Текст книги "Берегитесь Ченов"

7

– Ребята, я так рада, что у вас получилось приехать! – повторяю я уже в четырнадцатый раз за эту ночь. Что могу сказать, это уже четвертый мой коктейль, поэтому из слегка пьяненькой я превратилась в пьянющую, но зато счастливую и любвеобильную Мэдди.

Селена ухмыляется, когда Себ взвизгивает и кидается меня обнимать.

– Конечно, – говорит Селена. – Ни за что на свете не пропустила бы такое событие. Моя лучшая подруга выходит замуж!

– Э-э, прошу прощения, Мэдди – моя лучшая подруга, – возражает Себ.

– Вы такие милые, – произносит Стаф, делая еще один глоток своего коктейля. – А коктейли такие вкусные!

– Я не могу поверить, что ты выходишь замуж в одном из самых красивых городов мира, – возмущается Себ, – но при этом не я твой фотограф!

– Цыц, ты здесь в качестве гостя.

– Не волнуйся, я обязательно отправлю тебе все уродские фотки, – отвечает ему Стаф, подмигивая.

– Эй! – недовольно выдаю я.

– А ты мне нравишься, – отвечает Селена Стафани. – Мэдс, ты выбрала отличного фотографа. Я думала, что Мэдди никогда не сможет выбрать себе фотографа. Это знаете, как говорят, врачи – худшие пациенты? Что ж, свадебные фотографы – это худшие невесты. Она продолжала придираться к каждому фотографу, которого мы находили. Я уже думала, она решит сама снимать свою же свадьбу. – Селена изображает, как я ставлю камеру на таймер, а затем бегу обратно в своем огромном свадебном платье, чтобы принять позу, и мы тут же начинаем покатываться от смеха.

– Ты такая засранка. – Я крепко обнимаю ее. Боже, я так рада, что у меня есть такие друзья. Сегодня был очень жесткий денек, и, не будь их рядом, я бы просто не выдержала этого всего.

Мы с Нейтаном потратили весь день на разные срочные дела: съездили в ратушу, чтобы подтвердить завтрашнюю регистрацию, съездили в колледж Крайст-черч и обсудили с амой мелкие детали завтрашней церемонии. Еще мы забрали платье Энни из химчистки. Она показала его мне у себя дома, и ей явно очень понравилось, как качественно его отшили. Это было замечательное платье по колено, серого цвета и с маленькими желтыми цветочками по подолу. Очень милое, но, в сравнении с образами моей мамы и тетушек, Энни будет выглядеть в нем серой мышкой. Хотя, вернее, образ Энни как раз будет подобающим, а вот моя семья, в сравнении с Энни, будет выглядеть как семейка пестрых попугаев.

Я обожаю проводить целые дни с Нейтаном, даже если мы выполняем всякие дела, но сегодня с ним что-то было не так. Я чувствовала его напряжение. Казалось, будто между нами выросла невидимая электрическая преграда, которая ударит нас током, если мы попытаемся преодолеть ее. Я спросила у него несколько раз, все ли хорошо, после чего он каждый раз целовал меня в голову или в щеку и отвечал утвердительно.

Но все было явно не хорошо. Я спросила, как там отец и его спина, он сказал, что сегодня утром ему немного полегчало, хотя боль все еще не прошла, и меня снова одолели стыд и ужасное чувство вины. Я спросила, как его мама, и он выдавил из себя улыбку, а затем сказал:

– У нее все хорошо.

И сменил тему, спросив, как дела у меня и моей семьи.

– У меня все хорошо, – ответила я ему. – У нас все хорошо.

У всех «все хорошо», но на самом деле все совсем не так. Я утешаю себя только тем, что он просто нервничает перед свадьбой. Я работала фотографом на очень многих свадьбах, и часто пары так нервничали, что нуждались в словах поддержки, которую получали от меня, или подружки невесты, или даже от организатора свадьбы. Это всего лишь нервы, и все. Хотя на самом деле весь день ужасная, неуверенная часть меня очень хотела закричать: «ТЫ ВООБЩЕ ЕЩЕ ХОЧЕШЬ ЖЕНИТЬСЯ НА МНЕ?! БУАГАГА-А-А».

