Текст книги "Город отголосков. Новая история Рима, его пап и жителей"

Папа Стефан II (752–757 гг.) пойдет по стопам Григория, отправив послов для переговоров с лангобардами, занявшими Равенну и опять продвигавшимися к Риму. На переговорах с папой король лангобардов Айстульф быстро раскрыл свои намерения. Он был готов обсуждать судьбу Рима, но не Равенны. Для Айстульфа, как и для Лиутпранда, Уилфрида, Кэдваллы и многих других, Рим был особым случаем, священным городом, которому в дипломатических целях можно грозить, но не захватывать. К Равенне допустимо было относиться совершенно по-другому, просто как к городу. Папа Стефан попробовал заступиться за свою «заблудшую овцу», но безрезультатно [48]. Он даже не мог положиться на помощь императора Константина V (741–775 гг.), официально считавшегося его светским владыкой. Император увяз в более насущных проблемах у себя в Константинополе, воюя с тюрками-болгарами и с исламским Аббасидским халифатом [49]. Отвернувшись от взбаламученного Востока, папа Стефан стал искать помощи на Севере. Его взгляд упал на Франкию, королевство, раскинувшееся на территориях современной Франции, Германии и Центральной Европы.

15 ноября 753 года, когда уже начиналась зима, Стефан II пошел на штурм опасных горных перевалов в Альпах. То, чего он добьется, достигнув королевства франков и встретившись с их королем Пипином Коротким (751–768 гг.), преобразит историю Рима и всей Европы. Исторические хроники противоречат одна другой, рисуя поворотные переговоры: неясно, кто перед кем простерся первым [50]. По некоторым свидетельствам, Пипин отправил вперед своего 12-летнего сына Карла, чтобы тот, преодолев сотню километров, встретил папу и проводил его в их дворец в Понтьоне на северо-востоке Франции [51]. Ныне от этого большого дворца не осталось ничего, кроме одинокого указателя в пустом поле, зато юноша, приведший туда Стефана в декабре 753 года, вошел в мировую историю как Карл Великий. В течение без малого 50 лет Карл Великий (768–814 гг.) будет первым и самым прославленным императором Священной Римской империи. Зерна его взлета будут посеяны во время визита Стефана. В то время судьба сына Пипина вряд ли была самой насущной заботой папы: ему предстояло тягостное ожидание решения Пипина в Понтьоне, а потом в Сен-Дени. Наступила весна, снег уже давно сошел, когда Пипин согласился наконец вступить в войну против лангобардов в Италии. На сей раз защитниками Рима и наследия святого Петра окажутся франки. Они же передадут Святому престолу бывшие территории византийцев и лангобардов до Равенны и далее, превратив пап раннего Средневековья в хозяев земель небывалых прежде размеров.

Вместе с землями приходит власть. Римским папам это было слишком хорошо известно. Когда император Лев Исавр решил в 732 году наказать Григория II за непокорность, то с целью урезать папскую власть он лишил Святой престол влияния в итальянских областях Реджо, Сицилия и Сардиния, а также в Греции: в Афинах, на Крите, в Никополе, Патрах и Салониках [52]. Теперь, спустя 20 с небольшим лет, папа Стефан II порвал с Византийской империей, где правил Лев, и заменил прежний восточный союз пап новой сделкой с франками. Благодаря этому папы получили земли, а с ними новую власть. Когда Пипин после года военных действий и дипломатии одолел наконец короля лангобардов Айстульфа, в руках у пап оказалось то, из чего потом вырастет Папская область [53]. Протянувшись от римского порта Остия до Анконы на восточном побережье Италии, эти территории обеспечат папе безусловный политический статус. Они послужат основой переговоров между папой и политическими властителями, от Пепина и Карла Великого в VIII веке до фашистского диктатора XX века Бенито Муссолини (1922–1943 гг.).

