Электронная библиотека » Дженнифер Нивен » » онлайн чтение - страница 2

Текст книги "С чистого листа"


  • Текст добавлен: 10 ноября 2017, 18:00


Автор книги: Дженнифер Нивен


Жанр: Зарубежные любовные романы, Любовные романы


Возрастные ограничения: +16

сообщить о неприемлемом содержимом

Текущая страница: 2 (всего у книги 16 страниц) [доступный отрывок для чтения: 4 страниц]

Шрифт:
- 100% +

Косматые волосы + вытянутый подбородок + длинные жирафьи ноги = Маркус.

Не успевает «Ленд Ровер» остановиться, как он выскакивает на улицу и уже кого-то зовет. Мне хочется сказать: «Подожди меня. Не заставляй идти туда одного». Хочется схватить брата за руку и не отпускать, чтобы не потерять его. Вместо этого я, не мигая, гляжу на него, иначе он исчезнет. Потом он сливается с общим потоком, движущимся к школе, как стадо.

В царстве зверей существует масса определений для групп животных. Упорство зебр. Кровожадность ворон. Суровость воронов. И мое любимое – неуклюжесть панд. А как назвать эту группу? Приводящие в ужас ученики? Вызывающие кошмары подростки? Забавы ради, я всматриваюсь в лица проходящих мимо меня людей, выискивая среди них своего брата. Но это словно пытаться выбрать любимого белого медведя из целого выводка.

Я сижу тридцать секунд, наслаждаясь одиночеством: 30, 29, 28, 27…

Вот и все на целый день, пока я не вернусь домой. За эти тридцать секунд я позволяю себе думать о том, о чем не позволю думать в последующие восемь часов. Песня всегда начинается одинаково.

У меня мозги набекрень…

Либби

Урок идет уже двадцать минут, и на меня никто не таращится. Наша учительница, миссис Белк, что-то нам рассказывает, и пока я понимаю, о чем она ведет речь. Мик шепотом отпускает мне умные комментарии, что делает его или моим новым лучшим другом, или будущим бойфрендом, или, возможно, парнем, с которым я при помощи секса сброшу лишний вес.

Ты вписываешься в здешнюю обстановку так же, как все остальные. Никто не знает, кто ты. Да и кому какое дело. Вот такие дела, подруга. Не прыгай выше головы, но мне кажется, что у тебя все получается.

Тут я смеюсь над очередным комментарием Мика, и что-то вылетает у меня из носа, плюхаясь на его раскрытый учебник.

– Потише, пожалуйста, – произносит миссис Белк и продолжает вести урок.

Я буквально впиваюсь в нее глазами, но по-прежнему вижу Мика периферийным зрением. Я не уверена, что он заметил, чем я в него выстрелила, а посмотреть не решаюсь. Пожалуйста, не замечай этого.

Он продолжает нашептывать, словно ничего не случилось, словно мир не рухнет, но теперь мне хочется лишь закрыть глаза и умереть. Я вовсе не с этого хотела начинать. И совсем не это я себе воображала, лежа без сна прошлой ночью и представляя себе триумфальное возвращение в общество сверстников.

Может, он подумает, что это такая странная американская традиция. Нечто вроде эксцентричного обычая приветствовать приезжающих в нашу страну иностранцев.

Остаток урока я напряженно слежу за тем, что рассказывает миссис Белк, упершись взглядом в стену класса.

* * *

Когда звенит звонок, две показавшиеся знакомыми девчонки оборачиваются и пристально смотрят на меня, и я вижу, что это Кэролайн Лашемп и Кендра Ву, которые мне знакомы с первого класса. После того как меня вызволили из моего дома, репортеры брали у них интервью, описывая обеих как близких подруг попавшей в беду девочки. В последний раз, когда я видела их лично, Кэролайн представляла собой домашнюю одиннадцатилетнюю девчушку, которая постоянно носила шарф с Гарри Поттером, какая бы жара на улице ни стояла. Еще ее отличало от остальных то, что она переехала в Амос из Вашингтона, где ходила в детский сад, а также то, что она ужасно стеснялась своих ног с очень длинными пальцами, загибавшимися вниз, словно когти попугая. О Кендре мне запомнилось то, что она писала фан-прозу о Перси Джексоне у себя на джинсах и каждый день из-за чего-то плакала – из-за мальчиков, домашних заданий, дождя.