Но я горжусь тем фактом, что мне удалось подавить внутренний голос. Видите, я не настолько жалкая! Вообще-то я испытала некоторое облегчение, когда мы наконец сделали все дела и Нейтан высадил меня у отеля. Мы заранее договорились, что он проведет ночь перед свадьбой дома у родителей, а я останусь в отеле. Хотя меня одновременно и обрадовало, и расстроило такое решение. С одной стороны, я остаюсь одна и могу спокойно поистерить и выпустить пар. Но, с другой стороны, вроде как не прочь поистерить и выпустить пар вместе с Нейтаном.

– Земля вызывает Мэдди, – зовет меня Себ. – О чем думаешь?

«Я так счастлива, потому что все мои любимые люди приехали ко мне на свадьбу», – хочу сказать я, но вместо этого выпаливаю:

– Мне кажется, Нейтан передумал жениться.

– Оу, милая, – восклицает Себ, – у него, наверное, обычный свадебный мандраж. Тебе ли не знать, что это такое. Мы на стольких свадьбах были фотографами и стольких невест и женихов успокаивали, потому что они так же нервничали.

– Это точно, – добавляет Стаф. – Тем более я видела, как Нейтан смотрит на тебя. Он наверняка уже любил тебя как жену еще до того, как сделал предложение. Так что это явно настоящая любовь.

– Да они еще в колледже вечно сюсюкались и вели себя как женатая парочка, – выдает Селена. – Представь, каково было быть ее соседкой по комнате и наблюдать эту милую мерзость каждый день?

– Ой, бедняжка, – говорит Себ. – Как ты вообще это выдержала?

Селена драматично прикрывает глаза рукой.

– Честно говоря, не знаю, как мне это удалось. В общем, что мы хотели всем этим сказать: вы с Нейтаном созданы друг для друга. А его непонятное тревожное поведение – это, как уже сказали Себ и Стаф, обычное волнение перед свадьбой.

– Надеюсь. – Мне становится не по себе из-за того, что я вот так из-за пустяка разнылась, но заставляю себя улыбнуться. – Пойдемте потанцуем.

Следующие два часа проходят как в тумане. Мы пьем, бесимся, танцуем, снова пьем. В какой-то момент мы решаем, что все же на сегодня хватит и, спотыкаясь, выходим из переполненного ночного клуба, обнимая друг друга и смеясь. У меня гудит в ушах, и все вокруг кружится.

– Я хочу в паб, – говорит Себ.

– Да! Пойдемте в Тhe Eagle and Child. Знаете, именно там Толкиен написал своего «Хоббита», – добавляет Селена.

– Правда? – Я замираю, пытаясь представить, как Толкиен пишет книгу в пабе.

– Ну, я не знаю, правда ли он писал там или просто ходил туда, чтобы, так сказать, вдохновиться, пропустив пару стаканчиков, но он определенно был постоянным посетителем этого паба. Я читала, у них там даже есть мемориальная доска и всякое такое.

– Я бы с удовольствием пошла, но мне пора спать. Завтра рано утром прическа и макияж.

– Да, конечно, завтра важный день, – говорит Стаф, – ведь ТЫ ВЫХОДИШЬ ЗАМУЖ! А-а-а!

Мы все начинаем смеяться и визжать.

– Хорошо, мы с Селеной идем в паб. А что насчет тебя, Стаф? Пойдешь с нами? – спрашивает Себ.

Стаф отрицательно качает головой.

– Мне завтра на работу, – произносит она, подмигивая мне, – так что я тоже пас. Провожу тебя до отеля, Мэдди.

Они отправляются в паб, а мы со Стаф направляемся к отелю.

– У тебя такие классные друзья, – говорит Стаф.

– Да, очень классные. Мне повезло, что они есть в моей жизни. А еще мне повезло, что в моей жизни есть ты. – Я беру ее под руку, и она улыбается мне. – А как ты доберешься до своего отеля одна?

– Не парься, – отмахивается Стаф. – Я все равно собираюсь в G&D поесть мороженое с третьим дядей. Это совсем недалеко от «Рэндольфа». Со мной все будет в порядке.

– Если так, то ладно.

У входа в мой отель мы обнимаемся и расходимся. Я иду по вестибюлю, глупо улыбаясь, и роюсь в сумке в поисках ключа-карты. И вдруг нащупываю пальцами коробочку. Черт! Я приготовила Себу и Селене маленькие подарки и в последнюю минуту решила приготовить подарок еще и для Стаф, потому что она так нам помогала с подготовкой к свадьбе. Достаю коробку и, пошатываясь, выхожу обратно на улицу. Останавливаюсь ненадолго, чтобы подышать прохладным воздухом и немного протрезветь.

