Текст книги "Город лайков"

Глава седьмая

Марина ушла от нас в три пятнадцать, ни секундой позже. Я приготовила ужин, убралась на кухне, покормила и выгуляла Рыжика, помыла двух детей, убила трех тараканов и отправила четыре злобных сообщения Илье. Взяв дело в свои руки, я поискала в Интернете домашние средства для борьбы с насекомыми и нанесла смесь из сахара и буры[16]16
  Тетраборат натрия, используется для очистки от ржавчины.


[Закрыть] вдоль плинтусов, под шкафчиками и вокруг раковин.

– Мне все время неудобно! – Роман дергался и крутился. Он никак не мог успокоиться, хотя на часах было уже гораздо больше девяти вечера. Я уже почти час провела у него в комнате. Милашка Феликc в неестественной позе лежал в колыбельке у нас за спиной. Я накрыла сына утяжеленным одеялом и снова попыталась выскользнуть из комнаты.

– Ладно, теперь я точно пошла.

– Мамочка! – Роман резко обхватил меня за талию.

– Что? – прошептала я.

– Я боюсь.

– Чего? – спросила я, глядя на его светящийся фиолетовый ночник, из-за которого казалось, что я наелась галлюциногенных грибов.

– Ты умрешь раньше, чем я? – Он сосредоточенно моргнул.

Мое сердце упало.

– Нет, никто не умирает, – соврала я, понимая, что придвигаюсь к нему вместо того, чтобы уходить.

– Нет, в смысле, я имею в виду, что однажды ты умрешь, и папочка умрет, и Феликс умрет.

– Да не будет такого! – остановила я его. – Я тебя люблю, и ты здоровый, и мамочка, и папочка…

– Умрет первым, потому что он старше мамы, – сообщил мне Роман, трогая пальцами. – Я тебя так люблю. Я так расстроюсь, когда ты попадешь к Рэю.

– К Рэю? – Я озадаченно на него посмотрела.

– Ну, ты туда попадаешь, когда умираешь. К Рэю, – терпеливо объяснял он. И тут до меня дошло, что мой четырехлетний сын неправильно понял и запомнил слово «рай». Рэй.

– Кто тебе такое рассказывает? Марина? В детском саду?

– Ой, мамочка… – Он не ответил. – Не старей… – Роман начал засыпать.

– Ты в полной безопасности, и мама всегда будет рядом, – шепотом успокоила его я.

– Можешь меня почесать? – Он перевернулся и задрал пижамную рубашку, подставляя мне спину, словно избалованный домашний кот. Я два раза в день чесала Романа щеткой, чтобы помогать ему сосредоточиться, но она оказывала на него стимулирующий эффект, так что я старалась не использовать ее перед сном.

– Как насчет небольшого массажа? – предложила я.

– Большого, – ответил он, и я не смогла отказать.

– Ниже. Немного назад. Еще. Стоп. Спереди. С боков. Лицо.

– Лицо? – рассмеялась я.

– Папа массирует лицо и уши, – сонно ответил он.

Мне очень не хватало папы, который разделил бы со мной вечерний массаж и облегчил бы эмоциональную нагрузку. Я изо всех сил напоминала себе, что Илья работает во благо всех нас и что он вряд ли мечтал проводить вечера, контролируя целую толпу работников, отличающихся сложным характером. Как только Роман уснул, я взяла на руки Рыжика и положила его на одеяло сына. Мне хотелось, чтобы он спал там, у него в ногах, как собаки из фильмов, которые налаживают особую связь с трудными подростками и меняют их жизнь навсегда. Но Рыжик, похоже, не собирался этого делать. Он спрыгнул на пол и оказался возле меня.

Мне всегда казалось, что заводить собаку, а потом ребенка – это как будто влюбиться в кого-то нового, когда еще живешь с бывшим. И, по-моему, Рыжик разделял мои взгляды. Конечно, он насмотрелся на прыжки Романа на диване и уже знал, что достаточно было закрыть глаза в его присутствии, и он мог легко оказаться в собачьей инвалидной коляске. Но было еще кое-что. Он считал себя моей и только моей собакой. А дети были просто незваными гостями.

