Текст книги "Свобода – опасная вещь"

Глава четвертая

1

Никто из близких ей людей, даже ее муж, не подозревал, что за прелестной, женственной оболочкой Софии прячется стальной стержень, выкованный нищетой и мытарствами ее безотрадного детства. Лишь очень немногие знали, что София – дитя неаполитанских трущоб. Едва научившись ходить, она вместе с другими чумазыми маленькими оборвышами бегала за туристами. Стоило приезжему зазеваться, как его окружала стая настырных попрошаек – каждый тянул свою грязную ручонку и нараспев повторял единственное известное им английское слово: «Деньги… деньги… деньги…»

Вечером девочка возвращалась «домой» – в убежище, сложенное из двух деревянных контейнеров и куска гофрированного железа. Там она и жила вместе с отцом. Ее папаша – приземистый квадратный итальянец с черными разбойничьими глазами – за всю жизнь ни дня не работал.

Если маленькая София приносила домой меньше пятисот лир, отец немилосердно порол ее ремнем. Так продолжалось, пока ей не исполнилось тринадцать.

Однажды она пришла домой, сжимаясь от страха, потому что не сумела насобирать заветные пятьсот лир, и увидела отца в нелепой позе на куче тряпья, служившей ему постелью: кто-то всадил ему в сердце нож по самую рукоять.

Она долго смотрела на него, не веря своему счастью, потом подошла, плюнула в его оскаленную рожу и навсегда покинула родительскую конуру. Наконец она избавилась от нахлебника – может жить как хочет и не бояться побоев!

Ни лохмотья, ни грязь не могли скрыть красоты юной Софии. Вскоре на нее обратил внимание один тип, называвший себя Джузеппе Франчини, – сутенер, промышлявший в кабаках на задворках Виа Рома. Он с первого взгляда оценил ее потенциал, взял девочку под свое крыло, одел, снял ей более-менее чистую комнату и сделал из нее проститутку. Ей не было еще и пятнадцати.

Уразумев, какие заработки сулит ей новая профессия, София принялась за дело с большим энтузиазмом. Изумленный Франчини не мог на нее нарадоваться. Он быстро сообразил, что разменивать такой талант на всякую шушеру из низкопробных забегаловок просто глупо, и на паях с приятелем снял ей квартиру в Риме.

К семнадцати годам София многого достигла. Она избавилась от Франчини и переехала в роскошные апартаменты в фешенебельном римском квартале. Теперь у нее был солидный доход, новенький «альфа-ромео» и шикарный гардероб, включавший в себя норковое манто.

На восемнадцатом году жизни она познакомилась с Хэмишем Уорделлом, голливудским кинорежиссером, проводившим отпуск в Риме. Ее красота и редкостная самоотдача в постели произвели на Уорделла такое впечатление, что он забрал ее в Голливуд и дал ей маленькую роль в своем новом фильме.

София имела бешеный успех. Сексапильная итальянская красотка сразу затмила на экране всех прочих актрис и актеров. Зрители были в восторге, и киностудия немедленно заключила с ней контракт на шестизначную сумму за каждый из трех новых фильмов, сразу оговорив, что за первыми тремя последуют еще три – с повышением гонорарной ставки. Деньги потоком потекли на ее банковские счета, публика ее обожала, и все ужасы ее детства, как и гадкие воспоминания о свинстве клиентов в ее бытность уличной проституткой, скрылись в тумане прошлого.

В двадцать четыре она встретила Флойда Дилейни. Он влюбился в нее, и меньше чем через полгода они поженились. Она стала законной женой одного из самых богатых и влиятельных людей в Голливуде. У нее было все, чего только можно желать. С таким положением она могла чувствовать себя как за каменной стеной, а этим ощущением она дорожила больше всего на свете, почти как самой жизнью…

София сидела на диване в семейном люксе, плотно сдвинув колени и сжав руки в кулаки, и неподвижно смотрела на Джея, усевшегося напротив. Он был бледен и мрачен, уголок левого глаза слабо подергивался.

