Текст книги "Война Калибана"

Глава 4. Бобби

Контузия отозвалась яростным гулом в ушах и болью. Бобби моргнула, пытаясь разогнать туман и сообразить, где она. Ее сводили с ума пятна перед глазами. Гул превратился в гудки аварийной системы скафандра. Перед лицом вспыхивали цветные огоньки: компьютер посылал сигналы, но прочесть их она не могла. Шла перезагрузка, и тревожные гудки раздавались непрерывно. Бобби попробовала шевельнуть рукой и выяснила, что слабость слабостью, но она не парализована и не закована в лед. Противоударный гель вернулся в жидкое состояние.

Что-то двигалось за окошком лицевого щитка. Чья-то голова появлялась и пропадала из вида. Щелчок: кто-то подключился к наружному порту скафандра. Значит, свой, скачивает показания о ранениях.

Молодой мужской голос в наушниках шлемофона проговорил:

– Вот ты где, сержи[4]4
  Серж – сокращение от «сержант».


[Закрыть]. Нашли мы тебя. Все о’кей, только потерпи.

Человек еще не кончил говорить, когда Бобби снова вырубилась.

* * *

Она очнулась, обнаружив, что качается на носилках, а вокруг тянется длинный белый тоннель. Скафандра на ней уже не было. Бобби испугалась: вдруг медтехники, чтоб не тратить время, не стали снимать его по правилам, а разнесли по швам и суставам? Такой способ помогал быстро освободить раненого от четырехсот кило бронирования, но уничтожал доспех безвозвратно. Бобби охватило острое чувство вины перед верным старым скафандром.

Секундой позже она вспомнила, что у нее на глазах разнесли на куски весь взвод, и грусть по скафандру показалась мелочной и постыдной.

Толчок носилок отдался в позвоночнике ударом молнии и отбросил ее обратно в темноту.

* * *

– Сержант Драпер, – сказал кто-то.

Бобби хотела открыть глаза, но не смогла. Веки весили по тысяче кило, и одна эта попытка отняла все ее силы. Она попробовала ответить и устыдилась своего невнятного, будто пьяного, бормотания.

– Она в сознании, но едва-едва, – проговорил над ней низкий, мелодичный мужской голос, полный тепла и заботы. Бобби хотелось, чтобы голос продолжал звучать, чтобы убаюкал ее. Другой голос – женский, резкий – ответил:

– Дадим ей отдохнуть. Полностью приводить ее в сознание пока опасно.

Первый голос сказал:

– Даже если это ее убьет, мне нужно поговорить с нею, и сейчас же. Так что дайте ей все, что для этого требуется.

Бобби улыбнулась про себя: смысл слов до нее не доходил, она воспринимала только ласковый, теплый тон. Хорошо, когда о тебе заботится такой человек. Она начинала засыпать, темнота казалась старым добрым другом.

Белый огонь прострелил позвоночник, и Бобби села на кровати, бодрая как никогда. Это было похоже на впрыскивание «сока» – медикаментозного коктейля, который поддерживал космонавтов в ясном сознании при маневрах на высоких перегрузках. Бобби открыла глаза и сразу зажмурилась: яркое освещение комнаты чуть не прожгло глазницы.

– Приглушите свет, – выдавила она. Слова шепотом вырывались из сухого горла. Красное пламя, просачивающееся сквозь сомкнутые веки, померкло, но, когда она снова попыталась открыть глаза, свет был все еще слишком ярок. Кто-то, взяв ее за руку, помог удержать чашку.

– Справитесь? – спросил приятный голос.

Бобби, не отвечая, поднесла чашку к губам и двумя жадными глотками выпила воду.

– Еще. – На этот раз ее голос прозвучал почти нормально. Судя по звуку, кто-то откатил кресло и прошагал от кровати по кафельному полу. Бросив короткий взгляд, Бобби поняла, что она в больничной палате. Мягко гудели медицинские аппараты, запахи мочи и антисептика боролись между собой. Бобби смущенно осознала, что запах мочи исходит от нее. Ненадолго включился кран, затем шаги вернулись. Ей в руку снова вложили чашку. Теперь она пила понемногу, задерживая воду во рту, прежде чем проглотить. Вода была восхитительно прохладной.

