда же они все-таки появятся?

– Сожалею, но у меня нет информации, чтобы ответить на ваш вопрос.

– Не могли бы вы дать мне список планируемого маршрута «Тенандрома»?

– Нет, – ответил он через несколько секунд.

– Но разве маршрут не является общедоступной информацией?

– Уже нет. Его изъяли.

– Где-нибудь должна быть копия.

– У меня сведений нет.

Схема «Тенандрома» мелькала на экране монитора, как будто систему что-то отвлекло.

– Где сейчас «Тенандром»?

– Уже два года, как он находится в рассчитанном на шесть лет полете во впадину Мойры.

– Можете дать мне список экипажа и исследовательской группы «Тенандрома»?

– В каком рейсе?

– В любом из последних четырех.

– Могу дать сведения по полетам номер пятнадцать и шестнадцать, а также по текущему полету.

– Как насчет семнадцатого?

– Отсутствует.

– Почему?

– Засекречен.

Я стянул с головы обруч и, прищурившись, посмотрел из окна на освещенный парк. В отдалении свет отражался от океанской стены.

Что же, черт побери, они скрывают? Что они могут скрывать?

Кто-то знал.

Где-то кто-то знал.

Я принялся выслеживать бюрократов и исследователей из разведки. Я охотился за ними в барах, в Полевом музее, в парках, на пляжах, в сияющих коридорах Оперативного центра управления, в городских театрах и ресторанах, в легкоатлетических и шахматных клубах.

Когда я осторожно направлял беседу в нужное русло, почти все охотно рассуждали о «Тенандроме». Наиболее распространенной версией, превратившейся в стойкое убеждение, была та, которую излагала мне Чейз Колпат: корабль обнаружил инопланетян. Некоторые заявляли, будто в район обнаружения были посланы военные корабли, и почти каждый слышал, что несколько молодых членов экипажа вернулись поседевшими.

Существовала и другая версия той же истории: «Тенандром» нашел дрейфующий чужой флот, предпринял попытку исследовать его, однако среди заржавевших кораблей было нечто, заставившее прекратить дальнейшее изучение. Капитан был вынужден прервать полет и повернуть домой.

Один бородатый эндокринолог абсолютно серьезно уверял меня, что судно обнаружило призрака, однако он не мог или не захотел рассказать об этом поподробнее.

Пожилая дама – системный аналитик, с которой я разговаривал однажды вечером на причале у моря, – рассказала, будто в том районе обнаружили остатки колонии чужаков, группу башенок на лишенной атмосферы луне. Инопланетяне давно уже мертвы, сказала она, однако прекрасно сохранились в своих саркофагах.

– Я слышала, – добавила она, – что все башенки были открыты в пустоту. Открыты изнутри.

Самый фантастичный вариант поведал мне агент по прокату скиммеров, объяснивший, что корабль нашел судно, полное людей, не говорящих ни на одном из известных языков, не поддающихся идентификации, но идентичных нам в наиболее существенном аспекте (тут он перешел на шепот): их половые органы точно такие, как у нас, хотя произошли эти люди совсем от других предков.

Я познакомился с молодой женщиной, знавшей Скотта: такая женщина обязательно должна найтись, надо только поискать получше. Она была скульптором, стройная, привлекательная, с приятной улыбкой. Недавно она с кем-то порвала (или порвали с ней?), и в конце концов мы очутились в маленьком баре на одном из пирсов. Ее звали Айвана, и в тот вечер она была беззащитной. Я мог бы увести ее в постель, но она казалась такой одинокой, что я не мог воспользоваться ее слабостью.

– Где он? – спросил я. – Вы знаете, куда он улетел?

Она слишком много пила, но, казалось, на нее это не действует.

– За пределы планеты, – последовал ответ. – Куда-то. Он вернется.

– Откуда вы знаете?

– Он всегда возвращается.

В ее голосе прозвучали язвительные нотки.

– Он и раньше предпринимал такие путешествия?

– О да, – сказала она. – Он не из тех, кто болтается без дела.

– Почему? Куда он летает?

– Думаю, ему становится скучно. А летает он на места сражений времен Сопротивления. Или туда, где есть мемориалы, я не знаю, какие именно.

В баре становилось шумно, поэтому я вывел ее наружу, полагая, что свежий воздух окажется полезен нам обоим.

– Айвана, что он рассказывает, когда возвращается?

