Текст книги "Соболезнуем вашей утрате"

Глава 4

Когда Нок вернулся домой, отец еще храпел на диване. Люк, вероятно, тоже пока не проспался и продолжал лежать на крыше, свернувшись клубком. Мама сидела на своем обычном месте за кухонным столом, прихлебывая кофе и аккуратно орудуя карандашом в раскраске для взрослых.

– Здравствуй, милый… – Во взгляде на вошедшего через заднюю дверь сына читалось удивление. – Рано ты сегодня.

– Привет, мам. – Нок подошел к холодильнику, отыскал апельсиновый сок и налил себе стакан. – Школьное задание. Фотокружок.

– Чудесно! Не знала, что ты увлекаешься фотографией.

Нок сделал глоток. Рассказывать про завал по ИЗО ни к чему, зачем волновать зря? Одно из преимуществ пожилых родителей – они не достают тебя с учебой. Не то чтобы Теда и Джуди Флэнаган не волновали оценки младшего сына или его будущее. Нет, просто у них обоих не было смартфона и имелась только одна электронная почта на двоих – Аннмари создала, – которую они не проверяли месяцами. Стоило кому-то из друзей Нока опоздать, получить взыскание или двойку по химии, как об этом тут же становилось известно дома, тогда как сам он наслаждался практически полной свободой. Если у других были родители-«вертолеты», так и кружившие над детьми, следя за каждым шагом, то его скорее напоминали космический шаттл – да, наблюдение тоже велось, но очень издалека, а большей частью они будто жили на другой планете.

– Как насчет завтрака? – Мама закрыла раскраску. – Я как раз собиралась пожарить омлет.

– Да, конечно. Спасибо, мам.

Поднявшись, та принялась шарить по шкафчикам в поисках сковородки. Нок подал упаковку яиц, которую достал из холодильника.

– Слушай, мам, а ты в последнее время не разговаривала с Люком?

– С Люком? Конечно, разговаривала – он ведь мой сын, так? – Разбив яйцо в миску, мать выбросила скорлупу в мусор.

– И… с ним все было нормально?

– Нормально? – Та расколола еще одно. – Ну, это же Люк… Он всегда в своем репертуаре. Хотя, если подумать, в последнее время действительно чуть сильнее, чем обычно…

Мама вдруг резко повернулась, и скорлупа хрустнула у нее в руке.

– Почему ты спрашиваешь? Что-то случилось?!

– Нет-нет, все в порядке.

Нок протянул масло. Очевидно, о разрыве Люка и Кэрри маме пока неизвестно. Значит, и четырем старшим сестрам тоже. Джанин, Мэри, Элизабет и Норин составляли как бы единую бдительную ячейку, и все, что им удавалось узнать, тут же сообщалось матери.

– Тогда почему же ты спрашиваешь?

– Просто поддерживаю разговор. Успокойся, мам.

– Ладно. – Она принялась энергично взбивать яйца. – Как прошла вечеринка?

– Какая вечеринка?

– Норин сказала, ты идешь в гости к той девушке, Иззи, с которой вы встречаетесь.

Бросив на горячую сковородку кусочек масла, мама подвигала его ножом по кругу.

– Мы с ней не встречаемся. Не в этом смысле. – Нок плюхнулся на ближайший кухонный стул. – И никакой вечеринки у нее не было. Просто она позвала кое-кого…

– Разве не это называют вечеринкой – когда приглашаешь кого-то к себе?

– Не совсем… – Нок вздохнул. – А можешь мне еще бекона пожарить?

– Он кончился. Я приготовлю тебе свиные колбаски. – Она вылила яйца на сковородку. – Значит, ты не встречаешься с этой Иззи? Вы расстались?

– Нет, не расстались. – Нок безнадежно обхватил голову руками. Если бы не обещанные колбаски, он был бы уже на середине лестницы наверх. – Мы никогда и не были вместе. Мы просто друзья. Почему Норин ведет себя так, будто она в курсе моей жизни?

– Возможно, я что-то не так поняла. В моем возрасте неудивительно… – Мама указала на него лопаточкой. – Но, милый, если что-то не так, обязательно говори мне. Если тебя что-то беспокоит, ты всегда можешь поделиться со мной. Ты ведь знаешь, правда?

– Конечно, мам.