При этом у папы была козырная карта, которой он побивал их всех: его власть над своими землями была не только мирской, но и религиозной, первоапостольской, небренной. Папа Стефан сразу это понял и пошел с козырей, чтобы сцементировать новый союз и придать ему блеска. В 754 году, еще до того, как ему гарантировали Рим и другие территории, Стефан выразил свою признательность Пипину тем, что миропомазал его королем франков и объявил патрицием римлян. Второй титул, несколько туманный, говорил о Пипине как о протекторе прославленного древнего города. После смерти Пипина в 768 году мантия и корона перешли к Карлу Великому. В Рождество 800 года папа Лев III прибегнет к своему первоапостольскому авторитету и преподнесет Карлу Великому еще один, небывалый, дар. Под сводами базилики Святого Петра он миропомажет короля франков наследником великих августов – первым императором Священной Римской империи. Тот в благодарность передаст папе дополнительные земли на Апеннинском полуострове.

Теперь Рим и вправду воссиял папским престижем. Воздвигнутая в конце VIII века по повелению папы Адриана I церковь Санта-Прасседе служит монументальным подтверждением этого значимого перехода. Ее фундамент, как всегда, омыт кровью мучеников: церковь задумывалась как святилище священных мощей Пуденцианы и Пракседы, сестер, замученных в II веке. Считается, что они были дочерями римского сенатора Пуденса, первого римлянина, обращенного святым Петром в христианство. В XVII веке церковь в честь Пуденцианы неподалеку от Санта-Прасседе украсят мраморными изображениями губок, которыми сестры промокали кровь римских мучеников. Вера Пуденцианы стоила ей в правление Антонина Пия жизни – традиция гласит, что Пракседа не выдержала насилия и страданий.

20 июля 817 года папа Паскаль (817–824 гг.) начал новый проект: к останкам сестер, покоящимся в древних римских саркофагах в недрах Санта-Прасседе, должны были добавить кости других святых. Раскопав захоронения епископов, дьяконов, священников и простолюдинов, умерших за свою христианскую веру, Паскаль достал из катакомб приблизительно 2300 скелетов и захоронил их в стенах новой церкви. Теперь, полная мощей, озаренная свечами, мерцающая золотыми, лазоревыми, оранжевыми и зелеными мозаиками, Санта-Прасседе провозглашала триумф Церкви мучеников, а также Церкви – современницы Паскаля. Христианские здания, построенные на средства императоров Священной Римской империи, отображают период напряженного творческого обновления, которое получит название Каролингского возрождения, по имени Карла Великого. Церковь Санта-Прасседе свидетельствовала как о пышном материальном и культурном богатстве, так и о могуществе папы. На мозаике в ее апсиде Паскаль держит в руках модель церкви, стоя плечом к плечу с Петром, Павлом, Пуденцианой и Пракседой. Над ними, в небесах, значится его имя, Паскаль, вписанное в вечность.

* * *

Альянс со Священной Римской империей сделал папский сан небывало завидным. Подобно императорам Востока в прошлом, императоры Священной Римской империи принимали теперь участие в решениях о том, кому занимать трон римского папы. На протяжении целой эпохи они утверждали новых понтификов и вмешивались, когда имели предпочтительного кандидата. Система была недурна до тех пор, пока в самой империи не наметились линии раскола. При Карле Великом его владения хорошо управлялись, были зажиточными и, самое главное, едиными. Но не прошло и двух поколений после его смерти в 814 году, как империя распалась [54]. На месте Священной Римской империи возникли Средняя, Западная и Восточная Франкии, а также отдельное Королевство Италия. Теперь корона Священной Римской империи стала выборной. Ослабление и раскол Священной Римской империи позволяли римлянам проявлять больше самостоятельности при выборе нового папы. В прошлом в выборе периодически участвовал народ Рима. Даже в период византийского влияния папа Иоанн V (685–686 гг.) был якобы выбран «всем населением» [55]. Теперь могущественные римляне занимались манипуляциями и откровенно игнорировали имперское вмешательство. Вскоре соревнование за престол святого Петра погрязло во мздоимстве и интригах.