– Он почти ничего не рассказывает, Алекс, и мне никогда не приходило в голову расспрашивать его.

– Вы когда-нибудь слышали о Лейше Таннер?

Она хотела было ответить отрицательно, потом передумала.

– Да, – сказала она, просветлев. – Пару раз он упоминал о ней.

– Что он говорил?

– По-моему, он старается что-то узнать о ней, она какой-то исторический персонаж. Он странный. Иногда я чувствую себя с ним неловко.

– Как вы с ним познакомились?

– Уже не помню. На вечеринке, кажется. Почему вы спрашиваете?

– Просто так, – ответил я.

На ее лице появилась чудесная печальная улыбка.

– Почему вы интересуетесь Скоттом?

Я рассказал ей свою легенду, и она посочувствовала, что мы с ним разминулись.

– При встрече я расскажу ему, что вы здесь были.

Мы еще немного выпили, погуляли.

– Он стал очень странным, – в который раз за вечер повторила Айвана. – Вы бы его не узнали.

– Со времен «Тенандрома»?

– Да.

Мы остановились, и она, перегнувшись через перила, стала смотреть на море. Она выглядела растерянной.

– Здесь мило.

У Аквариума не было луны, но в ясные ночи на небе сияла Дама-под-Вуалью, излучавшая гораздо больше света и более пьянящая, чем полная луна Окраины.

– Они что-то привезли с собой. «Тенандром». Вы знали об этом?

– Нет.

– Никто не знает, что это было. Но что-то было. Никто не хотел об этом говорить. Даже Макирас.

– Капитан?

– Да. Хладнокровная стерва, насколько я разбираюсь в людях. – Ее взгляд стал жестким. – Они прилетели, а потом снова ушли. Ушли в следующий длительный полет. Экипаж исчез прежде, чем кто-нибудь понял, что они вернулись.

– Как насчет группы исследователей?

– Они уехали домой. Обычно они разъезжаются по домам, а потом возвращаются для составления отчетов. Но не в этот раз. Мы больше никогда никого из них не видели. Кроме Хью.

Мы снова гуляли. Прибрежная часть Пеллинора призывно сияла огнями, отражающимися в воде.

– Он никогда по-настоящему не возвращался домой. По крайней мере, для того, чтобы остаться. Он всегда где-то путешествует. Как сейчас.

– Вы говорите, Скотт летает на места сражений. Куда, например?

– В последний раз: Город-на-Скале, Илианда, Рэндинхал, Гранд-Салинас.

Это был список знаменитых мест из истории Сопротивления.

– Да, – сказала Айвана, понимая мою реакцию. – У него был пунктик насчет Сима. Не знаю, что именно, но Хью что-то ищет. Он приезжает домой после недель или месяцев отсутствия, приезжает на несколько дней, а потом мы узнаем, что он опять улетел. Хью никогда раньше таким не был. – Ее голос дрогнул. – Я этого не понимаю.

Чтобы не создалось впечатления, будто я не предпринимал серьезных усилий, должен сообщить, что я также испробовал и официальные каналы и однажды, открыв двери административного здания, которое у них называлось Пристройкой, попросил о встрече с руководителем особых операций. Его звали Джемумба.

Меня послали к секретарю. «Изложите, пожалуйста, свое дело, мы свяжемся с вами в течение шести месяцев». Наконец я смог поговорить с одним из его подчиненных, который отрицал, что случилось нечто необычное. Да, он слышал сплетни, но его работа всегда окружена всякими слухами. Он может совершенно недвусмысленно заявить, что никаких инопланетян там не существует, по крайней мере на тех планетах, которые изучены разведкой, или вокруг них. А заявление о каких-то жертвах на «Тенандроме» – просто ложь.

Он объяснил засекречивание бортового журнала и другой информации обычной процедурой при возбуждении судебного дела. А по поводу семнадцатого полета «Тенандрома» имело место большое судебное разбирательство.

– Отказ главного двигателя не шутка, мистер Бенедикт, – с некоторой страстью в голосе объяснил он. – Разведка понесла значительные убытки, а дела с нашими обязательствами крайне запущены. Тем не менее мы надеемся, что все будет урегулировано в течение года или около того. Когда это произойдет, вы сможете получить доступ к любым сведениям о полете, кроме информации об экипаже и группе исследователей, которая никогда не становится достоянием общественности. Соображения приватности, вы понимаете. Оставьте нам, пожалуйста, свое имя и код. Мы с вами свяжемся.