На самом деле это было далеко не так – Джуди Флэнаган теперь продвигалась по жизни с большой опаской, избегая всего, что могло бы нарушить хрупкое эмоциональное равновесие. Не следила за политикой, не посещала вечеринки или какие-то общественные мероприятия, перестала смотреть свои любимые документальные детективы, не садилась за руль в час пик и вышла из команды по боулингу – слишком азартно. Когда «Чикаго Кабс» выигрывали Мировую серию[2]2
  В 2016 году «Чикаго Кабс» одержали сенсационную победу на Мировой серии по бейсболу, куда не могли пробиться на протяжении 70 лет, что считалось своеобразным «проклятьем» команды.


[Закрыть] и вся семья в одинаковых синих футболках приникла к экрану большого телевизора, мама во время последних подач ушла и спряталась в туалете, боясь не вынести, если те все же потерпят поражение. И она определенно не хотела бы знать о каких-то проблемах детей, более серьезных, чем легкое урчание в животе от голода, которое тут же можно исправить большой порцией омлета и свиных колбасок. Поэтому Нок не мог рассказать матери ни о своих жалких отношениях с Иззи, ни о паршивых оценках. И уж точно не мог поговорить о Патрике, о том, как скучает по нему – иногда просто невыносимо. Даже если захотел бы. Мама просто не стала бы слушать. Ей это было не по силам.

В дверях вдруг возник Люк собственной персоной – со стеклянными глазами и сальными волосами, через плечо сумка для ноутбука.

– Привет, – хрипло буркнул брат, избегая смотреть на Нока.

– Ты как раз к завтраку, – проговорила мама.

– Нет, спасибо. Опаздываю на семинар.

Прихватив из холодильника бутылку красного изотоника и сунув ее в сумку, Люк с неопределенным взмахом руки вышел в заднюю дверь.

– Бедный мальчик, – с заботой в голосе проговорила мама, следя через сетчатое окно, как тот пересекает двор и исчезает за воротами. – У него такой измотанный вид. Наверное, все из-за этого экзамена. Столько работает!

Снова взяв карандаш, она вернулась к наполовину законченной раскраске с извивающимися голубыми, розовыми и зелеными узорами. Нок продолжал молча есть. Он заранее знал, что увидит, поднявшись наверх убрать камеру: забытый, как обычно, на ночном столике ноутбук Люка, который тот купил себе три года назад, поступив в аспирантуру. Как и то, что сделает после – поднимет с пола журнал и набросит сверху, чтобы мама, если окажется в их комнате, ничего не заметила и не начала что-то подозревать. У самого Нока, конечно, давно уже возникли сомнения по поводу этих субботних семинаров, а также трясущихся рук и красных глаз брата и нетронутой стопки тетрадей у его кровати. Однако спросить напрямую?.. Нет, в их семье так не было заведено.

Глава 5

Внешне мистер Хьюз представлял собой ходячий стереотип учителя ИЗО. У него были тронутые сединой дреды до плеч и толстые очки в квадратной черной оправе, которые он то и дело сдергивал с носа и сощуривался, чтобы получше рассмотреть работы учеников. В кармане рубашки с расстегнутой верхней пуговицей и желтыми пятнами под мышками – неизменный набор коротких и толстых угольных карандашей. Поклонники восхищенно перешептывались, какой у них классный учитель – одну его инсталляцию когда-то выставили в Музее современного искусства, а еще он лет десять жил в Нью-Йорке!

Утром понедельника, когда Нок вошел в класс, мистер Хьюз стоял на лестнице, развешивая под потолком вереницу воздушных змеев из папье-маше.

– Флэнаган, как прошла съемка с фотокружком?

– Отлично, – откликнулся тот, встав у лестницы. Прямо у его лица оказались потрепанные сандалии.

Мистер Хьюз ткнул одним из змеев в сторону Нока.

– Ты ведь ходил туда, правда?

– Конечно, – кивнул тот, стараясь не смотреть на торчащие через носки желтоватые ногти больших пальцев. – Ну, в смысле, опоздал чуть-чуть, но все равно сделал кучу снимков.

Он расстегнул рюкзак и достал фотоаппарат.

– Нужно только проявить пленку…

– Хорошо. – Мистер Хьюз обмотал нитку вокруг какой-то торчащей из потолка трубы. – Ключ от фотолаборатории на крючке за моим столом. За работу! Камера нужна мне как можно быстрее, а твои снимки я жду в течение недели!