Она больше не сомневалась, что он убил девушку, и вполне отдавала себе отчет в том, что его дикий поступок ставит под угрозу ее собственное благополучие. Как только эта новость попадет в заголовки мировой прессы, не будет у нее больше ни покоя, ни положения, которые оплачены долгими годами нужды и боли.

Она начала понемногу приходить в себя после страшного шока – когда к ее ногам упало мертвое тело. Силы воли ей было не занимать, и, едва оправившись от потрясения, она вернула себе способность мыслить здраво. Нужно было срочно найти выход из кошмарной ситуации. Она не собиралась опускать руки и полагаться на судьбу. Однако, прежде чем принять решение, необходимо знать все обстоятельства.

– Это Люсиль Балу? – спросила она, в упор глядя на Джея.

– Да.

Он тоже заставил себя собраться, выбросить из головы ужасный момент, когда дверцы шкафа начали медленно раскрываться, и сосредоточиться на главном: как поступит София? Во рту у него пересохло. Он с удивлением вынужден был признать, что нервы-то у нее покрепче, чем у него.

– И ты убил ее, – констатировала София, снова сжав кулаки.

– Это был несчастный случай. – Джей выдавил из себя жалкую, бессмысленную улыбку.

– То есть?

Он немного помедлил, провел языком по губам и сказал:

– Я не соврал тебе. Как только я увидел ее здесь, в номере, я понял, что свалял дурака. Наверное, я повел себя грубо. Сказал ей убираться. Она разозлилась. Пригрозила, что закричит. Я испугался, как бы кто не услышал. Зажал ей рот рукой. Она стала отбиваться. Девчонка оказалась сильнее, чем я думал. Я… сам не знаю, как это вышло. Она вдруг сникла. Я решил – у нее обморок. Начал приводить ее в чувство и увидел, что она мертва.

Пристально глядя на него и вслушиваясь в его монотонную интонацию, София понимала, что он лжет. У нее в памяти всплыла недавняя картина: Джей угрожающе приближается к ней, в руках у него алый шнур… Она не сомневалась, что он намеренно задушил девушку.

София молча изучала его.

Темные очки скрывали его глаза, как надежный камуфляж.

– Сними очки! – приказала она.

Он нахмурился. Его рука потянулась к очкам и на мгновение замерла. Но он снял их. Его бледные, водянисто-голубые глаза смотрели растерянно и трусливо, как у пойманного воришки. София видела: он напуган и выбит из колеи даже больше, чем она сама. Это ее обнадежило.

– Ты врешь, – холодно сказала она. – Ты нарочно заманил ее сюда и убил. Задушил шнуром от портьеры.

Глаза Джея сделались пустыми, как у слепца. Потом уголки его рта поползли кверху, а из горла вырвался какой-то клекот, как будто он подавил смешок.

– Угадала. Ты намного умнее, чем я предполагал. Да, конечно. Это не был несчастный случай.

София втянула в себя воздух и резко встала. Потом подошла к столу и вынула сигарету из сигаретницы. Закуривая, она отметила, что руки у нее нисколечко не дрожат, как ни странно.

Теперь она была совершенно уверена: парень ненормальный. Она всегда подозревала, что он унаследовал от матери больную психику. Не опасно ли ей самой оставаться с ним наедине? Вдруг он и на нее набросится? Нужно постараться не настраивать его против себя. Она снова села.

– Почему ты это сделал? – спросила она как можно мягче.

Он быстро взглянул на нее, уловив в ее голосе нотку сочувствия.

– Почему? – переспросил он и поудобнее, почти полулежа, устроился в кресле. – Потому что мне скучно, София. Ты не представляешь себе, что значит изнывать от тоски. Ты не можешь понять, что значит вечно играть третью скрипку – даже не вторую! Я с самого рождения никому не нужен. Мать меня ненавидела. Для отца я был только помехой. Всю жизнь от меня требовали одного – угождать: отцу, матери, его второй жене – всем, у кого я путался под ногами!

