Текст книги "Две мелодии сердца. Путеводитель влюблённого пессимиста"

Глава 9

Люси

– Сюрприз!

Я выпускаю руку Алиссы и замираю в дверном проеме.

Десятки знакомых лиц, окутанных рассеянным светом и радостными улыбками, смотрят на меня в ответ. Мама встает со своего места и сквозь слезы счастья трясет рукой в воздухе, заставляя остальных подняться и разразиться аплодисментами.

Я замираю у входа; в волосах застряли снежинки, а в животе порхают бабочки. Чья-то рука обхватывает меня за шею и притягивает ближе, сквозь радостный всхлип я понимаю, что это Алисса. Она сделала это.

Она организовала праздник для меня.

В данный момент я в силах осознать лишь то, что здесь собрались те, кого я люблю. Все они смотрят на меня с радостными улыбками и блеском в глазах. Пока толпа хлопает в ладоши, свистит и кричит «ура», я прижимаюсь к своим лучшим друзьям и закрываю лицо ладонями.

– С прошедшим днем рождения, подруга, – шепчет Алисса мне на ухо, целуя в висок. – Я так сильно тебя люблю.

Песня «С днем рождения» играет в ушах, голоса звучат фальшиво и чудесно, а слезы неверия просачиваются сквозь щели между пальцами.

Я поднимаю взгляд, по-настоящему любуясь происходящим.

Здесь моя мама. Мои тетя и дядя, кузены и племянники, Джемма и Нокс, несколько волонтеров из приюта, старые друзья по колледжу, Нэш и даже ребята из автомастерской. Здесь собралось так много людей!

Ради меня.

Это уже слишком. Это настолько слишком, что у меня почти подгибаются колени, отчего Алиссе буквально приходится тащить меня к огромному столу, украшенному свечами, брезентом и лимонными и кремовыми цветами в стеклянных банках. «Ред Клауд» – бар в центре города с модным интерьером в деревенском стиле. И в этот особенный вечер он украшен специально для меня. Мое сердце сжимается от счастья.

Я стряхиваю снег со своих только что высушенных феном волос и снимаю с шеи красный шарф, а затем подхожу к каждому гостю, чтобы поблагодарить и обнять. Я удивлена происходящему, пока в какой-то момент не понимаю, что здесь не хватает самого важного гостя.

Когда я обвожу взглядом комнату дюжину раз, Алисса сжимает мою руку, как будто уже зная, о чем я думаю.

– Я пригласила его, – тихо говорит она, поднимая руку, чтобы погладить меня по спине. – Он сказал, что постарается прийти, но ему пришлось задержаться на работе допоздна.

Я отказываюсь плакать – не здесь, не сейчас. Отказываюсь. Сдерживая жгучие слезы, я наклоняю голову набок и натянуто улыбаюсь.

– Все в порядке. Я знаю, что он занят. – Я прочищаю горло и перевожу разговор на тему, которая не вызывает у меня желания сбежать отсюда и найти подушку, чтобы рыдать в нее остаток ночи. – Не могу поверить, что ты организовала праздник для меня.

– Почему? – Она дерзко фыркает, откидывая волосы за плечо. – Ты не смогла отпраздновать свой день рождения. Я решила подождать, пока ты не поправишься и не сможешь в полной мере насладиться праздником. И пусть мы опоздали на два месяца, тем не менее я надеюсь, что это будет незабываемое событие.

Незабываемое? Ни один праздник еще не был таким запоминающимся. Я буду думать об этой ночи всю оставшуюся жизнь.

– Ты сделала что-то невероятное. Это многое для меня значит.

Когда мы снова прижимаемся друг к другу, чтобы обняться, Нэш подходит ко мне с бокалом крафтового пива в руке. Я посылаю ему улыбку через плечо Алиссы, а затем отстраняюсь от нее.

– Ты был в курсе этого? – удивляюсь я, замечая огонек в его взгляде. – Я же права?

