Текст книги "Темный рассвет"

Глава 14. Воссоединения

– Это вонючая дыра с дерьмом, – объявил Сидоний.

– Да все не так плохо, – возразила Мечница.

– Все плохо. Крысы размером с собак, доски кишат клещами, одно неосторожное движение сигариллой – и весь этот сральник сгорит.

– Брат, – двеймерка вздохнула. – Учитывая, что еще неделю назад ты был заперт в обоссанной клетке под ареной Годсгрейва и ждал собственной казни, ты мог бы немного благосклоннее отнестись к ощущению ветра свободы на своем лице.

– Мы в помещении, Мечница, – Сидоний показал на кучу дыр в стенах театра. – Мы не можем чувствовать гребаный ветер.

Волнозор раздвинул заплесневелый занавес и прошагал на сцену. По дороге он споткнулся, провалившись ногой в прогнившие половицы, но тут же выбрался и посмотрел на товарищей с безудержной радостью на своем татуированном, бородатом лице.

– Разве он не великолепен? – с умилением произнес мужчина.

Сидоний вздохнул. Казалось, с тех пор, как он был заперт под ареной Годсгрейва, прошла целая вечность, а не всего неделя, как заметила Мечница. События прошлых месяцев казались ему просто сном – сном, от которого можно очнуться в любой момент и снова вернуться к жизни гладиата, цепям и рабству.

Когда его продали Коллегии Рема вместе с Мией Корвере, Сид и представить не мог, что эта девушка изменит его жизнь. Он верно служил ее отцу Дарию в легионе люминатов и посему, сражаясь на раскаленных песках, старался уберечь ее жизнь ценой собственной жизни. Но в итоге это Мия спасла его и остальных Соколов Рема, придумав план, который не только позволил ей отомстить людям, уничтожившим ее семью, но и освободить других гладиатов от подневольного труда.

Щека у Сида чесалась уже четвертую перемену после визита в Железную Коллегию Уайткипа, где Сид и остальные Соколы показали алые документы, предоставленные им работорговкой Слезопийцей. Старый аркимик изучал «чартум либерии» невыносимую вечность, и Мясник был уже готов наделать в штаны. Но Слезопийца была обязана Мие Корвере жизнью и сдержала свое слово, так что все бумаги прошли проверку.

Гладиаты по очереди прошли через руки аркимика, и после кратковременной пытки бывший легионер и воин песков избавился от рабского клейма на щеке – после шести долгих лет.[13]13
  «Чартум либерии» – смысл существования любого раба в Итрейской республике. Также известные как «алые документы» за красный пергамент, на котором их пишут. Они означают, что предъявитель бумаг, путем самовыкупа и благодаря милосердному господину или же правительственному указу, заслужил свою свободу.
  Алые документы почти невозможно подделать из-за аркимических процессов, проводимых в Железной Коллегии, и посему они считаются невероятно ценным товаром. Вокруг их приобретения и перепродажи возник процветающий черный рынок, и смекалистые поставщики алых документов могут рассчитывать на очень быстрое обогащение. Правда, менее смекалистые поставщики могут рассчитывать также на то, что их продадут в пожизненное рабство вместе с родичами, друзьями, коллегами, семьей, домашними питомцами и людьми, которые должны им денег. В конце концов, вся республика работает на топливе рабства.
  Если уж решили выебать систему, дорогие друзья, будьте готовы, что она выебет вас.


[Закрыть]

За этим последовали три неночи развратных празднований: используя часть денег, которые отдал в их распоряжение Меркурио, бывшие Соколы Рема упивались до усрачки. Последнее, что помнил Сидоний, это притон для курильщиков в районе публичных домов Уайткипа, где он, уткнувшись лицом в очень красивую и дорогую грудь, объявил, что больше никогда оттуда не покажется, если только сам Аа не спустится и не оттащит его. Тем временем Мясник бегал по комнате голышом и хватал в охапку столько проституток, сколько мог унести.[14]14
  Пять, как оказалось. Шесть, если считать ту, что залезла ему на спину.


[Закрыть]

Но как бы там ни было, Сид не помнил, чтобы они обсуждали покупку театра. Поэтому, на четвертую перемену свободы, когда счастливый Волнозор где-то после девяти потряс его за плечо, чтобы разбудить, и Сид с трудом поднял голову от груди, он необычайно удивился, узнав, что стал совладельцем покосившейся груды щепок у доков Уайткипа, известной как «Одеон».

