Текст книги "Прекрасная защитница"

Грант молча подошел к камину и зажег свечи. Потом бросил в очаг несколько поленьев и развел огонь, чтобы в комнате стало теплее. И светлее, что куда хуже.

– Вы действительно испуганы, я слышу это по вашему голосу, но боитесь вы не меня, – спокойно произнес он. Грант старался получше разжечь огонь и не поворачивался к ней лицом.

Эмили задохнулась. Неужели он действительно понял, как все обстоит на самом деле? Ощутил, что она все еще в ужасе от случившегося в игорном доме? И почему это так? Ведь она действительно его не боится. Когда она оставалась наедине с Грантом, все тревоги утихали, несмотря на то, что он был гораздо сильнее нее.

Да, конечно, ее многому научили, но она понимала, что в маленькой комнате за запертой дверью она не сумеет справиться с Грантом, если он решит воспользоваться своим физическим превосходством.

И все же никакого волнения она не испытывала, глядя на него. Хотя обычно, попав в ловушку, Эмили чувствовала, как в ней пробуждаются все глубоко запрятанные страхи, с Грантом этого не происходило.

– Вы… понятия не имею, что вам нужно, – прошипела она, стараясь сохранить вульгарную манеру речи. – Ясное дело, я вас боюсь.

Он отвел глаза от огня и посмотрел на нее, недоверчиво выгнув бровь.

– Если бы вы меня боялись, я уверен, что вы бы уже напали на меня. Когда мы сидели в карете, я видел под вашим платьем очертания ножа, который вы прикрепили к ноге. Если вы так испугались, почему же не вытащили его?

Эмили широко раскрыла глаза, а рука ее невольно легла на бедро, чтобы прикрыть нож. Неужели он заметил ее оружие? Господи, ведь в карете было совершенно темно! Единственный раз там стало немного светлее, когда он разжег сигару. Нужно быть очень наблюдательным, чтобы заметить очертания лезвия при мгновенной вспышке.

– Вам здорово повезло, что я его не вытащила, – удалось ей ответить. – А если вы не отдадите мне ключ и не уйдете, я вытащу нож сию же минуту.

Грант медленно выпрямился. В комнате стало светлее, и Эмили заметила в его глазах насмешливый вызов. Заметила перед тем, как отвернуться, чтобы он не узнал ее. Проклятие! Как могла эта ситуация выйти из-под ее контроля?

– Валяйте, – с вызовом бросил он, вытянув руку. – Смелее. Нападайте.

Она попятилась. Конечно, она вовсе не собиралась нападать на него. Она охраняла Гранта, хотя в данный момент мысль о том, чтобы отправить его ко всем чертям, казалась не такой уж плохой. Но он загнал ее в угол, и придется сделать что-то, чтобы отвлечь его от внимательного рассматривания, потребовать ключ и убежать.

– Пожалуйста, уходите, – попросила она, обходя его и намереваясь задуть зажженные им свечи.

Грант схватил ее за плечи и повернул к себе:

– Почему вы боитесь света?

Эмили покачала головой. Выбора у нее не было. Оставалось только одно.

Она обхватила Гранта за шею и, притянув к себе, поцеловала.

Грант рванулся, почувствовав неожиданное прикосновение губ этой таинственной женщины.

Но еще неожиданнее была реакция его тела на этот поцелуй. По всему телу прокатилась волна сильнейшего желания, разбередив его нервы так, как давно уже не бывало. Ее поцелуй был живителен и казался… как-то знакомым. Так же, как знакомой казалась она сама.

Он попятился, чтобы еще раз взглянуть на нее, но она крепко прижалась к его шее и, раскрыв губы, провела языком по очертаниям его рта. Грант тоже раскрыл губы, и поцелуй стал глубже.

У нее был вкус… клубники. Это совсем не подходило женщине, которая зарабатывает свой хлеб на улице и проводит время в самых низкопробных игорных заведениях. Нет, он ни минуты не верил, что имеет дело с женщиной легкого поведения, ее язык сплетался с его языком; то был танец, полный соблазна и обещания.

