Текст книги "Изменяющие облик"

Глава 7

К вечеру Аликс была так утомлена дорогой, что даже не стала возражать, когда вождь усадил ее на золотисто-коричневое одеяло и дал в руки чашу медового напитка. Отпив глоток, она чуть не закашлялась, но сдержалась: не хотела показывать Чэйсули свою усталость и слабость. Сам Дункан сидел напротив нее, снова занимаясь тем луком, которым так восхищался Кэриллон.

Но даже усталость не избавляла от тяжелых раздумий. Аликс оглядела место привала – временный лагерь Чэйсули, и смуглых воинов, разлучавших ее с ее народом.

Она не могла пожаловаться на Дункана – тот относился к ней со спокойной лаской, и страхи ее развеялись, но осталась настороженность. Правда, Финн уехал вместе с Кэриллоном, а с Финном исчезла и угроза для нее. Теперь она могла спокойно подумать о своей участи.

– Ты ответишь на мои вопросы, Изменяющийся?

Дункан не поднимал глаз от лука:

– Я назвал тебе свое имя. Обращайся ко мне по имени, если хочешь говорить со мной.

Аликс внимательно посмотрела на него, потом перевела взгляд на ястреба, устроившегося на суку ближайшего дерева:

– Как человек приобретает лиир ?

– Когда Чэйсули становится мужчиной, он должен уйти в горы или в лес и там искать своего лиир. Он живет в отдалении от всех, раскрыв душу богам, а потом к нему приходит зверь – его лиир.

– Ты хочешь сказать, что зверь сам выбирает себе хозяина?

– Это толмоора. Каждый Чэйсули рожден для своего лиир, а лиир – для него.

Просто им Нужно найти друг друга.

– Но Финн говорил, что не все звери – лиир.

– Верно, не все. Так же, как и не все люди – Чэйсули.

Она против воли улыбнулась, услышав резковатый сухой ответ, Дункан по-прежнему не смотрел на нее, он усердно полировал лук, и, казалось, это занятие поглощало все его внимание без остатка.

– Что случается, если не находится лиир ? Его руки замерли, он наконец поднял глаза на Аликс:

– Чэйсули без лиир – только половина человека. В наших душах это с рождения. И если у воина нет лиир, он ущербен.

– Ущербен…

– Этого ты не можешь понять, Чэйсули, лишенный лиир, не имеет цели. Он не может служить Пророчеству.

Аликс сдвинула брови в раздумье:

– Если ты перестаешь быть цельным… что случится с тобой, если Кай будет убит?

Руки Дункана сжались, словно он готов был переломить лук. Он посмотрел на ястреба, потом отложил лук – теперь Аликс занимала все его внимание, подался вперед пристально вглядываясь в ее лицо:

– Ты спрашиваешь не из простого любопытства. Знай, если ты хочешь бежать, убив моего лиир, ты будешь проклята Чэйсули. А с этим нелегко жить, – по его лицу пробежала тень. – Но ты не проживешь достаточно долго, чтобы успеть испытать настоящее страдание.

Аликс отшатнулась, невольно заслонившись рукой: в голосе Дункана была не просто угроза – в нем была смерть, спокойная и неотвратимая, страшная своим спокойствием.

– Но я скажу тебе, каковы бы ни были твои намерения, – тихо продолжил Дункан, – чтобы ты знала это.

Он помолчал, пристально вглядываясь в лицо девушки, потом заговорил снова

– медленно, ровно, взвешивая каждое слово:

– Если кто-нибудь захочет убить воина Чэйсули, достаточно убить его лиир.

Если он пленит лиир – пленит и Чэйсули. Чэйсули, лишенный дара богов, лишен и всей своей силы, – он помолчал. – Теперь ты знаешь цену узам лиир. И моя жизнь – в твоих руках.

– Разве это так много значит? Ты человек, Кай – птица. Что же это за связь между вами?

Дункан пожал плечами:

– Мне сложно объяснить. Это дар древних богов. Так было всегда и так будет всегда, – он усмехнулся, – если только Мухаар не истребит нас всех. Тогда Хомейна лишится своих корней.

– Своих корней? – изумленно повторила Аликс. – Ты хочешь, значит, чтобы я поверила, что это вы создали Хомейну и сделали ее тем, что она есть?