Теперь Кэролайн, конечно же, вымахала за два метра ростом и превратилась в красотку, которой впору рекламировать шампунь. Она носит юбку и короткий обтягивающий жакет, словно ходит в частную школу. Кендра, у которой улыбка, похоже, вытатуирована на лице, одета во все черное и достаточно миловидна для того, чтобы работать распорядительницей в ресторане «Эпплби» в престижном районе города.

– Я видела тебя раньше, – говорит мне Кэролайн.

– Я постоянно это слышу. – Кэролайн пристально вглядывается в меня, и я понимаю, что она пытается меня вспомнить. – Я тебе помогу. Меня все путают с Дженнифер Лоуренс, хотя мы даже не родственницы. – Брови у нее приподнимаются, словно резиновые жгутики. – Я же знаю, верно? В это трудно поверить, но я заходила на генеалогический сайт Ancestry.com и тщательно там все проверила.

– Ты та девчонка, которая не смогла выбраться из дома. – Она обращается к Кендре: – Пожарным пришлось буквально вырезать ее оттуда, помнишь? Мы были в новостях.

Она сказала не «ты Либби Страут, девчонка, которую мы знаем с первого класса», а «ты та девчонка, которая не смогла выбраться из дома и из-за которой мы попали в телевизор».

Мик из Копенгагена за всем этим наблюдает. Я говорю:

– Ты снова думаешь о Дженнифер Лоуренс.

Голос у Кэролайн становится тихим и сочувственным:

– Как у тебя дела? Я так волновалась. Даже представить себе не могу, что тебе тогда пришлось испытать. Но Господи Боже, ты так много веса сбросила. Правда, Кендра?

Номинально Кендра по-прежнему улыбается, но верхняя часть ее лица нахмурена.

– Да, много.

– Ты очень симпатично выглядишь.

Кендра по-прежнему улыбается-хмурится.

– Мне очень нравятся твои волосы.

Одна из худших фраз, которую хорошенькая девчонка может сказать толстушке, – это «ты очень симпатично выглядишь». Или же «мне очень нравятся твои волосы». Я понимаю, что сборище одних лишь красоток ничем не лучше сборища одних лишь толстушек. И я также понимаю, что быть можно одновременно и красоткой, и толстушкой (здрасте вам!), но по опыту знаю, что подобные фразы девчонки вроде Кэролайн Лашемп и Кендры Ву говорят тебе тогда, когда на самом деле думают совсем о другом. Это комплименты из жалости, и я чувствую, как умирает частичка моей души. Не говоря ни слова, Мик из Копенгагена встает и выходит из класса.

Джек

Кэролайн Лашемп – моя подружка. Ну, почти что подружка. Думаю, так сложилось потому, что она была взбалмошная, милая, но более всего – умная. Когда я на нее запал, она относилась к тому типу людей, которые не выставляют свой ум напоказ, – это пришло позже. Тогда она непринужденно сидела и впитывала все как губка. Мы разговаривали по телефону после того, как все ложились спать, и она рассказывала, как у нее прошел день, – что она видела, о чем думала. Иногда мы болтали всю ночь напролет.

Сегодняшняя Кэролайн – высокая и эффектная, но главная ее особенность состоит в том, что она может расколоть компанию. Она нагоняет страху на всех, даже на учителей, по большей части потому, что теперь высказывается – всегда – и говорит все, как есть. Главная причина, по которой мы по-прежнему поддерживаем отношения, – это их история. Я знаю, что она должна находиться где-то рядом, даже если нет никаких признаков ее присутствия. Новая Кэролайн появилась внезапно в десятом классе, и это означает, что прежняя Кэролайн может (вероятно) вернуться в любой момент. Другая причина состоит в том, что мне почти всегда ее легко узнать.

Я сворачиваю в свой самый нелюбимый коридор за библиотекой, туда, где находится запирающийся шкафчик Кэролайн. Когда я учился в девятом классе, то подрабатывал в библиотеке, и если вдруг наталкивался на кого-то из ее сотрудников, они все со мной здоровались и спрашивали, как моя семья, а я вроде бы должен был знать, кто они.

