Текст книги "Верь себе! Интуиция сильнее советов"

Я приняла решение, что не позволю этому ярлыку прилипнуть ко мне и укорениться в моем сознании. В жизни мы не те, за кого нас выдают, мы те, за кого себя выдаем. Мы не должны принимать ярлыки, которые на нас навешивают другие люди. Мы также не наша семья, к лучшему или худшему, или наши прошлые ошибки. Мы не прозвище, которое кто-то дал нам, или прискорбный инцидент, который с нами случился. Легко носить с собой старые этикетки и ошибочно принимать их за постоянные. Но они прикреплены легким клеем, поэтому не позволяйте себе думать, что это суперклей! Они съемные! Конечно, иногда в этих обидных ярлыках есть доля правды, например, «прокрастинатор» для меня в то время, но у нас есть сила избавиться от старых ярлыков и сделать новый выбор по мере роста. Мы можем изменить свое мнение и изменить свои решения о том, кто мы и как мы проявляем себя для себя, для других и для мира в любой момент в будущем. То, откуда мы пришли, не должно определять, кто мы такие или куда мы идем в будущем.

О путешествиях: сколько я себя помню, мне не терпелось обзавестись собственной машиной и поехать туда, куда я захочу. Я знала, что мои родители не собираются покупать мне ее и что мне придется придумать, как получить ее самостоятельно. Я зарабатывала деньги на подработках с одиннадцати лет, и к пятнадцати годам я была готова к настоящей, оплачиваемой работе. Я начала как тренер по гимнастике, несколько вечеров в неделю, а затем взяла на себя две работы по выходным. По выходным утром я работала в киоске по продаже попкорна на местных своп-встречах, а затем садилась на автобус до другого города, чтобы работать в Safeway, продуктовом магазине. Я паковала продукты и толкала тележки с покупками со стоянки. Тем летом я также уговорила своих родителей нанять меня в качестве секретаря по сорок часов в неделю в их компании по депонированию. У меня было сразу четыре работы, и я практически всегда работала. Но к концу того лета на моем банковском счете было 2500 долларов, и я купила свою первую машину! Не та машина, о которой я мечтала, но она ехала. Это было ярко-синяя Geo Metro с затемненными окнами. У нее было ручное управление, и в дождь она часто не могла подняться на холмы Сиэтла или пригородов вокруг него, где я выросла. Поскольку там был всего лишь трехцилиндровый двигатель, колеса буксовали на мокром асфальте. Мне приходилось ждать, пока все остальные машины проедут мимо меня, а затем спускаться задним ходом вниз по склону и находить другой маршрут, чтобы добраться туда, куда я ехала. Но мне было все равно. У меня была машина! Кроме того, я впервые почувствовала, что такое быть трудоголиком. Мне потребовалось бы еще много лет, чтобы понять оборотную сторону этого.

В мои поздние подростковые и юношеские годы я сделала разворот на 180° от прокрастинации и начала быть одержима достижениями. Я участвовала в конкурсах, чтобы выиграть награды и получить признание. Я стремилась к отличным оценкам и почету. В возрасте двадцати двух лет я выиграла конкурс «Мисс Вашингтон США», и мои родители были там и очень гордились мной. Я надрывалась, обслуживая столики в закусочной Денни, и устроилась на вторую работу в другой продуктовый магазин, нарезая мясо и сыр в отделе деликатесов, чтобы оплатить свое обучение в колледже в Университете штата Вашингтон. Я сдала выпускной экзамен на 4,0 балла. На выпускном, где я выступала в классе, меня обвязали почетными шнурами, медалями за достижения и лентами по всей шее, как один из моих кумиров детства, мистер Т., носил цепи. Когда я выступала перед переполненным стадионом на церемонии открытия университета, мои родители были там, сияя от гордости и со слезами на глазах. Позже я сделала то же самое в аспирантуре.

