Текст книги "Привет, Америка!"

Глава 9
Индейцы

За час до заката группа разбила лагерь: это была их первая ночь под открытым небом среди американской пустоши. Усталые животные с трудом везли всадников по шоссе, но Штайнер вдруг показал всем на дорогу через насыпь – в километре отсюда виднелось отдельно стоящее здание, которое некогда представляло собой симпатичную загородную гостиницу рядом с небольшим озером и полем для гольфа. Там, на заваленной камнями подъездной дорожке у молчащего фонтана, путники и расположились.

В отеле их никто не встретил. Небольшая дюна доходила до ступенек, ведущих к вращающейся двери. Окна, выходящие на озеро, от которого остался лишь потрескавшийся котлован, помутнели от грязи. Многолетняя пыль пеленой окутала все вокруг, а тюлевые занавески придавали помещениям еще более зловещий вид.

Штайнер молча проследовал к отелю, чтобы осмотреть его, проверить окна и двери. К досаде Уэйна, никто не спешил расседлать лошадей – все с безразличным видом стояли рядом с измученными животными, как наемные участники похорон. Уэйн думал, что Орловский остановит капитана, но глава экспедиции притих, разглядывая пустынные земли из-под запылившейся шляпы. В его глазах читалась тоска по Москве.

Пока у людей еще оставалось немного сил, Уэйн энергично крикнул:

– Ну-ка, давайте снимать седла. Доктор Риччи, привяжите лошадей у фонтана, нальем им туда воды. И помогите мне с повозкой.

– Уэйн? – Орловский снял шляпу и с подозрением посмотрел на бывшего безбилетника, который справлялся с ситуацией куда лучше его самого. – Хорошо… – одобрительно кивнул он. – Профессор Саммерс, забудьте на время о сейсмографе – в ближайший час землетрясений не предвидится. Настройте рацию на Нью-Йорк, надо связаться с Макнэром и узнать, нет ли каких новостей из Стокгольма. Риччи, идите за Уэйном, похоже, он свое дело знает.

Покормив лошадей и установив палаточную столовую, Уэйн оставил ученых заниматься ужином. Штайнер сумел открыть одно из окон гостиницы и теперь ходил по верхним этажам здания, осматривая спальни. Залезая через окно вслед за капитаном, Уэйн обернулся: его попутчики работали среди лошадей и разложенного оборудования. Он сделал небольшой, но значительный шаг, укрепив за собой право быть полноправным членом экспедиции. В то же время следовало присматривать за Штайнером, который бодро вышагивал среди покрытых пылью столов в полумраке бара. Они оба – и Уэйн, и капитан – заняли свое место в Америке.

Десять минут спустя нашли пять галлонов солоноватой воды в котле центрального отопления отеля, и Уэйн с интересом ждал, что же на это скажет Штайнер.

– Здесь вода, Уэйн, и так наверняка по всей Америке, в тысячах заброшенных гостиниц. Пусть лишь несколько галлонов, но этого достаточно.

– Для одного человека – да.

– Или двух. Вполне… – Штайнер стал насвистывать себе под нос какую-то грустную мелодию. – Я возьму тебя с собой. Не успеешь оглянуться, Уэйн, как мы уже будем на пляже в Малибу.

Уэйн откачал ценную воду в ведро, чтобы отнести к повозке с дистиллятором и перелить в бак. Можно ли доверять Штайнеру? Вряд ли. Он вдруг понял, что если капитан и правда бросит их, вскоре Уэйн сам сможет возглавить экспедицию.

– Штайнер, зачем вам Америка? Тут же ничего нет.

– Поэтому я здесь. Да и ты на самом деле так не считаешь. В Америке есть все.

– Только для меня, Штайнер.

