Текст книги "Пока я жива"

Дженни Даунхэм
Пока я жива

Jenny Downham

Before I Die

© 2007 by Jenny Downham

© Ю. Полещук, перевод на русский язык

© ООО «Издательство АСТ», 2019

* * *

Луи и Арчи с любовью

Один

Как бы я хотела, чтобы у меня был парень. Чтобы он висел в шкафу на вешалке, а я бы его доставала, когда вздумается, и он смотрел бы на меня, как парни в фильмах, – так, словно я красавица. Тяжело дыша, он без лишних слов снимал бы кожаный пиджак и расстегивал джинсы. Под ними белые трусы; парень так красив, что у меня кружится голова. Потом он бы меня раздевал. Снимая с меня одежду, он шептал бы (слово в слово): «Тесса, я тебя люблю. Я без ума от тебя. Ты такая красивая».

Я сажусь на кровати и включаю ночник. Ручка есть, но нет бумаги, и я пишу прямо на стене: «Я хочу, чтобы на меня лег парень, хочу почувствовать тяжесть его тела». Потом ложусь и смотрю в небо. Оно странного цвета – угольно-красного, словно день истекает кровью.

Пахнет сосисками. По субботам всегда сосиски. А к ним пюре и капуста с луковой подливкой. Потом папа возьмет лотерейный билет, Кэл выберет числа, они с отцом усядутся перед телевизором с подносами на коленях и поужинают. Посмотрят «Икс-фактор» и «Кто хочет стать миллионером?». Потом Кэл сходит в ванную и ляжет спать, а папа перед сном будет допоздна курить и пить пиво.

Сегодня он уже заходил ко мне. Подошел к окну и раздернул занавески. «Смотри!» – сказал он, когда в комнату хлынул свет. Был день, и было небо, и в нем плыли верхушки деревьев. Его силуэт вырисовывался на фоне окна; папа стоял подбоченившись – этакий Могучий Рейнджер.

– Чем я могу тебе помочь, если ты все время молчишь? – проговорил он, подошел и присел на край кровати. Я затаила дыхание. Если долго не дышать, в глазах начинает рябить. Папа погладил меня по голове, нежно массируя пальцами кожу.

– Дыши, Тесса, – прошептал он.

Вместо этого я схватила с тумбочки шапку и натянула на глаза. Тогда он ушел.

Сейчас он внизу, жарит сосиски. Я слышу, как шипит жир, как булькает в кастрюле подливка. Не знаю, действительно ли все это слышно сверху, но меня уже ничем не удивишь. Я слышу, как Кэл расстегивает куртку (он ходил в магазин за горчицей). Десять минут назад ему выдали фунт и велели не разговаривать с незнакомцами. Пока его не было, папа курил на заднем крыльце. Я слышала шорох листьев, падающих на траву у его ног. Наступает осень.

– Повесь куртку и сходи спроси, не нужно ли чего Тессе, – говорит папа. – У нас есть черника. Вдруг она захочет.

Кэл в кроссовках; когда он прыжками поднимается по лестнице и входит в мою комнату, в его подошвах хлюпает воздух. Я делаю вид, будто сплю, но Кэла это не смущает. Он наклоняется ко мне и шепчет:

– Даже если ты больше никогда не будешь со мной разговаривать, мне плевать.

Я открываю один глаз и вижу два его голубых глаза.

– Я так и знал, что ты притворяешься, – ухмыляется Кэл. – Папа спрашивает, не хочешь ли ты черники?

– Нет.

– Что ему сказать?

– Скажи, что я хочу слоненка.

Кэл смеется.

– Мне будет тебя не хватать, – признается он и уходит, оставив меня лежать на сквозняке с открытой дверью.

Два

Зои без стука заходит в комнату и плюхается ко мне на кровать. Она странно на меня смотрит – так, будто не ожидала здесь увидеть.

– Что поделываешь? – спрашивает она.

– А что?

– Ты больше не спускаешься вниз?

– Тебе что, звонил мой папа?

– У тебя что-то болит?

– Нет.

Смерив меня подозрительным взглядом, она встает и снимает пальто. На ней короткое красное платье в тон сумочке, которую Зои бросила на пол.

– Ты куда-то собралась? – интересуюсь я. – У тебя свидание?

Она пожимает плечами, подходит к окну и выглядывает в сад. Водит пальцем по стеклу. Потом говорит:

– Может, тебе стоит поверить в Бога.

– С чего это?

