Текст книги "С любовью, Лара Джин"

Глава 8

ВСЕ УТРО Я ПРОВЕРЯЮ ТЕЛЕФОН, как делают остальные одноклассники целую неделю. Сегодня четверг, и все еще тишина. Приемная комиссия университета Вирджинии всегда рассылает сообщения о зачислении до первого апреля, и в прошлом году они были отправлены в третью неделю марта, так что мое письмо может прийти в любой момент. Обычно они сообщают в социальных сетях, что пора проверить свой личный профиль, ты залогиниваешься в систему и узнаешь свою судьбу.

Когда-то университеты рассылали письма обычной почтой. Миссис Дюваль рассказывала, что родители звонили в школу, когда приходил почтальон, и дети прыгали по машинам и мчались по домам. Есть что-то романтичное в ожидании письма по почте, конверта с твоей судьбой.

Я сижу на уроке французского, сегодня он последний, когда кто-то восклицает:

– Университет Вирджинии пишет в «Твиттере», что решения о приеме разосланы!

Мадам Хант говорит: Calmez-vous, calmez-vous[14]14
  «Успокойтесь, успокойтесь» (фр.).


[Закрыть], – но все встают и хватаются за телефоны, не обращая на нее внимания.

Наступил момент истины. Дрожащими руками я ввожу логин и пароль; пока страница загружается, сердце у меня бьется со скоростью миллион миль в минуту.

В этом году университет Вирджинии получил более 30 000 заявок. Приемная комиссия рассмотрела вашу заявку и тщательно оценила академические и личные достижения и внеклассную деятельность. Хотя у вас очень сильная заявка, мы с сожалением вынуждены сообщить…

Не может быть. Это кошмарный сон, и я вот-вот проснусь. Просыпайся, просыпайся же…

Я слышу голоса людей вокруг как сквозь вату. Из коридора доносится радостный крик. Потом звенит звонок, и все выпрыгивают из-за парт и выбегают за дверь. Мадам Хант бормочет: «Обычно они не рассылают подтверждения до конца уроков». Я поднимаю голову. Она смотрит на меня с грустью и сочувствием, по-матерински. И этот взгляд меня ломает.

Все испорчено. В груди у меня болит, трудно дышать. Все мои планы, все, на что я рассчитывала, уже не воплотить. Я не буду приезжать домой на воскресный ужин, не смогу заниматься стиркой вместе с Китти по выходным, Питер не будет провожать меня на занятия, я не буду читать вечера напролет в библиотеке Клемонс. Все кончено.

Все наши планы рухнули.

Я смотрю на телефон и снова читаю слова «с сожалением вынуждены сообщить…». У меня плывет перед глазами. Но я читаю письмо снова и снова. Меня даже не внесли в список ожидания. Даже этого я не заслужила.

Я встаю, беру сумку и выхожу из класса. Внутри у меня все замерло, но в то же время я чувствую, как бьется у меня сердце, как пульсирует кровь в ушах. Как будто все части тела двигаются и продолжают функционировать, как и должны, но я сама совершенно онемела. Меня не приняли. Я не попала в университет Вирджинии. Я им не подошла.

Я иду к своему шкафчику все еще как в тумане и едва не налетаю на Питера, выходящего из-за угла. Он хватает меня за плечи.

– Ну что? – У него глаза горят в предвкушении.

Мой голос звучит как будто издалека.

– Меня не приняли.

Он раскрывает рот.

– Что?

В горле застрял комок.

– Ага.

– И даже в список ожидания не внесли?

Я мотаю головой.

– Бли-и-ин, – протяжно выдыхает он.

Питер шокирован. Он разжимает руки и явно не знает, что сказать.

– Мне нужно идти, – говорю я, отворачиваясь.

– Постой, я пойду с тобой!

– Нет, не надо. Сегодня у тебя игра на чужом стадионе. Нельзя ее пропускать.

– Кави, мне плевать на игру…

– Нет, не нужно. Просто… я тебе потом позвоню.

