Текст книги "Сохрани мой секрет"

6. Вторник, после школы

Вернувшись из школы, я вижу, что Агнес с Бакстером еще не приехали, а вот Мэйби, судя по тому, что в коридоре висит ее пальто и стоят ботинки, уже дома. Я бросаю свои вещи в гостиной и иду к холодильнику. Там практически шаром покати – половина лимона и остатки молока в пакете. На дверце стоят баночки с приправами – из‑под крышек выглядывают засохшие коричневые ободки. Я вижу, что на дне одной из баночек осталось не больше сантиметра горчицы, и вспоминаю, что эту баночку купила мама полтора года назад. Нам нужны продукты.

Я решаю пойти на чердак к Мэйби. Для этого надо подняться со второго этажа по лестнице и открыть люк на потолке. Я стою на лестнице и уже готова постучать в люк, как слышу, что на чердаке говорят. Если я припрусь, когда Мэйби общается с подругами, она на меня жутко разозлится. Во времена, когда ее лучшими школьными подругами были Кэт и Джулиана, я еще могла подняться на чердак на пару секунд, но сейчас у нее новые друзья – с пирсингом и татуировками, поэтому мне вообще запрещено беспокоить сестру, пока они у нее.

Я слышу, что Мэйби с кем-то оживленно говорит, правда слышен только голос сестры. Значит, она говорит по телефону.

– Ты серьезно? – слышу я голос Мэйби. – Когда? – Тишина. – Но ведь это уже через две недели!

Сестра ходит по комнате, и звуки ее голоса то становятся громче, то практически исчезают. Я улавливаю слова: «Я счастлива», «На сколько?», «Обещаю, что ничего им не скажу». Пытаюсь представить себе, о чем она говорит. Через две недели произойдет то, от чего Мэйби будет чувствовать себя счастливой. Сколько этот период счастья будет продолжаться – непонятно, и сестра обещает скрыть это от других людей. Я слышу, как Мэйби подходит ближе к люку и произносит: «Отлично… Жду не дождусь. Я тебя люблю. Пока, мама».

Мама. Я ничего не понимаю. Мама звонит раз в неделю по вечерам и всегда на домашний телефон, чтобы поговорить с каждой из своих дочерей. Мы можем звонить ей в любое время, но телефон на той ферме постоянно занят. Кроме того, днем мама может и не находиться у телефона или не иметь времени на разговоры. Наверное, Мэйби удалось как-то дозвониться. Она наверняка много раз набирала номер, пока линия не освободилась.

Мне интересно, кто кому позвонил – Мэйби маме или наоборот. Интересно, Мэйби с мамой постоянно говорят и мы об этом не знаем или это был какой-то единичный, экстренный случай? Я четко расслышала слова: «Обещаю, что ничего им не скажу». «Им», судя по всему, значит мне, Агнес и папе.

Мы все знаем, что Мэйби – любимая мамина дочь, но все равно неприятно, что они общаются втайне от нас. Неужели мама не хочет со мной поговорить? От этой мысли мне становится очень не по себе. Еды в холодильнике нет, и у меня появляется только одно желание – лечь в кровать и зарыться лицом в подушку. Я поворачиваюсь на лестнице, чтобы спуститься вниз, потом снова поворачиваюсь в сторону чердака. По звуку шагов слышу, что Мэйби подошла к люку.

– Мэйби! – кричу.

Люк открывается, и в проеме появляется голова моей старшей сестры. Ее длинные волосы свисают вниз, что делает ее похожей на персонаж из фильма ужасов.

– Что?

– Э-э-э… – Я уже забыла, зачем к ней поднималась, потому что меня сбил с толку ее разговор с мамой. О, вспомнила: – Нам нужны продукты.

– Скажи об этом папе, – отвечает сестра.

– Но его нет дома.

Мэйби издает громкий стон, словно я самый доставучий человек во всей Вселенной, если, конечно, на Марсе не живут одни идиоты.

– Напиши ему.