Итак, у меня не осталось выбора, приходилось лететь на Хринвар. Регулярных рейсов туда нет, поэтому я арендовал «Кентавр», а пилотом на этот чертов корабль нанял Чейз. В небольшом корабле прыжок переносился еще хуже, меня еще больше тошнило при входе в гиперпространство и при выходе из него, и я снова поклялся, что это в последний раз.

В посадке не было необходимости. Хринвар – покрытая кратерами, лишенная атмосферы скала из никеля и железа, расположенная внутри колец газового гиганта. Полагаю, именно поэтому ашиуры и посчитали его подходящей базой для своего флота. Некоторые утверждают, что нападение Сима на эту планетку – одна из его самых удачных операций. Деллакондцы выманили защитников наружу, разнесли базу практически на кусочки и ушли с несколькими наиболее тщательно охраняемыми секретами противника.

Сохранились материальные доказательства этого рейда: проломленные купола, зияющая шахта, служившая когда-то ремонтным доком для военных кораблей, обломки металла и пластика, усыпавшие поверхность. Вероятно, все выглядело так и два столетия назад, когда Кристофер Сим покинул это место.

Чейз почти все время молчала. Мне казалось, что она наблюдает скорее за мной, чем за планетой.

– Достаточно? – спросила она, когда мы несколько раз облетели вокруг Хринвара.

– Его там не может быть, – сказал я.

– Там нет ни души.

– Зачем Скотту понадобилось лететь в это пустынное место?

VI

– Вызываю огонь!..

Кондор-ни, II,1

Сим – сукин сын: четырнадцать тысяч лет истории ничему его не научили, снова то же самое – кровь и угрозы.

Лейша Таннер. Записные книжки

Кто же сопровождал Гейба в полете на «Капелле»?

Шестьдесят три пассажира поднялись на борт на Окраине, двадцать из них отправлялись на станцию Сараглия. Большие межзвездные корабли никогда не останавливались в портах по дороге. Слишком много времени и энергии пришлось бы затратить на преодоление инерции, поэтому они проскакивали планетные системы на большой скорости. Пассажиры и груз доставлялись на борт в полете местными судами. Вероятно, его спутник входил в число этих двадцати.

В поисках подходящей кандидатуры я проглядел объявления об их смерти. Среди них были престарелые туристы, несколько флотских, летевших в отпуск, три пары новобрачных, горстка бизнесменов. Четверо летели из Андиквара: пара агентов по импорту-экспорту, ребенок, посланный к родственникам, и отставной полицейский офицер.

Ничего особо многообещающего, но мне сразу повезло с Джоном Кайбером, парнем из полиции.

Я набрал указанный в объявлении номер его ближайших родственников, и мне ответили.

– Меня зовут Алекс Бенедикт. Могу я поговорить с миссис Кайбер?

– Яна Кайбер слушает.

Я ждал, когда она материализуется, но ничего не произошло.

– Простите, что побеспокоил вас. Мой дядя был на «Капелле». Думаю, он путешествовал вместе с вашим мужем.

– Ах так? – Голос совершенно изменился, стал мягче, заинтересованнее, в нем прозвучала боль. – Мне жаль, что это случилось с вашим дядей.

Я услышал, как включился проектор Джейкоба, в воздухе затрепетало цветное пятно, и появилась она – величественная дама весьма почтенного возраста, серьезная, внимательная. Возможно, несколько раздраженная, хоть я и не мог определить, кто является причиной ее раздражения – Гейб, ее муж или я.

– Очень рада, что появилась возможность поговорить с кем-нибудь об этом. Куда они направлялись?

– Разве вы не знаете?

– Откуда мне знать?

Ну что за чертовщина!

– Вы знали Гейба Бенедикта?

– Нет, – ответила она после паузы. – Я вообще не знала, что муж путешествует с кем-то. – Она нахмурилась. – Я даже не знала, что он отправился в путешествие. Я имею в виду, за пределы планеты.

– Он когда-нибудь раньше бывал на Сараглии?

– Нет. – Она скрестила руки на груди. – Он никогда не покидал Окраину. По крайней мере, насколько мне известно. Теперь я уже не уверена.

– Но вы знали, что его какое-то время не будет?

