Текст книги "Создатель меча"

4

Я отбросил эту мысль. Немедленно. Собрав все силы. Я не решался позволить себе поверить, что это может быть правдой. Я не мог снова разочароваться, это было бы слишком больно.

Ну баска, баска.

Я заставил себя не думать о ней. Из последних сил. Все дорогу вниз по склону, в темноте. Всю дорогу по завалам камней. Через тени неясно вырисовывающихся деревьев.

Захлебываясь болезненной уверенностью: Дел мертва, я убил ее.

Огонь заполнил весь небосвод. Чистые, живые цвета струились как Южные шелка на ветру. Ничто, кроме Бореал, не в силах был так раскрасить небо. Сталь расчеркивала ночную тьму. Такую красоту могла создать только магия.

Сомнения улетучились как дым, оставив меня без дыхания.

Делила жива.

Я остановился. Перестал скользил. Перестал проклинать себя за глупость. И неуклюже застыл, судорожно цепляясь за дерево. Пытаясь заставить себя дышать. Пытаясь постичь. Пытаясь рассортировать неразбериху чувств, слишком сложных чтобы их понять.

Делила жива.

Ладони сразу стали мокрыми. Я прислонился к дереву и зажмурился, дрожа и выдыхая наконец воздух, который захватил одним глотком. Потом снова вдохнул. Почти захлебываясь. Не обращая внимания на то, что в животе все завязалось узлом, а руки задрожали.

Пытаясь осознать.

Облегчение. Шок. Изумление. Радость. А с ними чувство вины и странный, нарастающий страх. Глубокое отчаяние.

Делила жива.

Боги валхайла, помогите мне. Цвета разлились по небу как полосы мятых шелков: розовый, красный, фиолетовый, изумрудный, были даже желтизна и янтарное золото Юга. И все оттенки синего, от бледно-голубого до почти черного.

Я вытер пот со лба. С трудом выровнял дыхание. Потом, уже немного успокоившись, проследил, где находится источник света, и вышел из деревьев и темноты в мороз, туман и радугу, где миром правила яватма. Чужая сталь, покрытая рунами. Обнаженный клинок в руках Дел.

Делила жива.

Она стояла в хорошо знакомой мне позе, воздавая дань уважения то ли Северу, то ли самой яватме. Широко расставив ноги, твердо. Высоко подняв руки над головой. Удерживая клинок на вытянутых ладонях. Три фута смертоносной стали, ярко сияющей в ночи, фут витого серебра, мастерски превращенного в рукоять, изрезанную узорами и в то же время очень простую, изумительно правильной формы. Простота в обещанной силе, смерть в сдержанных обещаниях.

Вся в белом, Делила. Белая туника, штаны, волосы. Ленты сияния обвивали ее руки, лицо, одежду, пенились вокруг ее лодыжек и растекались по земле. Капли влаги блестели, отражая рожденные мечом яркие переливы. Вся в белом, Делила. Безупречно белая, как чистое, застывшее полотно. Позади нее была ночь, безупречно черная. А в небе горели все цвета мира, явившиеся по призыву магической стали.

Белое на черном и радуга над ними. Сияющий, слепящий свет, от которого хотелось прищуриться.

Привидение, подумал я, призрак. Дух, созданный тенями, которому одолжил свет игривый демон. Хитрая уловка или игра воображения. На самом деле это не Дел. Дел здесь быть не может.

Боги, пусть это действительно будет Дел.

Поднялся ветер. Он летел по открытому пространству, разрывая созданный мечом туман, и нежно прижимался к моему лицу. Как пальцы слепого, как руки любовника. Холодный, зимний ветер, превратившийся в баньши. Он показывал мне всю свою силу. Заставлял почувствовать ее.

Поверь, говорил он мне. Я рожден Бореал, а только один человек в мире управляет ею. Только один человек может вызывать эту силу. Призывать и контролировать ее. Создать меня. Дать мне жизнь в любое время года.