Хотя она и терлась о него всем телом, как это делала бы женщина легкого поведения, было в этом что-то искреннее. Она не просто задрала юбки, предлагая быстрое соитие, чтобы поскорее избавиться от его присутствия. Ее поцелуи говорили о настоящей страсти, о предвкушаемой ночи наслаждений, которые нельзя купить за деньги.

Сколько времени прошло с тех пор, как прикосновение женщины могло заставить его забыть обо всем том, что неотвязно крутилось в голове? А вот ее прикосновения это сделали. Отогнали прочь боль, воспоминания и оставили одно желание.

Несмотря на мучительную потребность узнать, какими мотивами она руководствуется, ему были приятны это влечение к ней, это наслаждение, эта страсть.

Она еще крепче прижалась к нему, и все мысли и вопросы окончательно вылетели из головы. Ее пышные груди расплющились о его грудь, он обнял ее. Он долго постился. Слишком долго. А соблазн, исходивший от этой безымянной женщины, чье лицо он так и не рассмотрел как следует, был слишком велик.

И Грант сдался. Его руки скользнули по ее спине. Она тихонько вздохнула, и вздох этот растаял в стоне, а он, не прерывая поцелуй, подтолкнул ее к кровати, стоявшей у стены напротив камина. Когда ее бедра коснулись края кровати, она отпрянула.

Грант с трудом различал ее лицо, поскольку в комнате было почти темно. Были видны только очертания и тени, когда вспыхивал огонь. Но он почувствовал, что губы ее крепко сжались, словно теперь она раздумывала, что делать. Кажется, она собирается бежать? Но почему? Она же этого хотела? Почему же теперь колеблется?

При мысли о том, что она может отказать, Гранта охватило сильнейшее отчаяние. Ему нужна была эта ночь.

Чтобы все забыть. Он крепче сжал ее талию и резко привлек к себе. Прижался губами, положил на кровать. Эмили выгнулась, когда Грант всей своей тяжестью опустился на нее. Не нужно бы этого делать… Но как это хорошо! Этот поцелуй… она поцеловала его только для того, чтобы прекратить расспросы. Но потом поцелуй превратился в нечто большее. Во что-то мощное и властное.

И она хочет этого.

Никогда еще она не испытывала такого желания. Отношения с покойным мужем чаще вызывали у нее стыд и возмущение, чем наслаждение. Она стала скорее бояться этого человека, чем желать его. Так что теперь все происходило словно впервые.

В голове все у нее помутилось, как от опиума, который Эмили давали во время болезни и который она старалась не принимать. Но сейчас она не могла отказаться от тех чувств, которые вызывали в ней прикосновения Гранта. Она не могла сжать зубы и запретить себе влечение. Тело ее отзывалось на поцелуи самостоятельно, не обращая внимания на слабеющие возражения разума.

Язык Гранта ворвался в ее рот. Нужно было отвернуться, но она не отвернулась. Она чувствовала, как тело наливается тяжестью от вожделения.

Теперь, когда они лежали на кровати, Грант уже не ограничивался поцелуями. Он положил руку ей на живот, и Эмили вспыхнула от этого интимного прикосновения. Она выгнулась, чтобы снять с себя платье. Обнажить себя перед ним, призвать его не останавливаться. Ей хотелось забыть о своем долге. Забыть, что она в чужом обличье.

Забыть, что он принимает ее за незнакомку.

Эта мысль мгновенно пронзила ее затуманенный мозг, и Эмили похолодела от сознания этой мучительной реальности. Но тут рука Гранта скользнула вверх, он обхватил ладонью ее грудь, и все возражения исчезли без следа. Внезапно он просунул руку за скандально низкий вырез ее платья и высвободил одну грудь.

Холодный воздух комнаты, коснувшийся ее кожи, показался Эмили восхитительным. Но она насторожилась – ведь теперь он увидит, к каким уловкам она прибегла, чтобы сделать свою грудь пышнее. Не заставит ли это Гранта задуматься над тем, что еще фальшивого есть в ее внешности?

Но если он и подумал об этом, то ничего не сказал. Его губы обхватили ее сосок, и Эмили тихонько застонала. Жар, охвативший грудь, пробежал по всему телу. То было давно забытое и вместе с тем – новое ощущение. Ноги у нее дрожали, Эмили сжимала бедра, чтобы облегчить все усиливающуюся боль в сердцевине.