Когда я иду, окружающие здороваются со мной, и это тоже кошмар какой-то. Я добавляю в походку немного развязности, слегка улыбаясь всем подряд, шагаю непринужденно, но, очевидно, обделяю кого-то вниманием, потому как слышу за спиной:

– Урод.

Воды ненадежны. И зыбки. Это первое, что я узнал о школе. Сегодня ты всеобщий любимец, назавтра – изгой. Просто спросите Люка Ревиса – самый назидательный пример в истории нашей школы. В девятом классе Люк был героем, пока все не узнали, что отец у него сидел в тюрьме. Теперь Люк тоже сидит, и лучше бы вам не знать за что.

В данный момент коридор просто кишит потенциальными Люками. Одного мальчишку запихивают в шкафчик. Другой спотыкается о чью-то подставленную ногу и врезается в кого-то еще, а тот отталкивает его, пока бедняга не начинает перелетать от одного парня к другому, словно волейбольный мяч. Девчонки последними словами кроют одну девочку прямо той в лицо, пока она не отворачивается с красными от слез глазами. Еще одна девчонка идет со свисающей со спины большой алой буквой «А», отчего народ хихикает ей в спину, потому что к этой шутке приложили руку все, кроме Эстер Принн – героини романа «Алая буква». На одного смеющегося в коридоре приходится пятеро, имеющие жалкий или кошмарный вид.

Я пытаюсь себе представить, что бы произошло, если бы все в школе знали обо мне: они просто подходили бы ко мне и крали что-нибудь или угнали бы мою машину, потом вернулись бы и принялись помогать мне ее искать. Это парень мог бы выдавать себя за того, а эта девчонка – вон за ту, и всем было бы до чертиков весело. Все бы ржали, кроме меня.

Мне хочется шагать, пока не дойду до главной двери на улицу, а потом рвануть отсюда к чертовой матери.

– Погоди, Масс, – слышу я у себя за спиной и прибавляю шагу.

– Масс!

Вот зараза! Да отвали ты, кто бы ты ни был.

Парень переходит на бег и догоняет меня. Он примерно моего роста и довольно коренастый. У него каштановые волосы, и одет он в ничем не примечательную рубашку. Я оглядываю его рюкзачок, книгу в руках, ботинки – все, что может подсказать, кто же это. А он тем временем завязывает разговор.

– Брат, тебе надо слух проверить.

– Извини. У меня встреча с Кэролайн.

Если он ее знает, это сработает.

– Вот черт.

Он ее знает. Что касается Кэролайн Лашемп, то большинство людей разделяется на два лагеря – на тех, кто в нее влюблен, и на тех, кто от нее в ужасе.

– Неудивительно, что ты где-то в другом месте. – Его слова и интонация указывают, что он относится к лагерю «ужаснутых». – Я просто подумал, что ты, может, захочешь сказать мне это в лицо.

Еще один кошмар – когда в разговоре тебе не от чего оттолкнуться.

– Что сказать-то?

– Ты это серьезно? – Он останавливается посреди коридора, и щеки у него начинают багроветь. – Она моя подружка. Тебе еще повезло, что я из тебя дух не вышиб.

Это почти на сто процентов Рид Янг, но существует вероятность, что кто-нибудь еще. Я решаю отделываться общими фразами, взяв насколько возможно конкретный тон.

– Ты прав. Мне повезло, и не думай, что я этого не оценил. Я твой должник.

– Это да.

Я слышу громкие и возбужденные голоса, словно у грабящих деревню бандитов. Люди прижимаются к стенам, и появляется пара парней, огромных, как футбольное поле. Они спрашивают:

– Как жизнь, Масс? Слышали, ты здорово зажег на вечеринке.

Оба истерически смеются. Может, я их и не узнаю́, но они явно мои друзья. Один из них задевает плечом какого-то мальчишку, после чего говорит бедняге, чтобы тот смотрел, куда прет.

– Парень, маленьких уважать надо, – говорю я футбольному полю. Потом киваю Риду и обращаюсь к нему: – Да, брат. Ты хороший друг.

Это не совсем так, но мы с ним играем в одной бейсбольной команде с девятого класса.

– Ладно. Мне очень хочется хорошенько тебе надавать, но только чтобы это в последний раз.

– В самый последний.

Он смотрит в сторону библиотеки. Напротив нас, у ящичков, стоит девушка и разговаривает по телефону. Парень вздрагивает.