Весна не выдержала яростного натиска Северного ветра и сдалась. Уши и нос замерзали, застывали ноющие суставы. Ветер теребил полы моего плаща, пытаясь сорвать его, отбрасывал волосы с моего лица, забивал бороду инеем, а легкие холодным воздухом.

Дел запела. Тихую, нежную песню. Едва призывая силу.

Она продала свою душу за эту песню, а душой отдала и человечность.

Я повернулся к ней спиной. Я повернулся спиной к ней и к ее силе, к зиме и ветру. Думая о весне. О том, что будет, а не о том, что прошло.

Я вышел из ее света и вернулся в темноту. В мир, который понимал.

Теперь я знал: Делила жива.

А значит я мог разозлиться.

Так я и сделал, когда она наконец-то добралась до моего лагеря. Аиды, шесть недель. И все это время она была жива.

А я думал, что она умерла.

Я думал, что убил ее.

Все эти дни и ночи.

Делила жива.

Я сидел на корточках у огня и грел руки над углями. Мне не было холодно, вызванная Дел зима ушла, но это было хоть какое-то занятие. Мне нужно было смотреть на что угодно, только не на Дел, но я не выдержал и посмотрел на нее, и тяжело сглотнул. Но снова отвернулся со старательно разыгранным равнодушием и тупо уставился на свои руки, которые все время пытались задрожать и все мои силы уходили на то, чтобы эту дрожь не выдать.

Она приехала на темной лошади. Чалый, подумал я, хотя в полутьме трудно было разобрать. Высокий мерин, изящно переступивший через валуны. Жеребец, который в отличие от меня не собирался демонстрировать свою гордость, поднял верхнюю губу и заржал. Жеребцу еще предстояло объяснить мерину, где его место.

Волосы вбирали в себя лунный свет и казались совсем бледными. Лицо, с заострившимися чертами, тоже было бледнее чем обычно. Кожа так плотно обтягивала острые кости, что готова была порваться. Танец и его последствия вытянули из Дел слишком много сил.

Огонь вытек с небосклона как вино из чаши. Клинок отдыхал за спиной Дел в привычной перевязи, склонившись слева направо. Над левым плечом поднималось около фута сверкающей стали.

Бореал, яватма. Кровный клинок певца меча.

Им Дел убила человека, который учил ее владеть оружием. А я почти убил ее.

Делила жива.

Жеребец переступил, ударил копытом, заржал, выгнул шею и поднял хвост. У меня сразу улучшилось настроение. Хотя для жеребца такой танец был лишь слабой тенью обычной реакции на появление собрата, попытка утвердить свое превосходство доказывала, что гнедому уже лучше. Может я зря беспокоился.

О жеребце и о Дел. Она тоже была здесь, передо мной.

С привычным благоразумием Дел остановила мерина, не подъезжая близко к костру. Чалый стоял не так далеко, чтобы жеребец снова ощутил свое одиночество, но и не так близко, чтобы гнедому удалось физически доказать свое превосходство.

Или это был намек на наши с Дел отношения?

Аиды, с этим уже пора покончить. Круг вынес решение.

Вся в белом, Делила. На Юге белый – цвет траура, на Севере – не знаю. Подпоясанная туника, мешковатые штаны, тяжелый плащ. Одежда без всяких украшений, только серебристая вышивка на меховых гетрах, обтягивающих голени, и серебряные шишки на поясе и коричневых кожаных нарукавниках, закрывавших ее руки почти до локтей. Плащ удерживала серебряная фибула. Распущенные волосы покрывали плечи.

И я подумал: я не могу это сделать.

Хотя знал, что начать все равно придется.

– Что на Севере принято предлагать призракам? – легко спросил я.

– Амнит, – ответила она, – если он у тебя есть.

В ее голосе не было ничего нового, только привычный покой. Никаких эмоций. Я надеялся, что держался не хуже.