Вдруг она поняла, что руки ее двигаются. Они нащупали пальто Гранта, стянули его с плеч и принялись за надетую под ним куртку. Грант помог ей, расстегнул на себе рубашку и стянул ее через голову.

Его тело, которое производило сильное впечатление, когда он был одет, обнаженным выглядело еще великолепней. Оно, казалось, состояло из одних мускулов. Такие мускулы можно заработать только постоянной упорной тренировкой. Словно загипнотизированная, Эмили положила одну руку ему на грудь, другую – на живот.

– Господи, – простонал он, когда она провела пальцами по его плоти. Плоть была твердой и горячей. Ей хотелось все новых ласк. Ей хотелось всего. И это было нехорошо, очень нехорошо.

А может, не все так плохо?

Грант не знает, кто она. Если быть осторожной, он никогда этого и не узнает. Она проведет эту порочную, греховную ночь, и это никак не повредит делу. Вероятно, даже поможет. Все то напряжение, весь тот жар, который вспыхивал между ними на балах и в светских гостиных, остынут, если Эмили даст своему телу то, чего оно так необъяснимо жаждет. Желания, которые мешают ее работе, будут удовлетворены.

Тоненький голос где-то на задворках сознания шепнул, что все эти рассуждения просто глупы, но Эмили не стала его слушать. Эта ночь будет принадлежать ей. И она никогда об этом не пожалеет.

Отбросив колебания, она снова обняла Гранта, притянула его и позволила себе отдаться наслаждению, а не бороться с ним.

И Грант, словно почувствовав, что она отдается ему, впился губами, вкушая поцелуй, как голодающий. Он приподнял Эмили, стянул с нее платье, и оно упало на пол рядом с кроватью.

Как и у большинства женщин ее профессии, под платьем у нее ничего больше не было. Она была податливая и жаркая. Она обвила ногой его ногу, и он нашарил последнее, что она еще не сняла с себя, – ножны с ножом, которые он заметил еще в карете. Быстрое движение рукой – и оружие с лязгом упало на пол. Грант принялся гладить ее бедро на том месте, где висли ножны, она своими стонами побуждала его продолжать; ее ногти впились ему в спину.

Поцелуй его стал еще более пылким. Никогда еще поцелуи не производили такого впечатления на Гранта. Они были безумны, они опьяняли. Он прижал ее к себе, и тут в голове у него мелькнуло – Эмили Редгрейв!

Грант отпрянул, оторвался от нее. Почему он именно сейчас подумал об Эмили? Нет. Он не станет воображать себе ее, лаская эту женщину. Он провел губами по ее шее, потом ниже; пальцы его гладили грудь, живот. Добравшись до бока, замерли.

Она открыла глаза. Шрам!

В тусклом свете, отбрасываемом камином, она увидела, что Грант смотрит на нее, пытаясь поймать ответный взгляд. Но конечно, он ничего не заметил в ее глазах. Она затаила дыхание. Что он подумал, увидев ребристый шрам, который проходит почти через весь ее правый бок – доказательство ранения, полученного шесть месяцев тому назад?

– Вы пережили много страданий, – тихо сказал он, опустил голову и легко провел по шраму губами.

На глаза Эмили навернулись слезы. Эти слова растрогали ее. Грант понятия не имеет, кто она такая, и уж тем более не имеет понятия о страданиях, пережитых ею. О страданиях физических, вызванных раной, и о страданиях иного рода, не оставляющих шрамов на теле. И никогда он о них не узнает.

– Пусть эта ночь будет состоять только из наслаждений, – пробормотал он, и отведя руку от шрама, просунул ее между ног. Эмили задохнулась, но наслаждение было так велико, что она не могла пошевелиться. И конечно, не могла ни о чем думать.

Он теребил большим пальцем узелок, скрытый в складках ее сокровенного места, а пальцы его скользнули внутрь ее жарких недр. Господи, как хорошо! И Эмили испустила сдавленный вопль. Как хорошо! Но ей хотелось еще большего. Она готова была умолять его, но не стала. Она только приподняла бедра, изгибаясь в такт с движениями его пальцев, пока не достигла высшей точки наслаждения.

