Текст книги "Доктор Кто. Клетка крови"

Когда секундомер отсчитал пять минут и сорок одну секунду, Карта Тюрьмы внезапно прояснилась. На ней высветилось: «Системы в норме». Сирены замолкли. Красный свет погас.

Воцарилась мертвая тишина, не считая всеобщего облегченного вздоха и легкого привкуса страха в воздухе.

– Молодец, Бентли, – сказал я. – Отличная работа, – словно это она каким-то образом помогла избежать беды. Но истина, ужасная, пугающая истина заключалась в том, что мы понятия не имели, что происходит.

Мой переговорник запищал. Звонили с Седьмого уровня. Я неохотно ответил на вызов, зная, что это Оракул.

Толстое лицо Оракула заполнило собой экран. Он покачал головой, и его щеки заходили ходуном.

– Страх-то какой, – промурлыкал он. – Еле пронесло, да?

Единственным, в чем мы с Бентли сходились во мнениях, была ненависть к Оракулу. В нем раздражало все. И пусть мы даже не виделись с ним лично, он все равно ухитрялся вызывать отвращение. Его руки были сразу везде. Они летали перед экраном, бегали по невидимой клавиатуре, трепетали, поднимались и опускались.

Оракул по жизни любил только два занятия: предсказывать будущее, а потом вздыхать: «Ну я же говорил». Его предсказания редко когда по-настоящему сбывались, но при этом все они были так расплывчаты, что после любого события он мог заявить что угодно.

Так он поступил и в этот раз.

– Помните, я говорил, что нас ждут пурпурные вибрации? – сказал он, поднимая руки над головой и плавно опуская их к подбородку. – Что ж… По-моему, почти шестиминутный отказ систем более чем можно назвать пурпурным. Что скажете?

Поджав губы, он ждал ответа. Особенно сильно в Оракуле раздражало то, что он был нам нужен. Без него присматривать за Седьмым уровнем будет некому.

Оракулу надоело ждать. Он откинулся на спинку кресла и сложил пальцы домиком.

– Скажу вам вот что, друзья мои: впереди нас ждет пурпурная полоса. Попомните мои слова, – и он отсоединился.

Я вернулся в свою комнату, чтобы успокоиться, расслабиться, поразмыслить о будущем, попытаться что-то придумать. На планшете снова была камера Заключенного 428. Он стоял там и бесстрастно смотрел на меня, приподняв бровь. Словно чего-то ждал. Возможно, все это – его рук дело? Подумав об этом, я вздрогнул.

Я выключил планшет, и на мгновение мне показалось, что 428-й все еще пристально смотрит на меня с экрана. Что же ему известно? Что на самом деле известно Заключенному 428?

Глава 3

Девушка. Посетители в Тюрьме – дело нечастое, но время от времени бывают. Они нанимают частные шаттлы – иногда с Родины, чаще из колоний – и прилетают к нам. Для них даже есть посадочная площадка, которую мы сами никогда не используем. Ее намеренно построили отдельно от Тюрьмы. Мы догадывались, что к нам пожалуют посетители.

Бывает, прилетает целая семья. Мать, отец, муж, дети. Иногда они стоят на площадке и плачут. А иногда – просто молча ждут.

Никаких особых правил посещения в Тюрьме нет. В Уставе только сказано, что, к сожалению, принимать посетителей заключенным запрещено. Когда они приходят впервые, я из вежливости всегда выхожу к ограждению, отделяющему Площадку от самой тюрьмы. Ограждение – не более чем олицетворение семидесяти трех непробиваемых систем, разделяющих Площадку и Тюрьму. По желанию я могу отключить семь из этих систем, чтобы посетители могли передавать мне предметы. Прошения, например. Чаще всего это прошения. Письма и подарки заключенным передавать запрещено, а я не могу ничего давать посетителям. Даже мне не преодолеть все семьдесят три системы, и даже мне не под силу выпустить из Тюрьмы невиновного человека.

Так вот, во время первого посещения я всегда к ним выхожу. Думаю, это человечно. Иногда они стоят там, кричат через ограждение и что-то требуют. Бывает, приносят плакаты. А порой один из них выходит вперед и тихо со мной разговаривает.

– Вы знаете, кто я такой? – спрашиваю их я. Они всегда знают.

