Текст книги "UPGRADE по-римски. Руководство для варваров"

Глава II. Обуздай свои чувства

ЛИШЬ НАУЧИВШИСЬ ДУМАТЬ КАК РИМЛЯНИН, начинаешь жить как римлянин. Успех Рима произрастает из его военных побед. Условие военных побед – дисциплина. Прежде всего остального, если хочешь возвыситься над своей варварской жизнью, обзаведись внутренним стержнем.

Победа на войне зависит не только от того, сколько солдат в распоряжении военачальника, и не от храбрости самих солдат. К победе ведут навыки и дисциплина. Завоеванием мира римляне обязаны непрерывной воинской подготовке, неукоснительному соблюдению дисциплины у себя в лагерях и скрупулезному, в мельчайших деталях, вниманию к военному искусству. Без этого где бы мы были – горстка легионеров, – когда сражались против гигантского галльского войска? Или как бы справился средний римский солдат, в котором меньше шести римских футов роста, с белокурыми гигантами германских племен? Да и испанцев тоже было больше, и они были сильнее физически. Египтянам мы всегда уступали и в богатстве, и в хитрости. Что до греков, нам всегда было далеко до их познаний. Чтобы уравновесить эти недостатки, римляне брали в армию только лучших, а затем уделяли исключительное внимание их военной подготовке.

Военачальники знают, сколь важно закалять солдат постоянными упражнениями, оттачивая все приемы, какие только могут им однажды понадобиться на поле боя. Мужество солдата возрастает вместе с его профессиональной подготовкой. Тогда он рвется применить в деле то, чему его в таком совершенстве обучили. Поскольку самым смелым солдатам командир дает самые опасные задания – будь то ночная засада, атака хорошо укрепленных позиций или разведка в тылу врага, – солдат, получивший такой трудный приказ, воспринимает его как высочайший комплимент. Подобно спартанцам, которые испытывали стойкость своих сыновей, прилюдно бичуя их плетьми, военачальники требуют, чтобы солдаты стойко сносили боль от ран и подставляли свое уже битое тело для новых наказаний. Горстка таких закаленных в боях людей всегда сможет победить армию куда более многочисленную, но необученную и недисциплинированную. Новобранец при мысли о возможном ранении бледнеет, но ветеран знает, что его пролитая кровь входит в цену победы.

Завоевания Римской империи не случайны. Римляне понимают, что безделье – враг дисциплины. Даже во время длительного мира военная подготовка не прекращается. И эти тренировки во всех своих нюансах столь же тяжелы, как настоящая война. Войско легко справляется с изнурительными маршами и долгими боями. Солдат не пугает рукопашная, потому что их ежедневные тренировки можно, не кривя душой, назвать адскими. Их физическая и техническая подготовка означает, что внезапная контратака противника не сможет застать их врасплох.

Когда римские войска вступают на чужую территорию, они избегают столкновения с врагом, пока не укрепят свой лагерь. Они выравнивают площадку, если она была неровной, затем большой отряд плотников возводит вокруг нее ограду. На равных расстояниях друг от друга воздвигаются башни, между ними располагаются устройства для метания стрел, камней и других снарядов. Снаружи по периметру выкапывают ров, по четыре локтя (45 см) в ширину и в глубину. Ставятся четверо ворот – по входу с каждой стороны квадратного лагеря. Их делают достаточно большими, чтобы загонять в лагерь скот и чтобы войска могли покинуть его быстро. Внутри стен лагерь разбит на улицы, палатка командующего стоит в центре. Выделены зоны для солдатских палаток, для кузнецов и для хранения припасов.

Войска разбиты на боевые единицы. Каждая единица отвечает за собственный рацион: запасы дров, воды и пшеницы. Все делается совместно: солдаты вместе едят и так планируют сон, чтобы нести сторожевую вахту по очереди. Команды подаются звуком горна. Каждый день командующий меняет пароль, чтобы в крепость не пробрался вражеский лазутчик. Военачальник отдает и другие приказы, которые через старших офицеров попадают к центурионам и далее – к войскам. Такая линия подчинения позволяет держать под контролем все, что делают солдаты, и при необходимости разворачивать их в бою за считаные секунды.