– Не хотел бы я сейчас оказаться на твоем месте.

И быстро скрывается в противоположном направлении в сопровождении футбольных полей в человеческом облике.

Подходя ближе к девушке, я замечаю светлые глаза на фоне темной кожи и родинку, которую она рисует рядом с правой бровью, хотя все знают, что эта родинка ненастоящая.

Беги, пока еще есть возможность.

Девушка поднимает взгляд.

– Серьезно? – спрашивает она, и да – это Кэролайн. Она не ждет, просто поворачивается, чтобы войти в библиотеку, где я за столом вижу библиотекарей, ждущих, пока я зайду, чтобы там потешаться надо мной.

Я хватаю ее за руку, резко разворачиваю, и хотя мне этого не хочется, прижимаю к себе и крепко целую.

– Вот что мне надо было сделать в субботу, – говорю я, разжимая объятия. – Вот что надо было делать все лето.

Ахиллесова пята Кэролайн – романтические комедии и любовные романы про вампиров. Ей хочется жить в мире, где горячий парень страстно обнимает девушку и впивается в нее поцелуем, потому что он настолько одержим желанием, что теряет остатки разума. Так что я касаюсь ее лица, завожу прядь волос за ухо, стараясь не испортить прическу, иначе она разъярится. По какой-то причине мне трудно смотреть человеку в глаза, а это значит, что я смотрю на ее губы.

– Ты такая красивая.

Осторожнее. Ты именно этого хочешь? Мы это уже проходили, дружище. Что, и вправду хочется снова повторить?

Но в глубине души я нуждаюсь в ней. И ненавижу себя за это.

Я чувствую, что она смягчается. Если я достаточно хорошо знаю Кэролайн, то это самый лучший подарок, который я только мог ей преподнести, – сделать так, чтобы простила она. Кэролайн не улыбается – она теперь вообще редко улыбается, – но опускает взгляд, внимательно рассматривая что-то на полу. Уголки ее рта опускаются. Она все обдумывает и наконец произносит:

– Ты просто негодяй, Джек Масселин. Сама не знаю, почему я даже разговариваю с тобой.

Что на ее языке означает: я тоже тебя люблю.

– А как же Зак?

– Я бросила его две недели назад.

Вот так – мы снова вместе.

Она берет меня за руку, и мы идем по коридорам, и сердце мое бьется чуть быстрее, и я начинаю чувствовать, что я в безопасности. Даже сама этого не зная, она станет моим проводником. Она скажет мне, кто есть кто. Мы – Кэролайн и Джек, Джек и Кэролайн. Пока я рядом с ней, я в безопасности. В безопасности. В безопасности.

Либби

По словам мистера Домингеса, если бы он не преподавал на курсах вождения, то изымал бы машины. Не из-за невыплат по кредитам на автомобили. Нет, он отбирал бы машины у плохих водителей, а потом, подобно Робин Гуду, передавал бы их в детские дома или же хорошим водителям, которые не могут позволить себе авто. Трудно сказать, серьезно он это говорит или нет, поскольку начисто лишен чувства юмора и осуждающе смотрит на все вокруг. Он самый сексуальный мужчина из всех, кого я видела.

– Множество школ закрывают курсы вождения и отсылают учащихся брать уроки где-то еще… – Фразу «где-то еще» он произносит так, словно это темные и жуткие трущобы или лесные чащи. – Но мы обучаем вас, потому что судьба наших учеников нам небезразлична.

Затем он показывает нам фильм, где автомобили врезаются сзади в фуры и их затягивает под задний бампер. Сначала парень по имени Тревис Кирнс смеется, но затем бормочет финальное: «Вот черт», – и умолкает. Через десять минут даже Бейли Бишоп не улыбается, а Моника Бентон просится выйти, потому что ее тошнит.

После ее ухода мистер Домингес спрашивает:

– Еще желающие есть? – Словно Моника вышла в знак протеста, а не держась за живот. – Согласно статистике, вы должны погибнуть в автокатастрофе, прежде чем вам исполнится двадцать один год. Я здесь затем, чтобы сделать все возможное, чтобы ничего подобного не произошло.