«Мы хотим поговорить с „имя_заключенного“», – большинство начинает разговор именно так. Я вежливо отвечаю, что это, к сожалению, невозможно.

«Но нам обещали, что мы сможем разговаривать с ним через ТрансНет», – настаивают они. – С самого прибытия от него не было вестей. Мы просто хотим знать, что „имя_ заключенного“ в порядке. Мы его любим, вот и все».

Я серьезно киваю и отвечаю: «Могу вас заверить, что „имя_заключенного“ в полном порядке и с ним обходятся должным образом. Сеть ТрансНет в данный момент работает со скоростью, недостаточной для обеспечения связи между заключенными и жителями Родины. Могу вас заверить, что с нашей стороны неполадок нет. Рекомендую обратиться к властям Родины. Как мне сказали, в данном случае неисправность вызвана солнечным ветром».

После этих слов они всегда странно на меня смотрят. Но именно так мне сказала Бентли, и приходится ей верить.

Затем они спрашивают, можно ли передавать письма своим близким. Я приношу извинения и объясняю, что контактировать с заключенными разрешается только посредством сети ТрансНет. Говорю, что вынужден следовать Уставу. После этого они снова странно на меня смотрят. А затем просят меня взять прошение, полное надежды и неразборчивых подписей.

Никогда не понимал смысла прошений. Люди, которых ты знать не знаешь, чего-то от тебя хотят. Тем более что я и помочь-то ничем не могу. Я просто присматриваю за заключенными, руководствуясь Уставом и собственными принципами. Пожалуйста, присылайте свои прошения правительству Родины сколько душе угодно. Возможно, когда-нибудь они удивят нас, освободив кого-нибудь, или хотя бы прикажут мне предоставить кому-нибудь особые привилегии. Но такого никогда не бывает.

Я терпеливо и, надеюсь, вежливо объясняю посетителям, что, если они отдадут прошение мне, я просто его отсканирую и отправлю по чудовищно медленной сети ТрансНет все туда же – правительству Родины. Линия связи в их собственных шаттлах гораздо быстрее. Но они настаивают, чтобы прошение взял я. Возможно, так им кажется, что они проделали весь этот долгий и затратный путь не зря. Если их это утешает, то меньшее, что я могу сделать, – это взять прошение, а затем серьезно и сочувственно на них посмотреть. Но они избегают смотреть в ответ.

Примерно так проходит дружелюбный разговор. Иной раз меня даже благодарят за потраченное время. Но порой события развиваются менее радужно. Иногда посетители на меня кричат. «Как вы могли? Как вы с этим живете?!» – восклицают они. Но на этот вопрос нет ответа. Мы делаем то, что делаем, и прекрасно с этим живем. Как-то получается. Вот единственный ответ, который можно услышать.

В общем, обычно именно так проходит первое посещение – единственный раз, когда у меня хватает любезности их поприветствовать.

Если они приходят снова, я уже не выхожу. По регламенту я обязан встретиться с ними лишь единожды.

Они стоят там. Машут плакатами. С надеждой заглядывают за ограждение. Но никто их не встречает, и рано или поздно они уходят.

В третий раз мало кто возвращается.

Но с девушкой – с девушкой все явно будет иначе.

Она прибывает без всякой помпы – просто стоит на посадочной площадке, и все. Странно, Оборонная Станция не засекла поблизости никаких прибывающих шаттлов. Мы даже не успели включить посадочные огни. Но это не страшно, поскольку помощь с посадкой ей явно не требуется. Она просто появилась как по волшебству.

Одета девушка тоже совершенно не к месту – ни скафандра, ни хотя бы полетного костюма. Просто старомодная кофта и аккуратная, причудливая юбка на маленькой, крепкой фигурке. На голове – ободок. Я помню таких, как она. Последний раз я видел винтажников давным-давно и думал, что они вымерли вместе со Старой Новой Землей. Девушка странным образом напоминает мне Заключенного 428. Словно хоть она и здесь, но ей здесь не место.

Нетрудно догадаться, что именно его она и пришла навестить.