Уже довольно поздно, поэтому на улице практически никого нет, кроме небольших компаний шумных пьяных студентов колледжа. Я замечаю вдалеке фигуру Стафани и направляюсь к ней. Она разговаривает с кем-то по телефону. Пытаюсь позвать ее по имени, но я так сильно орала в клубе, что мой голос охрип, поэтому вместо крика из меня вырывается лишь кашель. Что ж, придется бежать трусцой, чтобы догнать ее.

Когда до нее остается буквально два метра, я слышу обрывки разговора.

– Да, все в силе, – говорит Стаф, и в ее голосе отчетливо слышится раздражение. – Нет, я не пьяная, я выплев…

Что? У меня в голове начинают всплывать сцены сегодняшнего вечера. Стаф весь вечер носила с собой бутылку сидра, чтобы им запивать все шоты, что мы заказывали. Но теперь я задумываюсь, а не носила ли она эту бутылку, чтобы выплевывать туда шоты вместо того, чтобы проглатывать их? Я не могу… зачем ей так делать? Я замедляю шаг, чтобы не выдать себя своей одышкой, и останавливаюсь в нескольких шагах позади нее.

– …мне нужно было… типа веселиться… иначе это выглядело бы подозрительно.

Что происходит? Я подбираюсь к ней еще ближе.

А потом Стаф говорит то, от чего у меня кровь стынет в жилах:

– Да, цель прежняя – завтра. Мы устраним ее на свадьбе.

Будучи в полном шоке от услышанного, я только в самый последний момент замечаю, что она остановилась, поэтому уже не могу ничего сделать и врезаюсь прямо в нее. Она оборачивается, и у нее просто отвисает челюсть. В этот момент мне кажется, что я вижу Стаф – настоящую Стаф – впервые в жизни. Без этих масок профессионального фотографа или моей подруги, за которыми она пряталась все это время, Стаф выглядит совсем другой. Более хитрой, более опасной. На секунду мы обе замираем, а затем она медленно подносит телефон к уху и говорит:

– Я тебе перезвоню. – Смотря мне прямо в глаза, она кладет телефон обратно в сумку. – Что ты здесь делаешь, Мэдди?

– Я… э-э-э, вернулась, потому что забыла отдать тебе это…

Я поднимаю руку и, вздрогнув, понимаю, что слишком сильно сжала подарочную коробку, и теперь она приняла форму флакона парфюма, который лежит внутри. Из меня вырывается нервный смешок.

– Прости, я немного раздавила подарок, пока слушала, как ты говоришь о том, чтобы устранить кого-то на моей свадьбе. Что за хрень, Стаф? – Мне так хочется, чтобы она опровергла все это, сказав, что я просто слишком много выпила или по ошибке взяла немного маминой травки, но Стаф ничего не опровергает и не произносит ни слова.

Она смотрит на меня с выпученными глазами.

– Ты серьезно собираешься завтра убить кого-то? – резко выкрикиваю я.

Она резко хватает меня за руку, а я вздрагиваю и отпрыгиваю назад. Ну, или, по крайней мере, пытаюсь отпрыгнуть. Ее хватка оказывается невероятно сильной. Вообще-то я тоже неслабая, но не после семи шотов водки и целой ночи танцев. В тот момент все мои инстинкты отключаются. Я пытаюсь освободить свою руку из ее хватки, но ничего не выходит, и она тащит меня за собой, как какого-то ребенка, в ближайший переулок. Меня моментально накрывает волной страха, и я будто бы снова оказываюсь в машине с А Гуаном, с осознанием того, что вот-вот умру. Я уже собираюсь закричать – почему я вообще не сделала этого раньше, и, черт возьми, насколько же я пьяная? – но Стаф накрывает мой рот рукой. Я решаю укусить ее, и это срабатывает, потому что она убирает руку с моего лица. Я делаю быстрый вдох и вижу, как она замахивается, а в следующее мгновение у меня просто перехватывает дыхание.

Господи. Она сломала мне шею. Каждый мой вдох тут же вызывает кашель. Я падаю на колени. О боже, воздух. Воздух!

– Успокойся, – шипит Стафани. – Я вроде как ударила тебя кулаком в горло. Ты сможешь дышать через несколько секунд. Наверное. Я надеюсь? Мэдди, ты в порядке?