Вступая в бой, римляне имеют план на случай любой неожиданности. Каждое решение исполняется мгновенно. В результате они почти никогда не допускают ошибок, а если допустят, то могут быстро исправить, введя в действие резервный план. Они не тревожатся, если что-либо пошло не так из-за того, что стратегия не сработала как задумано, и предпочтут потерпеть поражение из-за ошибки в стратегии, чем выиграть бой в результате случайной удачи или непродуманного порыва. Удача нужна горячим головам, план на ней не строится. Если вы хорошо все спланировали, но проиграли, – вы, по крайней мере, можете утешаться осознанием того, что сделали все возможное, чтобы это предотвратить.

Тренируя своих солдат, Рим стремится укрепить не только их тело, но и дух. Страх тоже закаляет солдата для боя. Для любого из легионеров, бежавшего с поля боя, закон требует смертной казни. Могут приговорить к смерти и за лень. Любой римский военачальник еще суровее, чем римский закон: он следит, чтобы в войске закон был один для всех и соблюдался неукоснительно. Всех тех, кто не оправдал высоких ожиданий, неминуемо ждет одна печальная судьба. Но где кнут, там и пряник. Полководцы щедро осыпают наградами солдат, проявивших незаурядную смелость. В результате в распоряжении командующего оказывается абсолютно управляемое войско. В бою армия движется, словно единое тело, – так быстро она маневрирует и мгновенно откликается на приказы. Что бы они ни делали, они действуют слаженно и очень скоро доводят дело до конца. Что бы ни доводилось им переносить, они проявляют колоссальное терпение и стойкость.

Так что римские завоевания – результат заслуг, а не везения. Принимая в расчет уровень планирования, организации и, кроме того, дисциплины, – стоит ли удивляться, что наша империя простерлась от Евфрата на востоке до Океана на западе и от плодородных ливийских земель на юге до Рейна и Дуная на севере? Правильно будет сказать, что величина империи соразмерна величию самих римлян.

Римский солдат должен соответствовать самым высоким требованиям. Как я уже говорил, любая недисциплинированность строго наказуема. Солдата, который в бою действовал вопреки приказу, казнят, даже если у него все получилось. Вой ско, которое не продемонстрировало в бою настоящей римской дисциплины, подвергают драконовскому наказанию: децимации. Для наказания выбирается одна из когорт, затем ее делят на группы по десять человек. Затем каждая группа тянет жребий, чтобы определить, кто из них будет казнен остальными девятью. Определенную таким образом жертву любого ранга и независимо от меры личной вины девять бывших товарищей забивают насмерть палками или камнями. Уцелевшим солдатам также какое-то время положен худший рацион питания, например ячмень вместо обычной пшеницы. Их даже могут заставить разбивать свои шатры за пределами заграждений лагеря, что символизирует их отдаление от армии.

Первая децимация произошла поколение спустя после того, как свергли царя, – когда молодой республике пришлось воевать с вольсками. Римские солдаты, казалось, стремились к поражению, а не к победе. Они презирали своих командиров из аристократического сословия, а те платили им ненавистью. Как бы жестоко ни обращались с солдатами военачальники, противостояние им было укоренено в войсках столь глубоко, что солдаты действовали нарочито лениво и неохотно абсолютно во всем. Им приказывали быстро наступать – они замедляли движение, приказывали работать – они отдыхали. Это было ослиное войско под командованием львов!

Когда их выстраивали в боевой порядок, они бежали от вольсков под защиту своих лагерей. Они отказывались сражаться, пока не видели, что враг подступил непосредственно к укреплениям и рубит на куски задних, не успевших добежать до лагеря. Это заставляло их наконец начать сражаться и в последнюю минуту отбрасывать врага от стен. Катастрофы не случалось, но было очевидно, что единственная забота римских солдат – защищать свой лагерь. Они не стыдились подводить Рим.