– Как и всем нам. Всему человечеству.

– Едва ли. Похоже, Бог умер.

Она оборачивается и смотрит на меня. Лицо бледное, как зима. За ее плечом, мигая, по небу летит самолет.

– Что ты там написала на стене? – интересуется она.

Не знаю, зачем я дала ей это прочесть. Наверное, мне хочется, чтобы что-то случилось. Надпись сделана черными чернилами. Под взглядом Зои слова корчатся, как пауки. Зои перечитывает их несколько раз подряд. Терпеть не могу, когда она так жалостливо на меня смотрит.

– Да уж, это явно не Диснейленд, – тихонько произносит она.

– А я разве говорила, что хочу в Диснейленд?

– Мне так казалось.

– Ты ошибалась.

– Я думаю, твой папа ждет, что ты попросишь пони, а не парня.

Как здорово слышать наш смех. Смеяться больно, но мне все равно нравится. Обожаю хохотать над чем-то с Зои, потому что знаю: мы представляем себе одни и те же дурацкие картинки. Стоит ей сказать: «Тогда уж скорее подошла бы племенная ферма», как мы обе заходимся в истерике от смеха.

– Ты плачешь? – спрашивает Зои.

Не знаю. Наверное. Я всхлипываю, как женщины в телевизоре, у которых погибла вся семья. Я подвываю, как зверь, отгрызающий себе лапу. Все наваливается как-то сразу: как будто пальцы мои – лишь кости, а кожа почти прозрачна. Я чувствую, как в левом легком размножаются клетки, наваливаются одна на другую, словно пепел, медленно заполняющий сосуд. Скоро я не смогу дышать.

– Бояться естественно, – говорит Зои.

– Нет.

– А вот и да. Что бы ты ни чувствовала – так и должно быть.

– Представь, что ты постоянно живешь в страхе.

– Запросто.

Но куда ей! Откуда ей знать, как это, если у нее впереди целая жизнь? Я снова прячусь под шапкой, всего на секунду, потому что мне будет не хватать дыхания. И болтовни. И рыб. Люблю рыб. Мне нравится, как они открывают и закрывают рот.

Туда, куда мне предстоит отправиться, ничего с собой не возьмешь.

Зои следит, как я вытираю глаза краешком одеяла.

– Помоги мне, – прошу я.

Она озадаченно глядит на меня:

– В чем?

– Они пока не готовы. Я перепишу их набело, и ты меня заставишь это сделать.

– Заставлю сделать что? То, что ты написала на стене?

– И не только, но сначала – парень. Зои, ты тысячу раз занималась сексом, а я даже ни с кем не целовалась.

Зои задумалась над моими словами. Я вижу, что они запали ей глубоко в душу.

– Не то чтобы тысячу, – наконец произносит она.

– Ну пожалуйста, Зои. Даже если я буду тебя просить, даже если я тебя чем-то обижу, ты меня заставляй. У меня целый список желаний.

Наконец она соглашается, и это выходит у нее так непринужденно, словно я попросила почаще меня навещать.

– Правда?

– Ну я же обещала, разве нет?

Интересно, понимает ли она, во что ввязалась?

Я сажусь на кровати и смотрю, как Зои роется в моем шкафу. Наверное, она что-то задумала. И это мне в ней нравится. Но лучше бы ей поторопиться, потому что я начинаю думать о всякой всячине. О морковке. О воздухе. Утках. Грушевых деревьях. Бархате и шелке. Озерах. Мне будет не хватать льда. И дивана. И гостиной. И фокусов Кэла. И всего белого – молока, снега, лебедей.

Зои выудила из шкафа платье с запа́хом, которое папа купил мне месяц назад. Я даже ценник еще не срезала.

– Я надену это платье, – сообщает Зои. – А ты мое. – Она расстегивает пуговицы.

– Мы куда-то пойдем?

– Тесс, сейчас субботний вечер. Слышала о таком?

Разумеется, слышала.

Я не вставала несколько часов. Теперь я испытываю странную легкость и пустоту. Зои в нижнем белье помогает мне надеть ее красное платье. Оно пахнет ею. Ткань мягкая и липнет к телу.

– Зачем мне надо его надевать?

– Иногда здорово почувствовать себя кем-то другим.

– Кем-то вроде тебя?

Она задумывается над моими словами.

– А что, – отвечает Зои, – пожалуй, кем-то вроде меня.