И был крайне недоволен.

– Где-то к середине недели мы сможем нанять плотников, – говорил Волнозор, и его голос едва не дрожал от восторга. – Подлатаем сцену, поставим новые двери – и театр будет как новенький. Затем мы объявим, что ищем актеров. Я стану руководителем. Сид и Мечница, вы будете встречать зрителей. У Мясника лицо для закулисья. Феликс и Албаний смогут…

Мужчина осекся и почесал свои толстые дреды.

– А где вообще Феликс и Албаний?

– Феликс вернулся домой к маме! – выкрикнула все еще очень пьяная Брин с верхней галереи.

– А Албанию явно приглянулась та милашка Белль, которая привезла нас сюда. – Мечница потерла большой шрам на правой руке, который заработала два месяца назад во время «Магни» в этом самом городе. – Если задуматься, я не помню, чтобы он вылезал из фургона…

– Ну, они знают, где нас искать, – Волнозор просиял и повысил голос, чтобы его рокочущий баритон добрался до крыши. – В величайшем театре, который Уайткип когда-либо увидит!

Брин пьяно заулюлюкала с галереи, уронила полупустую бутылку золотого вина, икнула и, выругавшись, плюхнулась на зад.

– Явпрядке!

Сидоний спрятал лицо в ладонях, присел на корточки и вздохнул.

– Пиздец…

– Понимаю, это кажется неразумным, – ласково сказала Мечница. – Но ты ведь знаешь, что Волнозор всегда мечтал управлять театром. Только взгляни на него, Сид. – Женщина кивнула на крупного двеймерца, который расхаживал по сцене и бормотал под нос монолог. – Счастлив, как свинья в навозе.

– Явп… ик… рядке… – повторила Брин на случай, если кто-нибудь слушал.

Сид провел рукой по ежику на голове.

– И сколько денег у нас осталось?

– Около сотни, – пожала плечами Мечница.

– И все?! – простонал он.

– Ты купил себе очень дорогую пару сисек, Сид.

– Ой, иди на хрен! Даже не пытайся меня пристыдить, – огрызнулся итреец. – Шесть лет на песках, я заслуживал хоть одну киску после такого! Это не я потратил целое гребаное состояние на ветхую развалюху под названием театр!

Мечница слегка скривилась.

– Ну, формально говоря, именно это ты и сделал.

Двеймерка помахала перед его лицом купчей, и под пятнами вина, эля и другими неопознанными пятнами бывший гладиат рассмотрел поразительно кривую закорючку, которая могла сойти за его подпись.

– По крайней мере, одну пятую от состояния.

– Пиздееееееец…

– Я только что придумал, какую пьесу мы поставим первой! – воскликнул Волнозор. – «Триумф гладиатов»!

– Да заткнись ты наконец! – рявкнул Сид.

– Я не чувствую… ик… ног! – крикнула Брин.

Мясник поднялся со сломанной скамейки в заднем ряду, сморщив лицо, напоминавшее упавший на пол пирог, и осмотрелся сонными глазами.

– Это… театр?

– Ага, – раздался голос позади него. – И он прекрасен.

Сидоний мгновенно вскочил, по его жилам побежал адреналин. Девушка на пороге куталась в длинный плащ, лицо ее было обмотано шарфом. Но даже будь он слепым и глухим, Сид бы все равно ее узнал. Губы парня расплылись в идиотской улыбке, а Волнозор проревел со сцены:

– ВОРОНАААА!!!

Сид побежал по проходу, заключил девушку в объятия и оторвал от пола под визг последней. Мечница врезалась в парочку и тоже обняла друзей, Мясник поплелся в их сторону, Волнозор обрушился на компанию лавиной и, с ревом подняв всю четверку в воздух, запрыгал по кругу.

– Ах ты великолепная мелкая сучка! – воскликнул Сид.

– Отпусти меня, ты, гребаный громила! – просияла Мия.

Но ее никто не послушал. Гладиаты наслаждались моментом – пока Брин не спустилась с галереи и не присоединилась к объятиям, пока Волнозор не вытер нос рукавом, а Мечница не сморгнула слезы с глаз, и у всей компании не появилась возможность просто постоять в кругу, отдышаться и вспомнить, что Мия подарила им.