– Да, знала.

– И никаких объяснений?

– Никаких, – ответила она, подавляя рыдание. – Боже мой, у нас никогда не было никаких проблем, мистер Бенедикт. Настоящих проблем. Он сказал мне, что сожалеет, но не может ничего объяснить и его не будет шесть месяцев.

– Шесть месяцев? Вам следовало расспросить его.

– Конечно я расспрашивала. «Они опять призвали меня на службу, – сказал он. – Я им нужен, и я должен ехать».

– Кто «они»?

– Агентство. Он был офицером службы безопасности. В отставке. Но это не имело большого значения. Он все еще работает консультантом. – Она запнулась, но не стала поправляться. – Его специальность – мошенничество в торговле, а вы знаете, сколько таких случаев в наше время. – Голос ее звучал так, будто она вот-вот расплачется. – Я не знаю, в чем там было дело, именно это и доставляет мне такую боль. Он умер, а я не знаю почему.

– Вы узнавали в его агентстве?

– Они утверждают, что ничего не знают. – Она уставилась на меня. – Мистер Бенедикт, он никогда не давал мне повода не доверять ему. Мы прожили вместе много лет, и это единственный раз, когда он мне солгал.

«Единственный раз, о котором вам известно», – подумал я, но вслух сказал:

– Он интересовался археологией?

– Не думаю. Нет. А этот Габриэль был археологом?

– Да.

– Не могу представить себе, какая между ними связь.

– Я тоже не могу.

Голос ее задрожал, но она постаралась сохранить спокойствие:

– Я не знаю, что он делал на этом проклятом корабле, куда летел и что собирался делать, когда доберется до места. И если у вас есть какие-то соображения, буду вам признательна, если вы поделитесь ими со мной. Что за человек был ваш дядя?

Я улыбнулся, чтобы развеять ее страхи:

– Один из лучших людей, которых я знал, миссис Кайбер. Он бы не стал втягивать вашего мужа в опасную историю или во что-либо, о чем вам стоило бы беспокоиться.

Зачем понадобился отставной офицер полиции? Возможно, в качестве телохранителя? Это казалось маловероятным.

– Ваш муж был пилотом?

– Нет.

– Скажите, миссис Кайбер, он когда-нибудь интересовался историей? В частности, Сопротивлением?

На ее лице промелькнула озадаченность.

– Да, – ответила она. – Он интересовался всем старинным, мистер Бенедикт. Он собирал древние книги, его завораживали старые корабли, он был членом Общества Талино.

Вот оно!

– Что это за общество? – с интересом спросил я.

Она пристально посмотрела на меня:

– Не думаю, что это вам пригодится.

– Пожалуйста, – попросил я. – Вы уже помогли мне. Расскажите об Обществе Талино, я никогда о нем не слышал.

– На самом деле это клуб выпивох. Они маскируются под историков, но в основном заняты тем, что собираются каждую последнюю пятницу месяца в «Колландиуме» и приятно проводят время. – Она выглядела очень усталой. – Он состоял в обществе двадцать лет.

– А вы?

– Да, обычно я ходила вместе с ним.

– Почему оно называется Обществом Талино?

Она улыбнулась. Наконец-то.

– Мистер Бенедикт, вам нужно приехать сюда и самому все узнать.

В тот день, когда я беседовал с Яной Кайбер, случились еще две вещи. «Бримбери и Конн» прислали оценку моего имущества. Сумма превзошла все мои ожидания, и я понял, что больше мне уже не придется работать. Никогда. Странно, но я чувствовал себя виноватым. Это были деньги Гейба, а я далеко не всегда был с ним любезен.

Вторую новость сообщил Джейкоб. Он обнаружил где-то на другом конце планеты библиотеку, в которой сохранился экземпляр записных книжек Лейши Таннер, и быстренько заказал копию.

Мне все время звонили разнообразные мошенники, заявляющие, что они деловые партнеры моего дяди, и желающие «продолжать» оказывать всякие дорогостоящие услуги. Среди них были виноторговцы и торговцы недвижимостью, субъекты, называющие себя фондом, который собирается воздвигнуть памятники выдающимся бизнесменам, и несколько банковских агентов. Я надеялся, что они постепенно отстанут от меня, но они возникали снова и снова.

– С этого дня, – сказал я Джейкобу, – они твои. Отправляй их прочь. Разочаруй их.

