Текст книги "Тай-Пэн"

– Пожалуйста.

Совершенный овал лица, миндалевидной формы глаза под идеальными дугами бровей. Теперь Мэй-мэй вся благоухала, а длинный просторный голубой халат был сшит из тончайшей шелковой парчи. Волосы были убраны в два полумесяца на затылке и украшены нефритовыми заколками.

Для китаянки она была высокого роста. Кожа ее отличалась такой белизной, что казалась почти прозрачной. Мэй-мэй была родом из провинции Сучжоу.

Хотя Струан купил ее у Жэнь-гуа и много недель препирался со стариком из-за цены, он знал, что на самом деле Жэнь-гуа подарил ему Чжун Мэй-мэй в благодарность за многочисленные услуги, которые тайпан оказывал ему на протяжении долгих лет. Он понимал, что Жэнь-гуа без труда мог бы продать ее самому богатому человеку в Китае – какому-нибудь маньчжурскому князю или даже самому императору, – получив за нее столько нефрита, сколько она весила. Что уж тут говорить о пятнадцати тысячах таэлей, на которых они в конце концов сошлись. Мэй-мэй была неповторима и не имела цены.

Струан поднял ее и нежно поцеловал:

– Ну а теперь рассказывай, что происходит. – Все так же держа ее на руках, он опустился в глубокое кресло.

– Во-первых, я приехала переодетая из-за опасности, которая грозит не только мне, но и тебе. За твою голову по-прежнему назначена награда. А похищение с целью получить выкуп – наша древнейшая традиция.

– С кем ты оставила детей?

– Со старшей сестрой, разумеется, – ответила она. Старшей сестрой, как то предписывал обычай, Мэй-мэй называла Кай-сун, бывшую любовницу тайпана. Кай-сун была теперь третьей женой китайского компрадора Благородного Дома. Тем не менее Мэй-мэй и Кай-сун относились друг к другу с большой теплотой, и Струан знал, что у Кай-сун дети будут в безопасности и она присмотрит за ними, как за своими собственными.

– Хорошо, – кивнул он. – Как они?

– У Дункана синяк под глазом. Он споткнулся и упал; я порола это черепашье дерьмо, его аму, пока у меня рука не отвалилась. У Дункана плохой характер из-за варварской крови.

– Твоей – не моей. А Кейт?

– У нее прорезался второй зубик. Это большой йосс. Раньше, чем наступил второй день рождения. – Она на мгновение прижалась к нему. – А потом я прочитала газету. Этот Скиннер. Опять плохой йосс, хейа? Этот сын собаки Брока старается разорить тебя с помощью больших денег, которые ты должен. Это правда?

– Отчасти правда. Да, если йосс не переменится к нам, мы банкроты. Так что больше не будет ни шелков, ни дорогих духов, ни нефрита, ни домов в подарок, – поддразнил он ее.

– Ай-й-йа! – воскликнула она, качнув головой. – Ты не единственный мужчина в Китае.

Он шлепнул Мэй-мэй пониже спины, и в то же мгновение рука с длинными ногтями метнулась к его лицу, но он перехватил ее за кисть.

– Никогда больше не говори так, – сказал он, награждая ее страстным поцелуем.

– Кровь Христова, – выдохнула она, отстраняясь от него. – Посмотри, что ты сделал с моими волосами. Эта ленивая потаскуха А Гип трудилась над ними целый час. Ну да ладно.

Она знала, что доставляла ему огромное удовольствие, и гордилась тем, что в свои двадцать лет умела читать и писать по-английски и по-китайски и говорила на английском и на трех наречиях китайского: кантонском, своей родной провинции Сучжоу и мандаринском – языке Пекина и императорского двора. Кроме того, она знала многое из того, что Гордон Чэнь почерпнул в школе, он оказался хорошим учителем, и они сильно привязались друг к другу. О, Мэй-мэй прекрасно понимала, что второй такой, как она, нет во всем Китае.

В дверь тихо постучали.

– Европеец? – прошептала она.

– Нет, девочка. Это всего лишь слуга. Им приказано сначала докладывать мне о любом человеке, который приходит в этот дом. Да?

Вслед за первым слугой вошли двое других. Все трое избегали смотреть на Струана и девушку, но их явно разбирало любопытство, и они дольше обычного накрывали на стол, расставляя блюда с китайской пищей и раскладывая палочки.