Когда Бобби допила, голос спросил:

– Еще?

Она помотала головой:

– Может, потом, – и спросила: – Я ослепла?

– Нет. Вы получили фокусирующее средство в сочетании с сильными амфетаминами. Поэтому зрачок максимально расширен. Я не догадался приглушить свет, прежде чем вас будить.

Голос все еще был полон доброты и тепла. Бобби хотелось увидеть лицо говорящего, и она рискнула чуть приоткрыть один глаз. Свет уже не обжигал, но по-прежнему причинял дискомфорт. Обладатель приятного голоса оказался очень высоким, худым мужчиной в форме флотской разведки. У него было узкое, сухое лицо – кости черепа словно просились наружу. Улыбаясь, человек ограничивался легким движением уголков рта, и это испугало Бобби.

– Сержант артиллерии Роберта В. Драпер, экспедиционные силы Марса, – произнес он. Голос настолько противоречил его внешности, что Бобби показалось: она смотрит дублированный фильм, где звучит голос не актера, а переводчика.

Прошло несколько секунд, и Бобби, ничего больше не услышав, подтвердила:

– Да, сэр. – Взглянув на нашивки, она поправилась: – Капитан.

Оба глаза теперь открылись, но в теле сохранилось странное звенящее ощущение: все члены словно бы онемели и дрожали одновременно. Так и хотелось поерзать в постели.

– Сержант Драпер, я – капитан Торссон, и я должен вас допросить. Мы потеряли весь ваш взвод. На Ганимеде два дня шли бои местного значения между ООН и войсками Марсианской Республики Конгресса. Это, по последним данным, обошлось в пять с лишним миллиардов долларов ущерба, нанесенного инфраструктуре, и привело к гибели почти трех тысяч военных и гражданских лиц.

Он снова выдержал паузу, разглядывая ее прищуренными, по-змеиному блестящими глазами. Бобби, не зная, какого ответа он ждет, повторила:

– Да, сэр.

– Сержант Драпер, почему ваш взвод открыл огонь и уничтожил пост ООН у четырнадцатого купола?

Вопрос был настолько абсурден, что несколько секунд Бобби силилась понять, что за ним стоит.

– Кто приказал открыть огонь и почему?

Не мог же он спрашивать, почему ее люди начали бой? Он что, не знает про монстра?

– Вы не знаете про монстра?

Капитан Торссон не шевельнулся, но уголки его рта строго опустились, а лоб навис над переносицей.

– Монстр, – повторил он голосом, в котором не осталось ни капли тепла.

– Сэр, какой-то монстр… мутант… что-то атаковало пост ООН. Ооновцы спасались от него, бежали к нам. Мы в них не стреляли. Это… оно убивало их, а потом оно убило нас, – проговорила Бобби, подавила приступ рвоты и проглотила кислое во рту. – То есть всех, кроме меня.

– Сержант, я дам вам второй шанс. До сих пор у вас было образцовое досье. Вы прекрасный солдат. Один из лучших в десанте. Вы не хотите начать заново?

Он взял диктофон и, выразительно глянув на нее, поднес руку к кнопке «стереть».

– Думаете, я лгу? – спросила она. Зуд в теле разрядился во вполне реальное желание: руки чесались дотянуться до надменного ублюдка. – Мы все в него стреляли. В прицельных камерах всего взвода должны остаться кадры, как эта тварь убивает солдат ООН, а потом атакует нас. Сэр.

Торссон качнул головой – это походило на взмах топора – и совсем сощурил глаза.

– Мы не получили съемок боя от взвода и вообще никаких сведений…

– Их глушили, – перебила Бобби. – У меня тоже радиосвязь пропала, когда я приблизилась к монстру.

Торссон продолжал, словно его не перебивали:

– …а все камеры с записями пропали, когда на купол рухнуло орбитальное зеркало. Вы оказались вне района падения, но ударная волна отбросила вас почти на четверть километра. Мы долго вас искали.

«Все камеры с записями пропали». Как бесстрастно это звучит. Каждый боец из взвода Бобби обратился в пар и брызги под ударом двух тысяч тонн упавшего с орбиты зеркала. Монитор тихо, тревожно загудел, но никто не обратил на него внимания, и Бобби тоже не стала оборачиваться.