– Возможно. – Он невинно пожимает плечами.

Алисса и Нэш ударяются локтями.

– Командная работа на высоте, – улыбается она, подталкивая его плечом.

Я прищуриваюсь и мысленно переношусь в тот день в винном баре, когда была абсолютно уверена, что между моими двумя друзьями что-то происходит.

– Ребята, вы… встречаетесь?

Их брови одновременно поднимаются к линии роста волос. Алисса запрокидывает голову, словно мои слова звучат абсурдно.

– Что? Нет, глупышка, мы просто друзья.

– Мы находились в сговоре, – добавляет Нэш.

– Я бы точно была не в себе, реши что-то скрывать от тебя, потому что это все равно, что пытаться обнять кого-то без помощи рук. – Алисса фыркает и качает головой, отчего две позолоченные сережки в ее ушах покачиваются, как маятники. – Не могу поверить, что ты так подумала.

Я поджимаю губы, все еще сбитая с толку.

– А как же та записка, которую он тебе передал? Ты выглядела такой радостной…

Она указывает на стол с десертами в другом конце комнаты.

– Он написал, что придумал для тебя идеальный праздничный торт.

Я оглядываюсь назад и улыбаюсь. Это слоеный пирог с фотографией моих собак – он действительно идеален. Кики высовывает язык, а Зефирка утыкается мордочкой ей в шею. Он украшен завитками желтой глазури и буквами из сахарных бусин. Когда я снова смотрю на Алиссу, она протягивает мне смятую салфетку, которая до сих пор лежала в кармане ее пальто.

Конечно же, там написано: «У меня есть отличная идея для торта Люси. Нужна фотография ее собак».

Вот черт.

Как далека я была от истины.

Перебросившись парой фраз, я и Алисса подходим к бару, чтобы заказать по коктейлю. После этого мы лениво болтаем о ее властном боссе, пока не появляется Данте, держа в руке стакан с янтарной жидкостью. Он кивает мне и на мгновение задерживает взгляд на Алиссе.

– Привет, милая.

Алисса подносит соломинку к губам, с интересом смотря на Данте.

– И тебе привет.

– Я обращался к Люси. – Он слегка улыбается.

Она опускает бокал и приподнимает бровь; ее лицо искажает эмоция раздражения.

– Круто. Думаю, тогда я просто пойду и трахну себя. – Ее тон наполнен фальшью.

Когда она пытается ускользнуть, Данте смеется и тянет ее обратно за рукав рубашки.

– Ты та самая подруга?

– Да. Я та самая «подруга», – отрезает она. Затем замолкает, на мгновение прищуриваясь, а после широко распахивает глаза. – Подожди. Я тебя знаю?

– Это Данте, – вмешиваюсь я, задумчиво хмурясь. – Данте, это Алисса.

Он медленно поднимает к ней руку.

– «Коллега», – представляет он, скривив губы. – Ты выглядишь знакомой.

Ее карие глаза какое-то время с сомнением смотрят на руку Данте, пока в итоге подруга не сдается и не пожимает ему ладонь. Его оливковая кожа соприкасается с ее кожей цвета слоновой кости, после чего она отстраняется, растерянно моргая.

Они смотрят друг на друга.

Чуть дольше положенного.

Затем одновременно произносят:

– «Тиндер».

О боже.

– Букашка. – На его лице появляется улыбка, когда он прижимает кулак к сердцу. – Ты появилась передо мной, словно призрак, и разбила мне сердце.

– Ты меня продинамил, – рявкает она в ответ. – И не называй меня так.

– Я же сказал: у меня срочное дело. Ничего личного. Я пытался перенести встречу, но ты меня проигнорировала.

Она фыркает.

– Правдоподобная история. Стоило догадаться, что меня бросит тот, кто называет себя «Жгучий Данте».

Воздух между нами накаляется.

Его темные глаза мерцают в свете встроенного освещения, пока он потягивает свой напиток.