Дункан непонятно улыбнулся:

– Быть может.

– Я не верю тебе.

– Ты вольна верить или не верить – как тебе больше нравится. Но если хочешь знать наверняка, спроси лиир, и он расскажет тебе. Она взглянула на ястреба. Нет, ей вовсе не хотелось слышать все это от птицы – пусть лучше говорит Дункан…

Аликс вернулась к прерванной теме:

– А если убьют тебя, что станет с твоим лиир?

– Он вернется на волю. Для зверя связь рвется не так болезненно, – Дункан грустно улыбнулся. – Птицы и звери всегда были сильнее людей. Кай будет горевать некоторое время, но останется жить.

Не говори так легко о моем горе, возразила птица. Ты преуменьшаешь значение наших уз для меня.

Дункан рассмеялся – на этот раз тихо и ласково, и Аликс посмотрела на него с удивлением. Оказывается, он был не всегда так сдержан, как ей казалось.

Она устало потянулась и спросила:

– Что же на самом деле происходит с воином, когда убивают его лиир?

Дункан замер. Лицо его утратило всякое выражение и как-то посерело, взгляд остановился. Он ответил глухо:

– Чэйсули без лиир теряет цельность. Душа его пуста. И он выбирает смерть.

– Выбирает… – ошеломленно начала Аликс.

– У нас есть ритуал смерти.

Девушка испуганно всплеснула руками:

– Ритуал смерти!..

Дункан снова взглянул на Кая:

– Чэйсули оставляет свой клан и уходит в леса, чтобы найти гибель среди зверей. У него нет оружия, и он готов к смерти. Какой бы она не была, Чэйсули примет ее, – он пожал плечами – для него все было очевидно. – Любая смерть лучше, чем жизнь без лиир.

– Это варварство! Дикость!

– У тени нет жизни, – невозмутимо ответил Дункан.

– Что? – не поняла Аликс. Он вздохнул:

– Не могу подобрать точные слова. Просто прими на веру то, что я говорю.

Человек без лиир становится тенью. Ни один воин Чэйсули не сможет жить так.

– Я и говорю, это дикость!

– Можешь называть это, как тебе угодно.

– А что, по-твоему, я должна подумать? Он наклонился и подбросил дров в костер – пламя с треском взлетело вверх, глаза Дункана блеснули, как глаза зверя:

– Когда ты узнаешь о своем клане больше, ты начнешь думать по-другому.

Он отложил лук и пристально посмотрел на Аликс. Потом в его спокойных глазах появились искорки любопытства:

– Ты выйдешь замуж за Кэриллона? Аликс уставилась на него в растерянности:

– За Кэриллона!..

– Да. Я видел то чувство, что возникло между вами.

Несколько мгновений она не могла собраться с мыслями, чтобы ответить.

Столь прямой вопрос ошеломил девушку, даже в мечтах о своем принце она никогда не видела себя его женой: мечты о несбыточном причиняли слишком жестокую боль.

– Нет, – наконец ответила она, – Кэриллон никогда не возьмет меня в жены.

Ему суждено жениться на какой-нибудь принцессе – на высокородной госпоже из Атвии, Эринны или, быть может, даже Солинды, если война с Солиндой когда-нибудь окончится.

– Значит, ты будешь его любовницей. Его мэйхой.

Это девушке не понравилось:

– Сложновато мне будет стать даже его любовницей, если я, как ты говоришь, должна остаться с кланом! – обиженно проговорила она.

Дункан усмехнулся, внезапно сделавшись удивительно похожим на Финна, но это ощущение исчезло, стоило Аликс повнимательнее приглядеться к нему. Даже сейчас в Дункане не было ничего от резкости и нарочитой грубости Финна:

– Ты не пленница, хотя тебе и могло так показаться. Что же до принца… мне кажется, он сказал то, что думал. Он вернется за тобой, – он вздохнул. – Я не знаю когда, но он это сделает.

– Я буду рада этому, Изменяющийся. Дункан пристально разглядывал ее несколько мгновений:

– Почему ты так нас боишься? Я же сказал тебе, что мы не причиняем зла людям своей крови.

Аликс отвернулась в некотором замешательстве: неужели ей ничего не удается скрыть от глаз Дункана? Или – что же, ее мысли так легко прочесть?