Теперь я знаю, что чувствовала, что должна чего-то достичь, чтобы быть достойной любви. Я стремилась к признанию, чтобы чувствовать себя достойной того, чтобы мои родители гордились мной, и чтобы показать миру, что я значу. Иногда мы выражаем свою потребность в любви и принадлежности противоположным образом – например, действуя или совершая саморазрушительные поступки. Для меня одной из форм этого было просто не чувствовать себя достойной любви. А потом, когда я чего-то достигла и получила за это признание, этого никогда не было достаточно. Я все еще не чувствовала, что мне этого достаточно. Итак, я подошла к следующему большому достижению. Эта потребность достичь и доказать свою ценность – это то, с чем я продолжаю бороться. Это похоже на клетку, которую я создала в своей собственной голове, и я все еще работаю, чтобы вырваться из нее, даже по сей день.

Мне также потребовались бы годы, чтобы понять, что из-за того, что я проводила так много времени в одиночестве, я научилась полагаться на себя. Когда у меня появились привязанности, я не хотела их отпускать. Позже это проявилось в моих отношениях (и даже в моих решениях как босса в IT Cosmetics). Я не хотела, чтобы кто-то чувствовал себя одиноким или брошенным, даже если они поступали со мной неправильно. Это проявилось во многих отношениях. Я оставалась в токсичных отношениях гораздо дольше, чем следовало. Я оставалась с парнями, которые плохо ко мне относились. Я оставалась в дружеских отношениях с людьми, которые мне не подходили, и все потому, что они заставляли меня чувствовать себя включенной. Позже я узнала, что одним из моих самых больших недостатков как босса было то, что я не увольняла людей достаточно быстро. Другие основатели компании поделились одним из величайших уроков, которые они усвоили: когда вы знаете, что сотрудник токсичен для вашей культуры, немедленно избавьтесь от него. В противном случае эта токсичность распространится в вашей культуре и захватит власть, заражая других. Несмотря на то, что я верила в это, мне всегда было труднее всего увольнять людей. Даже сейчас, вырастив компанию с более чем тысячей сотрудников, я все еще жду слишком долго.

Зависимость от работы, проблемы с чрезмерной успеваемостью и заброшенностью сыграли ключевую роль во многих моих решениях в возрасте двадцати лет, поскольку я еще не полностью осознавала их власть надо мной. А потом произошло нечто, что изменило мой взгляд на все, что я знала о себе и о том, кем я была.

В канун Рождества 2004 года мой отец и мачеха развелись, и мой отец переехал из их дома в квартиру. Обустраивая свой новый дом, он не смог найти детские фотографии меня и моей сестры Джоди. Я еще не рассказала о Джоди. Сколько я себя помню, я знала, что примерно за год до моего рождения у моих родителей родилась девочка по имени Джоди. Ей было всего девять дней, и она умерла от разрыва сердца. Они родили меня через полтора года. Когда я росла, мои родители в обеих семьях всегда держали мою детскую фотографию и фотографию Джоди в двух отдельных маленьких рамках на своих комодах в спальне. Теперь, двадцать семь лет спустя, мой отец не смог найти свою фотографию Джоди и попросил меня узнать, есть ли у моей мамы какие-нибудь дополнительные фото, которые он мог бы получить.

Мы с Пауло были помолвлены и проводили отпуск с моей семьей. План состоял в том, чтобы провести сочельник с моим отцом и сестрой Карли, а Рождество – с мамой и Деннисом. Я позвонила маме, чтобы сообщить ей, что в этот день заеду к ней домой, чтобы забрать все дополнительные фотографии, которые у нее были, со мной и Джоди, чтобы я могла взять их вечером к отцу. Когда мы с Пауло приехали в дом моей мамы, он остался в гостиной, чтобы поиграть с собакой, а я пошла с ней в спальню, чтобы взять фотографии. Мама протянула мне две детские фотографии, дубликаты тех, на которых мы с Джоди были запечатлены в рамках на ее комоде всю мою жизнь. Мы сидели на краю кровати и болтали, когда я взглянула на две фотографии и лениво перевернула их, чтобы увидеть обороты. На моей было написано: июль 1977 года. На фото Джоди – март 1977 года. Мой мозг быстро подсчитал: разница всего в четыре месяца. Но я знала, что Джоди прожила всего девять дней. Четырех месяцев было недостаточно, чтобы забеременеть и родить меня. Может быть, кто-то неправильно написал дату рождения Джоди, и вместо 1977 года следовало бы написать 1976 год?