– Что? Это моя изюминка.

– Точно.

– Мы можем попробовать еще раз, ты же знаешь. Ты хотела погулять с моей собакой. Он расстроился.

– Можно я погуляю только с твоей собакой?

– Сомневаюсь, что он согласится на это. Дизель очень преданный.

Мои глаза бегают, как при яростной игре в пинг-понг. Я прочищаю горло и указываю через плечо Алиссы на свою маму, которая оживленно разговаривает с одной из моих робких подруг из приюта.

– Смотри, там моя мама, – выпаливаю я. – Думаю, она пытается привлечь твое внимание.

Алисса смиренно вздыхает и наклоняется, чтобы быстро обнять меня.

– Ладно. Я поддамся на твою изощренную тактику отвлечения внимания и пойду поздороваюсь с твоей мамой. Приходи, когда закончишь… здесь. – Здесь – звучит особенно язвительно, когда она на мгновение переводит взгляд на Данте, а затем улыбается мне во весь рот, сверкая всеми своими зубами.

Я наблюдаю, как она вприпрыжку пересекает комнату, радостно покачивая бедрами в своей кобальтовой юбке-тюльпане.

Данте смотрит ей вслед, уставившись на ее задницу, затем снова переводит взгляд на меня.

– Что ж… извини за это. Бишоп бросил тебя? – ворчит он, прислоняясь бедром к барной стойке. – Отстой, он ведет себя как придурок.

У меня внутри все переворачивается при упоминании Кэла, но особенно при упоминании того, что он отсутствует. Я пожимаю плечами, изображая безразличие.

– Все в порядке. Он занятой парень.

– Ему пришлось задержаться после работы, чтобы починить тормоза, которые он испортил. Может, он еще появится.

Это не имеет значения.

Я твержу себе, что его отсутствие ни капли не имеет значения и не стоит забивать себе этим голову. Кэл и так приютил меня, присматривает за мной и даже иногда готовит. Сегодня утром, перед работой, он удивил меня завтраком: яичницей-болтуньей, миской фруктов и булочками с домашними сосисками. Увидев, что на столе стоит кружка горячего кофе с сахаром и вегетарианское блюдо, я почувствовала, что мое сердце затрепетало от надежды.

Тем не менее между нами есть дистанция.

После напряженного момента в ванной он отстранился от меня.

На каждый шаг вперед приходится три шага назад.

Полагаю, это хорошо. Это даже к лучшему. Несмотря на то что я все еще просыпаюсь посреди ночи от кошмаров, где меня преследуют ужасные образы Эммы, я не иду к нему. Я не ложусь рядом с ним и не позволяю ему прогнать воспоминания своим бьющимся сердцем и надежными, теплыми объятиями.

Это слишком… опасно.

Его сердце легко может уничтожить мое.

Его руки легко могут раздавать меня.

Крутя в руках стакан гавайского напитка под названием «Белый лотос», я изображаю легкую улыбку.

– Да, возможно. Но все правда в порядке.

– Говори что хочешь, но я-то знаю, что у тебя на уме, – говорит Данте, пронзая меня взглядом зеленых, как мох, глаз. – И, честно говоря, я вас обоих ни хрена не понимаю. Вообще. Кэл все время погружен в свои мысли, он слеп к тому, что происходит прямо перед его носом, а ты при этом ничего не делаешь. Ты просто позволяешь ему отдаляться от тебя все дальше и дальше.

Я пытаюсь сглотнуть, но в горле словно насыпали стекла.

– Он не хочет отношений. Ничего не выйдет.

– Еще как выйдет, – вторит он. – Он без ума от тебя. Безумно, однако он считает, что не подходит тебе. Заставь его понять, что все это чушь собачья. Заставь его понять, что между вами может что-то получиться, потому что для меня это ясно как божий день. – Данте вздыхает и, качая головой, делает паузу, чтобы допить остатки коктейля. – Черт, я вновь начинаю философствовать. Гребаный скотч всегда творит подобное со мной.