– Мой скафандр, сэр. Я тоже в него стреляла. Видео должно сохраниться.

– Да, – ответил Торссон, – мы обследовали видеожурнал вашего скафандра. Одни помехи.

Как в дурном ужастике, думала Бобби. Героиня видела монстра, но никто ей не верит. Она представила себе второй акт: позорный военный трибунал – и воздаяние по заслугам в третьем, где снова появляется монстр, пожирающий всех недоверчивых…

– Постойте – сказала она. – У вас какой деархиватор? У меня скафандр старой модели, на нем видеоархиватор версии пять-один. Скажите техникам, и пусть попробуют еще раз.

Торссон несколько секунд смотрел на нее, потом достал свой терминал и с кем-то связался.

– Пусть в палату принесут скафандр сержанта Драпер. И набор видеоаппаратуры с ним.

Убрав терминал, он послал Бобби очередную жутковатую улыбку.

– Признаюсь, сержант, мне чрезвычайно любопытно, что вы намерены мне показать. Если это просто уловка, вы выиграете всего несколько минут.

Бобби не ответила, но страх перед Торссоном наконец сменился злостью, которая перешла в обиду. Она подтянулась на узкой госпитальной койке и перевернулась, села на край, отбросив в сторону одеяло. Перед ее крупным телом мужчины обычно либо робели, либо заводились. В любом случае им делалось неловко. Она чуть придвинулась к Торссону и с удовлетворением увидела, что он ровно настолько же отодвинул свое кресло.

По его раздраженному лицу ясно было, что Торссон отлично понял, чем занимается собеседница, и отвернулся, чтобы не видеть ее улыбки.

Дверь открылась, пара техников вкатили стойку с ее скафандром. Он остался в целости. Они не попортили костюм, снимая с нее. К горлу подступил комок. Бобби сглотнула. Перед этим паяцем Торссоном она слабости не покажет.

Паяц ткнул пальцем в одного из техников.

– Вы. Ваше имя?

Молодой техник четко отсалютовал:

– Мичман электриков Мат Сингх, сэр.

– Мистер Сингх, сержант Драпер утверждает, что на ее скафандре установлен видеоархиватор иной модели, нежели на новых, и потому вы не сумели считать данные. Это так?

Сингх хлопнул себя по лбу.

– Черт! Ну да, я не подумал… это же старый «Голиаф-три». Когда начали выпуск четвертой модели, встроенные программы полностью переписали. Совсем другая система хранения видео. Ох, какой же я дурак…

– Именно так, – перебил Торссон. – Сделайте все необходимое для просмотра видео, сохраненного этим скафандром. Чем скорее вы управитесь, тем меньше времени у меня будет для размышлений о вашей некомпетентности и вызванной ею задержке.

Сингх, надо отдать ему должное, не ответил. Он тотчас подключил костюм к монитору и взялся за работу. Бобби скользила взглядом по своему скафандру. Было много царапин и вмятин, но серьезных повреждений она не заметила. Ей ужасно хотелось надеть его, после чего объяснить Торссону, куда тот может засунуть свои манеры.

Руки и ноги снова задрожали. Что-то трепетало в горле, словно там билось сердце маленького зверька. Ее пульс. Она попыталась что-то сказать, но техник уже сжал кулак, показывая своему помощнику: готово.

– Есть, сэр, – сообщил Сингх и начал обратную перемотку. Бобби всматривалась, как могла, но картинка расплывалась. Она потянулась к плечу Торссона, чтобы привлечь его внимание, но почему-то промахнулась и только сунулась вперед. «Вот, опять», – успела подумать она в краткий миг невесомости перед беспамятством.

* * *

– Черт побери, – процедил резкий голос. – Я вас предупреждала. У нее внутренние повреждения и сильная контузия. Нельзя было разгонять ее на полную скорость, да еще допрашивать. Это безответственность. Преступная безответственность, чтоб вас!

Бобби открыла глаза. Она снова лежала в постели. Торссон сидел в кресле рядом. Одетая в госпитальную форму коренастая блондинка с разгоревшимся от возмущения лицом стояла в ногах кровати. Заметив, что Бобби очнулась, она придвинулась ближе и взяла ее за руку.