Когда он отодвинулся, все в, ней ныло и дрожало, и Эмили недовольно вздохнула. В ответ она услышала, как он усмехнулся. Открыв глаза, Эмили увидела, что он снял с себя панталоны; она напрягала зрение, чтобы рассмотреть его, но мешал тусклый свет. Эмили видела только тени и намеки на движение.

Но вот он подошел к ней во второй раз, и теперь их уже ничто не разделяло. И ничто не могло прийти на помощь здравому смыслу.

Но Эмили уже было все равно. Ей хотелось, чтобы Грант вошел в нее; она не помнила, чтобы когда-то ей хотелось этого с такой силой. Ей хотелось принадлежать ему, хотя бы на одну эту греховную ночь, пусть даже он никогда не узнает, кто она такая.

Она призывала его с уверенностью, от которой его и без того возбужденная плоть воспламенилась еще больше. Он нанес ей первый удар и удивился – ножны у нее были узкими, словно она давно уже была одна, а для женщины ее профессии это казалось странным. Эмили напряглась, лежа, под ним, и, зашипев, впилась ногтями ему в спину.

– Я делаю вам больно? – спросил он, сбитый с толку сопротивлением ее тела. Но она отрицательно покачала головой.

Ему показалось, что он попал в рай. Он мог бы кончить очень быстро, но ему хотелось, чтобы незнакомка тоже испытала наслаждение, кто бы она ни была. Пусть она извивается. Пусть кричит от страсти. Нащупав ее шрам, он понял, что она испытала много страданий, и теперь ему хотелось, чтобы она перенесла наслаждение.

– Я хочу видеть вас, – простонал он, нанося, к их обоюдному удовольствию, все новые и новые удары.

Мерцающий свет, падающий от камина, позволял ему видеть только время от времени ее полные губы и черты лица.

Она напряглась, а потом начала двигаться так, что оказалась сидящей на нем верхом. Теперь камин был у нее за спиной, и Грант вообще не мог разглядеть ее лица. Он видел только очертания буйных волос, рассыпавшихся, по плечам. Только абрис ее стройного тела.

Наконец ее охватила дрожь. Она содрогнулась, задыхаясь. Приближалось освобождение. И она вскрикнула:

– Грант!

Когда Грант услышал свое имя, сорвавшееся с ее уст, он утратил остатки самообладания. Но все же ему удалось выйти из нее вовремя.

Задыхаясь, она рухнула ему на грудь, покрывая его плечи жаркими поцелуями. А его охватило тяжелое ощущение покоя, которого он не знал уже много месяцев; наряду с ним возникла усталость, чувствовать которую Грант не позволял себе так долго, что уже и не помнил, когда в последний раз крепко спал ночью. И когда пелена сна окутала его, он снова вспомнил, что эта таинственная незнакомка назвала его по имени.

И при этом в ее произношении не было ничего вульгарного.

Глава 7

Эмили убедилась, что Грант крепко спит, и долго лежала у него на груди. Было очень приятно ощущать под собой его потное обнаженное тело. Слышать его медленное, ровное дыхание и успокаиваться.

Конечно, это распущенность, но ей не хотелось двигаться. Она никак не могла от него оторваться. Не хотелось расстаться с ним, а потом делать вид, что этой неожиданной безумной ночи вообще не было. Завтра, послезавтра или послепослезавтра она встретится с ним в бальном зале или в гостиной и будет притворяться, что они никогда не целовались. Что он не желал ее в самом примитивном смысле этого слова. Что он не подарил ей сильнейшего освобождения.

Придется скрывать, что ей хочется повторить эту ночь, но уже не играя никакой чужой роли. Чтобы горели свечи, чтобы она видела не только смутные очертания его тела. Она хотела видеть его лицо, когда будет дарить ему наслаждение.

Но этому желанию не суждено исполниться. Это невозможно.

Вздохнув, Эмили осторожно выскользнула из его объятий. Грант что-то пробормотал, протянул руку, чтобы удержать ее. Эмили сунула ему в руки подушку, чтобы он не проснулся. Это, кажется, успокоило его, он перевернулся набок, прижимая подушку к груди.