Не только жизнь.

Свободу.

– Бездна и кровь, как ты нас нашла? – спросила Мечница.

– Заглянула в первый попавшийся бордель, – Мия пожала плечами. – А дальше пошла по дорожке из рвоты.

Волнозор рассмеялся.

– Что, бездна тебя побери, ты тут делаешь, вороненок?

Тут ее улыбка испарилась. Она окинула взглядом театр – дыры в стенах, проеденную молью обивку и толстый слой паутины на стропилах. А затем покачала головой, и ее улыбка вернулась, будто никуда и не исчезала.

– Просто хотела проверить, как вы обустроились.

Сидоний покосился на Мечницу. Та встретила его взгляд, и ее глаза сверкнули в полумраке.

– Итак, – начала Ворона. – Кому мне нужно перерезать глотку, чтобы добыть выпивку?

Эшлин с Триком сидели на носу корабля, ветер ласкал его дреды, словно они были руками возлюбленной.

Экипаж «Девы» обходил Трика стороной, а те матросы, кому все же приходилось подойти близко, показывали знак Аа до и после и работали так быстро, как только мог мечтать любой капитан. Эш знала, что Клауд Корлеоне приказал своим соленым относиться к Мие и ее компании как к почетным гостям на борту «Кровавой Девы». Они и в лучшие времена были суеверным народцем, и мысль о безочажном, расхаживающем среди них в земном обличье, вызывала у них не больше восторга, чем у Эшлин.

Она все еще чувствовала.

Легкое сопротивление, когда ее нож вонзился в его грудь. Теплую кровь, текущую по пальцам. Крошечные алые брызги на щеках, когда ее клинок скользнул в легкие, оставляя ему только одну возможность – смотреть на нее в недоумении,

– …гхр-р…

– Прости, Трикки.

пока она убивала его.

– Как оно, Трикки?

Он покосился на нее, а затем вновь обратил взор на гавань Уайткипа. Эшлин вернулась с рынка с целой охапкой покупок, потратив половину из оставшихся средств на «самое необходимое». Причалы и волнолом были забиты моряками и наемниками, рыбаками и фермерами, торгующими на набережной. Над заливом вырастали огромные арки акведука, тянувшиеся к Городу мостов и костей, а на холме виднелись извилистые садовые лабиринты.[15]15
  Садовые лабиринты Уайткипа были построены королем Франциско III в угоду многочисленным любовницам (и чтобы скрыть свои интрижки от невесты Аннализы), и считаются одним из городских достояний. Они простираются на многие запутанные мили, и в годы после падения монархии стали привычным местом встреч возлюбленных для совокупления.
  Один печально известный священник духовенства Аа, Марк Свитоний, попытался внедриться в Сенат с идеей «нравственной реформы». Громко жалуясь, что «в лабиринтах и камня не бросить, чтобы не убить какого-нибудь прелюбодея», он поклялся положить конец любовным утехам, которые так энергично там происходили. К сожалению, его кампания за «возвращение к семейным ценностям» потерпела крах, когда самого Марка застукали за сношением с проститутом в тех самых лабиринтах, которые он предлагал очистить, и по сию перемену они остаются прибежищем, где каждый житель республики может потрахаться до потери пульса с выбранным партнером.
  Ах, романтика.


[Закрыть] В истиносветлом небе пели друг другу серенады чайки, но Эшлин заметила, что оно было уже не таким ярким, как вчера.

Солнца побольше, Саан и Шиих, начинали заходить; свирепый алый Провидец и унылый желтый Наблюдатель плавно спускались к горизонту. Когда два глаза Всевидящего закроются, Саай еще побудет енедолго, озаряя республику своим голубым светом. Но затем, так же неминуемо, как смерть и налоги, наступит истинотьма.

Эшлин, облокотившейся на перила рядом с Триком, казалось, что холод, исходивший от кожи юноши, понемногу улетучивается вместе с солнечным светом. Возможно, это ее богатое воображение. А может, это какой-то аспект темной магики, вернувшей его к жизни. Но если присмотреться, можно было заметить едва проступающий цвет на его коже. Его движения стали более плавными. И когда Трик говорил, он все меньше походил на воплощение бессмертного инструмента Богини и больше на юношу, которого она знала.