– А я уже ответила. Меня вырастили в страхе перед вами и перед тем чародейством, которое у вас в крови. Все, что я знала о вас – то, что Чэйсули это демоны… и они опасны, как демоны, – снова взглянула на Дункана. – Вы нападаете на фермы и угоняете скот, вы раните и убиваете людей. Если в этом нет зла, то у вас весьма странные представления о добре и зле!

Дункан улыбнулся:

– Да, может показаться и так. Но не забывай – нас принудил к этому Шейн.

Прежде мы мирно жили в своих лесах, охотились, где и когда хотели – нам не было нужды совершать набеги. Кумаалин сделала нас чем-то вроде разбойников с большой дороги, грабящих честных людей. Мы никогда не были такими, мы воины, а не воры – но Шейн не оставил нам выбора.

– А если бы выбор был… вы вернулись бы к своей прежней жизни?

Он потрогал золотую рукоять кинжала, смотрел как-то отстраненно, а когда заговорил, показалось – это слова пророчества:

– Мы никогда не будем жить, как прежде. Мы предназначены для другого. Так оказали древние боги.

Она зябко передернула плечами: эти слова напугали ее. Хотела было отпить еще глоток из деревянной чаши, но меда больше не осталось.

– Так ты станешь любовницей Кэриллона? Чаша выпала из ее рук:

– Я не стану ничьей любовницей. Дункан криво и недоверчиво усмехнулся:

– Насколько я понял, многие женщины пошли бы на все, чтобы удостоиться столь высокой чести.

– Я не «многие», – резко ответила Аликс. – Я не могу представить, чтобы такое когда-либо случилось, а потому об этом и не думаю.

Какое право он вообще имеет лезть в мою жизнь и выспрашивать меня о моих чувствах?!

– Но что же, ты так легко от него откажешься?

Аликс тоскливо посмотрела на него – в голосе Дункана слышалось участие, и она забыла, что говорит с врагом.

– Я не могу сказать, что буду делать. Я не знаю даже, чего хочу! Дункан сдвинул брови:

– Это все ограничения, которые ставит ваше хомэйнское воспитание. Среди Чэйсули женщина вольна выбрать того, кого захочет. Женщина клана может оставить одного мужчину и уйти к другому, если таково будет ее желание.

– Ты что, думаешь, что мой отец воспитал уличную девку? – с укором проговорила Аликс. – Однажды я выйду замуж за фермера, такого же, как мой отец, или за какого-нибудь деревенского парня, – она пожала плечами. – Когда-нибудь…

– Твой отец вовсе тебя не воспитывал, – заметил Дункан.

Аликс не успела возразить: она поняла, что Дункан говорит о Хэйле. Правда или нет эта удивительная история ее рождения – она не знала, а потому завела старую песню – надо же хоть что-то сказать!

– Кэриллон женится на принцессе. Конечно, так и будет.

– Конечно, так и будет, – насмешливо повторил Дункан, явно передразнивая ее. – Если он выживет, то женится на принцессе.

– Если выживет?! Дункан потер глаз:

– Айлини позаботятся о том, чтобы Кэриллон не прожил так долго.

– Айлини! – Аликс в ужасе посмотрела на вождя. – Колдуны, служащие черным богам? Но почему? На что им Кэриллон? Разве не Беллэм правит Солиндой?

Дункан, вновь занявшийся своим луком, заговорил наставительно:

– Солинда всегда была сильной державой, но короли ее алчны. Они не хотят довольствоваться одной Солинды: им нужно, чтобы хомэйны стали их подданными.

Беллэм стремился к этому всю жизнь, но стычки на границах и даже серьезные битвы, в которых погибло столько людей, не дали ему ничего. Теперь он пытается добиться власти над Хомейной любыми возможными способами.

– Обращаясь к Айлини?..

– Солинда и сейчас много сильнее прежнего. Беллэму нужна сверхъестественная сила Тинстара, который правит Айлини – если только чародей может править народом чародеев, – Дункан склонился над луком. – Сила Солинды Тинстар, а не Беллэм.

– Тинстар… – прошептала она, на мгновение вспомнив истории, которые она слышала в детстве от матери – та все пугала ее Айлини, когда девочка не хотела слушаться.

