Текст книги "Дирдиры. Тшай. Том III"

Глава 4

Внизу нескончаемой рябью теснились серые волны Драшада. В свое время Рейту уже пришлось пересечь океан на борту фелуки «Варгас». Теперь перипетии того плавания казались воспоминаниями из другой, давно прошедшей жизни. Воздушный катер летел над самой водой: таким образом Аначо пытался по возможности избежать обнаружения машины поисковыми экранами дирдиров. «Необходимо принять важные решения, – заявил Аначо. – Дирдиры – охотники, мы стали добычей. В принципе однажды начатая охота должна быть непременно завершена, но дирдирам, в отличие от ванхов, не свойственна сплоченность. Они планируют действия на основе индивидуальных инициатив, так называемых „жна-дихх“ – в буквальном переводе „огромных стремительных прыжков, оставляющих снопы искр, грохочущих, как молнии“. Если среди убитых фунгом дирдиров, прибывших в аэромобиле, не было „устроителя охоты“, то есть дирдира, в первую очередь предложившего „жна-дихх“, поиски будут продолжаться с неослабевающим рвением. Если он мертв, мы рискуем гораздо меньше – до тех пор, пока другой дирдир не заявит претензию на „хссо“ – „достойное восхищения преобладание“ – и не организует вторую инициативную группу на тех же основаниях и с той же целью. Короче говоря, если устроитель охоты жив, мы серьезно подорвали его репутацию и он не успокоится, пока нас не разорвут в клочки».

Рейт удивился: «Разве не в этом заключались его намерения с самого начала?»

Аначо пропустил замечание мимо ушей: «В распоряжении устроителя охоты ресурсы всех дирдиров, хотя степень его „хссо“ – „преобладания“ – зависит от его способности успешно осуществить инициативу, „жна-дихх“, полагаясь на свои собственные возможности. Тем не менее, если он подозревает, что мы угнали воздушный катер, по его указанию может начаться облава с применением поисковых экранов». Аначо небрежным жестом указал на диск серого стекла сбоку на панели управления: «Если нас засечет поисковый экран, здесь появится координатная сетка оранжевых линий».

Тянулись часы. Аначо снисходительно разъяснял принципы управления аэромобилем, Траз и Рейт учились пользоваться приборами. Карина 4269 описала в небе дугу и, обогнав воздушный катер, начала спускаться к западному горизонту. Под катером рябил Драшад – безликая буровато-серая водная пустыня, со всех сторон сливающаяся с туманной каймой небосвода.

Аначо завел разговор о Карабасе: «Большинство искателей цехинов заходят в Черную зону со стороны Мауста, в восьмидесяти километрах к югу от Первого моря. В Маусте можно купить любое старательское снаряжение, найти самые лучшие карты и справочники, нанять консультанта или проводника. Считаю, что нам следует лететь в Мауст».

«Где чаще всего находят друзы?»

«Они встречаются по всей Зоне – в Карабасе нет правил, нет системы поиска. Само собой, там, где ищут многие, друзы попадаются редко».

«Зачем же выходить на поиски из самого людного места?»

«Мауст популярен потому, что в городе удобно готовиться к походу».

Рейт смотрел вперед, в сторону еще невидимого берега Кислована, где ждало неведомое будущее: «Что, если мы проникнем в Черную зону малоизвестным, еще не испробованным путем?»

«Какой в этом смысл? Все участки Зоны одинаково опасны».

«Должна быть возможность свести к минимуму риск и максимально увеличить вероятность успеха!»

Аначо пренебрежительно покачал головой: «Странный, упрямый человек! Неужели ты думаешь, что самонадеянность позволит решить все проблемы?»

«Нет, – сказал Рейт, – я так не думаю».

«Как же ты рассчитываешь добиться успеха там, где остальные потерпели неудачу?»

Рейт широко улыбнулся: «Самонадеянность тут ни при чем. Я просто хочу выяснить, по какой причине остальные терпят неудачу».