У меня мурашки по телу бегут. Такое ощущение, что он готовит нас к схваткам, словно Хеймитч наших Китнисс. Бейли произносит:

– Вот дьявол! – это ее эквивалент совсем уже непристойной фразы.

Все сразу скисают, кроме меня.

Это оттого, что в тот момент, когда на экране голова погибшего в катастрофе катится по шоссе, я точно осознаю́, какую роль мне хочется играть на этих курсах и в школе вообще. Не желаю становиться частью статистики – я побеждала статистику бо́льшую часть жизни. Не собираюсь оказаться водителем, которого разрывает металлом под фурой. Я хочу стать девушкой, способной достичь всего. Хочу стать той, кто попытается попасть в группу «Девчата», и ее примут в коллектив.

Я поднимаю руку. Мистер Домингес кивает, и у меня по коже словно ток пробегает.

– А когда мы начнем вождение?

– Как только будете готовы.

Восемь самых мерзких вещей, которые я ненавижу в онкологии
(Джек Масселин)

1. Она передается по наследству, а это означает, что даже если ты мой ровесник, то все равно чувствуешь мишень у себя на спине.


2. Она передается по наследству у меня в семье.


3. Она разит внезапно, как метеорит, как гром среди ясного неба.


4. Химиотерапия.


5. Все это чрезвычайно серьезно. (Иными словами, что бы ты ни делал, не улыбайся и не смейся ни над чем в попытке поднять настроение.)


6. Необходимость подкупать / торговаться с Богом, даже если ты не уверен, что Он существует.


7. Когда ты в десятом классе, у твоего отца диагностируют рак – через неделю после того, как ты узнал, что он изменяет твоей матери.


8. Видеть, как плачет мама.

Либби

По пути на четвертый урок я захожу в кабинет Хизер Алперн. Она ест яблочные дольки, скрестив длинные ноги и грациозно положив длинные руки, похожие на кошачьи лапки, на подлокотники кресла. До того, как стать тренером и руководителем «Девчат», она выступала в кордебалете ансамбля киноконцертного зала «Радио-сити». Она такая красавица, что я не могу смотреть прямо ей в лицо. Упираюсь взглядом в стену и говорю:

– Я хотела бы подать заявку на участие в «Девчатах».

Жду, пока она мне скажет, что у них есть ограничения по весу и я их очень сильно превышаю. Жду, пока она закинет назад прекрасную головку и истерически рассмеется, прежде чем указать мне на дверь. Ведь «Девчата» – коллектив высокого уровня. Помимо футбольных и баскетбольных матчей, они участвуют во всех больших городских мероприятиях – торжественных открытиях, парадах, религиозных празднествах и концертах.

Но вместо этого Хизер Алперн роется в ящике стола и достает бланк.

– Сезон официально начался этим летом. Если никто не уйдет, то следующего отборочного периода придется ждать до января.

Я спрашиваю, упершись взглядом в пол:

– А если кто-то уйдет?

– Тогда мы проведем кастинг. Сделаем объявление и разошлем листовки. – Она подает мне бланк. – Заполните заявление и принесите мне, а я занесу его в файл. И не забудьте обязательно получить разрешение родителей.

Затем она улыбается очаровательной подбадривающей улыбкой, как Мария в «Звуках музыки», и я выплываю в коридор, словно наполненная гелием.

Я подпрыгиваю и подскакиваю, как воздушный шар, паря по коридорам и чувствуя себя хранительницей величайшей тайны мира. Может, вы обо мне этого и не знаете, но я обожаю танцевать.

Я всматриваюсь в лица всех проходящих мимо меня и гадаю, какие же тайны они хранят, и тут на меня кто-то налетает. Это дубоватого вида парень с широким пунцовым лицом.

– Привет, – произносит он.

– Привет.

– Это правда, что толстухи лучше всех делают минет?

– Не знаю. Лично мне толстуха минет никогда не делала.

Нас обходят с обеих сторон, и кто-то смеется над этой шуточкой. Глаза его становятся ледяными, и вот она – ненависть, которую может к тебе испытывать совершенно незнакомый человек, даже если он тебя не знает, просто ему почему-то кажется, что он тебя знает или ненавидит тебя такой, какая ты есть.

– По-моему, ты просто отвратительна.

– Если тебе от этого полегчает, то, по-моему, ты тоже, – отвечаю я.