Мэй-мэй обрушила на них поток слов на кантонском наречии, после чего они нервно поклонились и заторопились к двери.

– Что ты им сказала, что они так испугались? – поинтересовался Струан.

– Я просто предупредила их, что, если они кому-нибудь расскажут обо мне, я своей рукой разрежу им языки напополам, отрежу уши, а потом уговорю тебя приковать их цепями к одному из твоих кораблей и утопить его в океане вместе с их чертовыми женами, детьми и родителями, а перед этим ты еще наведешь свой Дурной Глаз на это проклятое отребье и на их мерзкое потомство на веки вечные.

– Перестань ругаться, дьяволенок ты кровожадный! И не шути насчет Дурного Глаза.

– А это и не шутка. Он у тебя как раз такой. Ведь ты и есть дьявол в варварском обличье – для всех, кроме меня. Я-то знаю, как с тобой справиться.

– Черт побери, Мэй-мэй, прекрати это! – Он перехватил ее руки, собиравшиеся интимно погладить его. – Лучше поешь, пока все горячее, я с тобой потом потолкую. – Струан легко подхватил ее на руки и отнес к столу.

Она положила ему на тарелку креветок, обжаренных в масле, постной свинины, грибов, потушенных с соей, мускатного ореха, горчицы, меда, потом занялась своей тарелкой.

– Смерть Господня, я проголодалась, – сказала она.

– Может быть, ты все-таки прекратишь богохульствовать!

– Ты забыл добавить свое «клянусь Господом», тайпан! – Она лучезарно улыбнулась ему и с огромным наслаждением принялась за еду.

Он взял палочки и, ловко орудуя ими, тоже начал есть. Струан нашел обед превосходным. Понадобились месяцы, чтобы он развил в себе вкус к такой пище. Ни один из европейцев не признавал китайской кухни. Струан тоже одно время предпочитал плотные завтраки и обеды доброй старой Англии, но Мэй-мэй убедила его, что для здоровья полезней есть так, как китайцы.

– Ну а теперь расскажи, как ты добралась сюда, – попросил Струан.

Мэй-мэй выбрала крупную креветку из тех, что сначала обжарили, а потом потушили в соевом соусе с травяными приправами, изящным движением отломила ей голову и принялась чистить.

– Я заказала место на лорче. Я купила фантастически дешевый билет и вымазалась грязью для безопасности. Ты должен мне пятьдесят монет.

– Выплатишь их себе из своего содержания. Я не просил тебя приезжать сюда.

– Ай-й-йа! Этот колова чилло деньги достать легко мозна, беспокойся нет.

– Прекрати это и веди себя пристойно.

Она рассмеялась, предложила ему очищенную креветку и взялась за другую.

– Спасибо, мне довольно.

– Ешь их больше. Они для тебя очень полезны. Я уже говорила тебе много раз, что они приносят здоровье и дают много-много силы.

– Полно, девочка моя.

– Нет-нет, в самом деле, – настаивала она с полной серьезностью. – Креветки очень полезны для тех, кто хочет много любить. Очень важно хотеть много любить! Жена должна следить за своим мужем. – Она вытерла пальцы вышитой салфеткой и взяла палочками одну из креветочных голов.

– Черт возьми, Мэй-мэй, неужели нужно есть и головы тоже?

– Да, клянусь Господом! Ты разве не знаешь, что это самая вкусная часть? – проговорила она, передразнивая его, и расхохоталась так, что поперхнулась.

Он похлопал ее по спине, но очень нежно, а потом дал ей выпить несколько глотков чая.

– Впредь тебе наука, – сказал он.

– Головы все равно самая вкусная часть, даже так, можешь не беспокоиться.

– Даже так, выглядят они ужасно, можешь не беспокоиться.

Некоторое время они ели молча.

– С Броком действительно все так скверно?

– Скверно.

– Так ужасно просто разрешить эту скверность. Убей Брока. Теперь пора.

– Что ж, это один из выходов.

– Этот выход, тот выход – ты найдешь выход.

– Почему ты так уверена?

– Ты не захочешь потерять меня.

– Почему я должен тебя терять?