Взглянув на себя в зеркало, я замечаю, до чего переменилась: большие глаза, дерзкий вид. Я выгляжу просто потрясающе, так, будто для меня нет ничего невозможного. Даже волосы смотрятся здорово: кажется, будто они сбриты нарочно, а не просто так растут. Мы глядим на себя, стоя бок о бок, а потом Зои уводит меня от зеркала, усаживает на кровать, берет с туалетного столика косметичку и садится рядом со мной. Она выдавливает на палец тональный крем и мажет мне на щеки, а я разглядываю ее. Зои очень светлая блондинка с белой кожей; из-за угрей она выглядит немного диковато. А у меня никогда даже прыщика не было. Тут уж кому как повезет.

Она обводит мне губы контуром и закрашивает помадой. Потом достает тушь и велит смотреть прямо на нее. Я пытаюсь представить, каково это – быть Зои. Я часто так делаю, но до конца вжиться в образ никак не получается. Тут Зои снова тащит меня к зеркалу. Я выгляжу великолепно. Почти как она.

– Куда ты хочешь сходить? – спрашивает Зои.

Есть куча мест. Паб. Какой-нибудь клуб или вечеринка. Мне хочется в большую темную комнату, в которой много народу и все танцуют, то и дело задевая друг друга. Я хочу услышать тысячу оглушительно громких песен. Я хочу танцевать так быстро, чтобы мои волосы отросли до пят. Я хочу громко кричать, перекрывая уханье басов. Я хочу, чтобы меня бросило в жар и я грызла бы лед.

– Пойдем куда-нибудь потанцуем, – предлагаю я. – Найдем каких-нибудь парней и займемся с ними сексом.

Из гостиной выходит папа и поднимается по ступенькам. Он делает вид, будто шел в туалет, и притворяется, что не ожидал нас увидеть.

– Ты встала! – восклицает он. – Чудо! – Папа сдержанно, явно завидуя, кивает Зои в знак благодарности. – Как тебе это удалось?

Потупившись, Зои улыбается:

– Просто ее надо было немножко растормошить.

– И чем же ты ее расшевелила?

Выпятив бедро, я поясняю, глядя отцу прямо в глаза:

– Мы с Зои идем танцевать стриптиз.

– Смешно, – отвечает он.

– Нет, правда.

Он качает головой, поглаживает живот. Мне его жалко, потому что он не знает, что делать.

– Ладно, – говорю я. – Мы идем в клуб.

Папа смотрит на часы, как будто это ему что-то даст.

– Я за ней присмотрю, – обещает Зои так мило и невинно, что я почти ей верю.

– Нет, – возражает отец. – Ей нужен отдых. В клубе накурено и шумно.

– Если ей нужен отдых, зачем вы мне тогда звонили?

– Я хотел, чтобы ты с ней поговорила, а не уводила с собой!

– Не беспокойтесь, – смеется Зои, – я ее верну.

Я чувствую, как все мое оживление куда-то испаряется, потому что знаю: папа прав. Сходив в клуб, я буду неделю спать. Если переутомлюсь, потом непременно буду за это расплачиваться.

– Ладно, – говорю я. – Какая разница.

Зои хватает меня за руку и тащит за собой по лестнице.

– Мама дала мне машину, – сообщает она, – к трем часам я привезу Тессу домой.

Папа не соглашается: три часа – это поздно; он просит Зои привезти меня домой к полуночи. Он повторяет это несколько раз, пока Зои достает из шкафа в прихожей мое пальто. Мы выходим из дома; я кричу «Пока!», но папа не отвечает. Зои закрывает за нами дверь.

– Может, и правда к полуночи? – спрашиваю я у Зои.

Она поворачивается ко мне:

– Послушай, подруга, если уж ты собралась как следует оттянуться, учись нарушать правила.

– Почему бы нам не вернуться к полуночи? Папа будет волноваться.

– Ну и пусть, какая нам разница? Уж кому-кому, а тебе точно не придется отвечать.

Никогда об этом не задумывалась.

Три

В клуб мы проходим легко. В субботу вечером девушек на тусовках маловато, а у Зои шикарная фигура. При виде нее вышибалы пускают слюни и машут нам, чтобы мы шли в начало очереди. Покачивая бедрами, Зои заходит в клуб; вышибалы провожают нас взглядом, пока мы идем через холл к гардеробу.

– Приятного вечера, девушки! – кричат они. Денег с нас не берут. Нам все бесплатно.

