Текст книги "Лапа-растяпа"

Джером Сэлинджер
Лапа-растяпа

Почти до трех часов Мэри Джейн искала дом Элоизы. И когда та вышла ей навстречу к въезду, Мэри Джейн объяснила, что все шло отлично, что она помнила дорогу совершенно точно, пока не свернула с Меррик-Паркуэй.

– Не Меррик, а Меррит, деточка! – сказала Элоиза и тут же напомнила Мэри Джейн, что она уже дважды приезжала к ней сюда, но Мэри Джейн что-то невнятно простонала насчет салфеток и бросилась к своей машине. Элоиза подняла воротник верблюжьего пальто, повернулась спиной к ветру и осталась ждать. Мэри Джейн тут же возвратилась, вытирая лицо бумажной салфеточкой, но это не помогало – вид у нее все равно был какой-то растрепанный, даже грязный. Элоиза весело сообщила, что завтрак сгорел к чертям – и сладкое мясо, и все вообще, – но оказалось, что Мэри Джейн уже перекусила по дороге. Они пошли к дому, и Элоиза поинтересовалась, почему у Мэри Джейн сегодня выходной. Мэри Джейн сказала, что у нее вовсе не весь день выходной, просто у мистера Вейнбурга грыжа и он сидит дома, в Ларчмонте, а ее дело – возить ему вечером почту и писать под диктовку письма.

– А что такое грыжа, не знаешь? – спросила она Элоизу. Элоиза бросила сигарету себе под ноги, на грязный снег, и сказала, что вообще-то не знает, но Мэри Джейн может не беспокоиться – это не заразное. – Ага, – сказала Мэри Джейн, и они вошли в дом.

Через двадцать минут они уже допивали в гостиной первую порцию виски с содовой и разговаривали так, как только умеют разговаривать бывшие подруги по колледжу и соседки по общежитию. Правда, между ними была еще более прочная связь: обе ушли из колледжа, не окончив его. Элоизе пришлось уйти со второго курса, в 1942 году, через неделю после того, как ее застали на третьем этаже общежития в закрытом лифте с солдатом. А Мэри Джейн в том же году, с того же курса, чуть ли не в том же месяце вышла замуж за курсанта Джэксонвиллской летной школы в штате Флорида – это был худенький мальчик из Дилла, штат Миссисипи, влюбленный в авиацию. Два месяца из своего трехмесячного брака с Мэри Джейн он просидел в тюрьме за то, что пырнул ножом сержанта из военного патруля.

– Нет, нет, – говорила Элоиза, – совершенно рыжая.

Она лежала на диване, скрестив худые, но очень стройные ножки.

– А я слыхала, что блондинка, – повторила Мэри Джейн. Она сидела в синем кресле. – Эта, как ее там, жизнью клялась, что блондинка.

– Ну прямо! – Элоиза широко зевнула. – Она же красилась чуть ли не при мне. Что ты? Сигареты кончились?

– Ничего, у меня есть целая пачка. Только где она? – сказала Мэри Джейн, шаря в сумке.

– Эта идиотка нянька, – сказала Элоиза не двигаясь, – час назад я у нее под носом выложила две нераспечатанные картонки. Вот увидишь, сейчас явится и спросит, куда их девать. Черт, совсем сбилась. Про что это я?

– Про эту Тирингер, – подсказала Мэри Джейн, закуривая сигарету.

– Ага, верно. Так вот, я точно помню. Она выкрасилась вечером, накануне свадьбы, она же вышла за этого Фрэнка Хенке. Помнишь его?

– Ну как же не помнить, помню, конечно. Такой задрипанный солдатишка. Ужасно некрасивый, верно?

– Некрасивый? Мать родная! Да он был похож на немытого Белу Лугоши!

Мэри Джейн расхохоталась, запрокинув голову.

– Здорово сказано! – проговорила она и снова наклонилась к своему стакану.

– Дай-ка твой стакан, – сказала Элоиза и спустила на пол ноги в одних чулках. – Ох, эта идиотка нянька! И чего я только не делала, честное слово, чуть не заставила Лью с ней целоваться, лишь бы она поехала с нами сюда, за город. А теперь жалею. Ой, откуда у тебя эта штучка?

– Эта? – Мэри Джейн тронула камею у ворота. – Господи, да она у меня со школы. Еще мамина.

– Чертова жизнь, – сказала Элоиза, держа пустые стаканы, – а мне хоть бы кто что оставил – ни черта, носить нечего. Если когда-нибудь моя свекровь окочурится – дождешься, как же! – она мне, наверно, завещает свои старые щипцы для льда да еще с монограммой!

