Электронная библиотека » Джеральд Даррелл » » онлайн чтение - страница 3


  • Текст добавлен: 12 ноября 2013, 22:36


Автор книги: Джеральд Даррелл


Жанр: Зарубежная прикладная и научно-популярная литература, Зарубежная литература


сообщить о неприемлемом содержимом

Текущая страница: 3 (всего у книги 10 страниц) [доступный отрывок для чтения: 3 страниц]

Шрифт:
- 100% +

– Ты думаешь, это Picathartes? – прошептал Боб.

– Не знаю… Никогда не слышал такого звука.

Тишина. Вдруг крик повторился совсем близко, и мы замерли за своим камнем. Совсем неподалеку от нас стояло тридцатифутовое молодое деревце, согнувшееся под весом толстой, как канат, лианы, которая опутала его своими петлями. Ствол закрывала листва соседнего дерева. Все кругом в сумерках казалось расплывчатым, а на молодое деревце, заключенное в любовные объятия своего убийцы, падали последние лучи заходящего солнца, и оно очень четко выделялось на общем фоне. Вдруг, словно над маленькой сценой поднялся занавес, появился настоящий, живой Picathartes.

Я намеренно употребляю слово «вдруг». В тропическом лесу животные и птицы обычно передвигаются очень тихо и возникают перед вами внезапно, неожиданно, как по волшебству. Могучая лиана свисала с верхушки дерева толстой петлей, на этой петле и возникла птица. Она сидела, чуть покачиваясь и наклонив голову набок, будто прислушивалась. Нельзя не волноваться, когда видишь дикое животное в его естественной обстановке, но, когда рассматриваешь большую редкость, зная, что до тебя ее видела какая-нибудь горстка людей, душу охватывает особый восторг. Припав к земле, мы с Бобом глядели на птицу с вожделением и алчностью филателистов, которые обнаружили в альбоме мальчишки знаменитую марку, мечту всех коллекционеров.

Плешивая сорока была размером с галку, но туловище у нее пухлое, гладкое, как у черного дрозда. Ноги длинные, сильные, глаза большие и проницательные. Грудка желтая с нежным кремовым отливом, спина и длинный хвост изумительного мягкого темно-серого цвета, будто припудренные. Окаймляющая крылья черная полоска резко разграничивала и подчеркивала окраску спины и грудки. Но интереснее всего голова, от нее нельзя было оторваться. Ни одного пера, голая кожа, лоб и макушка небесно-голубого цвета, затылок ярко-розовый, как сок марены, а виски и щеки черные. Обычно лысая птица производит неприятное впечатление, словно она поражена какой-то дурной неизлечимой болезнью, но плешивая сорока с ее трехцветной головой выглядела великолепно, как будто носила венец.

Посидев с минуту на лиане, птица слетела на землю и стала двигаться огромными, очень странными прыжками, не похожими на птичьи. Казалось, она подскакивает в воздух на пружинах. Вот птица исчезла между камнями, потом мы услышали ее крик. Почти тотчас с макушки скалы последовал ответ, и, подняв голову, мы увидели на ветке вторую сороку, которая осматривала сверху гнезда на обрыве. Вдруг она снялась с ветки и спустилась по спирали к одному из гнезд. Посидела, озираясь по сторонам, наклонилась, чтобы поправить сдвинувшийся с места корешок не толще волоска, потом прыгнула в воздух (иначе не скажешь) и понеслась над косогором в сумрачный лес. Вторая сорока вынырнула из-за камней и полетела вдогонку. Вскоре из чащи послышалась их жалобная перекличка.

– Эх, – сказал Элиас, вставая и потягиваясь, – ушли.

– И уже не вернутся? – спросил я, колотя себя по онемевшей ноге.

– Не вернутся, сэр. Там в лесу они найдут себе толстый сук и устроятся спать. А завтра опять прилетят сюда, доделывать гнездо.

– Что ж, тогда пошли обратно в Эшоби.

Спуск по склону горы мы совершили куда быстрее, чем восхождение. Под лесным пологом теперь было настолько темно, что мы поминутно спотыкались и съезжали на заду вниз, лихорадочно цепляясь за корни и ветки, чтобы притормозить.