Сдав пальто в гардероб, мы идем в бар и заказываем две колы. Зои добавляет в бокал ром из принесенной с собой фляжки. Она поясняет, что так делают все студенты их колледжа, потому что это дешевле, чем покупать выпивку в клубе. Мне пить нельзя, и это правило я нарушать не собираюсь, потому что спиртное напоминает мне о лучевой терапии. Как-то раз между процедурами я смешала напитки из папиного бара и жутко напилась, и теперь в моей памяти одно неотделимо от другого – алкоголь и ощущения после тотального облучения всего организма.

Мы прислоняемся к стойке бара и оглядываем зал. Клуб набит битком, на танцполе полно народу. Лучи света перескакивают с бюста на бюст, рыщут по задницам, по потолку.

Зои заявляет:

– Кстати, у меня есть презервативы. Если понадобятся, они в сумке. – Она касается моей руки. – Как ты себя чувствуешь?

– Нормально.

– Точно?

– Да.

Бурлящий субботним вечером клуб – то, чего мне и хотелось. Я взялась за список, и Зои мне помогает. Сегодня я вычеркну первый пункт – секс. И пока не выполню все десять, не умру.

– Смотри-ка, – говорит Зои, – как тебе вон тот? – Она указывает на парня. Он и вправду неплохо танцует, с закрытыми глазами, будто один в клубе и ему не нужно ничего, кроме музыки. – Он тут каждую неделю бывает. Не представляю, как ему удается здесь накуриваться. Симпатичный, правда?

– Торчок мне не нужен.

Зои смотрит на меня неодобрительно:

– Ты что, сдурела?

– Если он под кайфом, то потом меня и не вспомнит. И алкаш мне тоже не нужен.

Зои со стуком ставит бокал на стойку.

– Я надеюсь, ты не намерена влюбиться? Только не говори мне, что это тоже в списке.

– Нет, этого нет.

– Вот и хорошо. Ты уж извини, что я напоминаю, но времени у тебя маловато. Ну, за дело!

Она тащит меня за собой на танцпол. Мы подходим достаточно близко, чтобы Торчок нас заметил, и танцуем.

Все идет прекрасно. Кажется, будто мы все – одна семья: мы двигаемся и дышим в одном темпе. Народ осматривается, приглядывается друг к другу. И этого у меня уже никто не отнимет. Субботним вечером танцевать в клубе в красном платье Зои, притягивая взгляды парней. У кого-то из девушек и этого нет. Даже такой малости.

Я знаю, что будет дальше: у меня была масса времени для чтения, и я помню все сюжеты. Торчок придвинется ближе, чтобы получше нас разглядеть. Зои на него и не посмотрит, а я посмотрю. Я не отведу взгляда, и, наклонившись ко мне, он спросит, как меня зовут. Я отвечу: «Тесса», и он повторит за мной – твердое «т», свистящее двойное «с», многообещающее «а». Я кивну, давая понять, что все правильно, что мне приятно слышать, как ново и нежно звучит мое имя. Парень поднимет руки ладонями вверх, словно говоря: «Сдаюсь, кто же устоит перед такой красавицей?». Я лукаво улыбнусь и опущу глаза. Это подскажет ему, что надо действовать, что я не кусаюсь, а играю по правилам. Он обнимет меня, и мы станем танцевать вдвоем; я положу голову ему на грудь, слушая, как стучит его сердце – сердце незнакомого парня.

Но выходит иначе. Я забыла три вещи. Первое – что в книгах все не так, как в жизни. Второе – что на флирт у меня нет времени. А Зои это помнит. Она – третье, о чем я забыла. И Зои берет дело в свои руки.

– Это моя подруга, – перекрикивая музыку, сообщает она Торчку. – Ее зовут Тесса. Она не прочь дунуть, если ты ей дашь.

Он улыбается, протягивает мне косяк, рассматривает нас обеих, задержав взгляд на длинных волосах Зои.

– Чистая трава, – шепчет Зои. Что бы это ни было, дым густой, и от него щиплет в горле. Я захожусь в кашле, у меня кружится голова. Я передаю косяк Зои, которая делает глубокую затяжку и возвращает его парню.

Теперь нас трое, мы вместе движемся в такт ударным, которые бьют нам в подошвы, отдаваясь в крови. На развешанных по стенам экранах мерцают калейдоскопические узоры. Косяк снова идет по кругу.

Не знаю, сколько проходит времени. Быть может, часы. Минуты. Я знаю только, что останавливаться нельзя, вот и все. Если я буду танцевать, темные углы зала не надвинутся на меня и тишина между треками не станет громче. Если я буду танцевать, то снова увижу корабли на море, поем мидий, услышу, как скрипит под ногами первый снег.