– А ты с ней теперь ладишь? – спросила Мэри Джейн.

– Тебе все шуточки! – сказала Элоиза, уходя на кухню.

– Я больше не хочу, слышишь? – крикнула ей вслед Мэри Джейн.

– Черта с два! Кто кому названивал по телефону? Кто опоздал на два часа? Теперь сиди, пока мне не надоест. А карьера твоя пусть катится к чертовой маме!

Мэри Джейн опять захохотала, мотая головой, но Элоиза уже вышла на кухню.

Когда Мэри Джейн стало скучно сидеть одной в комнате, она встала и подошла к окну. Откинув занавеску, она взялась было рукой за раму, но вымазала пальцы угольной пылью, вытерла их о другую ладонь и отодвинулась от окна. Подмерзало, слякоть на дворе постепенно переходила в гололед. Мэри Джейн опустила занавеску и пошла к своему синему креслу, мимо двух набитых до отказа книжных шкафов, даже не взглянув на заглавия книжек. Усевшись в кресло, она открыла сумочку и стала рассматривать в зеркальце свои зубы. Потом сжала губы, крепко провела языком по верхней десне и снова посмотрела в зеркальце.

– Гололедица началась, – сказала она, оборачиваясь. – Ого, как ты быстро. Не разбавляла, что ли?

Элоиза остановилась, в руках у нее были полные стаканы. Она вытянула указательные пальцы, как дула пистолетов, и сказала:

– Ни с места! Ваш дом оцеплен.

Мэри Джейн опять закатилась и убрала зеркальце.

Элоиза подошла к ней со стаканом. Неловким движением она поставила стакан гостьи на подставку, но свой из рук не выпустила. Растянувшись на диване, она сказала:

– Догадайся, что эта нянька делает? Расселась всем своим толстым черным задом и читает «Облачение». Я нечаянно уронила подносик со льдом из холодильника, а она на меня как взглянет – помешала ей, видите ли!

– Это последний! Слышишь? – сказала Мэри Джейн и взяла стакан. – Да, угадай, кого я видела на прошлой неделе? В главном зале, в универмаге?

– А? – сказала Элоиза и подсунула себе под голову диванную подушку. – Акима Тамирова?

– Кого-о-о? – удивилась Мэри Джейн. – Это еще кто?

– Ну, Аким Тамиров. В кино играет. Он еще так потешно говорит: «Шутыш, всо шутыш, э?» Обожаю его… Ох, черт, в этом проклятом доме ни одной удобной подушки нет. Так кого ты видела?

– Джексон. Она шла…

– Это какая Джексон?

– Ну, не знаю. Та, что была с нами в семинаре по психологии. Она еще вечно…

– Обе они были с нами в семинаре.

– Ну, знаешь, с таким огромным…

– А-а, Марсия-Луиза. Мне она тоже как-то попалась. Наверно, заговорила тебя до обморока?

– Спрашиваешь! Но вот что она мне рассказала: доктор Уайтинг умерла. Говорит, Барбара Хилл ей писала, что у доктора Уайтинг прошлым летом нашли рак, вот она и умерла. А весу в ней было всего шестьдесят два фунта. Перед смертью, понимаешь. Ужас, правда?

– А мне-то что?

– Фу, какая ты стала злюка, Элоиза!

– М-да. Ну а еще что она рассказывала?

– Говорит, только что вернулась из Европы. Муж у нее служил где-то в Германии, что ли, она там была с ним. Дом, говорит, у них был в сорок семь комнат, кроме них, еще одна семья и десять слуг. Своя верховая лошадь, а ихний конюх раньше служил у Гитлера, чуть ли не личный его шталмейстер. Да, и еще она мне стала рассказывать, как ее чуть не изнасиловал солдат-негр. Понимаешь, стоим в универмаге, в главном зале, а она во весь голос – ты же ее знаешь, эту Джексон. Говорит, он служил у мужа шофером, повез ее утром на рынок или еще куда. Говорит, до того перепугалась, что даже не могла…

– Погоди минутку! – Элоиза подняла голову, повысила голос: – Рамона, ты?

– Я, – ответил детский голосок.

– Закрой, пожалуйста, двери хорошенько! – крикнула Элоиза.

– Рамона пришла? Умираю, хочу ее видеть! Ведь я ее не видела с тех самых пор…

– Рамона! – крикнула Элоиза, зажмурив глаза. – Ступай на кухню, пусть Грэйс снимет с тебя ботики!

– Ладно, – сказала Рамона. – Пойдем, Джимми!