Наконец мы вышли на главную улицу Эшоби, ободранные, исцарапанные, перепачканные землей. Я был страшно рад, что увидел живого Picathartes, и в то же время очень огорчен, так как совсем не надеялся добыть птенцов. Торчать в Эшоби не было никакого смысла, и я решил, что завтра мы пойдем обратно через лес в Мамфе. Может быть, по дороге нам удастся поймать каких-нибудь животных. В Камеруне один из самых действенных способов ловить зверей – выкуривать их из дуплистых деревьев, а когда мы шли в Эшоби, я приметил много могучих стволов с дуплами, которые явно стоило исследовать.

Рано утром мы уложили свое снаряжение и отправили носильщиков вперед. Потом, не торопясь, выступил я с Бобом в сопровождении Элиаса и еще трех охотников из Эшоби.

Первое из подмеченных мной деревьев стояло у самой дороги, в трех милях от опушки. У этого дерева, высотой около ста пятидесяти футов, большая часть ствола была полая, как барабан. Обкуривать дупло – дело долгое и сложное, своего рода искусство. Прежде чем за него приниматься, надо выяснить, ждет ли вас добыча, заслуживающая таких усилий. Если в самом основании ствола есть большое отверстие, выяснить это сравнительно просто. Вы засовываете внутрь голову и просите кого-нибудь постучать по стволу палкой. И если в дупле прячутся животные, вы, как только стихнет гул, услышите беспокойное движение или во всяком случае догадаетесь о присутствии зверя по ливню гнилой трухи. Убедившись, что внутри кто-то есть, возьмите бинокль и осмотрите снаружи верхнюю часть ствола, нет ли там выходов. Все эти выходы надо закрыть сетями. Один человек остается наверху, чтобы собирать животных, которые застрянут в сетях, а отверстия в нижней части ствола закупоривают. Теперь можно разжигать костер. Это самое хитрое во всей операции. Дупла сухие, как трут, и надо быть очень осторожным, не то вспыхнет все дерево. Первым делом разводите маленький костерок из сухих веточек, мха и листьев, когда же он разгорится, постепенно обкладываете его зелеными листьями, чтобы не было языков пламени, а только столб густого едкого дыма. Дым будет уходить в полый ствол, как в дымоход. Дальше могут случиться самые неожиданные вещи, ведь в дуплах обитает все на свете – от плюющей кобры до циветты, от летучей мыши до гигантской улитки. Половина интереса в том и заключается, что невозможно предугадать, с чем вы встретитесь.

Первое выкуривание нельзя было назвать ошеломляющей удачей. Всю нашу добычу составили несколько подковоносых летучих мышей с мордочками, как у лепных чудовищ, три гигантские многоножки – этакие отороченные снизу ножками франкфуртские сосиски – да маленькая серая соня, которая цапнула охотника за палец и удрала. Мы собрали сети, загасили костер и пошли дальше. Следующее полое дерево было намного выше и толще первого. В основании – огромная щель, будто дверь готической церкви. Мы свободно уместились вчетвером в этом темном дупле и стали глядеть вверх и стучать по стволу. В ответ мы услышали какую-то возню, и в глаза нам посыпалась мелкая труха. Там вверху явно что-то есть! Теперь вопрос, как закрыть верхние выходные отверстия, ведь до высоты ста двадцати футов ствол совершенно гладкий. У нас было три веревочных лестницы. Мы соединили их вместе, приделали к ним легкую крепкую веревку, к веревке привязали груз и стали забрасывать ее на верхние ветки дерева. Бросали так долго, что даже руки разболелись. Когда нам наконец удалось перекинуть веревку через сук, мы подтянули лестницы кверху и закрепили их. Везде, где надо, поместили сети, развели костер и стали ждать, что получится.

Обычно приходится ждать минут пять, чтобы дым проник во все закоулки и произвел какое-то действие, но в этот раз все произошло почти мгновенно. Первыми появились отвратительные на вид твари, так называемые жгутоногие скорпионы. Когда они расставят свои длинные тонкие ноги, то становятся величиной с тарелку и по виду напоминают расплющенного паровым катком чудовищного паука толщиной в лист бумаги. Плоское тело позволяет жгутоногим скорпионам проникать в самые узкие щели и неожиданно выскакивать оттуда. К тому же они скользят по дереву, как по льду, развивая невероятную скорость. Вот это стремительное и бесшумное движение да еще лес ног и делает их такими отвратительными. Даже зная, что они безвредные, все равно невольно отпрянешь. Я стоял, прислонившись к дереву, и, когда первый скорпион, вдруг вынырнув из щели, побежал по моей голой руке, у меня, мягко говоря, душа ушла в пятки.