Как только я попыталась, словно спецназовец, выползти из спальни мальчишек, Рыжик сразу же побежал за мной. Наконец, мне удалось устроиться в своей собственной постели, с собакой в одной руке и ноутбуком в другой. Мне нужно было кое-что сделать. И Бабби, и моя новая знакомая мамочка, Сари, звучали так, словно за мной пришла бы служба опеки, если бы я хотя бы не погуглила Эбингтон. На сайте школы было написано, что дни открытых дверей уже проводятся. Ограниченное число детей могло получить финансовую помощь, а сама школа располагалась всего в паре километров от тараканьей дыры Кена. Потом я бездумно взяла в руку телефон и обнаружила, что смотрю на страницу поиска в «Инстаграм». Я медленно начала вводить буквы… S-W-E… еще до того, как я дописала слово, прямо под аккаунтом Sweetgreen появилось лицо Дафны. Я почувствовала настоящий прилив восторга, открыв ее страничку. Частные пляжи, президентские люксы и подносы с отельной едой, ломящиеся от экзотических фруктов. Еще там были доски с мясными нарезками, замки до потолка из папье-маше и детские бенто, в которых лежали изысканные десерты. Карусели и костюмированные балы, бутылки ледяного шампанского, прокачанные машины и, конечно, одежда: плащи, платья, туфли и сумочки. Настоящее порно в мире покупок, образа жизни и отдыха, фуд-порн и, время от времени, туалетные селфи в бикини, которые балансировали на грани порно как такового.

На фотографиях Дафна выглядела более миниатюрной, чем на крыше. Пор на ее лице словно не существовало, как будто на нее напал гигантский ластик. Я старалась не слишком обращать внимание на подписи, потому что они напоминали фразы из настольного календаря «Цитата дня».

Уже готовая поморщиться, я вдруг наткнулась на пост, в котором она изливала душу с неидеальностью, которую редко можно встретить среди инфлюенсеров ее уровня. Она упоминала вещи, о которых женщины нечасто говорили: борьбу с депрессией, недовольство собственным телом, аутоиммунный тиреоидит, провалы в воспитании детей и чувство вины из-за того, что она предпочитала посмотреть Netflix вместо того, чтобы потрахаться с мужем.

Само слово «инфлюенсер» мне было знакомо. Я придумывала подписи для соцсетей некоторых из них, когда они работали с брендами, которые меня нанимали. Но, вероятно, из-за того, что я знала, какие махинации стоят за их постами, они никогда не были мне интересны. А Дафна чем-то отличалась. Чем-то, что невозможно было не заметить. И неважно, волновали ли тебя ее сумочки Balenciaga, неудачный ботокс или флешмоб «возьми обед с собой». Она притягивала тебя. И, похоже, комментаторы были со мной солидарны.

– А где другие честные записи о материнстве? – комментировал один из подписчиков.

– Посылаю тебе любовь и свет, моя королева, – писал другой.

– Ты спасаешь мою жизнь, – добавлял третий.

Помимо автобиографического контента и рекламных постов для марок от Prada до Pampers, в ее блоге можно было увидеть фото близнецов, мальчика и девочки, которые выглядели немного старше Романа. Большеглазые и круглолицые, они были сфотографированы со всевозможных углов в высоком разрешении, и публикаций с ними было так много, что через пять минут я уже была уверена, что узнала бы их в толпе. И хотя я бы никогда не решилась выкладывать фотографии своих детей так, как она, с точки зрения бренда они служили своеобразным заземлителем. Какими бы безумными ни были некоторые из ее публикаций (например, она не боялась запостить свое фото на байке с сумкой Birkin), Дафна все равно была мамой с теми же проблемами, что и у других.

Листая ее страницу, я осознавала, что она стояла у истоков почти всех самых модных трендов. Она носила оверсайз-пиджаки в стиле восьмидесятых с гигантскими подплечниками, нейлоновые трико с носками, тренчи из лакированной кожи с просвечивающими сетчатыми футболками, цилиндры, котелки, канотье и сомбреро. И все это – много лет назад.