Один из командующих, Аппий, отказался мириться с разболтанным сбродом. Он хотел было собрать солдат и жестко призвать их к порядку, но другие офицеры отсоветовали ему говорить с позиции силы с людьми, от доброй воли и управляемости которых зависит его сила как командира. Те просто не захотели бы выслушивать поучения. Аппий решил временно отступить и дождаться более подходящего момента для того, чтобы войско получило по заслугам. На следующий день он приказал армии выйти из лагеря. Вольски немедленно атаковали арьергард римской колонны, и ряды солдат смешались. Паника была так велика, что невозможно было расслышать команду или выстроиться в цепь, даже римские штандарты куда-то подевались. Спотыкаясь о тела своих товарищей и брошенное ими оружие, солдаты бежали с поля боя, стремясь назад, в лагерь.

Когда наконец все солдаты до последнего вернулись в лагерь, Аппий созвал ассамблею и яростно обрушился на них. Что это за армия, заявил он, если она не соблюдает дисциплины и бросает свои штандарты? Каждый солдат, бросивший оружие или штандарт, и каждый офицер, покинувший пост, был выпорот и обезглавлен. Из остальных каждый десятый был отобран и казнен описанным выше способом. И больше никогда римская армия не шла в бой иначе, чем соблюдая дисциплину и порядок.

Успехи, которых с неизбежностью добивалась столь дисциплинированная армия, принесли с собой новую опасность: привычку к роскоши. По мере расширения завоеваний римляне богатели и могли позволять себе все больше расточительства: вкусную еду и дорогую одежду. Вместо простого рациона отцов люди баловали себя изысканными деликатесами. Как сказал Катон Старший, «разве можно быть спокойным за город, где деликатесная рыба продается чаще, чем мясо?». Но Катона не слушали. По его же словам, с желудком спорить трудно, потому что у него нет ушей. Все, что волновало людей, – это какой снедью они набьют рот.

Как предостерегал Катон, так и сбылось. Зараза изнеженности начала просачиваться даже в армию. Сципион Младший, прибыв в один из лагерей, обнаружил там разврат и роскошь, угрожавшие расстроить порядок в войсках. Он отдал приказ выставить из лагеря прорицателей и проституток и объявил, что единственное имущество, которое можно иметь солдату, – горшок, вилка и глиняная кружка для питья. Он запретил бани, сказав, что мужчина должен скрести себя сам, а не доверять это массажисту. Он запретил солдатам обедать лежа; сам обед при этом должен был состоять только из хлеба и овсянки или отварного мяса. Единственная роскошь, которую он оставил солдатам, – это разрешение каждому при желании иметь серебряную пивную кружку не более двух фунтов весом. Сам он носил простой черный плащ, заявляя, что это его траур по утраченной армейской чести.

Ничто так не погибельно, как роскошь. Она размягчает ноги мужчины банями и ходьбой по подогретым полам. Такой человек не сможет даже носить подбитые гвоздями армейские башмаки, не говоря о том, чтобы маршировать по тридцать миль в день. Все излишества разрушительны, но излишества комфорта – разрушительнее остальных. Они мешают мозгу.

Они затуманивают истину мужественности сладкой ложью тщеславия.