Как и следует по Уставу, я вышел на площадку. Девушка ждала. Ни плаката, ни утомительных бумажек с пламенными прошениями у нее в руках не было. Она просто сидела на камне и читала настоящую бумажную книгу. Когда я подошел к ограждению, она некоторое время меня не замечала и продолжала читать. Слегка сморщила нос, перевернув страницу, а затем загнула уголок (бесценного антикварного изделия! Я даже немного возненавидел ее за это), сунула книгу в карман и с улыбкой посмотрела на меня.

– Простите, – сказала она. – Как раз до самого интересного дошла. Ну… здравствуйте, – она вежливо улыбнулась. – Чем я могу вам помочь?

– Я здесь Управитель, – слегка растерявшись, ответил я. – Скорее я должен помогать вам, разве нет?

– Как скажете, – он пожала плечами и терпеливо улыбнулась, отчего ее лицо стало еще прелестнее.

– Вы пришли к 428-му, верно? К Доктору?

Она кивнула.

– Вы хотите с ним увидеться?

Снова кивок.

– Боюсь, это невозможно.

– О, – девушка с серьезным видом начала перебирать пальцами страницы книги, лежавшей у нее в кармане. – Я прибыла издалека. И было бы очень здорово, если б вы позволили мне с ним встретиться.

Ну наконец-то мы вошли в привычную колею.

– Вы его родственница? Наверное, дочь?

В ответ на это она громко расхохоталась.

– Никогда ему не рассказывайте, что вам такое в голову пришло. Он вас убьет.

Я нахмурился. Она так походя сказала, что 428-й способен на убийство, словно понятия не имела о совершенных им ужасах. Или намеренно закрывала на них глаза. Я решил не придавать этому значения.

– Тогда, возможно… жена?

Она нахмурилась, на ее лице явно читалось «ой, ну хватит». Увы, такие простушки мне уже встречались.

– Дорогая, я очень вам сочувствую. К несчастью, вы не первая, кто оказался в таком положении. Вы, очевидно, увидели лицо Доктора в ТрансЭфире или прочитали о суде над ним и без памяти влюбились, – я не обратил внимания на ее протестующий писк. – Вы увлечены им и уверены, что сможете его изменить. Я знаю, зачем вы здесь, – я печально покачал головой. – Вы хотите спасти его от себя самого.

Девушка поразмыслила над моими словами.

– Ну, сейчас мне и впрямь кажется, что он немного болван. Это считается?

И снова я попал впросак. Ее поведение не было похоже на замашки влюбленной фанатки. Девушка протянула руку, не коснувшись пальцами ограждения и лишь слегка задев Защитную Систему № 3 – электрическое поле. Она не отдернула руку и даже не поморщилась.

– Давайте еще разок, – сказала она. – Привет, меня зовут Клара. Я – друг Доктора. Что вас сюда привело?

– Я Управитель, – ответил я, кланяясь в церемонном приветствии. – В соответствии с Уставом я обязан приветствовать всех во время первого посещения Тюрьмы.

– Только первого? – Клара вскинула бровь.

Я кивнул. Были разговоры о том, чтобы заставить меня выходить каждый раз, но со временем стало ясно, насколько это бессмысленно. Бентли заверила меня, что в этом нет нужды. Я был благодарен ей за эту непривычную заботу.

– Я обязан выйти и поговорить с вами лишь единожды. После этого можете возвращаться сколько вам угодно раз. Но это – ваша единственная возможность поговорить напрямую с Управителем.

Клара нахмурилась еще больше.

– Ну ладно. Значит, Доктора выпускать вы не собираетесь, даже несмотря на то, что я надела свою самую нарядную юбку?

Я покачал головой.

– И совершенно никакой возможности с ним поболтать у меня нет?

Я снова покачал головой.

– Как скажете, – Клара пожала плечами. – Выходит, только вы и я? – она не казалась такой уж расстроенной. – Неплохо, хотя мне сейчас кажется, будто я нашла волшебную лампу, способную исполнить три желания. Вы, конечно, знаете, что будет дальше. Я пожелаю бесконечное количество желаний, – она улыбнулась.

Против воли я улыбнулся в ответ.

– Боюсь, предания вашего народа мне неизвестны.