София кивнула:

– Это я как раз понимаю. В детстве я тоже хлебнула горя. И потому всегда старалась, чтобы ты не чувствовал себя лишним, нежеланным. Не думай, что я не способна понять. Я согласна, что жизнь у тебя не подарок.

В глазах у Джея вспыхнул свет. Он оживился совсем как мальчишка, которому посулили награду.

– Я восхищаюсь тобой, София. Ты единственная, кто хоть как-то понимает меня, ты добрая, жаль только – появилась поздновато. Двадцать лет играть третью скрипку не очень-то весело. – Он выпрямил спину и уперся в нее взглядом. – Не очень весело, когда тебя все отпихивают – лишь бы с глаз долой, а при случае выводят на показ, как дрессированного пуделя. Сколько лет я пытался найти для себя в жизни что-то стоящее! Постепенно я пришел к выводу, что жить стоит исключительно ради риска. И для начала попробовал рискнуть свободой. Еще в школьные годы я стал заправским домушником. – На его бледных губах появилась мальчишеская улыбка. – Я ничего не крал. Проникал в чужие дома, прокрадывался в спальни, подолгу смотрел на спящих людей и гадал: проснутся – не проснутся, схватят меня – не схватят. Мне это нравилось, но со временем надоело. Я понял, в чем проблема: не настолько дорога мне свобода, чтобы бояться ее потерять. Я долго думал и в конце концов решил, что на свете есть только одно, чем я действительно дорожу и чем не хотел бы пожертвовать, – моя жизнь.

София стряхнула пепел. Голова ее напряженно работала. Она не прерывала Джея, но слушала его вполуха. Он ищет себе оправданий. Рано или поздно дойдет и до убитой девушки. Почему он убил ее, уже не важно. Важно, что произойдет, когда новость об убийстве получит огласку. Джей – сын Флойда!

Мысль об огласке и скандале, о стервятниках-репортерах, о последствиях для новой кинокартины Флойда, о воскресшей тени самоубийцы Хэрриет, о неминуемом судебном процессе, о соболезнованиях друзей и кошмарных заголовках в газетах, которым не будет конца, вызывала у нее леденящий ужас.

– Тогда я придумал сыграть в русскую рулетку, – продолжал между тем Джей. – Знаешь, что это такое? Заряжаешь револьвер одним патроном и раскручиваешь барабан. Когда барабан остановится, одна из камор совместится со стволом. Если в ней нет патрона, выстрел будет холостой, если есть – боевой. Наперед неизвестно. Подносишь револьвер к виску и спускаешь курок. Затея, конечно, рискованная, но все-таки это игра на удачу, хотя по первости очень возбуждает. После нескольких попыток я понял, что и это мне не подходит. Если уж рисковать жизнью, то не по слепой прихоти случая, а полагаясь исключительно на свой ум, трезвый расчет и хитрость. Так я додумался до убийства. Если честно, я довольно долго вынашивал план убить кого-нибудь. И сегодня решился. – Джей сидел очень прямо, его лицо окаменело. – Как только увидел эту девчонку. Уговорить ее прийти сюда было несложно, да и убить тоже. Дуреха ничего не заподозрила. Конечно, все можно было устроить иначе – намного проще и безопаснее для меня, но зачем? Мне нужен настоящий риск! Ситуация, когда у меня в номере первоклассной каннской гостиницы спрятан труп, – это настоящее испытание моих способностей. Плана действий у меня нет. Пока я даже не знаю, как избавлюсь от тела. – Он взъерошил волосы, не сводя глаз с Софии. – Не думал, что ты настолько прозорлива, София. Я совсем не брал тебя в расчет. Ну так как, что ты намерена теперь делать?