– Фотолаборатория?.. – переспросил Нок. – А как мне?..

Мистер Хьюз сорвал очки и уставился на него с лестницы.

– Я все объяснял осенью, на факультативном мини-курсе по фотографии. Помнишь?

– Э-э, само собой, – соврал Нок. – Конечно.

Что там было осенью? А, ну да – «Чикаго Кабс» выиграли Мировую серию впервые за 108 лет. На протяжении финальных матчей Нок и вся его семья из двадцати шести человек, втиснувшись в гостиную, встречали стонами неудачи и воплями – победы, опустошали целые тазики сырного и шпинатного соусов и поглощали неимоверное количество «корневого пива»[3]3
  Корневое пиво (рутбир) – безалкогольный газированный напиток, традиционно изготовлявшийся из коры корней сассафраса (сейчас в основном из искусственного заменителя) с добавлением различных пряностей.


[Закрыть]. Если бы даже небо упало на землю, он все равно продолжал бы видеть перед собой на перемотке, как Крис Брайант в решающем иннинге принимает низкую подачу Майкла Мартинеса и бросает мяч Энтони Риццо. Кого мог тогда волновать какой-то там факультатив?!

Нок направился к столу мистера Хьюза. Черная фотокамера висела на шее как удавка. По дороге была парта Маркуса Флада, тоже известного лодыря и сачка. Довольно насвистывая себе под нос, тот лепил из глины маленькую курительную трубочку. Вот кто должен знать, можно ли как-то смухлевать.

– Эй, – шепнул Нок. – Видишь камеру?

Маркус, смолкнув, поднял взгляд.

– Вижу, и что?

Нок оглянулся, чтобы убедиться, не слышит ли их мистер Хьюз.

– Как думаешь, если отнести пленку в экспресс-фотосалон, там ее смогут проявить?

Маркус рассмеялся.

– Дружище, ты что, вообще ничего на уроках не слушал? Оценку можно получить, только если сам все сделаешь в фотолаборатории. Тебя не было, что ли, когда он нам показывал, как там чем пользоваться?

Был, конечно, просто не то чтобы на сто процентов. Нока тогда слишком занимала умственная и душевная подготовка к предстоящей на следующий день решающей третьей игре Национальной лиги – на территории врага, в Лос-Анджелесе.

– Был, но, как бы это сказать… не совсем.

– Отлично понимаю. – Маркус поднял руку и похлопал Нока по плечу. – Понимаю и сочувствую. Однако, друг мой, ты облажался.

– Да ладно! – Нок выдавил улыбку. – Что там может быть такого трудного?

Маркус поднял трубочку к губам и насмешливо дунул в нее, обдав его своим несвежим дыханием.

– Флаг в руки.

Оставив одноклассника заканчивать его противозаконную глиняную поделку, Нок взял ключ и вышел в коридор. Фотолаборатория представляла собой бывшую кладовку, примыкавшую к классу. Нок здесь еще не был. Повозившись ключом в замке, он вдруг понял, что тот не заперт…

– Закройте дверь!

Голос, резкий, но с легким акцентом – кажется, где-то Нок его уже слышал, – прозвучал так неожиданно, что он попятился, врезавшись в твердое. Что-то с металлическим лязгом полетело на пол.

– Черт, я… извините…

Глаза привыкли к слабому красному свету, придававшему крохотной каморке зловещий вид. В паре шагов стояла Эбби Тесфайе, та девушка из фотокружка.

– Осторожнее, – предостерегла она, снова поворачиваясь к рабочей поверхности с какими-то жидкостями в больших сосудах. – Здесь куча разного хрупкого оборудования, мистер Хьюз убьет нас, если мы что-нибудь сломаем.

– Извини, – пробормотал Нок, наклоняясь подобрать пластиковые бутылки и металлические поддоны, которые свалил. Так по-идиотски войти – это надо было умудриться. – Мне просто нужно, типа, пленку проявить, и я тут же уберусь.

– А, ладно. – Эбби бросила взгляд через плечо. – Сперва ее, наверное, перемотать надо?

– Да, – тупо повторил Нок. – Перемотать. Конечно.

Облокотившись на стойку, девушка наблюдала, как он вертит фотоаппарат в руках, ощупывая разные кнопки и рычажки.