– Сержант Драпер, постарайтесь не двигаться. Вы упали и разбередили кое-какие раны. Мы все наладили, но теперь вам нужен отдых.

Говоря, врач смотрела на Торссона и выражением лица ставила после каждой фразы восклицательные знаки. Бобби кивнула доктору – голова была словно миска с водой при меняющемся направлении тяги. Не больно, но это, вероятно, потому, что ее накачали всеми анальгетиками, какие только нашлись в медотсеке. – Содействие сержанта Драпер было необходимо. – В чарующем голосе Торссона не прозвучало и намека на извинение. – Благодаря ей мы, возможно, оказались спасены от открытой войны с Землей. Рисковать своей жизнью ради спасения других более или менее входит в обязанности Роберты.

– Не называйте меня Робертой, – процедила Бобби.

– Серж, – поправился Торссон. – Я сочувствую вашим потерям. И приношу извинения, что не поверил вам сразу. Благодарю вас за то, что вы реагировали столь профессионально и тем самым помогли избежать серьезной ошибки.

– По-моему, вы – дрянь, – сообщила Бобби.

– Такая у меня работа, солдат.

Торссон встал.

– Отдыхайте. Мы отправим вас, как только вы сможете перенести полет.

– Отправите? Обратно на Марс?

Торссон не ответил. Он кивнул врачу и вышел. Блондинка нажала одну из кнопок над койкой Бобби, и что-то холодное укололо ее в предплечье. Свет погас.

* * *

Желе. Интересно, почему в госпиталях вечно пичкают желатином?

Бобби с отвращением тыкала вилкой в дрожащий зеленый холмик на тарелке. Она наконец оправилась достаточно, чтобы поесть по-настоящему, но эта мягкая прозрачная еда, которую ей принесли, казалась все менее аппетитной. Даже насыщенная белками и углеводами жижа, выдаваемая за похлебку на большинстве кораблей флота, представлялась сейчас более соблазнительной. А если бы грибное жаркое под соусом, да с кускусом на гарнир…

Дверь палаты скользнула в сторону, и ее врач (Бобби уже знала, что блондинку зовут Триша Пикон, хотя все называли ее «доктор Триш») вошла вместе с капитаном Торссоном и еще одним, неизвестным ей, мужчиной. Торссон одарил ее своей страшноватой улыбкой, но Бобби уже знала, что у него просто лицо так устроено. Словно для нормальной улыбки недоставало каких-то мускулов. Незнакомец был в форме флотского капеллана неопределенной религиозной принадлежности.

Первой заговорила доктор Триш:

– Хорошая новость, Бобби. Завтра мы тебя выписываем. Как самочувствие?

– Нормально. Есть хочется, – ответила Бобби, снова ткнув вилкой в желе.

– Мы постараемся раздобыть тебе настоящей еды. – Доктор Триш улыбнулась и покинула палату.

Торссон указал на капеллана.

– Это капитан Мартенс. Он летит с нами. Я оставлю вас вдвоем – познакомьтесь.

Торссон вышел, не дав Бобби ответить, а Мартенс плюхнулся в кресло у ее койки и протянул руку.

– Привет, сержант, – начал он, – я…

– Когда я подчеркивала «нет» в форме 2790 о вероисповедании, я не шутила, – оборвала его Бобби.

Мартенс улыбнулся. Ни резкий ответ, ни ее агностицизм, как видно, не задели капеллана.

– Я здесь не по религиозным делам, сержант. У меня образование психолога по травмам, а поскольку вы стали свидетелем гибели всех людей из вашего взвода и сами чуть не погибли, капитан Торссон и ваш врач решили, что вам нужен я.

Бобби хотела отмахнуться, но помешал вставший в груди ком. Она скрыла болезненное ощущение, глотнув воды, и сказала:

– Я хорошо себя чувствую. Спасибо, что пришли.

Мартенс откинулся в кресле, продолжая улыбаться.

– Если бы вы действительно хорошо себя чувствовали после случившегося, я бы решил, будто с вами что-то не так. А сейчас вас кидают в ситуацию, непростую для чувств и разума. На Земле вы не сможете позволить себе такой роскоши, как эмоциональный срыв или посттравматическая стрессовая реакция. Нам предстоит много поработать…

– На Земле? – Бобби отшатнулась, как от удара. – Стойте-стойте! Зачем мне на Землю?