«Мам, а почему на фотографии Джоди на обороте написано “март 1977 года”? – спросила я. – Это всего за четыре месяца до моего дня рождения».

Выражение, которого я никогда раньше не видела, появилось на лице моей мамы. После долгой паузы она сказала: «Есть кое-что, что я давно хотела тебе сказать, – она повернулась ко мне. – Может, ты и подозревала это, но тебя удочерили».

ЧТО??? Может быть, я подозревала это? М-м-м… Нет, я никогда не подозревала. Мой мир остановился. Кем я была? Неужели все, что я знала, было ложью?

«Что? Ты это серьезно?» – сказала я спокойно, пребывая в полном шоке.

«Да, – сказала она. – Я думала, может, ты знаешь».

«Откуда мне было знать?» – спросила я. Когда я говорю, что понятия не имела, это буквально. Я даже похожа на Майка, отца, которого считала родным. И помните, когда я росла, я всегда умоляла своих родителей усыновить кого-нибудь? И я позаботилась о том, чтобы, когда мы обручились, Пауло знал, что я твердо решила однажды усыновить ребенка, и он это поддержал. Это всегда было у меня на сердце, даже когда я была маленькой девочкой, но как я могла знать, что меня удочерили?! Моя мама назвала меня Джейми в честь персонажа Джейми Соммерс, Бионической Женщины из популярного телешоу. Конечно, Бионическая Женщина обладала сверхчеловеческими способностями, но неужели моя мать действительно думала, что у меня тоже есть сверхчеловеческие способности в реальной жизни, позволяющие мне просто знать что-то подобное?

«Мне так жаль, что я скрыла это от тебя, – сказала она. – Мы получили тебя всего через день или около того после твоего рождения, и твой отец никогда не хотел, чтобы ты знала».

Я была в полном шоке. Я сидела там с самым близким мне человеком во всем мире, моей мамой, и она только что сказала мне нечто монументальное, что заставило меня усомниться во всем, что я знала и считала правдой. Я не могла поверить, что она скрыла это от меня.

Она рассказала мне, что когда Джоди умерла, она вернулась к своему врачу. Доктор забыл, что случилось с Джоди, и спросил мою маму, как продвигается грудное вскармливание. Моя мама начала рыдать перед ним и напомнила ему, что ее ребенок умер. После серьезной ошибки доктор позвонил моей маме позже в тот же день и спросил, не будет ли она заинтересована в усыновлении. (Примечание: вот как Божьи чудеса могут твориться в нашей жизни.) У него была молодая пациентка, за которой он ухаживал, которая скрывала свою беременность и планировала отдать своего ребенка на усыновление. Мои мама и папа раньше даже не думали об усыновлении, но они сказали «да». Они никогда не встречались с моей биологической матерью. Они понятия не имели, использовала ли она свое настоящее имя в каких-либо документах, и они никогда не слышали о ней за все годы, что они воспитывали меня. Все, что они знали, это то, что она хотела сохранить беременность и удочерение в тайне. На самом деле моя мама ничего не могла сказать мне о том, кем были мои биологические родители, кроме того, что было указано в документах.