«Одна из основных добродетелей дирдиров – „зсханх“, „презрительное безразличие к деятельности других“, – сказал Аначо. – Насчитывается двадцать восемь каст дирдиров – не стану их перечислять – и четыре касты дирдирменов: „безупречные“, „отборные“, „эстраны“ (то есть „отстраненные“) и „клюты“ (буквально, „зажатые в когтях“). „Зсханх“ считается доблестью, подобающей дирдирам, принадлежащим к десяти кастам, от тринадцатой до четвертой. Безупречные тоже стремятся к „презрительному безразличию“. Это благородная доктрина».

Рейт покачал головой в замешательстве: «Как дирдиры смогли создать техническую цивилизацию? Как они умудряются координировать процессы в неразберихе противоречивых амбиций?»

«Ты заблуждаешься, – ответствовал Аначо самым гнусавым тоном. – Для того, чтобы продвинуться вверх по лестнице каст, дирдир должен быть принят в высшую по рангу группу. Этого можно добиться только демонстрируя достижения, а не провоцируя конфликты. „Презрительное безразличие к деятельности других“ не всегда целесообразно в начале карьеры, в низших кастах. Высшие касты руководствуются и другой доктриной, „пнханх“, „язвительной мудрости, проедающей металл насквозь, как сильная кислота“».

«Надо полагать, я происхожу из высокой касты, – заявил Рейт, – потому что собираюсь применить въедливый подход, предусмотренный доктриной „пнханх“, предоставив другим безразлично оставлять за собой „снопы искр, грохочущие, как молнии“. Необходимо использовать все возможные преимущества, предупреждая и предотвращая все возможные виды риска».

Искоса наблюдая за кислым выражением вытянутого лица дирдирмена, Рейт усмехнулся про себя. «Он не прочь заметить, что такие притязания не подобают человеку моего происхождения, – думал Рейт, – но боится стать предметом насмешек».

Солнце склонялось к горизонту с непривычной медлительностью, вызванной постоянным движением аэромобиля на запад. К вечеру прямо по курсу, там, где кайма океана сливалась с небом, постепенно выросла бесформенная серо-фиолетовая тень, в конце концов заслонившая бледно-коричневый диск солнца – остров Леуме, отделенный узким проливом от континентального Кислована.

Аначо повернул чуть к северу и приземлился посреди пыльной, ничем не примечательной деревни на песчаном северном мысу острова. Друзья провели ночь в «Приюте стеклодува» – гостинице, сооруженной из бутылей и стеклянных банок, забракованных и выброшенных в песчаные карьеры за поселком. Сырые помещения гостиницы пронизывал характерный кисловато-едкий запах. На ужин подали суп в глубоких горшочках из толстого зеленого стекла, отдававший тем же запахом. Разговаривая с Аначо, Рейт отметил это сходство. Дирдирмен подозвал серокожего44
  Серокожие: обобщенный термин, применяемый в отношении различных народов смешанного происхождения, образовавшихся в результате скрещивания дирдирменов, болотных людей, часчменов и других; как правило, серокожие – коренастые люди с крупной головой, темно-серой, но часто и желтовато-серой кожей; время от времени «серокожими» называют также людей с белесой кожей пергаментного оттенка, красноватыми глазами и другими признаками отсутствия пигментации.


[Закрыть] служителя и высокомерно осведомился о происхождении запаха. Служитель указал на больших черных насекомых, деловито сновавших на полу: «Как вы справедливо изволили заметить, скараты отличаются острым привкусом и выделяют пикантный аромат. Сперва мы не знали, что делать с нашествием захребетников – сущее проклятие Бевола! – но потом нашли им употребление: скараты весьма питательны. Теперь едва хватает ежедневного улова».

Рейт, давно опасавшийся расспрашивать о происхождении поданных блюд, с подозрением заглянул в супницу: «Вы хотите сказать, что суп…»

«Так точно! – заявил служитель. – Суп, хлеб, пикули – у нас все приправлено скаратами. А если бы мы их не использовали нарочно, вездесущие твари все равно попали бы в воду, в тесто и в рассол. Так что мы превратили неизбежность в добродетель и привыкли к привкусу настолько, что он нам даже приятен».