Я поджимаю губы, его слова превращаются в иглы и колют мое сердце.

– Знаешь, мой отец тоже был упрямым сукиным сыном, – размышляет он, показывая бармену пальцем, чтобы тот налил еще. – Он встретил мою маму и по уши влюбился в нее. Мгновенно. Она пуэрториканка, красивая и чертовски дерзкая. Она любила его так же сильно, как и он ее. У них были бурные отношения – так мне говорили, – и она довольно быстро забеременела мной. – Данте кивает в знак благодарности, обменивая новый напиток на пачку наличных. – Отец никогда не считал, что достаточно хорош для нее. Вырос в бедности, у него было тяжелое детство. Он работал на складе за ничтожную плату, сверхурочно и даже в выходные, чтобы свести концы с концами. Маме было все равно, главное, что они – вместе, но ему нет. Он видел, как люди оборачивались, когда она входила в комнату. Их взгляды были такими, словно мама выбрала какой-то мусор, а не мужчину… и в конце концов он заставил себя поверить, что она бросит его. Что он никогда не станет тем, кого она заслуживает. Проклятый мученик.

Мое зрение затуманивается, и я сжимаю стакан в руке.

– Что произошло?

Данте пожимает плечами.

– Отец верил в это до тех пор, пока мама тоже не начала в это верить. Он оттолкнул ее, замкнулся в себе, и она ушла от него. Вышла замуж за какого-то придурка, которого я должен называть отчимом, но я зову его просто «долбаный Ларри». – Данте надувает щеки и, усаживаясь на барный стул, принимается наблюдать за мной и за тем, как я грызу ноготь большого пальца. – Я просто хочу сказать: не позволяй ему избегать тебя. Не позволяй ему забивать тебе голову чушью собачьей, потому что так оно и есть. Я ни хрена не смыслю в отношениях, но верь мне, когда я говорю, что никогда не видел его счастливее, чем в те месяцы, когда ты работала в магазине. Ты – самое главное для него, Люси.

Я смотрю на него блестящими глазами. В какой-то момент мое сердцебиение участилось до тревожного ритма, а кожа раскраснелась и покрылась испариной. В комнате гуляют сквозняки, но я изнемогаю от жары. Перегрева.

Данте поворачивается лицом к бару, опираясь локтями о стойку. Я откидываю волосы назад, замечая, как сильно дрожат мои руки, и выпаливаю:

– Что случилось с твоим отцом?

Он безрадостно смеется, поднося стакан к губам. Глядя прямо перед собой, отвечает:

– Живет один в какой-то дыре в Кентукки, одинокий как никогда, и жалеет о каждой секунде, проведенной без нее.

Какое-то чувство пронзает меня.

Возможно, осознание. Возможно, прозрение.

Я думаю о Кэле, живущем в полном одиночестве, избегающем отношений, отвергающем любую форму глубокой связи.

Хотя обстоятельства у нас иные, чем у родителей Данте, все сводится к одному – страху.

Кэл говорит, что не полюбит меня, и это не потому, что он не может.

Он боится любить, потому что не хочет вновь столкнуться с потерей.

Когда теряешь что-то ценное, это меняет тебя. Порой ты держишься за вещи слишком крепко, и они рассыпаются в руках, а иногда ты вообще не держишься за них.

В конце концов ты все равно проигрываешь.

Когда я сообщила Кэлу, что умираю, это было худшее, что я только могла сказать. Теперь он видит мою смерть каждый раз, когда смотрит на меня. Я умираю, ускользаю из его рук. Еще один человек, которому суждено оставить зияющую дыру в его сердце.

Но вот в чем дело – мы все умрем.

Каждый из нас, черт возьми.

Однако смысл жизни в том, чтобы жить, пока мы еще живы, – вот что важно.

Я поднимаю руки, чтобы обнять Данте, отчего мой напиток расплескивается. Но это не мешает мне заключить его в неуклюжие объятия.