Кроме того, роскошь ослабляет дух. Одновременно с ногами надо укреплять и сердце. Сумеешь ли ты принять трудное, но необходимое для победы решение, если не научился контролировать чувства? Завоевывать и держать в повиновении – занятие не для мягкосердечных. Уступка чувствам может помешать тебе выполнить свой долг. Помню, как однажды мы разорили город. Его обитатели оказали сопротивление и заслужили ужасную участь. Тысячи вооруженных мужчин прорвались через стены. Жителей не спасало ни положение, ни возраст. Мы убивали без разбора. Кто бы ни попадал в плен – молодая женщина или красивый юноша, – их разрывали на куски в яростной схватке за то, кому они достанутся. Иной раз солдаты пытали жителей, чтобы заставить сказать, куда они спрятали деньги и ценности. Везде воцарился ужас войны: насилие над невинными девушками и юношами; дети, вырываемые из родительских рук; матери, доставшиеся на милость победителей; разграбленные храмы и дома; кровопролитие и пожары. Одним словом, горы трупов, реки крови, горе и насилие.

В этом хаосе ничто не было чрезмерным, ни одно преступление – недозволенным. Огонь стремительно растекался среди кварталов и дворцов, в воздухе стоял грохот проваливающихся крыш, и множество криков сливались в один душераздирающий вопль. В слепой панике некоторые жители пытались бежать, другие сжимали своих близких в последнем объятии, прежде чем их повлекут на цепи в пожизненное рабство. Были безумные матери, пытавшиеся тащить с собой детей, пока солдат не разлучал их одним ударом. Вообразите любой кошмар, и вы все равно не выдумаете ничего страшнее происходившего наяву.

Цель оправдывала эти средства. После непродолжительного страдания обитатели города признали над собой римскую власть и все ее преимущества. Короткая война принесла длительный мир. Мир принес торговлю и ремесло. Торговля и ремесло принесли благосостояние. Скоро город процветал, и, когда мне довелось вернуться туда через несколько лет, я увидел его бурное развитие: почти достроенный прекрасный новый амфитеатр, булыжные мостовые и впечатляющий форум, украшенный статуей императора.

Конечно, законы природы таковы, что порой она немилостива: то в одном краю, то в другом случается неурожай. Тогда вам приходится быть свидетелем многих горестных сцен, вызванных голодом среди горожан и сельских жителей. Имея дело с голодающими, тоже следует обуздывать эмоции. Помню, я проезжал однажды через провинцию Каппадокия во время голода. Люди в городах умирали без счета, не говоря уже о сельской местности.

Цены на пшеницу рванули вверх; я слышал даже истории, как за одну меру давали 2500 сестерциев. Сначала люди продали все самое ценное, – хотя из-за того, что сделать это пытался каждый, ценное резко обесценилось. Бедняки пытались есть все, что хоть сколько-нибудь утоляло голод. Они ели траву и желудевый хлеб, многие подорвали здоровье и умерли оттого, что жевали сено и случайно съедали с ним какое-нибудь вредное для человека растение. Многие пытались бежать в соседние области, где, по рассказам, урожаи не пострадали, но у них не было пищи, чтобы поддерживать силы в пути, так что они часто падали прямо на обочине. Другие приносили бесконечные жертвы богам, в надежде добиться от них помощи. Некоторых благородных женщин голод довел до того, что, потеряв всякий стыд, они побирались на рынке. Другие скатывались еще ниже, продавая свое тело солдатам или кому угодно за крошку хлеба. Многие родители продавали одного или нескольких детей в рабство.

Когда голод только начинался, богатые вели себя великодушно и раздавали зерно бесплатно. Как говорит пословица, голод учит лгать, – и люди обманывали и преувеличивали свои горести, чтобы добиться от богатых помощи, которую те поначалу оказывали. Но голод ширился, богатые изумлялись множеству побирушек и в какой-то момент сменили милостивое расположение духа на жесткое и безжалостное. Чтобы выжить, им приходилось сберегать съестное для себя. Некоторые из голодающих начали роптать. Они обвиняли состоятельных горожан в том, что те специально придерживают зерно в амбарах, чтобы взвинтить цены и нажиться. И власть имущие, ища спасения, удалились в свои сельские усадьбы, где у них было достаточно запасов, чтобы прокормиться.