Ах, как ей хотелось остаться в этой постели!

С трудом удерживаясь от ругательств, она подошла к камину, на котором стояли свечи, которые она задула. Прежде чем зажечь одну из них, она бросила взгляд на Гранта. Ей нужен был свет, чтобы одеться и найти ключ, спрятанный в его одежде… а может, и что-то еще, что помогло бы ей понять, кто может покушаться на его жизнь. Эмили довольно долго пренебрегала своими обязанностями. Теперь нужно сосредоточиться.

Она надела платье и туфельки, потом присела на корточки. Поставив свечу ближе к одежде Гранта, лежавшей кучей на полу, Эмили принялась осматривать его вещи. В карманах она нашла немного блестящих монет, смятый листок бумаги с напоминанием о встрече с братом, но ничего интересного там не оказалось.

Эмили сунула руку во внутренний карман его куртки и нашарила там ключ, но в то же мгновение пальцы ее коснулись чего-то гладкого, круглого, металлического. Она вытащила из кармана и ключ, и этот предмет. Сунув ключ в кармашек своего платья, Эмили поднесла металлический диск к свечке. Это были карманные часы. Она перевернула их, чтобы прочесть, что там выгравировано.

Потом щелкнула замочком и открыла крышку. Внутри вилась надпись: «Гранду Уэстфилду за достойную службу».

Эмили прищурилась. Почему ей кажется такой знакомой эта надпись? Почему сами часы кажутся знакомыми? Она где-то видела точно такие?

Эмили приблизилась к огню и провела пальцами по гравировке. Стоп, что это такое? На металлической поверхности была маленькая защелка. Эмили нажала не нее пальцем, и крышка отъехала в сторону, открыв потайное отделение.

Эмили чуть не уронила часы, так сильно забилось у нее сердце. Она поняла, где видела такие. Как-то пару лет назад Анастасии поручили спроектировать дюжину таких часов для лучших служащих Военного министерства. Такие часы получили только те агенты, которые удостоились высокой награды за свою службу. Часы были изготовлены так, что служили и наградой, и устройством, помогающим в работе. В потайном отделении было место для маленького ключика, для секретного сообщения, для всего, что тайному агенту не хотелось бы обнаруживать в случае обыска.

Неужели Грант украл эти часы? Нет, эти часы, судя по надписи, подарены ему. Она посмотрела на Гранта. Он лежал, повернувшись к ней широкой голой спиной. На правом плече виднелся небольшой шрам. Роскошная мускулатура была результатом тренировок. Он двигался с кошачьей быстротой. Оказавшись перед выбором – бежать или вступить в драку, он набросился на человека, известного своей жестокостью и силой. А потом, в карете и в доме, Эмили поразили расспросы Гранта и его умение делать обобщения.

Она поднялась. Ноги подкашивались, руки дрожали. Итак, все куски сложились в одно целое. Грант Эшбери – тайный агент. Агент Военного министерства, прошедший такое же обучение, как и она сама.

Как же она не поняла этого раньше? Вот почему он ходит в «Синий пони»! Такие заведения – превосходное место для того, чтобы наткнуться на какой-либо заговор, как случилось в прошлый вечер с ней.

Вот почему, когда Каллен Лири надвигался на них, лицо Гранта приняло такое выражение, как будто он знает этого человека не только как известного боксера. Так почему же ей поручили следить за тайным агентом? За человеком, который с легкостью мог защитить себя сам, если бы ему действительно угрожали? За человеком, который знает, что, занимаясь тем, чем он занимается, он постоянно рискует быть раненым или убитым. Если бы за ним действительно следили, это не укрылось бы от него.

А это означает, что все рассказанное о нем – ложь. Неудивительно, что Ана и Мередит держат Эмили в неведении и так сдержанно делятся информацией.

Эмили стало не по себе. Она задула свечу и попятилась.

Грант заговорил с ней на приеме у Уэстфилдов. И предложил ей свою защиту. Тогда ей показалось, что это ирония, но теперь его слова казались почти зловещими. Если Эмили поручили охранять его… возможно ли, что Гранту поручили охранять ее? Знал ли Грант, что она – тайный агент, которому больше никто не доверяет?