Пока отец не сказал ей, что этого нельзя делать: говоря о Тинстаре и Айлини, сказал он, ты призываешь их в Хомейну. Аликс передернула плечами, прогоняя воспоминание, но Дункан, кажется, не заметил этого.

– Тинстар, прозванный Великим Айлини, – продолжил вождь, – быть может, сильнейший из тех, что служат темным богам преисподней. Никто из людей просто не должен обладать такой силой и властью. И все это он использует на благо Беллэма. На этот раз Хомейне не выстоять.

Аликс выпрямилась, вспыхнув от возмущения:

– Хомейна не склонялась ни перед кем! Как бы ей ни грозили короли Солинды, мечтающие покорить нас, – она гордо вскинула голову. – Так говорит мой отец.

Дункан взглянул на нее с такой насмешливой жалостью, что она чуть не запустила в него чашей – в конце концов, какое право он имеет обращаться с ней, как с дитем неразумным!..

– И все это время рядом с Мухаарами Хомейны были воины Чэйсули. Мы с помощью данных нам богами даров отражали наступление войск Солинды, и даже Айлини не могли противостоять нам, – спокойное и терпеливое выражение исчезло с его лица, черты стали острее и резче, в голосе зазвучала мрачная гордость. Двадцать пять лет назад мы помогли Шейну отстоять границы Хомейны, отразив войско Беллэма, которое могло уничтожить эту землю. Мир, наступивший после этой победы, был бы скреплен женитьбой Эллика, сына Беллэма, на Линдир. Когда была разорвана помолвка, рухнул и мир. Теперь Шейн убивает нас

– и потому Хомейне суждено пасть перед силой Айлини.

– Двадцать пять лет… – эхом отозвалась Аликс.

– Линдир скрывалась в лесах вместе с Хэйлом восемь лет, спасаясь от ярости своего жехаана. Когда Хэйл был убит, она возвратилась и через несколько недель родила тебя.

– Что ж… если Айлини столь сильны, как же вы противостояли им раньше?

– Существует то, что связано только с двумя нашими расами. Мне трудно объяснить тебе.., – он еле заметно нахмурился. – Айлини не могут использовать свою силу полностью, когда рядом мы. Да, они могут творить видения, миражи – но их черная магия им недоступна. И мы тоже расплачиваемся за это: хотя Айлини не могут победить нас своими чарами, мы тоже не можем ни принимать облик своих лиир, ни слышать их, если рядом Айлини. Перед Айлини мы – просто люди. Как и они перед нами.

Ошеломленная его словами, Аликс не сказала ничего. Всю свою жизнь она знала, что Чэйсули обладают загадочными и пугающими способностями, хотя и не могла бы сказать, какими именно. Когда Дункан заговорил об Айлини, как о демонах – она-то всегда считала демонами самих Чэйсули, – это перевернуло все ее представления о мире. Финн отнял у нее невинную детскую убежденность в своей правоте, Дункан пошел еще дальше, рассказывая о Пророчестве и о ее будущем в клане. И теперь, осознав, что Айлини – не страшная сказка, а вполне реальная угроза для той земли, которую она любила, Аликс почувствовала, как в ее душе поднимается волна отчаянья.

Слишком многое разрушено… подумала она, утомлено глядя в огонь. Они отнимают у меня весь тот мир, в котором я жила, изменяют меня, обещают мне то, чего я всегда страшилась… а я и без того запуталась…

– Вот, – сказал Дункан, – Ты и так слишком долго мучилась.

Аликс оторвала взгляд от костра. Он что-то протягивал ей – серебряный гребень, поблескивающий в отблесках пламени. Девушка медленно протянула руку и взяла его, проведя кончиками пальцев по искусной рунной вязи.

– Ты можешь взять его себе, – сказал Дункан, – Я берег его для одной девушки в Обители… Но тебе он нужнее.

Аликс с сомнением смотрела на Чэйсули. Нет, все-таки она не могла видеть в нем врага. Финн был вполне реальной угрозой, Дункан не казался угрозой вообще.

Или очень умело притворялся…

– Расчеши волосы, – мягко сказал Дункан.

Мгновение поколебавшись, она отложила гребень и принялась расплетать косу, вытаскивать запутавшиеся в волосах листья и лесной мусор, стискивая зубы иногда щепки и сучки приходилось вместе выдирать с волосами, – и, чтобы скрыть гримасу боли, снова заговорила:

– У тебя есть жена?