– Помощь нужна?

Нок, робко взглянув на нее, протянул камеру. Эбби, взяв, покрутила миниатюрную рукоятку в уголке и отщелкнула заднюю крышку. Потом вытащила кассету с пленкой и уронила на протянутую ладонь.

– Без обид, но неудивительно, что у тебя такие плохие оценки.

– Спасибо, – поблагодарил Нок.

– Мне выключить свет?

– Зачем?

– Чтобы не испортить пленку.

Нок смутно помнил, как мистер Хьюз объяснял что-то про светочувствительность, но вместо подробностей в голове возникала только картинка Мигги Монтеро, вышедшего отбивать на замену, и великолепного, посылающего мяч прямо в небо удара в восьмом иннинге важнейшей игры после ничьей. При двух удаленных игроках и заполненных базах это была просто мечта! Хоум-ран, и дом Флэнаганов сотрясся от крыши до основания!

– Э-э… – пробормотал Нок.

Эбби со вздохом протянула руку и щелкнула выключателем у него за плечом. Комната погрузилась в такую кромешную темноту, будто к глазам прижали камни.

– Теперь, – послышался голос Эбби, – можно без опаски проявлять пленку.

В отсутствие зрения обострились другие чувства. Нок услышал биение своего сердца и собственное легкое дыхание, ощутил резкий запах химикатов и слабый аромат, исходивший от девушки, – кажется, лосьона для рук и какого-то неизвестного цветка. Темнота была настолько полной, что пришлось дотронуться до глаз, чтобы удостовериться – они действительно все еще открыты. Наверное, такой же непроглядный мрак царит в глубоководных областях океанов, в той невообразимой пучине, где обитают неведомые склизкие рыбы, которых когда-то мечтал изучать Патрик…

– Надеюсь, ты не боишься темноты? – пошутил Нок.

– На самом деле даже люблю, – откликнулась Эбби. Он ощущал, что она стоит прямо перед ним, хотя и не видел ее. Звучный голос разливался в окружающей черноте как колокольный звон. – Там, откуда я, ночью хоть глаз выколи. Так темно, что даже гор не видно.

– Значит, ты не из Чикаго?

– Изначально нет. В десять лет приехала сюда из Эритреи. Это такая маленькая страна в Восточной Африке. Слышал про такую?

– Конечно, слышал. Если я забыл перемотать пленку в фотоаппарате, это еще не значит, что я идиот.

– И на карте найти сможешь?

– Вряд ли, – признал Нок. – Только не подумай чего – я вообще в прошлом году на географической олимпиаде у мистера Сетона занял самое последнее место. Забыл столицу Соединенных Штатов.

– Ты серьезно?! – В бестелесном голосе из темноты слышалось искреннее изумление. – Вашингтон же!

– Да знаю, я тогда просто на секунду запутался. В смысле, Нью-Йорк ведь должен быть по логике – он больше. Я вообще не очень хорошо соображаю, когда на меня давят. Поэтому я в основном в классах для отстающих…

Эбби рассмеялась.

– Знаешь, для страны, девиз которой «все люди созданы равными», американские школьники слишком повернуты на том, в каких классах они учатся. То, что ты среди отстающих, еще ничего не значит. Я уверена, что ты умнее, чем сам думаешь.

– Ладно, – проговорил Нок, взвесив ее слова. – Может, проверим?

– Почему бы и нет. Как?

– Научи меня, как здесь чем пользоваться. Если я быстро все усвою, значит, ты права. А если нет, тогда я просто приму, что завалил ИЗО, и отстану от тебя.

– Идет, – после небольшой паузы выплыл из темноты голос Эбби. – Договорились.

Ее пальцы, коснувшись ладони Нока, забрали кассету обратно.

– Сейчас я вынимаю пленку, – принялась рассказывать Эбби. – Потом ее нужно будет намотать на катушку. Где твои руки? Помаши ими или что-нибудь в этом роде, чтобы я могла их найти.

Протянув ладони вперед, Нок зашевелил пальцами и ощутил воздушные потоки от рук девушки, нащупывающих его собственные. Наконец она поймала его запястья и потянула вверх.

– Сейчас я помогу тебе зарядить пленку. Если не будешь знать, как это делать, то и все остальное не получится.

Пальцы Нока, направляемые Эбби, просунули язычок негатива в круглое отверстие.