После того, как я познакомилась с Дафной в реальной жизни, мне было сложно объективно оценить ее страницу. Я пыталась найти в ней ту женщину, которую увидела лично, но, не считая ультрамодного стиля, ее там не было. Это был кто-то другой.

В жизни она была саркастичной и озорной, почти агрессивной. А онлайн она была мягче и женственнее. Что-то в ее постах говорило о том, что это было для нее лишь шуткой, отчего она понравилась мне еще больше. Она заигрывала с толпой, не оправдываясь. Она определила для себя, какие у нее читатели, и обращалась к ним с гламурной изюминкой. Она делала то же, что и я. Но, в отличие от меня, она не работала на бренды. Она сама была брендом. Пролистав больше четырех тысяч постов, я хотела еще. И тогда я открыла электронную почту и начала печатать.

– Ребята, вашему продукту нужно лицо. И, по-моему, я его нашла, – написала я Виго и Сету.

Глава восьмая

– «ПогодаДляСвитера365»? Так ее зовут? – спросил Сет, когда мы встретились на следующей неделе. Он вручил мне чайный сбор, который собирал последние минут двадцать. – А как она себя называет в жаркую погоду?

– Надеюсь, я не перегибаю палку, но мне кажется, что эта женщина могла бы… – Я замолчала и сглотнула, когда увидела, что из чашки на меня смотрит трехцветная кошка, сделанная из пенки и какао.

– Это горячий чай, – сказал Сет с улыбкой.

– Ага, но кошка… Выглядит практически как настоящая! – Я не могла поверить своим глазам.

– Нет, его так зовут. Горячий Чай, – прервал молчание Виго.

– Я – кошачий папочка. У меня еще есть Анкимо, Боуи и Рейчел Мяудоу. Но Горячий Чай – самый красивый. Боуи – одноглазый, а остальные двое – корниш-рексы, поэтому больше напоминают сырые куриные грудки с усами.

– Ясно, – ответила я, глядя на Виго и спрашивая себя, как, черт возьми, они вообще могли подружиться.

Было чуть больше девяти утра, довольно ранний час для офиса «Матча Питчу». Кроме двух бариста, которые готовили ресторанчик к открытию, там больше никого не было. Сет провел в офисе всю ночь, разрабатывая новые рецепты, и сказал, что нам надо встретиться как можно раньше, чтобы обсудить «дальнейшие шаги». Одетый во фланелевые пижамные штаны и красные тапочки в виде Элмо[17]17
  Персонаж «Улицы Сезам».


[Закрыть] и с прической, как у футболиста из молодежной лиги, Сет, казалось, с каждым разом был все ближе к нервному срыву.

Виго развернул «Инстаграм» Дафны на ноутбуке и показал его Сету. Я работала с ними уже больше недели, и впервые за это время мне удалось удержать их внимание. Его заинтересовало фото Дафны, на котором она позировала, стоя на коленях на носу яхты где-то на юге Франции. Подпись гласила: «Чувствую себя хитрюнгой, и мне по крену!»

– Описания – просто супер! – воскликнул Сет.

– Нет, они ужасны, – низким голосом ответил Виго.

– Мне тоже так сначала показалось… – Я сжала губы. – Но это лишь на первый взгляд. Она смеется над собой. И, что немаловажно, она – самая влиятельная мама в городе. Тут есть элемент самоосмысления. И это ее секретный ингредиент.

Напевая себе под нос, Сет продолжил листать страничку Дафны, пока Виго что-то набирал на телефоне.

– Я пробиваю ее через «Старшут», – пробурчал он. – Это платформа, которая делает подсчеты для маркетологов. На ней есть калькулятор инфлюенсеров. То есть количество лайков, комментариев и репостов, поделенное на общее число подписчиков, а потом – на количество публикаций. Виго объяснял медленно, как будто говорил с парочкой иностранных студентов по обмену. Вдруг его лицо засияло.

– Неплохо. Ее рейтинг вовлеченности – 1.97, и это достаточно много, учитывая, что она не знаменитость, и я раньше о ней не слышал.

– Ты не ее аудитория. Она постит для мамочек! – сказала я.