Зои протягивает мне новый косяк. «Ты рада, что пошла?» – одними губами спрашивает она.

Я останавливаюсь, чтобы вдохнуть, и по-дурацки застываю на месте, перестав двигаться. Мираж мгновенно рассеивается. Я бодрюсь, но на душе у меня кошки скребут. Зои, Торчок и все остальные далеки и фальшивы, как телепередача. Наверное, я уже никогда не стану одной из них.

– Сейчас вернусь, – сообщаю я Зои.

В тишине туалета я сижу на унитазе, уставившись на колени. Если еще чуть-чуть приподнять платье, я увижу живот. Он до сих пор в красных пятнах. И бедра тоже. Кожа сухая, как у ящерицы, сколько бы я ни мазалась кремом. На руках с внутренней стороны – следы от игл.

Пописав, я вытираюсь и поправляю платье. Выйдя из кабинки, замечаю Зои, которая ждет меня у сушилки. Я не слышала, как она вошла. Глаза ее темнее прежнего. Я медленно мою руки. Чувствую, что она смотрит на меня.

– У него есть приятель, – говорит Зои. – Он симпатичнее, но, если хочешь, бери Торчка: сегодня же твой вечер. Их зовут Скотт и Джейк. Сейчас мы поедем к ним.

Опершись на край раковины, я разглядываю свое лицо в зеркале. Глаза кажутся чужими.

– Джейком зовут одного из Твинисов[1]1
  Твинисы – персонажи популярных детских телепрограмм.


[Закрыть], – замечаю я.

– Слушай, – раздражается Зои, – ты собираешься заняться сексом или нет?

Девушка у соседней раковины бросает на меня быстрый взгляд. Мне хочется объяснить ей, что я не такая, как она подумала. На самом деле я хорошая, и мы бы, наверное, с ней подружились. Но времени нет.

Зои вытаскивает меня из туалета и волочит за собой к бару.

– Вон они. Этот твой.

Парень, на которого она показывает, стоит, заложив большие пальцы за ремень. Он похож на задумчивого ковбоя. Он нас не видит, и я застываю на месте.

– Я не могу!

– Можешь! Живи быстро, умри молодым, оставь симпатичный трупик!

– Нет!

У меня горит лицо. Здесь нечем дышать. Где дверь, через которую мы пришли?

Зои хмурится:

– Ты сама просила тебя заставить! И что мне теперь делать?

– Ничего. Не надо тебе ничего делать.

– Хватит дурить!

Зои качает головой и пробирается через танцпол к выходу. Я спешу за ней и вижу, как она протягивает гардеробщику мой номерок.

– Что ты делаешь?

– Беру твое пальто. Потом поймаю такси, и вали себе домой.

– Ты же не можешь ехать к ним одна!

– Увидишь.

Зои распахивает дверь и оглядывается. Очередь рассеялась, и на улице тихо; такси не видно. На тротуаре голуби клюют объедки из пакета, в каких кафе продают еду навынос.

– Ладно тебе, Зои. Я устала. Отвези меня домой. Ну пожалуйста.

Она пожимает плечами:

– Ты всегда устаешь.

– Сколько можно злиться?

– Сколько можно нудеть?

– Я не хочу ехать к каким-то незнакомым парням. Там же может случиться все что угодно.

– И хорошо. Иначе вообще ничего и никогда не случится.

Внезапно оробев, я переминаюсь с ноги на ногу.

– Я хочу, чтобы все прошло идеально. А если прыгну в постель с первым попавшимся парнем, кто я тогда буду? Шлюха?

Зои поворачивается ко мне. Ее глаза блестят.

– Нет. Просто это жизнь. Ты думаешь, сесть в такси и поехать домой к папочке – это лучше?

Я представляю, как ложусь в постель, дышу спертым воздухом своей комнаты, просыпаюсь утром, и все по-прежнему.

Зои снова улыбается.

– Поехали, – говорит она. – Вычеркнешь первый пункт из своего списка. Я же знаю, тебе этого хочется. – Ее улыбка заразительна. – Соглашайся, Тесса. Решайся!

– Хорошо.

– Ура!

Зои хватает меня за руку и ведет ко входу в клуб.

– Тогда напиши папе эсэмэску, что заночуешь у меня, и вперед.

Четыре

– Ты не любишь пиво? – спрашивает Джейк.