«Нет, я, мать его, не в порядке, ты сломала мне шею», – пытаюсь сказать я, но в итоге снова начинаю кашлять. Спустя несколько мучительных мгновений до меня доходит, что она, скорее всего, не сломала мне шею, потому что тогда я бы, наверное, была уже на том свете.

– Мне пришлось так сделать, прости, я не могла позволить тебе позвать на помощь. Слушай, ай, твою мать, Мэдди.

Я делаю прерывистый вдох и закашливаюсь снова.

Еще вдох. Дыши, еще, еще.

– Что… – задыхаясь, произношу я, а затем сглатываю и пытаюсь снова. – Что, черт возьми, происходит?

Она смотрит на меня, практически не моргая.

– Я… э-э, прости, мы собираемся завтра кое-кого устранить?

Вот вроде все понятно, но одновременно ничего не понятно. Ну, то есть я прекрасно слышу ее и знаю, что означает каждое отдельное слово само по себе, но, когда Стафани объединяет их в одно предложение, они будто резко превращаются в какие-то немецкие фразы. Ну, а на немецком я не говорю, чтоб вы понимали. Я фыркаю и поднимаюсь с колен, у меня слезятся глаза.

– Потому что вы, ребята, якудза? Картель? Мафия?

На мгновение в воздухе повисает напряжение, а затем лицо Стаф будто каменеет.

– Да, Мэдди, ты права. Мы мафия.

– Ха. – Из меня вырывается слабый смешок, а потом я тут же замолкаю.

Потому что по ее лицу видно, что это не шутка. Она говорит серьезно.

– Но… Подожди, что? Но мы ходили вместе в ресторанчик дим-сам, – тихо восклицаю я.

Как будто мафия не может пойти в лучший в нашем районе ресторан дим-сам прекрасным воскресным утром. Но на самом деле они кажутся такими обычными.

– У вас даже нет татуировок, – выпаливаю я.

Стаф пожимает плечами.

– Ама не одобряет татуировки. Она наш босс, на случай если ты этого еще не поняла.

– Ты… ты вооружена? – шепчу я. – О боже, неужели меня сейчас застрелят?

Она отрицательно качает головой.

– Как, черт возьми, я бы пронесла оружие в самолет, Мэдди?

– Я не знаю! Не знаю, как вы, мафиози… мафия! – Мне нужно перестать произносить слово «мафия». – Но… почему мы? Почему на нашей свадьбе? Кого вы хотите устранить?

Взгляд Стаф становится мягче.

– Я не могу тебе этого сказать, но поверь мне, человек, которого нам нужно устранить, очень плохой. Он заслуживает того, что с ним собираются сделать, понимаешь?

– Нет. НЕТ! Не понимаю. Какого хрена?

– Мэдди, будь благоразумной…

– Быть благоразумной – значит позволить тебе убить кого-то на моей свадьбе? – выпаливаю я. – Ты сумасшедшая. Я вызываю полицию.

– Тебе не стоит этого делать, – произносит она очень холодно.

Черт, наверное, не следовало говорить про полицию вслух, но в свою защиту скажу, что у меня плохо работает мозг в этот момент, мне не хватает кислорода из-за того, что мне просто раздавили горло – ладно, не раздавили, но определенно очень сильно ударили, – плюс я пьяная и из-за этого тоже могу тормозить.

– Знаешь, почему тебе не стоит этого делать? – спрашивает Стаф.

Я собираю всю волю в кулак, ожидая, что она пригрозит убить меня, или ма, или любую из моих тетушек, или Нейтана. Но она говорит то, что гораздо хуже всего вышеупомянутого.

– Потому что мы расскажем полиции о том, как ты убила какого-то чувака в Санта-Лючии, и тогда ты и вся твоя семейка, включая Нейтана, отправитесь в тюрьму очень-очень надолго.

8

Я не помню, как возвращаюсь в «Рэндольф». Не помню, как поднимаюсь по красивой лестнице, как прохожу мимо многочисленных старинных картин, как иду по коридору к номерам. Не помню, как прохожу мимо своего номера, даже не взглянув на цифры на двери, и не помню, как оказываюсь у номера мамы. Я не помню, как поднимаю руку и стучу, но внезапно мама появляется в дверях, ее волосы накручены на бигуди, и она растерянно смотрит на меня.

– Что, Мэдди? Уже пришло время делать прически и макияж?

Я молча качаю головой из стороны в сторону, а ма пристально смотрит на меня.