– Осталась фляга, или две, – я поднял одну флягу с земли и покачал ее: кожаный мешок на перекрученном ремне.

Дел молча сидела в седле и смотрела как крутилась фляга. В слабом свете ее глаза были черными. Слишком черными на слишком белом лице.

Аиды, баска, а что делать теперь?

Не двигаясь, она смотрела на флягу.

Раздумывая, что сказать?

Нет, такие сомнения не для Дел. Она оттачивает слова старательно, как клинок, но использует это оружие не так часто.

Она медленно перевела взгляд на меня.

– Я пришла потому что ты мне нужен.

Глубоко в кишках что-то сжалось.

Дел говорила твердо, но я уже давно знал, что ее голос ничего не выдает.

– Никто больше не будет танцевать со мной.

Ну конечно. Вот в чем дело. Больше ее ничего не волнует. Мы с ней думали о разном.

Рана снова заныла. Я поставил флягу на землю и осторожно выдохнул.

– Да?

– Никто, – повторила она. На этот раз я уловил: боль, гнев, печаль. Всегда сдержанная, всегда скрытная Дел дала волю своим эмоциям.

Во мне начал подниматься гнев. Я заставил себя успокоиться, пока лениво чесал заросший бородой подбородок.

– Но ты думаешь, что я буду.

Соскучившийся мерин замотал головой. Дел не обратила на него внимания. Ее руки, лежавшие на передней луке седла, едва держали конец повода. Она спокойно смотрела на меня.

– Ты Песчаный Тигр, ты Южанин. Ты не уважаешь традиции Севера. Мое бесчестье для тебя ничего не значит, – она помолчала. – В конце концов ты победитель.

Я ответил не сразу, дождавшись, пока уляжется буря переживаний. Победитель. А был ли я им? Я выиграл танец и этим вернул себе свободу. Но победа в одном может вести к поражению в другом. Эта победа мне сладкой не показалась.

Я до боли в глазах вглядывался в пламя костра. Огонь плясал на углях, притягивая взгляд. Я тихо сказал:

– Я чуть не умер.

После недолгой паузы она мягко произнесла:

– Я ближе чем ты подошла к другому миру.

Я резко взглянул на нее. Она смотрела на меня из полутьмы, и я никак не мог разглядеть выражение ее лица. А потом она медленно повернулась и я увидел. Увидел слабость.

Мне захотелось расхохотаться. Мне хотелось заплакать. А потом мне уже ничего не хотелось, только выплеснуть на нее свой гнев.

– Я чуть не убил тебя, Дел. Я вошел в этот круг, надеясь просто выиграть танец, остановить тебя, а в итоге чуть не убил, – я покачал головой. – Теперь все изменилось. Старого не вернешь.

– Кое-что вернуть можно, – спокойно сказала она. – Я не все сделала, моя песня еще не закончена.

– И что осталось? – спросил я. – Выследить Аджани и убить его?

– Да, – просто ответила Дел.

Я поднялся так резко, что натянулась кожа вокруг раны, но меня это не остановило. Не задержало ни на секунду. Я выбрал самую короткую дорогу – прямо через костер к ее мерину. Там я потянулся и схватил Дел за левое запястье, прежде чем она успела среагировать.

Обычно захватить Дел врасплох почти невозможно. Она слишком хорошо меня знает и легко предсказывает мои поступки, но бывают и исключения. И на этот раз я поступил не так, как она ожидала.

Дел испуганно вскрикнула, когда я стаскивал ее с седла, но мой болезненный стон был громче.

Мне было тяжело. Мне было больно. Дел высокая, сильная и быстрая, но рана ослабила ее. Она соскользнула с седла, запутавшись в стременах, плаще и перевязи, и упала, неловко вывернув руки и ноги. Я знал, что ей было больно. Я хотел причинить ей эту боль. В душе оправдывая себя тем, что мне не легче.