Даже мертвым нельзя было уклониться от амбиций и тщеты, в которых тонул папский двор. В 897 году тело папы Формоза I (891–896 гг.), скончавшегося семь месяцев назад, выкопали из могилы, усадили в кресло и подвергли суду в Латеранском дворце [56]. Председательствовал на допросе папа Стефан VI (896–897 гг.); мертвое тело обвиняли в узурпации «римского престола из честолюбия» и в захвате папского трона ради личной выгоды [57]. Честь безмолвного смердящего трупа защищал дьякон. Никто не удивился, когда суд признал обвинения обоснованными, мертвого папу – виновным. С него сорвали одежду, пальцы, которыми он благословлял римлян, отрубили, все его действия в качестве папы объявили отмененными.

Суд над Формозом и его наказание являлись невероятной крайностью. Однако вряд ли он был неповинен в политиканстве. Служа с 864 года епископом Порто-Санта-Руфина, он старался избраться епископом Болгарии, для чего попытался добиться расположения короля страны Бориса I, находясь там с визитом [58]. Тогдашний папа Николай I (858–867 гг.) также замечал притязания Формоза на Святой престол. Обвинение было тяжким, ибо подразумевало циничное стремление Формоза к сану и, что еще хуже, возможность узурпации. Завоевав в 891 году папскую тиару, он короновал князя Сполето Ламберта как соправителя Священной Римской империи на пару с его отцом Гвидо [59]. Вскоре после этого, выстраивая еще более удобный альянс, Формоз короновал той же самой императорской короной Каролинга, Арнульфа Каринтийского. В 896 году он подбил своего нового союзника вторгнуться в Италию ради получения обещанного приза [60]. По мнению некоторых, так называемый Трупный синод преследовал цель посмертного наказания Формоза за измену и подтверждения прав Ламберта как законного императора. Независимо от цели, макабрический суд указывал на то, что политическая власть пап может как возвеличить, так и дискредитировать папский сан. Пап – как живых, так и мертвых – можно было превращать в подспорья для достижения политического статуса как внутри иерархии Римской церкви, так и вне ее.

К X веку семьи римской элиты стали проявлять все больше заинтересованности во влиянии папства. Кланы, такие как Крессенци и Теофилатти, яростно сражались за престол Петра. При этом растущая светская власть пап означала рост их важности для обыкновенных людей. Именно по этой причине римляне часто брали ситуацию в собственные руки, поддерживая таких людей, как префект Петр, которого Иоанн XIII водрузил на осла в 966 году. Из поступков Иоанна следовало, что рост интереса к папскому сану может иметь развращающий эффект. Современники кричали о тлетворном влиянии таких аристократов, как Феодора, жена Теофилакта, графа Тускула, области близ Рима. Теофилакт и Феодора являлись, конечно, политическими манипуляторами [61]. В первые десятилетия X века они присвоили себе древние титулы «консул» и «сенатрикс» и сотрудничали с герцогом Сполето Альберико I с намерением возглавить политическую и церковную власть в Риме. В 904 году они усадили на престол святого Петра своего кандидата, Сергия III (904–911 гг.), насильственно навязав свою волю при выборах и занимаясь тем же самым впоследствии.

В арсенале элиты грубая сила сопровождалась, судя по всему, таким оружием, как секс. Повествуя о тех временах, церковный деятель Лиутпранд Кремонский поносил Феодору как «совершенно бесстыжую проститутку», принуждавшую одного из пап «совокупляться с ней снова и снова» [62]. Схожие обвинения предъявлялись ее дочери Марозии. Лиутпранд обвинял ее в соблазнении Сергия III и в рождении от него сына, который в дальнейшем сменил своего отца в качестве папы Иоанна XI (931–935/936 гг.) [63]. Неудивительно, что историки, ссылаясь на труды Лиутпранда, называют те времена «порнократией» или «царством шлюх». Но, как ни захватывающе он писал, верить ему необязательно. Как многие вовлеченные в тогдашнее политиканство вокруг пап, он исходил из далеко не чистых побуждений. У него был личный и политический интерес очернять семью Теофилатти, ища благосклонности императора, с которым те соперничали.