– Есть одна проблема. – Виго вдруг поднял на меня свои глаза с нависшими веками. – У нас нет денег на такую девицу, как она. Скорее всего, она берет штук по тридцать за публикацию. И от двух до трех сотен тысяч за полноценную кампанию.

Сет открыл рот от удивления.

– Реально? Может, мне стать инфлюенсером?

– Я бы на тебя подписалась, – ответила я.

Мне всегда казалось безумием, что позировать на фоне кукольно-розовых стен и снимать видео в ванных, полных зефирок, стало настоящей карьерой в XXI веке. Но я наблюдала, как обычные люди строили свои маленькие империи, кадр за кадром, тост с авокадо за тостом с авокадо. Я видела своими глазами, как большие компании соглашались компенсировать расходы онлайн-знаменитостей, который брали за один пост больше, чем я получала за целый год.

– А близнецы – ее? – уточнил Виго.

Я засмеялась.

– Не думаю, что это маленькие актеры.

– Я боюсь близнецов, – сказал Сет.

– Окей, я понял, – сдался Виго, – но некоторые из подписей… Ой-вей! – заворчал он.

– Подписи я могу подогнать под наши цели, если нам удастся ее заполучить, – пообещала я.

Виго посмотрел на Сета, потом снова на меня, все еще переваривая информацию. Наконец, он расплылся в улыбке. – Давай заманим ее к нам.

Около недели мы вели переговоры с агентами Дафны. Наконец, они сообщили, что ей может быть интересно наше предложение. По счастливой случайности, у нее не было ни конфликтов, ни эксклюзивных контрактов ни с бомбочками для ванны, ни с продуктами из каннабидиола. Но за фотосессию на полдня, два интервью, один пост в ленте и сториз из трех кадров ее агентство просило сто пятьдесят тысяч. Пообщавшись с инвесторами «Матча Питчу» и вложив еще десять тысяч, которые он выжал из своих родителей, Виго смог собрать пятьдесят тысяч, пять процентов из которых ушли бы на внутренние издержки. Это было лучшим, что ему удалось сделать. Дафна вежливо отклонила предложение.

Глава девятая

Едва мы с Романом пересекли порог школы Эбингтон, я почувствовала, как у меня подскочил адреналин. Я с трудом выделила время, чтобы его туда привести, и теперь, встретившись лицом к лицу с идеальными мамами, входящими и выходящими из этого похожего на Хогвартс здания, понимала, что влипла.

Мое сердцебиение немного успокоилось, когда мы вошли внутрь. Несмотря на суровый фасад, Эбингтон был ярким и теплым. В его коридорах витали ароматы тостов с маслом и новых книг. Классы можно было увидеть через большие панорамные окна. Я начала размышлять о том, какой могла бы стать моя жизнь, если бы родители вложились в мое образование.

– Поздравляю и приветствую! – произнесла маленькая женщина в очках Iris Apfel. Она стояла перед гигантским баннером со словами «Не мечтай об этом, живи этим».

– «Шоу ужасов Роки Хоррора»?[18]18
  Культовый мюзикл 1975 года с Тимом Карри в главной роли.


[Закрыть] – легкомысленно воскликнула я.

– Почти уверена, что это высказывание Элеоноры Рузвельт, – возразила она.

Я, в свою очередь, была почти уверена, что это Тим Карри, но решила не спорить.

– Это Роман Чернофф. Он пришел на детский праздник, а я – на день открытых дверей для родителей.

– Ну, как мы говорим родителям наших потенциальных учеников, это не совсем праздник. – Она дала мне нагоняй бодрым тоном. – Мы предпочитаем называть его детским визитом.

– Ах, разумеется, – покраснела я, вспомнив выражение, которое использовал сотрудник Эбингтона, когда разговаривал со мной по телефону.

– На какое время вы записаны? – спросила она. Хоть эта женщина и вела себя тактично, я видела, что она сканировала меня на предмет часов «Ролекс» или других символов статуса, которые намекали бы, что я способна сделать щедрый вклад в ежегодный фонд школы.

– Я – Мэрилин, декан младших классов, – улыбнулась она, теребя простые жемчужные бусы, которые надела под клетчатую рубашку и кашемировый кардиган. – Если вы не против, то оставьте ваши контактные данные Норме, – она дала знак седовласой женщине, одиноко сидящей в углу, – а потом идите к комнате Манделы.