Она тяжело свалилась. Мерин фыркнул и отскочил, решив убраться и не принимать участия в дальнейших военных действиях. Я только хмыкнул, когда моя полузалеченная рана запротестовала. Кожа снова стала влажной от пота.

Аиды, как же больно.

Но я совсем не жалел об этом.

Рукоять ее меча ударила меня в подбородок, но не так сильно, чтобы причинить вред. Не так сильно, чтобы я ослабил хватку. Не достаточно сильно, чтобы остановить меня, когда я опрокидывал ее на землю. Я стоял над ней, тяжело дыша и слегка наклонившись вправо, чтобы ослабить натяжение свежего рубца.

– Ты тупая, ненормальная, эгоистичная дура. Ты так ничему и не научилась?

Дел лежала на спине, меч был под ней. Она попыталась дотянуться до ножа.

– Нет, баска, не получится, – я наступил на ее запястье ногой и слегка надавил. Ровно настолько, чтобы она не смогла им пошевелить. Нож блестел в лунном свете рядом с ее пальцами.

– Что… ты собираешься меня убить только потому что я оскорбил тебя? Потому что я назвал тебя дурой? Или эгоисткой? – я засмеялся, глядя на ее гримасы. – Ты дура, баска… тупая, эгоистичная, несмышленая девчонка, помешавшаяся на мести.

Пряди роскошных волос соскользнули с ее горла. Я видел как дернулась кожа, когда Дел тяжело сглотнула. Сухожилия туго натянулись.

– Нет, – резко сказал я и наклонился, чтобы поднять ее с земли.

Она тут же перестала сопротивляться и затихла. Я уже успел испытать на себе результаты уроков ее братьев и не собирался предоставлять ей шанс снова отработать на мне этот прием. Удар, нацеленный в пах, я принял голенью. Получилось больно, но не так, как могло бы. Потом я сгреб в один комок плащ, тунику и кожаную перевязь и, оторвав Дел от земли, наполовину пронес, наполовину проволок ее футов тридцать или сорок и прижал спиной к огромному валуну. Я удерживал ее единственным известным мне способом: надавив на нее всем своим весом. Дел оказалась между мною и камнем. Ей некуда было деваться.

Ни ножа. Ни меча. У нее оставались только слова.

– Ты испуган, – выдохнула она мне в лицо. – Ругай меня, если хочешь… обзывай меня как хочешь. Говори все, что приходит в голову, если тебе от этого легче. Это ничего не меняет. Я вижу страх на твоем лице, в твоих глазах… Я чувствую его в твоих руках, Тигр. Ты напуган до смерти. Из-за меня.

Вот этого я не ожидал.

– Напуган, – меньше горячности, но не меньше уверенности. – Я знаю тебя, Тигр… Ты провел последние шесть недель, истязая себя за то, что сделал. Ведь я права? Каждый день и каждую ночь последние шесть недель ты мучился, боясь, что я умерла, и боясь, что я жива. Потому что если бы я умерла, ты не смог бы жить с этим… зная, что убил свою Северную баску, – только раз она качнула головой. – Нет, не смог бы… Песчаный Тигр не такой безжалостный и бесчувственный убийца, каким хочет казаться. И ты молился – просто на всякий случай – ты молился, чтобы я осталась жива и тебе не пришлось бы ненавидеть себя. И одновременно все эти шесть недель ты боялся, что я останусь в живых. Потому что если бы я выжила и нам довелось бы когда-нибудь встретиться, тебе пришлось бы передо мной объясняться. Тебе пришлось бы сказать мне, почему. Пришлось бы придумать как оправдываться.

Я медленно разжал руки, отвернулся. Сделал два неверных шага от нее. И остановился.

Аиды, баска. Ну почему с тобой всегда так больно?

– Ну вот, Тигр, – безжалостно продолжила она, – вот мы и встретились. Пришло время для объяснений, рассказов, оправданий…

Я резко прервал ее:

– Ты за этим приехала?