– Вот так, – проговорила она, отпуская руки. – Теперь нужно поместить катушку в проявочный бачок и закрыть.

Послышался шорох, стук пластика о пластик и звук заворачиваемой крышки.

– Можешь включить свет.

Нок повиновался, ощупывая стены своими большими, разлапистыми ладонями, пока не наткнулся на выключатель.

Потом Эбби перечислила, что находится в сосудах, плававших в наполненной водой раковине, – проявитель, стоп-ванна, закрепитель. Постепенно терпеливые объяснения пробудили кое-какие воспоминания о том, что мистер Хьюз рассказывал осенью. Когда Нок закончил подливать и взбалтывать различные составы, все было готово, оставалось только просушить. На стене позади стойки было что-то похожее на бельевую веревку, где уже висели на небольших крючках пленки Эбби. Нок осторожно открыл крышку и, едва прикрепив свой негатив рядом, увидел, как в маленьких блестящих прямоугольниках, словно по волшебству, появляются картинки с пляжа.

– Спасибо за совет, кстати, – заметил он, наклоняясь и всматриваясь в кадры с водой, скамейками и колоннами. – По композиции и широкоугольному объективу. Вроде не так уж и плохо получилось.

– Точнее можно будет сказать, когда ты их увеличишь. – Эбби придвинулась ближе, чтобы посмотреть на его работы. – Эй, а вот это интересно! Что тут такое?

Она показывала на последний кадр – единственный не с пляжа, с отрубившимся на крыше Люком.

– А, это?.. – Нок повернулся так, чтобы закрыть картинку. Меньше всего ему хотелось, чтобы девчонки из фотокружка решили, что у них какая-то чокнутая неблагополучная семейка, где пьяные засыпают на крышах и глотают протеиновые коктейли, чтобы вызвать дух покойного брата. – Да ничего особенного. Я вообще это случайно снял.

Эбби посмотрела так, как будто хотела что-то сказать, но прозвеневший звонок ее прервал. Оба принялись собираться.

– Слушай, спасибо еще раз, – проговорил Нок.

– Только не забудь – если в итоге не завалишь ИЗО, ты мой должник.

Небрежно махнув рукой, она открыла дверь, шагнула в залитый ярким светом коридор и исчезла в столпотворении большой перемены.

Глава 6

Снаружи класса искусств Нока ждала Иззи в джинсовой юбке и кедах.

– Привет, – проговорила девушка, убирая телефон в задний карман. – А это еще кто?

– Так, знакомая, – ответил Нок, подстраиваясь под ее шаг, – оба двинулись к кабинету школьного психолога. – Помогала мне с моим проектом по фотографии.

– Красивая.

– Э-э… – Нок обернулся вслед Эбби, которая как раз заворачивала за угол по пути в столовую. – Да, наверное.

– Ты мог бы позвать ее ко мне на выходных. Я устраиваю вечеринку.

– Эй, сегодня только понедельник, а ты уже строишь планы на выходные?

– Ну, ты же меня знаешь: я всегда так, когда на улице потеплеет. – Иззи на ходу убрала волосы в пучок. Нок изо всех сил старался не глазеть на ее голую шею и впадинку над ключицей, исчезающую под футболкой. – Собираемся в субботу. Мама сказала, что не против. У нее как раз заседание книжного клуба – пока они с подругами накачиваются вином наверху, им будет не до того, что мы делаем в подвале. Может, Броуди даже сможет притащить пива.

– Подожди-ка. – Нок остановился как вкопанный, так что в него влетела сзади пара девчонок-первогодок. – Ты ведь не хочешь, чтобы я опять прикрывал вас двоих? Потому что, если честно…

Иззи ответила ему оскорбленным взглядом.

– Ничего подобного! Я же говорю – можешь привести с собой кого-нибудь. Необязательно эту, из фотолаборатории, – кого угодно! Тебе вообще стоило бы почаще куда-то выбираться, подыскать себе девушку… Мы могли бы даже ходить на двойные свидания!

Нок моргнул. Сидеть в кафешке напротив Иззи и Броуди, наблюдая, как они сосутся в перерывах между едой? Такой кошмар и в страшном сне не приснится, да еще безвинного постороннего человека, вроде Эбби, привлекать?

– Посмотрим, – туманно произнес Нок.