На закате члены экспедиции устроились отдохнуть на террасе у отеля и, сидя на раскладных стульях, наблюдали, как лучи вечернего солнца отражаются светло-красным от фасадов высоток Трентона. «Эти пустынные города на восточном побережье Америки намного красивее Бенареса или Самарканда», – думал Уэйн. Не хватало только торговцев ювелирными изделиями, предметами из слоновой кости и приправами.

Поужинав, Штайнер отправился к пересохшему озеру с винтовкой под мышкой, якобы на поиски добычи.

– Черт… Вот ему не сидится на месте. – Пол Риччи отряхнул лацканы своего смокинга. – Уэйн, пойди глянь, что он там задумал.

– Уэйн устал не меньше твоего, Пол. – Анна Саммерс коснулась руки Уэйна и сказала ему: – Оставайся тут. Пусть Штайнер побудет один.

С тех пор как Уэйн стал заведовать запасами воды, Анна проявляла к нему особое внимание и уже сумела выпросить себе несколько лишних литров. И все же Уэйну казалось, что теперь она видела в нем не юного безбилетника, а молодого мужчину, почти своего ровесника. Ему нравилось быть полезным Анне, и он часто вызывался помочь. Поразительно, как чудесно преобразилась профессор, приняв ванну в одном из номеров третьего этажа – Уэйн принес ей туда воды, а еще подарил старую помаду, найденную в ящике туалетного столика, яркую и жирную, в позолоченном тюбике, каких в Европе не видели уже лет пятьдесят. Сияние темно-красных губ Анны затмевало даже великолепный закат. Уэйн решил, что надо будет найти еще какой-нибудь редкой косметики.

– Ничего страшного, Анна, я все равно собирался проведать мулов.

Смущенный тем, что впервые назвал ее по имени, Уэйн убежал с террасы. Он планировал провести вечер, делая записи в дневнике, однако отсутствие Штайнера его напрягало. Уэйн быстро глянул на мулов, спокойно стоявших у импровизированной поилки из декоративного фонтана, и пошел вдоль берега пересохшего озера. Вокруг простиралась изящно очерченная пустыня; на зеленые клочки, оставшиеся от поля для гольфа, падали тени от гигантских кактусов, похожих на канделябры.

Штайнера нигде не было. Пройдя с километр, Уэйн присел отдохнуть в старый гольфмобиль, застрявший в дюне у девятой лунки.

Здесь ему и явилось необычайное видение, первый мираж Великой американской пустыни.

* * *

Из-за юкковой рощицы в трехстах метрах от Уэйна показался караван из шести одногорбых верблюдов. На четырех из них восседали путники в длинных белых бурнусах. Даже издалека Уэйн заметил настороженные взгляды темнолицых странников, каждый из которых держал дочерна загоревшие руки на седельной кобуре с древней винтовкой. Они продвигались размеренным темпом, не замечая Уэйна, прямо ко входу в разрушенный отель. Верблюды осторожно ступали среди ржавеющих машин, припаркованных на въезде, и наконец исчезли за пыльными финиковыми пальмами, которые клонились к неоновой вывеске – буквы можно было разобрать в свете закатного солнца.

Стараясь не выдать себя, Уэйн неподвижно сидел в гольфмобиле. Кто эти встревоженные путники на странных животных? Может, азиатские арабы, что перебрались через Гималаи и пустыню Гоби и каким-то образом пересекли сухопутный мост Беринговых проливов? Вероятно, их манила бескрайняя пустыня, где они могли почувствовать себя как дома – ради такого проедешь и полмира. Несмотря на их бродячий вид, оружие и недобрые взгляды, мысль о том, что он не один на этом бесплодном континенте, придала Уэйну уверенности.

Сзади послышались шаги. Уэйн обернулся и увидел, что рядом с гольфмобилем стоит Штайнер. Он разглядывал зеленое поле с таким видом, будто собирался выстрелить вслепую. В лучах садящегося за горизонт солнца лицо Штайнера выглядело таким же изнуренным, как у арабов, и все тайные дороги континента словно отпечатались в его глубоких морщинах.