Он бормочет что-то похожее на «жирная шлюха». Наверное, именно это. Не имеет никакого значения, что я девственница. Я должна была бы тысячу раз заняться сексом со всеми парнями, которые меня так обзывают с пятого класса.

– Оставь ее в покое, Стерлинг, – раздается голос девушки с длинными развевающимися волосами и ногами, растущими, как говорится, от коренных зубов. Бейли Бишоп. Если сегодняшняя Бейли чем-то напоминает Бейли тогдашнюю – значит, она серьезная, общительная, популярная и обожает Иисуса. Она просто очаровательна. Все ее любят. Она заходит в комнату в ожидании понравиться людям, и она им нравится, потому что как может не нравиться такой очаровательный человек?

– Привет, Либби. Не знаю, помнишь ли ты меня… – Она не берет меня под руку, но могла бы. Голос у нее по-прежнему мелодичный, и каждое предложение она заканчивает на высокой, счастливой ноте. Такое впечатление, что она почти поет.

– Привет, Бейли. Я тебя помню.

– Я так рада, что ты вернулась.

Тут она все же обнимает меня, и мне в рот случайно попадают ее волосы, у которых вкус персиков пополам со жвачкой. Именно такой вкус, понимаете, и должен быть у волос Бейли Бишоп.

Мы отстраняемся друг от друга, и она стоит, широко улыбаясь и раскрыв глаза, ямочки у нее на щеках светятся, и вся она прямо сияет. Пять лет назад Бейли была моей подругой, настоящей, а не выдуманной. Пять лет – срок немалый. Тогда между нами почти не было ничего общего, и я не уверена, появится ли это общее теперь. Но я говорю себе: «Будь милой. Возможно, она единственный человек, с которым ты подружишься».

Она зовет проходящую мимом девушку и говорит мне:

– Хочу, чтобы ты познакомилась с Джейви. Джейви, это Либби.

– Привет. Как житуха? – отзывается Джейви. Ее пышные черные волосы коротко острижены, а на футболке красуется надпись «Мой настоящий бойфренд – вымысел».

Бейли вся светится, словно маяк.

– Джейви два года назад приехала сюда с Филиппин. – Я жду, пока она скажет Джейви, что это мой первый год в школе после долгого затворничества, но она лишь произносит: – Либби тоже новенькая.

Джек

Четвертым уроком у нас высшая химия. Ведет его Моника Чапмен. Преподаватель точных и естественных наук. Жена. И женщина, которая спала с моим отцом. Как правило, учителей узнать гораздо легче, чем учеников, по трем причинам. Их меньше, чем нас. Даже молодые учителя одеваются строже, чем мы. У нас есть полное право смотреть на них целыми днями (то есть у меня больше времени распознать их приметы).

Ничего из этого в случае с Чапмен мне не помогает. Раньше я никогда не бывал у нее на занятиях, и вся она такая молодая и обыкновенная. В том смысле, что вы, наверное, подумаете, что женщина, с которой ваш отец решает изменить вашей маме, настолько примечательна во всех отношениях, что даже человек, который никого не помнит, обязательно ее узнает.

Я выбираю место в заднем ряду, у окна, и кто-то садится рядом со мной. У него такой взгляд, которым люди смотрят на тебя, когда тебя знают, и предполагают, что ты их знаешь. Вот так он на меня сейчас и смотрит.

– Привет, брат, – говорит он.

– Привет.

В какой-то момент группка девушек распадается, и одна из них подходит к доске в другом конце класса. Она обводит всех взглядом, представляется, замечает меня, и тут ее лицо каменеет, всего на мгновение, прежде чем она вспоминает, что надо улыбаться.

После того как все успокаиваются, Моника Чапмен начинает рассказывать нам о различных направлениях химии, а я могу думать лишь об одном – о той области химии, о которой она не упоминает и которой воспользовалась, чтобы завести роман с моим отцом.

Узнал я об этом через Дасти. Именно он заметил эсэмэску на папином телефоне. Аппарат лежал на видном месте. Папа куда-то вышел, а Дасти искал, что бы ему прибавить в свою коллекцию – как и я, он все время что-то собирает, – а чуть позже сказал мне:

– А я думал, что нашу маму зовут Сара.

– Ее и зовут Сара.

– А тогда кто такая Моника.