Питер тянется ко мне, но я отступаю и торопливо ухожу по коридору. Он зовет меня, но я не останавливаюсь. Мне просто нужно добраться до машины, и там я смогу расплакаться. Но пока нельзя. Еще сто шагов, и потом еще сто…

Я успеваю добраться до парковки. Всю дорогу домой я рыдаю так сильно, что едва вижу дорогу. Приходится свернуть на стоянку возле «Макдоналдса» и поплакать там. Я начинаю осознавать, что это не кошмарный сон, а реальность, и осенью я не пойду в университет Вирджинии с Питером. Все будут так разочарованы. Они все ждали, что меня возьмут. Мы все ожидали, что так и будет. Не надо было всем рассказывать, как сильно я хочу попасть в этот университет. Стоило держать это при себе. Теперь все будут за меня переживать, это в сто раз хуже, чем грустные материнские взгляды мадам Хант.

Дома я беру телефон и иду к себе в комнату. Снимаю одежду, в которой ходила в школу, надеваю пижаму и забираюсь в кровать. Смотрю на экран. Я пропустила звонки от папы, Марго и Питера. Я захожу в «Инстаграм»: там куча постов людей, которые пишут о том, что их приняли в университет Вирджинии. Мою кузину Хэйвен приняли, и она выложила снимок сообщения. Однако она туда не пойдет. Она пойдет в университет Веллесли, он первый в ее предпочтениях. Ей не нужен университет Вирджинии, она подала туда документы на всякий случай. Уверена, что она изобразит сочувствие, когда узнает, что меня не приняли, но в душе будет довольна собой. Эмили Нассбаум приняли. Она выложила фотографию в толстовке университета и кепке. Господи, что, всех приняли? Я думала, что у меня оценки лучше, чем у нее. Наверное, нет.

Через некоторое время я слышу, как открывается дверь, шаги Китти, взбегающей по лестнице. Она распахивает дверь спальни, но я лежу на боку с закрытыми глазами и притворяюсь, что сплю.

– Лара Джин, – шепотом зовет она.

Я не отвечаю. Мне нужно время, прежде чем я смогу посмотреть в лицо ей и папе и сказать, что не справилась. Я заставляю себя дышать глубоко и естественно и слышу, как Китти отступает и тихонько закрывает за собой дверь. Вскоре я засыпаю по-настоящему.

Когда я просыпаюсь, на улице темно. Всегда так тяжело, когда засыпаешь засветло и просыпаешься в темноте. Глаза у меня опухли и болят. Я слышу, как в кухне льется вода и звенит посуда. Я спускаюсь по лестнице и сажусь на ступеньки.

– Меня не взяли в университет Вирджинии, – говорю я.

Папа оборачивается: у него закатаны рукава, руки в пене и взгляд еще печальнее, чем у мадам Хант. Отеческий взгляд. Он выключает воду и подходит к лестнице, поднимает меня на ноги и сжимает в объятиях. Руки у него все еще мокрые.

– Мне так жаль, милая, – говорит он. Мы почти одного роста, потому что я стою на ступеньках. Я стараюсь не расплакаться, но, выпустив из объятий, он берет меня под подбородок и с тревогой всматривается в лицо. У меня уходят все силы, чтобы не сорваться. – Я знаю, как ты этого хотела…

Я сглатываю снова и снова, чтобы сдержать слезы.

– До сих пор кажется, что это неправда.

Он отводит волосы у меня с лица.

– Все будет хорошо, обещаю.

– Просто я… так не хотела уезжать от всех вас, – выговариваю я и не могу сдержаться, по лицу катятся слезы. Папа стирает их с моих щек. Лицо у него такое, словно он сам вот-вот расплачется, и от этого мне только хуже, потому что я собиралась держать лицо, но не получилось.

Обнимая меня, он признается:

– Я бы эгоистично радовался тому, что ты рядом с домом. Но ты все равно пойдешь в отличный университет, Лара Джин.

– Но не в университет Вирджинии… – шепчу я.

Папа прижимает меня к себе.

– Мне так жаль, – снова говорит он.

Он садится на лестницу рядом со мной, по-прежнему обнимая меня. Китти возвращается с улицы, где выгуливала Джейми Фокс-Пикла. Она переводит взгляд с меня на папу и выпускает поводок.

– Тебя не приняли?

Я вытираю лицо и пытаюсь пожать плечами.

– Нет. Не суждено, наверное.

– Мне очень жаль, – говорит она едва слышно, с полным печали взглядом.