Мэйби собирается закрыть люк, но я останавливаю ее вопросом:

– Ты говорила с мамой?

Ее лицо снова появляется в проеме люка.

– Ты подслушивала?

– Нет, я поднималась к тебе, чтобы сказать, что у нас нет еды. Единственное, что я слышала, было: «Пока, мама».

Мэйби смотрит на меня Взглядом Адвоката или скорее Мрачным Взглядом, но я – сама невинность.

– Поднимайся, – коротко произносит сестра и отходит от люка.

Я поднимаюсь по лестнице и забираюсь на чердак.

В комнате Мэйби пахнет, как в клетке у хомяка. Повсюду стоят пустые кружки, валяется грязная одежда, остатки еды, обертки, бумажки, книги и разные зарядные устройства. В общем, в комнате Мэйби полный бардак. Она садится на кровать, чуть не раздавив при этом коробку с донатами, посыпанными сахарной пудрой. Эту уже наполовину пустую коробку она передает мне. Я сажусь в кресло-мешок и начинаю поглощать донаты один за другим.

– Вот какая тема, – произносит сестра. – Мама приедет нас навестить. Но ни в коем случае не говори об этом папе! И Агнес тоже нельзя говорить, потому что она тут же ему это передаст.

МАМА ВОЗВРАЩАЕТСЯ ДОМОЙ. Я от удивления втягиваю ртом воздух, в который попадает сахарная пудра, и начинаю кашлять. Откашлявшись, спрашиваю Мэйби:

– Когда она приезжает и на сколько?

Сестра глубоко вздыхает:

– Всего на несколько дней, приблизительно на свой день рождения, но пока еще точно не ясно. В нашей постоянно изменяющейся Вселенной не всегда получается все точно рассчитать…

Я считаю в уме дни, оставшиеся до маминого дня рождения.

– Получается, через три недели и один день?

Мэйби закатывает глаза.

– Она сказала: «Приблизительно в это время». Ты прямо настоящий адвокат. Вся в отца.

– Нет, это не так.

А даже если и так, что в этом плохого? Я просто хочу знать, когда приедет мама, чтобы понять, сколько осталось ждать и что надо будет сделать к ее приезду. Последний раз я видела маму, когда мне было десять лет. Поэтому я не собираюсь отрицать, что ужасно взволнована.

– И ты не должна проболтаться об этом ни папе, ни Агнес, – предупреждает меня Мэйби. – Если скажешь Агнес, то это все равно что сказать папе.

Я хмурю брови. Я уже скрывала кое-что от папы, но с того дня, когда мама забыла забрать Агнес из школы, мне не хочется ничего скрывать от своей младшей сестры. Агнес – единственный человек, кому я могу доверить свои секреты. И она умеет держать язык за зубами. Я считаю, что Агнес надо сообщить о приезде мамы.

– Хорошо, но почему нельзя сказать об этом папе? Когда она приедет, он не сможет ее не заметить.

– Когда она купит авиабилет, то сама скажет папе. Но если возникнут накладки и мама не сможет приехать, то она не хочет, чтобы он использовал этот аргумент против нее. Ты же помнишь, что она не смогла приехать на День благодарения. И папа часто об этом вспоминает.

Мэйби берет в руки телефон и проверяет сообщения. Видно, что у нее прекрасное настроение. Ей нравится быть старшим ребенком и маминой любимицей. Если на следующий месяц она сдаст экзамен и получит водительские права, к ней на хромой козе не подъедешь.

– Ты ей позвонила или она позвонила тебе? – интересуюсь я.

Мэйби продолжает смотреть на экран своего мобильного. Потом начинает рассеянно накручивать на палец прядь волос.

– Почему ты спрашиваешь? Ты ревнуешь из-за того, что мы с мамой говорили?

Да.

– Нет.

Мэйби поднимает голову, и одна ее бровь ползет вверх.

– И чего ты тогда спрашиваешь? – говорит она, снова опуская глаза к экрану.