Неужели он все это время потешался над ней?

Господи… очень может быть, что он с самого начала знал, кто она такая. Она думала, что ее скрывает костюм, а он, наверное, знал, что ласкает именно ее, Эмили Редгрейв.

Эмили решительно покачала головой. Она должна узнать правду. А узнать ее наверняка можно только в одном месте.

Дрожащей рукой Эмили отперла дверь и выскользнула в коридор. Запирая ее за собой, Эмили посмотрела на эту преграду, разделившую ее и Гранта. Потрясение проходило, сменившись чувством унижения и возмущения. Возмущением в адрес подруг, обманувших ее. Возмущением в адрес Гранта, который, вероятно, знал правду.

Возмущением в свой адрес из-за того, что она оказалась такой слепой.

Эмили повернула ключ. Пусть он проснется и увидит, что ее нет, а дверь заперта. Пусть хорошенько подумает, как выбраться из комнаты. Поделом ему, если он знал правду о ней с самого начала.

Тихонько бранясь, Эмили сунула в карман ключ и часы Гранта и побежала по коридору.

Сегодня же ночью это все разрешится.

– Я сказала, что хочу видеть миссис Тайлер. И немедленно!

Эмили оттолкнула дворецкого и протиснулась в дверь. Тот поправил сбитый набок парик, наспех надетую ливрею и сердито посмотрел на нее. И нельзя было упрекать его за раздражение. Мало того, что Эмили разбудила его среди ночи, она все еще была одета в свой костюм. Поношенное платье измялось. Эмили одевалась в полумраке, без помощи зеркала, и пуговицы были застегнуты кое-как. Прежде чем нанять извозчика, Эмили, выйдя из дома, сняла парик, но волосы были спутаны, и причесала она их при помощи пальцев. Ей даже не хотелось думать, как выглядит ее, покрытое густым гримом, лицо после всего того, что произошло с ней этой ночью.

Ясное дело, вид у нее ужасный. И к тому же расхристанный.

– Леди Эллингтон, сейчас полночь. Мистер и миссис Тайлер давно легли, и вряд ли я могу…

– Что здесь происходит, Майлз?

Эмили обернулась, услышав мужской голос, прервавший их разговор. По лестнице спускался Лукас Тайлер, завязывая пояс на халате. Было видно голую грудь и подозрительно красные губы.

– Леди Эллингтон желает видеть миссис Тайлер, сэр. – И дворецкий издал страдальческий вздох.

– Можете ложиться, Майлз, – сказал Лукас, спустившись в холл и встретившись с сердитым взглядом Эмили. Он окинул ее взглядом с ног до головы, а потом выгнул брови в молчаливом вопросе. – Я сам во всем разберусь.

– Я хочу видеть Ану. – Эмили захлопнула за собой входную дверь и сложила руки на груди. – Сию же минуту.

Лукас склонил голову набок, и его красивое лицо выразило искреннюю озабоченность.

– Что случилось, Эмили? Это…

Не успел он договорить, как сверху послышался голос Аны:

– Что такое, Лукас?

Горячая кровь бросилась Эмили в лицо, когда она услышала страстные нотки в голосе подруги. Никогда еще не слышала она такого голоса у сдержанной Аны. Взглянув еще раз на растрепанного Лукаса, Эмили окончательно поняла, чему она помешала.

Предательское воображение тут же нарисовало горячие руки Гранта, гладящие тело. Его губы, скользящие по грудям. Как он заполнил пустоту в ее теле и причинил такую сладкую боль, о какой она давно уже забыла.

Но Эмили тут же вспомнила о карманных часах, лежавших у нее в кармане, и отогнала воспоминания.

– Я знаю правду, Ана! – крикнула она подруге, стоявшей на верхней площадке лестницы. – Я знаю, что вы все лгали мне.

Ана мгновение колебалась, потом бросилась вниз. На ней была смятая ночная сорочка, волосы спутались совсем как у Лукаса, шея горела, губы распухли… широко раскрытые глаза были полны мучительного выражения.