Но, стоя рядом с ним, Эш по-прежнему чувствовала мурашки, бежавшие по ее спине.

– Любопытно, как там наша девочка справляется с набором в свою маленькую армию.

– ТЫ ДОЛЖНА СЛЕДИТЬ ЗА ЙОННЕНОМ.

Она кивнула на мальчишку, сидевшего на мотке толстой веревки рядом с грот-мачтой. Он жевал сладкую булочку, которую Эш купила ему на рынке, и играл с Эклипс тенистым мячиком.

– Он никуда не денется, – ваанианка откинула косички за плечи. – И сделай мне одолжение, ладно? Я не нянька. Не рассказывай мне, что я должна делать.

Тогда он посмотрел на нее. Кромешно-черные глаза словно дыры зияли в его голове. Бескровная бледность скрывала его красоту. О, при жизни он был как картинка, тут не поспоришь. Точеные скулы, длинные ресницы, широкие плечи и ловкие руки. Он мог бы стать настоящим сердцеедом, если бы до его сердца не добрались быстрее.

– ПРЕДСТАВЬ, ЧТО ПОЧУВСТВУЕТ МИЯ, ЕСЛИ С НИМ ЧТО-НИБУДЬ СЛУЧИТСЯ.

– Мне не нужно представлять, что чувствует Мия, Трикки. Я знаю ее. Вдоль и поперек.

– И КАКАЯ ЖЕ ОНА, ЭШЛИН? – спросил мертвый юноша.

– Гладкая, как шелк, – ответила та, глядя прямо в бездонную черноту его глаз. – Влажная, как летняя роса, и сладкая, как клубника. – Голосом низким и страстным она продолжила: – Твердая, как сталь, перед тем, как кончить, и мягкая, как облака, после. Мокрая в моих объятиях, как весенний гребаный дождь.

Трик отреагировал быстро, но все равно он двигался не так стремительно, как в доме мертвых. Его рука сомкнулась у нее на горле спустя целую секунду после того, как она прижала меч к шее парня, ткнув кончиком туда, где должен был биться пульс. Эш понятия не имела, можно ли ему навредить. Она видела в каюте, как его ранили в живот и руку итрейские пехотинцы. Трик не стал истекать кровью. Не упал. Ваанианка на мгновение задумалась, на сколько кусочков его придется порезать, чтобы ослабить хватку.

Эшлин перешла на хрип:

– Убери от меня… г-гребаные руки.

– ЛУЧШЕ НЕ ПОДТАЛКИВАЙ МЕНЯ К ЛИХОМУ, ЭШЛИН.

– Неудачное в-выражение, учитывая… нашу историю…

Его рука сжалась сильнее, дреды зашевелились, словно пробудившиеся змеи. Может, с заходом солнц Трик и был ближе к прежнему себе, однако все равно оставался медленным. Но, Богиня, до чего же сильным. Его пальцы сомкнулись на ее коже, как ледяная сталь. Эш крепче прижала меч к его шее. Йоннен наблюдал за ними темными блестящими глазами – умными и злыми.

– Карта, – усмехнулась Эшлин. – П-помнишь?

Трик подержал ее еще с мгновение, а затем отпустил, и девушка по инерции попятилась назад. Не опуская меч и все еще ухмыляясь, потерла шею.

– Ты всегда был гребаной бабой.

– МОЖЕТ, КАРТА НА ТВОЕЙ СПИНЕ И ПОТУСКНЕЕТ ПОСЛЕ СМЕРТИ, ЭШЛИН, – сказал Трик, надвигаясь на нее. – НО ТЕБЕ МОЖНО ПРИЧИНИТЬ МНОГО БОЛИ, И НЕ УБИВАЯ.

– Видишь, так-то лучше, – она подмигнула юноше. – Немного пыла и рвения – такое я люблю. Но я свирепее тебя, Трикки. Я быстрее, красивее, и девушка, которую мы оба обожаем, в конце концов очутилась в моей кровати, а не твоей. – Ваанианка побарабанила пальцами по рукояти меча. – Я победила. Ты проиграл. Так что держись от нее подальше, лады?

– ТЫ ДЕЙСТВИТЕЛЬНО ТАК НЕУВЕРЕНА В СЕБЕ? ТАК БОИШЬСЯ, ЧТО ОНА ПОКИНЕТ ТЕБЯ, ЧТО ЗАЯВЛЯЕШЬ СВОИ ПРИТЯЗАНИЯ НА НЕЕ С ПОМОЩЬЮ МЕЧА?