Они уже были на месте. Миссис Шмидт, зажав телефон между плечом и подбородком, привычно махнула им, когда они проходили мимо ее стола. Пройдя в конец коридора, они оказались перед маленьким кабинетом, вокруг двери которого весь год напролет мерцали праздничные огоньки электрогирлянды.

Именно здесь Нок впервые увидел Иззи – ноябрьским днем, через пару месяцев после того, как перешел в старшую школу. Их обоих включили в группу поддержки для учеников, потерявших кого-то из близких, которую вела миссис Баррера, школьный психолог. Она была из тех, кто всегда разговаривает полушепотом, оживляет свои наряды яркими шарфиками по сезону и держит на столе тарелочку с шоколадным драже. Стены кабинета украшали фотографии щенят, спящих в цветочных горшках, и котят, резвящихся на тыквенных грядках. Повсюду стояли коробки с бумажными платочками, будто в похоронной конторе. Вдоль стен располагались два дивана с продавленными пружинами. Войдя сюда два с половиной года назад со своим ланчем в бумажном пакете и упаковкой шоколадного молока, Нок увидел пять других незнакомых школьников. Те уже разворачивали собственную еду, избегая смотреть друг на друга. Незанятым оставалось только одно место, возле миниатюрной бледной девушки со стянутыми в длинную косу вьющимися волосами. Зеленые в крапинку глаза стрельнули в сторону вошедшего и тут же отвернулись, когда он приблизился и сел рядом. От соседки приятно пахло, как на кассе в супермаркете, – мятными леденцами, салфетками с кондиционером для белья и тем клубничным бальзамом для губ в круглой коробочке, который все девчонки в школе таскали с собой в рюкзачках.

– Итак! – хлопнув в ладоши, проговорила миссис Баррера, восседавшая на стуле с колесиками. Рядом с ней стояла упаковка греческого йогурта и банка диетической колы. – Добро пожаловать в группу! Моя задача на этот год – создать для вас безопасный островок, где вы могли бы разобраться в своих чувствах среди ровесников, перенесших такую же утрату! Здесь мы постараемся понять, что это не то, от чего нужно оправиться, – скорее справиться и принять. Я жду, что мы лучше узнаем друг друга и сможем пройти через все… вместе! А потому – давайте для начала каждый из нас представится и расскажет о себе.

После довольно неловкой паузы, во время которой слышалось только жевание, миссис Баррера, не сдаваясь, продолжила:

– Ну что ж, тогда я первая! Меня зовут Лейн Баррера, у нас с мужем двое сыновей, и я тружусь школьным психологом вот уже десять лет! Пять лет назад я потеряла своего двухмесячного ребенка, Джошуа, – синдром внезапной детской смерти. Однако при помощи терапии с течением времени я смогла вновь обрести счастье и радость жизни. И теперь надеюсь обернуть свое горе на пользу тем, кто испытывает такие же страдания!

Вновь молчание.

– Хорошо! – сжимая в руке банку колы, проговорила миссис Баррера. Ее глаза заскользили по кучке подростков вокруг. – Почему бы не начать с вас?

Палец указал на парня, который сидел, широко расставив ноги, и только что прикончил большое зеленое яблоко – вместе с сердцевиной, семечками и прочим. Высокий и нескладный, с темными волосами и пробивающимися усиками, на ногах – здоровенные, видавшие виды высокие кроссовки с незавязанными шнурками.

– Э-э… – протянул тот. – И что говорить?

– Ну, для начала вы могли бы назвать свое имя. И, возможно, кого вы потеряли. А также, например, какие-нибудь интересы, хобби…

– Ладно. – Парень пожал плечами. – В общем… Сэм. Отец. Суицид.

– Подожди-ка!.. – подала голос дрожавшая, словно в ознобе, девушка с дюжиной колец на пальцах с обкусанными ногтями. – Тебя интересует самоубийство?!

– Нет, это я о смерти отца.