– Спасибо, – бормочу я, и слезы застилают глаза.

Он неловко похлопывает меня по руке и издает смешок.

– В любое время, милая. Просто плесни в меня виски, и я наполнюсь бесполезной мудростью.

– Это вовсе не бесполезно, – говорю я ему. – Мне это было нужно.

Он поднимает бокал и чокается с моим.

– Тогда за твое здоровье.

Прежде чем я успеваю отстраниться, резкий порыв ветра проносится через барную стойку, заставляя мои волосы взметнуться вверх. Холодный февральский воздух наполняет теплое помещение, когда дверь распахивается и в комнату вваливается человек в черных ботинках.

Когда я поднимаю взгляд, то замечаю Кэла, стоящего в дверном проеме и смотрящего на меня.

Глава 10

Кэл

Первое, что я вижу, когда вхожу в бар, – Люси, повисшую на Данте.

Черт бы меня побрал.

Каждый мускул в моем теле напрягается, когда мрачные мысли пронизывают меня насквозь. Я смотрю на нее с расстояния в несколько метров, наблюдая, как ее большие голубые глаза загораются облегчением, когда она замечает меня у двери.

Люси рада мне, хотя не думаю, что ждала меня.

Она отскакивает от Данте и обходит его, чуть ли не вприпрыжку направляясь ко мне в маленьком черном платье, которое смотрелось бы намного лучше на полу моей спальни.

Я снимаю с головы заваленную снегом шапку и провожу рукой по волосам. Я приехал прямо из магазина, так что, скорее всего, от меня пахнет потом и машинным маслом.

– Кэл.

Ее нежный, вкрадчивый голос достигает моих ушей. Золотисто-каштановые локоны волнами падают ей на плечи, когда она подходит ко мне. Я засовываю шапку в задний карман, испытывая искушение достать сигареты, спрятанные в другом кармане, но воздерживаюсь. Мне не хочется курить рядом с ней.

– Привет.

Мой ответ звучит приглушенно, когда она прыгает на меня, выбивая воздух из легких.

– Ты пришел, – практически стонет Люси, уткнувшись лицом в мою кожаную куртку. Ее руки обвиваются вокруг меня и так крепко сжимают в объятиях, что ногти оставляют крошечные отпечатки в виде полумесяца на куртке.

Я поднимаю руку и провожу ладонью по ее спине, пока не запутываюсь в гриве волос. Черт возьми, она так вкусно пахнет. Фруктовые груши и сахарная вата.

– Прости, – бормочу я, зарываясь носом в ее волосы и глубоко вдыхая. – Застрял на работе. Я хотел приехать пораньше.

– И все же ты здесь, – говорит она легко, будто остальное даже не имеет значения.

Я пришел, я здесь – вот что для нее важно.

Не важно, что я опоздал, сломлен и пребываю в ужасном настроении.

Я поднимаю глаза и вижу, как Данте машет мне из бара. Кивнув ему, я отстраняюсь от Люси, а когда снова смотрю на нее, то замечаю слезы в ее глазах. У меня кровь стынет в жилах.

– Что случилось?

– Ничего, – она качает головой. Люси улыбается мне, подтверждая, что с ней действительно все в порядке. – Я просто… хочу поговорить позже. Если ты не против.

Явно испытывая волнение, она прикусывает свою пухлую розовую губу. Я не нахожу в себе сил, чтобы отвести взгляд.

– По поводу?.. – спрашиваю я, все еще смотря на ее губы.

– Нас.

От этого слова у меня снова забегали глаза.

– А что насчет нас?

Она приоткрывает свои идеальнее губы и быстро втягивает воздух, но не произносит ни слова. Они застревают в ее горле, как ириска. Люси оглядывает комнату, переминаясь с ноги на ногу, а затем снова переводит на меня взгляд.

– Ты и я.

Я прищуриваюсь, пытаясь понять ее.