Остальные медленно умирали голодной смертью. Их кожа иссыхала и чернела, на лицах застывало безумие, взгляд становился неподвижным. Одни истаивали, как призраки, другие до последней минуты кричали, требуя пищи. На рынке и на улицах лежали догола раздетые трупы, с них стаскивали все, что можно было обменять на еду. У людей не оставалось сил хоронить своих родных как подобает, и тела валялись непогребенными по многу дней, являя собой ужасающую картину разложения. Иногда трупами питались собаки; по этой причине оставшиеся в живых принялись убивать собак из страха, что животные впадут в бешенство и начнут охотиться на людей как на пищу. Многие ели собак. Кое-кто, по слухам, даже поедал мертвецов.

Иногда приходится ожесточать сердце не только против голодающих. Надо быть уверенным, что в собственном доме ты не станешь игрушкой женских интриг. «Не доверяй женщине, пока она жива» – гласит пословица. Не следует верить и слезам рассерженной супруги. Когда женщина рыдает, в каждой ее слезе таится ловушка. Чересчур великодушный муж скоро окажется в полной власти жены, хотя должно быть наоборот. Подобно и с рабами; пословица говорит: «Хитрый раб делит власть с хозяином». Если позволить рабам использовать вашу мягкость, скоро их будет не дозваться и не сыскать.

Позвольте мне вернуться к уроку, который я преподал вам в учебнике по управлению рабами ¹. Вы должны любой ценой поддерживать порядок и время от времени без колебаний утверждать свой авторитет. Наказывайте раба, если он посмотрел на вас дерзко или недостаточно уважительно. Если вам претит наказывать его самолично, вызовите муниципальных подрядчиков, и они сделают это за вас. Их цены вполне умеренны, всего четыре сестерция за порку, и это при том, что они приходят со своими веревками и станком.

Просто позаботьтесь о том, чтобы наказание не было чрезмерным. Некоторые хозяева склонны жестко реагировать на проступки рабов, особенно на пойманных беглых. Они заковывают их в цепи, безжалостно порют или даже калечат, отрубая кисти рук или ступни. Отдаваясь во власть своего гнева, такие люди теряют самоконтроль. Наказание должно быть отмерено строго по проступку или в рамках положенного по закону. Если закон велит наказать раба отправкой на рудники, вы не должны колебаться при мысли о страданиях, которые ему придется там терпеть. Решения всегда должна диктовать рациональность. Бесполезных рабов надо продавать. Если они больны, дайте им возможность поправиться, затем избавляйтесь от них. Будьте администратором, чтобы обеспечивать баланс между рабами, родившимися и выросшими в вашем доме, и теми, кого докупили; между молодыми, которых надо учить, и старыми, которые могут заниматься обучением. Иногда это требует нелегких решений: например, продать детей служащей вам супружеской пары. Такого следует по возможности избегать, ибо это порождает недобрые чувства; но иногда подобная мера явно разумна, и тогда разум должен возобладать.

Рабов приходится жестко учить контролировать свои эмоции. Они не смеют выказывать, что на самом деле думают о хозяине. Потому-то и сочиняются басни. Рабы не могут выражать чувства открыто, опасаясь наказания, и облекают их в занятные истории. Басни восходят не к Эзопу, как принято считать, несмотря на то, что известны под его именем. Вероятно, первым, кто записал их, был Гесиод. Особенно они по нраву простому, необразованному люду, который все понимает буквально и согласен на все, лишь бы развлечься.

Говорят, именно так Менений Агриппа, чтобы примирить плебс с римской аристократией, использовал басню о ссоре рук и ног с желудком. Плебеи жаловались, что богатые все получают и ничего не производят. Басня показала им, что, хотя руки и ноги и делают всю работу, именно желудок дает им силы. Каждый элемент нуждается во всех остальных.

Мы, свободные люди (рабы, читающие это, также должны принять данный постулат – как часть подготовки к своей долгожданной будущей свободе), лишены удобства, которое дают ограничения, налагаемые суровым хозяином. Мы должны научиться управлять собственными чувствами.