Глава 5. Авасарала

Крисьен Авасарала, помощник госсекретаря исполнительной администрации, сидела в конце стола. На ней было оранжевое сари: единственное яркое пятно среди серого-лубой военной формы собравшихся. Остальные семеро участников совещания возглавляли те или иные рода войск ООН и все были мужчинами. Она знала их имена, карьеру и психологические профили, уровень платежеспособности, политические пристрастия и партнеров по постели. Вдоль черной стены, мучительно застыв, словно застенчивые подростки на танцплощадке, выстроились помощники и свита. Авасарала украдкой вытащила из сумочки фисташку, тихонько щелкнула скорлупой и забросила в рот соленое ядрышко.

– Все встречи с командованием Марса придется отложить до стабилизации положения на Ганимеде. До того официальные дипломатические переговоры только подтвердят, что мы принимаем новый статус-кво. – Говорил адмирал Нгайен, младший из присутствующих. Этакий коршун. И с сознанием собственной важности, свойственным многим успешным молодым людям.

Генерал Адики-Сандовал кивнул бычьей головой.

– Согласен. Мы здесь должны думать не только о Марсе. Если Альянс Внешних Планет сочтет нас слабыми, это вызовет всплеск террористической активности.

Майк Эджи из дипломатического корпуса откинулся в кресле и беспокойно провел по губам языком. Зализанные к затылку черные волосы и вытянутое вперед лицо придавали ему сходство с человекообразной крысой.

– Джентльмены, я должен возразить…

– Разумеется, вы должны, – сухо вставил генерал Нетлфорд. Эджи проигнорировал его реплику.

– В данный момент встреча с Марсом – необходимый первый шаг. Если мы начнем выставлять предварительные условия и создавать препятствия, то это не только отнимет больше времени, но даже может спровоцировать возобновление враждебных действий. Если же мы сумеем снизить напряженность, спустить пар…

Адмирал Нгайен, сохраняя каменное лицо, кивнул и заговорил светским тоном:

– У вас, дипломатов, все метафоры – из века паровых машин?

Авасарала хихикнула вместе со всеми. Она тоже была невысокого мнения об Эджи.

– Марс уже наращивает вооружение, – сказал генерал Нетлфорд. – Мне видится, что лучшим ходом для нас будет вернуть Седьмой с Цереры. Поджарим им пятки. Пусть часы тикают: посмотрим, решатся ли тогда марсиане задержаться на Ганимеде.

– Вы имеете в виду – передвинуть корабли в систему Юпитера? – спросил Нгайен. – Или к Марсу?

– Все, что движется в сторону Земли, будет приближаться и к Марсу, – напомнил Нетлфорд.

Авасарала прокашлялась.

– У вас есть что-нибудь новое по инициатору нападения?

– Им занимаются техники, – ответил ей Нетлфорд, – и, кстати, об этом: если Марс испытывает на Ганимеде новую технику, мы не можем позволить им задавать темп, мы должны вывести на доску что-нибудь и с нашей стороны.

– Но ведь это была протомолекула? – спросил Эджи. – Я имею в виду то, что привело к падению Эроса.

– Этим занимаются, – довольно сдержанно ответил Нетлфорд. – Есть некое общее сходство, но есть и существенная разница. В отличие от Эроса, оно не распространяется. Население Ганимеда не изменилось, как изменились люди на Эросе. Судя по спутниковым снимкам, похоже на то, что оно вторглось на территорию марсиан и там самоликвидировалось или было уничтожено извне. Если оно и связано с Эросом, то технику с прошлого раза отточили.

– Итак, Марс владеет образцом и использует его как оружие, – резюмировал адмирал Соутер. Он был немногословен, и Авасарала всегда забывала, какой высокий у него голос.

– Это возможно, – признал Нетлфорд. – Весьма возможно, но и только.

– Слушайте, – с самодовольной улыбочкой, словно ребенок, добившийся своего, заговорил Нгайен. – Я понимаю, что первый ход остался за ними, но надо обсудить, в каких пределах можно нанести ответный удар. Если идет гонка за большим призом, ждать, скорее всего, будет не умнее, чем выброситься из шлюза.