– Умираю, хочу ее видеть! – сказала Мэри Джейн. – Боже! Смотри, что я натворила! Прости меня, Эл!

– Брось! Да брось же! – сказала Элоиза. – Мне этот гнусный ковер и так опротивел. Погоди, я тебе налью еще.

– Нет, нет, смотри, у меня больше половины осталось! – И Мэри Джейн подняла стакан.

– Не хочешь? – сказала Элоиза. – Дай-ка мне сигарету!

Мэри Джейн протянула ей свою пачку и повторила:

– Умираю, хочу ее видеть. На кого она похожа?

Элоиза зажгла спичку.

– На Акима Тамирова.

– Нет, я серьезно.

– На Лью. Вылитый Лью. А когда его мамаша является, они все как тройняшки. – Не вставая, Элоиза потянулась к пепельницам, сложенным стопкой на дальнем углу курительного столика. Ей удалось снять верхнюю и поставить себе на живот. – Мне бы собаку завести, спаниеля, что ли, – сказала она, – пусть хоть кто-нибудь в семье будет похож на меня.

– А как у нее с глазками? – спросила Мэри Джейн. – Хуже не стало?

– Господи, да почем я знаю?

– Но без очков она видит или нет? Ну, например, ночью, если надо встать в уборную?

– Да разве она скажет? Скрытная, чертенок, как не знаю что.

Мэри Джейн обернулась.

– Ну, здравствуй, Рамона! – сказала она. – Ах, какое чудное платьице! – Она поставила стакан. – Да ты меня, наверно, и не помнишь, Рамона?

– Как это не помнит? Кто эта тетя, Рамона?

– Мэри Джейн, – сказала Рамона и почесалась.

– Молодец! – сказала Мэри Джейн. – Ну поцелуй же меня, Рамона!

– Перестань сейчас же! – сказала Рамоне Элоиза. Рамона перестала чесаться.

– Ну, поцелуй же меня, Рамона! – повторила Мэри Джейн.

– Не люблю целоваться.

Элоиза презрительно фыркнула и спросила:

– А где твой Джимми?

– Тут.

– Кто такой Джимми? – спросила Мэри Джейн у Элоизы.

– Господи боже, да это же ее кавалер. Ходит за ней. Всегда они заодно. Все как у людей.

– Нет, правда? – восторженно спросила Мэри Джейн. Она наклонилась к Рамоне. – У тебя есть кавалер, Рамона?

В близоруких глазах Рамоны за толстыми стеклами очков не отразилось ни тени восторга, звучавшего в голосе Мэри Джейн.

– Мэри Джейн тебя спрашивает, Рамона, – сказала Элоиза.

Рамона засунула палец в широкий курносый носик.

– Не смей! – сказала Элоиза. – Мэри Джейн спрашивает, есть у тебя кавалер или нет.

– Есть, – сказала Рамона, ковыряя в носу.

– Рамона! – сказала Элоиза. – Перестань сейчас же! Слышишь? Кому говорят?

Рамона опустила руку.

– Нет, правда, это чудесно! – сказала Мэри Джейн. – А как его звать? Скажи мне, как его зовут, Рамона? Или это секрет?

– Джимми, – сказала Рамона.

– Ах, Джимми! Как я люблю это имя! Джимми, а дальше как, Рамона?

– Джимми Джиммирино, – сказала Рамона.

– Не вертись! – сказала Элоиза.

– О-о, какое интересное имя! А где сам Джимми? Скажи, Рамона, где он?

– Тут, – сказала Рамона.

Мэри Джейн оглянулась вокруг, потом посмотрела на Рамону с самой нежной улыбкой.

– Где тут, солнышко?

– Тут, – сказала Рамона. – Я его держу за руку.

– Ничего не понимаю, – сказала Мэри Джейн Элоизе.

Та допила виски.

– А я тут при чем? – сказала она.

Мэри Джейн обернулась к Рамоне.

– Ах, поняла! Ты просто придумала себе маленького мальчика Джимми. Какая прелесть! – Мэри Джейн приветливо наклонилась к Рамоне. – Здравствуй, Джимми! – сказала она.

– Да разве он станет с тобой разговаривать! – сказала Элоиза. – Рамона, ну-ка расскажи Мэри Джейн про Джимми.

– Что про Джимми?

– Не вертись, стой прямо, слышишь… Расскажи Мэри Джейн, какой он, твой Джимми.

– У него глаза зеленые, а волосы черные.

– Еще что?

– Папы-мамы нет.

– Еще что?

– Веснушек нет.