– Получается, Уэйн, ты не первый американец. Не важно, куда они идут, за ними последуют и другие. Думаю, нам надо представиться.

Глава 10
Космический корабль

От небольшого костра, разведенного рядом с трамплином, поднимались языки пламени. В темноте мерцали искры, отражаясь в дне бассейна и патронташах троих мужчин и одной женщины, поедающих жареную гремучую змею. Десять минут все молчали, а когда огонь стал затухать, вдалеке послышались оклики Орловского и Риччи.

Уэйн прислушивался к верблюдам, которые переминались с ноги на ногу, стоя под пальмами у неоновой вывески. Штайнер наклонился к костру, вытирая жирные руки и не обращая внимания на винтовку, прислоненную к трамплину. Трое кочевников и женщина, спрятавшаяся позади них, трепетали, будто птички. Их острые, привыкшие к пустыне глаза вглядывались в темноту, чтобы не упустить ни малейшего движения.

– Отлично. Что может быть лучше хорошо прожаренной добычи. – Штайнер бросил в огонь кусок змеиной кожи, и от разлетевшихся во все стороны искр кочевники вздрогнули. – Не переживайте из-за наших друзей. Мы уйдем прежде, чем они нас найдут. А теперь, Хайнц, расскажи мне про то видение в небе. Говорите, оно висело над самым центром Бостона?

– Не видение. – Главный кочевник кивком показал на своего сына и невестку. Этот человек напоминал муравьеда, ловко хватающего языком кусочки мяса с пальцев. – Спросите у Джи-эм и Ксерокс. Никакое это не видение, капитан.

– Отец прав – это был космический корабль, капитан. – Джи-эм, сын главного кочевника, неугомонный юноша с лицом в рубцах, указал на мрачное небо своей древней винтовкой M-16. – Огромный, больше, чем башня ОПЕК и Эмпайр-Стейт-билдинг вместе взятые.

– Оно просто зависло там, – добавила Ксерокс, супруга юнца. Она сидела позади мужа – беременная, хотя сама еще была почти ребенком. Ее глаза ярко горели. – Я думала, оно заберет нас на небеса.

– Вот именно, на небеса… – Четвертый кочевник по имени Пепсодент был крепким молодым негром, он говорил серьезно и с придыханием. – Корабль двинулся на юг, словно говоря, чтобы мы убирались подальше, пока не началось сильное землетрясение.

Штайнер бросил камешек в бассейн – на дне было немного воды. Мутноватая жидкость текла сквозь треснутые стенки из какого-то подземного источника, вот и получился окруженный пальмами оазис.

– Да, мы в курсе про землетрясения, наши сейсмографы их отмечают. А в крупных городах они случались, Хайнц?

Мужчина покачал головой, неохотно оглядывая земли вокруг, словно только из-за упоминания природной катастрофы этой ночью расколется земля.

– Нет, из нас никто не видел, но один из профессоров неподалеку от Бостона сказал, что Цинциннати не стало. Сначала в небе над городом появился космический корабль, а через два дня – вспышка и огромный взрыв. Там теперь одна пыль.

– Какое странное землетрясение, – заметил Штайнер. – А ты, Джи-эм, бывал в таких городах?

– От всего этого ужасно плохо, капитан. – Джи-эм скривился и положил руку на большой живот своей супруги: где же среди пораженных земель им найти убежище для ребенка? – Плохо от воды, плохо от песка. Делаешь вдох и уже становится дурно.

– Племенам надо переселяться, но идти некуда. – Пепсодент закатил огромные глаза. – На запад нельзя, Цинциннати и Кливленд уже в руинах. Теперь корабль завис над Бостоном. Это конец света!

– Очень похоже на то, – согласился Штайнер. Он обнадеживающе улыбнулся кочевникам – неужели поверил всем россказням этих простаков? – а ты что думаешь, Уэйн?