– Как?

– Используй свое воображение. Скажи им, что мы вкладываем средства в какое-нибудь достойное дело, придумай в какое, а я удаляюсь в горы.

Потом я уселся читать записи Лейши Таннер.

«Записные книжки» охватывают период в пять лет, в течение которых Лейша преподавала в Университете Каха Луан на планете того же названия. Первые записи относятся ко времени, когда она познакомилась с поэтом Уолдорфом Кэндлзом, а последние заканчиваются с ее уходом из университета, на третьем году Сопротивления. Первоначально они задумывались как заметки об успехах ее студентов. Но когда возросла напряженность на Имаросе, после чего произошел бунт и началось катастрофическое вторжение на Корморал, записи расширились до обобщенного изображения социального и политического переворота на небольшой планете, которая боролась за сохранение своего нейтралитета, то есть за свое существование, в то самое время, когда Кристофер Сим и его героический отряд нуждались в любой помощи.

Некоторые описания вызывают смущение. Мы привыкли считать патриотами тех, кто активно сопротивлялся нападению ашиуров, – героических мужчин и женщин сотен планет, рисковавших жизнью и состоянием, пытаясь убедить упрямые правительства вмешаться в кризисную ситуацию. Но вот как описывает Таннер реакцию на нападение «немых» на Город-на-Скале:

«Сегодня в городе ораторы проклинали правительство и требовали немедленного вмешательства. Там были люди из университета, даже старый Энгус Маркхем, которого я никогда прежде не видела рассерженным. К ним присоединились несколько отставных политиков и парочка артистов, серьезно полагавшие, что нам следует послать весь флот на войну против ашиуров. Вчера я читала, что этот „флот“ состоит из двух эсминцев и одного фрегата. Один из эсминцев сейчас на капитальном ремонте, и все три судна уже устарели.

Присутствовали также другие люди, которых я приняла за членов общества „Друзья Конфедерации“. Они подогревали толпу, которая избила палками нескольких человек, не разделявших ее точку зрения, и еще пару других, которые ее разделяли, но недостаточно быстро реагировали. Потом они отправились маршем через город к зданию Совета. Но от Бэлистер-авеню до парка Гренвилл путь долгий, и по дороге они перевернули несколько машин, напали на полицию и вломились в несколько баров.

Патриот – это человек, который готов пожертвовать всем, даже детьми, во имя справедливого дела.

В любом случае будь проклят Сим! Война продолжается, хотя все понимают, что она бесперспективна. Говорят, ашиуры просили у нас Аморду. Господи, надеюсь у Совета хватит мудрости согласиться».

Я нашел в справочнике слово «Аморда». Оно означает гарантию мира и автономии для любого, кто соглашался признать правление ашиуров. Я с удивлением узнал, что на каждую планету, принимавшую участие в Сопротивлении, приходилось как минимум две нейтральных. Некоторые планеты даже оказывали помощь захватчикам.

«Аморда». Требование было простым: в ознаменование верности несколько кубических сантиметров земли из столицы, помещенных в урну из чистого серебра.

Я стал читать дальше. Пока в Совете шли дебаты, пробил час Города-на-Скале. Ашиуры быстро прорвали оборонительные рубежи и разрушили орбитальные заводы. Центр культуры, давний символ литературы, демократии и прогресса на Границе, был оккупирован без всяких усилий.

«Это оплошность невероятных размеров, – писала Таннер. – Невольно возникает вопрос: неужели ашиуры нарочно стараются создать условия для того, чтобы Тариену Симу было сподручнее создавать союз против них? В любом случае Каха Луан упустил момент заявить о своем нейтралитете. Мы вступаем в войну. Единственный вопрос теперь – когда.

Нападение никого не удивило. Город-на-Скале и небольшая группа его союзников технически сохраняли нейтралитет, но ни для кого не было тайной, что их добровольцы принимали активное участие в войне на стороне деллакондцев. Всем было также известно, что Сим получает стратегические припасы с его орбитальных заводов. У ашиуров есть оправдание, но мне бы хотелось, чтобы они проявили некоторую сдержанность. Этого может оказаться достаточным, чтобы втянуть в войну Землю или Окраину. Если это произойдет, одному Богу известно, чем все закончится».

Когда появились первые сообщения, Таннер вела курс сравнительной этики.