Вот именно, что ей теперь делать? София и сама спрашивала себя о том же. Рассказать Флойду? Вызвать полицию? Добровольно перерезать себе горло – навсегда лишиться положения, связей, респектабельности? Как только скандальная новость попадет в газеты, всему конец: никаких приемов в Белом доме, никаких светских раутов в Лондоне, на которые с неофициальным визитом могут пожаловать члены королевского семейства. И хозяйки богатых нью-йоркских домов уже не будут спорить друг с другом за привилегию включить чету Дилейни в список гостей. А каково будет Флойду? Он вложил в свой последний фильм миллионы! Велика ли вероятность, что фильм выйдет в прокат, если его сын сядет на скамью подсудимых за убийство?

Она твердо знала, что довериться Флойду – значит поставить на всем крест. Он поступит так, как всегда поступает: необдуманно, зато по совести. Вызовет полицию и без колебаний отдаст сына в руки правосудия.

Она любила Флойда, преклонялась перед ним. Он всегда был честен. Но здесь особый случай, здесь нельзя идти напролом. Один-единственный промах перечеркнет все их будущее. Сейчас она ясно понимала, что держит в своих умелых, чутких руках судьбы всех троих – и Флойда, и свою, и этого чокнутого мальчишки. Она хотела потянуть время, ей нужно было подумать.

– А ты сам как считаешь? Что я намерена делать?

– Рассказать отцу.

– Если расскажу, ты знаешь, как он поступит.

– Да – вызовет полицию.

Она подняла руку и взглянула на часы. Без двадцати пяти десять. Сеанс уже начался, и Флойд недоумевает, почему ее нет.

– Мне нужно подумать, Джей. Сейчас я должна идти, твой отец меня заждался. Такие вопросы не решаются за одну минуту. Речь ведь не только о тебе, это касается и твоего отца, и меня.

– Раздумывать особо некогда, – заметил он.

– Я зайду к тебе после ужина, – пообещала София. – Тогда я уже что-то решу.

Изобразив на лице подобие улыбки, Джей выскользнул из кресла, подбежал к двери, повернул в замке ключ и опустил его в карман. Подпирая дверь спиной, он невозмутимо смотрел на Софию.

– Прости, София, – вкрадчиво сказал он, – но я не могу зависеть от твоего решения. Либо ты мне подыграешь, либо мне самому придется принять меры.

– Ты мне угрожаешь, Джей? – уточнила София, сама себе удивляясь: она почти не ощущала страха.

– Боюсь, что да, – виновато ответил он. – Это слишком важно для меня. Я не могу допустить, чтобы ты все испортила.

София положила ногу на ногу. Ноги у нее были длинные, безупречной формы.

– Если у тебя здесь будет не один труп, а два, это еще больше осложнит дело. Ты так не думаешь?

– Думаю и потому очень рассчитываю на твою помощь.

– Чего же ты от меня хочешь?

Он вернулся в комнату и снова сел в кресло.

– Если меня поймают, вы оба тоже пострадаете, и ты, и отец. В ваших интересах, чтобы я вышел сухим из воды. Я почти уверен, что сумею вывернуться. Конечно, если ты расскажешь отцу, он сразу побежит в полицию. Но если промолчишь, есть большая вероятность, что никто ничего так и не узнает, поэтому я прошу тебя только об одном: не выдавай меня.

София ни секунды не колебалась. Джей прав. Стоит ей только заикнуться Флойду, и в считаные часы во всех газетах появятся кошмарные заголовки.

– Ладно, Джей. Я ничего не скажу. Даю тебе честное слово.

Он кивнул:

– Поверю тебе на слово. Ты достаточно умна, чтобы понять очевидное: из нас троих ни один не выиграет, если меня поймают.

– Можешь не сомневаться во мне. – София снова закурила. – Но что ты намерен делать с… телом?

– У меня была мысль засунуть его в чемодан и просто где-нибудь оставить. Честно говоря, я толком еще ничего не придумал.