– Айя, ты что, только вернулась из клуба? Вай, так поздно. Завтра у тебя будут мешки под глазами, будешь потом жалеть, что не легла спать пораньше.

Мешки под глазами. Завтра. Я нервно усмехаюсь от этой мысли. Правильно, потому что завтра день моей свадьбы, и я правда должна беспокоиться о своих мешках под глазами, а не о какой-то там мафии.

Ма, должно быть, понимает, что я едва сохраняю самообладание, потому что ее лицо внезапно становится серьезным.

– Мэдди, что случилось? Заходи внутрь. – Она берет меня за руку и заводит в свой темный номер, остановившись, чтобы включить свет.

Вторая тетя резко вскакивает в своей кровати.

– Что? Уже пора делать макияж?

– Нет, эр-цзе, – отвечает ей ма. – Мэдди пришла. Мне кажется, что-то случилось.

Вторая тетя и ма смотрят друг на друга.

– О нет, кого ты убила?

– Что? Никого!

Вторая тетя пожимает плечами.

– В последний раз, когда ты пришла посреди ночи в таком виде, то убила парня, с которым была на свидании. Кто знает, может, на этот раз ты убила друга жениха?

– Нет, все живы, понятно?

– О нет. Я знаю, что произошло! – восклицает ма и сразу грустнеет. – Это кое-что похуже того, что Мэдди могла убить кого-то. Нейтан отменил свадьбу, да?

– Нет! И, кстати, почему ты думаешь, что это хуже, чем возможное убийство? Не могли бы вы, ребята, просто… мне нужна минутка.

Я бросаюсь в ванную, открываю кран и умываю лицо ледяной водой. Потом наливаю себе стакан холодной воды и выпиваю его залпом, затем наливаю еще один и снова выпиваю. Я поднимаю глаза к зеркалу и смотрю на свое отражение: глаза ввалились, щеки все в пятнах, а на голове не волосы, а какое-то птичье гнездо. В общем, я в полном раздрае. Но холодная вода немного оживляет, и я начинаю глубоко дышать. Все хорошо. Все хорошо. Все в порядке. Я и с вещами похуже справлялась. Как, например, в ту ночь, когда убила парня. Случайно.

Когда я выхожу из ванной, то ни капли не удивляюсь, увидев в номере уже старшую тетю и четвертую тетю. Везде горит свет, а ма режет манго, пока вторая тетя готовит для всех чай. Где мама вообще нашла манго в отеле в Оксфорде?

– Свадьба отменяется, – произносит вторая тетя приглушенным голосом.

– Свадьба не отменяется. Очень хотелось бы ее отменить, но мы не можем.

Ма ахает.

– Мэдди, почему ты так говоришь? Почему это ты хочешь отменить свадьбу?

– Я не… я не хочу… я просто…

И затем в потоке слез я вываливаю им все. Про ночь в клубе, как забыла отдать подарок Стаф, как подслушала ее разговор по телефону и как она открыла ужасную правду о себе, ее семье и планирующемся убийстве.

– А потом она сказала, что, если мы отменим свадьбу или разболтаем об этом копам или кому-нибудь еще, она расскажет полиции о том, как мы убили А Гуана, и нас всех посадят.

При моих последних словах все четыре тетушки резко бледнеют. В воздухе воцаряется мертвая тишина, которая, кажется, длится целую вечность, но затем старшая тетя встает и шаркающей походкой подходит к столу.

– Старшая тетя, что ты… – Я замолкаю, когда она берет электрический чайник и начинает разливать горячую воду по чашкам.

– Чай. Чай полезен, помогает думать, – бормочет она.

Вторая тетя встает и сразу же принимает позу тай-чи, в то время как ма вскакивает и приносит тарелку с манго. Четвертая тетя начинает изучать свой маникюр – теперь вместо перьев у нее стразы, которыми обклеены все ногти. Примерно такой реакции своей семьи я и ожидала, но тем не менее видеть, как это происходит на самом деле, все еще очень странно.

Вторая тетя, встав в очередную позу, спрашивает:

– Значит, вся семья – мафия? Гендри тоже?

Старшая тетя смотрит на нее исподлобья.

– Конечно, и Гендри тоже. Твой бойфренд, – торжественно произносит она, – так себе человеком оказался.

– Он мне не бойфренд, – выпаливает вторая тетя, агрессивно принимая другую позу.

Старшая тетя фыркает.

– Ой? Не бойфренд? Тогда как назвать человека, с которым вы ходите в кафе только вдвоем? Такая ты потаскушка.