– Иди хотя бы обними меня, – отвечаю я. Она так и делает. Мы долго сидим втроем на лестнице. Папа обнимает меня за плечи, рука Китти лежит у меня на колене.

Папа делает мне сэндвич с индейкой, я съедаю его, возвращаюсь к себе в комнату, снова сажусь на кровать и смотрю в телефон. Тут раздается стук в окно. Это Питер, пока еще одетый в спортивную форму. Я вскакиваю открыть окно. Он забирается внутрь, всматривается в мое лицо и говорит:

– Привет, крольчонок.

Так он зовет меня, когда я плачу. Меня это смешит. Я тянусь его обнять, но он предупреждает:

– Сейчас не стоит, я не успел принять душ после игры. Сразу поехал сюда.

Я все равно его обнимаю. Пахнет он совсем не плохо.

– Почему ты не позвонил в дверь? – спрашиваю я, обхватив его за талию и глядя снизу вверх.

– Думал, что твоему папе не понравится, что я так поздно пришел. Ты в порядке?

– Вроде того. – Я отпускаю его и сажусь на кровать, а он садится за стол. – Не особенно.

– Я тоже… – Долгая пауза, а потом Питер говорит: – Мне кажется, что днем я сказал тебе что-то не то. Я был не в себе. Просто поверить не мог.

Я не отрываю глаз от покрывала на кровати.

– Знаю. Я тоже.

– Это так тупо! Оценки у тебя куда лучше, чем у меня. Кэри приняли, а ты лучше него!

– Ну я же не играю в лакросс или гольф.

Я пытаюсь не выдать обиду, но это трудно. В сознание прокрадывается предательская мыслишка: несправедливо, что Питера приняли, а меня – нет. Я это больше заслужила. Я больше работала. У меня лучше оценки, выше результат квалификационного экзамена.

– К черту их всех.

– Питер.

– Извини. Ну их всех. – Он протяжно выдыхает. – Ерунда какая-то.

Я автоматически говорю:

– Нет, это понятно. В университет Вирджинии очень большой конкурс. Я на них не сержусь. Просто жалею, что не буду там учиться.

Он кивает.

– Я тоже.

Внезапно я слышу шум воды из туалета, и мы оба замираем.

– Тебе лучше уйти, – шепчу я.

Питер еще раз обнимает меня, а потом вылезает в окно. Я смотрю, как он бежит по улице к своей припаркованной машине. Когда он уезжает, я проверяю телефон. Два пропущенных звонка от Марго и сообщение «Мне очень жаль».

И я снова начинаю плакать, потому что теперь чувствую, что это по-настоящему.

Глава 9

УТРОМ ПЕРВАЯ МОЯ МЫСЛЬ – о том, что я не буду учиться в университете Вирджинии. Теперь я не знаю, что будет дальше. Мне никогда в жизни не приходилось об этом беспокоиться. Я всегда знала, где мое место. Дома.

Лежа в постели, я начинаю составлять в уме список того, что я упускаю из-за того, что не буду учиться в двух шагах от дома. Важные моменты.

Первые месячные Китти. Наш папа – гинеколог, так что он все объяснит, но я ждала момента, когда смогу прочитать Китти лекцию о становлении женщиной, которая ее взбесит. Может, их придется ждать еще год или два. Но у меня они начались в двенадцать, а у Марго – в одиннадцать, так что кто знает? Когда они начались у меня, Марго все мне объяснила про тампоны и что, если боли очень сильные, нужно спать на животе. От ее объяснений мне казалось, что я вступила в тайный женский клуб. Благодаря старшей сестре мой страх взросления был не таким сильным. У Китти не будет рядом ни одной из старших сестер. По крайней мере, у нее есть мисс Ротшильд, и она живет через дорогу. Китти так привязана к мисс Ротшильд, что, наверное, все равно предпочтет услышать лекцию от нее. Даже если когда-нибудь в будущем папа и мисс Ротшильд расстанутся, я уверена, что от Китти мисс Ротшильд не отвернется. Они крепко сдружились.

Я пропущу день рождения Китти. Я никогда его не пропускала. Нужно будет напомнить папе про традиционный плакат.

Впервые в жизни все девочки Сонг будут жить отдельно друг от друга. Мы, наверное, никогда больше не будем жить втроем в одном доме. Будем приезжать сюда на праздники и каникулы, но это уже не то. Наверное, все изменилось уже тогда, когда Марго уехала в колледж. Конечно, к этому привыкаешь. Китти тоже привыкнет.