– Надо соглашаться на встречу с Марсом, – сказала Авасарала.

Стало тихо. Нгайен помрачнел.

– Это?.. – начал он и не закончил вопроса. Авасарала видела, как переглядываются мужчины. Она достала из сумочки еще одну фисташку, съела ядрышко и спрятала скорлупу. Эджи неумело пытался скрыть радость. Надо бы наконец разузнать, кто какие кнопки нажал, пробив его в представители дипломатического корпуса. Выбор – хуже не придумаешь.

– Трудно будет обеспечить безопасность, – отозвался Нетлфорд. – Мы не допустим их корабли за оборонительный периметр.

– Ну, выставлять условия мы им не позволим. Если встреча состоится, то здесь, на нашей территории.

– Остановить их на приличном расстоянии и пересадить на свой транспорт?

– На такое они никогда не согласятся.

– Стоит сперва узнать, согласятся или нет.

Авасарала тихонько поднялась и направилась к двери. Ее личный секретарь, молоденький европеец по имени Сорен Коотвальд, отлепился от дальней стены и последовал за ней. Генералы предпочли не заметить ее ухода, а может, так увлеклись новыми, подкинутыми ею, проблемами, что и вправду не заметили. В любом случае военным не меньше хотелось избавиться от нее, чем Авасарале – от них.

Коридоры комплекса ООН в Гааге были широкими и чистыми, сдержанный декор напоминал музейную диораму португальских колоний 1940-х годов. Авасарала задержалась у утилизатора органических отходов и принялась вытряхивать из сумочки скорлупу.

– Что дальше? – спросила она.

– Совещание с мистером Эрринрайтом.

– А потом?

– Мистон Грэвис – по поводу Афганистана.

– Отмените.

– Что ему сказать?

Авасарала отряхнула ладони над контейнером и быстро прошагала к центральному холлу с лифтами.

– Пошлите на фиг, – посоветовала она. – Напомните, что Афганистан сопротивлялся внешнему контролю с тех времен, как мои предки дали пинка англичанам, если не дольше. Как только я придумаю, что с этим делать, я дам ему знать.

– Да, мэм.

– И еще мне нужна последняя сводка по Венере. Новейшая. И у меня нет под рукой профессора для перевода, так что, если она не будет составлена простым, вразумительным языком, гоните обормота в шею и найдите на его место человека, умеющего писать.

– Да, мэм.

Кабина лифта, поднимавшегося от общих залов и комнат для переговоров к кабинетам, ослепляла глаз блеском стали. Внутри свободно могли бы отобедать четверо. Распознав вошедших, кабина двинулась вверх, бережно перенося их с уровня на уровень. Бинненхоф[5]5
  Бинненхоф – комплекс правительственных зданий в центре Гааги.


[Закрыть]за окнами словно съежился, а большой муравейник Гааги раскинулся по земле под непорочно-голубым небом. Стояла весна, снег, накрывавший город с декабря, наконец сошел. Далеко внизу над улицами кружили голуби. На планете жило тридцать миллиардов человек, но голубей они так и не вытеснили.

– Все эти мужики – петухи, – процедила Авасарала.

– Простите? – переспросил Сорен.

– Генералы. Все они – педерасты.

– Я думал, только Соутер…

– Я не о том, что они спят с другими мужчинами. А о том, что все эти петухи – мужчины. Когда в последний раз женщина возглавляла вооруженные силы? На моей памяти – ни разу. И теперь мы расхлебываем последствия того, что бывает, когда в политике перебор тестостерона. И кстати: свяжитесь с Аннет Рабир из обеспечения. Я не доверяю Нгайену. Если он заведет переписку с кем-то из Генеральной Ассамблеи, я должна знать.

Сорен закашлялся.

– Простите, мэм. Вы поручаете мне слежку за генералом Нгайеном?

– Нет, всего лишь проверку всех сетевых переговоров, причем интересует меня только кабинет Нгайена.

– Конечно. Простите, недопонял.

Лифт прошел мимо окон с видом на город и скрылся в темной шахте уровня личных кабинетов. Авасарала хрустнула суставами пальцев.