Не успел я опомниться, как остальные обитатели дупла в полном составе стали покидать свое убежище. Пять жирных серых летучих мышей забились в наших сетях, злобно пища и отчаянно гримасничая. К ним тут же присоединились две зеленые лесные белки с желтовато-коричневыми кольцами вокруг глаз. Кувыркаясь в сетях, они выражали свою ярость резкими криками. Мы старались брать их очень осторожно, чтобы они нас не покусали. Далее последовали шесть крупных серых сонь, две большие зеленоватые крысы с оранжевым носом и задом, тонкая зеленая древесная змея с огромными глазами, которая с несколько оскорбленным видом легко скользнула через ячею сетки и пропала в зарослях прежде, чем кто-либо сообразил, как ее поймать. Стоял невообразимый шум и гам, африканцы прыгали в клубах дыма, кто-то выкрикивал команды, которых никто не выполнял, кто-то пронзительно кричал, тряся укушенной рукой, все наступали друг другу на ноги и упоенно размахивали мачете и палками, позабыв, что такое безопасность. Человек, которого мы послали на макушку дерева, тоже веселился. Он так лихо орал и прыгал на ветках, что мог каждую секунду шлепнуться на землю. У нас слезились глаза, в легкие проникал дым, зато мешки и сумки наполнялись копошащимся и прыгающим живым грузом.

Наконец последние жильцы оставили квартиру, дым исчез, и можно было сделать передышку, чтобы выкурить сигарету и осмотреть друг у друга почетные раны. В это время наш верхолаз спустил на длинных веревках два мешка с животными. Не зная, что в мешках, я взял их очень осторожно и спросил крепыша наверху:

– Что у тебя в этом мешке?

– Зверь, маса.

– Знаю, что зверь. Ты скажи – какой?

– А! Откуда мне знать, как маса их называет. Ну, такой вроде крысы, только с крыльями. А еще один зверь с большими-пребольшими глазами, как у человека, сэр.

Меня вдруг охватило сильное волнение.

– А лапы, как у крысы или как у обезьяны? – крикнул я.

– Как у обезьяны, сэр.

– Что это? – с любопытством спросил Боб, пока я распутывал веревку, которой был завязан мешок.

– Я не уверен, но кажется, бушбеби… А их тут водится два вида и оба редкие.

Прошла вечность. Наконец я развязал веревку и осторожно приоткрыл мешок. На меня смотрела маленькая, милая серая мордочка с большущими, прижатыми к голове веерами ушей и огромными золотистыми глазами, в которых был такой ужас, словно они принадлежали престарелому привидению, обнаружившему в темном чулане человека. У зверька были большие, похожие на человеческие руки с длинными, тонкими костлявыми пальцами. На каждом пальце, кроме указательного, сидел крохотный плоский ноготок, чистый, словно после маникюра. Указательный палец заканчивался изогнутым когтем, который казался совсем не к месту на такой руке.

– Что это за зверь? – спросил Боб. Глядя на благоговейное выражение моего лица, он почтительно понизил голос.

– Это, – с восторгом заговорил я, – животное, за которым я охотился каждый раз, когда приезжал в Камерун. Euoticus elegantulus, больше известный как галаго или бушбеби. Чрезвычайно редкий вид, и если нам удастся доставить его в Англию, он будет первым экземпляром в Европе.

– Черт возьми! – Боб явно был поражен.

Я показал зверька Элиасу.

– Ты знаешь этого зверя, Элиас?

– Да, сэр, я его знаю.

– Мне очень, очень нужны такие звери. Если ты мне добудешь еще, я заплачу тебе один фунт. Понял?

– Понял, сэр. Но дело в том, маса, что этот зверь выходит только ночью. Чтобы ловить его, нужен охотничий фонарь.

– Ясно, но ты во всяком случае скажи всем в Эшоби, что я за такого плачу один фунт.

– Ладно, сэр, я им скажу.

– А теперь, – обратился я к Бобу, хорошенько завязывая мешок с драгоценным уловом, – скорей пошли в Мамфе, посадим его в подходящую клетку, чтобы можно было как следует рассмотреть.

Мы собрали все снаряжение и проворно зашагали через лес в Мамфе, поминутно останавливаясь, чтобы заглянуть в мешок и удостовериться, что драгоценному экземпляру есть чем дышать и что он не исчез по мановению какого-нибудь грозного ю-ю. Уже за полдень мы достигли Мамфе и с громкими криками ворвались в дом. Нам не терпелось похвастаться нашей добычей перед Джеки и Софи. Я осторожно приоткрыл мешок, галаго высунул оттуда голову и обозрел каждого из нас по очереди своими глазищами.