«Обсуждали добро и красоту, – печально комментировала она, – а в это время дети Платона и Тулисофалы резали друг другу глотки».

Цель была атакована флотом из нескольких сотен кораблей, которые играючи смели поспешно созданную оборону. Катастрофа разразилась невероятно быстро, и в ту ночь, «когда большинство из нас сосредоточились на бифштексе и вине, проклятые идиоты усугубили свое преступление расстрелом заложников. Как может раса телепатов столь неверно оценивать природу своего противника?»

Образы того времени, созданные Таннер, полны невыносимой горечи; разъяренные граждане, требующие войны, помпезный президент университета, председательствующий на общей университетской религиозной церемонии, пытающиеся сдержать слезы студенты, чья родная планета пала, и собственные угрызения совести перед лицом «извращенной ситуации, когда те из нас, кто отстаивает разумный курс, кажутся трусами».

Снова и снова задает Таннер вопрос себе и в конечном счете, полагаю, нам: «Как объяснить, что некая раса может породить идеалы Тулисофалы, может создать великую музыку, построить изысканные каменные сады… и все же вести себя подобно варварам?»

В ее записях ответа нет.

В другом месте своих записных книжек по похожему поводу она гневно упоминает о принципе Боголюбова.

Я снова посмотрел в справочник. Андрей Боголюбов жил тысячу лет назад на Токсиконе. Он был историком и пытался превратить историю в точную науку, обладающую предсказательной силой, присущей всем точным наукам. Конечно, ему это не удалось.

Основной областью его интересов был процесс втягивания не желающих того властей в конфликты. Его тезис заключается в том, что потенциальные противники исполняют нечто вроде дипломатического танца с саблями. Фаза военного танца создает психологический настрой, гарантирующий в конечном итоге вооруженное столкновение, потому что имеет тенденцию придавать событиям ускорение. По его мнению, это особенно характерно для демократий. Однажды начатый процесс не так-то легко остановить, а когда прольется кровь, вернуться назад почти невозможно. Первоначальные амбиции и цели потеряны, каждая из сторон начинает верить собственной пропаганде, экономика становится зависимой от вражеского окружения, а политические карьеры строятся вокруг общей опасности. Цикл создания войны замыкается и не останавливается, пока не выдохнется одна из сторон.

Если у обеих сторон не появятся лидеры, принимающие ситуацию такой, какова она есть, и обладающие достаточно сильным характером и поддержкой изнутри, тогда нет иного решения, кроме военного. К несчастью, политические системы редко порождают политиков-создателей и уж тем более не способны провести в жизнь стратегию выхода из такой ситуации. Шансы на то, что в момент кризиса появятся сразу две такие личности, мягко выражаясь, крайне малы.

С такого расстояния трудно понять отчаяние, сопровождавшее падение Города-на-Скале, который для нас – всего лишь символ потерянного величия, Атлантида. Но два века назад все обитатели планеты в некотором смысле были его гражданами; его музыка и художники, его политологи принадлежали всем; и нанесенный ему удар был нападением на всех.

Таннер цитирует Уолдорфа Кэндлза: «Все мы сидели за его залитыми солнцем столами на широких бульварах, потягивая дорогое вино».

Наверное, им было невероятно больно сознавать, что это чудесное место под пятой завоевателей.

Несколько студентов Таннер объявили о своем намерении оставить учебу и уйти воевать. Ее друзья резко разделились. Вот что она пишет о Мэтте Оландере, пожилом физике, жена и дочь которого погибли на Корморале за два года до этого:

«Он вышел из аудитории вчера после полудня, и несколько часов мы не знали, где он. Работники службы безопасности нашли его около полуночи на скамейке в Саутпуле. Сегодня утром он сказал мне, что собирается предложить свои услуги деллакондцам. Думаю, что с ним все будет в порядке, когда он успокоится.

Баннистер попытался заговорить об опасности на собрании одного из многочисленных военных комитетов. „Будьте тверды, – говорил он. – Если вы сейчас уступите настроениям толпы, то Каха Луан не продержится и двух недель“. Его побили камнями».

Оландер так и не успокоился. Через несколько дней он подал заявление об уходе, пригласил Таннер на обед и попрощался. Больше она ничего о нем не пишет.