– О! – воскликнула миссис Баррера, нервно болтая ложечкой в йогурте. – Вовсе не обязательно уточнять, как именно ваш близкий человек…

Однако это сработало. Невозмутимый отчет Сэма так не вязался с ужасной трагедией, о которой рассказывал, что все шесть подростков, включая его самого, расхохотались. Миссис Баррера сначала выглядела шокированной, однако потом на ее лице отразилось облегчение. «Сэм-Отец-Суицид» сломал лед между ними. Дальше все по очереди представились подобным же образом. И вот так на первой встрече группы новыми знакомыми Нока стали «Кэйлин-Мама-Наркотики», «Дакота-Отец-ДТП», «Рахим-Мама-Рак» и, наконец, «Иззи-Брат-Лейкемия». Миниатюрная девушка с косой оказалась самой близкой к Ноку по тому, кого оба потеряли. Когда подошла его очередь, он откашлялся и проговорил, глядя вниз, на зеленые квадратики линолеума, покрывавшего пол кабинета:

– Нок. Брат. Менингит.

Через пару дней они с Иззи случайно столкнулись в коридоре после окончания занятий.

– Эй! – Она улыбнулась и подняла маленькую ладошку вверх. – У кого умер брат – давай пять!

Нок уставился на девушку, пораженно застыв.

– Извини, – проговорила Иззи. Ее рука упала обратно. – Ужасно так шутить, знаю. Когда это у тебя случилось?

– Месяц назад, – ответил Нок.

– О господи! Прости. Слишком рано для такого. Первый год – хуже всего. У меня уже второй пошел. Будет легче, обещаю.

– Надеюсь.

– Нам надо держаться вместе, – проговорила Иззи, оглядывая его с ног до головы. Такой же взгляд часто был у одной из его сестер, Джанин, – будто на нечто собранное из конструктора, которое руки так и чешутся переделать. – Хорошо побыть рядом с кем-то, кто понимает. Когда у тебя умер брат, другие просто не знают, как держаться. Они или игнорируют тебя…

– Или ведут себя так, будто ничего не случилось…

– Или хватают вот так за руку, – показывая, Иззи впервые за все время прикоснулась к Ноку, – и таким настойчивым шепотом: «Как ты себя чувствуешь?!»

– «Вы всегда в наших сердцах и молитвах, и мы…»

– «ТАК ВАМ СОБОЛЕЗНУЕМ!» – закончили оба в унисон, громко и почти весело.

Именно в тот момент Нок решил, что они с Иззи созданы друг для друга. Их объединяла общая боль, пронзавшая буквально все, к чему прикасалась. К концу полугодия они были лучшими друзьями, и он надеялся, что однажды они станут чем-то большим. По крайней мере до того, как в начале этого года появился Броуди Крюгер с его фальшивым калифорнийским акцентом и грязными ногтями и похитил Иззи у Нока из-под носа. Тот всегда думал, что его верность и готовность ждать служат доказательствами романтичности, терпения и постоянства. Теперь, однако, ему начинало казаться, что он скорее походит на глубоководную рыбу-удильщика, которых когда-то изучал Патрик. Тощий страшненький самец, найдя самку, просто вцепляется в нее и отказывается покидать.

Когда они вошли в кабинет, «Дакота-Отец-ДТП» дразнил «Кэйлин-Мама-Наркотики», на дух не выносившую некоторые слова:

– Эй, Кэйлин, угостить тебя лом-мтиком пиццы?

– Прекрати! – Та зажала уши руками.

– Да ладно тебе, – не унимался Дакота, поднося к ее лицу одноразовую тарелку. – Отличная пицца! Смотри, и начинка твоя любимая – соч-чные кусоч-чки пеперони!

– Замолчи!

– Вот, возьми салфетку, – с фальшивой озабоченностью продолжал он. – Не хотим же мы, чтобы соус попал на твои слакс-сы.

– Я сейчас умру! – взвыла Кэйлин. – Миссис Баррера, пусть он перестанет!

– Так, все, Дакота, – вмешалась психолог, выставив руку между ними двумя. – Довольно.

Тот, ухмыльнувшись, откусил добрую половину. Кэйлин запустила в него конфеткой из пакетика «Скиттлс», который только что открыла. Остальные заняли свои места. Группа собиралась уже давно, и участники привыкли, что встреча не может начаться без этих дружеских издевок.

– Итак, поздравляю всех с приходом настоящей весны! – Миссис Баррера хлопнула в ладоши и уселась на свой стул. – Май – один из моих самых любимых месяцев в году! Это время обновления, возрождения природы, когда распускаются листья и цветы! Однако для тех из нас, кто понес утрату, и оно может быть тяжелым. Торжествующая вокруг жизнь напоминает нам о нашей потере.