– Чемодан – улика, тебя легко вычислят, – сказала София. – Кроме того, в одиночку ты с неподъемным чемоданом не справишься. Нет, не годится.

– Есть идеи получше? – Джей внимательно наблюдал за ней.

– Когда ты привел ее сюда, тебя могли видеть с ней.

– Нет, мы поднялись в номер порознь. Примерно в четыре часа. На этаже было пусто.

– Откуда тебе знать! А вдруг кто-то видел ее? Она могла сказать кому-нибудь, что идет сюда.

– Нет-нет. Я предупредил ее никому ничего не говорить. Никто не знает, что она была здесь, я уверен.

– С чего ты взял, что тебя не вычислят? В полиции не дураки сидят. Как только обнаружат тело, начнут искать преступника. Ты мог наследить. Убийцы всегда на чем-нибудь прокалываются.

Джей склонил голову набок. Он упивался этой сценой. Кто бы мог подумать, что София проявит такую заинтересованность и смекалку! Он не переставал удивляться ее выдержке. Со стороны могло показаться, что она препарирует сюжет кинофильма. Он часто слышал, как София обсуждает с отцом драматургию очередной кинокартины, и проникся уважением к ее прозорливой критике: она мгновенно находила все слабые места в сценарии.

– Не думаю, что я наследил, – ответил он, – хотя… Но это тоже часть риска. Играть так играть, тут уж кто кого! Первое, что ищет полиция, – это мотив. Найдешь мотив – раскроешь преступление. Но в этом убийстве нет мотива. Если я сумею избавиться от тела, мне нечего бояться.

– Надеюсь. – София нетерпеливо посмотрела на часы. – Мне пора, твой отец будет недоволен.

Джей кивнул:

– Я тоже иду. Подождешь минуту? Я переоденусь.

– Хорошо.

Он положил на стол ключ от входной двери.

– Я быстро. Видишь, я доверяю тебе, София.

Она проводила его взглядом, пока он не скрылся за дверью спальни, и схватила со стола ключ. Только сейчас ее настигла запоздалая реакция – ей стало дурно, в глазах потемнело. Усилием воли подавив тошноту, она встала, налила себе глоток неразбавленного бренди, быстро выпила и подошла к открытому окну.

Перед отелем собралась толпа любопытствующих: кинозвезды повалили на террасу – угоститься аперитивом и заодно продемонстрировать себя во всей красе.

Ночь выдалась жаркая, круглая луна отражалась в сверкающей морской ряби.

Опершись рукой на стену, София смотрела на оживленную, праздничную толпу людей внизу.

Если я сумею избавиться от тела, мне нечего бояться.

Эта фраза Джея снова и снова звучала в ее голове.

Вопрос, сумеет ли он – и каким образом?

Нечего бояться? Смелое заявление после того, что он натворил.

Услышав, что он запирает дверь в спальню, она обернулась.

Смокинг был ему очень к лицу.

Он улыбнулся ей:

– Идем?

– Да.

Она отперла входную дверь, и они вместе покинули номер.

Из своего укрытия за ними наблюдал Джо Керр.

2

Заняв место в кинотеатре, Джей отрешенно уставился на экран. Всеми своими фибрами он ощущал присутствие Софии, севшей между ним и отцом. Он вдыхал тонкий аромат ее духов и чувствовал прикосновение ее шелков к своей ноге, когда она изредка меняла положение.

По другую сторону от нее отец, немного подавшись вперед, пристально следил за действием на экране и за скачущими строчками маловразумительных субтитров.

Давали какую-то шведскую картину. Операторская работа была выше всяких похвал, но явившиеся с большим опозданием София и Джей не могли ухватить сюжетную нить – попросту не понимали, о чем фильм.