Поставить заслон на пути ненужных эмоций легче, чем овладеть ими, когда они уже владеют тобой. Подобно болезни, захватив тебя, они делаются сильнее, чем твоя способность им противостоять. Кроме того, надо понимать, что разум сохраняет свою власть лишь до тех пор, пока он отделен от чувств. Как только сердце поразила страсть, человек не в силах больше удерживаться от поступков, которых он не совершил бы, руководи им разум. Такой человек становится рабом своих эмоций. Подобно рабу, сброшенному с Тарпейской скалы, он не контролирует свое тело и не в состоянии предотвратить неизбежное. Если ваш разум тонет в гневе, любви или иной страсти, он не в силах остановить ваше падение. Лучший способ – отвергнуть гнев сразу же, как только он поднял голову. Охваченному яростью трудно вернуться на правильную дорогу. Врага, повторюсь, надо останавливать у ворот, потому что, ворвавшись в крепость (голову), он не пощадит пленников. Моя цель выше, чем просто существование. Я рожден для участи более великой, нежели служить рабом своему телу. Его я рассматриваю как буферную зону, которая может получать удары и ранения, но ничто не достигает моей души. Мое тело живет среди опасностей, но, что бы ни случилось, моя душа свободна. Я не позволю физическим потребностям склонить меня ко лжи или к позиции, недостойной человека чести. Если понадобится, я пресеку свою связь с телом и умру. Но пока я вынужден сосуществовать с ним, это не отношения равных. Душа – судья во всех спорах.

Презирать свое тело – верный путь к личной свободе. Принимать удары судьбы – еще один путь. Несчастья – естественная часть жизни. Свободный человек в состоянии преодолеть препятствия, с неизбежностью встающие на пути, которым он следует по жизни. Достойная жизнь в легкие времена – не бог весть какая добродетель. Как у нас говорится, «в спокойном море каждый мореход». Не стоит особо сочувствовать тем, кто обостренно реагирует на трудности.

Помню, однажды в Риме подошли к концу запасы продовольствия. Не голод, как вы понимаете, – просто несколько кораблей с зерном задержались из-за встречного ветра; но этого хватило, чтобы поползли слухи о том, что провизия кончается, и многие принялись запасаться впрок, тем самым усугубляя проблему. Люди были напряжены; уже стали собираться отдельные группы, чтобы обсудить планы государственного переворота; некоторые даже выходили по ночам, чтобы развесить таблички с жалобами на правительство. Все это добавляло смятения и без того неспокойному городу. Император справедливо не пожелал терпеть такое поведение. За информацию о зачинщиках была объявлена награда, и скоро объявились информаторы. Так или иначе, волнения продолжались, пока корабли с зерном не вошли в гавань Остии и император не устроил несколько гладиаторских боев, якобы с целью отпраздновать их прибытие, а на самом деле – попытаться встряхнуть и развлечь угрюмый плебс.

Естественно, бывают и критические ситуации, когда людям надо помогать. При императоре Тиберии, например, был случай. Построенный за гроши деревянный амфитеатр в Фиденах, городке близ Рима, не слишком щепетильным местным предпринимателем по имени Атилий для какого-то гладиаторского поединка, рухнул прямо во время представления. Непрочное сооружение погребло под собой пятьдесят тысяч человек, собравшихся поглазеть на бои, только-только разрешенные вновь после предшествовавшего императорского запрета на подобные зрелища. Погибли не менее двадцати тысяч человек, и бессчетное количество народу получило раны. Уцелевшие в отчаянии изрыгали проклятья, пытаясь найти своих близких среди изувеченных тел. Тогда знатнейшие фамилии распахнули свои двери для оказания помощи: всех, кто приходил, невзирая на их статус, обеспечивали перевязочными материалами и врачами. Все зрители тех игр получили кое-какую компенсацию. Проблему создал жадный плебс, поэтому сенат постановил, что впредь игры разрешается устраивать только тем, кто вправе принадлежать к сословию всадников, поскольку их высокое положение делает их менее подверженными простонародной алчности. Было также решено, что амфитеатры отныне следует строить только на фундаменте.