– Правда? – Клара улыбнулась шире. В ней чувствовалось некое обаяние. Она не столько относилась к происходящему с юмором, сколько ко мне – с пониманием. Она видела во мне человека. Я внезапно осознал, что ко мне давно уже так никто не относился. Обычно посетители просто на меня кричали. И никогда не понимали, что мои руки связаны законом так же, как руки моих подопечных, которых я считаю друзьями.

Клара немного побродила туда-сюда по площадке, а затем вскинула руку. Я догадался, что она привыкла разговаривать с людьми. В ее поведении было что-то учительское. Да, точно. Обычно учителя бывают чудаками и вообще ненормальными, но сказать такое о Кларе было бы несправедливо.

– Подведем итог: кроме как слушать, больше ничем вы мне помочь не можете, и делать это вы обязаны только во время моего первого визита?

– Верно.

– Но слушать все же придется, – она улыбнулась, словно ей в голову пришла какая-то идея.

– Разумеется, – это меньшее, что я мог сделать для друзей моих друзей.

– Чудно. Тогда вот вам предание, – сказала она, указывая на меня пальчиком. – О женщине, которую звали… ну, скажем, королева Екатерина. И эта Екатерина была твердо намерена получить именно то, что хотела от жизни. Поэтому она выходила замуж за королей, и было их очень много. Но сколько бы раз она ни выходила замуж, ни один король не подходил ей идеально. Один был певцом. Ну, вроде того. Другой – воином. Третий, испугавшись, убежал домой. Четвертый отлично выглядел в нижнем белье. Полагаю, были еще короли, но эти четверо – главные. Суть в том, что никто из них не подходил королеве Екатерине целиком и полностью, но она продолжала выходить замуж в поисках желаемого. Ни на что, кроме идеала, соглашаться она не хотела и собиралась продолжать, даже если короли когда-нибудь закончатся. А это было очень вероятно[1]1
  Речь идет о британской певице и фотомодели Кэти Прайс, известной своей требовательностью к супругам. (Прим. перев.)


[Закрыть].

Я обдумал притчу.

– Хотите сказать, вы похожи на эту королеву Екатерину?

Клара кивнула, решительно закусив верхнюю губу.

– Вы даже не представляете, насколько, – заверила она и наклонилась ближе к ограждению. Искры электричества сверкали, обрамляя ее лицо, мерцали, отражаясь в ее глазах. Она смотрела на меня серьезно и мрачно.

– Послушайте меня, Управитель. Я буду возвращаться до тех пор, пока вы не выполните мою просьбу. Освободите Доктора, или погибнет много людей, – она легко улыбнулась своей милой улыбкой и просто ушла прочь.

Все-таки ненормальная оказалась.

Глава 4

После встречи с девушкой я усилил меры безопасности. Приказал удвоить наблюдение за камерой 428-го и заодно попросил Бентли проверить, не связаны ли колебания напряжения с каким-нибудь внешним воздействием. Поскольку прибытия Клары Оборонная Станция не засекла, возможно, девушка прячется где-то на поверхности астероида. Но сканирование местности ничего не выявило.

Больше ничего особенного не произошло, разве что еще два сбоя системы. Оба продлились меньше пяти минут сорока двух секунд, но все же были достаточно серьезны, и я приказал Бентли отправить отчет о неполадках на Родину. Может, они что-нибудь посоветуют. Однако, похоже, единственный ответ, который мы могли от них получить, – это шквал обвинений и ответных обвинений от подрядчиков и субподрядчиков, строивших Тюрьму. Перебои продолжались, но были не так сильны.

– Что ж, мы все еще на плаву, – сказал я Бентли. Если этим я надеялся выдавить из нее улыбку, то просчитался. Что ни скажи – все мимо.

С Седьмого уровня позвонил Оракул и уставился на меня сквозь растопыренные пальцы. Судя по всему, он был пьян. С ним это частенько бывало.

– Ах, Управитель, вот вы где, – его голос буквально сочился восторгом.

– Чем я могу вам помочь, Оракул? – беседы с ним никогда меня не радовали.

– Скорее я могу помочь вам. Меня интересует девушка.

– Какая?

– Последняя посетительница. Я видел все своим духовным оком.

Ага, как же. Скорей уж он все видел через камеру внешнего наблюдения.

– Она великолепна. Я вижу… – он глубоко втянул носом воздух. – Ее ждет алый путь.