Уэйн не ответил, он не знал, что и думать. За последний час, проведенный у бассейна, где смешались запахи верблюдов и жареной змеи, в его голове перепутались все представления о Соединенных Штатах. Странные рассказы о таинственных землетрясениях и космических кораблях шириной в два километра Уэйн отмел сразу, несмотря на то как серьезно их воспринял Штайнер. Капитану явно нравились наивные люди пустыни с верблюдами, старинными винтовками и видениями в небе.

И все же эти путники с высушенными солнцем лицами были настоящими американцами, прямыми потомками тех немногих, всего нескольких тысяч, кто не покинул Америку, когда почти все жители Штатов эмигрировали в Европу. Десятки племен бродили по континенту, и от одного из них остались лишь Хайнц, Пепсодент, Джи-Эм и Ксерокс. За час до этого, когда Уэйн и Штайнер приближались к отелю, четверо кочевников как раз слезали со своих верблюдов. Они поприветствовали капитана и Уэйна без какой-либо враждебности, явно осведомленные о присутствии экспедиции. На Штайнера они смотрели с сомнением – его темное лицо и отстраненный взгляд путника сбивали с толку. Уэйна же кочевники точно не приняли за американца – достаточно было взглянуть на его светлые волосы и бледную кожу.

Уэйн тоже разглядывал путешественников, ворвавшихся в его тайную мечту. Под белыми бурнусами, самым разумным одеянием для пересечения пустыни, на мужчинах были надеты старые серые костюмы в тонкую полоску, найденные в универмагах Трентона и Ньюарка – это считалось традиционной формой племени Руководителей, к которому они принадлежали. Их наследственными территориями для грабежа были Нью-Джерси, Лонг-Айленд и пригороды Нью-Йорка. У Хайнца, его сына Джи-эма и их юного друга Пепсодента, названных в честь известных манхэттенских корпораций, карманы полнились странным набором предметов: высохшие авторучки и треснутые карманные калькуляторы, реликвии офисных работников, которых они изображали. Хайнц то и дело засовывал в ноздри давно опустевший ингалятор и громко вдыхал, Пепсодент протягивал помятый портсигар к звездному небу, Джи-эм доставал калькулятор и жал по неработающим кнопкам, с пониманием улыбаясь супруге, будто пытался вычислить точную дату родов.

Они держали путь с севера, где навещали племя, к которому принадлежала Ксерокс – Профессора Бостона. («Откуда такое имя, Ксерокс? – спросил Штайнер, на что Джи-эм, погладив супругу по животу, логично ответил: «Все женщины по имени Ксерокс делают отличные копии»). А потом над бостонской гаванью появились предостерегающие видения, и они в панике бросились на юг, обходя стороной Нью-Йорк из-за страха губительного землетрясения.

Пока змея жарилась на вертеле, Хайнц и Джи-эм рассказали Штайнеру про американские «народы», племена новых коренных индейцев, пришедших на смену прежним краснокожим. Когда-то в каждом племени было по тысяче человек, но теперь из-за землетрясений и небесных предзнаменований численность сократилась до сотни. Уже многие поколения выросли безграмотными и могли прочитать лишь названия брендов на неоновых вывесках, поэтому их друзей и родственников звали Биг-мак, Ю-драйв, Тексако и Севенап. Правда, Профессора, названные в честь великих университетов Бостона, оказались самыми находчивыми среди кланов: они дистиллировали неочищенный спирт на оборудовании химической лаборатории. Может, из-за этого пойла им и виделось всякое в небе? Теперь Профессоров загнали в промысловые районы менее дружелюбных племен. По словам Хайнца, мало кому из них можно было доверять.

– На окраинах Вашингтона обитают Бюрократы, они раньше хотели собрать все племена вместе, но потом решили брать с нас налог. Во Флориде живут Астронавты…

– Они ненормальные! – с дружеским восхищением перебил Пепсодент. – У них там какая-то религия космической эры и куча железяк.