– Какой же он милый, – сказала Джеки.

– Какой он славный, – подхватила Софи.

– Да, – гордо отозвался я, – это…

– Как мы его назовем? – перебила меня Джеки.

– Надо придумать для него хорошее имя, – сказала Софи.

– Это чрезвычайно редкий… – снова начал я.

– Может быть, Пузырь? – предложила Софи.

– Нет, какой же это Пузырь? – возразила Джеки, критически обозревая зверька.

– Это Euoticus…

– А может быть, Мечтатель?

– Еще никто не привозил…

– Нет, на Мечтателя он тоже не похож.

– Ни в одном европейском зоопарке…

– А если Пушок? – спросила Софи.

Я содрогнулся.

– Если уж непременно давать ему кличку, назовите его Пучеглазым, – предложил я.

– Правда! – воскликнула Джеки. – Это подходит.

– Вот и хорошо, – продолжал я. – Очень рад, что крещение прошло успешно. А как насчет клетки для него?

– Клетка есть, – ответила Джеки, – об этом не беспокойся.

Мы пустили зверька в клетку, и он сел на пол, глядя на нас все с таким же ужасом.

– Правда, милый? – твердила Джеки.

– Крошка! – ворковала Софи.

Я вздохнул. Сколько их ни вразумляй, моя жена и мой секретарь, увидев что-нибудь пушистое, неизменно будут впадать в отвратительное сюсюкающее умиление.

– Ладно, – покорно сказал я, – может быть, вы покормите своего крошку? Тем временем другая крошечка пойдет в комнатку и выпьет глоточек джинчику.

* ЧАСТЬ ВТОРАЯ * СНОВА В БАФУТЕ

Глава третья. Звери Фона

Письмо с нарочным

Мой добрый друг!

Я рад, что ты снова прибыл в Бафут. Я приветствую тебя. Когда отдохнешь после путешествия, приходи ко мне.

Твой добрый друг, Фон Бафута


Вернувшись из Эшоби, мы с Джеки поставили на грузовик клетки с теми животными, которых уже добыли, и поехали в Бафут, оставив Боба и Софи в Мамфе, чтобы они попытались приобрести еще каких-нибудь обитателей влажного тропического леса, а потом догоняли нас.

Путь от Мамфе до нагорья долог и утомителен, но для меня он полон очарования. Первая часть дороги проходит через густой лес в долине, где лежит Мамфе. Грузовик, завывая, трясся по красной дороге между могучими стволами, на которых висели гирлянды лиан. Со звонкими криками носились стаи птиц-носорогов, парами летали желтовато-зеленые турако, их крылья в полете отливали фуксином. На стволах деревьев, лежавших вдоль дороги, оранжевые, синие и черные ящерицы спорили с карликовыми зимородками из-за пауков, саранчи и прочих лакомств, которые можно было найти среди пурпурных и белых вьюнов. На дне каждой лощинки струился ручей, перекрытый скрипучим деревянным мостиком. Когда машина форсировала поток, тучи бабочек взлетали с влажной земли и кружили над капотом.

Часа через два дорога полезла вверх, на первых порах чуть заметно, делая широкие петли. Над низкой порослью, будто чудом выросшие зеленые фонтаны, высились громадные древовидные папоротники. Выше лес начал уступать место клочкам саванны, выжженной солнцем.

Мало-помалу, словно мы сбрасывали толстое зеленое пальто, лес начал уступать место саванне. Цветные ящерицы, захмелев от солнца, перебегали через дорогу, стайки крохотных астрильдов вырывались из зарослей, будто снопы алых искр, и порхали перед нами. Грузовик рычал и трясся, над радиатором вился пар. Наконец, сделав последнее усилие, машина взобралась на гребень плато. Позади остался лес Мамфе, тысячи оттенков зелени, а впереди раскинулась саванна и на сотни миль протянулись горы, складка за складкой, до мглистого горизонта, золотые, зеленые, с мазками теней от облаков, далекие и прекрасные в солнечных лучах. Водитель вывел грузовик на бугор и круто затормозил, так что вихри красной пыли взмыли вверх и окутали нас и наше имущество. Он улыбнулся широкой, счастливой улыбкой человека, совершившего что-то значительное.