Вы знаете, что, когда вы скрываете секрет, чем дольше вы его храните, тем труднее им поделиться? Моя мать скрывала это от меня в течение двадцати семи лет. Ее стыд от этого быстро наполнил комнату, как тяжелое одеяло, когда она рассказала мне эту историю. Ее глаза наполнились слезами страха из-за того, что я чувствовала. Я была совершенно ошеломлена, но не могла не сопереживать тому, что она чувствовала. Моим инстинктом было утешить ее. По моему лицу потекли слезы. «Мамочка, все будет хорошо», – сказала я, протягивая руку и обнимая ее.

Затем она подошла к своему шкафу и вытащила несгораемую коробку с документами, заполненную бумагами. Сквозь слезы я просмотрела вещи, которые она мне протянула. Я рылась в бумагах, даже не понимая, на что смотрю. Я увидела свое свидетельство о рождении, а затем бланки со справочной информацией. Были некоторые юридические документы, в которых указывалось имя моей биологической матери и говорилось, что биологическому отцу никогда не говорили о беременности. А потом мама вручила мне записку, написанную от руки, и золотое ожерелье с медальоном Девы Марии. Я открыла записку и заметила, что она не подписана. Это была записка, которую моя биологическая мать написала для меня, чтобы я однажды увидела. Она гласила: «Я довольна, зная, что мой ребенок с такими замечательными людьми. Хотя мы с малышкой никогда не узнаем друг друга, я хотела, чтобы у нее было что-то особенное от меня. Мои собственные родители подарили мне этот медальон Пресвятой Девы Марии, когда я была маленькой девочкой. Может быть, ты передашь ей это, когда она станет старше, объяснишь все и скажешь, что я ее очень люблю. Да благословит вас обеих Господь».

В тот момент я посмотрела в глаза человека, которого любила и которому доверяла больше всего в своей жизни, моей матери, которая вырастила меня, и внезапно почувствовала болезненное замешательство из-за всего, что я узнала. Фундамент доверия, на котором я стояла всю свою жизнь, рухнул у меня под ногами. Я чувствовала себя обиженной, преданной и такой подавленной. Я разрывалась между желанием утешить и успокоить маму и вопросом, что еще я принимала за правду все эти годы. Ответа не было. Я чувствовала себя разбитой и одинокой. Всякое чувство покоя покинуло меня. Мой разум перенес меня в темные тени недоверия и одиночества, которые вы чувствуете, когда кто-то, с кем вы так близки, вытаскивает ковер из-под вас.

В жизни не наш опыт делает нас уникальными, а наша реакция на этот опыт. И неопределенность, в которую они нас погружают. То, откуда вы пришли, необязательно определяет, куда вы идете, но это определенно формирует фундамент, на котором вы должны строить. Когда случается что-то трудное, как только вы способны эмоционально это осмыслить, у вас остается выбор. Вы жертва или воин? Вы сдаетесь или поднимаетесь и верите? Все зависит от вас.

Узнать, что там, откуда я пришла, была ложь, было все равно что попасть в одну из тех машин из мультфильма «Джетсоны», где вы входите и через несколько мгновений выходите другим человеком в совершенно новом наряде. Мне казалось, что в тот день я вошла в спальню моей мамы, одетая в удобные спортивные штаны и наполненная ностальгическим уютным рождественским духом, и вышла в слезах и полностью ошеломленная, все же зная, что сейчас я в разгаре самой большой игры неопределенности, в которую я когда-либо играла. Интересно, действительно ли мои родители были в моей команде, скрывая от меня мяч все эти годы? Кем я была? Кто была моя биологическая мама? Если я найду ее, захочет ли она вообще быть в моей команде? Что, если она увидит во мне соперника?

Важно то, как мы реагируем на времена неопределенности, и принимаем ли мы решения, когда игра, любовь или страх могут изменить ход нашей жизни. Чемпионами не становятся, когда игра легка. В любой сфере жизни. Я не могла позволить страху или боли решить мой исход.