Рейт откинулся на спинку стула, подальше от стола. Траз невозмутимо поглощал содержимое супницы. Аначо, капризно хмыкнув и поиграв пальцами, тоже приступил к еде. Рейту пришло в голову, что на Тшае нигде и ни в ком он не замечал брезгливости. Другой еды не предвиделось. Глубоко вздохнув, Рейт стал хлебать едкий суп, заедая хлебом.

Наутро, в буроватой мгле пасмурного рассвета, снова подали суп с гарниром из морских овощей. Сразу после завтрака трое друзей вылетели на северо-запад через Леумский пролив, к пустынным каменистым берегам Кислована.

Аначо проявлял необычные даже для него раздражительность и беспокойство, обыскивая глазами небо, всматриваясь в проносившуюся внизу засушливую равнину, пристально изучая выступающие из панели управления кнопки, прозрачные полусферические выпуклости и мелко дрожащие зеркальца, нервно поглаживая пальцами служившие индикаторами лоскутки коричневой шерсти и красновато-оранжевого вельвета. «Мы приближаемся к владениям дирдиров, – сказал он. – Повернем на север, к Первому морю, потом на запад, в Хорай. Там придется оставить воздушный катер. Оттуда, по дороге Зогаар-зум-Фулькаш-ам55
  В буквальном переводе: «дорога черепов с глазницами, горящими малиновым светом».


[Закрыть], отправимся в Мауст, а там уже близко Карабас…»

Глава 5

Аэромобиль несся над Большой Каменной пустыней параллельно двухцветным, черным и красным, вершинам Зопальского хребта – над спекшимися солончаками, над обширными россыпями крупного щебня, над дюнами темно-розового песка, мимо одинокого оазиса, окаймленного пушистыми белыми султанами дымчатых деревьев.

Ближе к вечеру поднялась пыльная буря – по пустыне покатились кудрявые, клубящиеся волны цвета львиной гривы. Карина 4269 погрузилась во мглу, Аначо повернул на север. Вскоре на горизонте показалась иссиня-черная полоса – Первое море.

Аначо сразу же посадил воздушный экипаж посреди бесплодной равнины, километрах в пятнадцати от морского берега: «До Хорая лететь еще несколько часов. Там лучше не показываться после захода солнца. Хоры – вспыльчивый, подозрительный народ, хватаются за ножи при первом недобром слове. Ночью они могут напасть без всякого предлога».

«И это люди, на чье попечение ты хочешь оставить аэромобиль?»

«Какой вор отважится причинять беспокойство хорам?»

Рейт огляделся – вокруг не было ничего, кроме безжизненного песка, усыпанного щебнем. «Предпочитаю ужин в „Приюте стеклодува“ полному отсутствию пищи».

«Ха! – вскинул голову Аначо. – В Карабасе ты с тоской вспомнишь мирную тишину этой ночи».

Трое друзей устроились на песке. Над Рейтом мерцало звездами хрустально-прозрачное небо пустыни. Прямо в зените сияло созвездие Клари – где-то в нем затерялась тусклая искра, неразличимая без телескопа, земное Солнце. Приведется ли ему снова увидеть Землю? Настанет ли ночь, когда он будет лежать – вот так, лицом к безоблачному небу, пытаясь различить в созвездии Арго невидимое янтарное солнце, Карину 4269, и ее бурую планету, Тшай?

Внимание Рейта привлек отблеск света в аэромобиле – поднявшись, он заглянул внутрь и обнаружил горящую чуть искривленными оранжевыми линиями координатную сетку на экране радара.

Через пять минут экран погас. Озябший Рейт не мог избавиться от смутного ощущения затравленности и безнадежности.

Утреннее солнце всходило над каменистой плоскостью в необычно ясном, прозрачном небе – каждый бугорок, каждый кусочек щебня отбрасывал длинную резкую тень. Подняв аэромобиль в воздух, Аначо держался поближе к земле – он тоже заметил появившийся ночью отблеск оранжевого света. Пустыня становилась менее безжизненной, появились отдельные поросли пригнувшихся карликовых дымчатых деревьев, за ними – редкий лес черного древовидного кустарника, перемежающийся окаменевшими дюнами, поросшими пузырчаткой.