– Нет. Я еще не нашел себе чэйсулы. Она провела гребнем по волосам:

– Значит, у тебя есть… мэйха?

Он бросил на девушку быстрый взгляд:

– Нет.

Она нахмурилась, расчесывая прядь:

– Что же получается – ты так долго убеждал меня, что твой народ свободен от хомэйнских предрассудков, а сам, выходит, не пользуешься этой свободой?

Дункан снова принялся ворошить угли, хотя с этом уже не было необходимости:

– Я вождь клана. Я был избран восемь месяцев назад, когда умер Тиернан.

Это большая ответственность, и я решил, что мне не следует быть одновременно чэйсулом и вождем, – он беспечно махнул палочкой, которой мешал угли. – Может, в будущем году я и найду себе женщину, но – не сейчас.

Аликс кивнула, расчесывая последнюю прядь. Она не смотрела на Дункана, но чувствовала, что он внимательно следит за каждым ее движением – за тем, как она разбирает пряди волос, как проводит по ним гребнем. Может быть, слишком внимательно.

Приведя в порядок волосы, Аликс почувствовала некоторое расположение к вождю клана и даже несколько развеселилась. Ни один служитель черных богов, решивший принести ее в жертву, не стал бы оказывать ей таких знаков внимания.

Тем более ни к чему ему было заботиться о ее внешнем виде.

– Благодарю, – серьезно сказала она, впервые тепло улыбнувшись Чэйсули.

Дункан мгновенно оказался на ногах, пробормотав что-то на Древнем Языке.

Его губы сжались в тонкую линию, взгляд стал чужим, почти враждебным.

– Что я сделала? – в испуге вскрикнула она.

– Разве ты не чувствуешь? Разве не слышишь в себе толмоору? – с каким-то отчаяньем в голосе воскликнул Дункан.

Аликс выронила гребень:

– Что ты такое говоришь? Не понимаю… Он выругался и отвернулся, сжав кулаки.

Потом поднял и швырнул – скорее в нее, чем ей, – свернутое одеяло.

Аликс поймала сверток, поднялась на ноги, прижимая одеяло к груди, словно оно могло защитить ее, и тихо повторила:

– Что ты говоришь?

– Толмоора… а ты даже ничего не знаешь об этом! – в голосе Дункана слышались безнадежные усталые нотки.

– Нет! – крикнула она, неожиданно разозлившись, хотя должна была испугаться. – Не знаю! И нечего мне тут говорить всякие непонятные слова о том, чего я не понимаю! Как я, по-твоему, должна себя вести, если ты ничего мне не объяснил?

Дункан судорожно вздохнул и попытался взять себя в руки, похоже, поняв наконец, что испугал девушку.

– Я забыл, – тихо признался он. – Ты не можешь этого знать. Но я сомневаюсь в том, что ты ничего не чувствуешь.

– Да что я должна чувствовать, в конце концов?!

– Мы служим Пророчеству, – с трудом выговорил он, – но не знаем его до конца. Шар тэлы рассказывают нам, что могут, но даже им неведомы все замыслы богов. Толмооры как таковой мы не знаем. Но мы чувствуем ее, – он снова судорожно вздохнул и провел рукой по густым иссиня-черным волосам. – Вот и я сейчас увидел и понял ту часть моей толмооры, которая до сих пор была от меня скрыта. Я был бы рад этому… но не могу радоваться. Я не могу принять ее. А это само по себе значит, что я отрекаюсь от моего наследия.

Аликс чувствовала боль Дункана, хотя и не могла понять, что же так потрясло его. Этот человек, такой спокойный и сдержанный, был, оказывается, способен переживать и чувствовать боль так же глубоко и сильно, как она. Но причины его страданий сейчас она не понимала, и прямо сказала ему об этом.

Дункан расслабился и вроде бы успокоился:

– Нет. Ты не можешь. Ты слишком молода… и воспитана, как хомэйна, – его глаза не выражали ничего. – И Кэриллон уже завоевал твое сердце..

– Кэриллон?..

Дункан указал ей на одеяло, которое она все еще держала в руках:

– Ложись. Мы выезжаем рано утром. Он явно не желал больше продолжать разговор – развернулся и пошел прочь от костра.