За завтраком я то и дело смотрю на нее, запоминая каждую деталь. Длинные ноги, узловатые коленки, то, как она смотрит телевизор с полуулыбкой на лице. Она уже скоро перестанет быть такой юной. Нужно будет сделать с ней что-то особенное, пока я не уехала.

Когда начинается реклама, она косится на меня.

– Что ты на меня так уставилась?

– Просто так. Я буду по тебе скучать.

Китти допивает остатки молока с хлопьями.

– Можно я перееду в твою комнату?

– Что? Нет!

– Но тебя же здесь не будет. Почему твоя комната должна простаивать?

– Почему ты хочешь мою комнату, а не комнату Марго? У нее комната больше.

Китти практичным тоном говорит:

– Твоя ближе к ванной и освещение в ней лучше.

Я боюсь перемен, а Китти их приветствует с распростертыми объятиями. Так она с ними справляется.

– Ты тоже будешь по мне скучать, не притворяйся, – говорю я.

– Я всегда хотела узнать, каково это – быть единственным ребенком, – нараспев говорит она, но когда я хмурюсь, восклицает: – Это шутка!

Я знаю, что Китти ведет себя как обычно, но все равно чувствую укол обиды. Как можно хотеть быть единственным ребенком? Что хорошего в том, что некому согреть тебе ноги в холодную зимнюю ночь?

– Ты будешь по мне скучать, – говорю я скорее себе, чем ей. Она все равно меня не слышит: реклама закончилась, и она снова смотрит свою передачу.

На следующий день в школе я иду прямиком в кабинет миссис Дюваль сообщить новости. Едва увидев мое выражение лица, она говорит: «Присядь-ка» – и закрывает за мной дверь. Садится в кресло рядом с моим.

– Рассказывай.

Я делаю глубокий вдох.

– Меня не приняли в университет Вирджинии.

Казалось бы, после того, как повторяешь это несколько раз, должно стать легче, но нет – только хуже.

Она тяжело вздыхает.

– Я удивлена. Очень, очень удивлена. У тебя была сильная заявка, Лара Джин. Ты прекрасно учишься. Я слышала, что в этом году кандидатов было на несколько тысяч больше, чем в прошлые годы. Однако то, что ты даже не попала в список ожидания, странно.

Я могу только пожать плечами. Своему голосу я сейчас не доверяю. Она наклоняется ближе и обнимает меня.

– Я слышала от человека из приемной комиссии, что университет Уильяма и Мэри будет рассылать решения сегодня к вечеру, будь к этому готова. Еще остаются университет Северной Каролины и университет Ричмонда. Куда еще ты подавала документы? В политехнический?

Я качаю головой.

– В университет имени Джеймса Мэдисона.

– Все это отличные университеты. Все будет в порядке, Лара Джин. Я уверена в этом.

Я не говорю вслух то, что думаю: мы обе были уверены, что я попаду в университет Вирджинии. Вместо этого я только слабо улыбаюсь.

Выходя из кабинета, я вижу возле шкафчиков Крис. Рассказываю ей новости. Она говорит:

– Поехали со мной работать на ферме в Коста-Рике.

В изумлении я прислоняюсь к стене:

– Что?

– Я же тебе рассказывала.

– Нет, не помню.

Я знала, что Крис не будет поступать в университет. Сначала она собирается пойти в муниципальный колледж. Для университета у нее недостаточно высокие оценки, да и желания нет. Но про Коста-Рику она ничего не говорила.

– Я собираюсь сделать перерыв в учебе и поехать работать на ферму. Работаешь пять часов в день, жилье есть, еда есть. Шикарно.

– Но что ты знаешь о работе на ферме?

– Ничего! Это неважно. Главное – быть готовой работать, тебя всему научат. Можно еще поехать работать в школе серфинга в Новой Зеландии или учиться делать вино в Италии. В общем, я могу поехать куда угодно. Разве не потрясающе?

– Да… – Я пытаюсь улыбнуться, но лицо как будто стянуто. – Твоя мама не против?

Крис ковыряет заусенец.

– Неважно, мне уже восемнадцать. У нее нет выбора.