– Мы просто столкнулись с ним в «Старбаксе», – шипит вторая тетя, произнося название бренда как «Сет-тар-бакс».

– С каких это пор ты ходишь в «Старбакс», а? – спрашивает старшая тетя.

– Эм, не могли бы мы сосредоточиться на проблеме с мафией, а не просто тратить время на обсуждения, кто там чей бойфренд или не бойфренд? Они незаконными способами зарабатывают себе на жизнь и, эм, убивают людей, которые встают у них на пути. А еще они используют мою свадьбу, чтобы кого-то убить. Вы это уяснили, да?

– Да, да, я знаю, чем занимается мафия, – говорит старшая тетя, протягивая мне чашку чая. Как ей удалось так быстро отойти от того, что я им только что рассказала? – Я тебе вроде не рассказывала. В моем детстве в Джакарте была вечная проблема с мафией. Вай, каждую ночь повсюду раздавались крики, а утром на улице прямо перед домом можно было обнаружить чей-то труп.

– Господи, в каком районе Джакарты вы, ребята, жили? – спрашиваю я.

– Ой, это не зависело от района. Мафия обитала везде, – отвечает старшая тетя. – Это главная причина, почему мы переехали. Теперь вы, дети, растете такими мягкотелыми. Как только узнаете, что кто-то из мафии, сразу же пугаетесь.

– Эм, да? Я думаю, что это своего рода нормальная реакция, когда узнаешь, что твои свадебные организаторы – мафия.

Старшая тетя только цокает и кладет в рот кусочек манго, при этом как-то насмешливо улыбаясь. Я не могу понять, над кем она насмехается – надо мной или над мафией? Я поворачиваюсь к ма. Из четырех сестер она самая трусливая. Ее трусость, очевидно, передалась мне, такой вот мягкотелой слабачке, которая боится всего лишь каких-то преступников. Но по глазам ма, жующей ломтик манго, я понимаю, что она больше скорее взволнована, чем испугана.

– Эх, айя! Ты помнишь того соседского мальчика? Ай, как же его звали…

– Хью Грант Халим? – рискую я высказать предположение. У меня начинает кружиться голова. – Том Хэнкс Суванди?

– Какого черта? – выпаливает ма. – Что это за нелепые имена? Перестань издеваться.

– Извини, – бормочу я. Наверное, я правда веду себя как дура.

– Ах да, – говорит ма, щелкая пальцами. – Его звали Авраам Линкольн. Да, Авраам Линкольн Ираван.

– Ну, конечно. Почему это я думала про Тома Хэнкса? Тут у нас рубрика «Имена в честь президентов США», очевидно же! – Я веду себя ужасно и грубо и понимаю это. Но почему моя семья так спокойно реагирует на все ужасные новости, которые я только что выложила им как на духу?

– Мы звали его Ави. О, он был безумно влюблен в твою вторую тетю. Да, эр-цзе? Ты помнишь Ави?

Вторая тетя ни на секунду не отвлекается от тай-чи. Она смотрит на нас, выполняя позу «змей ползет» и слегка улыбаясь.

– Да, он был очень влюблен в меня, вай, так неловко было, да, каждое утро, когда мы ехали в школу, он предлагал мне сесть на его велосипед.

– С тобой что-то не так, – бормочет старшая тетя, – вот почему в твоей жизни всегда появляются плохие парни.

– Эр-цзе, они чувствуют твою внутреннюю непослушную девочку, – произносит четвертая тетя с широкой улыбкой на лице.

Вторая тетя решает проигнорировать их.

– Все это очень мило, – говорю я с отчаянием, – но каким образом это связано с мафией?

– Цыц, Мэдди, наберись терпения, ладно? Ты перебиваешь свою тетю, это очень грубо, – ругает меня ма.

– Я всегда отвечала ему «нет», я не какая-нибудь легкомысленная девчонка, которая просто так сядет на его велосипед, – продолжает вторая тетя. Старшая тетя фыркает, и она бросает на нее свирепый взгляд, а затем меняет позу, драматично поднимая руки вверх. – Вай, но Ави становился все более настойчивым, каждый день приносил мне цветок или квейтау. Квейтау всегда так вкусно пахла, но я никогда ничего не принимала.

– Я принимала, – подхватывает четвертая тетя. – Я всегда говорила ему, что передам тебе, но потом съедала сама.