– Да, и между прочим, – сказала она, – это ваша собственная инициатива.

– Да, мэм. Я тоже об этом подумал.

Человека, не знавшего Авасаралу лично, ее кабинет обманул бы непритязательной обстановкой. Он располагался на восточной стороне здания, с которой обычно начинали путь наверх мелкие чиновники. У нее было окно с видом на город, но не угловое. Матово-черный экран видео, занимавший большую часть южной стены, не включался без необходимости. Остальные стены были отделаны потертыми бамбуковыми панелями. Узор на ковровом покрытии кое-как скрывал пятна. Единственными украшениями служили маленький алтарь с глиняной фигуркой Гаутамы Будды у письменного стола и ваза резного хрусталя с цветами. Букет каждый четверг присылал ее муж Арджуна. В комнате пахло свежими цветами и застарелым трубочным дымом, хотя Авасарала никогда здесь не курила и не помнила, чтобы курил кто-то другой. Она подошла к окну. Внизу распростерся город из бетона и древнего камня.

В темнеющем небе горела Венера.

За двенадцать лет, проведенных ею за этим столом, в этом кабинете, все вокруг изменилось. Когда-то союз между Землей и ее подрастающим братом казался вечным и нерушимым. Пояс был незначительной неприятностью и пристанищем мелких преступников и бунтарей, которых проще казалось потерять при корабельной аварии, чем доставлять в суд. Человечество считало себя одиноким во Вселенной.

А потом секретные исследования на Фебе, залетном спутнике Сатурна, выявили оружие, посланное из чужой солнечной системы в эпоху, когда земная жизнь была не более чем любопытной идеей в жидкой молекулярной пленке. После этого могло ли что-либо остаться прежним?

И все же кое-что осталось. Да, Земля с Марсом так и не решили: верные они союзники или смертельные враги. Да, АВП – Хезболла[6]6
  В переносном смысле – серьезная террористическая организация, постоянная угроза.


[Закрыть] вакуума – норовил стать серьезной политической силой на внешних планетах. Да, искусственная молекула, предназначенная для перестройки примитивной биосферы Земли, вместо этого загнала блудный астероид в облака Венеры и принялась там за неведомые никому дела.

Но весна приходила по-прежнему. По-прежнему накатывали и отступали избирательные кампании. Вечерняя звезда по-прежнему освещала индиговые небеса ярче, чем все огни земных городов. В иные дни это внушало уверенность.

– Мистер Эрринрайт, – сообщил Сорен.

Пока Авасарала оборачивалась к настенному экрану, тот ожил. Округлое мягкое лицо Садавира Эрринрайта было темнее, чем у нее. Такое, как у него, лицо показалось бы уместным где-нибудь в Пенджабе, зато его голос сочился холодным, рассудочным британским юмором. Где бы он ни находился, за его спиной горел яркий дневной свет. Изображение на экране подрагивало, подбирая баланс света и тени: Эрринрайт представлялся то темным пятном в полутемном кабинете, то фигурой, окруженной нимбом света.

– Надеюсь, совещание прошло благополучно?

– Нормально, – ответила она. – Мы продвинулись к встрече с марсианами. Сейчас там обсуждают меры безопасности.

– Пришли к согласию?

– Да, после того как я подсказала, с чем нужно соглашаться. Марсиане посылают на встречу с чиновниками ООН своих первых представителей – с извинениями, а также для обсуждения вопроса о нормализации отношений и возвращении Ганимеда, и прочее, и прочее. Все верно?

– Не уверен, согласится ли с этим марсианская сторона, – заметил он.

– Возразить они не смогут. Я разослала пресс-релиз с картелем[7]7
  Картель – в международном праве: договор между воюющими сторонами. – Прим. ред.


[Закрыть] и угрозой в последнюю минуту отменить встречу. Остросюжетная драма – это прекрасно. Более чем прекрасно: она отвлекает внимание. Только не позволяйте Пузырь-башке заводить речь о Венере и Эросе.

Эрринрайт почти непроизвольно отпрянул.

– Прошу вас, не называйте Генерального секретаря Пузырь-башкой.

– А почему бы и нет? Я называла его так в глаза, и он не возражал.

– Он понял, что вы шутите.