Она указала в глубь коридора своими крошечными, словно кукольными, пальчиками. Мэрилин напомнила мне ту маленькую женщину из телесериала «Морская полиция: Лос-Анджелес», которая всегда давала указания команде.

– Я не хочу на праздник! – захныкал Роман, когда мы заходили в обитый деревянными панелями конференц-зал, полный родителей, сидящих на складных стульях со стоическими лицами.

– Это детский визит, – спокойно поправила его я, глядя на других родителей в поиске одобрения.

– А кого я посещаю? – дал отпор он.

– Знаешь… Я сама не в курсе, – засмеялась я, надеясь, что кто-нибудь придет мне на помощь. Но толпа продолжала молчать и избегала зрительного контакта, как кучка пятнадцатилетних девочек в коридоре Федерации планирования семьи. Словно по договорённости, на всех родителях были серые свитера, темно-синие костюмы или жемчужные ожерелья, как у Мэрилин. Каждый казался более напряженным и взволнованным, чем предыдущий.

Из-за того, что мест для новых учеников было меньше дюжины, а у детей, старшие братья или сестры которых уже учились в школе, было преимущество, они готовы были к войне. Я тоже, но в меньшей степени.

– Мег? – позвал меня знакомый голос. Я обернулась и увидела сидящую в углу Сари. Сегодня вместо хлопкового шопера она отдала предпочтение утонченной сумочке от Chanel. А волнистые волосы решила уложить в стиле Хизер Локлир[19]19
  Актриса и продюсер.


[Закрыть]. Она выглядела так, словно проснулась пораньше, чтобы щеткой Dry Bar сделать прическу «космо». Сари жестом пригласила меня сесть рядом.

– Я проснулась пораньше, чтобы сделать «космо» Dry Bar. Смотрится не слишком? – спросила она шепотом, трогая волосы.

– Выглядишь отлично, – уверила ее я.

Сари улыбнулась.

– Я хотела сделать такую укладку и Уэверли, но у нее слишком тонкие волосы, и ничего не держится, – призналась она, глядя на дочь. – Скажи «привет», милая, – проинструктировала она девочку. Уэверли посмотрела на меня ледяным взглядом, а затем сделала жест рукой, как будто стреляет в меня. Когда воображаемая пуля зацепила мое ухо, во мне окрепла вера в возможность поступления Романа.

– Нервничаешь? – спросила Сари. – Я вот не в своей тарелке.

Прежде чем я успела ответить, она наклонилась ко мне и начала шептать.

– Ты знаешь, что цена становится в два раза выше, когда они поступают в старшие классы, да? А еще они хотят, чтобы ты каждый год делала пожертвование.

Она обвела взглядом комнату, оценивая конкуренцию.

– Ты знала, что они нанимают следователей извне, которые их консультируют по поводу твоих денег? Безумие. Вы еще что-нибудь рассматриваете?

– Пока только эту школу, – через силу улыбнулась я и тут же поняла, что ответила неправильно.

– Девочка моя! Что я тебе сказала, когда мы в последний раз разговаривали? Тебе надо выстроить целую сеть. Вы же не поступите во все школы. Никто не поступает, если он, конечно, не безумный миллиардер или типа того. А ты ведь не сумасшедшая миллиардерша? – она вдруг замолчала, проявляя ко мне больший интерес, чем когда-либо. Я рассмеялась.

– Нет, я просто сумасшедшая.

– Ой, слава богу. Нам тут нужны нормальные люди. – Сари сделала паузу. – Под нормальными я, конечно, подразумеваю нормальных богатых людей. Я не говорю, что ты бедная. Знаешь, я ведь в Бруклине живу, – напомнила она, произнося название района так, словно это было венерическое заболевание.

В этот момент Мэрилин заглянула в дверной проем. Ее сопровождали две женщины помоложе, которые держали в руках папки с листами бумаги.