Я сомневаюсь. У Крис строгая мама. Мне трудно представить, чтобы она согласилась с этим планом.

– Я сказала, что проработаю год, а потом вернусь и пойду в муниципальный колледж Пьемонта, а оттуда переведусь в четырехлетний колледж[15]15
  Муниципальный колледж предоставляет профессионально-техническое образование, срок обучения – два года. Для получения высшего образования и степени бакалавра нужно закончить четырехлетнее обучение в университете.


[Закрыть], – признается она. – Но кто знает, как все сложится? Год – это долгий срок. Может, я выйду замуж за диджея, или присоединюсь к группе, или начну свою линию модных бикини.

– Какие гламурные занятия.

Мне бы хотелось за нее порадоваться, но я не могу себя заставить. Хорошо, что у Крис есть планы. Это не похоже на то, что делают остальные наши одноклассники. Такое ощущение, что все вокруг меня меняется самым неожиданным образом, а я хочу, чтобы все оставалось как раньше.

– Ты будешь мне писать? – спрашиваю я.

– Буду присылать тебе снэпчаты[16]16
  Snapchat – мобильное приложение обмена сообщениями с прикрепленными фото и видео.


[Закрыть].

– У меня нет «Снэпчата», и это не одно и то же, – я легонько ее пинаю. – Присылай мне открытки из всех мест, в которых окажешься. Пожалуйста.

– Кто знает, будет ли там почта? Не знаю, как работает почта в Коста-Рике.

– Хотя бы попытайся.

– Попытаюсь, – соглашается она.

В этом году я мало времени проводила с Крис. Она нашла работу хостес[17]17
  Лицо компании, администратор, первый, кто встречает гостей в ресторане или кафе.


[Закрыть] в «Эплбис»[18]18
  Applebee’s – американская сеть ресторанов и гриль-баров.


[Закрыть] и тесно сошлась с коллегами. Они старше, у некоторых есть дети, и они сами зарабатывают себе на жизнь. Я уверена, что Крис никому из них не рассказывает, что живет с родителями и счета оплачивает не сама. Когда я заходила к ней с месяц назад, одна из официанток сказала, что надеется, что ее заработка за вечер хватит заплатить за аренду, и посмотрела на Крис с выражением «знаешь, как это бывает». Крис кивнула, как будто знает. Мой вопросительный взгляд она предпочла не заметить.

Звонит предупредительный звонок, и мы двигаемся в сторону класса.

– Кавински, наверное, с ума сходит, оттого что ты не поступила, – говорит Крис, мимоходом оценивая свое отражение в стекле. – Значит, придется вам встречаться на расстоянии?

– Ну… да. – У меня все сжимается в груди. – Наверное.

– Тебе обязательно нужно оставить здесь своих людей, чтобы присматривать за ним, – говорит она. – Шпионов. Кажется, Джиллиан Макдугал поступила. Она согласится.

Я неодобрительно смотрю на нее.

– Крис, я доверяю Питеру.

– Знаю, но я не про него говорю! А про всяких девчонок на его этаже в общежитии. Будут к нему заходить. Оставь ему свою фотографию для компании. Ты ведь понимаешь, о чем я? – Она хмурится. – Понимаешь же?

– Сексуальную фотографию? Ни за что! – Я отхожу от нее подальше. – Ладно, мне надо в класс.

Мне совершенно не хочется думать про Питера и каких-то девчонок. Я все пытаюсь привыкнуть к мысли, что осенью мы будем в разных университетах.

Крис закатывает глаза.

– Успокойся. Я же не предлагаю тебе сфотографироваться голой. Тебе я такого советовать не буду. Я имею в виду что-то типа пинапа, но не пошлое. Сексуальное. Что-то, что Кавински может повесить у себя в комнате.

– Зачем мне нужно, чтобы он вешал мое сексуальное фото у себя в комнате всем напоказ?

Крис щелкает меня по лбу.

– Ой! – Я отталкиваю ее и тру лоб. – Больно же!

– Ты это заслужила за глупые вопросы, – вздыхает она. – Это профилактическая мера. Твоя фотография на стене – как помеченная территория. Кавински – красавчик и спортсмен. Думаешь, других девчонок остановит то, что он встречается с кем-то из другого университета? – Она понижает голос и добавляет: – С Девой Марией?