– Это потому, что голова у него совсем пустая. Запретите ему заговаривать о Венере.

– А о видеосъемке?

Законный вопрос. То, что спровоцировало атаку на Ганимеде, начало с района, контролировавшегося Объединенными Нациями. Если закулисные сплетни не лгут, марсиане располагали только кадрами, отснятыми камерой одного боевого скафандра. В распоряжении Авасаралы были семь минут видео сорока камер с высоким разрешением, на котором нечто убивало лучших людей Земли. Даже если марсиан удастся отговорить от разглашения, замолчать это будет трудновато.

– Дайте мне время до встречи, – попросила Авасарала. – Посмотрим, что они скажут и как скажут, тогда я и решу, что делать. Если это – оружие марсиан, они выдадут себя, начав игру.

– Понимаю, – протянул Эрринрайт, всем видом показывая, что не понял.

– При всем уважении к вам, сэр, – сказала она, – пока это должно остаться между Землей и Марсом.

– Нужна ли нам остросюжетная драма, разыгрываемая двумя главными вооруженными силами системы? Как вам, собственно, это представляется?

– Сообщение Майкла Джона де Утюрбе о возрастании активности на Венере я получила почти одновременно с началом боевых действий на Ганимеде. Если Венера забеспокоилась, едва что-то случилось, чертовски похоже, что на Ганимеде проявила себя протомолекула. В том-то и дело.

Авасарала выдержала многозначительную паузу, прежде чем продолжать. У Эрринрайта задвигались глазные яблоки, словно он читал написанные в воздухе строки. Для него это было признаком глубокой задумчивости.

– Мы и прежде бряцали саблями, – напомнила Авасарала, – и ничего, выжили. Военная угроза – известная величина. У меня папка на девятьсот страниц: анализ возможного конфликта с Марсом, план действий – и среди них четырнадцать различных сценариев на случай столкновения с неизвестной новой технологией. А вот в папке, приготовленной на случай, если нечто явится с Венеры, три странички, и в пункте первом значится: «Обратиться к Богу».

Эрринрайт сохранял серьезность. Авасарала слышала за спиной молчание Сорена, в котором сквозило беспокойство сильнее обычного. Она открыто выложила свои страхи на стол.

– Три версии, – тихо перечисляла она. – Первая: это работа Марса. Тогда у нас будет просто война, с войной мы справимся. Вторая: это сделал кто-то другой. Неприятный и опасный вариант, но разрешимый. Третье: оно возникло само по себе. И тогда мы остаемся с пустыми руками.

– Вы не собираетесь добавить новые страницы в ту тощую папку? – Вопрос Эрринрайта прозвучал легкомысленно. Сам Эрринрайт, однако, легкомысленным отнюдь не был.

– Нет, сэр. Я собираюсь выяснить, с какой из трех возможностей мы имеем дело. Если с одной из двух первых, я решу проблему.

– А если с третьей?

– Уйду в отставку, – ответила она, – и вы сможете назначить на это дело другого болвана.

Эрринрайт знал ее достаточно давно, чтобы уловить шутку. Он улыбнулся и рассеянно потянул себя за галстук. Он полностью разделял ее опасения, но незнакомый человек не догадался бы.

– Это удавка. Мы не можем позволить конфликту на Ганимеде слишком разгореться.

– Это не главное, – возразила Авасарала. – Без моего разрешения никто войну не начнет.

– Вы хотите сказать: без приказа военного министра, подтвержденного голосованием Генеральной Ассамблеи.

– Когда отдать приказ, я ему подскажу, – сказала она, – но передадите вы сами. У него яйца отвалятся, если он услышит это от бабульки вроде меня.

– Ну, такого мы, конечно, не допустим. Держите меня в курсе, если что-то узнаете. Я поговорю с пишущей-вещающей братией и позабочусь, чтобы в его заявлении не было подтекста.

– А за утечку видео атаки виновник ответит передо мной, – добавила она.

– Если утечка случится, ответственный за нее будет обвинен в государственной измене, предстанет перед трибуналом и отправится в лунную каторжную колонию пожизненно.

– Более или менее так.

– Не пропадайте из вида, Крисьен. Времена трудные; чем меньше сюрпризов, тем лучше.