– Почему мы остановились? – справился я.

Водитель честно ответил почему и нырнул в высокую траву возле дороги.

Мы с Джеки выбрались из раскаленной кабины и пошли посмотреть, как себя чувствуют в кузове наши животные. Важно восседавший на брезенте Филип повернул к нам красное от пыли лицо. Когда мы отправлялись в путь, его фетровая шляпа была нежного жемчужного цвета, теперь и она покраснела. Он оглушительно чихнул в зеленый носовой платок и укоризненно посмотрел на меня.

– Очень много пыли, сэр, – проревел он на тот случай, если я этого не заметил.

Но так как мы с Джеки у себя в кабине запылились ничуть не меньше, мне было трудно ему сочувствовать.

– Как поживают звери? – спросил я.

– Хорошо, сэр. Только эта лесная свинья, сэр, слишком уж злая.

– А что она сделала?

– Она украла мою подушку, – возмущенно доложил Филип.

Я заглянул в клетку Тикки, черноногой мангусты. Она и впрямь не скучала в пути: просунув лапу между прутьями, потихоньку втащила в клетку маленькую подушку, которая составляла часть постели нашего повара. И теперь окруженная сугробами перьев важно сидела на остатках подушки, явно очень довольная собой.

– Ничего, – утешил я повара, – я куплю тебе новую. А ты присматривай за остальными своими вещами, не то она их тоже украдет.

– Хорошо, сэр, я присмотрю, – ответил Филип, бросая хмурый взгляд на облепленную перьями Тикки.

И мы покатили дальше через зеленую, золотистую и белую саванну под синим небом с тонкими прожилками ссученных ветром белых облаков – будто легкие клочья овечьей шерсти плыли у нас над головой. Казалось, здесь надо всем потрудился ветер. Могучие обнажения серых скал он превратил в причудливейшие изваяния, высокую траву – в застывшие волны, маленькие деревья согнул и искорежил. Все вокруг трепетало и пело в лад ветру, а он тихо посвистывал в траве, заставлял деревца взвизгивать и потрескивать, трубил и гикал среди высоких скал.

Мы продолжали путь к Бафуту. К концу дня небо стало бледно-золотистым, потом солнце ушло за дальние горы, и весь мир окутался прохладным зеленым сумраком. Уже в потемках грузовик с ревом обогнул последний поворот и остановился в центре Бафута, возле усадьбы Фона. Слева простирался широкий двор, дальше сгрудились домишки жен и детей Фона. Над ними возвышалась большая хижина, в которой покоился дух его отца и множество других, не столь важных духов. Казалось, что на нефритовом ночном небе вздымается чудовищный, потемневший от времени улей. На пригорке справа от дороги стоял рестхауз Фона, что-то вроде двухэтажной итальянской виллы из камня с опрятной черепичной крышей. Он смахивал на ящик для обуви. Вдоль обоих этажей – широкие веранды, увитые бугенвиллеями с розовыми и кирпичными цветками.

Мы выбрались из машины и проследили за выгрузкой животных и их размещением на веранде второго этажа. Потом сгрузили и убрали все снаряжение. Пока мы пытались кое-как смыть с себя красную пыль, Филип схватил остатки своей постели, ящик с кухонной утварью и продуктами и зашагал к кухне твердо и решительно, будто патруль, которому поручено подавить небольшой, но досадный бунт. Когда мы кончили кормить животных, он появился вновь и принес удивительно вкусный ужин. После еды все повалились на кровати и уснули как убитые.

На следующее утро, едва занялась заря, мы по холодку отправились засвидетельствовать почтение нашему хозяину – Фону. Миновали широченный двор и нырнули в хаос площадок и улочек между хижинами жен Фона. Наконец вошли в небольшой дворик, осененный могучей гуавой. Здесь стояла вилла самого Фона, маленькая, аккуратная, сложенная из камня и покрытая черепицей, с широкой верандой вдоль одной стороны. На верхней ступеньке крыльца стоял мой друг, Фон Бафута.

Вот он – высокий, стройный, в простом одеянии, белом с синим узором. На голове маленькая ермолка тех же цветов. Лицо его озаряла так хорошо знакомая мне веселая, озорная улыбка. Могучая рука была протянута вперед для приветствия.

– Здравствуй, мой друг! – воскликнул я, взбегая по ступенькам.