– Ладно, родители, время попрощаться с вашими маленькими исследователями. Мы совершим тур по школе, а они нанесут визиты. Мы разделим детей на группы по три человека и…

Я увидела, как она теряет нить мысли, уставившись на Романа, который прислонил свой бейджик к глазам, словно цензуру на фото. У меня заколотилось сердце, а она продолжила свои разглагольствования.

– Мы соберемся снова примерно через полчаса.

Мэрилин, с выверенной и назубок выученной рекламной речью, водила толпу пускающих слюни родителей по каждому из пяти этажей школы, стратегически останавливаясь напротив всех портретов, мемориальных досок и трофеев.

– Вот тут у нас классы, начиная с детского садика и до пятого, а в нашем центральном кампусе – ученики с шестого по двенадцатый классы, – сказала она, сопровождая нас наверх по пышной лестнице. – Это здание, конечно, более скромное, чем то, что в центре, но все равно у нас два спортзала, бассейн и собственный кафетерий, в котором представлены все виды блюд без орехов. Мы не разрешаем приносить с собой еду из-за возможной аллергии, но стараемся использовать как можно больше продуктов из нашего органического сада на крыше. Сейчас мы его посетим.

– Очень заманчиво! – шепнула Cари мне на ухо, пока мы поднимались по мраморной лестнице. – У меня есть друзья, геи, разных рас, учились в Лиге плюща[20]20
  Объединение из восьми престижных американских университетов.


[Закрыть], в честь бабушки одного из них назвали отделение больницы Ленокс Хилл. И они даже не попали на собеседование, потому что их рейс из Найроби задержали, и они подали заявку первого октября. В результате они оказались в списках ожидания всех школ.

Не успев надлежащим образом скорбно покачать головой, она в ужасе ахнула. Я проследила за ее взглядом, ожидая увидеть кровь. Но там была Дафна Коул, болтающая с группой друзей.

На ней были сапоги из змеиной кожи, джинсы и что-то вроде кожаной портупеи поверх обычной белой футболки, которая была куплена явно не в Gap. Волосы у Дафны были длиннее, чем я запомнила, с затемненными корнями, переходящими в карамельный блонд. Я почувствовала, что начинаю дышать чаще.

– Ну вообще. Не могу, реально, – сказала Сари. – Это же Дафна Коул.

Наша группа продолжила идти дальше, а мы застыли на месте, словно два несчастных жителя Помпеи.

Дафна разговаривала с женщиной пониже ростом, у которой были темные волосы и кожа, вероятно, склонная к аллергии на солнце. Она выглядела знакомой в широком смысле: как люди, с которыми ты вроде бы учился вместе в старших классах. А может, она была на одном из тех видео по технике безопасности, которые показывают на борту United Airlines. Женщина была недостаточно запоминающейся, чтобы исполнять главную роль, но вполне могла изображать вторую или третью стюардессу, которая надевает кислородную маску и садится на кресло рядом с настоящим кенгуру.

– Это ее кузина, Лорен, – прошептала Сари. По ее тону было понятно, что она не является ее большой поклонницей.

– По-моему, я ее где-то видела, – ответила я, пытаясь разобраться в своем дежавю.

– Может, в «Инстаграме»? «МамочкаМедведицаТрайбека»? Она платит за продвижение своих фото, – закатила глаза Сари. «Проплаченная» Лорен выглядела напряженной, а еще казалось, что она отчаянно пытается излучать моложавость, которая ей недоступна. Я легко могла представить себе, как она натужно репетирует танцы из «ТикТока» или надевает ушки Минни Маус в Диснейленде.

– Пошли, – сказала Сари, и мы поторопились, чтобы вернуться к Мэрилин и компании. Они уже неслись по коридору в направлении мастерской по дереву. Дети в одинаковых кевларовых фартуках шлифовали и выпиливали из листов фанеры, которые к концу семестра должны были стать частью школьного проекта: новаторского, с точки зрения пластического искусства, отдельного жилища для школьной вислобрюхой свиньи Тофу. Роман чуть не рехнулся, когда узнал, что у школы была своя собственная хрюшка.

– Так они родственницы? – спросила я Сари. Хотя Лорен и Дафна уже несколько минут были вне пределов нашей видимости, она поняла, о ком идет речь.