– Точно, – хохотнул Джи-эм. – Видели когда-нибудь верблюда в жестяной накидке?

Штайнер засмеялся.

– Так корабли в небе – их рук дело?

Хайнц и его соплеменники в этом сомневались – даже Астронавтам такое не под силу. Впрочем, глядя на обгоревшие лица кочевников, Уэйн подумал, что они наверняка способны на нечто большее, чем просто вести своих верблюдов от одного оазиса к другому. А значит, где-то существует более продвинутое в технологическом плане племя, которое не подпускает этих аборигенов в изношенных одежках к зараженным регионам с разлагающимися ядерными генераторами. Никто из странников ни разу не видел даже самолета, так что и небольшой вертолет, кружащий над городом, покажется им предвестником конца света…

– А еще есть Гангстеры, – продолжал Хайнц. – Раньше их замечали в окрестностях Чикаго и Детройта. Есть Геи из Сан-Франциско, они ушли с запада много лет назад…

– Странные они, – вставил Джи-эм, бережно обнимая супругу за плечи. – Не знаю почему, но они мне не нравятся.

– Разведенки хуже, – возразил Пепсодент. – Это племя из Рино, в котором одни только женщины. Опасайтесь их, капитан, они обещают выйти за тебя замуж, а потом крадут твоего верблюда и под покровом ночи перерезают тебе горло. Джи-эм однажды чуть не попался, правда?..

Штайнер на пару со стариком посмеялись над словами Пепсодента, и тут впервые заговорил Уэйн, желая подвести итог рассказам путников:

– А кроме племен вы кого-нибудь видели? Может, другие экспедиции?

– Экспедиции? – Глава кочевников глянул на Штайнера, сбитый с толку незнакомым словом и резким тоном Уэйна.

– Группы исследователей, – попытался объяснить Уэйн. – Из-за морей. Двадцать лет назад сюда прибыла крупная экспедиция с седовласым мужчиной во главе…

Джи-эм оторвал взгляд от живота супруги.

– Похоже на Игроков. Они промышляли в районе Лас-Вегаса, и среди них точно был седой мужчина, приехавший издалека…

Не успел Джи-эм договорить, как вдруг раздался выстрел, грохотом разорвавший пустынную ночь. За ним последовал второй, затем крики и звон битого стекла из неоновой вывески над входом в отель. Слышно было, как переругиваются Орловский и Риччи, бродя в темноте.

– Не бойтесь, мы их знаем. – Штайнер встал и поднял руки, успокаивая кочевников, но те уже вскочили и разбежались в разные стороны, как звери, что боятся угодить в ловушку.

Через пять минут, когда Уэйн и Штайнер вернулись к бассейну с Орловским и Риччи, трое аборигенов и их женщина растворились во мраке ночи, забрав своих верблюдов. Где-то среди вытянутых теней на песке Уэйн заметил силуэт животного, бегущего мимо ржавых машин и финиковых пальм.

Орловский посмотрел на пересохший бассейн, на тлеющий костер и жареную змею. Вздернул нос, учуяв запах верблюдов, и пригрозил пальцем Риччи, который, не подумав, стал стрелять по отражению угольков в вывеске.

– Это еще что, капитан? – спросил Орловский, показывая на следы босых ног на песке. – Вы спасли нас от каннибалов?

Штайнер с тоской вглядывался в темноту.

– Каннибалы? Нет, это были американцы, настоящие американцы.

– Коренные жители, – согласился Уэйн. – Жаль, мы не смогли им помочь. Я восхищаюсь ими, Штайнер, так же, как и вы.

– Это хорошо. Уверенность в собственных силах, почтительное отношение к небесам и разумное подозрение по поводу сборщика налогов – твои предки из Джеймстауна одобрили бы такие качества. Возможно, однажды они нам пригодятся.