– Я сказала тебе, зачем приехала, – отрезала она, ничуть не смутившись. – Никто теперь не будет танцевать со мной, тем более в Стаал-Уста… да и вообще на Севере. Здесь у женщин больше свободы, чем на Юге, но и у нас мало кто из мужчин согласится танцевать с женщиной, тем более серьезно тренироваться. А мне это нужно. Очень. Я потеряла силу, скорость, гибкость… Ты нужен мне, чтобы танцевать. Я должна убить Аджани, а для этого мне нужно быть в хорошей форме.

Я повернулся, собираясь что-то сказать, но все слова вылетели из головы, когда я увидел как она прижимается к камню. На ее лице не осталось красок, совсем никаких, даже губы побелели. Она прижимала одну руку к животу, словно внутренности вываливались и она пыталась их удержать. Она просто висела на камне.

Аиды, баска.

– Не прикасайся ко мне, – резко предупредила она.

Я застыл на полшага.

Она шумно выдохнула.

– Скажи, что будешь танцевать со мной.

Я развел руками.

– А если нет, ты не позволишь мне прикоснуться к тебе? Не позволишь мне поднять тебя на руки – еще секунда и ты рухнешь на землю – отнести тебя к костру, где есть еда и амнит…

– Скажи что согласен, – настаивала Дел, – и мы обойдемся без наглядного доказательства того, что ты не можешь поднять меня на руки, и тогда это не будет беспокоить твое самолюбие пока ты не поправишься.

– Дел, это смешно…

– Да, – согласилась она, – но мы оба в таком состоянии.

– Если ты думаешь, что я войду с тобой в круг после того, что случилось в прошлый раз…

– Просто скажи да! – закричала она, и что-то наконец сломалось. Она прижала обе руки к ребрам и крепко обхватила себя. Она держалась только на широко расставленных ногах и колоссальной решимости. – Если я не пойду за ним… если я не убью Аджани… если я не выполню свою клятву… – она съежилась, длинные пряди свисали, закрывая ее лицо, но мне хватало и прерывающегося голоса. – Мне нужно, нужно… У меня больше ничего не осталось… совсем ничего… ни родителей, ни братьев, никого… даже Калле у меня нет… нет даже моей дочери, – она болезненно, с вскриком втянула воздух. – У меня есть только Аджани. Только его смерть. В этом последние остатки моей чести.

Я на секунду задумался, с кем же она разговаривала, с собой или со мной? Но это было не главным.

– Честь не только в этом… – я собирался все подробно объяснить, но забыл что хотел сказать, кинувшись чтобы подхватить ее – ноги Дел подогнулись и она соскользнула с валуна – и обнаружил, что Дел была права: я не мог поднять ее. Так мы вдвоем и сидели около камня, проклиная каждый свою боль, скрывая ее друг от друга за приглушенными проклятиями и отрицательными ответами на выжатые вопросы.

– Потанцуй со мной, – сказала она. – Хочешь, чтобы я умоляла?

Я выдавил сквозь стиснутые зубы:

– Я не хочу, чтобы ты умоляла. Не хочу, чтобы ты танцевала. Не хочу, чтобы ты вообще чем-то занималась, пока не поправишься.

Дел сжала одну руку в кулак и слабо ударила себя в грудь.

– Все, что у меня есть… это я сама… если я не убью Аджани…

Я неуклюже повернулся к ней, стараясь не растягивать ноющий рубец.

– Поговорим об этом позже.

– Что ты делаешь? – испуганно спросила она.

– Пытаюсь раскрутить твою повязку, чтобы посмотреть на рану.

– Оставь, – сказала она, – оставь. Заживет и без твоей помощи. Думаешь они позволили бы мне уехать, если бы была опасность, что я умру по дороге?

– Да, – просто ответил я. – Телек и Стиганд? И остальные из вока? Глупый вопрос, баска… Я удивляюсь, как они не выкинули тебя раньше, в тот день, когда я уехал.