В тот момент я поняла, что, возможно, моя биологическая мама никогда не планировала знакомиться со мной, но мне нужно было узнать ее. Мне нужно было найти ее. И мне нужно было выяснить, кто я и откуда я на самом деле. И тогда я осознала, что для того, чтобы когда-либо снова почувствовать покой, мне нужно будет найти все недостающие части.

Глава 3
Верьте в силу вашей истины

«Подружитесь со своими разрозненными кусочками».

(Р. Х. СИН)

Я была зациклена на навязчивой идее найти свою биологическую маму. Следующие несколько дней и недель я провела, просматривая документы, которые сохранила моя мать, в поисках любой информации и подсказок, которые я могла бы извлечь. Поскольку в то время я работала журналистом, у меня был опыт расследований и поиска людей. Бо́льшая часть документов были очень расплывчатыми, но в них были указаны имя и фамилия моей биологической мамы, Розмари Райан, хотя я еще не знала, настоящая она или нет. Были некоторые сведения, которые она должна была сообщить по закону штата в то время. Они включали некоторую личную информацию, например, сколько у нее братьев и сестер и уровень образования ее родителей. О моем биологическом отце было очень мало информации. В документах говорилось, что они оба учились в одном колледже, Калифорнийском университете в Санта-Барбаре, и что она никогда не говорила ему о беременности. В некоторых медицинских записях были имена врачей и мое свидетельство о рождении. Самая большая проблема заключалась в том, что в 1977 году все записи были на бумаге, а теперь, двадцать семь лет спустя, многие из перечисленных врачей и юристов давно вышли на пенсию или скончались.

Я собрала все, что у меня было, а затем бросилась бежать на полной скорости вперед. Я прибывала на работу к 4 часам утра, чтобы вести утренние новости, а затем шла на прямые трансляции ежедневных новостей и репортажей после утреннего шоу, обычно уходя с работы около полудня, если не было срочных новостей. Каждую свободную минуту я посвящала своей миссии – найти свою биологическую маму. Я пыталась связаться с каждым реальным человеком, стоящим за фамилиями врачей, адвокатов и соцработников, указанных в документах, но те, кто все еще был жив, не имели ни малейшего представления о моем случае или не помнили о нем и не смогли мне помочь. Мне казалось, что все сводится к имени моей биологической мамы. Но я понятия не имела, было ли это имя на самом деле реальным. Розмари Райан.

Я проводила все свои часы бодрствования вне работы, звоня каждой Розмари Райан и Роуз Райан, а затем любому сочетанию женских имен, которое включало Розмари, Роуз или Мэри. Каждый раз, когда я набирала телефон нового человека, я чувствовала предвкушение того, что женщина, которая ответит, может быть ею.

«Привет, это Розмари?»

«Кто это?»

«Меня зовут Джейми. На самом деле я ищу члена своей семьи по имени Розмари». Каждый раз, когда женщина, с которой я разговаривала, вешала трубку, как будто я была мошенником или представителем службы опроса, в какой-то степени мне казалось, что это могла быть моя биологическая мать, отвергающая меня. И это случалось примерно в половине случаев. Я понимала и знала, что могла бы отреагировать так же, если бы мне позвонили подобным образом. Но у меня не было другого выбора, кроме как продолжать принимать удары и продолжать вставать. Я была полна решимости найти ее.

Я провела пять лет, обзванивая каждую Розмари или каждую женщину с вариантом этого имени, какую смогла найти, по всей стране. В конце концов я также начала звонить всем женщинам с фамилией Райан. Я звонила тысячам и тысячам людей. Я искала имена в каждой онлайн-базе данных. И я поехала в кампус Калифорнийского университета в Санта-Барбаре, чтобы просмотреть все их ежегодники в поисках ее, и узнала, что в 1970-х годах в Калифорнийском университете лишь небольшая часть студентов сфотографировалась в ежегоднике. Это упорство (э-э… навязчивая тщательность) позже окажется очень полезным в бизнесе.