– По мужу. Они вместе снимали комнату и вышли замуж за двоюродных братьев. Лорен переехала в Нью-Йорк, когда ей было года двадцать два. Она познакомилась с Дафной, когда они обе были стажерками в журнале «Тин Вог». И когда Лорен встретила своего мужа, Шелдона, то познакомила Дафну с его кузеном, Кипом.

– Звучит как инцест, – прошептала я.

– Они не сразу сошлись. Дафна была слишком занята встречами с каким-то женатым банкиром в его секретной квартире в Грамерси.

Наша группа обогнула еще один угол. Следующий коридор был уставлен научными проектами и морскими пейзажами из бобов, наклеенных на плотную бумагу. Это была та самая тактильная стимуляция, в которой так нуждался деятельный ум моего сына. Господи, это место идеально бы ему подошло.

– И как началась вся эта история с «Инстаграмом»? Как ей удалось так прославиться? – спросила я, осознавая, что мои мысли снова возвращаются к Дафне, пока я иду вслед за Мэрилин, шагающей удивительно широко для человека с такими маленькими ножками.

– Вообще, Лорен занялась этим раньше, чем все остальные, – рассказала Сари. – Например, она постила фото, на которых бежит по пляжу в бальном платье. Но так и не прославилась, потому что ей было нечего сказать. Еще у нее потрясающее чувство стиля. Меня однажды отправили на ремонт, который она делала в своем доме в Амагансетте, и, Богом клянусь, все было настолько по-майамски, что у меня голова закружилась.

Наша группа остановилась. Мэрилин заставила нас выстроиться в линию и ждать, пока придет наша очередь заглянуть в научную лабораторию.

– Не как в Майами середины прошлого века, а мраморные ванны и зеркала с пальмовыми листьями от Сержа Роша на каждой стене, – пояснила Сари.

Я кивнула, как будто могла представить, о чем она говорит. Наша очередь двигалась, и Сари шепотом подытожила свою лекцию.

– Если бы кто-то делал антропологическое исследование про мам из Манхэттена, то Лорен заняла бы первое место в плане недоступности. Одна из бывших нянь моей подруги на нее работала. У Лорен их куча. И она не только платила копейки и никогда не смотрела в глаза, но еще и настояла на том, чтобы всю одежду ее детей сушили на свежем воздухе и гладили. Можешь себе представить, чтобы няню о таком просили? – спросила Сари.

– Определенно нет, – покачала я головой, делая вид, что у меня есть и няня, и утюг.

Тур по школе закончился без всяких церемоний: Мэрилин просто отвела нас обратно в комнату Манделы, где мы встретились со своими детьми.

– Вот и все, – улыбнулась она на прощание. – Желаю всем удачи.

Звучало это так, словно она уже для себя решила, что никто из нашей группы не достоин того, чтобы продвинуться в подаче заявки. Роман подбежал ко мне, широко улыбаясь.

– Мне дали мармеладных мишек! – объявил он. Я никогда не видела его таким восторженным после того, как мы больше тридцати минут провели в разлуке.

– Все? – тихо спросила я Сари. Я упустила возможность лично поговорить с Мэрилин, чтобы узнать о финансовой поддержке.

Сари грустно пожала плечами.

– По-моему, ни у кого из нас нет шансов.

Пока мы шли, Роман, возбужденный от высокофруктозного кукурузного сиропа, скакал передо мной.

– Роман, подожди! – позвала его я, обеспокоенная тем, что он мог сделать что-то такое, что еще больше перечеркнуло бы его будущее.

– Подожди маму, малыш, – предостерег голос. Подняв глаза, я сглотнула. Дафна стояла у входа в школу, не давая Роману вылететь головой в проход.

– Опять ты, – сказала она. – Ну, как дела?

Она мягко улыбнулась.

– Лучше! – весело ответила я. – Просто, знаете, занимаюсь школьными делами.

– Вы что, знакомы? – Сари выглядела обескураженной, а потом рассердилась на меня за то, что я ей ни о чем не сказала раньше.

– Не совсем. То есть в каком-то смысле. Я… – Я не знала, как объяснить. Дафна подняла руку и решила сама все расставить по своим местам.

– Я пыталась подцепить ее в лифте.