Долетев до Первого моря, Аначо круто повернул на запад, вдоль берега. Под воздушным катером то и дело проносились поселки – беспорядочно сгрудившиеся хижины из землисто-бурого кирпича с коническими черными чугунными крышами. Неподалеку от каждого поселка неизменно росла плотная группа гигантских деревьев-дайанов – Аначо называл их «священными рощами». В темные воды моря, как высохшие членистые каркасы многоножек, тянулись шаткие причалы. На берегу рядами сушились сдвоенные лодки-катамараны из черного дерева. Рассматривая селения в сканоскоп, Рейт различил мужчин и женщин с горчично-желтой кожей, в длинных черных халатах и высоких черных шапках – они недружелюбно провожали глазами аэромобиль.

«Хоры, – пояснил Аначо. – Странный, скрытный народ. Ночью они не такие, как днем. По крайней мере, так говорят. У каждого хора две души: одна вселяется с рассветом, другая – после захода солнца. В одном теле живут две личности. По этому поводу рассказывают весьма любопытные истории». Аначо протянул руку вперед: «Взгляни туда, где берег становится заливом в устье реки».

Рейт увидел одну из уже привычных рощ дайанов и хаотическое скопление зеленовато-коричневых хижин с черными железными крышами. Дорога, выходившая с небольшого двора между хижинами, удалялась по волнистым холмам на юг, к Карабасу.

Аначо сказал: «Перед вами – священная роща хоров, где, по слухам, происходит обмен душ. Дальше – конечная станция караванов и дорога на Мауст. Я опасаюсь лететь дальше – здесь мы должны приземлиться и ехать в Мауст подобно большинству остальных искателей цехинов. В любом случае не следует привлекать к себе внимание».

«Когда мы вернемся, катер еще будет здесь?»

Аначо показал вниз, на залив: «Смотрите, сколько лодок стоят на якоре».

Разглядывая гавань в сканоскоп, Рейт насчитал не меньше четырех дюжин самых разнообразных лодок и катеров.

«На этих лодках старатели прибывают в Хорай из Коада и Хедаджи, с Низменных островов, с берегов Второго и Третьего морей. Если владелец возвращается из Карабаса в течение года, он забирает свою лодку и плывет домой. Если владелец задерживается больше года, лодка становится собственностью хозяев гавани. Думаю, мы сможем договориться с хорами на тех же условиях».

Рейт не возражал. Аэромобиль стал спускаться к берегу.

«Помните, – предупредил Аначо, – о чрезвычайной вспыльчивости хоров! Не говорите с ними без необходимости, не обращайте на них внимания. Если нет возможности избежать разговора, обходитесь минимальным количеством слов – хоры считают болтливость преступным извращением. Не стойте с наветренной стороны от хора, если он рядом. По возможности, старайтесь также не находиться точно с подветренной стороны – обе позиции воспринимаются как символические проявления враждебности. Никак не реагируйте на присутствие женщин и не смотрите на детей – хоры станут подозревать вас в намерении навести порчу. Самое главное – не приближайтесь к священной роще, полностью ее игнорируйте. Хоры вооружены железными дротиками и бросают их с поразительной силой и меткостью. Короче говоря, они опасны».

«Надеюсь, что ничего не забуду», – проворчал Рейт.

Аэромобиль приземлился на сухой прибрежной гальке. К машине сразу подбежал высокий изможденный человек в хлопающей на ветру просторной блузе из грубого бурого сукна, с морщинистой коричневой кожей, глубоко запавшими глазами, острым горбатым носом: «Вы куда – в Карабас? В зону страха и смерти?»

Рейт с опаской ответил: «Таковы наши намерения».

«Продайте воздушный катер! Четыре раза я проникал в Зону, переползая от камня к камню – теперь у меня есть цехины. Продайте машину! Мне нужно вернуться на Холангар».

«К сожалению, машина нам понадобится по возвращении», – сказал Рейт.

«Я предлагаю цехины – смотрите, пурпурные цехины!»

«Пригоршня цехинов для нас ничего не значит. Мы ищем настоящее богатство».