И вдруг одна-единственная строчка субтитров, сама по себе ничего не значащая, натолкнула Джея на решение проблемы, над которой он безуспешно бился уже много часов: как без лишнего риска избавиться от трупа девушки. Когда эта строчка появилась на экране, Флойд Дилейни, недостаточно хорошо знавший французский, перегнулся через Софию к Джею и шепотом раздраженно спросил сына:

– Что, черт возьми, тут написано?

Джей, не задумываясь, перевел:

– Чем многолюднее, тем безопаснее.

Отец удовлетворенно хмыкнул и выпрямился.

Чем многолюднее, тем безопаснее.

Джей где-то читал – возможно, в мишленовском путеводителе, – что в каннском отеле «Плаза» пятьсот номеров. Соответственно, при полной загрузке в отеле проживает около тысячи человек, и вероятность, что его вычислят, выражается соотношением один к тысяче. Вполне приемлемо, счел он, передумав выносить труп за пределы отеля. Всего-то и нужно – загрузить мертвую девицу в лифт и отправить на последний этаж.

Тело обнаружат не раньше чем через несколько часов. Откуда полиции знать, кто ее убил? Убийцей может быть кто угодно, как любой из постояльцев, так и любой из сотен посторонних, болтающихся в отеле во время фестиваля. Откуда полиции знать, на каком этаже девушка встретила свою смерть, и тем более – в каком из пятисот номеров?

Решение было настолько очевидным, что он удивился, как это не пришло ему в голову раньше.

Гнетущее напряжение, не оставлявшее его после убийства, вмиг улетучилось, и он с облегчением выдохнул.

Кроме того, теперь, по прошествии времени, он мог уже яснее оценивать ситуацию. Все зависело от Софии – сдержит ли она слово.

А вдруг она дрогнет? Расскажет отцу?..

Нет, вряд ли. Она не дрогнула, даже когда мертвая девица вывалилась из шкафа! Ее самообладанию можно позавидовать – прямо-таки железные нервы. Конечно, она испытала шок, еще бы, но другая на ее месте потеряла бы голову, завопила как резаная или хлопнулась в обморок. София побелела и закрыла лицо руками, однако быстро справилась с собой. Просто вышла за дверь, села и закурила – он сам видел.

Женщина, способная так держаться в подобных обстоятельствах, навряд ли впадет в истерику. Он украдкой поглядывал на нее. Ее лицо было обращено к экрану и ровным счетом ничего не выражало. Пожалуй, в складке рта появилась решимость, которой он раньше не замечал. В остальном вид у нее был точно такой, как всегда, когда она смотрела кино.

София не может не знать, что его разоблачение обернется катастрофой и для нее с отцом. Она будет молчать. Он практически не сомневался в этом.

Фильм закончился почти в полночь.

По дороге в отель Флойд с пристрастием расспрашивал сына о фильме. Вопросы касались профессиональной стороны дела, и Джей в ответ блеял что-то невразумительное.

– Да что же это такое! – вспылил наконец Дилейни-старший. – Не пытайся запудрить мне мозги. Ты элементарных вещей не знаешь. Так не пойдет. Обратись к Куперу, понял? Пусть он тебя натаскает. – Он переключился на Софию. – Перед ужином с ван Астерами мне нужно поговорить с Парижем. Время позднее, надеюсь, линия будет свободна. – Он щелкнул пальцами, подзывая Гарри Стоуна, который шел позади. – Попроси водителя подождать, Гарри. Мне нужно поговорить с Кортни. Во французской прессе о нашем фильме почти ничего!

– Я вас оставлю, – сказал Джей, – хочу пройтись немного.

– Иди, – буркнул Дилейни: он все еще сердился на сына за неудачный экзамен.

– Увидимся утром.

– Спокойной ночи, Джей, – сказала София, глядя ему в лицо.

– Спокойной ночи, – ответил Джей.