– Добро пожаловать, добро пожаловать… ты приехал… добро пожаловать,

– с жаром ответил он, стискивая мою руку своей мощной дланью, а другой рукой обнимая меня за плечи и нежно похлопывая по спине.

– Ты хорошо поживаешь, мой друг? – спросил я, рассматривая его лицо.

– Хорошо, хорошо, – ответил он, улыбаясь.

Слишком слабо сказано, подумал я. У него был попросту цветущий вид. Восемь лет назад, когда мы встречались в последний раз, ему уже пошел восьмой десяток, и он явно перенес эти годы лучше, чем я. Я представил ему Джеки. Это была потешная картина: Фон, ростом шесть футов три дюйма, а на вид еще выше благодаря своему длинному одеянию, улыбаясь, наклонился над Джеки (пять футов один дюйм), и ее детская ручонка совсем исчезла в его широкой смуглой лапе.

– Пожалуйста, заходите, – с этими словами он взял нас за руки и повел в дом.

Все было так, как я помнил. Уютная прохладная комната с леопардовыми шкурами на полу, украшенные изумительной резьбой деревянные кушетки с горами подушек. Мы сели. Одна из жен Фона принесла поднос с бутылками и стаканами. Фон щедрой рукой наполнил три стакана шотландским виски и, радостно улыбаясь, вручил нам. Я посмотрел на четыре дюйма неразбавленного виски в моем стакане и вздохнул. Что бы ни совершил Фон со времени моего прошлого визита, в общество трезвости он не вступил.

– Ваше здоровье! – сказал Фон и сделал добрый глоток.

Мы с Джеки пили не так рьяно.

– Мой друг, – сказал я. – Я очень, очень рад опять тебя видеть.

– Ва! Рад? – воскликнул Фон. – Вот я рад тебя видеть. Когда мне сказали, что ты снова в Камеруне, я сильно обрадовался.

Я осторожно глотнул виски.

– Мне говорили, будто ты на меня сердишься за то, что я написал книгу, где рассказал, как весело мы проводили время в прошлый раз. Я даже боялся ехать в Бафут.

Фон насупился.

– Кто же это тебе говорил? – грозно спросил он.

– Да так, один европеец.

– А! Европеец, – Фон пожал плечами, словно удивляясь, как я мог поверить тому, что мне говорил какой-то белый. – Ложь это.

– Ну и слава богу, – произнес я. – Мне было бы тяжело, если б оказалось, что ты на меня сердишься.

– Нет, нет, я на тебя не сержусь, – сказал Фон и налил мне еще добрую порцию виски, я не успел даже помешать ему. – Эта книга, которую ты написал… она мне здорово понравилась… ты прославил мое имя на весь мир… теперь люди повсюду знают мое имя… это здорово.

Я еще раз понял, что недооценил Фона. Он определенно смекнул, что лучше какая-то известность, чем никакой.

– Понимаешь, – продолжал он, – много народу приезжает сюда в Бафут, самые разные люди, и все показывают мне твою книгу, в которой стоит мое имя… это же замечательно.

– Да, это замечательно, – в замешательстве согласился я.

Мне и в голову не приходило, что Фон стал по моей милости литературным героем.

– Когда я ездил в Нигерию, – сказал он, задумчиво разглядывая на свет бутылку, – когда я ездил в Лагос на встречу королевы, там у всех европейцев была твоя книга. Очень много людей просили меня написать имя на твоей книге.

Представив себе Фона раздающим в Лагосе автографы на экземплярах моей книги, я просто онемел.

– Вам понравилась королева? – спросила Джеки.

– Ва! Понравилась? Очень понравилась! Замечательная женщина. Совсем-совсем маленькая, вроде тебя. Но сильная, сразу видно. Ва! Это очень сильная женщина.

– А Нигерия тебе понравилась? – спросил я.

– Не понравилась, – твердо сказал Фон. – Слишком жарко. Солнце, солнце, солнце, я обливался потом. А эта королева, она сильная… идет и хоть бы что, совсем не потеет. Замечательная женщина.

Он посмеялся, вспоминая что-то, и рассеянно подлил нам виски.

– Я подарил королеве зуб слона, – продолжал он. Вы его видели?

– Да, я его видел, – ответил я, припоминая великолепный резной бивень, преподнесенный ее величеству камерунцами.