Политический переворот в Италии приведет к неудаче некоторых пап-политиканов, но сначала ситуация должна будет достигнуть точки перелома. В 962 году Рим опять оказался под угрозой нападения вооруженного врага. На сей раз это был Беренгар II (950–964 гг.), король Италии и маркграф Ивреи, области в гористом северо-западном углу Апеннинского полуострова. После смерти прежнего короля Италии в 950 году Беренгар приспособил корону себе на голову, хотя не носил императорского титула, часто сопровождавшего королевский. В 959 году он взялся расширять свои владения, посягая на Папскую область [64]. Папа Иоанн XII (955–964 гг.) взывал о помощи из-за Леониновой стены, возведенной вокруг базилики Святого Петра после нападения сарацин. По свидетельству Лиутпранда, Иоанн слал отчаянные мольбы королю германцев Оттону I, прося его «уберечь самого папу и его оплот, Римскую церковь, от клыков тирана» [65]. В феврале 962 года Оттон освободил папу и Рим от армии Беренгара. После столетия с лишним власти раздробленных франков Оттон был коронован короной Священной Римской империи в базилике Святого Петра. Его правление продолжится до 973 года. Как и императоры до него, Оттон объединил территории и расширил земные владения папы. В обмен он требовал, как обычно, присяги на верность и решающего голоса при выборах папы. Однако золотой век Карла Великого ушел в прошлое, в Риме многое изменилось. Папы тех времен были достойными переговорщиками, теперь же они превратились в бессовестных политиканов. Иоанн XII, напуганный требованием императора, вообще отказался предоставить ему право голоса при выборах папы. После этого он пошел на подлую измену, заключив сделку с посланниками Беренгара II, ради сокрушения которого раньше призвал Оттона [66].

На этот раз папа зашел слишком далеко. Иоанн XII падет жертвой собственной алчности. Оттон изгонит папу из Рима и усадит на его место нового понтифика, Льва VIII (963–965 гг.) [67]. Иоанн не отступал: он вернулся, чтобы прогнать из города своего преемника, но вскоре после этого умер – по словам Лиутпранда, от ран, нанесенных ему в постели замужней женщиной. Хроникеры того времени нисколько не были удивлены недостойной кончиной Иоанна. Этот папа был как-никак внуком Марозии, скандальной дочери Теофилакта и Феодоры, якобы родившей от папы Сергия III папу Иоанна XI.

Данное семейное древо взрастило и других пап. Соперничающие аристократические кланы проталкивали собственных кандидатов. Под шумок распри Оттона и Иоанна одна из римских фракций положила глаз на кардинала Бенедикта, примерив его на престол Петра. После смерти Иоанна его спешно избрали, но так же быстро изгнали, чтобы Оттон мог снова усадить на папский трон своего союзника Льва VIII [68]. Римляне, поддерживавшие Бенедикта, пришли в неистовство. Ведь аристократические партии Рима уже привыкли оказывать некоторое влияние на судьбы Церкви. В конце концов, именно прозвучавшие по всей Италии громкие голоса привели к отмене решений Трупного синода и к достойному погребению Формоза в базилике Святого Петра. Они же покарали папу, взявшегося судить труп. Стефан VI был похищен, брошен в застенок и летом 897 года задушен [69]. Казалось, что с вмешательством императора Оттона в конце X века эти мрачные времена подошли к концу. Но при выборах каждого папы на кону стояло столь многое, что мраку еще рано было рассеиваться.