Аликс посмотрела ему вслед – он прошел среди деревьев и растворился в ночи, словно сам был ее частью. Может, так оно и есть, подумала девушка, заворачиваясь в одеяло и устраиваясь поудобнее. Может, он понимает меня лучше, чем я сама понимаю себя В эту ночь боги ниспослали ей сон без сновидений.

Глава 8

На следующий день Аликс поехала вместе с Дунканом на его коне. Она держалась в седле очень прямо, стараясь не касаться его, и если с Финном так было потому, что он проявлял к ней слишком живой интерес, с Дунканом такого поведения от нее требовало его чувство собственного достоинства. Она не могла себе представить, как можно вмешиваться в его дела – что бы он не делал.

К тому же, со времени их разговора Дункан словно бы стеной отгородился от Аликс. Он был по-прежнему предупредителен и вежлив с ней, но теперь от него веяло холодом, причин этой перемены Аликс не видела, но сочла за благо не надоедать ему вопросами.

Под вечер Чэйсули остановились и разбили лагерь, Аликс поручили следить за костром у шатра Дункана, словно она была его служанкой. Это ощущение ей не понравилось: оно заставляло ее чувствовать себя настоящей пленницей, хотя в общем-то с ней обращались скорее как с гостьей.

Аликс бросила сучок в огонь и мрачно уставилась на него, злясь на себя за то, что так покорно подчиняется приказаниям, – и на обстоятельства вообще.

Почувствовав чье-то присутствие по ту сторону костра, она напряженно выпрямилась, потом, вскрикнув, отшатнулась: на нее пристально смотрели горящие глаза рыжеватого поджарого волка.

Он подошел ближе, выйдя на свет, и растворился в рябящем мерцании. Аликс стиснула зубы, борясь с внезапно накатившей легкой тошнотой, и прикрыла глаза, через мгновение, снова взглянув в ту сторону, где видела волка, она узрела на его месте знакомую фигуру Финна.

– Ты хочешь меня до смерти испугать, что ли? – с неудовольствием проговорила девушка.

Финн рассмеялся и, наклонившись, налил себе меда из поставленного Дунканом на огонь котелка. Сделав несколько глотков, он ясными невинными глазами посмотрел на Аликс и поскреб щеку:

– Ну что ж, я доставил твоего малютку-принца в безопасное место.

Аликс присела у костра, Она была достаточно раздражена, чтобы начать ругаться даже с Финном:

– Ты его не убил, надеюсь?

– Кэриллон смертен, как и любой человек, но смерть он найдет не от моей руки.

– В той личной войне, – она насмешливо подчеркнула эти слова, – которую ты ведешь против Мухаара, для тебя возможно все, что угодно. Даже убить его наследника, если представится случай.

– Но Дункан не позволил бы мне сделать это, – Финн рассмеялся заметив, что эти слова заставили девушку растеряться. – Нет, я не убью Кэриллона. Кэриллон часть нашего Пророчества – если, конечно, он именно тот, на кого указывают руны. Пророчество не называет имен – только деяния, и оно не предсказывает скорой смерти принца, можешь быть спокойна. Сперва он должен стать Мухааром, Финн посмотрел на нее поверх чаши, – Но, похоже, ты не слишком болеешь за него душой, мэйха, разве ты так быстро выбросила его из своего сердца? Аликс вскинула голову:

– Я скоро буду с ним, он вернется за мной.

– Твое место с нами, – серьезно возразил Финн. – Мы – твой народ. Ни на ферме в долине, ни в великолепном дворце Мухаара тебе не место.

– Ты увел меня от моего народа. Ты украл меня, как Хэйл – Линдир. Разве ты не понимаешь, что я думаю теперь о народе, который ты называешь моим? Во имя богов, Финн, ты ведь угрожал взять меня силой!

– Я просто не думал, что ты согласишься по доброй воле, – пожал он плечами с невинной улыбкой.

У Аликс перехватило горло от отчаянья, она даже пропустила насмешку мимо ушей:

– Почему ты не слушаешь меня? Ты всегда такой безмозглый, каким кажешься?

– Безмозглый! Я! Это еще с чего? – А ты хоть иногда задумываешься о последствиях того, что делаешь? – Кумаалин оставляет нам мало времени для размышлений. По большей части мы просто действуем – по необходимости.

Обстоятельства диктуют действия, понимаешь?