Выходит, что этот гад даже не удосужился сменить ее имя на телефоне. Так оно там и красовалось: Моника. Хуже того, это был не его обычный телефон, а какой-то другой, который он, наверное, купил специально для разговоров с ней. Чтобы разобраться в том, что же это за Моника, потребовалось потрудиться, но верьте слову – это она.

Теперь она переходит к физической химии, и я поднимаю руку.

– У тебя вопрос, Джек?

Еще какой, думаю я. Если я смогу выговорить следующие слова, случится чудо, потому что чувствую, что грудь у меня вдавило в глотку.

– Вообще-то я хотел рассказать вам то, что знаю о физической химии.

Сидящий рядом со мной парень – кажется, Дамарио Рейнз – кивает, глядя в стол, и кое-кто из девчонок поворачивает голову, чтобы услышать, что я собираюсь сказать. Они все на одно лицо, и я гадаю, хотят ли они выглядеть именно так или хотя бы знают ли об этом. Они ждут, что я скажу что-нибудь умное. Это по ним видно. К тому же никто не знает, что произошло между Чапмен и моим отцом. Даже Маркус не в курсе, и я хочу сохранить все так, как есть.

– Пожалуйста, Джек, – отвечает Чапмен совершенно нормальным голосом, беззаботным и четким, с легким оттенком мичиганского или висконсинского говора.

– Физическая химия применяет физические теории для изучения химических систем, включающих в себя реакционную кинетику, химию поверхностных явлений, молекулярно-квантовую механику, термодинамику и электрохимию.

Я улыбаюсь ослепительной улыбкой, которая соперничает со светом в классе и бьющим в окна солнцем. Хочу ослепить ее этой поганой улыбкой, чтобы она больше не смогла встречаться с моим отцом. Сидящая через два стола девчонка широко мне улыбается, но остальные выглядят смущенными и несколько разочарованными. Парень, который, кажется, Дамарио, бормочет, уткнувшись в стол:

– Ну, ты дал.

Из этих слов я понимаю, какой же я «обломщик».

– Вообще-то я думаю, что больше всего мне нравится электрохимия. Есть что-то зажигательное в хорошей химической реакции, так ведь?

И тут я подмигиваю Монике Чапмен, которая на последующие двадцать секунд лишается дара речи.

Обретя вновь способность говорить, она сразу дает нам экспресс-контрольную «для оценки знаний», однако на самом деле я думаю, что она собирается мне отплатить, поэтому ставит на листках оценки у себя за столом, а затем произносит:

– Джек Масселин, раздай работы классу.

И тут начинается.

Я встаю со своего места, подхожу к учительскому столу и беру у нее контрольные. Затем с минуту стою там, пытаясь сообразить, что же делать. Одноклассники смотрят на меня, а я на них. Есть четверо ребят с четкими приметами. Троих, я почти уверен, не знаю, да и не должен знать (но на все сто не уверен). Восемь – в серой зоне, более известной как «зона опасности».

И вот я хожу туда-сюда по проходам, пытаясь совместить имена с теми, чьи лица мне знакомы. Я готов к принятию всех ушатов грязи, которые выльют на меня, как только выяснится, что я не знаю всех присутствующих. Урод. Дуболом.

Или же я могу продолжить то, что делаю прямо сейчас, – поднимаю над головой пачку листков и спрашиваю:

– Кто на самом деле хочет знать, что он получил?

В конце концов, это была экспресс-контрольная, и никто из нас к ней не готовился. Вдобавок к сказанному я бегло просматриваю листочки, и большинство оценок – это тройки, двойки, тройки с минусом, снова тройки. Как и ожидалось, никто не поднял руку.

– А кто желает, пользуясь этой возможностью, пообещать миссис Чапмен заниматься лучше и усерднее?

Почти все поднимают руки. Эти руки прикреплены к плечам, плечи прикреплены к туловищам, туловища – к шеям, а шеи – к лицам. И лица наплывают на меня, чужие и неузнаваемые. Это как каждый день присутствовать на карнавале, где ты один без костюма, но от тебя все же ждут, что ты знаешь, кто есть кто.

– Если кому интересно, я положу их вот здесь. – Я швыряю листки на свободный стол и сажусь на свое место.