Не находя слов, тощий незнакомец дико махнул рукой и пустился возбужденными шагами дальше по берегу. Вслед за ним к аэромобилю приблизились два хора – люди хрупкого сложения и слегка болезненной наружности, в черных халатах и цилиндрических черных шапках, создававших иллюзию более внушительного роста. На их горчично-желтых лицах с маленькими тонкими носами и изящными ушами, полупрозрачными, как раковины, застыло важное, серьезное выражение. Их тонкие черные волосы скорее торчали вверх, нежели свисали вниз, и почти скрывались под высокой шапкой. Рейт подумал, что перед ним порода человека, отличавшаяся от земных предков не меньше часчменов – пожалуй, уже образовавшая отдельный вид.

Старший из хоров произнес мягким тонким голоском: «Зачем вы здесь?»

«Отправляемся за цехинами, – ответил Аначо, – и хотели бы оставить аэромобиль на вашем попечении».

«За охрану машины придется платить. Она дорого стоит».

«Тем лучше для вас, если мы не вернемся. Сейчас мы ничего не можем заплатить».

«Заплатите, когда вернетесь».

«Никакой платы. Если вы будете настаивать, нам придется лететь в Мауст».

На горчично-желтых лицах не отразилось никаких чувств: «Хорошо, мы принимаем машину на хранение – до первого числа месяца темаса».

«Только три месяца? Слишком мало! Дайте нам время до конца мьюмаса – или, еще лучше, до азаймаса».

«До мьюмаса. Машина будет в сохранности, если на нее не предъявят права те, у кого вы ее украли».

«Все будет в полном порядке. Мы не воры».

«Быть посему: если никто из вас не вернется к восходу солнца в первый день мьюмаса, машина становится нашей собственностью».

Рейт, Траз и Аначо забрали свои пожитки и прошли по улицам Хорая к конечной станции. Под открытым навесом готовили к отправлению самоходный фургон. Рядом ждали пассажиры – дюжина мужчин, представлявших дюжину рас. Друзья договорились о проезде и через час выехали из Хорая на юг по дороге в Мауст.

* * *

Дорога переваливала через голые холмы, спускалась в засушливые низины. Фургон остановился на ночь у постоялого двора. Заведение это содержала группа одинаково одетых женщин с белыми напудренными лицами, принадлежавших к религиозной секте, поощрявшей разнузданный разврат, или промышлявших проституцией с исключительным рвением – долго после того, как Рейт, Аначо и Траз растянулись на скамьях, предложенных вместо кроватей, из задымленного трактирного зала раздавались пьяные крики и взрывы дикого хохота.

К утру в зале, провонявшем разлитым вином и дымом погасших светильников, было темно и тихо. Мужчины спали, уткнувшись пепельными лицами в столы, развалившись на скамьях. Разнося котлы, наполненными жидковатым желтым гуляшом, появились содержательницы притона, теперь повелительно покрикивавшие на всех охрипшими голосами. Со стонами разминая затекшие конечности, мужчины хмуро поглотили гуляш, разлитый в глиняные миски, после чего, пошатываясь, выбрались наружу и вповалку улеглись на скамьях и крыше фургона, скоро продолжившего путь на юг.

К полудню вдали показался Мауст – беспорядочное нагромождение высоких узких построек, сооруженных внахлест, как избы из темных бревен, с остроконечными кривыми крышами, выложенными выгоревшей бурой черепицей. За городом, вплоть до смутно различимой на горизонте гряды холмов Поминовения, простиралась безжизненная равнина. Навстречу автофургону, размахивая цветастыми рекламными плакатами и вымпелами, бежали мальчишки, кричавшие наперебой: «Внимание, старатели! Кобо Хукс продает новейшие чувствительные детекторы кристаллов! Планируйте обогащение в отеле „Пурпурный блеск“! Оружие, обувь на подушках, полезнейшие карты, кирки и лопаты – только у меркантилиста Сагга! Не ищите вслепую – провидец Гарзу знает, где растут друзы пурпурных цехинов! Без сапог „Авалко“ из мягкой мятой кожи еще никто не убежал от дирдиров! Принимайте эйфорические пилюли тавматурга Лауса – и ваши последние мысли будут радостными и безмятежными! Площадка увеселений – отрадная передышка перед Черной зоной!»