Он попытался расшифровать смысл ее взгляда, но без особого успеха. Пропустив старших вперед, он перешел на другую сторону променада и оттуда посмотрел на плотную толпу, скопившуюся за барьерным ограждением, которое в целях безопасности выставили перед отелем. Его отец и София двинулись по аллее к центральному входу, и толпа жаждущих лицезреть своих кумиров при виде Софии всколыхнулась и загудела.

Джей отвернулся и медленно пошел вдоль моря по направлению к казино. Одинокий прохожий, бредущий против течения, прочь от водоворота светской жизни, от «Плазы», куда устремлялись все новые и новые толпы.

Его смокинг привлекал внимание – охотники за кинозвездами бросали на Джея вопросительные взгляды: жаль было бы столкнуться нос к носу со знаменитостью и не взять автограф. Но Джей был слишком погружен в свои мысли и не замечал, что на него оборачиваются. Он начал подумывать, не напрасно ли все это затеял. Первое возбуждение прошло, и он не чувствовал ни душевного подъема, ни азарта, на которые так рассчитывал.

Томительное ожидание – вот что портило всю игру.

Если бы он мог переместить тело девушки прямо сейчас; если бы буквально через несколько минут после этого тело обнаружили и на место тотчас явилась бы полиция и с ходу начала расследовать убийство, все завертелось бы, ритм был бы восстановлен, а с ним вернулся бы и азарт. Но он понимал, что труп, скорее всего, обнаружат далеко не сразу, и, значит, впереди у него еще часов пять полного бездействия. Удручающая перспектива.

Толпа, устремившаяся к отелю «Плаза», здесь заметно поредела: он миновал казино и двинулся к набережной Сен-Пьер в Старом порту с причалами для яхт и катеров. Уличные часы пробили час ночи.

В Старом порту было тихо и безлюдно, Джей шел нога за ногу, глядя на пришвартованные суда в лунном свете. Пройдя всю гавань из конца в конец, он сел на кнехт[1]1
  Кнехт – тумба для швартовки.


[Закрыть] и достал сигарету.

Он курил и бездумно смотрел на желтую от луны, словно маслянистую воду. Минут через двадцать он услышал слева от себя какой-то шум и недовольно повернул голову.

Девушка слезла с велосипеда, подкатила его за руль к краю причала и прислонила к бухте швартовочного троса. Ее фигура была сверху донизу залита лунным светом: темно-синие джинсы, белая маечка и легкие туфли без каблука. На вид его ровесница, может быть, немного моложе, лет девятнадцать-двадцать. Блондинка. Распущенные волосы до плеч. Миленькая, хотя не красавица; чудесно сложена, хотя до секс-бомбы ей далеко. Что привело ее на безлюдный причал в такую пору?

Девушка мельком взглянула на него и, сев на корточки, стала тянуть на себя швартовый трос, привязанный к открытой лодке с навесным мотором. Сообразив, что сейчас она сядет в лодку и уплывет, Джей поднялся с кнехта и подошел поближе:

– Вам помочь, мадемуазель?

Она посмотрела на него снизу вверх, и луна, точно софит, осветила ее лицо.

Ее глаза поразили его – умные, живые, кристально чистые. Она сдержанно улыбнулась и покачала головой:

– Я справлюсь, мсье, спасибо.

В ее голосе ему послышался легкий средиземноморский акцент.

Он все же нагнулся и взялся за трос:

– Давайте подержу, пока вы будете садиться.

– Спасибо.

Она ловко сошла в лодку и расчехлила мотор.

Он смотрел на нее как завороженный:

– Вы собираетесь выйти в море среди ночи?

– Да. Через четверть часа прилив будет как раз такой, как надо.

– Для чего?

– Для рыбалки, конечно!

– Вы рыбачите в одиночку?

– Ну да!

Он был поражен – теперь уже ее уверенностью в себе, ее обыденным тоном в таких нестандартных обстоятельствах. Она резко дернула шнур стартера, и Джей понял, что в руках у нее есть сила. Когда после третьей попытки мотор не завелся, у девушки вырвалось сердитое восклицание.