Потому что, если мама позвонила поговорить только с Мэйби, мне было бы обидно. Но если Мэйби сама дозвонилась до мамы, значит, и я могу ей позвонить.

С Мэйби совершенно невозможно договориться, поэтому я решаю немного ее встряхнуть. Я встаю и сдуваю с коленок облако песочной пудры.

– Пойду напишу папе, – говорю я.

Ага, Мэйби повелась!

– Нет! Ты чего?! Я же тебе только что сказала, что папе нельзя об этом говорить! Ты меня не поняла?

– Я напишу ему, что надо купить еды. Боже!

Я спускаюсь по лестнице и иду в свою комнату.

Пишу папе, что надо обязательно купить еды. Неожиданно я чувствую, что мне его ужасно жалко. Всего несколько секунд назад я была на стороне мамы – радовалась, что она скоро приедет, и была недовольна папой, что он вставлял ей палки в колеса и мешал приехать. Сейчас я уже даже не знаю, на чьей я стороне.

Я хочу, чтобы мама нас навестила, но при этом злюсь на нее. Я не привыкла злиться на маму. Это очень неприятное чувство, от которого надо побыстрее избавиться. Если мама узнает, что я на нее злюсь, то вообще не захочет приезжать.

Что же, значит, получается? Первый пункт моего плана: изменить папу. Второй пункт: изменить свое собственное отношение.

7. Через три часа

Я в подвале болтаю с Агнес. Понимаете, ведь должна же я с кем‑нибудь поговорить! Я удивлена, расстроена и сбита с толку одновременно. Я понимаю, что от разговора с Мэйби мое состояние не улучшится. И считаю, что Агнес имеет право знать о приезде мамы, и, если я собираюсь изменить папу к маминому приезду, мне совершенно необходима помощь младшей сестры.

Я дожидаюсь, когда после ужина Мэйби поднимается к себе на чердак, после чего направляюсь в подвал. Агнес сидит за своим лабораторным столом и при помощи трафарета делает этикетки для пустых баночек. Она уже сделала этикетки с надписями ВОДА, НАШАТЫРНЫЙ СПИРТ, ЭКТОПЛАЗМА. Она мечтает стать охотником за привидениями.

– Есть кое-какие новости, – говорю я. Я сижу в старом раскладывающемся кресле, которое папа затащил в подвал после того, как купил новое. – Новости по поводу мамы.

– Какие именно? – спрашивает Агнес, тщательно зарисовывая фломастером пространство внутри трафарета.

Я выдерживаю небольшую паузу, словно жду, что раздастся барабанная дробь, и потом сообщаю сенсационные новости:

– В следующем месяце мама приедет нас навестить.

Агнес поднимает на меня глаза. Лицо ее светится счастьем.

– Правда? Действительно приедет? Она сама это сказала?

Я вижу ее реакцию и улыбаюсь.

– Да. Мэйби говорила с ней сегодня, и мама сказала, что приедет на свой день рождения.

Агнес задумывается над моими словами. Ее смущает, что с мамой говорила только Мэйби, но, несмотря на это, новости все-таки хорошие.

– И надолго она приедет?

– Думаю, что на несколько дней, – отвечаю я. – На самом деле пока никаких подробностей.

– И что говорит по этому поводу папа? – спрашивает сестра, а радость на ее лице немного меркнет.

Я вздыхаю. Все не так просто, как кажется.

– Папа пока об этом не знает. И ты ему ничего не говори, хорошо?

Счастливое выражение окончательно сходит с лица Агнес, она начинает хмуриться.

– А почему нет?

– На всякий случай. Вдруг что-нибудь произойдет, – говорю я беспечным тоном. Я не знаю, что может произойти, и повторяю то, что мне сказала Мэйби. – Ты сама знаешь, что у папы могут быть перепады настроения.

Агнес замолкает и продолжает работать с трафаретом и фломастером над этикетками. Она размышляет над тем, что я ей сказала, щурится и аккуратно выводит фломастером букву С.

– Она на самом деле приедет или как?