Фургон остановился посреди огороженного двора на окраине Мауста. Выходя, пассажиры терялись в толпе кричащих торговцев и проводников, настойчиво пристающих оборванцев, гримасничающих девок – каждый что-то предлагал, о чем-то просил. Рейт, Траз и Аначо пробились через толчею, едва увертываясь от цепких рук, отовсюду тянувшихся, чтобы задержать, выхватить поклажу.

Друзья очутились на узкой улице, затененной с обеих сторон высокими, почерневшими от времени зданиями. Водянисто-янтарные солнечные лучи лишь изредка пробивались через проемы тропинок-переулков. То и дело попадались лавки, где продавались всевозможные принадлежности и снаряжение, способное пригодиться добытчику цехинов – классификационные таблицы для определения ценности кристаллов, маскировочная одежда, средства уничтожения следов, захваты, металлические рогатины и ломы для выламывания друз, монокуляры, карты, справочники, талисманы, порошки молитвенных курений. Из других заведений доносились звон цимбал, пронзительное гудение гобоев, возбужденная перепалка пьяных голосов. Во многих зданиях размещались игорные притоны, иные служили ночлежками. Встречались и гостиницы с ресторанами на первом этаже. При этом на всем лежала печать устоявшейся старины, даже в воздухе чудился суховатый аромат глубокой древности. Камень ступеней и мостовых был отполирован случайными прикосновениями бесчисленных ног. Закопченные внутренние поверхности бревенчатых помещений блестели, будто натертые воском, крутые черепичные крыши отливали в косых лучах солнца тускло-шоколадным глянцем.

Перейдя центральную площадь, друзья подошли к величественному отелю, привлекавшему Аначо, наслышанному о его многочисленных удобствах. Траз ворчал – с его точки зрения они не нуждались в излишествах: «Зачем платить за ночлег цену хорошего скакуна? Мы прошли мимо десятка гостиниц, где можно было переночевать, не разорившись!»

«В свое время ты научишься ценить преимущества цивилизации, – ответствовал Аначо добродушно-наставительным тоном. – Зайдем, посмотрим, что нам предлагают».

Распахнув широкие двери под аркой из резного дерева, они вступили в фойе. С потолка свисали люстры из стеклянных подвесок, имитировавшие друзы цехинов. Пол скрывался под великолепным черным ковром с темно-серой каймой и пятью асимметрично разбросанными багряными и охряными звездами.

К новоприбывшим подошел мажордом, вежливо предложивший высказать пожелания. «Мы скромные люди. Каждый рассчитывает занять отдельную комнату, переодеться в чистое белье и принять горячую ванную, – сообщил Аначо. – Какая плата взимается за такие услуги?»

«С каждого постояльца причитается сто цехинов66
  Все денежные суммы выражаются в самых дешевых, прозрачных цехинах. Сто прозрачных цехинов соответствуют двум малиновым или одному пурпурному.


[Закрыть] в сутки», – пояснил мажордом.

Траз издал возмущенный возглас, и даже Аначо был вынужден возразить: «Как? Триста цехинов в день? У вас нет чувства меры! Абсурдная претензия!»

Мажордом сухо кивнул: «Милостивый государь, вы в легендарном отеле „Алаван“ на пороге Карабаса. Наши клиенты не скупятся, будучи уверены, что скоро вернутся из Черной зоны богачами или познакомятся с особенностями пищеварения дирдиров. Что значит горстка цехинов для того, кто прощается с жизнью? Если наши расценки вам не по карману, позвольте порекомендовать „Логово отдохновения“ или гостиницу „Черная зона“. Учтите, однако, что за сто цехинов у нас вы получаете неограниченный доступ к ассортименту высококачественных блюд, а также можете пользоваться библиотекой карт, услугами проводников и консультациями опытных специалистов, помогающих выбирать снаряжение и маршруты».

«Превосходно! – сказал Рейт. – Тем не менее, с вашего разрешения, мы сперва заглянем в гостиницу „Черная зона“ и в другие заведения».

Гостиница «Черная зона» занимала мансарду над шумным игорным притоном. «Логово отдохновения» оказалось холодным бараком в сотне метров к северу от города, рядом с мусорной свалкой.