– Этот зуб я подарил от всего народа Камеруна, – объяснил он. – Королева сидела в каком-то кресле, и я тихо подошел к ней, чтобы отдать зуб. Она взяла его. Тут европейцы стали говорить, что не годится показывать свою спину королеве, поэтому все люди пятились. И я пятился. Ва! А там ступеньки! Я боялся, что упаду, но шел очень тихо и не упал… а как боялся!

Он смеялся до слез при воспоминании о том, как, отходя от королевы, пятился по ступенькам.

– Нет, в Нигерии плохо, – сказал он, – слишком жарко… Я обливался потом.

При слове «обливался» его глаза остановились на бутылке виски, поэтому я поспешно встал и сказал, что нам пора идти: надо еще разобрать вещи. Фон вышел с нами на залитый солнцем двор и, не выпуская наших рук, с высоты своего роста пристально посмотрел нам в глаза.

– Вечером вы придете опять, – сказал он. – Мы выпьем, а?

– Конечно, мы придем вечером, – заверил я его.

Он широко улыбнулся Джеки.

– Вечером я тебе покажу, как мы веселимся в Бафуте.

– Отлично, – ответила Джеки, мужественно улыбаясь.

Фон важно взмахнул рукой, отпуская нас, повернулся и пошел к себе в дом, а мы побрели к рестхаузу.

– Боюсь, после такой дозы виски я не смогу завтракать, – сказала Джеки.

– Какая же это доза, – возразил я. – Просто скромный аперитив, утренняя зарядка. Вот посмотришь, что вечером будет.

– Вечером я пить не буду, управляйтесь вдвоем, – твердо произнесла Джеки. – Мне одну рюмку, и все.

После завтрака, когда мы занялись животными, я случайно глянул через перила веранды на дорогу и увидел направляющихся к дому людей. Когда они подошли ближе, я заметил, что у каждого на голове корзина из рафии или же закупоренный зелеными листьями калебас. Уже несут животных? Вряд ли. Обычно нужно не меньше недели, чтобы распространилась новость и начали приходить охотники. Затаив дыхание, я следил за ними. А они свернули с дороги и, обмениваясь шутками, стали подниматься на высокое крыльцо веранды. На верхней ступеньке смех замолк, и все осторожно опустили на пол свои приношения.

– Здравствуйте, мои друзья, – сказал я.

– Доброе утро, маса, – улыбаясь, ответили они хором.

– Что это вы тут принесли?

– Это звери, сэр, – последовал ответ.

– Но откуда вы знаете, что я приехал в Бафут покупать зверей? – в совершенном недоумении спросил я.

– Э, маса, нам об этом Фон сказал, – объяснил один из охотников.

– Силы небесные, если Фон всех оповестил еще до нашего приезда, нам грозит наводнение, – сказала Джеки.

– Оно уже началось, – заметил я, обозревая сложенные у моих ног корзины и калебасы. – А мы еще даже не приготовили клетки. Ладно, как-нибудь справимся. Посмотрим, что они принесли.

Я нагнулся, взял одну корзину и поднял ее над головой.

– Кто принес это? – спросил я.

– Я, сэр.

– Ну, и что у тебя там внутри?

– Там бери-ка, сэр.

– Что такое бери-ка? – осведомилась Джеки, когда я принялся развязывать веревки, которыми была опутана корзина.

– Не представляю себе, – ответил я.

– Может быть, лучше спросить? – осмотрительно предложила Джеки. – Вдруг там сидит кобра или еще что-нибудь в этом роде!

– Пожалуй, ты права. – Я отпустил веревку и повернулся к охотнику, который с беспокойством следил за мной.

– А что же это за зверь – бери-ка?

– Такой маленький зверек, сэр.

– Это плохой зверек? Он кусает человека?

– Нет, сэр, что вы. Эта бери-ка совсем малютка, сэр… детеныш.

Ободренный таким известием, я открыл корзину и заглянул внутрь. В травяном гнездышке на дне копошилась крохотная, не больше трех с половиной дюймов в длину, белочка. Судя по тому, что ее до сих пор покрывал тонкий, блестящий, как плюш, пушок и глаза еще не открылись, ей было всего несколько дней от роду. Я осторожно взял ее на руки. Попискивая, она лежала на моей ладони, и ее розовый ротик складывался в кружочек, как у юного певца из хора мальчиков, а крохотные лапки гладили мои пальцы. Я терпеливо ждал, когда иссякнет поток антропоморфизмов, на которые так щедра моя супруга.