Он опирается на кухонную раковину; я стою рядом с ним. Очень близко. Нарочно.

– Я хочу чаю.

Он пожимает плечами, чокается бутылкой о мою кружку и, запрокинув голову, пьет. Я вижу, как двигается его кадык, когда он глотает, вижу маленький бледный шрамик у подбородка – след какой-то давней травмы. Джейк вытирает губы рукавом и замечает мой взгляд.

– Ты в порядке? – спрашивает он.

– Ага. А ты?

– Да.

– Вот и хорошо.

Он улыбается мне. У него приятная улыбка. И это здорово. Будь он урод, все было бы гораздо сложнее.

Полчаса назад Джейк со своим приятелем Торчком, ухмыльнувшись друг другу, привели нас с Зои к себе домой. Эти ухмылки говорили, что ребята добились своего. Зои им сказала, чтобы не радовались раньше времени, но мы зашли в дом, и Торчок помог ей снять пальто. Зои смеялась его шуткам, брала косяки, которые он для нее скручивал, и в конце концов укурилась.

Мне было видно ее через дверь. Они включили музыку, какой-то мягкий джаз, выключили свет и танцевали, медленно и лениво кружась по ковру. В одной руке Зои держала косяк, другую засунула сзади за пояс штанов Торчка. Он обнимал ее обеими руками, и казалось, будто они держатся друг за друга.

Тут до меня доходит, что я пью чай на кухне, вместо того чтобы осуществлять свой план, и понимаю, что пора браться за дело. В конце концов, я сама эту кашу заварила.

Одним глотком я допиваю чай, ставлю кружку на сушилку и прижимаюсь к Джейку. Пальцы наших ног соприкасаются.

– Поцелуй меня, – прошу я, и, едва договорив, понимаю, до чего это смешно. Но Джейк, похоже, ничего не замечает. Он ставит пиво и наклоняется ко мне.

Мы целуемся очень нежно, едва соприкасаясь губами, ловим дыхание друг друга. Я всегда знала, что буду целоваться хорошо. Все статьи в журналах прочитала – ну, те, в которых объясняют, как сделать, чтобы не мешал нос, и про избыток слюны, и куда девать руки. Хотя, конечно, я и представить не могла, что буду чувствовать на самом деле: его щетина слегка царапает мой подбородок, он проводит языком по моим губам, засовывает его мне в рот.

Мы целуемся долго и все теснее прижимаемся, наклоняясь друг к другу. Так классно быть с кем-то, кто ничего обо мне не знает. Мои руки смело лезут ему под футболку, поглаживают спину, поясницу. Какой же он крепкий и здоровый.

Я открываю глаза, чтобы посмотреть, нравится ли Джейку, что я делаю, но мой взгляд привлекают окно за его спиной и утопающие во тьме деревья. Черные веточки барабанят по стеклу, точно пальцы. Я зажмуриваюсь и прижимаюсь к Джейку. Я чувствую через платье, как сильно он меня хочет. Он издает еле слышный глухой стон.

– Пойдем наверх, – просит он.

Джейк подталкивает меня к двери, но я отстраняюсь, упираюсь рукой ему в грудь и задумываюсь.

– Пойдем, – повторяет он. – Ты же хочешь, правда?

Я чувствую, как стучит его сердце под моими пальцами. Он улыбается мне. Я же хочу, верно? Разве не за этим приехала?

– Ладно.

Джейк переплетает свои пальцы с моими; ладонь у него горячая. Он ведет меня через гостиную к лестнице. Зои целуется с Торчком. Он прислонился спиной к стене, она просунула ногу меж его ног. Когда мы проходим мимо них, они, услышав наши шаги, оборачиваются. Вид у обоих встрепанный и возбужденный. Зои показывает мне язык. Он блестит, как рыбка в норке.

Отпустив руку Джейка, я иду к дивану за сумочкой Зои. Я роюсь в сумке, спиной чувствуя их взгляды, ленивую усмешку на лице Торчка. Джейк ждет, прислонившись к дверному косяку. Интересно, он сделал знак Торчку, что все о’кей? Мне не видно. Я никак не могу найти презервативы, даже не знаю, как они выглядят, в чем они – в пакетике или в пачке. В замешательстве решаю забрать сумку с собой. Если Зои понадобятся презервативы, она поднимется и возьмет у меня.

– Пойдем, – говорю я.