– Этим они обесчестили бы Стаал-Уста, – слабо сказала она. – Меня выбрали чемпионом…

– …что означало неминуемую смерть в круге, танцуя со мной, – закончил я. – Телек и Стиганд бросили тебя песчаным тиграм, баска, и это не просто слова. Они были уверены, что ты не переживешь танец. Твоя смерть удовлетворила бы честь Стаал-Уста, а моя победа вернула бы мне год, на который ты меня заложила. На Юге это называется «ждать от одной овцы двух ягнят»… Этого вока и хотел. В результате они избавлялись от нас обоих.

– А Калле оставалась у них, – горько сказала Дел и, отвернувшись от меня, села очень прямо, чтобы повязки не так сильно давили на рану. – И они получили что хотели. Я потеряла дочь, которой возможно судьбой было предначертано разлучиться со мной… Но еще жив ее отец. И я убью его.

– Значит мы вернулись к тому, с чего начали, – я глубоко вздохнул, но, почувствовав боль, тут же начал медленно выдыхать. – Я уже начинал тебе объяснять…

– Я проживу без твоих поучений, – Дел неловко приподнялась, с видимой осторожностью выпрямилась и очень медленно пошла к чалому.

Ее резкий тон меня ошеломил.

– Что?

Она поймала чалого, подвела его к дереву, куда не мог добраться жеребец, и привязала.

– Я искала тебя не для того, чтобы просить совета. Мне нужно танцевать.

Холодно. Совсем как старая Дел, у которой не было времени на человеческие чувства. Круг замкнулся, подумал я. Мы пришли туда, откуда начали. Но не совсем, баска. Я успел измениться. Из-за тебя – или благодаря тебе – я уже не тот человек, каким был до нашей встречи.

5

Я сидел на одеяле около костра, почесывая шрамы песчаного тигра, глотая амнит, и думал. Думал, что, в аиды, происходит?

Значит она хотела ехать со мной. Какое-то время. Чтобы танцевать со мной в круге, пока она не будет готова встретиться с Аджани. А значит она бросит меня как только войдет в прежнюю форму.

Следовательно она собиралась использовать меня.

Ну конечно все люди используют друг друга. Тем или иным образом.

Но Дел использовала меня.

Снова.

Снова не подумав обо мне и наплевав на мои чувства. Или она все же подумала и решила, что мне будет лучше без нее. Когда она оставит меня.

Или она просто состряпала глупую сказку, чтобы скрыть настоящую причину, по которой она пошла за мной – причину, которая не имела никакого отношения к Аджани, потому что что этой причиной был я сам.

Нет. Дел я не нужен.

Ее интересуют только собственные проблемы.

Ее одержимость.

А значит Аджани для нее по-прежнему самое важное, а меня она считала просто средством, которое могло помочь ей приготовиться к мести.

Так что мой первый вывод был верен: меня использовали.

Снова.

В душе я знал, что готов был простить ей и это, лишь бы она была рядом. Она снова будет делить со мной постель, а одного этого вполне достаточно, чтобы заставить мужчину позабыть обо всем.

Так я думал раньше. Но теперь все изменилось. Я уже не мог позволить ей низвести меня до средства. Я заслуживал большего.

До сих пор я помнил в мельчайших подробностях как Дел, не задумываясь, оплатила мною год из своего вечного изгнания из Стаал-Уста.

Ну может она конечно и задумалась, но ненадолго, и не вспомнив, что у меня тоже есть право голоса.

И меня это терзало. Так терзало.

Я сидел на одеяле около костра, почесывал шрамы, пил, смотрел по сторонам и ждал Делилу.

Она занималась мерином. Снимала седло, растирала спину, мягко разговаривала с ним. Тянет время? Обманывает? Может быть. А может быть и нет. Дел знает, что делает и почему и не тратит время на что-было-бы-если-бы.