– Я тоже не хочу довольствоваться кем-то вторым. Я принадлежу тайпану. Я не какая-нибудь чертова хакка, или женщина-танка, или кантонская шлюха. Чай?

– Да.

– Пить чай после еды очень полезно для тебя. Тогда ты никогда не станешь толстым. – Она налила чай и грациозным движением поднесла ему чашку. – Ты мне нравишься, когда сердитый, тайпан. Но ты не пугаешь меня. Я знаю, что доставляю тебе слишком много радости, как и ты мне. Когда я стану второго сорта, другая займет мое место, и не о чем беспокоиться. Это йосс. Мой йосс. А также и твой.

– Откуда ты знаешь, может, ты уже отступила на второе место, Мэй-мэй?

– Нет, тайпан, еще нет. Позже – да, но пока – нет. – Она склонилась над ним и поцеловала его, а потом, когда он попытался удержать ее, легко скользнула в сторону.

– Ай-йа, я не должна была давать тебе столько креветок! – Она со смехом побежала, но он догнал ее, и она обвила руками его шею и поцеловала его. – Ты должен мне пятьдесят монет!

– Дьявол тебя забери! – Он опять поцеловал ее, желая ее так же сильно, как она желала его.

– Твои поцелуи хороши на вкус. Сначала мы поиграем в триктрак.

– Нет.

– Сначала мы поиграем в триктрак, потом будет любовь. Времени много. Я теперь живу с тобой. Мы играем один доллар за очко.

– Нет.

– Один доллар за очко. Может быть, у меня болит голова или я слишком устала.

– Может быть, я не сделаю тебе новогоднего подарка, который собирался сделать.

– Какой подарок?

– Можешь не беспокоиться.

– Пожалуйста, тайпан. Я больше не буду тебя дразнить. Какой подарок?

– Можешь не беспокоиться.

– Ну пожалуйста, скажи мне. Пожалуйста. Это нефритовая заколка? Или золотой браслет? Или шелк?

– Как теперь твоя голова?

Она сердито шлепнула его, потом обняла за шею:

– Ты такой плохой со мной, а я такая хорошая с тобой. Ну что ж, пусть будет любовь.

– Мы сыграем четыре партии. По тысяче долларов за очко.

– Но это слишком огромная ставка! – Она прочла в его смеющихся глазах вызов, и ее глаза сверкнули в ответ. – Четыре партии. Я разобью тебя в пух и прах, клянусь Господом!

– О нет, клянусь Господом!

Они сыграли четыре партии, и она тараторила то проклятия, то благословения йоссу, плакала, смеялась, вскрикивала в зависимости от того, как складывалась игра. Она проиграла восемнадцать тысяч долларов.

– Смерть Господня, я разорена, тайпан. Разорена. О горе мне, горе, горе. Все мои сбережения и даже больше. Мой дом… Еще одну партию, – умоляла она. – Ты должен дать мне возможность вернуть проигранные деньги.

– Завтра. По тем же ставкам.

– Никогда в жизни я больше не буду играть по таким ставкам. Никогда, никогда, никогда! Только еще один раз завтра.

Мэй-мэй выскользнула из большой кровати с навесом на четырех высоких столбах и подошла к камину. Чугунный чайник тоненько посвистывал на низкой железной полке рядом с огнем.

Опустившись на колени, она вылила горячую воду из чайника на чистые белые полотенца. Отблески пламени танцевали на ее изумительном по красоте и чистоте линий теле. Ее ноги были обуты в крошечные спальные туфельки, аккуратные повязки плотно охватывали щиколотки. Ноги у нее были длинные и очень стройные. Движением руки она отбросила рассыпавшиеся иссиня-черные волосы за спину и вернулась к кровати.

Струан протянул руку за одним из полотенец.

– Нет, – остановила его Мэй-мэй. – Я сама. Это доставляет мне удовольствие, и это моя обязанность.

Вытерев его насухо, она вымылась сама и мирно устроилась рядом с ним под стеганым одеялом. Свежий ветер шевелил узорчатые занавеси на окнах и заставлял шипеть огонь в камине. По стенам и высокому потолку метались тени.

– Посмотри, вон там дракон, – сказала Мэй-мэй.

– Нет. Это корабль. Тебе тепло?

– Рядом с тобой – всегда. А вон пагода.

– Да. – Он обнял ее, наслаждаясь прохладной шелковистостью ее кожи.