– Не оправдывай себя этим! – крикнула, она. – Ты причитаешь из-за кумаалин так, будто только ты пострадал в ней. Но если бы все Чэйсули были такими, как ты, вам просто не за что было бы проклинать Шейна! Дункан старается убедить меня, что вы – такие же люди, как и все остальные, а ты ведешь себя так, словно Чэйсули действительно демоны, словно вы не понимаете, что делаете с другими людьми, и не хотите понимать этого!

– Тебе нужно учиться, – наставительно проговорил Финн. – Когда мы приедем в Обитель и ты поговоришь с шар тэлом, ты лучше поймешь, что значит быть Чэйсули. Ты поймешь, к чему привела кумаалин. До тех пор ты – потерянный человек.

– Отвези меня домой, – тихо и безнадежно попросила Аликс. – Отвези меня домой, Финн.

Он поставил чашу на землю и взглянул на девушку:

– А я что делаю? Я и везу тебя домой. Аликс внезапно почувствовала навалившуюся усталость и отчаянье, комок подкатил к горлу, на глаза навернулись слезы. Меньше всего ей хотелось плакать перед Финном.

– Я убегу, – сказала она с уверенностью, которой вовсе не чувствовала сейчас. – Как только будет время и возможность, я избавлюсь от тебя. Даже если для этого мне придется ткнуть тебя ножом.

Он снисходительно улыбнулся:

– Не сумеешь.

– Сумею.

– У тебя ни сил, ни духа не хватит.

Аликс в гневе схватила котелок с кипящим медом и швырнула в Финна. Она не успела хорошенько разглядеть последствия – ноги сами понесли ее прочь, однако не успела она сделать и нескольких шагов, как Финн поймал ее. Аликс вскрикнула – он вывернул ей руку за спину, потом повернул лицом к себе – и внезапно, когда Чэйсули наклонился к ней, девушка ощутила безумный ужас, сродни ужасу маленького зверька в безжалостных когтях хищника.

– Если тебе хватило смелости сделать это, имей смелость и ответить за свой поступок, – сдавлено прошипел Финн.

Аликс снова вскрикнула. Она чувствовала его дыхание на своем лице, а потом он прикусил ее нижнюю губу – и вдруг чья-то рука рванула его назад.

Он успел подняться с земли и схватиться за нож, но замер, разглядев обидчика.

– Ты не возьмешь силой женщину Чэйсули, – холодно проговорил Дункан. Финн убрал руку с рукояти ножа:

– Может, в ней и есть наша кровь, но ее воспитывали хомэйны. Ей доставляет удовольствие унижение. Если ты предоставишь ее мне, скоро она будет вести себя лучше…

– Мы не унижаем наших женщин, – оборвал его Дункан. – Оставь ее.

– Почему? – в вопросе Финна прозвучала оскорбленная мужская гордость. Хочешь, чтобы она досталась тебе?

– Нет.

– Если она – именно та, которую ты хочешь взять чэйсулой, вождь, лучше последуй обычаю и попроси в Совете ее клановых прав.

Дункан улыбнулся уголком губ:

– В этом году я не прошу ничьих клановых прав, рухо. Но если тебе так хочется взять ее, помни свои собственные слова. Она не шлюха, Финн. Попроси ее клановых прав, когда будет доказано, что она их имеет.

– Там, где дело касается женщины, мне не нужны клановые права. И мне вовсе необязательно брать чэйсулу.

– Хватит! Замолчите, вы оба!

Аликс так громко и резко выкрикнула эти слова, что оба уставились на нее в изумлении. Она отбросила назад распущенные волосы и, нахмурившись, по очереди смерила братьев взглядом:

– Я ничего не знаю о ваших традициях, ни о клановых правах, ни о Совете… ни о чем! Но лучше бы вам запомнить, что я ничего не буду делать против воли!

Вы принудили меня идти с вами, но будет время, когда вы не будете следить за мной, и я вырвусь от вас. Ясно вам? Вы меня не удержите!

– Ты останешься, – спокойно сказал Дункан. – Никто не может убежать от Чэйсула Финн улыбнулся:

– Вождь клана сказал свое слово, мэйха. Мы с моим рухо можем не соглашаться во многом – но только не в этом.