Шли месяцы и годы, и я не могла перестать думать об этом. С того времени, как я начала свою телевизионную карьеру на станции в Три-Сити, штат Вашингтон, я уже перешла на более крупный телевизионный рынок, на местную новостную станцию в Портленде, штат Орегон. Я вела утренние новости по выходным и делала репортажи в будние дни. Я приходила на работу около полуночи, помогала писать и редактировать тексты, а в 5 утра выходила в эфир своего шоу по выходным. Я также планировала свою свадьбу с Пауло, организовывая все от простых деталей, таких как приглашения и цветы, до более сложных вещей, таких как список гостей и бюджет. Несмотря на то, что это было время, когда забот было намного больше, чем обычно, я все еще обнаруживала, что одержимо изучаю любой сайт о родословной, социальные страницы выпускников UCSB и все, что я могла придумать, что могло бы привести к еще одной подсказке, приближающей меня к успеху в поиске моей биологической мамы. Работа в ночную смену, наряду с моими тщетными поисками ее, начала сказываться на мне. Я не могла заснуть глубоко; я всегда была уставшей и никогда не чувствовала себя по-настоящему живой. Я начала чувствовать, что это было более серьезно, чем просто истощение. Что-то было не так.

Я начала ходить к психотерапевту. Мне было очень, очень грустно, и я просто чувствовала себя не в своей тарелке. У меня начались приступы паники. Если у вас когда-нибудь случались приступы паники, вы знаете, какими страшными они могут быть. Мое сердцебиение взлетало до небес, я чувствовала, что могу потерять сознание в любой момент, и даже если бы я знала, что это просто паническая атака, все равно чувствовала, что есть реальный шанс, что я могу умереть. Я не была уверена, был ли тому виной сумасшедший график и стресс моей работы, или необходимость репортажей с мест преступления (однажды, будучи репортером, я должна была стоять на улице, заполненной кровью и забрызганной мозгами после стрельбы, и вести репортаж в прямом эфире, стоя посреди тротуара с красным покрытием, без шуток), или моя тревога по поводу брака, или моя, казалось бы, бесконечная борьба с весом и перфекционизмом, или мои тщетные поиски моей биологической мамы; я действительно понятия не имела, что вызвало мои проблемы. В то время я была слишком стеснительной, чтобы поделиться этим с кем-либо из моих друзей или членов семьи. Но в нашем обществе все еще существует такая стигматизация в отношении психического здоровья, что я считаю важным поделиться с вами этой частью моей истории. Нет ничего постыдного в том, чтобы обратиться за профессиональной помощью, и я не могу дождаться того дня, когда заявление о том, что вы направляетесь на прием к психотерапевту, будет рассматриваться как ничем не отличающееся от заявления о том, что вы собираетесь сделать маникюр (за исключением того, что в идеале это более глубокий опыт). Мой хороший друг Майлз Адкокс, генеральный директор Onsite Workshops, блестяще подводит итог. Он говорит, что сосредоточение внимания на психическом здоровье и эмоциональном благополучии, включая обращение за помощью и посещение психотерапевта, «это не то, что с вами не так, это то, что с вами так, как надо».

Мой психотерапевт – я буду называть ее доктор Зет – была просто находкой. Она вошла в мою жизнь как раз в нужное время. Во время нашей первой встречи она поделилась со мной единственной личной вещью о себе, которой она когда-либо поделится. Она сказала: «Мне нужно, чтобы вы знали, что я принимаю только по понедельникам, средам и пятницам. И если вы собираетесь отменить встречу, вам нужно предупредить меня за двадцать четыре часа. Кроме того, я лесбиянка». Она сказала это так буднично, что я подумала, что эти три пункта, должно быть, были неизменно важны для ее пациентов. Для меня ее сексуальная ориентация не имела никакого значения, но мне было интересно, открыла ли она это, потому что отношения между пациентом и терапевтом могут быть глубоко личными, и некоторые детали имеют значение, или потому, что дискриминация людей с иной ориентацией еще существует. Я надеялась на первое, но на самом деле боялась, что это может быть второе, еще одно напоминание о том, что как обществу нам еще предстоит пройти долгий путь развития.