– Я знаю, что значит «нас», Люси. О чем конкретно ты хотела поговорить?

– Позже, – говорит она, прерывисто дыша и нервничая. – Сегодня вечером. После того, как вернемся домой.

Сегодня вечером.

Дома.

О нас.

Я провожу пальцами по волосам, в груди внезапно что-то сжимается, кожа становится горячей. Чутье подсказывает мне, что этот разговор либо закончится тем, что она обнажится и будет выкрикивать мое имя, лежа подо мной, либо разрыдается, когда я скажу ей, что не могу дать ей того, чего она действительно хочет.

А возможно, и то и другое.

Потому что я знаю, чего она хочет – отношений. Настоящего домашнего очага. Однако сейчас у нее есть только наше соглашение и дом. Четыре оштукатуренных стены, обшарпанный пол, крыша и куча чертовых призраков, которые преследуют нас.

Это не очаг.

У меня его не было с тех пор, как мне исполнилось пятнадцать.

Но затем Люси берет меня за руку, отчего мягкие подушечки пальцев скользят по костяшкам моих собственных, и сплетает наши руки вместе. Я помню, как приятно было держать ее за руку на карнавале. Сейчас мне так же хорошо. По мне разливается мерцающее тепло и медленно разгорающееся возбуждение, от которого сердце пускается вскачь. Я опускаю взгляд на наши переплетенные пальцы, затем снова смотрю на нее. Конечно, она улыбается, как и всегда, но от этого я все равно теряю равновесие, как будто от чего-то опьянел.

Хотя это не так.

Я ничего не пил всю неделю, с той самой ночи, когда она забрела в мою спальню, переплела наши тела и прижалась своим сердцем к моему, словно она – мой семейный очаг.

Нет.

Я не могу думать о подобной чуши.

Мне лишь хочется быть рядом с ней, оберегать ее и быть для нее кем-то вроде друга, пока я схожу с ума от подавляемого влечения и чувств, которым некуда деться. Это уж точно лучше, чем впасть в неистовство в тот момент, когда я сдамся, неизбежно облажаюсь и погублю ее.

Прежде чем я делаю шаг назад, она сжимает мою руку, затем тянет за собой, увлекая дальше в бар.

– Пошли.

Я следую за ней, наши руки все еще сцеплены.

Мой взгляд блуждает по комнате, останавливаясь на нескольких знакомых лицах: ее маме и паре родственников, друзьях, чертовом бармене-хипстере, моих парнях из магазина. Я узнаю почти всех, будто уже стал важной частью ее жизни. Когда она знакомит меня с компанией людей, которых я вижу впервые, то называет меня своим другом. Однако то, как она цепляется за мою руку, пока ведет от одного человека к другому, нежно проводя большим пальцем по моей коже, заставляет задуматься, что ей не терпится назвать меня как-нибудь иначе.

В конце концов рыжеволосая девушка, которая присутствовала на свадьбе, – кажется, Дженна – уводит Люси. У меня руки чешутся закурить сигарету, когда ее окружение бросает на меня шквал любопытных взглядов.

Мне, черт возьми, необходимо покурить.

И выпить тройную порцию бурбона.

Полностью выйдя из зоны комфорта, я забираюсь в незанятый угол комнаты и наблюдаю за задницей Люси в черном платье. Особенно когда она наклоняется вперед, опираясь на стойку, и слегка выпячивает бедра, а ее длинные густые волосы подпрыгивают между лопатками, стоит ей рассмеяться над чем-то, что говорит рыжеволосая. Платье облегает изгибы Люси и подчеркивает бедра так, что ее молочно-белые ноги кажутся бесконечно длинными.

– Йоу. Кэл.

Моргая, я отвлекаюсь от бара и замечаю Кенни, стоящего передо мной с бутылкой пива «Миллер Лайт». Он хлопает меня по плечу, а затем указывает на свободное место; его жесткие янтарные волосы отливают рыжим в рассеянном освещении. Он единственный в магазине, кто называет меня по имени. Кенни на пару десятков лет старше меня, так что, возможно, все дело в разрыве поколений.