Я рассматривал ее: белый призрак в сиянии углей. Белое приведение среди черных деревьев. Белая-белая Делила. Туника, штаны, волосы. И изредка сверкает серебро. Шишки на поясе и нарукавниках. Две тяжелые фибулы на плаще, по одной на каждое плечо.

И витая рукоять меча, висящего диагонально за спиной.

Аиды, что же мне делать?

Аиды, что же мне не делать?

На оба вопроса ответов не было. Я сидел у костра и пил амнит, ожидая Делилу.

В конце концов она пришла. Притащив с собой кучу упряжи и одеяла, она наконец-то подошла к костру. Ко мне. И наконец-то я смог ответить.

– Нет, – мягко сказал я.

Она запнулась на полшага и застыла.

– Нет? – тупо переспросила она, явно не понимая о чем речь. Она думала о другом.

– Ты спрашивала, буду ли я танцевать с тобой. Я могу ответить тебе на Южном языке, на языке Пустыни, на Северном и даже на Высокогорном, – я криво улыбнулся. – Которое «нет» ты предпочитаешь? Которому ты больше поверишь?

Ее лицо стало белым как лед. И с него на меня смотрели огромные черные глаза.

Я излишне аккуратно поставил на землю флягу.

– А ты думала, что выдрессировала меня? Думала, что я упаду перед тобой брюхом вверх и сдамся, чтобы тебе опять стало хорошо?

Она стояла у костра, сжимая одеяла.

Я старался говорить ровно. Совершенно без эмоций, чтобы она поняла, каково это.

– Пока ты шла за мной, тебе ни разу не пришло в голову, что я могу отказаться. Ты пришла не спрашивать, не просить, а сообщить. «Потанцуй со мной, Песчаный Тигр. Войди в круг», – я медленно покачал головой. – Я признаю, что у тебя серьезные причины желать Аджани смерти. Я знаю что такое месть так же, или даже лучше чем кто-то другой. Но ты потеряла право ожидать от меня выполнения всех твоих желаний. Ты потеряла право даже просить.

Дел молчала очень долго. Слабый свет костра изрезал ее лицо резкими линиями, но никаких переживаний оно не выдало. Совсем никаких.

Я ждал. Круг учит терпению, терпению во многих ситуациях. Но никогда еще ожидание не было таким напряженным. Никогда еще я так не хотел, чтобы тишина закончилась. И никогда не испытывал такого страха, ожидая ответа. Я боялся узнать, каким будет ее решение.

– Ты хочешь, чтобы я уехала? – еле слышно спросила она.

Да. Нет. Не знаю.

Я сглотнул комок в горле.

– Ты была не права, – сказал я ей.

Дел сжимала одеяла.

– Не права, – мягко повторил я. – И пока ты это не поймешь, пока ты это не признаешь, я ничем не смогу помочь тебе. Я просто не хочу тебе помогать.

Она ответила сразу, не задумываясь. Это было объяснение и извинение, абсолютно бесполезное, потому что извиниться за такое невозможно.

– Я сделала это ради Калле…

– Ради себя.

– Ради моих близких…

– Ради себя.

Она сорвалась на крик:

– Ради чести, Тигр…

– Ради себя, Делила.

Полное имя заставило ее вздрогнуть. От резкого движения она поморщилась. Ее защита рушилась ряд за рядом: против боли, против правды, против меня. Последнее, подумал я, было для нее самым важным. Только это еще поддерживало ее.

– У каждого человека есть гордость, – сказал я. – Ты наплевала на мою. Поступишь ли ты также со своей?

Она смотрела на меня в полном изумлении.

– Я наплевала на твою гордость?

Я резко поднялся, забыв о боли, скручивавшей внутренности. За то, что я стащил ее с седла, поплатились мы оба.

– Аиды, Дел, ты что, совсем все забыла? Я был рабом половину моей жизни! Не невинной Северной девочкой, играющей с ножичками и мечами, которую обожала вся родня, а животным для работы. Чулой. Вещью. У меня не было имени, меня не считали человеком, я жил только для того, чтобы прислуживать другим… А что, ты думаешь, я делал по ночам в хиортах женщин?