Я ахаю и оглядываюсь, не подслушал ли кто-нибудь.

– Крис! – шиплю я. – Не болтай!

– Я просто пытаюсь тебе помочь! Свое надо защищать, Лара Джин. Если я встречу в Коста-Рике красавчика, у которого девушка далеко и он с ней даже не спит, не думаю, что меня это остановит. – Она пожимает плечами с видом «и мне не стыдно». – И обязательно вставь фотографию в рамку, чтобы все видели: дело серьезное. Рамка – знак постоянства. Если фотография просто приклеена к стене, это значит – сегодня есть, завтра нет.

Я задумчиво кусаю губу.

– Может, фотография, где я пеку, в фартуке…

– И только в нем? – хихикает Крис, и я молниеносно щелкаю ее по лбу.

– Ай!

– Не шути мне тут!

Звенит второй звонок, и мы расходимся.

Мне совершенно не хочется дарить Питеру сексуальную фотографию, но появляется другая идея: сделать для него скрапбукинговый альбом. Все лучшие моменты. Он сможет листать его, когда скучает по мне. И держать на столе для «всяких девчонок», которые заглянут на огонек. Конечно, Крис я про это не расскажу – она будет смеяться и называть меня бабушкой Ларой Джин. Но знаю, что Питер будет в восторге.

Глава 10

ВЕСЬ ДЕНЬ Я КАК НА ИГОЛКАХ в ожидании письма из университета Уильяма и Мэри. Все мое внимание сосредоточено на телефоне: я жду, когда он загудит, сообщая про имейл. На уроке английского мистеру О’Брайену приходится три раза спрашивать меня про традиционные нарративы рабства в «Возлюбленной».

Но когда телефон гудит, это оказывается сообщение от Марго с вопросом, нет ли новостей. Снова жужжание, и это Питер, который тоже спрашивает, нет ли новостей. Но от университета не приходит ничего.

А потом, между уроками, когда я сижу в туалете, он наконец жужжит снова, и я судорожно застегиваю джинсы. Это сообщение от университета Северной Каролины в Чапел-Хилл о том, что моя заявка обновилась. Хотя я не жду, что попаду туда, сердце у меня отчаянно бьется, когда я нажимаю на ссылку и жду.

Лист ожидания.

Стоило бы радоваться, потому что конкурс в Северную Каролину огромный, а лист ожидания – лучше, чем ничего, и я бы радовалась… если бы уже попала в университет Вирджинии. Но сейчас это как еще один удар в живот. Что если меня вообще никуда не примут? Что я тогда буду делать? Уже представляю тетю Кэрри и дядю Виктора: «Бедная Лара Джин, не попала ни в университет Вирджинии, ни в университет Северной Каролины. Она совсем не похожа на сестру. Марго всегда добивается цели».

В столовой Питер ждет меня за столом.

– Какие новости?

Я сажусь рядом.

– В университете Северной Каролины я в списке ожидания.

– Вот черт. Ну, туда невозможно попасть, если ты из другого штата и не баскетболист. Честно, даже оказаться в списке ожидания – достижение.

– Наверное, – говорю я.

– Ну их к черту, – говорит он. – Кто вообще захочет там учиться?

– Многие. – Я разворачиваю сэндвич, но не могу заставить себя откусить ни кусочка.

Питер неохотно пожимает плечами. Я понимаю, что он просто пытается меня подбодрить, но университет Северной Каролины очень хороший. Он это знает, я это знаю, и нет смысла притворяться, что это не так. Весь ланч я безжизненно глотаю свою вишневую колу и слушаю, как парни обсуждают предстоящий матч. В какой-то момент Питер смотрит на меня и сжимает мое бедро в знак поддержки, но я не могу даже заставить себя улыбнуться в ответ.

Ребята уходят в тренажерный зал, а мы с Питером остаемся за столом, и он с тревогой в голосе спрашивает:

– Не хочешь что-нибудь съесть?

– Я не голодна, – отвечаю я.

Он вздыхает:

– В университет Вирджинии должны были взять тебя, а не меня.

И тут же предательская мыслишка, приходившая ко мне вчера: что я заслуживаю этого больше, чем он, – растворяется в воздухе. Я знаю, как Питер выкладывается в спорте. Он заслужил свое место. Незачем ему думать о таком. Это неправильно.