Меня удивляет ее вопрос.

– А почему бы и нет?

Не отрывая взгляда от своей работы, Агнес пожимает плечами:

– Иногда она говорит, что что-то сделает, но ничего не происходит.

– Но ты же сама знаешь, что она не виновата в том, что не приехала на День благодарения. Все это из-за папы…

Агнес прерывает меня на полуслове:

– Я не только про этот случай. Помнишь, как долго она обещала отвести нас в аквариум, но так и не отвела? Потом она обещала посмотреть со мной первый эпизод сериала «Космос», но так и не посмотрела. И еще помнишь, сколько она готовилась делать для нас костюмы на Хеллоуин?

Да, помню, было дело. Было уже тридцатое октября, а мама еще палец о палец не ударила, и только после того, как мы с Агнес начали плакать, мама сбегала на помойку, нашла там картонные коробки и прорезала в них дырки для голов, глаз, рук и ног.

– Вот вам и костюмы, – с чувством удовлетворения сказала она тогда. – Вы две посылки с Amazon.

И действительно, эти костюмы были сделаны вручную, так что в этом смысле свое обещание мама выполнила. Я начинаю сомневаться в правильности своего решения сообщить Агнес о приезде мамы. Сестра настроена скептически, и я не хочу заразиться ее скептицизмом. Я решаю немного изменить тему:

– В любом случае мне нужна твоя помощь. Нам надо изменить папу к маминому приезду.

Не отрываясь от своей работы, Агнес качает головой.

– Мне папа нравится таким, какой он есть, – отвечает она.

Теперь я понимаю, почему Мэйби, разговаривая со мной, постоянно закатывает глаза. С младшими сестрами очень сложно быть терпеливым и сохранять спокойствие.

– Я имею в виду мелочи. Как шумно он прихлебывает, когда пьет. Что он всегда хочет быть прав. Что на мозги капает.

Агнес размышляет. Ее губы слегка подергиваются, когда она дорисовывает надпись ЭТИЛОВЫЙ СПИРТ. Агнес тоже часто бывает недовольна папой, но по другим поводам.

– И он слишком много работает, – говорит она наконец. – И иногда бывает не очень внимательным.

– Ему стоило бы купить себе какую-нибудь новую одежду. И сбрить бороду.

Несколько лет назад папа отрастил бороду, которая ужасно не понравилась маме, но папа считает, что борода ему идет, и не хочет ее сбривать.

Агнес смотрит на меня, словно я сморозила полную глупость. Неужели я не помню времена Великой войны за бороду 2017 года?

– Папа точно не сбреет бороду.

– Сбреет, если ты его об этом попросишь.

– Я не хочу, чтобы он ее сбривал.

О'кей. Делаю глубо-о-о-о-о-окий вдох. Агнес не стремится к тому, чтобы сознательно меня разозлить, хотя, если честно, она могла бы быть и посговорчивей.

– Ты разве не хочешь, чтобы мама к нам приехала?

– Хочу, – спокойно отвечает сестра.

– Ну так ты поможешь мне изменить папу?

Агнес снова замолкает. Она рисует новую этикетку, которая пока состоит из трех букв: ОСТ. Я подозреваю, что она хочет написать ОСТРЫЕ ПРЕДМЕТЫ.

– Ладно, помогу, – соглашается она наконец. – Но не с бородой, если только это не совершенно необходимо.

Отлично! Я рада. Если меня поддерживает Агнес, супермозг нашей семьи, то мое предприятие будет успешным. Я знаю, что смогу убедить Мэйби к нам присоединиться. Мы с Агнес будем работать над папой, а Мэйби должна обработать маму, чтобы та дала папе шанс исправиться. Вместе мы будем непобедимой командой.

– Договорились, – говорю я.

Я встаю и иду к лестнице, ведущей из подвала наверх. Я чувствую себя немного странно, когда произношу фразу, которую обычно слышу от других людей:

– Я твоя должница.