– Нет у меня никаких притязаний, – огрызнулась Эшлин. – Она не моя. Она принадлежит себе. Но если ты хоть на секунду подумал, что я не готова омыться кровью, чтобы быть рядом с ней, когда все закончится, то ты сошел с ума. Ясно?

Эшлин опустила меч и подошла ближе. Ее макушка доставала ему лишь до груди. Но ее шепот все равно был исполнен угрозы:

– Делай, что должен. Луны, матери, мне плевать. Но если я учую, что у тебя иные мотивы, хоть намек на то, что этот бред с Анаисом подвергнет ее риску, тогда мы узнаем наверняка, могут ли мертвые умереть дважды.

Она отошла на шаг, не отрывая от него взгляда.

– Я сорву все три солнца с небес, лишь бы уберечь ее, слышишь? – поклялась Эшлин. – Я убью гребаные небеса.

Она послала ему воздушный поцелуй.

А затем развернулась и ушла.

Соколы выбрали прокуренную таверну на окраине доков и пили так, словно утром за всеми ними явится сама Черная Мать. Мия ссутулилась и низко надвинула капюшон на лицо, чтобы скрыть рабское клеймо на правой щеке и жуткий шрам на левой. Они находились не в самой людной части города, однако Мия была прославленным гладиатом, девушкой, которая одолела блювочервя, а ныне – и самой разыскиваемой убийцей в республике.

Она не хотела испытывать судьбу.

Мия пила умеренно и потягивала дерьмовые сигариллы, которые купила в баре, предпочитая слушать, а не болтать. Волнозор рассказывал о своих планах, связанных с театром, Брин – о «Магни», а Мясник перемывал косточки каждой проститутки, с которой спал после прибытия в Уайткип. Мия смеялась вслух и страдала молча. За последние пару часов она постепенно пришла к выводу, что ей не стоило сюда приходить. После этого вечера она больше никогда их не увидит.

Гладиаты столько боролись, стольким пожертвовали. Она не могла просить их сделать это снова – и уж тем более последовать за ней в Тихую гору, чтобы спасти старика, которого они почти не знали. С ее стороны было эгоистично даже думать об этом. Поэтому она перестала думать вовсе и просто наслаждалась их компанией. А когда отбило девять часов, вышла в уборную, пообещав вернуться.

Спустя несколько секунд Мия выскользнула через заднюю дверь таверны, надвинула капюшон еще ниже, чтобы скрыться от треклятого света, и поплелась по проулку обратно к докам. Мистер Добряк двигался по стене рядом с ней – тихий, как мертвая мышь.

– …Куда мы идем?.. – наконец спросил он.

– Обратно к «Деве». Она отплывает после десятого удара, помнишь?

– …Кажется, мы забыли нашу армию…

– Придется справиться без них.

– …Мия, я понимаю, что ты неравнодушна к…

– Я не стану этого делать, Мистер Добряк. Я думала об этом, но… не могу. Так что закрыли тему.

– …Ты не справишься одна…

– Я сказала, закрыли.

Тенистый кот возник на мостовой перед ней, заставив резко остановиться.

– …Если тебе нужен пес, который станет заваливаться на спину при первом же звуке твоей команды, возьми с собой Эклипс. Но я, если позволишь, выскажу свое мнение…

– А если не позволю?

– …Я все равно выскажусь…

Мия вздохнула и потерла переносицу пальцами.

– Ладно, валяй.

– …Я боюсь за тебя…

Она чуть было не рассмеялась, но затем осознала смысл его слов. Звенящих, как колокола собора. Мия просто встала посреди проулка, влыхая вонь мусора и запах соли; ветер с залива развевал ее плащ. Внезапно ей стало жутко холодно.

– …Я говорил об этом с Эклипс, но она никогда не задает вопросов, как и ее прежний хозяин. А вот ты всегда была любознательной, Мия, и соответственно, я тоже…

Не-кот оглянулся на гавань и ожидавший их корабль.