Он ткнул в объектив толстым пальцем, оставив на экране отпечаток.

– Скоро мы с ней встретимся, так и знайте, – он с мудрым видом кивнул собственным словам, а затем руками принялся изображать в воздухе фейерверки. – И вместе мы озарим небеса! Столько вибраций! Вот увидите, все так и будет.

Я легонько качнул головой.

– Вряд ли вы в ее вкусе.

– Подумаешь, – слегка разочарованный Оракул подмигнул мне. – Я предвещаю интересные цвета для нее и… да, для Заключенного 428. Они бросают на будущее длинную красновато-коричневую тень.

Следующая моя встреча с Заключенным 428 произошла на смотровой палубе. Не считая посадочной площадки, это единственное место в Тюрьме, откуда видно звезды.

Была глухая ночь, и я стоял на палубе один. Я частенько приходил туда в одиночестве – вспомнить о прошлом. Караульных туда я с собой никогда не брал и поэтому, увидев 428-го, испугался.

Я щелкнул пальцами, и Караульный выскользнул из ниши в стене и завис в воздухе, тикая и ожидая команды.

– Заключенный 428! – позвал я. – Объяснитесь. Что вы здесь делаете?

– Смотрю на звезды, – 428-й не обернулся.

– Во-первых, заключенным запрещено смотреть на звезды.

– Жестоко, – сказал 428-й, по-прежнему стоя ко мне спиной.

– Это для вашего же блага. Психокриминалисты пришли к выводу, что подобное зрелище негативно влияет на моральное состояние заключенных.

– Неужели? – 428-й повернулся ко мне. Звезды медленно вращались вдалеке, окаймляя его лицо, и на миг я задумался о том, до чего естественной казалась эта картина. – Похоже, эти ваши психокриминалисты – просто кучка болванов.

Тут я не мог не согласиться, поэтому перешел к пункту 2.

– Пункт 2. Заключенным запрещено находиться в этой части Тюрьмы.

– Ох, – 428-й поцокал языком. – Ну, я сделаю себе пометку и в будущем постараюсь сюда не ходить.

– Пункт 3. В это время суток заключенные спят.

– Сон вообще не по моей части.

– Пункт 4. В это время суток заключенные находятся в своих камерах.

– Вот незадача, – 428-й скорчил виноватую рожицу. – Что тут скажешь? Дверь моей камеры вдруг сама собой взяла и открылась. С дверьми вокруг меня это постоянно происходит. Прямо волшебство какое-то, – он что, издевается надо мной? – Я как фокусник, который гнет ложки. Только вы были бы не против сидеть рядом со мной в автобусе.

– Вы нарушили четыре правила, и… – я замолк, поняв, что почему-то совершенно не злюсь на него. Словно я напрочь позабыл о том, кто такой Заключенный 428 и что он совершил. Я начал еще раз, в этот раз повысив голос:

– Послушайте меня, 428-й. Вы нарушили пять правил Тюрьмы – если учесть, что вы не обратились ко мне, как положено.

– Да, как скажете, сэр, – 428-й кивнул, не скрывая скуки. – Знаете, давайте я лучше просто пойду к себе в камеру и попробую вздремнуть? – он повернулся на пятках и двинулся прочь, но остановился на полпути. – И, если позволите заметить, вам тоже не помешает отдых. У вас усталый вид.

– 428-й! Обращайтесь ко мне «сэр»! – рявкнул я.

428-й молча развернулся и степенно пошел к выходу, рассеянно махнув мне рукой.

– Поспите, сэр. Вам понадобятся силы, – сказал он и исчез.

Минуту я стоял на месте, трясясь от гнева.

Караульный загудел, желая знать, не следует ли ему последовать за 428-м и задержать его. Ладно уж, пусть насладится своей маленькой победой.

Стража Дональдсон любили все. В ней было всё, чего не было в Бентли. Дональдсон была маленькой пухленькой женщиной, она много говорила и много улыбалась.

Под ее радушием скрывалась проницательность. Люди считали Дональдсон недотепой, но на самом деле она следовала правилам куда ревностнее Бентли. Вот только когда Дональдсон ловила нарушителей с поличным, они поднимали руки над головой и, хихикая, говорили: «Сдаюсь». Правильную и дотошную Бентли все боялись. К Дональдсон же относились скорее как к любимой учительнице.