– Не говори так. Ты это заслужил. Заслужил учиться там.

Опустив голову, он отвечает:

– Но ты тоже заслужила. – А потом вскидывает голову и сверкает глазами. – Помнишь Тони Льюиса? – Я отрицательно качаю головой. – Он на пару лет старше нас. Два года учился в муниципальном колледже Пьемонта, а на третьем курсе перевелся в университет Вирджинии! Уверен, что ты тоже сможешь, и даже раньше: ты же идешь в обычный четырехлетний университет. Перевестись оттуда должно быть в миллион раз проще!

– Да, наверное… – Про перевод я не думала. Я продолжаю привыкать к мысли, что не попала в Вирджинию.

– Конечно! Значит, так: этой осенью ты идешь в университет Уильяма и Мэри, или Ричмонда, или куда ты там попадешь, и мы будем все время друг друга навещать, а в следующем году ты подашь документы на перевод и присоединишься ко мне в университете Вирджинии! Где и должна быть!

У меня в душе расцветает надежда.

– Ты правда думаешь, что может быть так просто?

– Еще бы! Тебя сразу должны были взять! Верь мне, Кави.

Я медленно киваю.

– Ладно! Ладно.

Питер выдыхает с облегчением.

– Отлично. У нас есть план.

Я утаскиваю с его тарелки жареную картошку. Чувствую, как ко мне возвращается аппетит. Я тянусь за следующим ломтиком, когда телефон вибрирует. Это имейл от приемной комиссии университета Уильяма и Мэри. Питер заглядывает мне через плечо, а потом смотрит на меня огромными глазами и дергает коленом, задевая мою ногу, пока мы ждем, когда загрузится страница.

Мы с большим удовольствием сообщаем, что вам предлагается место в колледже Уильяма и Мэри…

Меня охватывает облегчение. Боже, спасибо.

Питер вскакивает с места, подхватывает меня и кружит.

– Лару Джин приняли в Уильяма и Мэри! – кричит он нашему столу и всем окружающим. Все за нашим столом радостно хлопают.

– Видишь? – повторяет он, обнимая меня. – Я же говорил, что все будет хорошо.

Я крепко обнимаю его в ответ. Из всех чувств во мне сильнее всего облегчение. Облегчение оттого, что меня приняли, что у меня есть план.

– Мы справимся со всем, пока ты не переведешься сюда, – говорит он тихо, зарываясь лицом мне в плечо. – До Уильяма и Мэри всего два часа, это ерунда. Твой папа наверняка разрешит тебе забрать машину. Все равно Китти она пока не нужна. А я съезжу несколько раз с тобой вместе, чтобы ты привыкла к дороге. Все будет как надо, Кави.

Я киваю.

Сев на место, я отправляю групповое сообщение Марго, Китти, мисс Ротшильд и папе.

Меня взяли в Уильяма и Мэри!!!

Восклицательные знаки я добавляю, чтобы произвести впечатление, показать, как я рада, чтобы они знали, что хватит меня жалеть и теперь все хорошо.

Папа отвечает потоком эмодзи[19]19
  Язык идеограмм и смайликов, используемый в электронных сообщениях и веб-страницах.


[Закрыть]. Мисс Ротшильд пишет: «Так держать!». От Марго приходит: «УР-Р-РА-А-А! На следующей неделе отметим вживую!».

После обеда я заглядываю в кабинет к миссис Дюваль поделиться хорошими новостями. Она в восторге.

– Я знаю, что этот университет у тебя был на втором месте, но в чем-то он может быть для тебя лучше, чем Вирджинский. Он меньше. Такая, как ты, может там по-настоящему расцвести.

Я улыбаюсь и принимаю объятия, но в душе думаю: «Наверное, она считала, что такая, как я, не расцветет в университете Вирджинии».

К концу недели меня принимают в университеты Ричмонда и имени Джеймса Мэдисона. Я рада, но останавливаю выбор на Уильяма и Мэри. Я много раз ездила в Уильямсбург с семьей и могу представить, как там живу. Это маленький красивый кампус, и совсем недалеко от дома, меньше двух часов. Так что я пойду туда, буду хорошо учиться, а через год переведусь в университет Вирджинии, и все будет в точности так, как мы запланировали.