– …И мне любопытно, чего ты всем этим добиваешься. Я наблюдаю, как та часть тебя, что отправилась на поиски Сидония и остальных – полностью отдавая себе отчет, что ты умрешь, если попытаешься захватить гору в одиночку, – борется с той, которая вообще не боится смерти. И задаюсь вопросом: не лишаем ли мы тебя того, что тебе необходимо, – теперь даже больше, чем когда-либо. Поскольку тебе стоит бояться, Мия…

– Дело не в страхе, дело в справедливости, – рявкнула она. – Со мной все в полном порядке. Не пытайся меня изменить.

Хоть у демона не было глаз, Мия почти почувствовала, как они прищуриваются.

– Ты сам их видел, Мистер Добряк. Они счастливы. Черная Мать, Волнозор ведет себя как дитя на гребаное Великое Подношение. А ты заметил, как Брин на него смотрела? Теперь у них есть жизнь. Есть шанс. Кто я такая, чтобы требовать от них пожертвовать им?

– …Ты не требуешь. Ты просишь. Так поступают друзья…

– Нет, – сухо отрезала она. – Нам не стоило сюда приходить. Найдем другой способ.

– …Мия…

– Я сказала: нет!

Мия перешагнула через тенистого кота и решительно направилась к выходу из переулка, на звон колоколов гавани, на запах моря. Затянувшись своей дерьмовой сигариллой, она выдохнула серое облачко в небо и затушила ее подошвой. А пото потянулась ловкими пальцами к теням и…

– Уйдешь, даже не попрощавшись? – спросил Сидоний.

Мия повернулась и увидела его, прислонившегося к стене. Ясно-голубые глаза, ежик на голове, кожа – литая бронза. На груди виднелось клеймо, которым его одарили, когда вышвырнули из легиона люминатов. Выжженное слово «ТРУС». Ни разу на своей памяти она не встречала более вопиющей лжи.

Рядом с ним стояла Мечница, ее дреды доставали до земли, а замысловатые татуировки, покрывавшие все тело, блестели на солнцах. Позади нее маячил Волнозор – грудь шириной с бочку, заплетенная в косичку борода, темные дреды и безобразные чернила на лице. И Брин, собиравшая светлые волосы в пучок и наблюдавшая за Мией умными голубыми глазами.

Мясник пытался незаметно отлить у стены.

– Да. Прошу прощения. Я не заметила, как пролетело время. Мой корабль отплывает после десяти.

– Зачем ты приехала сюда, Мия?

– Я же говорила, – холодно, как осенний ветер, ответила она. – Я хотела убедиться, что вы в порядке. Убедилась. А теперь мне пора.

Мия хотела было повернуться, но почувствовала ладонь Сидония на своем предплечье. Быстро, как ртуть, высвободилась из его хватки. И, подхватив горсть теней, – легче и быстрее, чем всего пару недель назад, – исчезла прямо на их удивленных глазах.

Мия прищурилась в размытом мире и шагнула в тень дальше по улице,

 
    а затем в следующую,
        еще дальше.
 

У нее закружилась голова от жара солнц в небе, но девушка удержалась на ногах. Убедившись, что последовать за ней никто не сможет, она пошла было наощупь вперед, невидимая для всего мира. Надеясь, что знакомый шепот поведет ее обратно к «Деве».

Но никто не шептал.

– Мистер Добряк?

Она часто заморгала, пытаясь нащупать в тенях своего друга. И поняла, что его нет.

– Мистер Добряк?

Мия откинула плащ и повернулась ко входу в проулок, оставшемуся примерно в ста шагах от нее. И там сидел он – лента из тьмы у гладиатских ног. Не-кот что-то говорил и вилял хвостом из стороны в сторону. В груди Мии набухала ярость, и она повысила голос до крика:

– Даже не смей!

Тенистый кот проигнорировал ее, и когда она пересекла мощеную улочку, Соколы посмотрели на нее уже другими глазами. Они смотрели разочарованно. Возмущенно. Возможно, даже сердито.

– Мистер Добряк, закрой ебаную пасть!

– …У меня нет пасти, ебаной или нет…

Мия пнула кота из теней в голову. Само собой, ее нога пролетела сквозь демона, не навредив ему, но она все равно попыталась сделать это снова.

– Что ты им сказал?!

– То, о чем ты постыдилась попросить, – сухо ответила Мечница.

– Мелкий говнюк! – воскликнула Мия, вновь пытаясь ударить кота. – Я же сказала, мы справимся!