Извержение Везувия, разрушившее города Помпеи и Геркуланум, – еще один прекрасный пример высоких душевных качеств, присущих лучшим из лучших. Старший Плиний в то время командовал флотом неподалеку, в Мизене. В момент начала извержения он работал над книгой, греясь на солнце, прежде чем принять холодную ванну перед обедом. Движимый любознательностью, он решил было поехать на разведку, но тут получил письмо от одной благородной женщины по имени Ректина, чей дом стоял у подножия горы. Она оказалась в ловушке, из которой вырваться можно было только на лодке. В ужасе она умоляла Плиния спасти ее от страшной судьбы. Он немедленно изменил свои планы – и то, что начал как наблюдатель, закончил как герой.

Плиний приказал снарядить военные корабли и сам поднялся на один из них, намереваясь спасти многих людей, а не одну лишь Ректину, потому что эта живописная полоса берега была густо населена. К нашему горькому сожалению, когда корабль подходил к берегу, этот великий человек погиб, сраженный падающими обломками[3]3
  Автор цитирует письмо Плиния Младшего об извержении Везувия и последних днях его дяди почти дословно; однако, сообщая о самой гибели Плиния Старшего, он предлагает совершенно иной вариант развития событий. В оригинальном источнике говорится о том, как, будучи слабого здоровья и, возможно, астматиком, Плиний Старший погиб на вилле своих друзей, надышавшись испарениями, которые образовались везде в этой местности в связи с извержением вулкана. – Примеч. научн. ред.


[Закрыть].

Его племянник Плиний Младший оставался в доме со своей матерью. Друг дяди, родом из Испании, убеждал их бежать, утверждая, что именно этого хотел бы Плиний Старший. Молодой человек отказывался, отважно заявляя, что не собирается заботиться о своей безопасности, пока не убедится в дядиной. Его молила уехать мать. «Ты молод и можешь спастись, – говорила она, – что до меня, я стара и медлительна, но, зная, что не стала причиной смерти сына, я смогу умереть спокойно». Но он продолжал упорствовать, и лишь когда дом уже готов был рухнуть, покинул его. Однако мать он взял с собой, хоть ему и пришлось буквально тащить ее на себе. Удалившись от здания на безопасное расстояние, они остановились передохнуть и, обернувшись, увидели, как движется земля, а море убегает прочь, словно при землетрясении, и суша усеяна множеством морских тварей.

Конечно, эти мелкие детали не важны для истории. Я рассказываю о них единственно для того, чтобы подчеркнуть, какую пользу может принести несчастье. Когда кругом паника, города рушатся или уходят под землю, население гибнет, земля содрогается, – ничего удивительного, что большинство людей охвачены страхом. Ужас приводит некоторых в такое смятение, что они сходят с ума. Других он делает добычей суеверий. Никогда ты не встретишь пророчеств мрачнее, чем в моменты, когда страх, перемешанный с религиозностью, поражает умы даже рассудительных прежде людей. Трудно сохранить ясный разум во время великих потрясений. Только самые уравновешенные в силах овладеть своими эмоциями. Не бойся стресса: подвергаясь ему, ты лучше научишься с ним справляться. Подобно тому как тела моряков закаляют шторма и бури, руки фермеров – физический труд, а плечи солдат крепнут от метания дротиков, так же и ты укрепляй свой разум, чтобы он устоял в самых отчаянных обстоятельствах. Возможно, ты даже научишься смеяться над опасностью. Одного моего друга застиг в море сильный шторм. Рабы рыдали от ужаса при мысли о том, что может случиться. «Не плачьте, – утешил он их, – в завещании я даровал всем вам свободу».