* * *

В папской истории Средневековья встречались не только черные страницы. Некоторые папы пытались всерьез бороться с разложением Церкви. К середине XI века папа Григорий VII (1073–1085 гг.) предпринял ряд мер, получивших название «реформы папства»: то были усилия по восстановлению достоинства и чистоты Церкви как таковой [70]. Используя синоды, диспуты и даже диктат, Григорий боролся со злоупотреблениями в Церкви, пытаясь вернуть ее к идеалам монашества и заодно реформировать сами монастыри [71]. Первостепенное значение имело его неприятие манипуляции церковной властью со стороны светских деятелей: должности больше не могли покупаться, священники больше не могли жениться, императоры больше не могли выбирать пап. Возможности императоров при выборе пап были сведены к минимуму уже в 1059 году, когда процесс был передан в руки могущественных кардиналов [72]. Со временем монархов отстранят даже от выбора собственных епископов. Взявшись за дело с энергией и решимостью, Григорий стремился нарушить связи между светскими властями и Церковью Иисуса Христа. Его реформа имела целью излечить Рим от низости и политиканства. Но, как ни парадоксально, он мало что сделал для уменьшения вовлеченности в политику самих пап. Фактическим подрывом влияния светских деятелей, способных умерить амбиции пап, его реформа только усилила могущество и независимость последних.

Праздник святой Пракседы в 1118 году папский Рим встретил почти не изменившимся – в городе было два папы: Григорий VIII, сидевший в Латеранском дворце, и Геласий II, служивший мессу в церкви Санта-Прасседе [73]. Такая ситуация высвечивала проблему, столетиями преследовавшую Рим. Папу Григория усадил на трон Генрих V, выбранный императором Священной Римской империи, его поддерживала римская семья Франжипани, достаточно могущественная, чтобы устроить себе цитадель на двух этажах Колизея [74]. Когда в Риме единогласно выбрали не Григория, а Геласия, Франжипани прибегли к силе оружия. Захватив Геласия, они погрузили его на повозку и отправили в заточение. Узнав об этом, враждебные Григорию римские аристократы возмутились и освободили Геласия. Он был их папой. Но история далеко не закончилась: узнав, что Геласий служит мессу в Санта-Прасседе, церкви, выстроенной на их территории, Леоне и Сенсио Франжипани обнажили мечи и поспешили туда по узким улицам.

Однако в Риме все еще могло возобладать чувство единства. В 1118 году в Санта-Прасседе оно оказалось превыше распри из-за папы Геласия и императорского понтифика Григория VIII. Прибежав туда, Франжипани вступили в бой с Крессенти, сторонниками Геласия. В разгар схватки Геласий нырнул в темный ближний проулок. Поняв, что их ставленник улизнул, Крессенти предложили Франжипани перестать драться, коль скоро папа, из-за которого вспыхнул весь сыр-бор, сбежал, а они сильно утомились. Неважно, за кого римляне – за папу Геласия или за прислужника императора Григория, – в конечном счете «все они, так сказать, родственники» [75].

Спустя пару-тройку десятилетий, в 1143 году, единство римлян и их усталость от папских интриг достигли вершины. В том году римляне поднялись против произвола самого папы, учинив бунт. Грабя башни, где жили аристократы и некоторые кардиналы, и штурмуя Капитолийский холм, они устроили настоящую народную революцию. Власть над городом временно стала коллективной, принадлежа, как в Древнем Риме, сенату из 56 человек. Его предводителем стал Джордано Пьерлеони, аристократ, семейство которого соперничало с Франжипани. Это он повел бунтующие массы из Рипа и Трастевере на берегу Тибра [76]. Народ, уставший от продажности пап и интриг аристократических фракций, добился, чтобы у папы больше не было политической власти. Переломный момент наступил тогда, когда политические цели папы Иннокентия II (1130–1143 гг.) вошли в противоречие с планом римского народа захватить городок Тиволи среди холмов по соседству [77]. Предвидя поражение, жители Тиволи принесли клятву верности папе. Тот в ответ подчинил городок себе. Папа Иннокентий использовал свою мирскую и духовную власть для удовлетворения собственной алчности, подрывая при этом силы народа и возможности секулярных кругов Рима. Когда бунтовщики учредили на Капитолийском холме новый сенат, Иннокентий от шока слег и вскоре скончался. Восстановив полномочия старинного сената и народа Рима (SPQR) как более представительной власти, римляне праздновали возрождение древней республиканской эры.