– Может, свечи засалились? – предположил Джей. – Давайте я почищу.

– Не беспокойтесь, мсье, спасибо. Я сама. Вы перепачкаетесь. – Она порылась в ящичке для инструментов. – Вы были на фестивальных просмотрах?

– Да. Слушайте, я не боюсь запачкаться. Давайте помогу.

– Нет, прошу вас, не надо. Я справлюсь. Хороший фильм?

– Не особенно. Великолепная съемка, а в остальном скука смертная.

Она нашла отвертку и начала отвинчивать болты на колпаке мотора.

– Вы имеете отношение к кинематографу? – спросила она.

– Вроде того. Учусь.

– Для американца вы замечательно говорите по-французски.

Он польщенно улыбнулся:

– Я два года жил в Париже. Вы решительно отказываетесь от моей помощи?

– Да, спасибо. Представляю, как интересно работать в кино. О такой работе можно только мечтать. Вы знакомы со звездами?

– Кое с кем.

Она оторвалась от мотора и, задрав голову кверху, посмотрела на него:

– А вы встречались с Джеймсом Дином? У меня есть его фото с автографом. По-моему, он был великолепен. Вы его знали?

– Нет. – Джей присел на корточки на краю причала. – И часто вы рыбачите по ночам?

– Когда хороший прилив.

– Наверно, это здорово.

Она энергично затрясла головой:

– Нисколько! Чаще одно разочарование. Я ловлю на продажу. Нам нужны деньги.

– Сомневаюсь, что ночная рыбалка приносит большой доход.

– Не приносит, но мы любым крохам рады. Мой отец калека. У него кафе на улице Фош. Дела идут ни шатко ни валко, поэтому я стараюсь помогать чем могу.

– Вы и в кафе работаете?

– Ну да!

– А по ночам рыбачите?

– Да, когда прилив подходящий.

– Похоже, вы великая труженица.

Она улыбнулась:

– Да, но я не жалуюсь. Вам тоже приходится много трудиться?

– Бывает.

Интересно, как бы она реагировала, если бы узнала, что его отец – Флойд Дилейни. Лучше ей этого не знать, подумал он.

Она ему не просто понравилась – она заинтересовала его. Он был очарован ее простой, естественной манерой держаться и разговаривать. Она была искренна с ним, он это чувствовал.

– Как вас зовут, мадемуазель?

Девушка уже привинчивала на место колпак мотора. Прервавшись на секунду, она ответила:

– Жинетт Бере. А вас?

– Джей Мандрел. – На миг запнувшись, он назвал девичью фамилию матери.

– Сколько вы еще пробудете здесь? – спросила она, наматывая шнур на катушку стартера.

– Дня три-четыре, потом уеду в Венецию.

– В Венецию? Везет вам. Это тоже связано с кино?

– Да. Будем снимать натуру для нового фильма.

– Ну все, мне пора, а то за разговорами…

Она резко дернула шнур, мотор завелся. Тогда она жестами велела ему бросить ей конец, и он с сожалением отцепил швартовый трос, смотал его и бросил ей в лодку.

Она улыбнулась и покивала ему в знак благодарности.

Лодка стала удаляться. Джей еще несколько минут смотрел, как девушка направляет свое суденышко к выходу из гавани.

Он вдруг пожалел, что не попросил взять его с собой. Нет бы сообразить пораньше, досадовал он на себя, надо же быть таким болваном!

Джей посмотрел на часы. Полвторого. Интересно, когда она вернется с рыбалки? У него в запасе еще два часа, до тех пор в «Плазе» ему делать нечего. Он решил остаться на причале в надежде снова увидеться с Жинетт.

Сидя на кнехте, глядя на тихую гавань при луне, мечтая уловить ухом далекое тарахтенье лодочного мотора, которое будет означать, что девушка возвращается, он стал одну за другой вынимать из кармана и швырять в воду синие бусины.