Доктору Зет было за пятьдесят, и она была одной из лучших слушательниц, которых я когда-либо встречала. В детстве, когда случались трудные вещи, моя семья просто обрабатывала их наилучшим образом, не обращаясь за профессиональной помощью. Так что это был мой первый визит к психотерапевту. С доктором Зет я чувствовала себя в достаточной безопасности, чтобы вслух поделиться своими истинными чувствами и тем, в чем я действительно была не уверена. Я очень, очень рекомендую психотерапию всем, у кого есть благословение иметь к ней доступ. Доктор Z помогла мне справиться с паническими атаками и депрессией. Я открылась ей во всем. Даже такие глубокие и сверхсекретные темы, как то, как я начала сомневаться в существовании Бога. Чем больше я путешествовала, жила в разных местах и видела мир, тем больше я сталкивалась с научно обоснованными спорами о том, реален Бог или нет. Чем больше я общалась с людьми, которые живут своей жизнью и формируют свои убеждения, основанные на доказательствах, а не на вере, тем больше начинало закрадываться сомнение в моей христианской вере. Я объяснила ей, почему так много научно обоснованных аргументов имеют смысл. И то, что мне казалось логичным верить только в то, что вы действительно можете увидеть, потрогать, услышать и доказать, для чего, конечно, не требуется никакой веры. И я поделилась с ней тем, как, не зная, откуда я пришла, и теперь начиная сомневаться в том, во что я верю, я чувствовала себя потерянной. Во время одного из таких разговоров она поделилась со мной кое-чем, что изменило мою жизнь и навсегда изменило мое мышление. Она сказала: «Если вы сомневаетесь в существовании Бога, скажите Ему. И скажите Ему, чтобы Он доказал, что вы ошибаетесь».

Я сказала: «Что? Что вы имеете в виду?»

И по сей день я понятия не имею, верит ли доктор Зет в Бога, практикует ли какую-либо конкретную веру и идентифицирует ли саму себя как духовную личность. Она никогда не рассказывала мне ничего об этой части своей жизни. Но в тот день ее слова имели для меня такой смысл. Она продолжила: «Если Бог создал всю Вселенную, почему вы думаете, что Он не может справиться с сомнениями? Скажите Ему, что вы сомневаетесь в Нем, и попросите Его доказать, что вы ошибаетесь. Попросите Его показать вам, что Он действительно существует. А потом посмотрим, что произойдет». Так я и сделала. В течение следующих нескольких дней, затем недель, затем месяцев и лет, когда я молилась, я также говорила Богу, что сомневаюсь в Его существовании. И я попросила Его показать мне, что Он действительно существует, и дать мне знать наверняка. В этой книге больше историй о том, как Он это сделал, чем может в нее вместиться.

Доктор Зет помогла мне исцелиться многими способами. И все же, несмотря на то, что я вышла из депрессии, недостающие кусочки головоломки, окружающие мою родную семью, всегда давили на меня, как бы я ни старалась игнорировать это, особенно потому, что я знала, что, возможно, никогда не получу ответов.