Я иду за Джейком по лестнице, не сводя глаз с его бедер – для храбрости. Испытываю какое-то новое, незнакомое чувство; немного подташнивает и кружится голова. Не думала, что, поднимаясь по лестнице вслед за парнем, я вспомню о больничных коридорах. Наверное, просто устала. Я перебираю в уме, что нужно делать, когда тошнит: подышать свежим воздухом, открыть окно или, если есть силы, выйти на улицу. И постараться отвлечься – сделать что угодно, лишь бы не думать о тошноте.

– Сюда, – произносит Джейк.

Спальня у него самая обычная – маленькая комнатка, где стоит письменный стол, компьютер, стул, односпальная кровать, а на полу валяются книги. На стенах висит несколько черно-белых постеров – в основном фотографии джазовых музыкантов.

Он смотрит, как я оглядываю его комнату.

– Хочешь, поставь сумку на пол, – предлагает он.

Джейк срывает с постели грязное белье и швыряет на пол, расправляет одеяло, садится и пригласительно хлопает ладонью по кровати рядом с собой.

Я не двигаюсь. Я не сяду на кровать, пока он не выключит свет.

– Зажги свечу, – прошу я.

Джейк открывает ящик, достает спички и встает, чтобы зажечь стоящую на столе свечу. Он выключает верхний свет и опускается на кровать.

Вот сидит настоящий, живой парень, смотрит на меня, ждет меня. Теперь дело за мной, но я чувствую, как теснит в груди, как бьется сердце. Чтобы он не подумал, будто я полная идиотка, наверное, мне нужно притвориться кем-то еще. Я решаю стать Зои и начинаю расстегивать пуговицы платья.

Он следит, как я расстегиваю пуговицу за пуговицей. Облизывает губы. Три пуговицы.

Джейк поднимается с кровати и просит:

– Дай я.

Его пальцы действуют проворно. Он уже явно занимался сексом. С другой девушкой, в другой вечер. Интересно, где она сейчас. Четыре пуговицы, пять; красное платье сползает с плеч на бедра и, нежно скользнув по ногам, падает на пол. Я отхожу в сторону и встаю перед Джейком в одном лифчике и трусиках.

– Что это? – Он кивает на сморщенную кожу у меня на груди.

– Я болела.

– Чем?

Я закрываю ему рот поцелуями.

Голая, я пахну по-другому – мускусно, пряно, сексуально. От Джейка пахнет иначе – дымом и чем-то сладковатым. Наверное, жизнью.

– Ты не хочешь раздеться? – голосом Зои интересуюсь я.

Он поднимает руки и стягивает через голову футболку. На секунду его лицо скрывается из виду, но обнажается тело – узкая юная грудь в веснушках, блестящие темные волосы под мышками. Он бросает футболку на пол и снова целует меня. Он пытается не глядя расстегнуть ремень одной рукой, но у него ничего не получается. Тогда он отстраняется и, не сводя с меня глаз, нащупывает пуговицу и молнию. Он снимает штаны и остается в одних трусах. Секунду он мнется в нерешительности – как будто стесняется. Я гляжу на его ноги в белых носочках – он выглядит невинно, словно младенец, – и мне хочется что-нибудь ему подарить.

– Я никогда раньше ни с кем не была, – признаюсь я. – Никогда не спала с парнем.

Со свечки капает воск.

Джейк молчит, потом потрясенно качает головой.

– Ух ты, ничего себе!

Я киваю.

– Иди ко мне.

Я прячу лицо у него на плече. Это успокаивает меня, и кажется, что все будет хорошо. Одной рукой Джейк обнимает меня, а другой гладит по спине, по шее. У него теплая ладонь. Два часа назад я даже не знала, как его зовут.

Может, нам не надо заниматься сексом. Мы просто полежим, обнявшись, под одеялом и заснем. Быть может, мы полюбим друг друга. Он найдет средство, которое меня вылечит, и я буду жить вечно.

Но это не так.

– У тебя есть презервативы? – шепчет он. – А то мои кончились.

Я беру сумку Зои и выворачиваю на пол у наших ног. Джейк находит презерватив, кладет его на тумбочку у кровати и снимает носки.

Не торопясь, я расстегиваю лифчик. Ни один парень никогда не видел меня голой. Джейк пожирает меня глазами и не знает, с чего начать. Я слышу, как колотится мое сердце. Джейк с трудом снимает штаны – у него эрекция. Я стягиваю трусики и чувствую, что дрожу. Мы оба голые. Мне вспоминаются Адам и Ева.