– А Гип готовит нам чай.

– Хорошо. Чай очень кстати.

Чай освежил их, они вернулись в кровать, и он задул лампу. Они опять начали рассматривать тени.

– Твой обычай говорит, что у тебя может быть только одна жена, хейа?

– Да.

– Китайский обычай лучше. Тайтай – это более мудро.

– Что такое «тайтай», девочка моя?

– «Повелительница повелителей». Муж, конечно, главное лицо в семье, но в доме первая жена всегда самая главная. Таков закон китайцев. Много жен – тоже закон, но тайтай всегда только одна. – Она поправила свои длинные волосы, чтобы они ей не мешали. – Ты скоро женишься снова? Что говорит ваш обычай?

– Не думаю, что я теперь вообще когда-нибудь женюсь.

– Ты обязательно должен жениться. На шотландке или на англичанке. Но сначала ты должен жениться на мне.

– Да, – ответил Струан. – Может быть, и должен.

– Да, может быть, ты должен. Я твоя тайтай. – Она теснее прижалась к нему и быстро уснула безмятежным сном.

Струан еще долго наблюдал за пляской теней, потом заснул и он.

Едва лишь рассвело, он проснулся с предчувствием близкой опасности. Достав из-под подушки нож, он подошел к окну и приоткрыл занавеску. К его крайнему удивлению, оказалось, что площадь пуста. Позади площади, на реке, над плавучими деревнями повисла тревожная тишина.

Он услышал приглушенный звук шагов, направлявшихся к его комнате. Струан бросил взгляд на Мэй-мэй. Она спала все так же безмятежно. С ножом наготове он прислонился к стене позади двери и стал ждать.

Шаги остановились. Через секунду раздался тихий стук в дверь.

– Да?

Мягко ступая, в комнату вошел слуга. Увидев Струана, голого и с ножом в руке, он перепугался и выдохнул, побледнев:

– Масса! Ключконосый масса и челноволосый масса сюда ходить. Говолить твоя быстло лаз-лаз пазалуста мозна.

– Скажи, я приходить быстро раз-раз.

Струан торопливо оделся. Он уронил расческу, едва не разбудив Мэй-мэй.

– Вставать еще рано. Ложись ко мне, – пробормотала она в полудреме, глубже зарылась в одеяло и тут же заснула снова.

Струан открыл дверь спальни. А Гип терпеливо ждала на корточках в коридоре, где и спала ночью. Струан давно бросил бесплодные попытки заставить ее спать где-нибудь в другом месте, а не перед дверью своей госпожи. А Гип только улыбалась, кивала и говорила: «Да, масса» – и оставалась спать у двери. Ее плотное квадратное тело крепко сидело на коротких ногах, улыбка, казалось, навсегда застыла на ее круглом лице с отметинами оспы. Вот уже три года она была личной рабыней Мэй-мэй. Струан заплатил за нее три таэля серебром.

Он жестом пригласил ее в комнату:

– Мисси спать можно. Ждать эта комната, ясно?

– Ясна, масса.

Он заторопился вниз по лестнице.

Купер и Вольфганг Маусс ждали его в столовой. Маусс с задумчивым видом проверял свои пистолеты.

– Извините, что побеспокоили вас, тайпан. Надвигаются неприятности, – сказал Купер.

– Какие?

– Повсюду ходят слухи, что вчера ночью в Кантон прибыло две тысячи маньчжурских солдат-знаменосцев.

– Вы уверены?

– Нет, – ответил Купер. – Но если это правда, наше положение можно назвать незавидным.

– Хао-гуа посылал за мной сегодня утром, – тяжелым голосом добавил Маусс.

– Он не сказал, вернулся ли уже Жэнь-гуа?

– Нет, тайпан. Он по-прежнему утверждает, что его отца нет в городе. Что касается меня, я так не думаю, hein? Хао-гуа был сильно напуган. Он сказал, что его разбудили сегодня рано утром. Ему был предъявлен указ, подписанный самим императором, в котором говорилось, что всякая торговля с вами должна быть прекращена немедленно. Я сам читал его. Печати настоящие. Весь кохонг гудит, как потревоженный улей.