– Хорошо, – сказал я, – если хочешь, возьми ее себе. Но предупреждаю, ты намучишься с кормлением. Я бы вообще не согласился ее взять, но это черноухая белка, а они очень редки.

– Увидишь, все будет в порядке, – живо ответила Джеки. – Детеныш здоровый, а это главное.

Я вздохнул. Мне вспомнились несчастные бельчата, с которыми я возился в разных концах света, и все они были один другого слабее и немощнее. Я обратился к охотнику.

– Мой друг, этот зверек хороший, он мне очень понравился. Но ведь это детеныш, верно? Он ведь не выживет, верно?

– Да, сэр, – с грустью согласился охотник.

– Так я сейчас заплачу тебе два, всего два шиллинга и дам тебе записку. Приходи опять через две недели. И если детеныш будет жив, я тебе заплачу еще пять шиллингов. Ты согласен?

– Да, сэр, я согласен, – с довольной улыбкой ответил он.

Я заплатил ему два шиллинга и написал обязательство на остальные пять. Он бережно спрятал бумажку в складках своего саронга.

– Смотри не потеряй, – предупредил я. – Если потеряешь, я тебе не заплачу.

– Нет, маса, не потеряю, – улыбаясь, заверил он меня.

– Ты только посмотри, какая чудесная расцветка, – сказала Джеки, любуясь лежащим на ее ладонях бельчонком.

В этом я был с ней вполне согласен. Крохотная головка – ярко-оранжевая, за каждым ушком – черная полоска, словно мама не умыла как следует своего малыша. Спинка в зеленую полоску, а животик светло-желтый. Смешной хвост был темно-зеленый сверху и огненно-оранжевый снизу.

– Как мы ее назовем? – спросила Джеки.

Я взглянул на трепещущий комочек, который все еще продолжал упражняться в пении.

– Назови ее, как называл охотник: малютка Бери-ка, – предложил я.

И зверек стал Малюткой Бери-кой. Правда, потом мы для удобства говорили просто Малютка.

Увлеченный придумыванием имени, я уже развязывал следующую корзину, позабыв спросить охотника, что в ней. И когда неосмотрительно поднял крышку, оттуда высунулась острая маленькая крысиная морда, цапнула меня за палец, издала яростный визг и снова скрылась в недрах корзины.

– Это еще что за тварь? – спросила Джеки, пока я сосал укушенный палец и бранился, а хор охотников причитал: «Ах, беда, сэр, ах, беда» – будто они все были ответственны за мою глупость.

– Эта злобная милая крошка – карликовая мангуста, – сказал я. – Для своего роста, пожалуй, самый свирепый зверь в Бафуте и визжит пронзительнее всех мелких животных, каких я знаю, если не считать мартышку.

– Где мы будем его держать?

– Надо приготовить несколько клеток. Пусть посидит в корзине, пока я разберусь с остальными, – сказал я, осторожно завязывая корзину.

– Хорошо, что у нас два разных вида мангуст, – сказала Джеки.

– Ага, – согласился я, продолжая сосать палец, – прелестно.

В остальных калебасах и корзинах не было ничего интересного: три обыкновенные жабы, маленькая зеленая гадюка и четыре ткачика. Все это мне было не нужно. Я спровадил охотников и занялся жилищным устройством карликовой мангусты. Для зверолова едва ли не самый тяжкий грех – не подготовить загодя клетки. В этом я убедился во время моей первой поездки. Снаряжение у нас было припасено всевозможное, а клеток я не взял, рассчитывая, что мы их сделаем на месте. В итоге первая волна животных застигла нас врасплох. Протрудившись день и ночь, мы наконец разместили их, но тут нахлынула вторая волна, и все началось сначала. Помню, как у моей раскладушки сидело на привязи сразу шесть разных зверей. С тех пор я всегда предусмотрительно беру с собой в дорогу несколько складных клеток, чтобы при всех обстоятельствах можно было обеспечить квартирой хотя бы первые сорок – пятьдесят животных.

Внимание! Это не конец книги.

Если начало книги вам понравилось, то полную версию можно приобрести у нашего партнёра - распространителя легального контента. Поддержите автора!

Страницы книги >> Предыдущая | 1 2 3
  • 4.6 Оценок: 5

Правообладателям!

Данное произведение размещено по согласованию с ООО "ЛитРес" (20% исходного текста). Если размещение книги нарушает чьи-либо права, то сообщите об этом.

Читателям!

Оплатили, но не знаете что делать дальше?


Популярные книги за неделю


Рекомендации