– Все будет хорошо, – успокаивает Джейк, берет меня за руку, ведет к кровати, отбрасывает одеяло, и мы ложимся.

Это лодка. Берлога. Убежище.

– Тебе понравится, – обещает Джейк.

Мы не спеша начинаем целоваться; он медленно водит пальцами по моему телу. Мне нравится, как мы нежны друг с другом, как неторопливы наши движения в мерцании свечи. Но это длится недолго. Его поцелуи становятся настойчивее, язык мечется у меня во рту, словно хочет проникнуть глубже, но не может. Руки Джейка, не останавливаясь ни на минуту, сжимают и гладят меня. Наверное, он что-то ищет? Он повторяет: «Да, да», но, кажется, говорит не со мной. Глаза его закрыты; он прильнул губами к моей груди.

– Посмотри на меня, – прошу я, – мне нужно, чтобы ты на меня посмотрел.

Он приподнимается на локте.

– Что?

– Я не знаю, что делать.

– Все нормально. – Его глаза так потемнели, что я не узнаю этого человека. Как будто он превратился в кого-то другого и теперь даже не похож на того едва знакомого парня, который был со мной несколько минут назад. – Все в порядке.

И он снова приникает губами к моей шее, груди, животу, и вот уже мне не видно его лица.

Его руки тоже спускаются вниз, и я не знаю, как ему сказать, чтобы он прекратил. Я отодвигаюсь, но Джейк не перестает. Его пальцы копошатся между моих ног, и я задыхаюсь от смущения, потому что со мной ничего подобного не делали.

Что не так, почему я растерялась? Я-то думала, будто знаю, что делать и как это произойдет. Но у меня ничего не получается, и кажется, что Джейк заставляет меня, хотя я сама должна все уметь и направлять его.

Я прижимаюсь к нему, обвиваю руками поясницу и глажу по спине, словно он собака, которая непонятно чего от меня хочет.

Джейк отстраняется и садится на кровати.

– Тебе хорошо?

Я киваю.

Парень тянется к тумбочке, на которой оставил презерватив. Я смотрю, как он его надевает. Ловко, ничего не скажешь.

– Ну, давай?

Я снова киваю. Отказаться было бы оскорбительно.

Он ложится на кровать, раздвигает мои ноги своими, прижимается, наваливается на меня. Вот-вот я почувствую его член в себе и пойму, почему же все так любят секс. Этого-то я и хотела.

За те четыре минуты, что проходят, пока красные цифры 3:15 на его электронных часах не превращаются в 3:19, я успеваю подметить множество мелочей. Я вижу его ботинки, которые валяются у двери. Она закрыта неплотно. На потолке в дальнем углу лежит странная тень, похожая на лицо. Я вспоминаю потного толстяка, который однажды пробежал трусцой по нашей улице. Думаю о яблоках. Решаю, что прятаться лучше всего под кроватью или лицом в мамины колени.

Опираясь на руки, Джейк медленно двигается надо мной. Он зажмурился, отвернулся в сторону. Вот оно. Все по-настоящему. Прямо сейчас. Я занимаюсь сексом.

Когда все заканчивается, я лежу под ним, чувствуя себя растерянной, маленькой и слабой, и мне не хочется говорить. Какое-то время мы не двигаемся, потом он скатывается и всматривается в мое лицо в темноте.

– Что с тобой? – спрашивает он. – Что-то не так?

Я не могу взглянуть ему в лицо, поэтому придвигаюсь к Джейку, прижимаюсь, прячусь в его объятиях. Я понимаю, что веду себя как полная идиотка: хлюпаю носом, точно младенец, и не могу остановиться. Ужас. Он гладит меня по спине, шепчет мне на ухо «тсс» и потихоньку высвобождается из моих рук, так что теперь ему видно мое лицо.

– Что случилось? Ты же не будешь говорить, что тебе не хотелось?

Я вытираю глаза краешком одеяла. Сажусь на кровати, свесив ноги так, что они касаются ковра. Я сижу спиной к Джейку и, щурясь, пытаюсь разглядеть свою одежду. Она раскинулась по полу причудливой тенью.

В детстве папа частенько катал меня на плечах. Я была такая маленькая, что ему приходилось придерживать меня руками за спину, чтобы я не свалилась; я сидела так высоко, что могла достать ветки деревьев. Я никогда не расскажу об этом Джейку. Ему до этого нет дела. Мне кажется, люди не понимают, что им говорят. Их ничем не проймешь.