– Сомневаюсь. – Уэйн показал рукой на пустыню, на далекие высотки безлюдных городов. – Я верю в другую Америку. Хочется думать, что в ней найдется место для этих путников.

– А для меня, Уэйн? Для меня найдется место?

– Думаю, да, Штайнер…

Уэйн вдруг вспомнил слова Орловского и голодные взгляды кочевников, разглядывавших его мускулистое тело. С тревогой Уэйн заметил, что и Штайнер смотрит на него точно так же – пристально, сверкая белыми зубами в темноте.

Глава 11
Овальный кабинет

Следующие десять дней группа двигалась дальше по главному шоссе Нью-Джерси на юго-запад, в сторону Вашингтона. Вдалеке над бесконечным полотном дороги, усеянной брошенными автомобилями и грузовиками, висела дымка. К вечеру члены экспедиции сходили с трассы и ночевали в одном из сотен безлюдных отелей и загородных клубов, что попадались по пути. Они отдыхали у пересохших бассейнов, которыми, казалось, был покрыт весь континент. После ужина, когда становилось прохладнее, Уэйн и Штайнер объезжали окрестности в поисках щелочных и соляных озер, хоть какого-нибудь намека на речную систему, берущую начало в Аппалачах – это указало бы на более умеренный климат и плодородные условия.

Однако по мере продвижения земля, напротив, становилась еще более засушливой. То и дело попадались следы от костров и привалов тех немногочисленных кочевников, что бродили вокруг и привязывали верблюдов в тени юкковых деревьев. Правда, кроме Хайнца, Пепсодента, Джи-эм и Ксерокс, других «индейцев», у которых можно было бы выменять информацию о внутренних районах Соединенных Штатов на кое-какое оборудование, они больше не встречали.

Экспедиция направилась к Балтимору, обогнув Трентон и Филадельфию, и вышла на Мемориальное шоссе Кеннеди, ведущее к Уилмингтону. Над безлюдными городами висела дымка, парки и теннисные корты окраин покрывал еще более густой слой песчаной пыли. Каждый вечер офисные высотки будто снова и снова вырастали на горизонте с восточной стороны, и в тысячах окон отражалось волшебное сияние, чей цвет менялся от бледно-розового до ярко-красного, словно на величественных фасадах вывешивали рекламу пустыни.

Пусть континент оказал гостям неоднозначный прием, да и Великая американская пустыня наверняка тянулась не только до Аппалачей, а до самых Скалистых гор и побережья Калифорнии, члены экспедиции все равно не падали духом. Когда они добрались до Вашингтона и ехали по Первому шоссе к Авеню Конституции, Уэйн уже в который раз подумал о том, что о возвращении в Европу до сих пор никто и словом не обмолвился. Мысль об отъезде из Америки и обратном плавании больше не занимала их головы.

* * *

Штайнер, как Уэйн и ожидал, не ударил в грязь лицом.

– Итак, это Вашингтон, одна из важнейших мировых столиц, сердце великой нации. Только представь, Уэйн: именно отсюда поступали указания флотилиям, отсюда руководили операциями мировых войн и отправляли людей на Луну…

Штайнер опустил руку, призывая группу остановиться. Колонна всадников и вьючных животных, возглавляемая Уэйном на повозке с водой, замерла у Национальной галереи искусств – спустя долгие годы здание вовсе не растеряло своей внушительности.

Уэйн глянул на мемориал Линкольна и Национальную аллею. Как древний путник у обломков статуи Озимандия, он видел вокруг лишь однообразные дюны на месте некогда зеленого газона, теперь поросшего растениями пустыни. Слева, в четырехстах метрах от Уэйна, стоял Капитолий – один из самых запоминающихся образов, наряду с Белым домом и силуэтом Манхэттена. Утопленное в песке, потрескавшееся здание молчаливо высилось среди гигантских кактусов. В крыше зияла дыра: часть купола обвалилась внутрь, будто яичная скорлупа. На другом конце аллеи по сухому руслу реки Потомак перекатывались дюны. Статуя Авраама Линкольна стояла по колени в песке, президент задумчиво смотрел на юкки и снующих грызунов.