После запуска IT Cosmetics и начала сточасовых рабочих недель у меня не было достаточно времени, чтобы искать свою биологическую маму. Но всякий раз, когда я могла, я все еще одержимо искала. Если вы когда-либо спускались в «кроличью нору» на любой платформе социальных сетей, то вы поймете, что я имею в виду, когда говорю, что полностью нырнула головой вниз в бесконечный водоворот личной информации, поисковых порталов и сайтов предков. Иногда я заканчивала тем, что не спала всю ночь в поисках. Пауло часто беспокоился обо мне, и когда он вставал посреди ночи, чтобы сходить в туалет, он обычно заставал меня за поиском в интернете. «Милая, тебе нужно лечь спать», – всегда говорил он, но я не могла остановиться. Я также начала записывать те шоу по усыновлению, где они воссоединяют биологических родителей и детей. Те, где они бегут друг к другу по пшеничным полям в замедленной съемке, пока играет эмоциональная музыка, а затем ныряют в объятия друг друга и живут долго и счастливо. И я мечтала о том, чтобы это случилось со мной. Интересно, как выглядели мои биологические родители? Были ли у меня братья и сестры? В некоторые дни я терялась от сознания того, что на самом деле никогда не встречала никого, с кем была бы связана кровными узами. Это было очень странное и одинокое чувство. Я также все больше и больше убеждалась, что Розмари Райан, имя, которое моя биологическая мама указала в моих документах, не было ее настоящим именем. После того как я обзвонила тысячи и тысячи людей и потратила годы на поиски в базах данных, я просто не понимала, как это возможно, что это имя она больше ни разу не использовала. И это означало, что моей мамой может быть кто угодно. Всякий раз, когда я видела по телевизору актрису или любую женщину с такими чертами лица, как у меня, я гуглила ее имя и читала ее биографию, задаваясь вопросом, может ли она быть моей мамой. Это было ошеломляюще.

Одно из телешоу об усыновлении поощряло людей представлять свои собственные истории, чтобы получить шанс участвовать в шоу. Идея заключалась в том, что их опытные поисковики могли помочь вам найти вашу семью. Пауло попросил у меня разрешения написать в шоу о моей истории, имея один шанс на миллион, что они смогут помочь. Это было так не похоже на него, так как у нас совершенно противоположные вкусы, когда дело доходит до телешоу, поэтому я была удивлена, что он вообще видел это шоу, которое я записывала, но я согласилась позволить ему это сделать и не обратила на это особого внимания. Потом нам позвонили и сказали, что они не выбрали меня для участия в шоу, но что за определенную плату можно нанять их компанию, которая поможет мне найти мою биологическую маму. Я думала, что это мошенничество и просто способ заработать деньги. Но после многих лет безуспешных попыток мы заплатили гонорар – несколько сотен долларов, которые в то время не могли позволить себе потерять, – и рискнули.

В канун Нового 2010 года я работала в нашем офисе IT Cosmetics, он же моя гостиная в Студио-Сити, штат Калифорния, когда зазвонил мой мобильный телефон. И моя жизнь должна была измениться навсегда. (Кстати, что со мной происходит и что происходит в праздники?) Я ответила на звонок, и это было агентство по поиску родственников. Женщина по телефону сказала: «Я думаю, мы нашли вашу биологическую мать».

«В самом деле? Как? Вы уверены?» – воскликнула я.

«Я почти уверена. Проверьте свою электронную почту». Я открыла свою электронную почту, чтобы найти ссылку на веб-сайт риелтора, показывающего их агентов по недвижимости и их фотографии. Там была фотография агента по имени Розмари (чья фамилия была не Райан). Когда я увидела ее фотографию, у меня отвисла челюсть.

«О боже мой! Она так похожа на меня», – сказала я.

«Да, определенно», – ответила женщина. Она продолжила рассказывать мне, что, хотя моя биологическая мама не указала свою настоящую фамилию в документах, она точно ответила, сколько у нее братьев и сестер и в каком порядке они родились.

Розмари было ее настоящее имя, и она действительно училась в Калифорнийском университете. Для них было достаточно информации, чтобы найти ее. Я поблагодарила женщину, повесила трубку и была в таком же состоянии полного шока, как и тогда, когда узнала, что меня удочерили. Я сидела с Пауло, не в силах полностью осознать это, просто сходя с ума. С Новым годом, ОМГ.