Единственным человеком, к которому Дональдсон относилась прохладно, был Заключенный 428. Не знаю, поговорила ли с ней Бентли (они были очень близки), или же Дональдсон просто видела людей насквозь.

Однажды я увидел на мониторе, как она разговаривает с 428-м. Я не смог разобрать его слов, но услышал резкий ответ Дональдсон:

– Если вы перестанете изо всех сил лезть на рожон, то запросто здесь освоитесь.

* * *

Заключенный 428 завел друга. Мне об этом сообщила Бентли. Я притворился, что меня это совершенно не волнует, хотя на самом деле я просто лопался от любопытства. Бентли наклонилась к моему планшету, чтобы включить камеры, и я в очередной раз отметил, что от нее ничем особенным не пахнет. Просто мылом. Это не было так уж удивительно, но мне казалось, какой-то запах все-таки должен быть. Я вспомнил, как моя жена наклонялась ко мне, чтобы рассказать очередную сплетню, прочитанную в чьем-нибудь блоге в ТрансНете, – и запах всегда был. Странно, но я не смог вспомнить, как пахли духи моей жены. Это было слишком давно.

Бентли отошла, и я немедленно выбросил из головы мысль о ее духах. Я все-таки Управитель, в конце концов. Управители не вдыхают воздух, как поэты по весне. Вместо этого я сурово уставился в экран. Изображение транслировалось с одной из камер Караульного, находившегося в углу буфета. 428-й стоя ел из миски, зачерпывая еду ложкой. Рядом стоял 317-й, усталый сгорбленный старик. Бедный Лафкардио.

428-й: С их стороны, было бы неплохо дать нам стулья.

317-й: Ты привыкнешь, Доктор.

428-й: Дали бы стулья – и привыкать бы ни к чему не пришлось.

317-й: И стол.

428-й: Да, стол. Стол и стулья.

317-й: Я всегда считал, что есть стоя вредно для пищеварения.

428-й: Есть нужно с удовольствием, а не глотать в спешке, будто мы на встречу опаздываем.

317-й: Точно. Мы вообще не ходим на встречи. Где уж тут.

428-й: А ты раньше ходил?

317-й: Ох, Доктор. В прежней жизни? Постоянно. Десятки встреч каждый день. Сейчас-то я понимаю, что стоило тогда побольше времени тратить на обед.

428-й: Париж. Вот где стоит обедать. Обед не обед, если ты не в Париже и не проторчал в ресторане так долго, что официанты уже принялись многозначительно стучать по табличке «Мы закрыты» у входа. И вежливо покашливать. Ах, никто не кашляет так вежливо, как парижские официанты. Бывал там?

317-й: Нет. Париж, похоже, хорошая планета. Ты уже о нем говорил.

428-й: Когда мы отсюда выберемся, я тебя туда отвезу, Лафкардио. Хочешь?

317-й: У тебя редкостное чувство юмора. Мне это нравится.

428-й: Бифштекс тебе понравится еще больше. Или даже бифштекс по-татарски. Это блюдо стоит того, чтобы заработать несварение.

317-й: Ты уже доел кашу?

428-й: Это?.. Кашу? Нет, даже не начал.

317-й: А собираешься?

428-й: Нет, ешь. Я себе только ложку заберу.

317-й: Уверен? Неловко просить, но порции…

428-й: Угощайся. Бери миску, только ложку оставь. Я вообще небольшой любитель еды. (Глупая ложь.) Итак, вот главный вопрос: пообедаем ли мы где-нибудь в Маре или на блошином рынке? Побродим по книжным лавкам вдоль Сены и отправимся в отель «Терминус-Норд» на поздний ужин. Там официанты одеваются как пингвины, а с яйцами такое делают, что любая курица со стыда сгорит…

317-й: Доктор, ты не мог бы помолчать минутку? Я тут пытаюсь кашу проглотить.

428-й: Гадость, да?

317-й: Не передать.

(Молчание.)

317-й: Вот, возьми миску. Я не стал вылизывать ее дочиста. Это было бы несолидно.

428-й: Да и каша того не заслуживает. Вот увидишь, когда я отсюда выберусь, отзыв на сайте оставлю крайне нелестный.