Со стороны площади донесся топот копыт. Струан и Маусс бросились к окну. Внизу появилась полусотня маньчжурских солдат верхом на лошадях, они неторопливой рысцой въехали на площадь с восточного конца и спешились. Это были крепкие воины, у каждого имелся мушкет, длинный лук, меч и копье с флажком. Некоторые были бородаты. Их называли знаменосцами, потому что они являлись императорской гвардией и носили на копьях особые флажки с императорской геральдикой. Эти полки составляли элиту императорских войск; китайцев в них не набирали.

– Что ж, как минимум сорок-пятьдесят человек в Кантоне имеется точно, – изрек Струан среди общего молчания.

– А если их здесь действительно две тысячи? – спросил Купер.

– Нам лучше быть готовыми к тому, чтобы покинуть поселение в любую минуту.

– Знаменосцы – плохой знак, – покачал головой Маусс. Он не хотел уезжать из поселения, он желал только одного: быть со своими новообращенными китайцами и дальше проповедовать среди язычников. Это занимало все его время, когда он не переводил для Струана. – Schrechlich[10]10
  Чертовски (нем.).


[Закрыть] плохой.

Струан обдумал возможные варианты развития событий, потом позвонил слуге.

– Большой чоу быстро раз-раз. Кофе – чай – яйца – мясо – быстро раз-раз!

– Знаменосцы на площади, а вас словно ничего и не беспокоит, кроме завтрака? – встрепенулся Купер.

– Что толку волноваться на пустой желудок, – ответил Струан. – Сегодня с утра я голоден.

Маусс захохотал. До него дошел слух, который шепотом передавали друг другу слуги; слух о том, что таинственная любовница тайпана приехала к нему под большим секретом. По предложению Струана два года назад он тайно рассказал Мэй-мэй о христианстве и обратил ее в истинную веру. Да, с гордостью подумал он, тайпан доверяет мне. Благодаря ему, о Господи, по крайней мере одна душа обрела спасение. Благодаря ему и другие смогут унаследовать Царствие Твое и приобщиться благодати Твоей.

– Завтрак – это хорошая идея.

Стоя у окна, Купер видел торговцев, спешивших через парк в свои фактории. Знаменосцы собрались на площади в тесную группу и оживленно болтали, сидя на корточках.

– Может быть, и в этот раз все будет как тогда: мандарины захватят нас и потребуют выкуп, – предположил Купер.

– Только не в этот раз, дружище. Если начнется заваруха, они первым делом постараются всех нас перерезать.

– Почему?

– А зачем еще посылать в Кантон знаменосцев? Это воины, они умеют драться в отличие от местной китайской армии.

Вошли слуги и начали расставлять на огромном столе приборы. Потом внесли завтрак: холодных цыплят, вареные яйца, буханки хлеба, горячее рагу, клецки, горячий мясной пирог, масло, мармелад, джем.

Струан с удовольствием принялся за еду, Маусс старался не отставать от него. Купер ел без всякого аппетита.

– Масса? – спросил слуга.

– Да?

– Одноглазый масса ходить сюда. Мозна?

– Можно.

В комнату вошел Тайлер Брок в сопровождении своего сына Горта.

– Доброе утро, джентльмены. Доброе утро, Дирк, приятель.

– Завтракать?

– Благодарствуйте, не откажусь.

– Удачно прошло плавание, Горт?

– Да, благодарю вас, мистер Струан. – Горт был под стать своему отцу: рослый, крепкий, на лице шрам, нос сломан, волосы и борода засалились. – В следующий раз я приду раньше «Грозового облака».

– В следующий раз, дружок, – со смехом заметил Брок, – ты пойдешь на нем капитаном. – Он сел к столу и начал жадно есть. – Будьте добры, передайте рагу, мистер Купер. – Выставив большой палец, он ткнул им в сторону окна. – Появление этих чертей не предвещает нам ничего хорошего.

– Верно. Что вы обо всем этом думаете, Брок? – спросил Струан.

– Кохонг сейчас рвет свои поросячьи хвостики с корнем. Стало быть, торговле пока конец. Надо же, первый раз я своими глазами вижу этих проклятых знаменосцев, чума на них.

– Эвакуируем поселение?