Вторая тетя на секунду замирает и шокированно смотрит на четвертую тетю.

– А что? – спрашивает четвертая тетя. – Как ты и сказала, лапша пахла потрясающе, а мне было сколько, четыре года? Я никогда таких вкусностей не ела. Ты! – восклицает она, повернувшись к ма. – Ты должна была следить за мной, но ты была слишком занята игрой в канаве, высматривая там головастиков, или что ты там делала. Я вечно оставалась одна. Мне приходилось самой заботиться о себе.

– Айя! – вскрикивает вторая тетя. – Теперь понятно, почему Ави не сдавался. Он думал, что я брала его квейтау! Вай, ты ах! Доставила мне столько неприятностей.

– Почему, что случилось, вторая тетя? – Вопреки себе, меня затянула эта глупая история.

– Ну! – фыркает вторая тетя. – Когда Ави исполнилось двенадцать лет, он присоединился к мафии. Он сказал мне, что сделал это, чтобы заработать много денег и потом купить мне «мерседес».

– О нет, – шепчу я.

– Видишь, что произошло из-за того, что ты была такой жадной? – говорит ма четвертой тете.

Четвертая тетя закатывает глаза.

– Конечно, какой-то идиот присоединился к мафии, только потому что четырехлетний ребенок продолжал брать его квейтау. Сейчас расплачусь.

– Пожалуйста, скажите мне, что Авраам Линкольн перерос это все, закончил школу с хорошими оценками и сейчас счастлив в браке с тремя детьми и собакой, – говорю я.

Наступает тишина. Старшая тетя громко жует еще один кусочек манго. Вторая тетя погружается в другую позу. Ма многозначительно прихлебывает чай, а четвертая тетя выщипывает брови.

– О нет, – выдаю я. – Он умер?

– Тьфу, типун тебе на язык, быстро постучи по дереву! – восклицает вторая тетя. – Конечно нет, глупая.

Я немного расслабляюсь.

– Так что же с ним случилось?

– Мафия заставляла его делать всякие плохие вещи. Например, украсть что-то у учителей в школе. А потом украсть и вовсе у директора, вай, так ужасно. Директор об этом узнал, и, конечно же, его исключили. Тогда его семья потеряла лицо. Было о-очень стыдно! Они умоляли его остановиться, уйти из мафии, говорили, что мафия – это плохая компания, но нет, он сказал, что должен купить мне «мерседес». Так что в конце концов они его вышвырнули на улицу. – Вторая тетя вздыхает и драматично качает головой.

– Типа отреклись от него? – спрашиваю я.

Вторая тетя кивает.

– Потом мафия взяла его к себе и стала воспитывать как своего сына.

– Вау. И что дальше?

– Потом он повзрослел, и спустя какое-то время до нас дошли слухи, что он был в лидерах мафии, а потом и вовсе стал главарем, конец, – просто заканчивает вторая тетя. Она завершает свою тай-чи и садится. – Вау, так приятно позанималась. Эй, где мой чай?

– Подожди, – говорю я. – И это все? Это и есть вся история? Какого х… ну, и зачем ты рассказала мне эту историю?

Ма вздыхает.

– Разве ты не поняла, Мэдди? Потому что Ави был такой… он не производил особого впечатления, понимаешь? Он был такой маленький, такой тихий и всегда таскался за твоей второй тетей. Но даже кто-то вроде него смог стать главарем мафии, так что я думаю, что мафия не так уж страшна.

– Что? Это не так работает! Вот почему ты рассказала мне эту историю – чтобы показать мне, что даже такой захудалый мальчишка, как Авраам Линкольн, смог стать главарем мафии? Когда ты вообще в последний раз его видела?

Вторая тетя едва поднимает взгляд от своего чая.

– Перед тем, как он уехал из района и присоединился к мафиозной семье, ему было где-то четырнадцать, ну, может, пятнадцать.

– Ты не думаешь, что он мог чертовски сильно измениться с тех пор? Может быть, сейчас он действительно страшный человек.

Все смеются.

– О Мэдди, ты не знаешь, какой он. Он всегда был таким застенчивым, таким вежливым, называл меня старшей сестрой, – отвечает старшая тетя.

Я хватаю свой телефон, открываю браузер и вбиваю в строке поиска «Авраам Линкольн Ираван». У меня чуть глаза на лоб не вылезают. Вау, почему я никогда не слышала об этом парне до сегодняшнего вечера? Да про него есть более тысячи новостей, большинство из которых – статьи индонезийских новостных агентств.