Она сделала глоток диетической колы и сверилась с небольшим календариком.

– Кэйлин, я вижу, у тебя недавно была непростая дата – день рождения твоей мамы. Расскажи нам, как он прошел. Были какие-то позитивные моменты или, напротив, рецидивы? Как ты попыталась найти компромисс между тем, чтобы продолжать чтить ее память и в то же время не забывать о себе самой?

«Кэйлин-Мама-Наркотики» была нервной девушкой, которая то и дело срывалась на крик и постоянно грызла ногти. Однако сейчас, оправившись от приставаний Дакоты, она выглядела непривычно спокойной.

– Хотите честно? – Она оглядела группу и закинула в рот желтое драже. – На самом деле все было просто отлично.

– Чудесно! – снова хлопнула в ладоши миссис Баррера. – Расскажи нам поподробнее!

– Ну, в общем, когда я проснулась в тот день, лил дождь. И потом почти весь день не переставал. Но как раз к концу занятий прояснилось, выглянуло солнце. И когда я шла домой и оказалась уже почти рядом с маминой парикмахерской, я вдруг взглянула вверх и увидела в небе огромную радугу! Я такой большой никогда не видела! Как в мультике, просто потрясающая!

– Да, я помню! – кивнул Сэм. – Мы с моей девушкой как раз были у мусорных баков возле спортзала и… ну, не важно, что мы там делали, но мы ее тоже видели!

– Штука в том, – объяснила Кэйлин, – что моя мама просто обожала радугу! Прямо до сумасшествия! Так что эта, огромная, возле ее парикмахерской, да еще в ее день рождения… Куда уж яснее, правда? Мама посылала мне знак! Что она рядом и что у нее все хорошо!

Слушая ее, Нок вспоминал, сколько раз он сам молил о таком же знаке от Патрика. Не о радуге, конечно, – о чем угодно. И обязательно понял бы, если бы увидел! Однако ничего подобного не появлялось, и теперь Нок не верил, что это вообще возможно. Он попытался поймать взгляд Иззи, чтобы вместе насмешливо закатить глаза, но та не смотрела на него, а напряженно слушала.

– Со мной тоже такое было, – проговорил Сэм, ставя свой напиток на пол возле ног в незашнурованных кроссовках. – В смысле, знак. Это ведь отец познакомил меня с трэш-металлом… И вот как-то в прошлом году у меня был особенно паршивый день, я стоял на автобусной остановке, на душе погано, и вдруг на светофоре остановилась машина. Окна настежь, и на всю улицу орет «Черный рассвет» группы «Детроун». Слышали про такую?

Судя по взглядам, никому это название ничего не говорило.

– Вот именно! Малоизвестные финские металлисты из восьмидесятых, никто их сейчас не знает! – Сэм покачал головой, будто сам себе не веря. – Вот только это была любимая группа отца! До такой степени, что он выучил финский, чтобы понимать слова! А еще более крышесносно, что «Черный рассвет» он любил у них больше всего!

– Ого! – проговорил Дакота.

– Ребята, а помните ту игру в начале года против школы Лейн-Тек на нашем домашнем стадионе? – взволнованно выпрямился «Рахим-Мама-Рак», откладывая сэндвич с ветчиной на колено. – Ну, где мы выиграли двадцать один – три?

Еще бы! Рахим был звездой группы: он учился в выпускном классе и с большим успехом играл на позиции нападающего в «Линкольнских львах».

– В общем, перед самым началом игры я стоял на боковой линии. И вдруг почувствовал буквально сногсшибательный запах парфюма. И не просто какого-нибудь… – Он обвел всех глазами. – А «Кашемир мист» от Донны Каран – любимый мамин аромат! Клянусь, народ, она была там, рядом со мной, в тот день!

– Ты ведь тогда провел три тачдауна, да? – спросил Дакота.

– Два, – поправил Рахим. – Но еще пробежал за всю игру триста ярдов и побил школьный рекорд! – Он сложил руки и поднял глаза к потолку. – И я знаю, кого надо за это благодарить.

Нок закинул в рот горсть крендельков. Мама положила их в полиэтиленовый пакет, и они теперь тоже отдавали пластиком. Попытался снова перехватить взгляд Иззи, но та как раз раскрыла рот и произнесла:

– А мне снятся сны. С Тедди. У вас такое бывает?