Я бросаю взгляд на стул. Он стоит между Ике и тем парнем-ковбоем, Ноксом, а Алисса сидит напротив и болтает с девушкой из приюта. Я неохотно подхожу и сажусь, уже чувствуя, что парни пялятся на меня так, словно ждут, что вот-вот грянет гром. Или же тайфун.

В последнее время я и правда вел себя как придурок. Больше, чем обычно.

Ничто так не напоминает тебе о том, что счастье – это привилегия, данная не каждому, как то, что мир рушится у твоих ног в сотый раз.

Просто так получилось, что я один из тех немногих, кому не повезло.

– Как прошел ремонт? – интересуется Ике, поддерживая бессмысленный разговор.

Я не в настроении, поэтому в ответ пожимаю плечами.

– Хорошо.

Парни понимают намек и начинают болтать сами по себе, смеясь и чокаясь бокалами, когда спиртное начинает овладевать ими.

Я не против.

Что меня не устраивает, так это то, как Нэш подходит к Люси, все еще стоящей у стойки бара, или то, как она улыбается ему с розовым напитком в руке. Шум за столом стихает, сменяясь ее смехом. Лица вокруг расплываются, и я вижу лишь то, как Нэш поднимает руку и прижимает ее к стройной спине Люси, а затем наклоняется ближе, чтобы что-то сказать.

Слишком, черт побери, близко.

Она запрокидывает голову и снова смеется. Такая радостная и улыбающаяся.

Я смотрю на его руку: он все еще прикасается к ней, как к своей.

Она не отстраняется и не кажется смущенной. Люси уже не выглядит так, как в тот первый вечер, когда мы были в винном баре. Тогда я положил на нее свою руку, дабы извиниться за то, что сказал ей что-то дерьмовое. То, чего она не заслуживала.

Люси замерла, когда я на несколько долгих секунд дотронулся до нее. Это показалось мне чем-то особенно интимным. Она напряглась, покраснела и заерзала от этого прикосновения. Ее глаза затуманились. Дыхание стало прерывистым. Клянусь, она даже дрожала, как будто боялась меня.

В ту ночь я что-то почувствовал. Тогда я не понял, что именно, однако что-то екнуло в моей груди. Возможно, это были отголоски ее сексуального, сладкого голоса, поющего со сцены, или же это виски разогрело мою кровь, а может, от нее так чертовски приятно пахло, что у меня появилось искушение спрятать лицо в изгиб ее шеи и прикусить эту прелестную кожу на горле.

Но вместо этого я пошел домой и подрочил, думая о ней в таком ключе в первый раз.

Первый из многих раз.

Держу пари, Нэш тоже думает о ней так, и одна эта мысль заставляет меня вскочить со стула и броситься к барной стойке.

Люси замечает, что я направляюсь к ней, и в ее глазах мерцают голубые звездочки.

– Эй! – кричит она, маша мне рукой.

Ее голос звучит бодро и немного возбужденно. Заметив, что ее внимание переключилось, Нэш переводит взгляд на меня, а затем убирает руку с ее спины.

Умный парень.

Изначально я собирался вклиниться между ними, чтобы прервать их, однако ядовитое чувство собственничества берет верх, и вместо этого я обнимаю Люси одной рукой. Медленно, обдуманно. Может, она и не совсем моя, но в другой жизни оно бы так и было.

И она, черт возьми, точно не его.

Я притягиваю ее к себе, а затем скольжу рядом с ней, оттесняя Нэша в сторону. Для пущего эффекта я прижимаюсь губами к ее уху.

– Веселишься, солнышко?