– Силой меня отсюда не погонят ни китаезы, ни знаменосцы. – Брок положил себе на тарелку еще рагу. – Ну конечно, я могу немного отступить. Когда сам сочту нужным. Завтра большинство из нас все равно собирались возвращаться назад, чтобы участвовать в распродаже. Но вот совет созвать стоит, и чем скорее, тем лучше. У вас здесь есть оружие?

– Недостаточно.

– А у нас полно, на любую осаду хватит. Горт привез. Этот дом оборонять удобнее всего. К тому же он и так почти что наш, – добавил он.

– Сколько у вас людей?

– Два десятка. Ребята Горта. Каждый управится с сотней китайцев.

– У меня тридцать человек, считая португальцев.

– К черту португальцев! Мы уж лучше как-нибудь сами. – Брок вытер рот, разломил пополам буханку хлеба и намазал ее маслом и мармеладом.

– Поселение не пригодно для обороны, Брок, – вмешался Купер. – У вас ничего не получится.

– В этой фактории мы сможем продержаться сколько угодно, парень. Вы за нас не переживайте. Вам и остальным американцам лучше спрятаться в своей и сидеть там потише. Вас не тронут – это мы им понадобились.

– Да, – согласно кивнул Струан. – И вы будете нужны, чтобы присмотреть за торговлей в случае, если нам придется уехать.

– Это, кстати, еще одна причина, почему я пришел сюда, Дирк. Хотел поговорить с тобой в открытую насчет торговли и насчет компании Купера и Тиллмана. Я сделал им предложение, которое было принято.

– Предложение было принято на том условии, что «Струан и компания» окажется не в состоянии выполнить ранее заключенные договоренности, – уточнил Купер. – Мы даем вам тридцать дней, Дирк. Сверх тех тридцати дней.

– Спасибо, Джефф. Это великодушно.

– Это глупо, парень. Но мне плевать на время, я тоже буду щедр с твоим временем. У тебя еще целых восемь дней, Дирк.

Струан повернулся к Мауссу:

– Возвращайся к кохонгу и выясни все, что можно. Будь осторожен по дороге и возьми с собой одного из моих людей.

– Мне провожатый не нужен. – Маусс грузно поднялся с кресла и вышел.

– Мы проведем совет внизу, – сказал Струан, проводив его взглядом.

– Хорошо. Может, нам стоит сразу всем сюда перебраться. Места хватит.

– Это нас выдаст. Лучше приготовиться и ждать. Возможно, нас хотят просто напугать.

– Ты прав, парень. Пока слуги не разбежались, мы можем чувствовать себя в безопасности. Пойдем, Горт. Значит, собираемся через час? Внизу?

– Да.

Брок и Горт ушли. Молчание нарушил Купер:

– Что же все это может означать?

– Полагаю, это очередная хитрость Тисэня. Он хочет заставить нас понервничать. Видимо, решил выторговать какие-то уступки и готовит почву. – Струан положил руку Куперу на плечо. – Спасибо за тридцать дней. Я не забуду этого.

– У Моисея было сорок. Я подумал, тридцати вам должно хватить.

Совет проходил бурно, но Струану и Броку совместными усилиями удавалось направлять его ход и поддерживать порядок.

Все торговцы, за исключением американцев, собрались в огромном зале фактории, который служил Струану рабочим кабинетом. Бочонки с коньяком, виски, ромом и пивом выстроились вдоль одной из стен. Вдоль другой тянулись полки с конторскими книгами. Стены украшали картины Квэнса: виды Макао, портреты, корабли. В ящиках со стеклянными дверцами стояли оловянные кружки и серебряные кубки. На полках – груды абордажных сабель и мушкетов, порох, пули.

– А я говорю вам, все это ерунда, – горячился Мастерсон.

Это был краснолицый, с двойным подбородком, торговец тридцати с небольшим лет, глава фирмы «Мастерсон, Роуч и Роуч». Он был одет, как все остальные: темный сюртук из тонкого сукна с шелковой отделкой, жилет яркой расцветки и фетровый цилиндр.

– Китайцы никогда не покушались на само поселение с тех пор, как оно здесь стоит, клянусь Богом! – заявил Мастерсон.

– Верно. Но это было до того, как мы вступили с ними в войну и выиграли ее. – Больше всего Струану хотелось, чтобы они скорее пришли к какому-нибудь решению и разошлись. Он прикрывал нос надушенным платком, чтобы не чувствовать едкой вони, исходящей от их тел.