В любой миг ты можешь встретиться со смертью, когда она сразит кого-то из семьи или друзей. Прибереги сострадание для самых дорогих сердцу. Несколько лет назад я потерял любимого сына Марка – мальчика, от которого ждал многого и на которого возлагал надежды своей старости. Его смерть стала для меня таким ударом, что еще долго ничто не было мне в радость. Я словно лишился глаза. Не стану на этих страницах публично изливать свое горе, – лучше поучитесь у меня самоконтролю. Но даже теперь, по прошествии времени, я не могу забыть его очаровательного лица, прелести его немного шепелявой речи, первых проблесков его таланта и острого ума. Я был для него всем, как и он для меня. Он отдавал мне всю свою любовь, предпочитая меня няне, бабушке и даже любимой матери. Клянусь своим печальным сердцем, его отлетевшим духом и тем божеством в его усыпальнице, которому я каждый день молюсь, что я увидел в нем одаренность, которой не встречал больше ни в ком. То, что он схватывал все на лету, врожденное трудолюбие, добрый нрав – все это должно было внушить мне тревогу. Часто мы видим, как те, кто рано созрел, умирают молодыми. Словно бы в мире живет какая-то злая сила, находящая удовольствие в том, чтобы поражать самых многообещающих и не позволять нашей радости выходить за пределы, положенные смертным.

Марк был превосходен во всем. У него была прекрасная латынь, он безупречно произносил каждую греческую букву и владел этим языком, как родным. В каждом его действии заключалось обещание будущего величия. Он обладал такими прекрасными качествами, как смелость, достоинство и сила духа, позволявшая не замечать ни страха, ни боли. Какое мужество выказал он во время своей восьмимесячной болезни! Доктор восхищался его стойкостью. Как утешал меня Марк в свои последние минуты! Даже в бреду его мысли возвращались к урокам и к тому, что он выучил в школе. Когда он умер, вместе с ним умерли мои надежды. Его ждал путь, ведущий к высочайшим государственным должностям, – вместо этого я держал в объятиях холодное, побелевшее тело.

Надеюсь, у меня хватит стойкости, чтобы быть достойным его в оставшиеся мне годы. Жизнь должна иметь хоть какой-то смысл, чтобы ее можно было вынести. Мудрецы учат, что только литература способна дать подлинное утешение в невзгодах, поэтому я начал писать.

Женщины тоже могут рассматривать трудности, которые посылает им судьба, как средство продемонстрировать свое внутреннее достоинство. Мне напомнили историю Аррии, чей муж Цецина Пет и их сын заболели одновременно. На выздоровление уже никто не надеялся. Мальчик умер; он был исключительно красив и мил, и родители имели много оснований его любить помимо того, что он был их сыном. Аррия организовала его похороны и присутствовала на них, не сказав мужу о смерти ребенка. Когда Цецина спрашивал, она вела себя так, будто их сын жив и чувствует себя лучше, уверяла, что он хорошо спал и что к нему возвращается аппетит. Когда же она не могла справляться с одолевающим ее горем, то выходила из комнаты поплакать, а потом, овладев собой, возвращалась в комнату совершенно спокойная, словно действительно оставила горе за порогом.

Не величайший ли это образец женской славы: продолжать вести себя как мать, уже потеряв сына? Почему же горе приводит нас в такое глубокое смятение? Стоит ли удивляться тому, как поступает с нами судьба? И будет ли лучше, если все сердца потеряют чувствительность и научатся относиться ко всему как к мимолетному и незначительному? Мы должны утешаться мыслью, что мертвые избавлены от страданий жить в нынешние времена. Чудовищно – терять детей. Еще хуже выносить этот мир таким, какой он есть. Единственное событие, которое утешило меня, случилось в путешествии, когда я посещал свои владения в Африке. Я проплыл мимо Карфагена и Сиракуз, городов некогда процветавших, а ныне покорных Риму. Мы приходим в отчаяние, когда умирает один из членов семьи, однако при завоевании этих некогда великих городов погибло много тысяч. Все мы рождены смертными.