317-й: Хочешь увидеть мою библиотеку? То есть «мою» – это громко сказано, ведь никто из нас уже ничем не владеет. Но туда все равно больше никто не заглядывает, так что можно сказать…

428-й: Отведи меня в свою библиотеку, Лафкардио. Столы, стулья и еду они уже испортили. Интересно посмотреть, что они сделали с книгами…

Я наблюдал, как они, украдкой переглядываясь с товарищами по несчастью, уходят прочь. На миг я задумался, каково было бы отправиться в Париж с этой парочкой. Похоже, это хорошее место.

Как ни странно, Лафкардио я вспомнил не сразу. Этот безобидный старичок быстро привык к тюремным условиям, словно в университете, где он когда-то преподавал, просто произошло сокращение. Он был моим старым другом, одним из тех, чей дух не нужно было подавлять.

Бывали люди, подобные 428-му – их нрав требовалось укротить для их же собственного блага. А бывали такие, как 317-й – с ними это было просто не нужно. Они уже покорились судьбе, казалось бессмысленным обращаться с ними жестоко. Если, конечно, на то не было очень веских причин.

Бентли посмотрела на меня, ожидая каких-нибудь замечаний. Я чувствовал, что нужно сказать хоть что-нибудь. Просто чтобы оказаться у нее на хорошем счету.

– Да, знаю, 428-й виновен по крайней мере в трех мелких нарушениях Устава, и формально он устроил голодовку. Но это хороший знак, Бентли. От агрессии он переходит к…

– Смирению? – похоже, Бентли развеселила эта мысль.

– Ну… – ее попытка иронизировать меня встревожила. – По крайней мере мы наблюдаем первые признаки принятия Заключенным 428 действительности вместо полнейшего ее отрицания. 317-й для него неплохая компания, он само воплощение смирения. 428-й может многому у него научиться.

– Это прекрасно, сэр, но что если 317-й многому научится у 428-го?

Мысль Бентли меня обеспокоила. Она всегда оказывалась права. Как же меня это раздражало.

Включилась камера библиотечного Караульного. Свет в помещении еле горел – его хватало, чтобы заключенные видели названия книг, но читать долго было тяжело. Кроме того, здесь было чуть холоднее, чем во всей остальной Тюрьме. В жилых зонах климат тщательно регулировался. Холоднее, чем в библиотеке, было только в бассейне. Удивительно, как легко можно управлять людьми с помощью малейших колебаний температуры.

В первые дни мы держали физкультурный зал в сухости и тепле. Это было ошибкой. Мы рассчитывали помочь заключенным сбросить немного веса и развить гибкость, таким образом уменьшив количество мышечных травм. На деле же теплая и засушливая атмосфера лишь вызывала легкое обезвоживание и агрессию. Я обратился к властям Родины с просьбой установить в зале нормальную температуру, но они отказались, заявив, что результат получился интересный. В итоге я все-таки их переубедил, и температура в зале стала всего на градус выше нормы. Я не видел в провокации заключенных ничего хорошего. В конце концов, я ведь и впрямь считаю их друзьями.

Итак, библиотека. 428-й осматривал комнату. 317-й ждал, с надеждой сложив руки. Наконец он не выдержал:

317-й: Ну как тебе?

428-й: Уныло.

317-й: Ох.

428-й: Я не хотел тебя обидеть.

317-й: Я знаю.

428-й: Но, правда, приятель, я видал подборку получше даже в закрытом благотворительном магазине. Да тут и пахнет так же.

317-й: Ясно. Ну, в общем, прости, что зря потратил твое…

428-й: Ничего страшного.

428-й выскочил из комнаты, похоже, в гневе. Через камеру Караульного я наблюдал, как 317-й смотрит ему вслед, а затем медленно и печально бредет вдоль книжных полок, похлопывая некоторые томики по корешку и отряхивая с них пыль.

Значит, друга 428-й все же не завел. Вот и замечательно.

Примерно час спустя, пытаясь разобраться с подсчетом расходов, я услышал голоса. Поняв, что не закрыл вкладку с видео, я свернул окно с катализаторами повторной обработки кислорода и увеличил изображение.