Осмотрев по дороге еще пару странноприимных мест, Рейт, Траз и Аначо вернулись в отель «Алаван», где им удалось, яростно торгуясь, выговорить небольшую скидку, хотя всю сумму пришлось уплатить вперед.

Пообедав отварными побегами зубчатки и галетами из грубо смолотого зерна, друзья уединились на втором этаже в библиотеке, выходившей окнами на внутренний двор. Одну из стен занимала огромная подробная карта Черной зоны. На полках стояли брошюры, сборники инструкций, папки с документами и схемами, справочники, альманахи. Консультант, маленький человечек с печальными глазами, сидел в стороне и отвечал на вопросы таинственным шепотом. Трое друзей провели вторую половину дня, изучая топографию Черной зоны, маршруты успешных и неудачных вылазок, статистическое распределение случаев гибели старателей, пойманных дирдирами. Возвращалось не больше трети тех, кто отправился в Черную зону, а средняя выручка старателя за одну вылазку составляла около шестисот цехинов. «Статистические данные в какой-то мере искажают действительность, – заметил Аначо. – Показатели рассчитываются с учетом заработка пугливых завсегдатаев пограничной полосы, никогда не заходящих в Зону дальше, чем на полкилометра. Храбрецы, ищущие друзы среди холмов и на дальних склонах, попадаются в лапы дирдиров гораздо чаще, но большие деньги можно найти только в глубине Зоны».

Сложная наука изыскания цехинов иллюстрировалась подборками архивных данных, позволявшими найти ответ на любой вопрос и изучить тысячи факторов, влиявших на исход предприятия. Заметив приближение банды дирдиров, старатель мог бежать, прятаться или драться – его шансы на успешное возвращение из Зоны рассчитывались в зависимости от топографии местности, времени суток и расстояния до Мерцающих ворот или другого выхода из Зоны. Друзы цехинов попадались на всех участках Карабаса, но чаще всего в холмах Поминовения и на Южном ярусе – в степных низинах за склонами центральной возвышенности, в самой глубине Черной зоны. Карабас считался территорией, где не действовали никакие законы. Старатели нередко устраивали засады друг на друга и, согласно расчетам, в одиннадцати случаях из ста искатели цехинов, нашедшие смерть в Черной зоне, погибали от рук разбойников, поджидавших удачливых сотоварищей на обратном пути.

Сгущались сумерки, в библиотеке стало темно и мрачно. Друзья спустились в трапезную, освещенную тремя громадными люстрами – служители в черных шелковых ливреях разложили столовые приборы и подавали ужин. Рейт не мог не выразить удивления изысканностью обстановки и манер прислуги, на что Аначо откликнулся язвительным лающим смехом: «Как еще они могут оправдать несусветные цены?» Дирдирмен направился к буфету и вернулся с тремя бокалами пряного вина.

Откинувшись на спинки старинных канапе, трое друзей наблюдали за другими постояльцами, по большинству ужинавшими в одиночку, хотя несколько старателей прибыли с напарниками, а за одним столом сидели, сгорбившись, четверо мужчин в черных плащах с опущенными на лбы капюшонами – выглядывали только длинные бледно-желтые носы.

Аначо произнес: «В трапезной, считая нас, восемнадцать приезжих. Девять найдут цехины, девять не найдут ничего. Двое, может быть, обнаружат ценную пурпурную или малиновую друзу. Десять или двенадцать старателей закончат жизнь в кишках дирдиров. Шесть или восемь человек вернутся в Мауст. Тот, кто пойдет дальше других, чтобы разыскать богатейшую залежь, подвергнется наибольшему риску. Тем, кто рассчитывает выжить, не приходится ожидать существенной прибыли».

Траз угрюмо отозвался: «Ежедневно в Зоне гибнет один человек из четырех. В последнее время старатели добывали в среднем примерно по четыреста цехинов. По-видимому, все эти люди, так же, как и мы, оценивают свою жизнь не больше, чем в тысячу шестьсот цехинов».

«Каким-то образом нужно улучшить наши шансы», – сказал Рейт.