Эмили улыбнулась, хотя на душе было горько, и ей совсем не хотелось видеть юмористическую сторону этой ситуации. После замужества Ана постепенно превращалась в превосходного агента, но все же кое-что ей не давалось. Она не умела прятать свои чувства, когда дело касалось друзей. Именно поэтому Эмили и пришла к ней, а не к Мередит и Тристану. Мерри умеет сохранять каменное выражение на лице, умеет правдоподобно отрицать очевидное, и расшифровать все это очень трудно.

– Эмили, – начала Ана, бросив взгляд на мужа. Тот сложил руки на груди, и внезапно вся тревога и приветливость, которые он неизменно высказывал Эмили, исчезли. Дружеский тон, которым он разговаривал с ней последние полгода, сменился покровительственным.

– Это вполне может подождать до утра, Эмили, – сказал он голосом, не терпящим возражения. – И мне бы не хотелось, чтобы вы разговаривали с моей женой и таком тоне.

Ана подбежала к мужу и положила руку ему на плечо. Глаза их встретились. Одним этим взглядом они ответили на все вопросы. В этом доме дарили любовь и любовью одаривали.

У Эмили все внутри сжалось. Она никогда не испытывала такого и, судя по всему, никогда не испытает, потому что мучительное прошлое следует за ней по пятам, куда бы она ни пошла. Она никогда не узнает такого понимания и заботы, тепла любви и полного доверия, которые связывают ее самых близких подруг и их молодых мужей. До недавнего времени Эмили этому не завидовала. Но теперь это обожгло ее, точно удар хлыста.

– Милый, все в порядке. – И Ана запечатлела быстрый, но чувственный поцелуй на поросшей щетиной щеке мужа. – Эмили очень расстроена, и я с удовольствием поговорю с ней о том, что я, по ее мнению, натворила.

Лукас качнул головой:

– Ана…

Она пожала плечами:

– Я понимаю. Иди спать. Я вернусь, как только мы поговорим здесь.

Он бросил на Эмили еще один мрачный взгляд, и спина у нее оцепенела. Отчасти ее разозлил недовольный взгляд, который бросил на нее Лукас. Ведь это ее предали и обманули. Отчасти она позавидовала Ане. У ее подруги теперь есть человек, который будет бороться до последнего, чтобы оградить ее от любых неприятностей, даже от самых маленьких.

У Эмили такого защитника нет.

Хотя она не могла не вспомнить, как в этот вечер Грант поднял над головой стул, чтобы остановить Каллена Лири, гнавшегося за ней.

– Пойдем в гостиную. В вестибюле сквозняк.

И Ана двинулась в гостиную, Эмили за ней. В гостиной Эмили подошла к окну и посмотрела на улицу, а ее подруга бросила в почти догоревший огонь полено и зажгла лампы.

– Прошу прощения за вторжение. Время действительно неподходящее, – сказала Эмили, резко поворачиваясь и замечая, что Ана отчаянно покраснела. – Но мне было трудно придерживаться приличий, узнав, что меня опутали ложью и унизили. И сделали это ты, Мередит и Чарли. Это меня злит еще больше. И от этого мне еще больнее.

Ана села и устремила на подругу спокойный взгляд. Очевидно, в последнее время она училась посылать такие взгляды.

– Я действительно не понимаю тебя, Эмили. Что мы такого сделали?

Эмили выхватила из кармана часы Гранта, прошла по комнате и бросила их на колени Аны. Карие глаза подруги сверкнули, а потом широко раскрылись при виде часов, конструкцию которых она сама спроектировала пару лет назад. Ана вздрогнула, словно часы могли обжечь ее.

Эмили прекрасно понимала, что чувствует Анастасия.

– Это часы, Эмили.

Эмили покачала головой и рассмеялась так, как леди смеяться не пристало.

– О да. Это часы. Часы, которые ты спроектировала. Часы, которыми награждают только самых достойных – тайных агентов его величества. Полагаю, что у твоего мужа тоже есть такие.

– А это часы моего мужа? – как ни в чем не бывало спросила Ана. Она уже взяла себя в руки, и теперь лицо у нее было кроткое, а голос – ласковый.