– …А я сказал, что в одиночку у тебя ничего не выйдет…

– Это не тебе решать!

– …Нет, решение за ними…

– Ах ты мерзкий, гребаный…

– Мия, – ласково перебил ее Сидоний.

– Сид, прости меня, – она обвела взглядом Соколов. – Все вы. Я думала об этом, но затем опомнилась и поняла, что мне вообще не следовало об этом думать. Это не ваша битва, и у меня нет права втягивать вас во все это. Не злитесь, я…

– Мия, разумеется, я помогу, – сказал Сид.

– Да. Мой меч – твой меч, – кивнула Мечница.

Брин скрестила руки и сердито посмотрела на Мию.

– Всегда.

В глазах защипало от слез, но Мия сморгнула их и покачала головой.

– Нет. Я не хочу вашей помощи.

– Ворона, ты спасла нам жизнь, – сказала Мечница и показала на Мистера Добряка. – И если демон говорит правду, то твоей жизни грозит бóльшая опасность, чем когда-либо угрожала нашей. Какими бы трусливыми ублюдками мы были, если бы бросили тебя на произвол судьбы после всего, что ты сделала? Что это за благодарность такая?

– А как же театр?

Волнозор пожал плечами и грустно улыбнулся.

– Он никуда не денется и подождет моего возвращения.

– Нет. Я на это не пойду.

– Мия, ты поставила под угрозу свою жизнь ради нас, – возразил Сидоний. – Все, для чего ты трудилась, плясало на лезвии ножа. Но ты все равно рискнула ради нашей свободы. А теперь стоишь здесь и рассказываешь, что мы можем и не можем с ней делать?

– Именно так, бездна вас побери! – прорычала она. – Вы обязаны мне жизнью? Так идите и живите! Хотите отблагодарить меня? Сделайте это, рассказав обо мне своим внукам.

Мия резко развернулась и окинула тенистого кота испепеляющим взглядом.

– Мы уходим. Сейчас же.

– …Как угодно…

Она пошла по улице и услышала, как Мечница делано зевнула.

– Знаете, что-то последний бокал вина сильно ударил мне в голову, – сказала она. – Думаю, мне лучше прогуляться к гавани.

– Да-да, – подала голос Брин. – Мне тоже не помешает погулять по набережной.

– Морской воздух, – пропел Сид. – Схожу-ка я с вами. Может, отправлюсь в круизное плаванье.

Мия с ворчанием остановилась. Ее плечи поникли.

– Я слышал, Ашках прекрасен в это время года, – заметил Волнозор, проходя мимо.

– Я, кстати, никогда там не была, – задумчиво произнесла Брин, заложив большие пальцы за пояс.

– Гм-м-м, – протянула Мечница. – Как и я, раз уж мы об этом заговорили…

Мия наблюдала, как они бредут по улице в сторону моря, и на ее глаза накатились обжигающие слезы. Соколы остановились у поворота и обернулись к ней, ссутулившейся и хмурой, понуро стоявшей на мостовой.

– Ты идешь? – крикнул Сидоний.

Мия посмотрела на не-кота, устроившегося в желобе рядом с ней. Его предательство было как удар ножа в сердце. Да, он всегда все ставил под сомнение и не давай ей покоя, если считал ее поступки глупыми. Но никогда не шел против ее воли. Никогда не действовал вопреки ее желаниям.

– Я еще никогда так не жалела о нашей встрече, как сейчас.

– …Бремя, которое я с радостью понесу, лишь бы ты продолжала дышать…

Она сердито буравила его взглядом и покачала головой.

– Если с ними что-нибудь произойдет, клянусь гребаной бездной, я тебя не прощу.

Кот из теней посмотрел на нее своими не-глазами, виляя хвостом.

– …Я – часть тебя, Мия. До нашей встречи я был бесформенным ничем, искавшим смысл своего существования. Мой облик порожден твоим сознанием; то, кем я стал, твоя заслуга. И если я обязан сделать то, к чему ты не готова, будь по сему. По крайней мере, ты будешь жить, пусть и ненавидя меня…

Мия посмотрела на небо. Солнца медленно опускались к горизонту.

Другой бы на ее месте мог испугаться того, что грядет. Развернуться и убежать.

Но, как всегда, Мия Корвере шла только вперед.