Я чувствую, как она превращается в кашу в моей руке, как и всегда, когда я называю ее этим прозвищем – с тех пор, как какой-то сопляк бросил мяч мне в голову на баскетбольной площадке и я увидел звезды. Когда мое зрение снова сфокусировалось, я увидел ее: Люси склонилась надо мной, ее лицо окружал ореол золотого солнечного света, словно она сама была солнцем. Сияющая и посланная небесами. Небольшое сотрясение мозга заставило меня подумать, что мне конец, а она стала моим ангелом-хранителем.

Если на земле когда-либо и существовал ангел, то это Люси Хоуп – божественная, чистая, такая милая, что это, черт возьми, причиняет боль. И, черт побери, кого я обманываю? Меня определенно не спасти.

Я пропал.

Доказательством тому служит татуировка на моей спине в виде гигантского солнца. Этот символ последние годы напоминал мне о ней.

Люси и Эмма выгравированы на моей коже.

Мои девочки.

Фруктовый напиток Люси покачивается в ее руке, пока она пристально смотрит на меня. В какой-то момент она наклоняется, чтобы сделать глоток, но промахивается и вместо соломинки обхватывает губами бумажный зонтик.

Я прикусываю губу, чтобы сдержать улыбку.

– Каково на вкус?

– Извини, – смеется она, и от этого ее нос морщится. – Ром овладел мной.

Как и она мной.

Я чувствую это по тому, как ее бедра прижимаются к моим, словно магнит.

Нэш решает, что ему мало места в помещении, поэтому обходит меня, оказываясь в нашем пространстве. Прочищая горло, он делает глоток своего персикового пива и переводит взгляд то на меня, то на нее.

– Итак, Люс, ты правда думаешь, что сможешь в ближайшее время начать работать барменом?

Люс.

Что за херня?

Люси обнимает меня за талию, а затем, когда наконец находит соломинку, поворачивается к Нэшу.

– Вероятней всего, – решает она, сделав большой глоток. – Врач рекомендовал мне три месяца не выходить на работу, но я немного схожу с ума от безделья. Мне нужно как-то скоротать время.

– Возвращайся в магазин, – выпаливаю я.

От такого заявления она едва ли не давится коктейлем.

– Что?

– Давно хотел об этом заговорить. – Я пожимаю плечами, а затем перевожу взгляд на Нэша, который старательно сохраняет свою приятную улыбку. – Ребята скучают по тебе, и нам не помешало бы поднять боевой дух.

Потому что в последнее время я вел себя как жалкий ублюдок.

Прижимаясь ко мне, Люси вертит стакан в пальцах и убирает руку, чтобы поиграть с соломинкой. Она выглядит так, будто раздумывает, что сказать.

Она выглядит так, будто на самом деле не знает, что сказать.

У меня внутри все переворачивается от мысли, что, возможно, она вообще не хочет возвращаться. Возможно, я слишком самонадеян.

Я смотрю на нее в ожидании.

– Я… я не знаю, Кэл, – произносит она, и на ее губах появляется извиняющаяся улыбка. – Я обещала Нэшу, что помогу ему в баре.

– Ты не можешь делать и то, и другое?

Она моргает.

– Возможно. Может, я смогу совмещать две работы. Мне нужно подумать об этом.

Нэш скрещивает руки на груди и с самодовольным видом делает глоток пива.

На самом деле он не выглядит таким уж самодовольным, но от его притворства я испытываю еще большее желание ударить его по лицу.

По правде говоря, он, скорее всего, порядочный парень. Судя по тому, что я видел, так оно и есть. Однако меня убивает мысль, что есть кто-то лучше для Люси; кто-то, кто был бы добр к ней и относился бы к ней хорошо.

Кто-то более достойный, чем я.

Я шмыгаю носом.

– Ладно. – Убирая руку с ее талии и роясь в карманах в поисках бумажника, я поворачиваюсь лицом к бару. Я не собирался пить сегодня вечером, но черт с ним.

Я заказываю выпивку, потому что альтернатива оставаться трезвым намного хуже.

Затем заказываю еще.