Уэйн думал, что услышит недовольные возгласы попутчиков, но увиденное, похоже, ничуть не удивило и не напугало их. Как будто именно таким Вашингтон и должен был предстать перед туристами – заброшенным пустынным городом.

Орловский прискакал к самой голове колонны и остановился в тени повозки с водой, обмахиваясь шляпой.

– Что ж, Уэйн, все в необыкновенно хорошем состоянии. Ну что, капитан, двигаемся дальше?

– Заглянем еще в Белый дом, – ответил Штайнер, направляясь на запад по улице, вдоль которой были расположены великие музеи – теперь лишь развалины, засыпанные песком. – Возможно, там есть командный пункт. Если нет, Грегор, то мы приведем вас к присяге как главу временного правительства.

– А почему не профессора Саммерс? – возразил Орловский. – Первая женщина-президент. Или, к примеру, Уэйн?

– Я не прочь, Грегор, – быстро согласился Уэйн. – Буду самым молодым президентом, куда моложе Кеннеди.

Сохраняя бодрость духа, группа шла к мемориалу Джорджа Вашингтона, обходя на своем пути кактусы и юкки. Колонна вновь начала растягиваться, и вскоре между всадниками было как минимум пятьдесят метров. Уэйн хлестал по бокам мулов, отгоняя мух. Было ясно, что втайне все радовались, обнаружив Вашингтон безлюдным – путники оказались одни в самом сердце своих мечтаний.

* * *

Первую ночь они провели в Белом доме. Вполне предсказуемо здание было заброшено, по просторным комнатам и кабинетам гулял вечерний ветерок. Песок доходил до самых окон и белым кружевом сыпался внутрь. Пока Штайнер стоял на страже у входа, Уэйн и Орловский залезли через разбитое пуленепробиваемое стекло в Овальный кабинет.

Орловский машинально снял шляпу. Вместе с Уэйном они стояли по щиколотку в песке и смотрели на огромный письменный стол в нише между двумя окнами. Кто за ним сидел, президент Браун? Или это копия оригинального стола и его поставили сюда для командующего последней эвакуацией? Уэйну почему-то казалось, что президенты некогда трогали поверхность именно этого стола. Один из углов закоптился – здесь явно разжигали огонь, другие стены были покрыты банальными надписями: «Боб и Элла Таллок, Такома, 2015», «Астронавты рулят!», «Чарльз Мэнсон жив». Однако президентский стол по некой необъяснимой причине – может, из-за своего представительского вида – оставался нетронутым.

– Все на месте, – тихо заметил Орловский. – В точности как и было…

Тронутый чувствительностью главы экспедиции, Уэйн сжал его плечо.

– Ждало тебя все эти годы, Грегор.

– Уэйн, как великодушно с твоей стороны…

К ним присоединились Риччи и Анна Саммерс, и целый час четверо бродили по разгромленным кабинетам и залам среди телетайпов, компьютерных терминалов и десятков пустых экранов, мимо обрывков листовок и расписаний эвакуации. Чуть позже, когда солнце скрылось за поросшим кактусами руслом реки Потомак, члены экспедиции спокойно обошли музеи и памятники, окружавшие Национальную аллею.

Один только Уэйн решил не ходить – он вызвался поить лошадей и разгружать оборудование.

– Ты ведь никуда не денешься, Уэйн? – обеспокоенно спросила Анна Саммерс, стряхивая песок с его светлых волос.

– Конечно, нет, Анна, – заверил ее Уэйн. – Мы добрались до Вашингтона, а здесь все только начинается.