Но, несмотря ни на что, Каха Луан придерживался нейтралитета. Беспорядки продолжались, усиливаясь при поступлении новостей из зоны боевых действий или от сообщений о гибели сограждан, сражавшихся бок о бок с деллакондцами. В этот тяжкий период гнев Таннер вызывали обе стороны, «непримиримость которых убивает так много людей и грозит смертью нам всем».

Маленький кружок факультетских друзей распадается. Уолдорф Кэндлз холодным призраком скитается в мрачной ночи. Другие выступают с трибун и в прессе за или против войны, за или против друг друга.

Время от времени приходят вести от Оландера.

Он сидит где-то на деревянном причале, на фоне парусов и сетей. Или стоит рядом с каким-то растением, возможно деревом. В руке у него всегда бутылка, а рядом с ним всегда какая-нибудь женщина. Каждый раз другая, с легким сожалением замечает Таннер.

(Сообщения от Оландера не были, конечно, записаны на современные изокристаллы с двусторонней связью. Он просто говорил, а остальные слушали.)

Жаль, что она не сохранила никаких голограмм Оландера. Позже я узнал, что Уолдорф Кэндлз (который двадцатью годами раньше сражался против Токсикона и поэтому на собственной шкуре испытал все прелести войны) был так поражен контрастом между жизнерадостными описаниями Оландером местной выпивки, театров, способов ухаживания и суровой реальностью боевых действий, что вновь взялся за перо. Так родились знаменитые стихи, которые принято относить к среднему периоду его творчества. Первый сборник в честь посланий Оландера назывался «Вести с фронта».

«Его упоминания о длительной борьбе, – пишет Таннер, – всегда были туманными. „Не волнуйтесь за меня, – говорил он обычно. – У нас все в порядке“. Или: „Недавно мы потеряли несколько человек“.

Иногда он упоминает о кораблях – „Стражинском“, „Моримаре“, „Повисе“ и других: совершенных, смертоносных, безжалостных, – и нежность в его голосе и глазах заставляет нас всех содрогнуться. Иногда мне кажется, что ни для кого из нас не осталось никакой надежды».

Время шло, война продолжалась, и прежние надежды на то, что ашиуры, встретив серьезное сопротивление, отступят, угасали; сквозь суровую броню вояки, в которого превратился Оландер, начало просачиваться что-то человеческое: появились смутные портреты мужчин и женщин, которые сражались вместе с ним. Таннер цитирует его слова: «Когда нас не будет, кто займет наше место?»

В приступе ярости и горя она сама отвечает на этот вопрос: «Никто! Никто, потому что эта проклятая дурацкая война не нужна ни одной из сторон и ашиуры ведут ее только потому, что мы бросили им вызов!»

– Возможно, она права, – заметил Джейкоб. – В конце концов, мы пришли на Имарос после их ухода и восстание колонии не было оправданным. Невольно возникает вопрос, как развивалась бы история, если бы не вмешался Корморал.

Нигде не упоминается, отвечал ли Мэтту Оландеру кто-нибудь из адресатов на Каха Луане. По всей вероятности – да, но прямого подтверждения этому нет. Остается также загадкой, высказала ли когда-нибудь Лейша Таннер свои гневные мысли лично ему…

Кэндлз, чьи шедевры в то время еще не были написаны, начинает все чаще уединяться во Внутренних покоях. Под нажимом сторонников вмешательства Таннер изменяет свой курс по ашиурской философии и литературе. Студенты и сотрудники факультета устраивают молчаливое пикетирование у дверей ее аудитории в знак протеста против содержания программы. Ей угрожают смертью.

В то же время Совет попечителей, который получает финансирование от впадающего в отчаяние правительства, хочет продемонстрировать лояльность, поддерживая официальную политику нейтралитета и настаивая, чтобы программа изучения ашиуров не только продолжалась, но и расширялась.

Напряжение растет. Рэндинхал занят врагом, его защитники, получившие в подкрепление четыре деллакондских фрегата, потерпели поражение. Короткая отчаянная оборона завершилась полным разгромом. Правительство издает закон, запрещающий частным лицам участвовать в войне на стороне других государств. Известный сторонник вмешательства в конфликт убит во время выступления в Совете. Через три дня после получения известия о падении Рэндинхала состоялась несанкционированная передача записи радиопереговоров между защищавшими его кораблями. Таннер описывает их как «душераздирающие». Митинг с требованием вмешательства перерос в бунт, а вотум недоверия политике примирения был отклонен большинством всего в один голос!