Когда звенит звонок, Моника Чапмен произносит:

– Джек, мне нужно с тобой поговорить.

Я выхожу из класса, словно ничего не слышал, и прямиком направляюсь в школьную канцелярию, где говорю, что мне нужно перейти в другой класс по высшей химии, хотя его ведет мистер Вернон, которому наверняка лет сто и который глух на одно ухо.

Секретарша начинает свою речь словами:

– Не уверена, что мы сможем вас перевести, поскольку нам придется переверстать часть вашего расписания…

В какой-то момент меня так и подмывает сказать: «Да ладно, ничего страшного, я останусь там, где есть. Уж поверьте, мне будет просто в кайф целый семестр доводить Монику Чапмен». Но я начинаю думать о том, что у отца выпадают волосы, каким худющим он сделался после химиотерапии, каким хилым выглядит, словно вот-вот грохнется в обморок. Я помню ощущение, когда мы едва его не лишились. Какая-то частичка моей души по-прежнему его ненавидит и, возможно, всегда будет ненавидеть, но он же, в конце концов, мой отец, и я не желаю ненавидеть его больше, чем теперь. К тому же мне и вправду нравится химия, так к чему тогда такие жертвы?

Я облокачиваюсь на стол и улыбаюсь секретарше улыбкой, говорящей: я берег ее для тебя и только для тебя.

– Я прошу прощения, если это доставит неудобства, и не хочу показаться равнодушным, но если это действительно вам поможет, я знаю, что мы сможем уговорить миссис Чапмен согласиться на это.

Либби

Я решаю не ходить на обед. После него физкультура, и, по-моему, на планете нет ни одной полной девушки, как бы уверенно она себя ни чувствовала, которая бы не испытывала ужаса перед физкультурой.

Если смотреть на вещи шире, то сегодняшний день мог оказаться куда хуже. Никто не выгнал меня с игровой площадки. Пока что надо мной четыре-пять раз подшутили и посмеялись и пару сотен раз пристально разглядели. Многие даже не обратили на меня особого внимания, и многие относятся ко мне как ко всем остальным. Я завела по крайней мере одну, а может, и двух потенциальных подруг.

Но самым трудным оказалось то, чего я никак не ожидала, – увидеть людей, которых я когда-то знала и с кем вместе росла. И знать, что, пока я сидела дома взаперти, они взрослели, ходили в школу, заводили друзей и жили своей жизнью. Похоже, я единственная, кто остановился на определенном этапе.

Так что есть мне совсем не хочется. Вместо обеда я сижу на парковке за столовой и читаю свою любимую книгу Ширли Джексон «Мы живем в замке». Она о девушке по имени Мари Кларисса Блеквуд. У нее в семье почти все умерли, и она живет вместе с сестрой, спрятавшись от общества, замкнувшись в своем доме не из-за избыточного веса, а из-за чего-то ужасного, что она однажды сотворила. Люди в ее родной деревне сочиняют о ней легенды и боятся ее, а иногда подкрадываются к дому, чтобы тайком на нее взглянуть. Я совершенно уверена, что понимаю Мари Клариссу как никто на свете.

Я несколько минут читаю, а потом закрываю глаза и запрокидываю голову назад. Стоит теплый, ясный денек, и хотя я уже довольно давно не привязана к дому, думаю, что мне никогда как следует не насытиться солнечным светом.


Физкультура – это гораздо хуже, чем я себе представляла.

Джек

И конечно же, это Сет Пауэлл ляпает:

– Я тут про одну игру вычитал.

Или, может, он ее в онлайне увидел – не помнит.

– Называется она «Родео на толстухе».

И хохочет так, как будто это самое смешное, что он слышал за всю жизнь. Буквально ржет изо всех сил, едва не падая с сиденья на открытой трибуне.

– Значит, так: подходишь к какой-нибудь толстухе, подпрыгиваешь и вцепляешься в нее, как будто на быке скачешь…


Страницы книги >> Предыдущая | 1 2 3 4 | Следующая
  • 4.2 Оценок: 5

Правообладателям!

Данное произведение размещено по согласованию с ООО "ЛитРес" (20% исходного текста). Если размещение книги нарушает чьи-либо права, то сообщите об этом.

Читателям!

Оплатили, но не знаете что делать дальше?


Популярные книги за неделю


Рекомендации