Вернувшись спустя два часа в Эллипс – так называлась южная часть Президентского парка, – группа обнаружила, что Уэйн распаковал походные кровати и отнес их в Белый дом. Сам он устроился в Овальном кабинете: постелил спальный мешок на полу у стола, намереваясь охранять достоинство важного помещения. К счастью, подшучивать над ним по этому поводу никто не стал.

Может, все дело в мощной атмосфере, которая по-прежнему сохранялась в столице, но за последующие несколько дней Уэйн заметил, что работа экспедиции то ли замедлилась, то ли сменила направление в сторону каких-то новых внутренних ориентиров. Группа разбила лагерь перед Белым домом: на месте некогда зеленого газона поставили палаточную столовую и кухню, еще одну палатку оборудовали под системы связи, однако научные исследования, похоже, больше не увлекали Риччи и Анну Саммерс. Они коротко переговаривались по радиосвязи с Макнэром – тот сообщил, что ремонтные работы на судне скоро будут завершены, – а сейсмограф и счётчик излучения пылились в углу. Целыми днями ученые лишь ходили по музеям и зданиям Конгресса, заглядывали в штаб-квартиру НАСА, Верховный суд и Смитсоновский институт, а потом за ужином обсуждали, что чудесного и невероятного успели повидать, прямо как туристы в бесконечном туре по континенту.

– Грегор, ты видел мемориал Никсону? – спросил Риччи в третий вечер. – Надо признать, впечатляет. Какую силу имела в то время президентская власть…

– Имперское президентство, – глубокомысленно заметил Орловский, показывая рукой на ансамбль величественных зданий. – Прямо как когда-то в Кремле.

– А Исламский центр Джерри Брауна? – добавила Анна Саммерс. – Точная копия Тадж-Махала, только из стекловолокна и в полтора раза больше. Почему ты никуда не ходишь, Уэйн? – озабоченно спросила она. – Как насчет Музея военно-воздушных сил?

– Я сегодня был там, – спокойно соврал Уэйн. – Посидел в самолете Линдберга и в космическом корабле «Аполлон-9».

Уэйну нравилось разделять энтузиазм попутчиков. Штайнер, как обычно, отсутствовал – рассекал по пустынным окраинам города, изредка почитая присутствием своего мрачного силуэта Пентагон и отель «Уотергейт». Получается, за главного остался Уэйн. Хотя он никуда не ходил, именно на нем держалась вся экспедиция. В свободное время Уэйн занимался уборкой Овального кабинета: выбрасывал наружу песок сквозь разбитые окна, оттирал надписи со стен. Требовался некий переходный обряд в преддверии настоящего отъезда, который Уэйн без раздумий называл «началом экспедиции». Пусть так, но куда же они отправятся?

Наблюдая за попутчиками, Уэйн ожидал, что они будут планировать, как провести последние дни на американской земле: собрать образцы, заполнить документы, сделать снимки и пометки на карте для будущих исследователей. Однако ученые молча сидели за столом под брезентовым навесом, и выражение их лиц оставалось неизменным, почти как у тех манекенов из универмага на Манхэттене. Риччи вертел в руках радионаушники – мысли его при этом были далеки от разговоров с Макнэром – и с восхищением разглядывал кавалерийские сапоги, найденные в магазине военного обмундирования, который ему показал Уэйн. Анна Саммерс держала в одной руке записи радиационных измерений, а другой в это время листала страницы старого номера «Космополитэн» – журнал ей тоже достал Уэйн. Анна затерялась в мечтах о гламурных голливудских виллах и не обращала внимания ни на пустыню и кактусы, окружавшие палатку, ни на свою рабочую одежду и обветренную кожу. Даже Орловский, казалось, думал вовсе не об экспедиции, разглядывая большую дорожную карту. Присмотревшись, Уэйн заметил, что Грегор ведет пальцем по линии шоссе от Канзаса до Колорадо.

Как вскоре Уэйн понял, под видом путешествия через американский континент на самом деле каждый отправлялся в куда более длительную экспедицию по собственному разуму.