Камера Библиотечного Караульного показывала, как 317-й стоит и размахивает руками, а 428-й суетится вокруг него, собирая книги.

428-й: Мне очень жаль. Я должен извиниться. Пожалуйста, прости меня за мое недавнее поведение. Вот, лови.

317-й: Никогда не умел ловить вещи.

428-й: Ох, я тоже.

317-й: А зачем тогда бросил?

428-й: Да просто я всю жизнь надеюсь однажды встретить человека, умеющего ловить. Он бы очень пригодился. Вот, держи. Смотри, совсем и не повредилась. А корешок я быстро починю.

317-й: Доктор, можно спросить – почему ты вдруг передумал? Что тебе нужно?

428-й: Помириться. Узнать причину. Эта плачевная коллекция книг чудесна именно тем, что вообще существует. Я прав?

317-й: Ну да. Изначально замысел был в том, чтобы все заключенные могли читать книги через ТрансНет. Но когда оказалось, что…

428-й: …что черепаха и та ползет быстрее, да, продолжай…

317-й: Ну вот я и решил сам этим заняться. Пошел к Управителю.

428-й: Ого, да ты храбрец.

(Он скорчил гримасу, и я слегка ощетинился.)

317-й: Да нет, он вообще-то отнесся к затее с пониманием. Я объяснил, что нам нечего читать. Он обратился к властям Родины, а они ответили, что сделать, к сожалению, ничего нельзя. Но Управитель…

428-й: Ты пытаешься меня заставить его полюбить?

317-й: Немного. Наверное. Вместе мы обратились ко всем обитателям Тюрьмы и спросили, не взял ли кто с собой печатные книги и не захочет ли поделиться. Все согласились, что книги со склада личных вещей тоже нужно взять. А стражам разрешили отдать библиотеке книги, которые им больше не нужны, с их стороны это было очень любезно.

428-й: Да. Забавно, так с виду и не скажешь, что они любят читать.

317-й: Наоборот. Стражу Дональдсон даже удалось найти для нас лазейку. Наши родственники, конечно, не могут присылать нам книги.

428-й: Разумеется. О таком даже подумать страшно.

317-й: Но Дональдсон может заказывать книги для стражей, и их присылают шаттлами. А затем, когда стражи их прочитают, они могут…

428-й: Отдать их в библиотеку. Молодец этот Дональдсон, он уже мне нравится.

317-й: Вы еще познакомитесь, она очень милая.

428-й: Она? Ясно. А, эта Дональдсон! Да. Лучшая женщина – та, что любит читать.

317-й: Точно. Она почти всю зарплату на них потратила. И даже выяснила, что в университете, где я преподаю… то есть преподавал, собирались… продать часть библиотеки за разумную цену. И она заказала все эти книги. Еле в шаттл поместились.

428-й: У этой истории будет плохой конец, да? Что-то у меня дурное предчувствие.

317-й: Нет, нет. Ну, не совсем. Кто-то из перевозчиков усомнился, что это хорошая затея. Но, к счастью, книги тогда уже успели отправить. Управитель, к своему большому сожалению, вынужден был принять меры. Несмотря на все его… странности, он все-таки хочет как лучше. Лазейку пришлось прикрыть. Не полностью. Стражи по-прежнему могут отдавать нам книги. Но не целые библиотеки.

428-й: Ну и глупость. У вас должна быть возможность читать.

317-й: Да, Управитель пытался с этим помочь.

428-й: (Глубокий вдох, который я услышал из своего кабинета) И как, получилось?

317-й: Не очень. Новый субподрядчик придумал установить частные терминалы ТрансНета, чтобы у нас был быстрый доступ к сети. За трафик могли бы платить наши родственники. И, конечно же, СМИ на Родине узнали, что нас заставляют платить за чтение… и под давлением общественности от затеи пришлось отказаться.

428-й: А просто дать вам модем получше они не догадались?

317-й: Такова уж Родина, ничего не поделаешь. Собственно, потому я и в тюрьме.

428-й: Значит, все эти книги – эти чудесные, потрепанные, невзрачные книги, в которых порой ни слова не разобрать, – плоды человеческой находчивости и доброты? Совместного труда заключенных и стражей, пытающихся сделать жизнь здесь чуточку менее невыносимой?