8. Среда, утро

В ближайшие две недели Софи Нельсон нужно вернуть восемьсот пятьдесят долларов в кассу ученического совета, иначе никаких весенних танцев не будет. Следовательно, Софи Нельсон нужно найти восемьсот пятьдесят долларов. Когда она в понедельник во время обеда говорила мне все это, я решила, что это плохая шутка. После того как я поняла, что она говорит совершенно серьезно, мне стало уже совсем не до смеха.

Видимо, Софи заметила, что меня очень удивила ее просьба, потому что тут же состроила выражение лица, означавшее: «Прости, не злись, я такая милая». Я не понимаю, на что она рассчитывала, когда обращалась ко мне с этой просьбой. Что я спасу ее милое лицо? Одно дело вернуть шарф Лиз Котлински, другое – почти тысячу долларов, которых у Софи явно нет. Это крупная сумма, не говоря уже о том, что деньгами я не занимаюсь и ничего в них не понимаю.

Софи сильно не повезло. Я быстро узнала, что у нее нет никаких сбережений и нет людей, у которых она могла бы занять эту сумму. Но чем больше Софи краснела, умоляла меня ей помочь и говорила, что ей надо спасти «подругу», тем больше я думала над ее просьбой. Хм. Может, действительно попытаться ей помочь? И если я ей помогу, сделаю одолжение «ее подруге», то Софи станет моей подругой на всю жизнь. «Такое, – шептала мне в ухо Софи, – только ты в состоянии сделать».

Мне очень хочется понравиться Софи, к тому же у нее большие неприятности. Я не могу позволить, чтобы ее подругу-невидимку поймали на краже денег. Если это произойдет, последствия будут самыми неприятными. И поэтому я ответила ей: «Я попробую». Как мне хотелось бы, чтобы я тогда просто сказала: «Нет».

Сегодня утром, как мы с ней и договаривались, Софи ждет меня на ступеньках у выхода из спортзала. У нее танцевальная репетиция, на которую она ходит несколько раз в неделю. И вид у нее соответствующий: блестящее трико, волосы завязаны в хвостик, губки уточкой. При виде меня она издает визг, хлопает в ладоши и целует воздух около моей щеки. Мы садимся на ступеньки и сразу переходим к делу.

– Значит, ты со всем разобралась? – спрашивает она меня.

Я удивлена. Неужели Софи предполагает, что я все за нее сделаю, да к тому же так быстро? Такое ощущение, будто она ждет, что я выну из кармана и передам ей восемьсот пятьдесят долларов, после чего она снова поцелует воздух около моей щеки, скажет, что она моя должница, и унесет свою блестящую задницу в спортзал к своим подругам. Типа я решила все ее проблемы.

Я молчу. Софи понимает, что все идет не по этому плану, хмурится и с грустью в голосе спрашивает:

– Так что мы будем делать?

Что «мы» будем делать? Что она имеет в виду под словом «мы»? Я этих денег не брала. Я не просила, чтобы меня втягивали в эту ситуацию. Это задание мне вообще не по плечу: я передаю анонимные шоколадные конфеты и советую ребятам, что делать, если они потеряли капу для исправления прикуса. Я не оказываю помощь людям, которые украли большую сумму денег. Мне бы очень хотелось, чтобы люди поняли: лучшее решение любой проблемы – это вообще не создавать проблему.

Тем не менее я придумала неплохой план и поэтому говорю, что ей нужно сделать:

– Ты должна сообщить ученическому совету, что взяла эти деньги.

Софи просто в ужасе. Я вижу, что она уже готова возразить мне, сказать, что а) это именно то, чего она всеми силами стремится избежать, и б) она не брала деньги. Деньги взяла ее подруга.

Я не даю ей этого сказать. Я предлагаю ей стратегию под названием «Опередить всех». Никто пока не знает, что в конверте, лежащем в закрытом ящике в штаб-квартире ученического совета, отсутствует наличка, которая на прошлой неделе была заработана на продажах выпечки (после чего все в школе впали в углеводную кому). Вскоре отсутствие денег обнаружат. Когда это произойдет, начнут подозревать всех, у кого есть ключ от этого ящика. Поэтому она должна выиграть время, чтобы найти деньги.