«Каждый, кто выходит в Зону, рассуждает так же, – сухо ответил Аначо. – Мало кому это удается».

«Значит, следует попробовать то, что еще никому не приходило в голову».

Аначо скептически хмыкнул.

Вечером они вышли прогуляться, посмотреть на город. У темных входов в кабаре и публичные дома горели красные и зеленые фонари, на балконах кружились и позировали девицы с застывшими лицами, напевавшие странные тихие песни. В игорных домах окна светились ярче, из них доносился лихорадочный шум азартных сборищ. Судя по всему, каждый притон обслуживал любителей той или иной игры. В одних заведениях предавались незамысловатым потехам – например, бросали четырнадцатигранные кости. В других местах посетители пытались обыграть наемных шахматистов и других знатоков-профессионалов.

Рейт и его спутники остановились, чтобы понаблюдать за игрой, называвшейся «Судьба старателя». На большой доске – десять метров в длину, три в ширину – размещался заключенный в прозрачный ящик детальный, искусно изготовленный макет Карабаса: северной равнины Второго дыхания, холмов Поминовения, Южного яруса, извилистых ущелий, оврагов и долин, поросшей редкой травой волнистой саванны, ручьев, пересыхающих русел и лесных зарослей. Синими, красными и лиловыми лампочками обозначались друзы цехинов различной ценности. На северной равнине лампочек было мало, в холмах и на Южном ярусе разноцветные огоньки мерцали гораздо чаще. Охотничий лагерь дирдиров, Хусс, был представлен белым кирпичиком с лиловыми острыми рожками по углам. Верхнее стекло макета покрывала сетка пронумерованных клеток. Каждый из дюжины игроков, сидевших в отгороженных кабинках вокруг макета, управлял перемещением человекообразной фишки. Кроме того, по стеклянному полю двигались четыре фигурки бросившихся в погоню дирдиров. Игроки по очереди бросали четырнадцатигранные кости, определявшие дальность следующего хода всех фишек, в том числе фишек-дирдиров. Направление движения каждой фишки выбиралось соответствующим игроком. Охотники-дирдиры, перемещаемые крупье, стремились пересекать клетки, занятые старателями. Как только фигурка дирдира оказывалась на такой клетке, фигурка старателя снималась со стекла, а управлявший ею игрок считался выбывшим. Игроки пытались как можно чаще занимать клетки над лампочками, обозначавшими друзы цехинов. Когда это случалось, огонек под клеткой гас, а на счет «нашедшего друзу» игрока начислялось то или иное число очков, в зависимости от цвета «найденной друзы». Фишка любого игрока могла в любое время покинуть поле, достигнув Мерцающих ворот, после чего «убежавшему из Зоны» выплачивался выигрыш. В большинстве случаев, однако, побуждаемый алчностью «старатель» продолжал гасить мерцающие огоньки до тех пор, пока его фишку не «съедал» один из дирдиров – при этом терялись все приобретенные очки. Рейт с интересом и удивлением разглядывал игроков: судорожно сжимая поручни, отгораживавшие макет от кабинок, они с волнением нависали над полем, пристально оценивая взаимное расположение фишек, хрипло выкрикивали указания, молниеносно исполнявшиеся крупье, разражались ликующим смехом, погасив огонек друзы, издавали мучительные стоны при опасном приближении фишки-дирдира, обреченно откидывались на спинки кресел с болезненно бледными лицами, выходя из игры и лишаясь накопленного выигрыша.

Игра закончилась, в Черной зоне не осталось человеческих фигурок. Статуэтки дирдиров, наклонившись в застывшем прыжке, угрожали пустому полю. Молча, неловко переступая затекшими ногами, игроки выбрались из кабинок. Успевшие «убежать из Зоны» получили выигранные деньги. Крупье переместил фишки дирдиров на исходное поле – в Хусс, за Южным ярусом. Новые игроки купили фишки и расселись в кабинках – игра возобновилась.

Рейт, Траз и Аначо пошли дальше. Рейт задержался у витрины ларька, чтобы прочитать надписи на табличках, рекламировавших выставленные на продажу карты, аккуратно сложенные изнанкой наружу: