Текст книги "Ты найдешь – я расправлюсь"

Глава 2

1

До отъезда в Сорренто оставалось еще пять дней. Я чувствовал себя как тинэйджер перед первым свиданием. Это меня немного раздражало. В моменты просветления – очень редкие – я говорил себе, что сошел с ума.

За два дня до моего отъезда прибыл Джек Максвелл, чтобы заменить меня во время отпуска.

Я работал с ним в Нью-Йорке в 1949 году. Он был неплохим газетчиком, но его таланта хватало только на новости. Он не отнял у меня много времени. Джек достаточно хорошо выглядел, был достаточно приятен в общении, достаточно хорошо одет, и вообще у него всего было достаточно.

У меня возникло предположение, что я нравлюсь ему не больше, чем он нравится мне, и это заставило меня отказаться от слишком радушного приема. Но, проведя с ним в офисе два часа, я решил, что мы могли бы вместе поужинать.

– Отлично, – сказал он. – Посмотрим, что может предложить этот древний город. Предупреждаю, Эд, я не жду ничего, кроме самого хорошего.

Мы пошли к Альфредо, где была лучшая кухня в Риме, и я угостил его порчетта – молочным поросенком, поджаренным на вертеле, частично выпотрошенным и нафаршированным печенкой и зеленью. Короче, это было нечто.

После того как мы поели и допили третью бутылку вина, мы стали друзьями.

– Ты счастливчик, Эд, – сказал Джек, беря сигарету, которую я ему предложил. – Может быть, ты не знаешь, но все идет к тому, что тебя заберут домой. Хаммерсток считает, что ты здесь уже очень хорошо потрудился. Он собирается вызвать тебя через пару месяцев. Возможно, тебе поручат иностранный отдел.

– Не могу в это поверить, – сказал я. – Ты шутишь.

– Это действительно так. Я с такими делами не шучу.

Я постарался скрыть свое волнение, но не был уверен, что мне это вполне удалось. Работать в иностранном отделе нью-йоркского офиса было пределом моих мечтаний.

– Официально это будет решено через пару дней, – сказал Максвелл. – Старик уже все одобрил. Везет тебе.

Я согласился, что и вправду везет.

– Хочется уехать из Рима?

– Я уже достаточно тут пробыл, – усмехнулся я. – Эта работа мне порядком поднадоела, теперь можно и уехать из Рима.

Максвелл пожал плечами.

– Не знаю. Я сам сюда не напрашивался. Но там тоже было много тяжелой работы, и я бы сдох от тоски, если бы пришлось быть все время рядом со стариком. – Он уселся поглубже в кресло. – Поросенок, которого мы съели, был вдвое меньшей свиньей. Думаю, что я бы поработал в Риме. Но во всех городах все равно не перебываешь. – Он выпустил дым мне в лицо. – Между прочим, что тут Хелен вытворяет?

Его вопрос заставил меня встрепенуться.

– Кто?

– Хелен Чалмерс. Ты же при ней вроде гувернантки?

Это надо было прекратить. Максвелл искал повода для скандала. Если у него возникнет хоть малейшее подозрение, что между мной и Хелен что-то есть, он будет копать, пока все не разнюхает.

– Я был гувернанткой ровно один день, – непринужденно сказал я, – и после этого Хелен не видел. Старик велел мне встретить ее в аэропорту и доставить в отель. Насколько мне известно, она учится в университете.

– Она – что? – поднял брови Джек.

– Учится в университете, – ответил я. – Она слушает лекции об архитектуре.

– Хелен? – Подавшись вперед, он рассмеялся. – Ничего забавнее не слышал. Хелен изучает архитектуру! – Джек откинулся назад в кресле и стал хохотать. Все вокруг смотрели на нас. Джек развеселился так, будто услышал самую забавную шутку столетия.

Продолжая смеяться, он поймал мой взгляд. Возможно, он увидел, что мне совсем не смешно, потому что сделал усилие, чтобы успокоиться, и умиротворяюще махнул рукой.

– Извини, Эд. – Он достал носовой платок и вытер глаза. – Если бы ты знал Хелен так же, как и я… – Его снова одолел приступ смеха.

– Слушай, не вижу в этом ничего смешного, – холодно заметил я. – В чем дело?

– Это смешно. Только не говори мне, что она не взяла тебя в оборот. До сегодняшнего дня единственным человеком в «Вестерн телеграм», который ничего о ней не знает, был ее старик. Ты же не хочешь сказать, что у тебя с ней ничего не было?

– Я тебя не понимаю. Что ты имеешь в виду?

– Ладно, откуда тебе все о ней знать. Только не говори мне, что она расхаживала по Риму в своих туфлях на плоских каблуках, очках и с невинной прической.

– Я все еще тебя не понимаю, Джек. Что все это значит?

Он усмехнулся:

– Все ребята у нас дома все о ней знают. У нее плохая репутация. Когда мы услышали, что она едет в Рим и старик хочет, чтобы ты за ней присмотрел, все подумали, что рано или поздно ты попадешь в ее сети. Она поиграет кое-чем у тебя в штанах. Ты же не хочешь мне сказать, что она не пыталась это сделать?

Я почувствовал, как меня бросило в жар, а потом в холод.

– Все это для меня большая новость, – промолвил я по возможности равнодушным тоном.

– Ладно, ладно. Она опасна для мужчин. О'кей, я согласен, в ней что-то есть. У нее такая внешность, такой взгляд и такая фигурка, что мертвого оживит, но она приносит мужчинам неприятности! Если бы Чалмерс не пользовался таким влиянием, каждая нью-йоркская газета хотя бы раз в неделю посвящала ей свои первые страницы. С ней постоянно случаются скандальные истории. Она вынуждена была уехать из Нью-Йорка и оказалась здесь только потому, что замешана в историю с убийством Менотти.

Менотти был известным нью-йоркским гангстером, необыкновенно богатым и влиятельным.

– Какие у нее могли быть дела с Менотти? – спросил я.

– Поговаривали, что она была его подружкой, – ответил Максвелл. – Она все время рядом с ним крутилась. Кое-кто сказал мне, что Хелен была в квартире Менотти, когда его убили.

Около двух месяцев назад Менотти был убит в трехкомнатной квартире, которую снимал для своей любовницы. Женщина, к которой он приходил, исчезла, и полиция не смогла ее найти. Убийца тоже скрылся. Напрашивалось предположение, что Менотти был убит по приказу Фрэнка Сетти, соперничающего с ним гангстера, который был выслан из страны за распространение наркотиков и, по слухам, обосновался где-то в Италии.

– Кто тебе это сказал?

– Как тебе известно, ухо по ветру у нас держит Эндрюс. Обычно он знает, что говорит. Швейцар в доме, где прикончили Менотти, очень подробно описал женщину, которая там была: это точь-в-точь Хелен Чалмерс. Наши люди заткнули швейцару глотку раньше, чем до него добралась полиция, так что об этом никто никогда не узнает.

– Понимаю, – сказал я.

– Что ж, если ты не можешь мне сообщить ничего любопытного о ее жизни в Риме, похоже, она действительно напугана и наконец-то взялась за ум. – Он усмехнулся. – Откровенно говоря, я немного разочарован. Она женщина что надо. Так как тебе было велено за ней присматривать, я надеялся услышать, что вы с ней больше чем просто друзья.

– Неужели ты подумал, что я совсем выжил из ума и стану приударять за дочкой Чалмерса?! – воскликнул я.

– А почему нет? Она действительно того стоит, а когда она берется за дело, то устраивает все так, что ее старик ни о чем не догадывается. Она липнет к мужикам с шестнадцати лет, и Чалмерс никогда ничего не подозревал. Если ты не видел ее без этих ужасных очков и прически, ты не видел ничего. Она выглядит потрясающе и, насколько мне известно, очень, очень интересна. Если бы она когда-нибудь начала со мной заигрывать, я бы не нашел сил ее остановить.

Тут мне почему-то захотелось переменить тему разговора и вернуться к нашим делам. Мы поговорили еще час, и потом я отвез его в отель. Он сказал, что приедет утром в офис, чтобы закончить все дела, и поблагодарил меня за хороший прием.

– Ты правда счастливчик, Эд, – сказал он, когда мы расставались. – Иностранный отдел – лучший в нашей конторе. На него многие ребята положили глаз. Что касается меня – то я бы в него не хотел. Там слишком много работы, но для тебя… – Он замолчал и усмехнулся. – Парень, который позволил такой бабенке, как Хелен, проскользнуть между его пальцев, – о господи! Что еще тебе остается, кроме как работать в иностранном отделе?

Ему показалось, что это очень удачная шутка, и, хлопнув меня по спине, он со смехом направился к лифту.

Но мне его шутка не показалась столь удачной. Я сел в свой «бьюик» и поехал домой. В пути у меня было время подумать. То, что сказал о Хелен Максвелл, повергло меня в шок. Не приходилось сомневаться, что все это было правдой. Я знал, что Эндрюс врать не станет. Значит, она была связана с Менотти. Я вдруг задумался, с кем она связана здесь. Если у нее появилась привычка общаться с гангстерами в Нью-Йорке, она может продолжить заниматься этим и в Риме. Не это ли объясняет ее роскошный образ жизни? Нет ли у нее здесь богатого покровителя?

К тому времени, когда я разделся и лег спать, у меня появились большие сомнения насчет того, надо ли мне ехать на поезде в Сорренто. Стоит ли связываться с такой женщиной? Если я действительно собираюсь занять должность в иностранном отделе и уверен, что Максвелл ничего не выдумал и не пропустил, надо быть сумасшедшим, чтобы пойти на риск остаться без этой работы. Как сказал Максвелл, это был самый лакомый кусочек в газете. Если Чалмерс узнает, что я и Хелен любовники, то я не только потеряю работу, но вообще буду выведен из игры.

«Нет, – сказал я себе, выключая свет, – пусть она сама отправляется в Сорренто. А я не поеду. Пусть поищет другого дурачка. Я поеду в Ишию».

Но через два дня я сидел в вагоне поезда, направляющегося из Неаполя в Сорренто. Я все еще продолжал говорить себе, что я дурак и совсем сошел с ума, но это не давало никакого результата. И мне казалось, что поезд идет слишком медленно.

2

Перед отъездом я около десяти часов заглянул к себе в офис, чтобы в последний раз проверить, все ли в порядке, и заодно посмотреть, нет ли писем, адресованных лично мне.

Максвелла не было, а Джина занималась разборкой почты.

– Есть что-нибудь для меня? – спросил я, присаживаясь на краешек стола.

– Лично для вас – нет, – сказала она, перебирая телеграммы тщательно наманикюренными пальчиками. – Вы еще не уехали? Я думала, что вы отправитесь раньше.

– У меня еще куча времени.

Мой поезд на Неаполь отходил после полудня. До этого я сказал Джине, что еду в Венецию, и имел неосторожность предупредить ее, чтобы она не утруждала себя бронированием для меня места в экспрессе Рим – Венеция.

Зазвонил телефон, и Джина сняла трубку. Я подошел к столу и начал бегло просматривать телеграммы.

– Кто это говорит? – спрашивала Джина. – Миссис – кто? Вы не подождете минутку? Я не уверена, что он здесь. – Она, нахмурившись, посмотрела на меня, и я увидел в ее глазах вопрос. – Вас спрашивает миссис Дуглас Шерард.

Я хотел было сказать, что никогда о ней не слышал и не хочу с ней говорить, когда звуки этого имени тревожным звонком прозвенели у меня в голове. Миссис Дуглас Шерард! Это было имя, которое Хелен использовала, когда снимала виллу в Сорренто.

Стараясь не показать свой испуг, я подошел и взял трубку. Немного повернувшись, чтобы Джина не могла видеть моего лица, я спросил:

– Кто это?

– Привет, Эд. – Конечно, это была Хелен. – Я знаю, что мне не следовало звонить тебе в офис, но дома тебя не было.

– В чем дело? – спросил я резко.

– Тебя кто-нибудь слышит?

– Да.

Вдобавок ко всему в этот момент дверь офиса открылась, и вошел Джек Максвелл.

– Вот так встреча! Ты еще здесь?! – воскликнул он, увидев меня. – Я думал, ты уже едешь в Венецию.

Я махнул ему, чтобы он замолчал, и тихонько проговорил в трубку:

– Я могу чем-нибудь помочь?

– Да, пожалуйста. Ты не сможешь привезти для моей кинокамеры светофильтр номер восемь? Он мне нужен, и я не могу найти его в Сорренто.

– Конечно, – сказал я. – Привезу.

– Спасибо, дорогой. Я с нетерпением жду, когда ты приедешь. Здесь такие восхитительные пейзажи…

Я забеспокоился, что Максвелл может услышать ее голос, и решил закончить разговор.

– Все сделаю. А сейчас до свидания.

Я повесил трубку, и Максвелл с любопытством посмотрел на меня.

– Ты всегда так говоришь по телефону со своими дамами? – спросил он, вороша телеграммы на столе. – Зачем ты так резко, а?

– Я только заскочил, чтобы посмотреть, нет ли какой-нибудь почты лично для меня, – сказал я, закуривая сигарету, чтобы скрыть замешательство. – Сейчас ухожу.

– Ты просто хочешь сделать вид, что ничего не случилось, – сказал Максвелл. – Если бы ты не был таким матерым газетчиком, который умеет держать себя в руках, я бы, глядя на тебя, сказал, что у тебя какие-то крупные неприятности. Не так?

– О, не неси ерунду! – сказал я, не вполне уверенный, что мне удалось скрыть дрожь в голосе.

– Ну! Ты какой-то кислый сегодня утром, а? Я просто пошутил. – И, так как я ничего не ответил, он продолжил: – Ты едешь на машине?

– Нет, поездом.

– Но ты же не один поедешь? – спросил он, выразительно смотря на меня. – Надеюсь, ты захватил с собой какую-нибудь блондинку, чтобы она развлекала тебя, если пойдет дождь.

– Я еду один, – сказал я, стараясь не выдать волнения.

– Держу пари, что это не так! Уж я-то знал бы, что мне делать, если бы у меня был месячный отпуск.

– Может быть, у нас на это разные взгляды, – промолвил я, подходя к Джине. – Присматривай за этим парнем, – сказал я ей. – Не давай ему делать слишком много ошибок и сама не вкалывай от зари до зари. Увидимся двадцать девятого.

– Хорошо провести время, Эд, – промолвила она. Улыбки на ее лице не было. Это обеспокоило меня. Что-то в ней вызывало жалость. – Не волнуйся за нас. Все будет в порядке.

– Не сомневаюсь. – Я повернулся к Максвеллу: – До свидания и хорошей охоты.

– Тебе хорошей охоты, братишка, – сказал он, пожимая мне руку.

Я вышел из офиса и, спустившись в лифте на первый этаж, поймал такси и сказал водителю, чтобы он отвез меня на Барберини. Там я купил светофильтр, снова взял такси и приехал к себе домой. Здесь я закончил сборы, проверил, все ли закрыто, и отправился на вокзал.

Отсутствие машины создавало определенные неудобства, но Хелен взяла свою, а иметь две машины в Сорренто не было смысла. Я не ждал ничего хорошего от путешествия на поезде от Рима до Неаполя. Рассчитавшись с таксистом, я махнул рукой носильщику, который с удовольствием схватил мой чемодан, и мы поспешили к огромному зданию вокзала.

Я купил билет до Неаполя, посмотрел, нет ли у платформы поезда, подошел к киоску и купил несколько газет и журналов. Все это время я поглядывал по сторонам, не увижу ли кого-нибудь знакомого.

Меня очень беспокоило, что, благодаря моему складу характера, я имел в Риме очень много друзей. В любой момент мог появиться кто-то, кого я знал. Так как мне надо было ждать еще минут десять, я прошел к скамейке в углу и сел. Здесь я углубился в чтение газеты, закрывшись ею от окружающих. Эти десять минут доставили мне немало беспокойства. К счастью, на платформу мне удалось пройти, не встретив никого из знакомых. Я не без труда отыскал себе место в вагоне и снова сел, закрывшись газетой.

Пока все идет хорошо, сказал я себе. С этого момента я мог считать себя действительно в отпуске.

Но беспокойство меня не покидало. Мне не нравилось, что звонила Хелен. Мне не нравилось, что Джина слышала имя миссис Дуглас Шерард. Мне не нравилось, что у меня недостало твердости не дать свести себя с ума этой симпатичной блондинке. Теперь, когда мне немного приоткрылось ее прошлое, я понимал, что это женщина не моего типа.

Однако все эти причины были бессильны что-либо во мне изменить. Я понимал, что если и хочу чего-нибудь больше всего на свете, так это провести месяц в ее компании.

3

Местный поезд прибыл в Сорренто с опозданием в двадцать минут. В вагоне было полно народу, и мне понадобилось несколько минут, чтобы выбраться на привокзальную площадь, где выстроились в ожидании пассажиров такси и кабриолеты.

Я стоял на солнцепеке, осматриваясь по сторонам в поисках Хелен, но ее нигде не было. Я поставил чемодан на землю, отрицательно махнул рукой страстно жаждущему усадить меня в машину таксисту и закурил сигарету.

Я был удивлен тем, что Хелен меня не встретила, но, приняв во внимание опоздание поезда, решил, что она решила пройтись по магазинам. Поэтому я встал у вокзальной стены и стал ждать.

Толпа пассажиров постепенно рассосалась. Кого-то встречали друзья, некоторые ушли сами, кое-кто взял такси, и, наконец, я остался один. Минут через пятнадцать, когда Хелен все еще не было, я почувствовал нетерпение.

Может быть, она сидела в каком-нибудь кафе на площади, подумалось мне. Я взял чемодан и отнес его в камеру хранения. Затем, избавившись от излишнего груза, я пошел по улице к центру города.

По дороге я смотрел по сторонам в поисках Хелен, но ее нигде не было видно. Я заглянул на стоянку автомобилей, но там не было ни одной машины, которая могла бы принадлежать Хелен. Тогда я зашел в кафе, сел за столик и заказал чашку кофе-эспрессо.

Отсюда я мог наблюдать за привокзальной площадью и видел все проезжающие машины.

Время приближалось к половине пятого. Я выпил кофе, выкурил три сигареты, а потом, устав ждать, спросил официанта, где можно найти телефон. Мне стоило некоторого труда узнать номер виллы, но после небольшой задержки телефонистка его нашла и, еще через какое-то время, сказала, что там никто не отвечает.

Это было уже хуже.

Возможно, Хелен забыла, когда прибывает поезд, и сейчас только выехала с виллы по направлению к станции. Сдерживая нетерпение, я заказал еще чашку кофе и стал ждать, но без десяти шесть я был уже не в раздражении, а в растерянности.

Что с ней могло случиться? Я знал, что она уехала сюда. Тогда почему она не пришла встретить меня, как мы договаривались?

Из карты, которую она мне показывала, я более или менее знал, где находится вилла. До нее было приблизительно пять миль вверх по дороге от Сорренто. Я подумал, что лучше что-то делать, чем сидеть здесь в кафе, и поэтому решил пойти к вилле в надежде встретить Хелен, когда она будет спускаться вниз.

К вилле вела одна дорога, и поэтому мы не могли разминуться. Все, что мне нужно было делать, – это идти по дороге, и рано или поздно мы должны были встретиться.

Я потихоньку двинулся по направлению к вилле.

Первую милю я шел через толпу туристов, которые рыскали по магазинам, ждали автобусов и любовались пейзажами, но когда я вышел из города, мне попадались только мчащиеся навстречу машины.

Через две мили от шоссе отходила проселочная дорога, поднимающаяся вверх по холму. Я направился по ней в сторону виллы.

Наконец на вершине холма показалась вилла. Хелен была права, когда говорила, что вилла находится в очень уединенном месте. Никаких домов поблизости не было.

Я толчком открыл кованые ворота и пошел по широкой дорожке, обсаженной шестифутовыми георгинами. Дорожка выходила на бетонированную площадку, на которой стоял «линкольн» Хелен с откидным верхом. Что ж, хорошо хоть, что мы не разминулись в дороге, подумалось мне, – раз я вижу здесь ее машину.

Входная дверь была приоткрыта, и я распахнул ее.

– Хелен! Ты здесь?

Тишина в доме произвела на меня гнетущее впечатление. Я вошел в большую отделанную мрамором прихожую.

– Хелен!

Я медленно прошел из комнаты в комнату. На первом этаже были большая гостиная с альковом для трапез и кухня, наверху – три спальни и две ванные. Вилла была современной, отлично обставленной и идеально подходила для отпуска. Я оказался бы в восторге, если бы Хелен меня здесь встретила.

Я провел в доме еще некоторое время, чтобы убедиться, что Хелен здесь нет, и отправился на ее поиски в сад. На мои крики никто не отозвался, и после этого я действительно сильно забеспокоился.

В конце одной из дорожек я увидел приоткрытую калитку. За ней шла узкая тропинка, ведущая к вершине скалы, возвышающейся над виллой. Я знал, что не мог разминуться с Хелен на дороге из Сорренто. Был шанс, что она отправилась прогуляться по этой тропинке и забыла о времени или с ней что-то случилось.

Я быстренько вернулся на виллу, чтобы оставить ей записку на случай, если она все-таки окажется в Сорренто и я ее как-то пропустил. Мне не хотелось, чтобы Хелен вернулась в Сорренто, если она приедет сюда и не найдет меня на вилле.

Я нашел несколько пачек бумаги в одном из ящиков стола, черкнул несколько строк и оставил записку на столе в гостиной. После этого я вышел из дома и двинулся через сад к калитке.

Я прошел с четверть мили и начал подумывать, что Хелен действительно могла уйти этим путем, когда увидел внизу под собой, на склоне холма, большую белую виллу. К ней можно было добраться только по очень крутому склону. Вилла не вызвала у меня интереса, и я даже не остановился, но посматривал на нее, пока шел по тропинке. Мне была видна обширная терраса со столом, шезлонгами и большим красным зонтом. Внизу виднелась гавань с двумя мощными катерами. Идя дальше, я размышлял, какой же это миллионер мог позволить себе обосноваться в таком месте. Я не прошел и трехсот ярдов, как вилла совершенно вылетела у меня из головы, потому что передо мной на тропинке лежал футляр от кинокамеры Хелен.

Я сразу его узнал и немедленно остановился, а мое сердце бешено застучало.

Какое-то время я смотрел на него, затем, подойдя поближе, поднял. Не было никакого сомнения, что он принадлежал ей. На золотистой дощечке я увидел ее инициалы. Футляр был пуст.

Держа его в руке, я поспешил дальше. Еще через пятьдесят ярдов тропинка вдруг резко повернула направо и вошла в густой лес, который окружал ее последние четверть мили до вершины скалы.

Справа от тропинки был крутой обрыв, и, остановившись здесь, я посмотрел вниз вдоль склона холма на море, плескавшееся между большими камнями в двухстах футах внизу.

У меня перехватило дыхание, когда я увидел, что внизу в море лежит что-то белое, полузатопленное и распластанное на камнях, как разбитая кукла.

Я стоял в оцепенении, смотря вниз, мое сердце бешено стучало, а во рту пересохло.

Мне были видны светлые волосы, качающиеся на волнах. Вокруг разбившегося тела пузырилось на воде белое платье.

Никаких сомнений эта дикая картина не вызывала. Я понял, что мертвой женщиной внизу была Хелен.