* * *

К XII веку уже казалось, что амбиции папы могут зиждиться только на воле народа Рима, выраженной предводителями аристократии или плебейской массой. После революции 1143 года потребуется 45 лет, чтобы в Риме опять появился понтифик. Много десятилетий пап выбирали, но они не заходили в город. После смерти Иннокентия новый папа Луций II (1144–1145 гг.) попробовал было взять Рим военной силой. Его войско было разбито, а сам он погиб от ранения камнем в голову. Преемник Луция Евгений III (1145–1153 гг.) сумел сговориться с республиканским режимом, или Римской коммуной. В Рождество 1145 года он вступил в город, но к весне его там уже не было. Он не возвращался три года и появился опять только для отлучения от церкви Арнольда Брешианского, сменившего Пьерлеони в роли предводителя римского бунтарского движения [78]. Папа Адриан IV (1154–1159 гг.), единственный в истории папа-англичанин, тоже, надев тиару, попытается вернуть себе город. Как часто бывало раньше, ему понадобится для этого помощь светской власти. В 1154 году на императорский трон метил германский король Фридрих Барбаросса, прозванный так за ярко-рыжую бороду. Как многие до него, он был готов оказать военную поддержку в обмен на коронацию императором в Риме. Но альянс получался неуклюжим. Средневековое папство было замарано разложением. Императору не захотелось следовать обычаю – смиренно держать поводья папского коня. Но в конце концов Барбаросса согласился поступить в традиции римского первоапостольского наследования: он подержит поводья, только не для папы Адриана, а «для святого Петра» [79]. Вместе папа и Барбаросса будут судить, приговорят к казни и сожгут Арнольда Брешианского, чей пепел будет затем высыпан в воду Тибра. То была символическая победа, не вернувшая Адриану IV чаемый престол. Стоило ему возложить императорскую корону на голову Барбароссы в базилике Святого Петра, как улицы опять содрогнулись от бунта, вспыхнувшего на сей раз из-за казни Арнольда Брешианского.

В конце концов папа будет навсегда водворен в Рим, но только на народных условиях. По Пакту о согласии от 1188 года римляне воссоединялись со своим понтификом, теперь это был Климент III (1187–1191 гг.). Тот снова становился хозяином в своих владениях. Однако власть его была ограниченной: папа мог править при наличии сената; никогда уже понтифику не помешать римлянам взять Тиволи [80].

Можно спросить, зачем римляне согласились принять папу обратно после всей смуты и гниения предыдущих веков. Они гордились своей республиканской системой и наследием Древнего Рима. Это было заметно на улицах города, где выросли такие огромные здания, как Каса-ди-Крессенцио – коллаж из капителей, статуй и надписей, собранных на древних развалинах. Однако Климент был исполнен решимости, да и народ уже настрадался без предводителя с настоящим авторитетом. Провал протяженностью в века усложнил учреждение действительно сильного республиканского строя. Вожди, подобные Пьерлеони и Арнольду Брешианскому, могли возвышаться и низвергаться благодаря своим личным свойствам. Как написал тогдашний хроникер, «народ передавал им собственную власть» [81]. С папами все было иначе. Сплавленный с городом благодаря своей первоапостольской сущности, поддерживаемый деяниями и гибелью святых прошлого, папский сан имел опорой куда более твердую почву, хотя отдельные папы могли ее не иметь. В конце концов римляне признали, что город и папство находятся в неразрывной связи. В предстоящие века они еще острее ощутят крепость этой связи. Город столкнется с экзистенциальным кризисом, почти на 70 лет оставшись без своих пап. Но что такое папство и Рим друг без друга?