– Ты скажешь им следующее: вчера после школы ты зашла в комнату совета, когда в ней никого не было. И обратила внимание, что ящичек, в котором лежит конверт, открыт. Ты пересчитала деньги, и недостачи не было. Ты ужасно обрадовалась тому, что деньги никто не взял. Но тебя волновало то, что ящичек оказался открытым, и ты решила переложить деньги в безопасное место. Ты положила конверт в рюкзак и, когда твоя мама забрала тебя после школы, попросила завезти тебя в банк. Деньги лежат в банке, и ты можешь получить их через две недели. Поняла?

Софи молча кивает.

– Шаг первый: выиграть время. Потом ты можешь переходить к шагу номер два: найти деньги.

Такое ощущение, что Софи потеряла дар речи.

– Ты… что… – бормочет она.

Она мотает головой, словно пытается проснуться.

– Ого!

Мне сложно сказать, в каком смысле прозвучало это «ого!» – в плохом или в хорошем. Потом она берет мою ладонь и сжимает ее в своей так сильно, словно собирается попросить меня выйти за нее замуж. После этого она широко улыбается своими накрашенными блеском губами:

– Ты. Настоящий. Гений. – Она все еще под впечатлением от плана, которым я с ней поделилась, и сжимает мою руку так, словно хочет ее сломать. Потом она добавляет: – Это… просто идеальная история.

Я краснею от гордости. Ради этого я и занимаюсь фиксерством – мне нравится чувствовать, что люди мне благодарны, нравится слышать комплименты и радоваться хорошо выполненной работе. Я уже мысленно вижу, как сижу рядом с Софи во время самоподготовки или как меня выбирают в ее команду на физре. Мне надо срочно купить новую одежду.

– Ну, я не гений…

Софи наконец выпускает мою ладонь и мотает головой, словно не веря тому, что услышала. Глаза у нее размером с тарелки.

– Нет, именно так все и говорят. Все говорят о том, что Рада может выручить в любой ситуации, и они правы! Ты изумительная врунья. Ты просто Эйнштейн лжецов.

А вот это уже неприятно.

Я понимаю, что Софи хочет сделать мне комплимент, но меня коробят слова «врунья» и «лжецы». Я никому не вру. Я рассказываю истории. И эти истории вполне могут быть правдивыми. Я вот, например, не знаю, чем Софи занималась вчера после школы, – может, она зашла в комнату ученического совета, увидела открытый ящичек и отвезла деньги в банк. Если это не так, я не пойду к членам ученического совета и не буду рассказывать им эту историю. Это просто история, которую я выдумала. Она станет враньем только тогда, когда ее расскажет сама Софи.

Я не врунья. Я помощница.

– То, что я делаю, к вранью и лжи не имеет никакого отношения, – поправляю ее я. – Отмазки, объяснения, алиби, но никакого вранья.

– Понятно, – говорит Софи. – Как скажешь. Я могла бы типа прям сейчас тебя поцеловать. Мне не терпится узнать, какой будет вторая часть.

К счастью, про поцелуй она сказала для красного словца, и я этому рада. Я хотела бы поцеловаться в первый раз без чувства омерзения.

– Вторую часть ты узнаешь, – отвечаю я ей, – когда выполнишь первую.

(Ну и когда я сама пойму, что там во второй части.)

Софи вскакивает на ноги и хлопает в ладоши. Такое ощущение, что передо мной целая танцевальная команда.

– О'кей, мне пора возвращаться. Ты просто супер, Рада. Спасибо!

Вот и все. Она исчезает за дверью. Слышно, как она смеется, присоединяясь к своим подругам. На том месте, где она сидела две секунды назад, сверкает маленькая блестка.

Я супер. Я гений. Так говорят все. Я лучше всех. При этом я так же, как всегда, совершенно одна.