– А я говорю, выкинуть этих чертовых знаменосцев с площади, и дело с концом! – воскликнул Горт, наливая себе еще пива в высокую серебряную кружку с крышкой.

– Мы так и сделаем, если будет надобность. – Брок сплюнул в оловянную плевательницу. – Я устал от всех этих разговоров. Так мы принимаем план Дирка или нет? – Сверкая глазом, он оглядел собравшихся.

Большинство в ответ посмотрели на него в упор, не пряча глаз. Их было сорок человек – англичан и шотландцев. Исключение составляли датчанин Эликсен, представлявший одну лондонскую фирму, и Румаджи, дородный парси в развевающихся одеждах, из Индии. Макдональд, Керни и Молтби из Глазго, а также Мессер, Вивьен, Тоуб и Смит из Лондона были наиболее крупными коммерсантами – все суровые и твердые, как столетний дуб, люди в возрасте от тридцати до сорока.

– Я чую беду, сэр, – сказал Румаджи и дернул себя за длинный ус. – Предлагаю отступить без промедления.

– Ради Бога, Румаджи, весь план как раз и состоит в том, чтобы не отступать, – едко проговорил Роуч. – Отступление только в случае необходимости. Я голосую за план. И я согласен с мистером Броком. Слишком много пустой болтовни, и я устал. – (План Струана был прост: все разойдутся по своим факториям и будут ждать, а если начнутся неприятности, то по сигналу Струана они соберутся в его фактории; его люди прикроют их огнем, если потребуется.) – Отступать перед язычниками? Ни за что, клянусь Господом Богом!

– Могу я предложить кое-что, мистер Струан? – спросил Эликсен, высокий светловолосый человек, известный своей молчаливостью.

– Разумеется, – кивнул Струан.

– Может быть, одному из нас следует попробовать пробраться на Вампоа и дать им знать, что здесь происходит. Оттуда быстрая лорча смогла бы предупредить наш флот у Гонконга. На тот случай, если нас окружат и отрежут от реки, как в прошлый раз.

– Отличная идея! – поддержал его Вивьен, человек высокого роста, с бледным лицом и вдрызг пьяный. – Давайте все пойдем добровольцами. Кто плеснет мне еще виски? Вот спасибо, дружок.

Тут все опять заговорили хором и начали спорить о том, кто должен пойти добровольцем, и лишь через некоторое время Струану удалось их утихомирить.

– Это была идея мистера Эликсена. Если он не возражает, почему не предоставить ему эту честь?

Все высыпали в сад и оттуда наблюдали, как Струан и Брок проводили Эликсена через площадь к лорче, которую Струан отдал в его распоряжение. Знаменосцы не обратили на них никакого внимания, если не считать издевательского смеха и тыканья пальцами в их сторону.

Лорча заскользила вниз по течению.

– Может быть, мы видим этого парня в последний раз, – заметил Брок, провожая ее взглядом.

– Не думаю, что они его тронут. Иначе я ни за что не отпустил бы его.

Брок хмыкнул:

– Для иностранца он как будто малый ничего. – Вместе с Гортом он направился в свою факторию. Остальные торговцы заспешили к себе.

Струан расставил вооруженную охрану в саду и у задней двери фактории, которая выходила на Хог-стрит. Когда каждый занял отведенное ему место, он поднялся к себе наверх.

Мэй-мэй в спальне не было. А Гип тоже.

– Где мисси?

– Моя знать нет, масса. Моя колова чилло видеть нет никак.

Он обшарил каждый уголок здания, но Мэй-мэй и ее служанка исчезли, растаяли бесследно, словно никогда и не появлялись в этом доме.

Глава 5

Струан спустился в сад. Время близилось к полуночи. Воздух застыл неподвижно, наполненный гнетущей тишиной. Струан знал, что большинство торговцев сейчас спят в одежде, положив оружие рядом с собой. Сквозь щель в воротах парка он посмотрел на знаменосцев. Некоторые из них спали, другие негромко переговаривались у костра, разожженного на площади. Ночь была холодной. По реке скользили редкие тени.