– Нет. – Эмили хотелось закричать, но ей удалось справиться с собой. Почти удалось. – Я нашла их сегодня ночью в кармане Гранта Эшбери.

Ана схватила часы и встала.

– Ты залезла в карман Гранта Эшбери?

Эмили похолодела. Она не подумала, что придется отвечать, как она нашла часы. Эмили, разумеется, не собиралась объяснять Ане, каким образом она обнаружила их в груде одежды Гранта после того, как они предавались любовным ласкам.

– Ты хочешь переменить тему разговора. Как я их нашла – не имеет значения. – Она сложила руки. – Эти часы доказывают то, что ты и без того знаешь. Грант – тайный агент.

Ана через силу сглотнула.

– Эмили…

Просительные нотки в ее голосе дали Эмили ответ, который она искала. Казалось, из-под ног уходит последняя опора. И Эмили растерялась. Она не может больше доверять даже самым близким друзьям. И все, что она знала о Гранте, тоже оказалось совсем не соответствующим действительности.

– Как вы могли это сделать? – прошептала она, с отвращением отметив, что голос ее слегка надломился. И что слезы обожгли глаза. – Как вы могли лгать мне, зная, насколько для меня важно обрести веру в себя?

Ана протянула Эмили проклятые часы. Эмили отпрянула, когда подруга попыталась прикоснуться к ней.

– Ах, Эмили. Тебе так хотелось вернуться к работе, – тихо сказала Анна. – Мы не были уверены, что ты к этому готова. Ты стала другой после того, как на тебя напали, хотя и не хотела в этом признаваться. Мы боялись, что ты со своей неземной энергией поставишь себя и опасное положение. И наделаешь ошибок в слепых попытках доказать, что снова можешь работать.

Эмили закрыла глаза. Как ни хотелось ей возразить, но друзья были не так уж далеки от истины. Сегодняшняя ночь доказала это со всей очевидностью. Панический страх, охвативший Эмили, когда Лири чуть было не поймал ее, мог стоить секрета, который она открыла, или даже жизни.

– Полагаю, что Грант тоже знает правду. И что всю эту неделю он смеялся над моей непригодностью к работе. – Прошептала Эмили.

Почему для нее так важно, что думает о ней Грант? Но важно.

– Нет! – Ана шагнула вперед, и на этот раз Эмили позволила подруге коснуться ее руки. – Клянусь, Грант ничего не знает о том, кто ты такая. Что-то… что-то случилось с ним год назад. Мы с Мерри не знаем, что именно, а Чарли не говорит. Но Грант почти в таком же положении, что и ты. Он повел себя опрометчиво. Попал в опасное положение. Его начальники решили, что если он будет какое-то время следить за тобой, то это даст ему возможность успокоиться и оправиться.

У Эмили точно гора с плеч свалилась. Значит, Грант не знает. В этом непродуманном плане он был такой же пешкой, как и она. Он не принимал участия в ее унижении.

И ласки его были непритворны.

А ведь Эмили не открыла ему, кто она такая на самом деле, даже узнав, что он – тайный агент, насмешливо упрекнул ее тоненький голосок. Но Эмили отмахнулась от этого голоска.

– Я прошу прощения, – продолжала Анастасия, сжимая плечо Эмили. – Мы сделали это не со зла, не из дурных побуждений и не ради забавы. Мы действительно хотели защитить тебя.

Эмили высвободилась.

– Не нужно мне, чтобы меня защищали! Шесть месяцев назад вы не посмели бы это сделать. Шесть месяцев назад я защищала вас от вас самих.

Ана сложила на груди руки, и возмущенная вспышка блеснула в ее обычно спокойных глазах:

– Да. Но это было шесть месяцев тому назад. Тебя еще не ранили. Я еще не начала активно работать. Я сомневалась в себе, но сейчас дело не в этом, а в том, что тебе следует в себе сомневаться, дорогая моя. Тебе следует понять свое несовершенство, иначе тебя ждут ужасные несчастья. – Голос ее смягчился, в глазах блеснули слезы. – Эмили, я не хочу, чтобы твое имя прибавилось к безымянному списку погибших агентов Военного министерства.