КОРОЛЬ МАФИИ АВРААМ ИРАВАН, ОТВЕТСТВЕННЫЙ ЗА УБИЙСТВО ХЕРМАНСЫ КАХЬЯДИ

ГРОЗА ДЖАКАРТЫ АВРААМ ИРАВАН СБЕЖАЛ В ПАПУА – НОВУЮ ГВИНЕЮ

Я открываю раздел «Изображения», и да, там сотни его фотографий. Чего я и боялась, он выглядит очень устрашающе. Весь такой большой и мускулистый, но это еще не все. У него татуировки по всему телу, от шеи до кистей рук. Он похож на человека, который может устроить такой хаос, что мало не покажется.

– Это он?

Они склоняются над телефоном, и у всех четырех просто отвисают челюсти.

– Вай! Что с ним случилось? Эх, посмотри на все эти татуировки, – говорит вторая тетя, содрогаясь.

– Ай, такой устрашающий, – говорит ма.

Старшая тетя кивает.

– Это маленький Ави? – шепчет она. – О боже.

– А он ничего такой стал, – говорит четвертая тетя. Они все пристально смотрят на нее, а она лишь пожимает плечами. – Что? Ну, он реально симпатичным стал!

Я забираю свой телефон, а они все вдруг начинают возмущаться, что я заблокировала экран.

– Слушайте, я пытаюсь до вас донести, что мафия чертовски опасна. Посмотрите на этого парня! Вы, ребята, думали, что знаете его, но вот каким он стал. Он убивает людей направо и налево. Поэтому я думаю, что нам нужно серьезнее отнестись к Стафани и ее семье.

– Ну, Стафани и ее семья так не выглядят, – говорит мама, поджав губы.

Я вздыхаю.

– Ты права, но это не значит, что они не опасны. Серьезно, почему она так спокойно ко всему этому относится?

– Мэдди права, – говорит старшая тетя, – лучше перестраховаться и пойти в полицию.

– Нет, мы не можем этого сделать, – поспешно добавляю я. – Помните? Они все расскажут копам про нас и А Гуана, если мы отменим свадьбу. Мы все отправимся в тюрьму, даже Нейтан. Даже Жаклин и Морин!

Старшая тетя начинает бормотать что-то себе под нос, и мне кажется, что она матерится на хокьене[4]4
  Хокьен – китайский диалект.


[Закрыть].

– Ладно, и что? Что они хотят, чтобы мы сделали?

– Они хотят, чтобы мы сыграли свадьбу, как и планировали, и притворились, что ничего не знаем. Чтобы они могли устранить цель.

– Что значит «устранить»? Типа исправить? Например, когда ты говоришь «устранить неполадки», имеешь в виду исправить их, так? – спрашивает старшая тетя.

– Нет, дорогая старшая сестра, это значит убить, – отвечает ей четвертая тетя. – Они хотят убить кого-то на свадьбе.

Мама, старшая тетя и вторая тетя отрывают глаза от своих чашек и даже на секунду перестают жевать свои манго.

– Это правда, Мэдди?

Я киваю.

– Да, теперь поняли наконец, почему я все это время так психовала?

Лицо ма искажается от ужаса, и она вдруг вопит:

– Айя! Не может быть! Как такое может быть?

Я яростно киваю. Отлично, наконец-то до них дошло, насколько опасна семья Стаф.

– Это же к несчастью! – вскрикивает мама.

Я перестаю кивать.

– Подожди, что?

– Чье-то убийство на твоей свадьбе? – огрызается она. – Это будет проклятьем для твоего брака! Потом внуков может не быть!

– Эм. Ну да, это важно, конечно. Но, может, более важная проблема – это то, что кого-то убьют? – Хотя кого я обманываю? Проблемой номер один для моей матери всегда будут внуки.

– Цыц, – затыкает меня ма. – Да, да, убийство – это плохо, но убийство в день чьей-то свадьбы еще хуже! Это же каким плохим человеком надо быть, чтобы навести такую порчу на меня? Это проклятие, чтобы я никогда не стала бабушкой!

– С другой стороны, это каким же плохим человеком надо быть, чтобы хотеть убить кого-то другого? Но неважно, – бормочу я скорее для себя, чем для кого-либо другого, а затем произношу более громко: – Да, конечно, будет обидно, если мы с Нейтаном не сможем завести детей из-за этого. Но мы должны остановить их.