Струан отошел от ворот и начал в раздумье бродить по парку. Куда же, черт побери, подевалась Мэй-мэй?! Он был уверен, что она не стала бы покидать поселение без особой на то причины. Может быть, ее сумели как-то выманить наружу. Может быть… Дьявольщина! – оборвал он себя, не смей даже думать об этом. Но он знал, что богатейший военачальник Китая, увидев ее хотя бы раз, не колеблясь ни секунды, постарался бы завладеть ею – силой, если понадобится.

Через боковую стену парка переметнулась тень, и в то же мгновение в руке Струана блеснул нож.

Это оказался незнакомый ему китаец – низенький, тщедушный человечек со сломанными зубами, лицо которого вытянулось и пожелтело от курения опиума. Дрожащей рукой он протянул Струану лист бумаги. На бумаге стоял оттиск печати Жэнь-гуа, его личной печати, которой он пользовался только для больших контрактов и документов особой важности.

– Масса, – мягко произнес китаец, – твоя ходить моя следом. Один.

Струан колебался. Выходить ночью из-под защиты стен поселения, да еще одному, было опасно. Более того, безрассудно.

– Нет можно. Жэнь-гуа сюда ходить можно.

– Нет мозна. Ходить моя следом. – Китаец ткнул пальцем в печать. – Жэнь-гуа хотеть, быстла лаз-лаз. Да-да, быстла.

– Завтра, – сказал Струан.

Китаец покачал головой:

– Сичас. Лаз-лаз, ясна?

Струан понимал, что печать Жэнь-гуа могла попасть в чужие руки и все это легко может оказаться ловушкой. В то же время он не осмеливался взять с собой Маусса или кого-то другого из своих людей, потому что его встреча с Жэнь-гуа должна была пройти втайне от всех. И чем скорее он увидит старика, тем лучше.

Он внимательно рассмотрел бумагу при свете фонаря и убедился, что печать настоящая.

– Можно, – кивнул он наконец.

Китаец подвел его к боковой стене и перебрался на ту сторону. Струан последовал за ним, готовый в любой миг отразить предательское нападение. Китаец заторопился вдоль стены и повернул на Хог-стрит. К своему глубокому изумлению, Струан увидел, что улица совершенно пуста. Тем не менее он все время ощущал на себе пристальный взгляд чьих-то невидимых глаз.

В конце Хог-стрит китаец повернул на восток. Там их ожидали два паланкина с занавешенными окнами. Стоявшие рядом носильщики дрожали от страха.

Их ужас еще больше усилился, когда они увидели Струана.

Шотландец забрался в один паланкин, его проводник – в другой. Кули тут же подхватили их и засеменили по улице Тринадцати Факторий. Затем они повернули на юг, в узкий, пустынный переулок, где Струан никогда раньше не был. Очень быстро он потерял всякое направление, а потому откинулся на спинку сиденья, проклиная себя за глупость. Однако при этом какая-то часть его сознания радостно предвкушала встречу с опасностью. Через некоторое время кули остановились в узком грязном проходе между высокими, глухими стенами домов. По проходу, заваленному гниющим навозом, в поисках пищи рыскала паршивая собака.

Проводник дал носильщикам деньги и, подождав, когда они растворятся в темноте, постучал в неприметную низкую дверь. Дверь открылась, и он отошел в сторону, пропуская Струана вперед. Струан знаком приказал ему входить первым, потом настороженно последовал за ним и оказался в вонючей конюшне, где его ждал другой китаец с фонарем в руке. Новый провожатый молча повернулся и, не оглядываясь, зашагал к двери в дальнем конце. Из конюшни они попали на огромный склад, поднялись наверх по шатким ступеням, потом по другой лестнице спустились еще на один склад. В темноте под ногами сновали крысы.

Струан знал, что они находятся где-то недалеко от реки – его чуткое ухо уловило плеск воды и поскрипывание швартовых. Готовый к любым неожиданностям, он пробирался между тюками, мешками и ящиками, придерживая ладонью рукоятку ножа, лезвие которого спрятал в рукаве.

Человек с фонарем нагнулся, проходя под какими-то ящиками, и подвел его к полускрытой двери в стене. Он тихо постучал, потом открыл ее.

– Халлоа, тайпан, – раздался голос Жэнь-гуа. – Долго, однако, не виделись.

Струан вошел. Это оказался еще один склад, тускло освещенный свечами и весь заставленный дощатыми ящиками и заваленный покрытыми плесенью рыболовными сетями.