Аликс почувствовала, что на глаза у нее снова наворачиваются слезы. Она широко распахнула глаза, стараясь удержать соленую влагу, но первая слезинка уже покатилась по ее щеке. Жалко всхлипнув, она бросилась прочь, даже не пытаясь угадать, какого зверя пошлют за ней на этот раз.

Упав на влажный от росы мох, девушка сжалась в комок и только тихо всхлипывала, не в силах даже выплакать своего горя. Лиирэн, позвал ласковый голос.

Аликс повернула голову и увидела Сторра, серебристо-белого в лучах луны.

Почему-то она знала, что Сторр пришел по своей воле, а не был послан Финном.

Верно, меня никто не посылал, сказал волк. Я пришел потому, что тебе сейчас больно и тяжело.

– Ты говоришь, как мудрый старик, – прошептала Аликс.

Я старый мудрый волк, ответил Сторр, похоже, слова Аликс позабавили его.

Но, в конце концов, разница не так уж велика.

Аликс улыбнулась и протянула руку, Сторр подошел к ней и лег рядом, позволив ей положить руку ему на голову. Мгновение она сидела неподвижно, ошеломленная тем, что сделала: она коснулась волка!.. Но Сторр был терпелив и ласков, Аликс не боялась его.

– Ты лиир Финна, – тихо проговорила она. – Как ты можешь быть таким мудрым и… надежным, и при этом принадлежать ему?

Она зарылась пальцами в густой мех, и Сторр закрыл глаза.

Мой лиир не всегда так безрассуден и нетерпелив. Ты смутила его. -Я!..

Он видел тебя и пожелал тебя. Потом он узнал, что ты Чэйсули и его рухолла. Слишком долго у него не было никакой родни, кроме Дункана.

– Но меня он не получит!

Ты должна выбрать кого-то… когда-нибудь.

– Я не останусь с таким зверем, как он! Сторр вздохнул. Помни, что себя ты можешь назвать так же. Ты тоже Чэйсули. Сейчас это может показаться странным, но с нами ты будешь счастливее, чем где бы то ни было.

– Но я хочу я вернуться домой. Домой, не в эту… Обитель.

Даже зная, что ты не такая, как все?

– Да. И я ничем не отличаюсь от других. Это не так. И знание этого уже делает тебя иной. Подумай о кумаалин. Указ Мухаара касается также и тебя.

– Я его внучка.

Но ты – Чэйсули. Ты не знаешь Шейна. Знай хотя бы, что если бы ваше родство было ему важнее крови Хэйла в твоих жилах, ты жила бы в Хомейне-Мухаар.

Она понимала, что волк прав. Но не могла сказать этого, даже когда он выскользнул из-под ее руки и пошел в сумерки.

– Я прошу прощения за моего рухолли, – на смену Сторру почти тут же появился Дункан. – Не обращай внимания на его слова. Финн часто говорит, не думая.

Аликс хотела бы сейчас оказаться как можно дальше и от Финна, и от его брата, но поскольку ее желание было неосуществимо, она ответила:

– Вы совсем непохожи.

– Похожи. Ты просто плохо нас знаешь.

– Ты не заставишь меня поверить, что ты так же гневлив и жесток, – Аликс вздохнула.

– Разве что ты не показываешь этого. Дункан присел перед ней на корточки:

– Финну едва исполнилось три года, когда началась кумаалин. Он почти не помнит времена, когда в нашем клане был мир. Он видел только тьму, кровь и боль войны, которую начал Шейн.

– А ты?

Дункан долго молчал и наконец ответил:

– Мне тогда было пять. Как и он, я проснулся в середине ночи, когда наш шатер рухнул под копытами хомейнских коней. Хотя солдаты Мухаара и видели, что мы только дети и не можем причинить им вреда, они подожгли шатер. Им просто не было дела до нас, – он взял ее за руку. – Ты должна понять. Мы были малышами, но такое врезается в память. Ты поймешь, почему он так досаждает тебе. В нем слишком сильна горечь и неприязнь к Шейну и вообще к хомэйнам. Кэриллон наследник Мухаара, – он помолчал. – И тебе нужен он, а не Финн.

– Но если ваша история не врет, Финн мой брат!

Дункан вздохнул:

– Вы воспитывались раздельно. Почему он не может желать женщину даже после того, как узнал, что она – его кровная родня?