Такого изумления на лице Дел я еще не видел, но меня это не остановило.

– Думаешь я всегда получал от этого удовольствие? Думаешь только мужчина может использовать женщину? – я откинул с глаз волосы. – Если для тебя это новость, Делила, я скажу – не всегда пользуются женщиной… и не только женщина может чувствовать себя грязной из-за того, что ею попользовались… Не только женщина.

Аиды, я не хотел все это говорить, или хотел, но не так резко. Но я все равно договорил до конца, потому что это нужно было сказать. Потому что все это должно было быть сказано, если мы собирались возродить хотя бы тень наших прежних дружеских отношений. Хотя бы в круге.

Я с трудом справился с голосом.

– Я завоевал свою свободу – и свое имя – вырвавшись из отчаяния и безнадежности, Дел. Покончил с жизнью, в которой я все время чувствовал боль, физическую и душевную… И ты решила забыть все это ради того, чтобы купить себе время. Значит вот кто я для тебя? Средство? Монета, на которую ты могла купить свою дочь? Товар для обмена? Это все, что что ты меня ставишь, Делила?

Она была так напряжена, что вздрагивала. Когда я закончил, короткими, резкими движениями она согнулась, опустила на землю одеяла и упряжь, ухватилась за рукоять своего меча двумя руками и вырвала его из ножен.

На момент, один ошеломляющий, жуткий момент, я подумал, что она собиралась убить меня. Что я зашел слишком далеко, хотя сказал только то, что нужно было сказать.

Но этот момент прошел. Дел баюкала Бореал, ласково прижав ее к груди. Она моргнула, прошептала что-то, затем медленно, преодолевая боль, опустилась на одно колено. Потом на другое.

Дел стояла передо мной на коленях на грязном снегу. Она положила Бореал на землю и обхватила руками грудь, сжав пальцы в кулаки. Поклон был таким глубоким, что Дел коснулась лбом клинка.

На секунду в напряженной тишине она застыла в такой позе, потом поднялась. Ее глаза смотрели на костер. В них была уверенность. Дел знала, что нужно. Ей и мне.

Отрывисто бросая слова, напряженно сглатывая, она заговорила на Северном. Это был диалект, которого я не знал, возможно рожденный Стаал-Уста и древними ритуалами, созданными чтобы сделать недоступной для чужаков тайну яватм. Такие приемы никогда не производили на меня впечатление – я предпочитал простую, понятную речь – но я даже не пошевелился, чтобы остановить ее. Пусть делает что хочет.

Наконец она замолчала. Снова поклонилась, выпрямилась, посмотрела на меня и повторила все на Южном, чтобы я мог понять.

Первые же слова потрясли меня до такой степени, что я тут же приказал ей остановиться.

Она помолчала, тяжело сглотнула и начала снова.

Я выплюнул проклятие.

– Я сказал…

Она повысила голос, чтобы перекричать меня.

– Аиды, Дел, ты думаешь это мне нужно? Увидеть, как ты унижаешься? Я не этого добиваюсь, глупая. Я просто хочу, чтобы ты поняла, что сделала. Хочу, чтобы до тебя дошло… – но мне пришлось скривиться от отвращения и замолчать, потому что она не слушала.

В конце концов Дел остановилась. Все ритуалы были соблюдены, все требования исполнены. Она была истинной дочерью Стаал-Уста, что бы кто ни говорил. Хотя ее и изгнали из Обители, она завершила ритуал как полагалось.

Дел снова склонилась над Бореал. Потом подняла меч, встала, неуклюже повернулась и пошла к чалому. Несколько раз она споткнулась, с трудом удерживаясь на ногах. Вся ее легкость исчезла, но достоинства она не потеряла.

Дел наплевала на свою гордость. Теперь мы были на равных.